Текст книги "Вне закона"

Глава 18
Чудесная книга

Тем же вечером, когда лучи заходящего солнца позолотили стены тюрьмы, к Линмаусу пришел еще один посетитель. Надзиратель, приведший его, с ухмылкой бросил заключенному:

– Тебе предоставился случай обратиться к Всевышнему!

За его спиной Ларри увидел брата Хуана.

– Привет! – воскликнул он и с иронией произнес: – Сейчас мне, как никогда, нужен добрый совет и я надеюсь от вас его получить!

– Тебе нужен совет? – серьезным голосом спросил священнослужитель.

– Очень, – кивнул Ларри.

– Мне это кажется странным, – заметил францисканец.

– Что же тут странного?

– Я еще не встречал человека, который бы нуждался в советах.

Надзиратель рассмеялся.

– Брат Хуан, наш заключенный – человек особый, – объяснил он. – Таких, как Линмаус, до самого Нового Орлеана не сыщешь.

– Подождите, – обратился Ларри к монаху. – Если людям не нужны советы, то в чем тогда они нуждаются?

– Им нужно обрести надежду, – ответил брат Хуан.

– Надежду, да? Вещь совсем недорогая, сказал бы я, – констатировал осужденный.

– Да. Это то, что не имеет цены, но тем не менее ею можно излечить любое зло.

– А что же ею можно вылечить? – удивился Ларри. – Сердечные болезни, например?

– Ну, все люди смертны, – вздохнул монах, – но с надеждой в сердце и умирать легче.

– А как насчет сломанной ноги, брат Хуан? Надежда ее сможет вылечить?

– Друг мой, для прикованного к постели больного самое страшное – это время, а с надеждой оно летит как птица.

– Ну что ж, тогда всели в меня надежду, что десять лет моего заключения пролетят как один день, – попросил Линмаус.

– Это не в моих силах, – опять вздохнул францисканец.

– Неужели душа моя так черства?

– Тверда как кремень, – возразил монах.

– Откуда ты это знаешь?

– Вижу по твоим глазам, сеньор Линмаус. В них горит пламя, которое мешает мне проникнуть к тебе в душу.

– Тогда я открою их пошире, брат Хуан. Вложи в меня через них ту надежду, о которой ты говоришь. Только неужели ты не понимаешь, что надежда – это те же шоры, которые надевают на лошадей?

– Что ж, в твоих словах есть доля правды, – признал священнослужитель. – Нельзя жить только одной надеждой. В противном случае фермер вместо того, чтобы работать в поле, засядет в доме и сложит руки. Вы же, сеньор, как только окажетесь на свободе, тут же подадитесь в горы.

– Нет, я так не думаю, – отозвался Ларри. – Теперь я ни за что не уеду далеко от Крукт-Хорна.

– Ты так полюбил этот городок?

– Нет, у меня здесь есть кое-какие интересы. Например, хотелось бы выяснить, все ли тут такие, как эта толпа.

– На это и я мог бы ответить, – сказал монах.

– Можешь?

– Да, – с уверенностью подтвердил брат Хуан. – Все люди одинаковы.

– И не важно, где они родились, какое получили воспитание?

– Да. Потому что выросли они в одной среде.

– Только одни – во дворцах, а другие – в лачугах, – усмехнулся Линмаус.

– Все мы одинаково рожденные и, проклиная день сегодняшний, живем с надеждой на день завтрашний. Страдаем от зла и ненависти, но рано или поздно все равно окажемся на смертном одре. Этой судьбы не миновать ни королям, ни нищим.

– В том, что ты встречался с нищими, я нисколько не сомневаюсь. Но удавалось ли тебе общаться с королями?

– Да, с тремя, – тихо промолвил францисканец.

Линмаус чуть было не поперхнулся:

– Под «королями» ты имеешь в виду голод, зависть и преступность, брат Хуан?

– Совсем нет. Настоящих королей. Коронованных особ.

– И ты с ними разговаривал?

– Да, со всеми тремя.

– И нашел, что они такие же люди, как остальные?

– С небольшой разницей. Они отличались от остальных смертных разве что внешне.

