Текст книги "Сказки нового Хельхейма"

Восьмой ход

Маше недавно исполнилось сорок девять; один её друг, внезапно ставший на старости лет художником, всем теперь говорит, что после пятидесяти жизнь только начинается; ну, значит, моя тоже скоро наконец-то начнётся, – смеётся она.

Маша идёт по городу, где живёт так долго, что всякий раз удивляется, вспомнив, что на самом деле не здесь родилась. Ей здесь всё не только знакомо, а ещё и навсегда благодарно, причём есть же за что. Вот, например, деревья в том парке через дорогу, которые во время реконструкции планировали срубить, и Маша ходила к ним чуть ли не каждую ночь с маленьким барабаном, сочинила четыре песни, защищающие от беды, неизвестно, какая из них сработала, а может все сразу – реконструкция в парке закончилась, а деревья на месте, растут.

А этот дом, – вспоминает Маша, – не хотел, чтобы в нём жили чужие; что хозяин сто лет назад умер, его не касается, возвращайте обратно, или пусть никто не живёт. Ладно бы просто был дом с привидениями, которые всех пугают, это нормально; на самом деле, даже отлично, нам бы таких побольше, их сейчас уже почти нет. А так люди просто жили в нём очень плохо, с каждым годом всё хуже, наполняясь его раздражением и тоской. Маша гладит кирпичную стену: как поживаешь, дружище? Конечно я ещё приду тебе спеть, только ночью, попозже, сейчас, сам видишь, вокруг народу полно.

Маша сворачивает в проходной двор, чтобы срезать путь и поскорее вернуться, она уже долго гуляет, а дома ждут отложенные дела. Обычно у Маши не бывает ни головокружений, ни, тем более, обмороков, но вот прямо сейчас темнеет в глазах и сладко кружится голова; Маше явственно кажется, что её приподняли за шиворот, как берут за шкирку кота, пронесли немного, буквально десяток метров, снова поставили, и кто-то шепнул, почти касаясь губами макушки: «Шии-шева, умница, ты пришла».

На кирпичной стене большими, почти в человеческий рост, кривыми, словно писал первоклассник, буквами написано слово «Миррта». Маша стоит и смотрит на стену. Голова больше не кружится, нет никаких голосов, но Маша сама откуда-то знает, что Миррта – её новое имя. И говорит: «Хорошо, спасибо, беру».

* * *

Шахматы, любимая игра шии-джинни, известных также в разных краях, кругах и веках как Спящие Божества, Глядящие и Тени-Попутчики, хоть и задействуют исключительно одушевлённые фигуры, в части правил схожи с нашими (что вполне объяснимо: шии-джинни позаимствовали шахматы у тех самых дэва, которые смеху ради учили людей упрощённому подобию некоторых своих игр).

Есть только одно существенное отличие: как в известном нам варианте шахмат пешка, достигшая последней горизонтали, именуемой также «полем превращения», может стать ферзём, или любой другой фигурой, так по правилам шии-джинни ферзь, совершивший не менее восьми ключевых, то есть, важных для хода партии действий, сам становится игроком.

2 декабря 2021 г.

Dr. Consolatio Daemonum

– Снится в последнее время, – сказала Галина, – такое… – На этом месте она спохватилась, вспомнив, как ей самой бывает скучно слушать чужие рассказы про сны, мысленно перечеркнула подробный отчёт о причудливых помещениях, где была то студенткой, то лектором, то проходила рабочее собеседование, незаметно превращавшееся в супервизию, или наоборот, и решительно подытожила: – …всякая рабочая суета. Видимо, в качестве компенсации. Жалко, конечно, что пришлось выйти на пенсию. Без работы это уже не я.

– Так ты же сама говорила… – начала сестра.

