Текст книги "Золотая молния"

Глава 37

Сейчас девушка была похожа на человека, стоящего на краю опасности и подталкиваемого к ней вниманием толпы. Ей казалось, что все тело огромной волчицы дрожит от страшной ненависти, а из оскаленных зубов сочится яд. Но Оливер продолжал улыбаться хищнику. И вдруг взгляд зверя метнулся от лица девушки к хозяину. Волчица пристально посмотрела на него и перестала дрожать. Затем выпрямилась и стала похожа на домашнего пса, ожидающего ласки.

– Сейчас она совершенно безопасна, – сообщил молодой человек.

Нэнси с усилием опустила руку и коснулась головы зверя. Волчица съежилась от этого прикосновения и снова взглянула на девушку, но теперь ее взгляд выражал скорее страх, чем враждебность. С невероятным напряжением воли Нэнси провела пальцами по ее шерсти, потом погладила смелее. А волчица то открывала, то закрывала глаза, наблюдая за ней так, словно эти движения ее гипнотизировали.

– Видите, – сказал Оливер, – теперь она не представляет никакой опасности. Если хотите, могу заставить остальных сделать то же самое.

Нэнси выпрямилась, расслабила руку, затем на мгновение зажмурилась и покачала головой, чтобы убедить себя, что все происходящее вовсе не сон.

– Одного было вполне достаточно! – выдавила она.

Девушка видела, как серая волчица отпрыгнула назад на выпрямленных лапах, словно избегая ловушки. К ней прильнули два других волка и слегка зарычали, принюхавшись к голове матери, обнаружив на ее шерсти доказательство прикосновения опасной руки.

– Но ведь они ненавидят людей! Наверное, с удовольствием перегрызли бы мне горло!

– Почему бы и нет? – беспечно отреагировал Кроссон. – Видите ли, они этим живут. Охотятся, правда, случается, находят на земле свежее мясо, съедают его, хотя оно и припахивает человеком, а через час-другой умирают от яда. Некоторые из них ухитряются спастись и это помнят. Выжившие рассказывают остальным, так что у них мало оснований любить человека. Кроме того, люди садятся на лошадей и охотятся за ними. – Оливер пристально посмотрел на девушку. – Полагаю, вы можете это понять?

Нэнси всю ее жизнь приучали смотреть людям в лицо, исключая тех, кто разглядывал ее так, что единственным спасением оставалось полнейшее невнимание к их взглядам. Однако молодой человек вовсе не рассматривал ее дерзко. Просто задал вопрос и теперь ждал ответа.

Она сделала неопределенный жест в сторону трех волков:

– Не знаю. Вы понимаете в этом лучше меня. Думаю, они вас любят.

– Конечно, любят! Мы ведь выросли вместе. Мы одна семья. Если одному из них впивается в лапу колючка, он, хромая, идет ко мне. Если они голодны, они приходят и рассаживаются вокруг меня, будто я умирающий олень, завязший в снегу. – Оливер коротко рассмеялся.

– Значит, вы ходите с ними на охоту?

– Что же еще я должен делать? Конечно, я охочусь для них, а они охотятся для меня!

– Хотите сказать, что они добывают для вас дичь? – недоверчиво спросила Нэнси.

– Я никогда не лгу, – с достоинством и легким упреком ответил молодой человек.

Девушка вспыхнула. Ей показалось, что она подвергла сомнению слова невинного ребенка. Оливер весь светился от счастья, что находится рядом с Нэнси, он готов был поверить во все, что девушка скажет или сделает. Так как же Нэнси могла сомневаться в нем?

– Я просто не представляю себе, как они могут охотиться для вас, – объяснила она.

– Иногда я иду на охоту, нахожу место, где, как мне кажется, лежит олень. Вы знаете, как это делается. Находите след оленя, прошедшего всего час или два назад, и он ведет вас от водопоя в укрытие.

– Откуда вы можете знать, что следу всего час или два? – поинтересовалась Нэнси, чувствуя легкое раздражение от того, что, несмотря на все свои заверения, молодой Кроссон, похоже, обманывает ее.

Юноша помедлил.

– Вы тоже могли бы это увидеть, разве нет?

– Нет. А как вы можете?

– Дело в том, что трава по-разному выпрямляется после того, как по ней прошли. Весной это происходит медленно, так как земля еще влажная, а трава только растет; в жаркие летние дни – быстрее, потому что травинки похожи на проволоку. Глядя на то, как распрямилась трава, можно сказать, как давно по ней прошли.

