Текст книги "Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает"

Глава 18

Пенелопа разбудила Евдокию.

– Дуняша, пора вставать, – нежно прошептала она. – Леонид Павлович приказал, чтобы ты не спала позже, чем до одиннадцати.

– А сейчас сколько?

– Уже двенадцать, – горестно морща кривое лицо ответила Пенелопа и сообщила: – Тут страшное что-то творилось. Я даже рада, что ты спала.

Евдокия подпрыгнула на кровати:

– Был сканадал?

Пенелопа кивнула:

– Был скандал. Еле отбилась. Леонид Павлович сильно ругался. Он недоволен.

– Бродягой?

– Да, я закрыла его в чулане, но пес как-то выбрался и самовольно залез в твой садик.

– И поломал цветы? – ужаснулась Евдокия.

– Нет, но вывозился в земле, как чума, а потом придремал на диване в гостиной.

Заметив испуг на лице любимицы, Пенелопа поспешно добавила:

– Но я уже все почистила и помыла. И Леонида Павловича утихомирила. Он спокойный на службу пошел.

Евдокия облегченно вздохнула:

– Спасибо тебе, дорогая моя.

Но Пенелопа на благодарность не обратила внимания, Пенелопа уже сердилась.

– И знаешь что, Дуняша, – раздраженно сказала она, – из-за этого пса я теперь останусь у вас: его рано утром и поздно вечером надо выгуливать. Вы долго спите, он столько не может терпеть. Удивительно просто, что сегодня он не наделал. Так что, я остаюсь, – подытожила Пенелопа.

– Ура! Давно бы так! – обрадовалась Евдкия и нежно посетовала: – Что за упрямство каждый день мотаться домой на другой конец города, когда у нас столько комнат пустует.

Пенелопа не согласилась:

– Человек должен свой дом иметь.

– Дом у тебя не отнимают, а я теперь счастлива, что ты всегда под рукой. С тобой мне уютней.

– Не радуйся, – усмехнулась Пенелопа, – я не перехожу к вам жить. Просто остаюсь из-за Бродяги. И еще забыла сказать, Ева звонила. Я не стала тебя будить. Она просила связаться с ней сразу же, как только проснешься.

Протянув телефон, Пенелопа с достоинством удалилась, сердито обронив на ходу:

– Завтрак уже на столе.

Евдокия торопливо набрала номер подруги и, ежась от страха, вместо приветствия выпалила:

– Ну как?!

Ева с восторгом ей сообщила:

– Боб потрясный мужик!

– Зачем это мне? Я о другом, – разгневалась Евдокия. – На клавишах кровь этой ночью была?

– Не было.

– Так я и знала! А Ирка где?

– За этим я тебе и звонила, – затараторила Ева. – Ирка осталась совсем одна, а Заю надо похоронить.

Евдокия пришла в ужас:

– Ты предлагаешь мне этим заняться?

– Не тебе, а нам, ее подругам: то есть, мне и тебе. Майку Ирка видеть не хочет, так что сию же минуту дуй быстро ко мне. И не вздумай снова пса своего притащить, если только не хочешь, чтобы я это чудо природы прибила, – полушутливо пригрозила Ева.

– Нет-нет, – заверила Евдокия, – я же с ума не сошла. Клянусь, дома его оставлю.

Наспех позавтракав, она чмокнула в щеку ворчащую Пенелопу и собралась покинуть квартиру, но вдруг (не глазами, не рассудком – спиной) «увидела» чей-то страдальческий взгляд. Обернулась – Бродяга. С виноватым укором он смотрел на нее и как-то слишком по-человечески морщился и вздыхал.

«Я так ждал, когда ты проснешься, я страхов больших натерпелся пока мне объясняли, что диван не для бездомных собак, а теперь ты уходишь? Что же будет со мной? Я так на тебя рассчитывал!» – прочитала в грустных собачьих глазах Евдокия и потонула в чувстве вины.

– Ну что ты, Бродяга, – прошептала она, – как ты мог обо мне такое подумать? Конечно же я не оставлю тебя. Друзей я не предаю. Прыгай быстро в мои руки, пока Пенелопа не видит.