– Нет, вы только его послушайте! – не удержавшись, воскликнул стоявший рядом надзиратель. – Он встречался с королями! И не с одним, а с тремя!

Монах обернулся и сурово посмотрел на охранника:

– Я не солгал, друг мой.

– Я вовсе не это имел в виду, брат Хуан, – попытался оправдаться надзиратель. – Конечно, вы не солгали, но только ваши слова звучат как-то неправдоподобно. Вы – в поношенной пыльной рясе, или как там она у вас называется, и вдруг – рядом с королем. Такого даже представить невозможно.

– Одежда первого короля, которого я встретил, была еще более запыленной, чем моя, – бодро сообщил францисканец мягким голосом.

– Наверное, дверь в его тронный зал долго держали открытой? – с усмешкой предположил надзиратель.

– Троном ему служила спина верблюда, а вместо скипетра в руке был ятаган, – уточнил монах. – Этот король чуть было не снес мне голову. У меня на шее и шрам остался.

– Ну да ладно! – произнес охранник. – Если вам есть о чем поговорить с Линмаусом, то давайте побыстрее. Мне пора ужинать. Да и заключенным тоже.

– Вы, сеньор, так же хорошо читаете на испанском, как и говорите на нем? – спросил монах заключенного.

– Да, – подтвердил Ларри.

– Тогда я оставлю вам небольшую книгу. Из нее вы узнаете, как набраться терпения. Она заронит в ваше сердце надежду.

Монах достал из кармана книгу и протянул ее надзирателю.

– Нет, отдайте ее сами, – отмахнулся охранник. – Уверен, что вы не вложили в нее связку ключей от камеры.

– В этой книге есть кое-что и поважнее, – сказал брат Хуан.

– И что же это?

– В ней указано, как выбраться на правильную дорогу, – пояснил монах и просунул книгу между прутьями решетки.

Ларри, чьи запястья были скованы наручниками, взял книгу обеими руками. Он поблагодарил брата Хуана за подарок, и монах тотчас направился к выходу. По дороге он остановился у камеры, где сидел молодой красивый бродяга, предпочитавший всем благам тюремную пищу, обменялся с ним несколькими фразами и покинул тюрьму.

А Линмаус тем временем занялся изучением книги. У нее оказалась очень толстая картонная обложка, напечатана она была на низкокачественной бумаге, на испанском, мелким шрифтом, с налезающими друг на друга буквами. То была, как и ожидалось, Библия.

Ларри не успел пролистать ее, как принесли ужин. Еда была простой, но зато в достаточном количестве, и он поглотил ее с большим аппетитом.

После того как закончился ужин, лампочки в тюрьме погасли, за исключением единственного светильника, висевшего в дальнем конце коридора и едва освещавшего помещение дрожащим люминесцирующим светом. Двое задержанных бродяг попытались было завести разговор со своим более знаменитым братом по несчастью, но, убедившись в тщетности своих попыток, замолчали и вскоре громко захрапели.

При таком тусклом освещении читать было невозможно. Да и просто листать книгу, когда на руках наручники, трудновато. В ушах Линмауса продолжал звучать мягкий голос монаха, встречавшегося с королями и от руки одного чуть было не погибшего. Ничего примечательного для себя в его поведении Ларри не увидел, если не считать одного острого как меч взгляда, который тот бросил на него, протягивая сквозь прутья Библию. Он был уверен, что брат Хуан честнейший на земле человек и в то же время сильный духом.

Размышляя о монахе-францисканце, Ларри непроизвольно сдавил книгу руками. Одна половинка обложки при этом легко перегнулась, но вторая – не поддалась. Ларри удивился, поскольку они были сделаны из одного и того же самого дешевого картона. Тогда он попробовал согнуть эту упругую обложку и обнаружил, что она гнется по краям, а посередине – нет.

Открытие, неожиданно сделанное Ларри, заставило его подняться с кушетки.

Проведя пальцами по упругой поверхности картона, он нащупал на нем еле заметное вздутие. Не долго думая, Линмаус разорвал обложку книги, и из нее на пол выпала тонкая стальная пилка с очень острыми зазубринами.