– А если травы нет? – требовательно спросила девушка, все еще не вполне доверяя рассказу молодого человека.

– Тогда, – охотно объяснил он, – вы ложитесь на землю лицом вниз возле отпечатка копыта. Если земля сырая, на дне ямки будут следы воды. Если сухая, то с краев ямки на дно будут соскальзывать песчинки или пыль и заполнять углубление. После того как вы посмотрите на следы несколько сот раз, начнете понимать, какие из них старые, какие – свежие.

Нэнси сделала глубокий вдох и кивнула. Она чувствовала, что входит в новый мир через гостеприимно распахнутые ворота.

– Ладно, допустим, мы добрались до того места, где, по вашему мнению, находится убежище оленя. И что же?

– Как волки охотятся для меня?

– Да.

– Это очень просто. Во-первых, берете четверых или пятерых волков. Во-вторых, сворачиваете со следа примерно за милю от убежища. В-третьих, добравшись до нужного места, огибаете его.

– Вы хотите сказать, что пробегаете три мили?

– Да, или четыре, иногда пять. – Оливер продолжал говорить так, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном, известном даже ребенку. – Каждый раз, когда укрытие хорошее, а пространство вокруг него достаточное, оставляете позади себя одного волка и указываете, в каком направлении ему следует наблюдать. Годовика этому можно научить за три урока. Особенно если у вас есть такая мудрая старая волчица, как Бианка, чтобы помочь вам. Она может дать им пару куда более сильных затрещин, чем отважился бы я. Итак, ваши волки лежат вокруг убежища. Затем вы подходите к оленю и вспугиваете его. Иногда, если быть очень внимательным, можно подойти против ветра к самому месту лежки зверя. Раз шесть мне понадобились лишь хороший прыжок и верный удар ножом, чтобы закончить дело. Но обычно олень вскакивает и убегает. Тогда ближайший волк бросается следом и отрезает ему путь. Олень мечется, но волки охраняют границу круга. Олень не может вернуться в убежище, потому что там пахнет человеком. Иногда человек может остаться на границе леса, бегая вдоль нее и удерживая зверя внутри. А волк мчится до тех пор, пока не догонит оленя или, по крайней мере, пока не добежит до следующего волка. Тогда первый волк падает в укрытие, а свежий вскакивает, готовый промчаться еще одну милю. В результате олень бегает по кругу, а каждую милю выпрыгивает новый волк и несется на полной скорости.

– Бедный олень! – вздохнула Нэнси.

– Должны же мы что-то есть, – мягко возразил юноша и немного виновато добавил: – Кроме того, в этом есть нечто забавное. Вот таким образом волки охотятся для меня.

– И едят своих жертв, я полагаю? А что это дает вам?

– Я отзываю их свистом, когда они завалят оленя.

– Бросьте! – вскричала девушка. – Чтобы они оставили прекрасное свежее мясо только потому, что вы им свистнули?

– Да, они его оставят. Вам это, наверное, кажется невероятным. Но волка можно научить. Не плетью, разумеется. Я заставляю их подчиняться друг другу. Все они знают, что приказы исходят от меня, а наказание от любого из них. – Молодой человек сделал короткий жест, словно приглашая Нэнси взглянуть, как это просто. – Вообще-то в этом нет ничего странного.

Девушка подняла глаза на Оливера. Она думала о нем как о демоне в человеческом обличье. После встречи на улице стала считать красивым гибким молодым дьяволом. Но теперь ее мнение полностью переменилось.

Нэнси не знала, что сказать, но понимала, что заинтригована, что из ее представлений о молодом Кроссоне исчезла всяческая враждебность. Она больше не боялась его. Ей приходилось специально напоминать себе, что перед ней именно тот человек, который преследовал прошлым вечером ее и Честера Лайонза в горах.

Сейчас Оливер говорил очень мягко и убеждающе:

– Разве они вам не нравятся? Они выглядят угрожающими? Для вас это лишь зубы и когти? Если так, я отошлю их прочь!

– Нет, – отказалась девушка. – Все в порядке.

Но молодой человек покачал головой и, издав тонкий, резкий, пронзительный свист, махнул рукой. Трое волков начали отступать. Немного помедлили, чуть сжавшись, устремив дикие, горящие глаза на хозяина, затем исчезли среди деревьев.