Пес тревожно повел ушами, как бы не веря в свое счастье, воровато оглянулся на кухню, где колдовала над ужином Пенелопа и одним прыжком занял место, которое было по праву его – в тайниках своей песьей души он нагло приватизировал теплые женские руки. Уткнувшись носом в грудь Евдокии, он почти замурлыкал, хоть был и не кот.

Ева остолбенела, когда увидела на пороге своей квартиры неразлучную парочку: Евдокию и пса.

– Ты же клялась, – возмутилась она. – Ты же мне обещала!

Евдокия виновато вздохнула:

– Но выполнить не смогла. Леня утром его наказал. Он теперь такой уничтоженный…

– И потому ты решила уничтожить меня! – рявкнула Ева. – За что ты меня наказываешь?

Евдокия напустила слезы в глаза и скорбно пожала плечами. Ева, сжалившись над подругой, махнула рукой и приказала:

– Проходите! Черт с вами, уродами!

– Евусик, пойми, – по-лисьи скользнув в прихожую, бросилась оправдываться Евдокия, но Ева ее перебила:

– Знаю-знаю, он на тебя рассчитывает. Латынина, кстати, тоже. Тут Заю надо в последний путь проводить, а она с псом приперлась. Ты и к Ирке с ним что ли пожалуешь?

– Я Бродягу в подъезде оставлю.

– Где хочешь, только не у меня, – опять рассердилась Ева и, вспомнив приятное, живо затараторила: – Мне есть что тебе сказать. Майка звонила, хвастала шубой облезлой и помощь свою предлагала. Ох, и дура она! Я ей: «Совсем что ли с ума сошла? Заю до гибели довела, да еще хочешь полюбоваться как он, твой сексспецназ-тореодор, в дубовом гробу смотрится». И знаешь, что Майка ответила?

– Что?

– «Неужели гроб будет дубовый?» – спросила она. Вот и вся ее нравственность. Дуська, послушай меня, Майка зверь, а не баба. Иркину жизнь разрушила, но интересует ее в первую очередь гроб!

– А гроб действительно будет дубовым? – пристраивая пса на коврик, спокойно поинтересовалась Евдокия.

– Да, гроб дубовый, – ответила Ева и завопила: – Куда ты заразу примащиваешь здесь у меня! Мы же сейчас уезжаем!

Пес с радостью вернулся на руки Евдокии, Ева вытолкала их за порог и, закрывая дверь на все замки, сообщила:

– Ну-у, началось!

Хотя на самом деле ничего и не начиналось – напротив, для Зиновия Давыдовича даже кончалось.

Похоронили его в тот же день. В доме Латыниных на поминки собралась толпа народу: друзья и сослуживцы покойного, подруги и сотрудники Ирины.

Все они, натыкаясь на пса, шарахались со словами: «Ужас какой!»

Но Евдокия упрямо не расстовалась с Бродягой. Точнее, ее ни на секунду не отпускали его глаза. «Смотри, не бросай меня, я на тебя рассчитываю», – говорили они.

И Евдокия пса не бросала. Не забыла о нем она и тогда, когда началась трапеза и все принялись поминать покойного.

– Слышь, Евусик, а что это за парень вокруг нашей Ирины сегодня крутится? – спросила Евдокия, отправляя украдкой куриную ногу под стол.

Бродяга, хватая щедрое угощение, успел благодарно лизнуть хозяйскую руку.

– Ишь как, зараза, урчит, наш он Пуччини, того и гляди обосрется, – ядовито заметила Ева и, сунув под скатерть голову, приказала Бродяге: – Смотри не обхезайся здесь, обжора, и Заю нашего памяни.

Лишь после этой сентенции она ответила на вопрос:

– Рядом с Иркой Мишка Казьмин, новый приятель Заи. Мишка часто в их дом захаживал.

– А кто он?

– Предприниматель без образования и юридического лица, но деньжата водятся. И немалые. Этот сморчок давно вокруг Ирки вьется. Видишь как радостно Заю хоронит.

– Да, он негрустный.

– Еще бы, гроб дубовый он оплатил. И поминки взял на себя. Ох, и что он только в нашей Ирке нашел? – с какой-то неясной скорбью подивилась вдруг Ева. – Мишка младше ее лет на десять!