– Что устала, и всё надоело? – подхватила Галина. – Забудь. Я врала. То есть, да, надоело до чёртиков, но не работа, а сраный он-лайн. Я от него устала. Мне люди нужны живыми. И я им нужна живая. Должен быть нормальный телесный контакт. То есть, я пациентов, конечно, не тискала; кстати, может быть зря. Но просто быть рядом – это работает. А по скайпу-хренайпу – ну, так. Но я не затем тебе про сны начала рассказывать, чтобы лишний раз пожаловаться. А потому что сегодня получилось смешно. Сперва я всю ночь во сне на работу устраивалась. Проходила какие-то бесконечные собеседования; почти ничего не помню, только что волновалась ужасно. А все вокруг были такие милые, меня успокаивали: «Галина Николаевна, мы вас давно знаем и высоко ценим, но у нас контингент очень сложный, нужно убедиться, что работа вам подойдёт». Чем кончилось дело, не помню, но когда проснулась и выглянула в окно, во дворе на снегу кто-то вытоптал огромную надпись: «Willkommen», – по-немецки, что отдельно смешно – ну, потому что отсылает к истокам… Нет, слушай, рассказываю, и сама чувствую, что звучит как полная ерунда. Но как переживание это было прекрасно и освежающе. Я спросонок даже сперва обрадовалась: ага, всё-таки принята! А уже потом сообразила, что собеседование мне только приснилось, и снова обрадовалась, потому что красивый же синхронизм.

– Я бы на твоём месте на работу вернулась, – вздохнула сестра.

– Так и я на своём вернулась бы, – развела руками Галина. – Да некуда мне возвращаться пока.

– Как это – некуда? Специалистов сейчас отрывают с руками, всех подряд. Как с цепи сорвались, даже бывшие скептики. Не выдерживает стресса народ. Меня уже, будешь смеяться, наш начальник охраны осторожно расспрашивал, чем психолог отличается от психиатра, и к кому из них надо записываться, если с лета бессонница, и бесит буквально всё.

– Вот пусть сперва вся эта пакость закончится, – твёрдо сказала Галина. – Карантины, локдауны и прочая дрянь. Я человек старой школы. В скайпах и зумах от меня толку мало. Не могу просто так он-лайн щебетать.

* * *

Галина жила всего в трёх с половиной кварталах от дома сестры, но сегодня она нарочно свернула в другую сторону. Настроение от разговоров о работе предсказуемо испортилось, чтобы его исправить, самое верное средство – пройтись. Шла такими причудливыми загогулинами, что сама не заметила, как оказалась на пешеходке, где по случаю морозного вечера буднего дня было довольно пустынно. То есть, ходили, конечно, какие-то люди, но не толпа, из-за которой Галина обычно обходила пешеходку десятой дорогой. А сейчас ей там понравилось: пусто, светло, просторно, витрины украшены к Рождеству, кафе и рестораны работают, внутри даже кто-то сидит.

Кондитерская, где Галина не была с тех пор, как вышла на пенсию, тоже ещё работала; она сразу вспомнила, как раньше специально приходила сюда за шоколадными батончиками с тёмной, густой, пропитанной ромом начинкой, шоколад Галина не особо любила, но эти батончики – да. Зашла, батончики были на месте, купила на радостях сразу два и, немного поколебавшись, попросила налить ей глинтвейна на вынос, в картонный стакан, чтобы пить его на морозе, обжигаясь и бессмысленно дуя на крышку, посмеиваясь над собственной дуростью – именно то, что нужно сейчас!

На морозе у глинтвейна оказался вкус настоящего праздника, а что слабенький, так даже лучше, зачем мне квадратная голова, – думала Галина, оглядываясь по сторонам в поисках какой-нибудь скамейки, потому что если уж праздник, наслаждаться им надо с комфортом, а не на бегу.

Место сразу нашлось – стол и два стула, выставленные на улицу из соседнего ресторана для желающих покурить. Галина там отлично устроилась, сидела, пила понемногу глинтвейн, глазела по сторонам, ощущая себя почти настоящей туристкой, которой всё интересно и внове. Только сейчас поняла, как соскучилась по путешествиям. Интересно, я ещё поездить успею? Или на моём веку уже хорошо не будет? – привычно подумала она и привычно же себя оборвала: ладно, вот прямо сейчас мне отлично. Только это и важно. Будущее – просто умозрительная концепция. Объективно есть только «вот прямо сейчас».

Женщину в серебристом пуховике Галина заметила издалека – поди не заметь такую огромную, почти великаншу, которая под фонарным светом, как ледяная скульптура переливается и блестит. Сразу подумала: «попрошайка», – и сама удивилась: да ну, с чего я взяла? Для попрошайки слишком прилично одета. И явно не с чужого плеча. И, вроде бы, трезвая. Как минимум, не шатается, – говорила себе Галина, пока женщина к ней приближалась, умильно улыбаясь и всплескивая руками, словно знакомую встретила. Немолодая, очень высокая, толстая, пожалуй, слишком ярко накрашена, но, в общем, вполне обычная женщина, в городе много таких. Я-то зачем ей сдалась? Может, действительно обозналась? – неуверенно думала Галина. Мысли носились в её голове – разумные, суетливые, поверхностные, незначительные, они не могли заглушить неизвестно откуда взявшееся спокойное, ясное знание: ко мне приближается попрошайка. Таким ничего нельзя давать.