– Они наблюдают за нами из укрытия?

– Нет. Просто остаются в пределах видимости и слышимости, – ответил Оливер. – Вы видите, что они по ветру от нас?

Нэнси этого не заметила. Но прежде чем девушка смогла обратить внимание на что-нибудь еще, водяной дрозд перелетел через ручей и попытался преградить им путь. В следующее мгновение Кроссон засвистел. Нэнси изумленно наблюдала, как он словно вытянул длинную невидимую руку и схватил дрозда, потому что тот начал порхать быстрыми кругами вокруг его головы. Оливер медленно поднял голову, обратив к небу радостное озорное лицо, и новый свист слетел с его губ. Дрозд бросался к нему и опять отлетал в сторону, искушаемый, недоверчивый, напуганный, но вновь и вновь привлекаемый звуком.

Юноша то и дело смотрел на Нэнси, приглашая ее принять участие в забаве, но вот птица уселась ему на плечо. Тогда Оливер засвистел мягко и непрерывно, а маленький дикий дрозд стал быстро наклонять головку то вправо, то влево, словно знаток музыки, готовящийся высказать свое суждение об исполнении музыкального произведения.

Кроссон поднял палец. Птица охотно перепрыгнула на предложенный насест, расправила крылья, словно собираясь улететь. Но свист продолжался, и дрозд внимательно слушал, склонив головку.

Наконец Оливер замолчал, а дрозд, помедлив мгновение, улетел прочь.

– Но в следующий раз он прилетит с первого свиста! – пообещал молодой человек.

Глава 38

– Где вы научились всему этому? – не выдержала Нэнси.

– Это трудно, – признался Кроссон. – Приходится лежать и слушать часами. Иногда появляются другие птицы, но надо слушать только одну и запоминать. Потом попробовать издавать точно такой же звук. Затем уйти, потренироваться, понять, что воспроизводите звук неверно. Тогда вернуться и начать все сначала. Иногда нужно работать каждый день в течение месяца, пока получится похоже.

А еще существуют отдельные свисты, трели и тому подобное. Знаете, например, есть сонные трели в конце дня и совсем другие, когда занимается заря, до того, как птицы начинают петь все разом. А если воспроизвести писк птенцов в гнезде, то можно заставить их мамашу свалиться с неба прямо вам на голову! – Он засмеялся, видимо, что-то вспомнив.

Нэнси переполняло любопытство.

– Вам нравится это делать, потому что вы любите птиц? – предположила она.

– Они прекрасные создания, ни одна не бывает похожа на другую. Возьмите соек. Некоторые из них скорее зеленые, чем голубые, другие скорее голубые, чем зеленые. Сойки – дьяволы, но они развлекают. Очень любят фокусы. У меня дома есть несколько соек, которые воруют вещи. – Оливер снова засмеялся.

– Нужные вещи?

– Не всегда. Да это и не важно. Я знаю, где их гнезда, могу пойти туда и взять обратно, когда пожелаю. Сойки все-таки ужасные воришки, ужасные!

Нэнси опять услышала его смех. Оборвав его, молодой человек указал на поваленное дерево:

– Садитесь.

Девушка подчинилась. Кроссон открыл ей дверь, через которую она могла видеть новый мир. Другой его облик – чудовище, преследующее людей в горах с помощью стаи волков и сбрасывающее своих жертв на землю одну за другой, – этот образ словно туманный призрак остался лишь в уголках ее памяти.

Оливер сел на маленький камень на берегу ручья напротив нее.

– Вам там неудобно.

– Отсюда мне вас лучше видно.

Девушке не следовало краснеть – молодой человек просто констатировал факт, а вовсе не делал ей комплимент, но она почувствовала, что ее щеки заливает румянец. Кроссон тем временем продолжал:

– Сначала я думал, что возле вас хорошо стоять. Но так лучше. Вы поворачиваетесь чуть в сторону, когда думаете. Поэтому я вижу вас под разными углами. Ха! – воскликнул юноша так неожиданно, что Нэнси невольно вздрогнула. – Это заставило меня вспомнить один день!

– Какой день?