– Да ты что! – не поверила Евдокия. – А выглядит как Иркин ровестник.

– Можно подумать твой Боб не выглядит старше меня, – ревниво заметила Ева.

– При чем здесь мой Боб?

– А при том, что Мишка на Ирке мечтает жениться. Еще несколько дней назад Ирка его и в упор не видела, а теперь глянь как томно зыркает на него.

– Может, у них был роман?

– Пока еще нет, но, бьюсь об заклад, сегодня Мишка ее оприходует. И не осуждаю. Горе у бабы, надо ее утешать.

Евдокия испуганно прошептала:

– Да ты что, У Ирки же траур.

– Вот и будут они медленно и печально кроватью скрипеть, – заржала Ева и, спохватившись, добавила: – Господи, прости меня дуру, прости.

– Это нервное, – пояснила она недоуменным гостям и шепнула на ухо Евдокие: – Сейчас сами напьются и запоют. Или хуже, в пляс пойдут чего доброго. И правильно сделают. Ирке кажется только, что смерть Заи – горе, а на самом деле сплошной это праздник. День независимости. Освобождение от рабских оков самым коротким образом.

– Что-то я не пойму, – растерялась Евдокия, – что с тобой происходит?

– А что со мной происходит? – опешила Ева. – После ночи с Бобом я в полном порядке.

– Да я тебе столько фактов собрала, и ты вчера согласилась, что Заю Ирка сама и убила, а теперь…

Ева отрезала:

– А теперь я уверена, что это не так. Ирина абсолютно чиста.

– С чего это вдруг?

– Я в редакцию утром звонила насчет похорон, и главный редактор очень Латынину нашу хвалил за собранный материал. Говорил, что усердная и талантливая. Понятно тебе? Ирина была в Париже.

– А туфли? А глина на них откуда взялась?

Ева пожала плечами:

– Не знаю.

Евдокия хотела пылко ей возразить, но случилось событие, пред которым все на стозадний план отошло: на пороге выросла Майя!

Глава 19

На пороге выросла Майя, и все ахнули. А Ева шепнула на ухо Евдокие:

– Мессалина явилась. Рискнула. Что сейчас будет! Или пан, или попал.

– А по-моему сейчас будет ласковый хай, – ответила Евдокия и почти не ошиблась.

Майя скривила лицо и прорыдала:

– Ирочка, миленькая, прости меня, если можешь. Если хочешь, грохни меня, но я не смогла, не усидела одна. Такая тоска-а-а! – надрыно завыла она. – С ума сойти можно!

И Ирина, заливаясь слезами, обняла подругу предательницу и простонала:

– Да чего уж там, не держу на тебя зла-а.

И с тех пор уже Майю она от себя не отпускала: по левую руку ее посадила – по правую Миша Казьмин сидел и сверлил разлучницу презрительным взглядом.

А Майя, виною омытая, кротко себя вела, но Евдокия в кротости этой затаенную обиду почуяла и угрозу. Угрозу непонятно кому. И обиду непонятно с чего.

– Майка не просто пришла, что-то затеяла, – шепнула она Еве.

Та лишь зло прошипела:

– Убила бы тварь.

Евдокия изумилась:

– А ты здесь причем? Это Ирина должна ее убивать.

– А Ирка уже и не смотрит на нас, целуется, блин, с вражиной. Вот она, благодарность. Оказывается, для того, чтобы тебя любили, нужно гадким все время быть, а потом вдруг осчастливить одним хорошим поступком. Рецепт до безобразия прост. А Майка на сложности и не способна, – заключила Ева и удивилась: – Дуська, а где твой пес? Под столом его нету.

Евдокия полезла под стол и собаки не обнаружила.

– Надо срочно его искать, – шепнула она подруге, – пока Бродяга дел здесь не натворил.

Ева злорадно пропела:

– Да-аа, «собакевич» знатно покушал, ты постаралась. Теперь у него найдется что оставить на Иркиных коврах и диванах.

Подхлестнутая этой фразой Евдокия поспешила на поиски пса и тут же его нашла. Бродяга скромно дремал в прихожей, зажав меж передних лап белый конверт: игрушку себе приготовил, да сморенный сном, поиграть не успел – на коврик с обувью завалился, придавленный вкусным обедом.