Толстуха в серебристом пуховике села на стул напротив. Сказала, заискивающе заглядывая в глаза:

– Вы так на подругу мою похожи. Её звали Лара… А вы, случайно, не Лара? Ну, хорошо, а то она умерла. Нас было четыре неразлучных подружки: я, Ларочка, Тома и Лена. Тома уехала в Польшу, нашла там работу, Лена вышла замуж в Германию, Ларочка умерла прошлой осенью, я осталась одна. А вы так на Лару похожи! Разволновалась я. Сигаретки у вас не найдётся?

– У меня есть сигареты, – честно ответила ей Галина. – Но вам я сигарету не дам. Вы бы вообще с этим делом завязывали.

– С каким? – растерялась толстуха.

– Просить, – объяснила Галина. – Сигареты, мелочь на кофе, неважно. Вы же удачу у людей забираете вместе с подарком. Вместо благодарности наказываете за доброту. Это нечестно. Добрым людям и так непросто живётся, куда им ещё бед добавлять. Жрёте вы чужую удачу – ладно, бывает, каждый выживает как может. Но придумайте способ забирать её у жадюг!

Говорила всё это, одновременно слушая себя как бы со стороны и ужасаясь: боже, я совсем спятила. Что я несу? И зачем? Ладно, может оно и неплохо. По крайней мере, уходить, не допив, не придётся, сама испугается, что с сумасшедшей связалась, и убежит.

Но толстуха в серебристом пуховике не сбежала от городской сумасшедшей, не возмутилась, даже не переспросила: «Вы это чего?» Губы её задрожали, лицо скривилось. Сказала почти беззвучно:

– Такая уж моя злая судьба. Мне самой, думаешь, нравится? Чужая удача – пустая похлёбка, как тюря из плесневелого хлеба, но я этой тюрей хоть как-то жива. Нас было четыре неразлучных подружки: Тома, Лена, Ларочка умерла… ай, я не то хотела сказать. Добрых людей на свете совсем не осталось, а у жадных не знаю, как взять. Уже вторую неделю хожу здесь голодная. За всё это время только четверо со мной поделились. Никто не любит меня! Только Тома, Ларочка, Лена, да и тех я сама сочинила, а Лара даже придуманная умерла… – И совершенно по-детски шмыгнув носом, добавила: – Я не хочу плохого! Я к мамам хочу, но дорогу домой не знаю. Я заблудилась! Меня дома ждут шесть добрых, ласковых мам!

– И правда, совсем ребёнок, – вздохнула Галина. – Прости, дорогая, не теми глазами смотрела, сразу не поняла.

«Не теми глазами»! – внутренне взвыла она. – «Не теми глазами смотрела»! А какими надо? Третьим, мистическим? Или всё-таки по-научному, как у рептилии, теменным?

Но вслух она почему-то сказала:

– Конечно тебе надо к мамам. Они там, небось, уже извелись совсем. Ничего, я знаю, что делать. Спички, ты, слава богу, у меня не просила. Значит я могу их тебе без ущерба отдать.

– Спички! – обрадовалась толстуха в серебристом пуховике. – У меня будут спички! Это чтобы огонь добывать?

– Да, – подтвердила Галина, доставая из кармана пальто почти полный спичечный коробок. – Но не только огонь. Одна из спичек волшебная. Я не знаю, какая именно, но тут ничего не поделаешь, сама будешь искать. Рано или поздно она тебе попадётся. Только смотри, чтобы ни одна спичка у тебя не сломалась. Аккуратно их зажигай! Когда зажжёшь спичку, загадывай желание, надо успеть, пока спичка горит. Ну, тебе будет просто, желание у тебя короткое: «Хочу вернуться домой».

– Хочу вернуться домой, – зачарованно повторила толстуха, кривя накрашенный рот.

– Не огорчайся, если сразу ничего не получится, – сказала Галина. – Твоё желание исполнится в тот момент, когда ты зажжёшь волшебную спичку. Главное, не унывай и раньше времени не сдавайся. Ты поняла?