– Когда я в первый раз поймал дронта, заставил его сесть на мой палец, точь-в-точь как этого дрозда. Он слушал мой свист, а затем покачал головой, как будто сказал «нет». Затем распушил перышки на горле, поднял головку, раскинул крылья, так что дневной свет засиял сквозь них, и преподал мне урок пения. Только я никогда не смог бы выучить этот урок. Я мог бы повторить свист многих птиц, но не дронта. Он поэт. Поет так, словно песня сама льется из его горла… Вот и вы так же говорите…

Нэнси все же вспыхнула от смущения и стыда. И потому что начала испытывать чувство вины. Ей не следовало оставаться здесь с этим парнем. Но и было очень трудно, просто невозможно расстаться с ним.

– Постойте! – выговорила она. – Я едва успела произнести два слова.

– Посмотрите! – тут же указал на пруд Оливер.

– Что?

– Видите?

– Ну вижу неподвижную воду.

– И это все?

– Нет, не все. Я вижу синеву неба и блеск деревьев, отраженные в ней. Что из этого?

– А разве вода в пруду произнесла хоть одно слово?

Девушку озадачил предложенный им пример, но Оливер пояснил:

– Так же и вы. Вам было бы глупо пользоваться словами. Даже петь и то не стоит. Потому что вы… вы золотая молния, берущая свое начало на самом солнце.

Нэнси пошевелилась. Если бы любой другой молодой человек заговорил с ней таким образом, она сказала бы себе, что самое время отправляться домой. Но к Оливеру девушка обратилась иначе:

– Сколько раз вы говорили с… женщинами прежде?

– Никогда, – сообщил он.

– Ни разу? – удивилась Нэнси, широко открыв глаза.

– Я много раз видел их. Однажды в холмы приезжала большая партия охотников. С ними были женщины. Я обычно по вечерам уходил из дому и шел по их следу, а ночью подходил к их лагерю и ложился так, чтобы на меня не падал свет костра. Смотрел на них и слушал их. У большинства из тех женщин были визгливые голоса. Лишь у одной голос немного напоминал ваш. Она тоже казалась золотой, но не тем золотым цветом, что ближе всего к солнцу.

– Послушайте! – решилась Нэнси. – Мне хочется, чтобы вы не делали кое-что.

– Что именно? Только скажите, и я никогда не сделаю это снова.

– Не говорите со мной так. Я не знаю, как это назвать, только вы не должны раздумывать вслух или делать вид, будто раздумываете вслух о людях в их присутствии, потому что это смущает их.

– Вы смущены?

– Скоро буду.

– Я остановлюсь, если буду знать точно, что мне следует остановиться. Вы не попытаетесь объяснить более понятно?

– Например, когда вы говорите обо мне и о голубом небе в пруду, обо мне и золотом свете рядом с солнцем…

– Я просто хотел сказать, что все это напоминает мне вас. Я был дураком. Мне следует научиться лучше шевелить мозгами, поточнее подбирать слова. Мне следует сказать, что вы…

– Не говорите, что я…

– Да? – растерялся Оливер и замолчал, печально глядя на Нэнси. Затем произнес: – Мой отец всегда говорил, что я натворю немало глупостей, когда начну узнавать людей.

Глаза юноши еще больше погрустнели. Он прижал руку к горлу, словно почувствовал боль.

Нэнси не ожидала, что сможет так легко его огорчить, поэтому попробовала оправдаться:

– Допустим, я стала бы говорить о вас…

– Ах! – меланхолично отозвался молодой человек. – Я знаю, что из-за загара похож на ворону.

Нэнси молча взглянула на него. Кожа Оливера имела темно-бронзовый оттенок и блестела, свидетельствуя о безупречном здоровье. Его черные волосы тоже сияли, но больше всего девушку поразили его ярко-голубые глаза. Ей всего один раз в жизни доводилось видеть столь необычный цвет человеческих глаз. Но сейчас она не могла вспомнить, у кого именно. Вдобавок девушку охватило странное, головокружительное ощущение, что если сейчас она даст волю своему языку, то найдет множество слов, чтобы говорить с Оливером на том же языке, на каком юноша беседовал с ней, употребляя образы, которые никогда раньше не приходили ей в голову.

Она заставила себя встать.

Кроссон мгновенно вскочил.

– Вы ведете себя так, словно… – И остановился, будто опасался облечь свои мысли в слова.

– Мне нужно возвращаться, – объяснила девушка.

Оливер встал перед ней и раскинул руки, загораживая ей путь, но когда Нэнси подняла голову, наполовину рассерженная, наполовину напуганная, он тут же отошел в сторону.

– Послушайте! – умоляюще проговорил Кроссон. – Прошло всего несколько минут.