Евдокия одной фразой охарактеризовала состояние пса:

– Вот оно, непереваримое счастье пришло, – и извлекла из облезлых лап белый конверт.

Это было письмо Ирине Латыниной посланное на адрес редакции. Похоже, что анонимное.

Секунд пять Евдокия боролась с собой, а потом письмо прочитала. В нем сообщалось, что Латынин Зиновий Давыдович намеревается провести эту ночь в мотеле с Багрянцевой Майей. И подпись: доброжелатель. И дата внизу.

«Число вчерашнее, – констатировала Евдокия и мысленно возмутилась: – И еще Ева будет выгораживать эту Ирину. Видимо Ирка в Париже была, но вернулась чуть раньше: не утром, как говорит, а поздно вечером накануне убийства. И сразу в редакцию заглянула, а там письмо. Вот она и помчалась в мотель».

Потрепав по ушам сонного пса, Евдокия его похвалила:

– Молодец, третий раз мне уже помогаешь. Сначала туфли обнаружил, потом – карьер, а теперь и письмо. Ты не Бродяга, ты пес, который все знает.

Евдокия знаками вызвала Еву и показала письмо. Та прочитала и восхитилась:

– Дуська, ты просто Холмс!

Евдокия кивнула на пса:

– Не я, это все он.

– Он? – не поняла Ева. – Как это – он?

– А вот так. Сначала рядом с туфлями Ирины улегся, как бы на глину мне показал. Потом угодил в карьер, как бы давая понять, что карьер далеко и в нем глина. А теперь откуда-то из Иркиных покладушек притащил это письмо.

Ева с интересом уставилась на Бродягу и спросила, обращаясь к нему с уважением:

– Это правда? Это ты такой умный у нас, Собакевич?

Но Бродяга ей не ответил – он спал.

– Евусик, я тебя умоляю, – пропищала вместо него Евдокия, – факты о жутком нам говорят. Ты их учти. Если Ирина к тебе придет, ты ей дверь не открывай, даже если будешь совсем не одна, а…

Смущенно запнувшись, она все же закончила:

– Не одна, а с моим Бобом. И вообще, лучше ты замки поменяй.

– С чего это? – опешила Ева.

– Сердце мое не на месте. Ирина Заю похоронила и примется за свое. Вот увидишь, сегодня же кровь появится. Попомнишь мои слова.

Так и случилось. И даже не так, а страшней.

Вернувшись с поминок, Евдокия спрятала пса на балконе и остаток дня провела за беседой с супругом. Он поделился своими успехами, она рассказала ему про поминки. Не все, а лишь то, что безвредным сочла. Лагутин к Ирине чувств не питал, но и убийцу в ней вряд ли увидел бы. Во всяком случае Евдокия рисковать не стала – и без того ей хватало менторства мужа. Поэтому ночью она легла в своей комнате, сославшись на женские недомогания. На самом деле она ждала звонка, и Ева ей позвонила.

– Дуська, ты просто колдунья! – прошипела она. – Просто Вагнер какой-то! Я от страха сейчас умру!

– Что, опять кровь?! – содрогаясь, воскликнула Евдокия.

– Если бы! Теперь уже хуже! Боб сегодня в двери поменял замки, и мы с ним ночью…

– Пожалуйста, без постельных подробностей. Я готова слушать только о деле.

Ева обиделась:

– О деле и говорю. Короче, только что Ирка ко мне ломилась.

– Ломилась?!

– Ну не совсем… Короче, хотела придти.

– И что говорила?

– Что-то плела про судьбу, мол что-то решается, мол помощь моя нужна… Ты только представь, это в третьем часу-то ночи! И ненормально настойчивая была.

– Ой, мама моя дорогая! – пискнула Евдокия. – Именно этого я и боялась.

– А я про что! – согласилась с ней Ева. – Короче, как ты и приказала, я Ирку отшила. Боб у меня, говорю, и маньяк по ночам шурует. Так что дома сиди. Утром судьбу твою и решим.