– Поняла! – энергично кивнула толстуха и тут же полезла за спичкой. Чего тянуть.

– Не стоит прямо на улице, – посоветовала Галина. – Зайди куда-нибудь в подворотню. А лучше в подъезд, если найдёшь открытый. Чтобы ветер огонь не задул.

– Точно! – спохватилась женщина в серебристом пуховике. – Ветер же может! Он здесь сердитый, неделикатный. Не как у нас.

– Да мы тут все такие, как ветер, – подтвердила Галина. – Сердитые и неделикатные. Вернёшься домой, будь умницей, сюда больше не суйся. А то волшебных спичек не напасёшься – тебя домой возвращать.

Встала со стула, смяла картонный стаканчик, выбросила в урну, ободряюще похлопала по плечу великаншу в серебряном и, не оглядываясь, пошла. На ходу растирала виски, растерянно думала: боже, я совсем спятила! Зачем этой тётке спички? Что я вообще несла? Надеюсь, это пока не маразм, просто крыша от безделья поехала. Ну, мать, дожила! И одновременно думала хладнокровно и деловито: ладно, нормально, это должно сработать. Силы у этой твари достаточно, просто опыта нет, сознание затуманено и не хватает веры в себя. Зато в спички она, слава богу, сразу поверила. Значит, нормально всё будет. Вряд ли сразу, но какая-то сработает наверняка. Всё-таки она совсем юная и доверчивая. Таким легко помогать.

Такая раздвоенность ума и – другого ума? сознания? – сама по себе могла бы встревожить, но Галину, наоборот, успокаивала, потому что была ей знакома. Не то чтобы обычное, а всё-таки хорошо ей знакомое состояние, так иногда получалось у неё с пациентами – когда собираешься ответить одно, а изо рта вылетает совсем другое, на первый взгляд, полная ерунда, но по реакции собеседника понимаешь, что всё сделала правильно, ему только этого и было надо, человек полжизни такой реакции на свои жалобы ждал.

Ладно, – наконец решила Галина, – что сделано, сделано. То есть, сказано. Но сделано всё равно. Чёрт её знает, эту сиротку, за что ей такая кара. Ну или награда. Сама разберётся, не маленькая. В ней росту два метра и веса сто с лишним кило.

Это было смешно; на самом деле, нет, не особо, но Галина рассмеялась, тихо, а всё-таки вслух. И свернула в сквер перед домом, чтобы отпраздновать победу рассудка над победившим было рассудок безумием. В смысле, сесть там на лавку и покурить. Всяко лучше, чем дома на кухне. Вытяжка слабая, одна несчастная сигарета провоняет весь дом.

Закурила с таким же удовольствием, с каким пила глинтвейн на морозе. У сигареты тоже был вкус праздника, но не Нового года, другого. Как мы с мальчишками курили за школой после уроков в последний день третьей четверти, – осенило Галину. – Когда только что, буквально минуту назад начались каникулы и весна. И все влюблены, только кто в кого, пока непонятно. Но прямо сейчас и неважно, разберёмся потом.

– Я вам не очень мешаю?

Голос раздался над самым ухом, тихий, но звонкий, то есть, не шёпот. Довольно высокий, но явно не женский. Скорее мальчишеский, который уже понемногу начал превращаться в мужской.

Галина сперва оглянулась, а потом уже вздрогнула – потому что не увидела собеседника. Ни на скамейке, ни рядом не было никого.

– Я немного повыше, – сказал ей голос. – Извините, если побеспокоил. Вы же хотели наверное в одиночестве посидеть.

– Ничего, насижусь ещё в одиночестве, – вдохнула Галина. Задрала голову и огляделась. «Немного повыше» это, что ли, на дереве? Или где?

На дереве тоже никого не было. Зато над её головой трепетало облако, слишком крупное и густое для табачного дыма. И очень чётко очерченное. По форме почти дракон, но не сказочный Змей-Горыныч, а ближе к китайской традиции. Длинное гибкое тело, когтистые лапы и красивая рогатая голова.

Галлюцинация, – мрачно заключила Галина. – Это точно она.

– Вы извините, – повторила галлюцинация. – Просто вы курите, а мне так нравится дым! Сам бы курил с утра до ночи, да не умею…

– А ты пробовал? – перебила его Галина, всегда готовая прочитать молодёжи лекцию на тему «если не получается, надо учиться, а не ныть».