– Прошло уже много времени, – возразила Нэнси. – Я должна возвращаться.

– Но тени удлинились только вот отсюда и до… – Оливер нарисовал линию на земле, чтобы показать, насколько удлинилась тень позади ствола дерева. – От этого места и до этого. А я первый раз в жизни был абсолютно счастлив. Можно так выразиться?

Нэнси постаралась избежать его пытливых и умоляющих глаз.

– Да… Конечно… – И засмеялась.

– Но я привык к трудностям. Даже больше. Вы собираетесь вернуться? Можно мне пойти с вами до края леса?

Девушка не могла вымолвить ни слова, ее язык будто отяжелел. Она молча отправилась вдоль ручья, а Оливер последовал за ней. Позади них двигались молчаливые тени, появляясь и исчезая то тут, то там. Нэнси знала, что это волки, но обращала на них не больше внимания, чем на листву, трепетавшую от дуновения легкого ветерка.

На краю леса Оливер остановился.

– Я должен остаться здесь. Из окон гостиницы в меня могут целиться из револьверов. Или вы хотите, чтобы я пошел с вами вверх по склону?

Его глаза засияли. Кроссон приглашал девушку, умолял ее бросить ему вызов, пусть даже втянув в такую отчаянную игру.

Нэнси молча покачала головой.

– Вы мне скажете, где я смогу увидеть вас в следующий раз? – спросил молодой человек. – Если даже это место находится в тысяче миль отсюда, я поеду туда и буду вас ждать.

– Вы больше никогда меня не увидите, – ответила девушка.

Она видела, что его глаза на мгновение заметались. Но Оливер тут же справился с собой и слегка поклонился своей спутнице.

– Все как говорил мой отец. Я заставил вас рассердиться, вы презираете меня! – пробормотал он.

– Вы знаете, что я – Нэнси Лайонз. А вы охотитесь за моим кузеном. Что еще, по-вашему, я должна сказать?

– Значит, вы его любите?

Нэнси едва выдержала переполненный болью взгляд юноши.

– Да, – ответила она. – Я люблю его всем сердцем.

Характер Нэнси не позволил ей умолять Оливера, чтобы он отказался от задуманной им кровной мести. Она могла лишь слепо на это надеяться. Но теперь, увидев его поникшую голову, поняла, что он не поднимет глаз до тех пор, пока она будет стоять перед ним.

Поэтому девушка поспешно направилась через кустарник. А когда уже выходила на открытое пространство, обернулась, посмотрела назад и разглядела сквозь листву, что Оливер продолжает стоять там, где они расстались, уставившись в землю, онемевший от отчаяния, превратившийся в камень.

Нэнси торопливо вернулась в гостиницу, поднялась в свою комнату. Там в первую очередь прошлась перед зеркалом и остановилась перед ним в удивлении, потому что увидела себя бледной, с прикушенной губой и глазами, наполненными страданием.

Глава 39

Наступило самое светлое время дня. Тени, укорачивавшиеся все утро с запада на восток, теперь спрятались под предметы, их отбрасывающие.

Пробило ровно половину двенадцатого, когда Оливер, сидевший в задней комнате салуна, увидел входящего Менневаля.

Кроссон приехал в Шеннон никому не известным человеком. За одно вчерашнее утро он стал знаменитым. Не меньше ста кошельков готовы были раскрыться для оплаты его выпивки. Все вокруг знали, что этот молодой парень сделал накануне с Винни Дейлом.

Так уж случилось, что Винни был в городе популярной личностью. И как новый чемпион всегда наследует силу предыдущего, повергнутого, так теперь оценивали и Кроссона, вспоминая Винни. Дейл славился тем, что состоял из мускулов, мощи, отваги, безжалостной воли, за что его и любили. Но в то же время он представлял собой живую угрозу для города. А поскольку людям иногда нравится видеть покоренным огромного властного пса, жители Шеннона радовались, что Дейлу указали его место. Их забавляла мысль, что когда в следующий раз Винни прискачет в город со своими спутниками, те не будут следовать за ним так же слепо, как это делали раньше, и не станут слишком быстро разбивать уличные фонари выстрелами из револьверов.

В довершение всего горожане узнали, что к ним приехал прославленный Честер Лайонз. Только этого хватило бы, чтобы заставить задрожать многие сердца. Но люди еще и поняли, что Оливер Кроссон должен встретиться с Лайонзом и вступить с ним в схватку, после которой в живых останется лишь один.