Так вот что имел в виду хитрый монах, когда говорил о надежде, которая позволит ему, Ларри, выйти на правильную дорогу!

Теперь у него появилась возможность вновь оказаться на свободе. Поднеся к глазам пилку, он даже при тусклом освещении смог по достоинству оценить качество стали и алмазного напыления на ее рабочей поверхности. От такого подарка мысли о десятилетнем заключении у Линмауса сами собой исчезли, и он незамедлительно приступил к работе.

Первая трудность, с которой ему пришлось столкнуться, заключалась в наручниках. Вывернув левую ладонь настолько, насколько только было возможно, он зажал в пальцах правой руки пилку и принялся водить ею по цепи, соединявшей браслеты. Режущая насечка пилки врезалась в высокопрочную сталь словно в дерево. Наконец стальное звено было перепилено, и впервые после ареста Ларри смог разъединить руки.

Теперь он почувствовал запах свободы.

Но ему еще предстояло освободиться от коротких концов цепей, свисавших с наручников. При каждом его движении они предательски позвякивали. Ларри набрался терпения, и следующие полчаса у него ушли на то, чтобы перепилить браслеты и освободить от них обе руки. В процессе работы пилка пару раз словно мышь пропищала, но эти негромкие звуки не смогли разбудить бродяг, спавших в соседних камерах.

Затем Линмаус занялся дверью. Чтобы попасть в тюремный коридор, ему предстояло перепилить два довольно толстых стальных прута. Если они действительно из высокопрочной стали, как говорил шериф, то с ними придется провозиться до утра, подумал Ларри. И все же он надеялся, что Энтони, говоря о надежности решетки, просто хотел отбить у него желание к побегу.

Первое касание пилки к пруту подтвердило предположение парня – алмазная пилка пошла по стали так же легко, как и по наручникам!

Но толщина прутьев была несравненно больше, чем у его браслетов и цепи. В результате на то, чтобы перепилить два из них, Линмаусу потребовалось целых два часа. Была уже почти полночь, когда он, закончив работу, раздвинул прутья и оказался в тюремном коридоре.

Тихо ступая, Ларри вдруг услышал чей-то вопль и тут же замер.

Затем послышалось невнятное бормотание, и наконец он понял, что эти звуки принадлежат одному из спящих заключенных. С того места, где ему пришлось остановиться, Линмаус видел три чернеющих окошка, через которые в камеры проникал свежий воздух, и очерченную полосками света дверь комнаты надзирателя, в которой горела электрическая лампочка.

На улицу можно было бы выбраться через одно из этих окон, но в комнате у охранника находились все отобранные у Линмауса при аресте вещи: деньги, огнестрельное и холодное оружие, а кроме того, шляпа и котомка с нехитрыми пожитками.

Поэтому он направился прямиком к двери охранника.

Глава 19
Линмаус вновь обретает крылья

Несмотря на свет, горевший в комнате, Ларри все же надеялся, что надзиратель спит. Однако, подойдя к двери, услышал легкое покашливание и шелест бумаги: охранник, судя по всему, читал какой-то журнал. Это усложняло его задачу.

Дверь могла оказаться запертой изнутри. Но даже если и не была на замке, то все равно, ворвавшись туда, ему пришлось бы столкнуться лицом к лицу с вооруженным охранником, по зоркому взгляду и сурово сдвинутым бровям которого можно было смело сказать, что тот не из робкого десятка.

Линмаус застыл в нерешительности. Безопаснее всего было бы бежать из тюрьмы через окошко, а что касается вещей, находящихся в комнате надзирателя – не беда, их потерю можно восполнить. К тому же новое оружие всегда стреляет лучше старого. Только вот к нему придется привыкать.

По улице, громко смеясь и крича, пронеслись в галопе два всадника. Ларри даже расслышал скрип стремян из жесткой кожи и фырканье лошадей. И эти доносящиеся снаружи звуки словно подстегнули его сделать выбор. Хотя за ним и утвердилась слава бесстрашного человека, он понимал, что идти на вооруженного надзирателя с голыми руками – полное безумие, но все же решил испытать судьбу.