– Ой, мамочка, мамочка, – запричитала опять Евдокия. – А Ирка в ответ?

– Хорошо, говорит, я дома останусь. На том и простились. И вот тут-то, Дуська, слушай меня! Вот тут-то самое страшное и начинается. Только трубку я положила, Боб твой с кухни зовет…

– Неужели на кухне кровь! – пискнула Евдокия.

– Далась тебе эта кровь! – взбесилась Ева. – Невовремя перебиваешь меня, весь накал нарушила. Вполне возможно, что Ирке уже надоело с кровью шутки шутить. Ты Дуська права, мания у нее. Я сегодня ей Боба расхваливала…

– Зачем?

– Хотела бедняжку приободрить.

Евдокия пожурила подругу:

– Странный ты выбрала способ. Ирина осталась одна, а ты Бобом, умным да красивым моим, глаза ей бессовестно колешь. Мол, вот я какая, далеко тебе до меня. Ох ты и стерва!

– А почему бы и нет? – обиделась Ева. – Она же подруга. Вот пусть и радуется теперь за меня, раз мне счастье на старости лет подвалило. Эх, Дуська, не сегодня – завтра тридцатник, еще в прошлом веке выйти замуж должна бы, да все некогда. Вот сейчас этим вопросом и подзаймусь.

– На Боба моего не рассчитывай, – отрезала Евдокия и сердито напомнила: – Ты, кажется, что-то рассказывала. Позвал тебя с кухни Боб, а дальше-то что?

– А дальше полный завал! – пришла в оживление Ева. – Ирка сбрехала, что из дома звонит, а Боб в окно тычет и говорит: «Посмотри, кто это там из подъзда только что вышел? Не Ирина ли ваша? Очень похожа». Я глянула: «Точно! Она!»

– Ой, мамочка!

– Именно, «мамочка»! Тут и у папочки намокнут штаны. Представляешь, Дуська, черным платочком накрылась и крадется безлунной ночью мимо кустов. Хотела стерва меня на улицу выманить да и прирезать в моих же кустах тем ножом, который ты в шкафчике видела.

– Ой, мамочка! – снова пискнула Евдокия и завершила картину: – А перед этим Ирка страхом твоим насладиться хотела, кровью на клавишах собиралась тебя попугать, да дверь не смогла открыть.

– Точно, Боб замки поменял и Ирку оставил с носом, – торжествуя, воскликнула Ева и тут до нее дошло, что для радости места как раз и нет. – Дусечка, – запричитала она, – это что же теперь получается, это Ирка охотится что ли теперь на меня? Раз так, рано или поздно точно пришьет, – трагически заключила она.

Евдокия с ней согласилась:

– Именно так.

– А что же мне делать?

– Боб сейчас где?

– Рядом стоит, – промямлила Ева. – Да и что из того? Ирка Заю уже убила. Заю, здоровяка. Что ей твой хлипкий Боб?

– Немедленно дай ему трубку, – отрезала Евдокия, – и хватит, Евусик, паниковать.

Борис трубку взял и сестре сообщил:

– Дуняша, я в курсе твоих гипотез. Не все разделяю, но зерно разума в бреде сознания есть.

– Боб, умоляю, не спускай с Евы глаз в ближайшие дни ни утром ни днем.

– Охотно, – ответил Борис. – И ночью не оставлю одну. Кстати, о панике. Бороться с маньяком проще простого, кто бы он ни был. Если следовать его логике и упорной системе, то достаточно ночью мимо кустов не ходить. Ночи вообще целеобразней проводить в теплой постели, как это делаю я.

Боб сказал это таким гнустным тоном, что Евдокия представила, как он держит трубку одной рукой, а другой обнимает Еву и тянется к ней губами.

– Спокойной вам ночи, – рявкнула она и гневно отбросила трубку.

Борис растерялся:

– Вот дуреха, на самом интересном разговор прекратила. И неизвестно что собирается предпринять. Вот чем она сейчас занимается? Кто это знает?

– Я знаю, – ответила Ева.

– Чем?

– Молит бога чтобы Ирка меня пришила в кустах. Но фиг им, не дамся. Я вообще из дома не выйду. Буду с утра до ночи в постели с тобой лежать.