Через тридцать минут, и ни секундой позже, Честер выйдет из гостиницы, пересечет веранду и отправится вверх по длинной, кривой, петляющей улице Шеннона.

Весь город знал, что Лайонз сделает это, и жители в полном составе – мужчины, женщины, дети – собрались, чтобы понаблюдать за происходящим. Заняли облюбованные заранее места у окон, в дверях, у углов зданий и ждали.

Никто не мог бы объяснить, откуда они проведали, что должна состояться дуэль. Кое-кто говорил, будто мистер Лайонз сам храбро и презрительно признал это. Другие уверяли, что благодаря своему крайне тонкому слуху услышал официант из гостиницы. Так или иначе, но весь город точно знал, что схватка наверняка состоится.

В другом месте подобное событие, вне всяких сомнений, показалось бы людям ужасным. Шеннон же счел его восхитительным и очаровательным. Жители этого городка уже были свидетелями бессчетного количества перестрелок, так почему бы не увидеть еще одну? К тому же если о ней сообщили и предупредили заранее? Дуэль, так сказать, разрекламировали, а значит, она наверняка произойдет.

Вот почему мужчины, женщины и дети заняли свои места.

Некоторые из них выбрали позицию неподалеку от гостиницы, так как полагали, что Оливер бросится вперед и встретит соперника, едва тот выйдет на улицу.

Другие устроились у первого поворота улицы, поскольку с этого места могли видеть и гостиницу, и часть улицы до следующего поворота. Следующая группа горожан разместилась за первым поворотом, а еще более многочисленные зрители на самом дальнем конце улицы, считая, что Оливер Кроссон, вероятно, будет ждать, когда великий Честер Лайонз появится там, и только тогда вступит с ним в схватку. Нашлись и те, кто ожидали дуэли у салуна.

Именно они все предвидели лучше остальных. Потому что сам молодой Кроссон решился оставаться в салуне до тех пор, пока не узнает, что Лайонз покинул гостиницу, а вслед за этим выйти на улицу и дождаться его появления, никуда далеко не отходя.

Странно, но Кроссон был уверен в исходе схватки, хотя понимал, что Лайонз гораздо лучше умеет обращаться с огнестрельным оружием. Вполне вероятно, что первая пуля вылетит именно из его револьвера и свалит Оливера на землю. Но если только Лайонз его сразу же не убьет, он сумеет встать, прицелиться и выстрелить, чтобы убить.

Убить!

Кроссон также знал, что ему предстоит схватка со смелым человеком. Что такое разъяренная пума в сравнении с ним? Честер Лайонз давно прославился своей храбростью. Известна она была и жителям Шеннона.

Многие из них подходили к Оливеру и говорили примерно так:

– Остерегайся его, когда он поворачивается спиной. Он может повернуться, выхватить револьвер, выстрелить за одну секунду – и никогда не промахнется.

– Остерегайся его, когда он смотрит вниз и в сторону. Он может мгновенно выхватить револьвер – и никогда не промахнется.

– Остерегайся, когда кажется, будто Лайонз шутит и смеется. Через секунду его настроение переменится, он выхватит оружие – и никогда не промахнется.

Люди предупредили его, вот почему Оливер сидел в маленькой темной задней комнате салуна и ждал.

Комната не была пуста. В ней находились и другие люди. Они делали вид, будто играют в карты. Должны же были жители Шеннона иметь какую-нибудь причину для того, чтобы в разгар дня сидеть в задней комнате салуна! Поэтому мужчины и устроились за четырьмя столами, притворяясь, что режутся в покер. Ставка оставалась маленькой. Никто не обращал особого внимания на карты. Все смотрели на молодого человека, который сидел в углу, сложив руки на коленях, и молча ждал.

Игроки бросали на него быстрые взгляды, некоторые отваживались ему улыбнуться. Оливер отсутствующе улыбался в ответ. Но все понимали, что юноша просто ждет. Обитатели города проникались к нему все большим уважением из-за этой его позы.

Кто из них мог бы вот так спокойно вынести это смертельное напряжение? Кто из них не захотел бы в этот момент поболтать, пусть даже с незнакомцем?

Но молодой человек не хотел ничего. Оливер просто сидел, опустив руки на колени. Когда присутствующие заговаривали с ним, юноша не отвечал. Когда они улыбались ему, Кроссон с отсутствующим видом улыбался в ответ, будто одобрял их веселье, но не понимал его причины.