Он взялся рукой за дверную ручку и стал осторожно ее поворачивать, так медленно, что сидящий в комнате надзиратель, даже если бы и смотрел на нее, ничего не заметил бы. И вскоре почувствовал, как язычок замка вышел из металлической планки. Дверь оказалась незапертой!

Ларри расценил это как доброе предзнаменование и, не торопясь, опасаясь скрипнуть, приоткрыл ее на полдюйма. Заглянув в комнату сквозь узкую щель, увидел надзирателя. Он сидел лицом к двери, а на его коленях лежал карабин!

«Вот невезуха», – подумал Ларри. В душе он надеялся, что охранник будет сидеть если не спиной, то хотя бы боком к нему. Но тот оказался лицом к нему, да еще с оружием!

Судя по всему, надзиратель не чувствовал себя в безопасности, находясь в одном здании с Линмаусом. Даже несмотря на то, что заключенный был в наручниках и сидел за железной решеткой.

Охранник увлеченно читал журнал. История, которая ему попалась, вероятно, была волнительной, потому что он время от времени покусывал губы.

В доме неподалеку от тюрьмы громко хлопнули дверью. Линмаусу, чьи нервы были предельно напряжены, этот звук показался раскатом грома.

Надзиратель поднял голову и, нахмурившись, посмотрел на приоткрытую дверь.

В эту минуту Ларри, стоявший в темноте коридора, мог поклясться, что он его видит.

– Черт возьми! – в сердцах проворчал охранник. – Этот дверной замок уже ни на что не годится! – Отшвырнув журнал, он поднялся, но карабин не отложил – взял в руки.

Линмаус был начеку. Упершись правой ногой в стену коридора, а левой рукой крепко взявшись за дверную ручку, Ларри, не дыша, дожидался, когда надзиратель окажется совсем рядом. И тогда с силой распахнул дверь! Раздался громкий удар. Смуглое лицо охранника сморщилось от боли, но он не издал ни звука.

В минуту внезапной опасности трус пасует, а смелый идет в наступление. Этот человек оказался храбрым малым. Несмотря на сильнейший удар, нашел в себе силы не выронить из рук карабина и попытался направить его прямо в лицо бандита.

Но явно запоздал – Линмаус успел занести сжатую в кулак руку и, вложив в нее всю свою силу, ударить его в скулу. Голова надзирателя откинулась назад, потом упала на грудь. Он отшатнулся от двери, и Линмаус ловко подхватил выпавший из его рук карабин.

Ларри был готов нанести сокрушительный удар противнику, но вовремя одумался. Убийство только усугубило бы его и без того сложное положение. Охранник, однако, не упал, не закричал, просто уставился осоловевшими глазами на парня, а потом двинулся на него. Но, наткнувшись грудью на ствол карабина, который выставил перед собой Линмаус, остановился. Вид грозного оружия привел его в чувство. Глаза тут же просветлели, и он промычал:

– Твоя взяла!

– Подними руки и иди вон в тот угол. И держись подальше от окна! – приказал Ларри.

Держа карабин под мышкой, точно так же, как шериф в момент его ареста, Линмаус левой рукой захлопнул за собой дверь и, подталкивая надзирателя стволом карабина, повел его в угол.

Охранник, водя по комнате глазами, не знал, что предпринять. Карабин в руках бандита не оставлял ему никакого шанса на успех.

– Как же тебе удалось выбраться из камеры, Линмаус? – удивленно спросил надзиратель. – На ней же стальная решетка!

Ларри вспомнил о пилке, которую он убрал в карман пиджака, и не смог сдержать улыбки.

– Стальная решетка невиновным людям не помеха, – хмыкнул он.

– Да пошли они к черту! – выругался охранник. – Скажи мне правду. Все равно через минуту после твоего ухода я и сам пойму.

– Прутки я перегрыз зубами. Видишь, они у меня с алмазной гранью. – И в подтверждение своих слов Ларри широко улыбнулся, показывая белые зубы. Затем надежно обезопасил озадаченного надзирателя. Сделано это было с помощью пары наручников, которые висели на стене. После этого приступил к поиску.

Часть его вещей находилась на виду – котомка валялась в углу, шляпа висела на гвозде, вбитом в стену. В верхнем ящике стола он нашел остальное: оружие и кобуры с портупеей. Вернув все у него отобранное, Ларри почувствовал себя более уверенно.