– Надеюсь, не только лежать, – игриво усмехнулся Борис.

Ева грациозно завалила его на кровать и прошептала:

– Надежды юношей питают.

– И почему твоя мама не назвала тебя Надеждой? – выключая свет, риторически поинтересовался Борис и, целуя Еву, добавил: – Век бы тобой питался.

А Евдокия тем временем ревновала. И все же, Ева ошибалась, утверждая, что подруга желает ей зла. Евдокия ревновала, но совсем не желала зла любовнице брата – она за нее волновалась. Евдокия усердно сочиняла сценарии будущих преступлений Ирины, и выходило все страшней и страшней. По всем признакам получалось, что Ирина не собирается медлить и намерена в ближайшее время Еву убить.

В конце концов нервы не выдержали у Евдокии, и она позвонила подруге. Но Ева не отвечала. Тогда Евдокия набрала мобильный Боба. Боб тоже не отвечал. И Евдокия запаниковала.

– Надо идти! – решила она.

И тут же восстал голос разума: «Куда? К Еве? Ночью! Одна! По городу! Надо Ленечку разбудить!»

Едва она так подумала, как раздался телефонный звонок. С криком «Ева, наконец-то она!» Евдокия схватила трубку, но это была Майя.

– Дуська, срочно выручай, – потребовала она. – Позвони мне на мобильный.

– Зачем? – удивилась Евдокия.

– Я его потеряла.

– Опять?

– Да, я все время его теряю, – с какой-то неясной гордостью пожаловалась Майя. – Понимаешь, я тут не одна, ну он, конечно, отпадный мужчина.

– И ты звонишь среди ночи, чтобы сообщить потрясающую весть, что у тебя завелся новый любовник, – раздраженно констатировала Евдокия. – Что может быть банальней?

– Нет, я звоню, чтобы ты помогла мне найти мой мобильный, а любовник совсем не новый, а даже наоборот, – с обидой ответила Майя. – Это Трифонов Юрий Иванович, старый козел. Ты его знаешь, вы виделись несколько раз. Дуся, ты мне позвонишь?

– Сама себе и звони, – отрезала Евдокия, – совсем у тебя совести нет.

– Совесть есть, ума маловато, – самокритично заметила Майя. – И почему я не догадалась, что и без тебя обойтись могу? Ну прости, Дусенок. Пока! Целую-целую! Завтра все тебе расскажу!

– Смотри не забудь, – буркнула Евдокия.

После бестолкового разговора с подругой внутренний нервный накал упал, и она успокоилась.

«Я же знаю теперь кто маньяк, – рассудила она, – значит буду сверхосторожной. Ленечку не надо будить. Он мне не поверит. И не отпустит из дома. И сам не пойдет, а мне ничего не грозит до тех пор, пока Ирина на Еву охотится».

С этой мыслью она из квартиры и выскользнула. Чтобы охрану гаража не будить, решила пешком добежать до подруги – благо недалеко. Уже подходя к подъезду Евы, Евдокия заметила пса. Не решаясь идти с ней рядом, Бродяга плелся позади, но дистанцию сохранял аккуратно.

– Как ты выскочил, глупый? – удивилась она и тут же порадовалась: – Это даже и хорошо. Какая ни есть, а охрана.

Пес важно задрал облезлую морду.

«Знай наших», – прочитала Евдокия в его глазах и приказала:

– Не вздумай в подъезд заходить. Здесь, на крылечке сиди. Я скоро.

Однако, скоро не получилось. Долго, долго жала она на кнопку звонка – Ева не открывала. Евдокия даже себе позволила робко (слегка) ногой постучать – бесполезно.

– Умерли они что ли? – прошептала она и, ужаснувшись, захотела кричать, звать на помощь соседей, но передумала, потому что мелькнула мысль:

«А что если Евка Боба моего собой так упахала, что спят теперь оба без задних ног. У них сон мертвецкий, а я панику зря подниму. Вот будет позорище!

Но что же делать?»

И Евдокия выход нашла: надо бежать к Ирине!

Если дома она, значит Боб и Ева в порядке. Времени немного прошло, авось зла совершить не успела.