А ровно в половине двенадцатого в салун вошел Менневаль.

Жители Шеннона не знали его, хотя он начинал свою карьеру именно в этом штате. Просто с тех пор пролетело слишком много лет. Сперва Менневаль был легендой, а затем и легенда умерла. Теперь никто ничего не помнил, кроме того, что в далеком прошлом жил человек по имени Менневаль и совершил некоторые странные поступки. Никто не говорил о них, лишь очень немногие знали, но молчали. За многие годы люди научились осторожности, поэтому лишь изредка кто-то покачивал головой, а у другого таинственно поблескивали глаза. Когда молодежь с любопытством спрашивала: «Ладно, кто такой Менневаль?» – старики лишь поглядывали друг на друга. Могли даже перемигнуться при этом. А затем таинственно отвечали:

– Когда-нибудь узнаете.

Тогда молодые люди интересовались:

– Кто он такой? Чем занимается? Он такой же бандит, как Лайонз?

Однажды один суровый старатель с седой головой ответил:

– Не делайте из себя дураков. Существуют тысячи Лайонзов. Но есть только один Менневаль!

Подобные заявления, конечно, вызывали дальнейшие расспросы. Молодые люди собирались кучками, строили тысячи предположений. Но они и близко не подбирались к истине, руководствуясь неверными догадками. Поэтому младшее поколение Шеннона возвело целую гору фантазий, касавшуюся вершиной облаков.

Но вот в один и тот же момент в городе собрались Лайонз, его очаровательная кузина, Оливер Кроссон и Менневаль. Первые трое, возможно, вызывали интерес, но особая тайна окутывала Менневаля.

Когда он вошел, старейший житель города стоял в салуне у стойки бара. Старик взглянул на Менневаля, а тот, проходя мимо, посмотрел на старика, и хотя направлялся в заднюю комнату, где за четырьмя столами шла игра в покер, а в самом темном углу сидел молодой Кроссон, подошел к нему и встал рядом у стойки бара.

– Ваше имя Адамс, – уверенно заявил Менневаль.

– Да, меня зовут Адамс, – отозвался старик и чуть улыбнулся, словно его забавляло собственное имя или будто был изумлен, что кто-то помнит его.

Те, кто стояли рядом и слушали этот разговор, не обратили на него внимания. Но вспоминали о нем впоследствии.

– Вы были в Сан-Франциско, когда «Золотая стрела» сгорела в доках, – произнес Менневаль.

– Ух ты! Как это вы помните такое? – удивился Адамс.

– Вы работали на баке, – продолжал Менневаль. – Вы были одеты в голубую рубашку и передавали тюки с носа корабля людям в лодках.

– Так-так, – засмеялся Адамс, – должен сказать, у вас превосходная память.

Менневаль словно цитировал какую-то книгу, вытянув указательный палец и устремив его на своего собеседника, а старик кивал и улыбался. Но вот Менневаль внезапно выпрямился, будто сбросив со своих плеч тяжелый груз.

– И вы все еще здесь.

– Не в Сан-Франциско. Этот город далеко от Сан-Франциско, – уточнил Адамс.

– Вы все еще здесь, – повторил Менневаль. В его голосе слышалось удовлетворение оттого, что удалось найти человека в том же мире, в том же виде, в то же время.

– Вы странный человек, – заметил Адамс. – Я думал, что вы помните меня с тех пор, когда «Уэллс Фарго экспресс» прибыл в Карсон-Сити, и срочная посылка…

Менневаль поднял палец:

– Иногда некоторые вещи выпадают из человеческой памяти. А иногда их просто следует забывать! – Он повернулся к бармену. – Вот, – сказал ему, – возьмите двадцать долларов. Если присвоите себе больше пяти, я вернусь и с вами поговорю. Но пятнадцать прошу израсходовать на Адамса, наливая всякий раз, когда ему хочется выпить.

– Да, сэр, – согласился бармен. – А сами не желаете выпить, сэр?

Ответ Менневаля также вспоминали впоследствии.

– Я никогда не пью в рабочие дни.

Он кивнул бармену и почти нежно улыбнулся Адамсу.

– Спасибо вам, мистер… – пробормотал старик, уставившись в пол.

Адамс не выяснил имени своего благодетеля, а Менневаль направился через бар в заднюю комнату, где за четырьмя столами играли в покер, а Оливер Кроссон сидел в самом темном углу.