– Да, – произнес охранник, который, казалось, уже не испытывал ненависти к заключенному, – итак, ты смываешься. Кому-кому, а нам следовало бы знать, что такого, как ты, нельзя держать в нашей провинциальной тюрьме. Теперь ты снова как орел готов расправить крылья! – Надзиратель кивком указал на револьвер, который Ларри в тот момент вставлял в кобуру. – К рассвету будешь уже далеко, Линмаус. Или немного задержишься, чтобы отыскать свою лошадь?

– А она все еще в конюшне гостиницы? – поинтересовался Ларри.

Охранник пожал плечами и уже с другой интонацией в голосе ответил:

– А почему ты не должен вернуть ее назад? Она же твоя. Да и смотреться под другим седоком она не будет. Нет, Линмаус, там, где ты оставил свою Фортуну, ее уже нет.

– Кто ее забрал?

– А ты как думаешь?

– Шериф, наверное?

– Точно. Она уже трижды его с себя сбрасывала. Поэтому в тюрьме он этим вечером и не появился.

Только поэтому, – улыбаясь, с притворным сожалением в голосе произнес надзиратель.

– И где он держит мою лошадь?

– В конюшне за своим домом. В деревянной пристройке. Хорошо еще, что шериф создал ей наилучшие условия содержания.

– А почему он забрал мою лошадь себе? Какое у него на это право?

– Не знаю, но он будет держать твою Фортуну, пока ее не продадут с аукциона. А кто будет протестовать? Таких дураков нет. Знаешь, завладев Фортуной, шериф обрадовался, как ребенок новой игрушке. Говорит, на ней любой дурак сможет выиграть скачки. А еще говорит, сев на Фортуну, почувствовал себя парящим над горами орлом. По сравнению с ней другие лошади больше чем на чаек, летающих над водой в поисках рыбы, не тянут.

Линмаус презрительно фыркнул:

– До моей Фортуны он еще не дорос! Ему подойдет лошадь и попроще, а ее я себе верну. Сможешь мне ответить на один вопрос?

– А почему бы нет? – пожал плечами охранник. – Теперь все равно. После твоего побега в этом городке мне делать будет нечего. Для жителей Крукт-Хорна я стану символом несчастья. Так почему бы мне не поделиться с тобой тем, что знаю?

– Тогда ответь, куда делись брат и сестра Дэниельс? Вернулись к себе в Джексон-Форд?

– Вернулись домой? Да зачем? Ведь Лью еще месяц не сможет ездить верхом на лошади. Нет, Черри и Том еще здесь.

– Тогда где они?

– Зачем тебе знать? Ты определенно что-то задумал.

– Я не собираюсь причинять им зла. Просто интересно.

– Об их местонахождении знают только пятеро, и я один из них, – с гордостью сообщил надзиратель. – Дело в том, что, окажись в суде, они бы неправильно себя повели. Так что шериф решил от них избавиться.

– Что значит – избавиться? Что ты мелешь?

– Говорю то, что есть. Знаешь, Цыпленок Энтони не слишком силен в юриспруденции и не очень-то следует букве закона. Он привык реально смотреть на вещи. Поймав человека, которого считает преступником, шериф делает все, чтобы того осудили. Если бы Дэниельсы появились в суде и отказались от иска, то твое дело закрыли бы, а тебя – отпустили. Вот Цыпленок и подговорил нескольких парней задержать их и поместить в доме на окраине Крукт-Хорна.

– Однако странный у вас шериф, – с горечью отметил Линмаус.

– Ну, возможно, он и неправильно поступил, но это случается с ним нечасто. Энтони всегда делает то, что считает нужным. Такой уж он человек!

– Ну, наконец мне все стало ясно. Шериф из тех, кто готов стереть в порошок любого, кто с ним не согласен.

– Может быть, и так, но во многом Цыпленок прав. Ну, возможно, в случае с тобой поступил предвзято…

– А теперь скажи, где держат Дэниельсов?

– У Тома Кинга. Знаешь этот дом?