Ирина была дома – нервная, всклокоченная и растерянная. Увидев в четыре утра на пороге своем Евдокию, она закричала:

– Что случилось?

Та спокойно пожала плечами:

– Ничего, просто мимо тебя проходила и решила зайти.

Ирина, не в силах сказанного постичь, молчала.

«Ну ты даешь!» – говорили ее глаза.

С деланым равнодушием Евдокия спросила:

– Ты, кажется, чем-то взволнована?

Ирина кивнула:

– Да.

– Чем?

В лице Ирины мелькнули испуг и смущение.

– Ты меня не поймешь, – прошептала она.

Евдокия взяла ее за руку и ласково попросила:

– Говори, обещаю: я все пойму.

– Нет!

Ирина неловко оттолкнула подругу: ее рука угодила в грудь Евдокие, но вместо мягкой упругой плоти наткнулась на нечто твердое, торчащее из кармана.

– Дося, что там? – спросила она.

Евдокия не стала лгать:

– Твое письмо.

– Мое письмо? – поразилась Ирина. – Я сто лет никому не писала.

– Зато писали тебе.

– Мне?

Несмотря на то, что изумление подруги казалось совершенно искренним, Евдокия ей не поверила.

– Да, тебе, – сказала она, – и не притворяйся, пожалуйста. Это письмо я нашла у тебя в квартире. Точнее, не я, а Бродяга.

– Бродяга? Ничего не пойму, какой бродяга? Откуда в моей квартире бродяга? – растерянно пролепетала Ирина.

– Хватит ваньку валять, – прикрикнула Евдокия. – Бродяга – мой пес!

– Ах, да, пес Бродяга, и что он?

– Он умыкнул письмо во время поминок.

– У кого-нибудь из гостей, – предположила Ирина. – Письмо не мое.

– Но письмо тебе адресовано, – глядя подруге в глаза, воскликнула Евдокия и с удивлением прочитала не только растерянность, но и смятение, и ошеломление в ее лице.

Все эти чувства говорили о том, что Ирина совсем не играет, (так притвориться нельзя) она натурально потрясена.

– Мне письмо? – закричала Ирина. – Что там? Дай я прочту!

Не веря своим глазам, но доверяя фактам, Евдокия ядовито спросила:

– Не хочешь ли ты сказать, что не читала это письмо?

– Как я могла прочитать, когда оно у тебя? – удивилась Ирина.

Евдокия подумала: «Одно из двух: или Ирка актриса сверхгениальная, или не помнит совсем ничего, потому что крыша поехала».

– Что ж, – сказала она, – возьми, почитай.

Ирина долго читала короткий текст, а потом тупо уставилась на Евдокию:

– Дося, что это?

– Там же написано.

– Но я понять не могу. Кто написал?

– Какая разница, – рассердилась Евдокия. – Дело не в том, кто писал, а в том, что было после письма.

– А что было после письма?

– Умер Зая! В связи с этим ты ничего рассказать мне не хочешь? Кажется, ты собиралась.

– Да-да, – затрясла головой Ирина. – Конечно же я расскажу, только с духом вот соберусь. Дай мне минуту, и все расскажу. Ничего не скрою. Только тебе. Никому другому.

Бессмысленный ее взгляд блуждал, но глаза горели каким-то странным шальным огнем, от которого у Евдокие холодело за пазухой.

– Да-да, сейчас, подожди, – рассеянно лепетала Ирина, перебирая пиджак дрожащей рукой.

«Все сходится, – подумала Евдокия, – все сходится, черт возьми! Как это ни жутко и ни печально, Ирка маньячка. Мама моя дорогая, какие сумасшедшие у нее глаза! До самых костей пробирают. Ирка маньячка! Даже внешне я могу это определить, не говоря уж о том, что я заявилась к ней в дом среди ночи, а Ирка не в ночной рубашке встречает меня, а в костюме. Куда она собралась? Или откуда-то пришла? Господи! Боб! Ева!»

Ноги у Евдокии подкосились, она рухнула на диван, рядом с Ириной и простонала:

– Господи! Спаси и помоги!

Ирина вздрогнула и, словно очнувшись, сказала:

– Все, я собралась. Теперь я тебе расскажу.