– У старой мельницы?

– Точно.

– И сколько же человек к ним приставили?

– Э-э! – воскликнул надзиратель. – Да ты никак задумал штурмовать этот дом?

– Я этого не сказал.

– Что-то я разоткровенничался, – вдруг спохватился охранник. – Все, больше ничего не скажу. А ты неужели такой дурак, что собрался разворошить это осиное гнездо? Там же… – Не закончив фразы, он прикусил губу, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Придется мне заткнуть тебе рот, – заявил Линмаус, вынимая из ящика чистый шейный платок. – Постараюсь, чтобы ты не задохнулся.

– Да, конечно, – кивнул надзиратель. – Вставь мне кляп. Правда, когда меня здесь найдут, все пожалеют, что я не задохся.

Он спокойно смотрел на Ларри, пока тот туго завязывал ему рот.

– Начнешь вопить, углы платка попадут в горло, тогда ты точно задохнешься, – предупредил Линмаус. – Так что сиди спокойно. А теперь, дружок, пока!

Ларри высунулся в окно, бросил вниз котомку, а затем прыгнул сам.

Глава 20
У старой мельницы

Развалившаяся мельница Тома Кинга была настоящим реликтом, оставшимся с тех времен, когда стоимость перевозок груза стала настолько высока, что жителям городка оказалось выгоднее построить мельницу и наладить свое мукомольное дело. Благо уровень воды в местной речке тогда это позволял. Но постепенно в связи с удешевлением платы за перевозки и сокращением местного населения потребность в мельнице отпала, ее забросили.

Теперь Линмаусу, крадучись пробиравшемуся вдоль кустов по ночному Крукт-Хорну к дому Тома Кинга, ее полуразрушенный силуэт служил ориентиром.

В не лучшем состоянии был и жилой дом владельца мельницы с треснувшими стенами и покосившейся крышей. Хозяин этих построек появлялся в Крукт-Хорне редко. Кинг был охотником и почти все свое время проводил высоко в горах, расставляя там капканы. Вернувшись в городок, он оставался в нем недолго, а потом снова уходил в горы. Участок земли, дававший ему когда-то богатый урожай зерна, которое затем перемалывалось в муку на его же мельнице, изрядно зарос не только сорняками, но и покрылся кустарником, таким высоким, что за ним мог легко укрыться спешившийся всадник вместе со своей лошадью. Кусты росли друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы Линмаус, крадучись, словно индеец, мог не задевать их ветвей. К дому Кинга он вышел со стороны большого амбара, из которого слышался топот копыт и шуршание сена. У двери, над которой висела лампа с накинутым на нее сомбреро, сидели двое вооруженных мужчин. Они устроились на ящиках, придвинутых к стене хозяйственной постройки. Их ружья лежали рядом. Один из них то и дело зевал.

– Ох не нравится мне все это, – вдруг произнес он. – Взяли да лишили человека праведного сна. И все ради того…

– Это ты-то праведный? – прервал его напарник. – Терпи и не возмущайся. Цыпленок Энтони знает, что делает.

– Но этот Линмаус в тюрьме. Спит в кандалах и видит себя с бритой головой.

– Он уже бывал за решеткой, но ему еще ни разу не пришлось надеть на себя арестантскую робу.

– От Цыпленка Энтони ему никуда не деться, – полусонным голосом возразил зевавший. – А мы здесь как сторожевые собаки… – Он снова зевнул и вожделенно воскликнул: – После этой бессонной ночи отсыпаться буду целую неделю!

– Смотри, как низко над землей пролетела сова.

Холодящий душу голос ночной птицы раздался совсем рядом.

– У меня от ее песен мурашки по коже!

– Да ты что? Это такая милая птичка, ну прямо как эта Черри Дэниельс.

– Ха! Тоже, открыл мне глаза. Я и без тебя знаю, что Черри красотка. Бад Кари и Лефти Грей даже стрелялись из-за нее.

– А я об этом ничего не слышал.

– Как не слышал? Все об их дуэли знают.

– Нет, правда, я ничего не слышал.

– Ну, произошло это на танцах в Джексон-Форде. Лефти Грей возьми да и пригласи Черри на танец. Тут жутко ревнивый Бад Кари и отпустил в его адрес парочку замечаний. Лефти не стерпел насмешек, вызвал его на улицу. Девушка сразу поняла, что они затеяли, тут же сбегала в школьную раздевалку, где висели шляпы и оружие, и вытащила из их кольтов все патроны. Когда эти бедные дуэлянты стали щелкать своими револьверами, то поначалу ничего понять не могли – каждый из них по шесть раз нажимал на спусковой крючок, а ничего не происходило. Те, кто пришел поглазеть на них, громко захохотали. Тогда Бад выхватил нож и двинулся на соперника. Но Черри встала между ними и, повернувшись спиной к Баду, сказала Грею: «Лефти, мне кажется, я обещала этот танец тебе». Но в этот момент музыка даже не играла. Девушка подхватила парня под руку и увела его в школьный зал. Естественно, драка так и не состоялась, а обиженному бедняге Баду пришлось убираться домой. Представляю, что творилось в его душе!

– Смелая девчонка, – восторженно произнес зевавший.

– Да, завидное самообладание! А я ее видел скачущей на чалом жеребце Билла Мейкера.

– И он ее не сбросил?

– Продержалась пару минут.

– А потом все-таки сбросил?

– Конечно. Она сильно ударилась головой о землю, потеряла сознание, пришла в себя только минут через десять. Потом поднялась и сказала: «Должно быть, нога выскочила из стремени. Сейчас я снова на него заберусь и задам ему жару!»

– И никто ее не остановил?

– Да нет, разве ее можно остановить? Оседлать этого буйного коня равносильно самоубийству. На первый раз чалый сбрыкнет, а на второй – съест заживо. Во какая храбрая девушка!

– Да у них вся семья такая. Взять хотя бы того же Лью. Он же не побоялся сразиться с самим Линмаусом.

– Да, и Линмаус выбил у него оба револьвера!

– Ну подумаешь, два случайных попадания. Он ведь хотел убить Лью, но не смог!

– Случайно попасть можно всего один раз, но не два. Нет, старина, Линмаус попал именно туда, куда метил.

– Не пудри мне мозги! Начитался всяких историй и теперь сам выдумываешь небылицы, – заявил сомневающийся в способностях Ларри охранник и, привалившись спиной к амбару, прикрыл лицо сомбреро.

Его напарник склонил голову и стал тихонько насвистывать себе под нос.

Линмаус начал пробираться к дому, в одном окне которого горел яркий свет. Судя по всему, все его обитатели собрались в одной комнате.

Ярко освещенное окно находилось невысоко, так что заглянуть в него большого труда не составило. Это оказалась огромная кухня с сильно закопченными стенами. В ней Линмаус увидел трех задержанных и несколько приставленных к ним охранников.

В углу на кушетке, уставив глаза в потолок, лежал Лью. Подложив под голову руку, он курил и пускал вверх дым. Рядом с ним на высоком стуле, уперевшись каблуками в перекладину, сидела Черри. Склонившись над журналом, она что-то читала вслух раненому брату.

Что касается Тома, или, как его звали, Отчаянного, то он сидел за круглым то ли кухонным, то ли журнальным столиком в компании четверых мужчин и играл в покер. Руки его хоть и были связаны, но все же он мог держать карты. Кучка денег, лежавшая перед ним, говорила о том, что он в выигрыше. Однако игрой Том не был увлечен, и в тот момент, когда Ларри заглянул в окно, заявил:

– Пора заканчивать.

– Что случилось, Дэниельс? – удивился один из игроков. – Ты же в ударе. Вон сколько выиграл. Я-то почти полностью проигрался.

– Давай сыграем с тобой в орлянку. На всю сумму, – с легкостью предложил Том.

– Я уже и так вдрызг проигрался, – сокрушенно произнес парень.

– Тогда я совсем играть не буду, – отрезал молодой Дэниельс. – С меня хватит!

– Ну, Том, – вмешалась Черри, – доиграй партию до конца. Но только не злись.

– Знаю, откуда у тебя такие манеры, – сказал тот, кому больше всего не везло. – Ты их нахватался к югу от реки.

Этот расстроенный крупным проигрышем парень был узкоплеч и худощав, но с длинными и мощными пальцами, похожими на когти степного орла.

– Будь у меня свободны руки, я бы тебе показал, где ты нахватался своих! – грубо парировал Том.

– Замолчи, Том, и успокойся, – осадила его сестра. – Не забывай, что ты здесь на правах гостя. Правда, вынужденного.

Брат Черри рассмеялся:

– Да, я у них в гостях. А пока мы все здесь сидим, бедного Линмауса собираются линчевать.

– А что мы можем поделать? – отозвалась девушка.

Том заскрипел зубами, резко поднялся и отошел от стола, оставив на нем весь свой выигрыш.

Худощавый тоже поднялся из-за стола и подошел к Тому.

– К этому месту близко не подходи, дружище, – злобно предупредил он Дэниельса.

Линмаус, словно журавль, вытянул шею и увидел то, к чему подходить пленнику запрещалось, – у самой стены неподалеку от кухонной раковины стояло несколько винтовок, вставленных в козлы, а рядом на полу были сложены ленты с патронами. Помимо этих грозных винтовок, в кухне на самом виду было разложено и другое оружие, и каждый охранник со своего места то и дело косил на него глаз.

– Белл, ты напрашиваешься на неприятности! – обозлился Дэниельс.

– Послушай-ка, сынок, – произнес высокий ковбой. – Я здесь для того, чтобы ты не наделал глупостей. Чтобы не испортил дело, ради которого я готов умереть. А неприятности могут быть только у тебя!

Том Дэниельс, пытаясь освободиться от веревки, напряг сильные молодые руки.

– Ну погоди, Белл, я с тобой еще расквитаюсь! – пообещал он.

– Заткнитесь оба и успокойтесь. Ваша перепалка уже всем надоела, – сердито заметил более старший напарник Белла, который, судя по всему, отвечал за всю группу.

– Знаем таких! – не обращая внимания на замечание старшего, откликнулся Белл. – Все они жутко храбрые, когда у них повязаны руки. «Ой, держите меня, а то я с ним сейчас расправлюсь!» Вот какие они герои! Дети, да и только!

Том Дэниельс готов был броситься на обидчика, но резкий голос сестры остановил его.

– Отойди от него, Том, и успокой нервы! – крикнула ему Черри.

– Да и сестренка, когда дело доходит до драки, тоже ему помогает, – подковырнул долговязый.

– Когда Том окажется на свободе, он тебя разделает под орех. И ты сам прекрасно это знаешь, – холодно заметила Черри. – А подковырки твои только для того, чтобы самого себя распалить. Я это вижу по твоему лицу!

Долговязый презрительно фыркнул, но негромко, потому что ему нечего было ответить девушке.

– Замолчи, Том. И ты, Черри, тоже, – послышался с кушетки раздраженный голос Лью. – Что толку спорить с этим стадом животных? Успокойтесь. Когда Ларри доставят в окружную тюрьму, им все равно придется нас освободить. Вот тогда мы и подадим на них жалобу. Все им припомним!

– А что толку? – заявил старший из добровольных помощников шерифа. – Ни один судья и слушать вас не будет. Линмаус пока в нашей местной каталажке, а потом его переправят в окружную. Это для него самое подходящее место. Будь он прежним Ларри Линмаусом, его можно было бы и пожалеть, но в истории с Крессом он повел себя по-мальчишески. Теперь уже ни-кто не вспоминает о его былых подвигах. Все говорят только о его двадцати четырех жертвах и о том, скольких бы он мог еще порешить.

Было такое впечатление, что поставленный старшим охранник Дэниельсов говорил устами шерифа, для которого цель оправдывала средства. Цыпленок Энтони полагал, что стоит лишь посадить того, кого он считает преступником, за решетку, и уже никакой закон этому бедолаге помочь не в силах. И не важно, что при аресте его шериф сам нарушил закон.

Теперь Линмаусу все стало ясно. Больше выжидать под окном он не мог – ему надо было решать и другие проблемы. Отыскав входную дверь, Ларри с силой толкнул ее и с двумя револьверами в руках вошел внутрь.