– Ещё как пробовал! – заверил её дракон. – Много раз! Но мы с сигаретой из разной материи. У меня поначалу её даже в лапы не получалось взять. Но я старался и научился. И что вы думаете? Без толку! Она у меня сгорает сразу вся, целиком. Удовольствия никакого. Вообще ничего не чувствую. Зато когда люди курят, мне дым приятно вдыхать.

– Тогда вдыхай на здоровье, – согласилась Галина, то есть, та её часть, которая оставалась спокойной и безмятежной, словно каждый день видела галлюцинации и не только давно к ним привыкла, но и научилась получать удовольствие, как от кино.

Вся остальная Галина при этом не то чтобы лежала в обмороке, скорее, оцепенела, зависла, как старый компьютер, не в силах ни согласиться с такой новой реальностью, ни перестать доверять своим органам чувств.

– Я так рад, что вы меня видите! – сказал ей дракон. – Обычно люди таких как я не замечают. И не слышат, даже если прямо в ухо кричать. Мой брат говорит, так даже лучше, потому что люди всё равно испугаются. Но вот вы же не испугались! И правильно. Чего нас бояться? Мы красавчики хоть куда!

Галина невольно улыбнулась – смешной, расхвастался. Ответила:

– На самом деле, твой брат прав. Ты, конечно, красавчик. Но люди такого пугаются. Думают, это галлюцинации, всё, конец, мы сошли с ума!

– Но вы же не испугались! – упрямо повторил дракон.

– Просто я храбрая, – объяснила Галина. – Старая уже, чего мне терять. Сошла с ума – ну, подумаешь. Если держаться, будто ничего не случилось, не визжать прилюдно и никому ничего не рассказывать, невелика беда.

– А вы считается, что старая? – обрадовался туманный дракон. – Ой, как прекрасно! Это мне повезло!

– Почему повезло? – удивилась Галина. – Что такого особо хорошего в том, чтобы встретить старуху? Я что, вкуснее, чем молодёжь, курю?

– О-о-о-о, вы восхитительно курите! – заверил её дракон. – Большое вам за это спасибо. Но тут, я это уже понимаю, дело не в возрасте, а в качестве табака. Я радуюсь, потому что человеческие старики обычно гораздо умней молодых. Мой брат считает, что людям известны тайны, к которым нам доступа нет. И единственный способ получить эти знания – расспросить мудрых людей. Которые нас не видят и при этом боятся! Замкнутый круг. Но вы меня видите и не боитесь. И старая! Вот как мне повезло!

Галина снова улыбнулась – теперь не только невозмутимой частью сознания, а всей собой, целиком. Если все мои галлюцинации будут такие же милые, – сказала себе Галина, – я это внезапное сумасшествие как-нибудь переживу.

– А что ты хотел узнать? – спросила она.

– Что бывает с такими, как я после смерти? – взволнованно спросил дымный дракон. – С людьми-то всё ясно, я много раз видел, как вы умираете! И душа, или как это у вас правильно называется, такая довольная, что можно больше не быть человеком, дальше играть идёт.

На этом месте впору было схватиться за сердце и разрыдаться. Галина всю жизнь была честным агностиком, у которого на все основные вопросы жизни и смерти ответ: «не знаю, человек и не может такое знать». И тут вдруг приходит красавец, или ладно, не приходит, а просто мерещится, но как убедительно! И говорит: «с людьми-то всё ясно». Видел, понимаете, он.

– А мы долгожители, – продолжил дымный дракон. – Мой пра-прадедушка старше этой планеты, вот как долго живём! Но иногда наши самые древние старики исчезают. Просто тают, и всё, как поутру предрассветный туман. Одного я своими глазами видел, про других мне брат говорил. А что с ними потом случается, никому не известно. И я подумал, может быть люди знают, что после смерти бывает с духами? Ну, так просто логично было бы – раз мы знаем про вас.

«Логично», – потрясённо повторила про себя Галина. – «Логично» это теперь вот так!

– У нас есть вот эта вечная штука, как у вас, которая после смерти продолжает играть? – нетерпеливо спросил дракон. – Если знаешь, скажи мне, пожалуйста. Если это секрет, могу принести клятву, что никому не скажу!

– «Вечная штука» это душа бессмертная? – вздохнула Галина. – Я наверное пока ещё недостаточно старая, потому что не знаю. Зато знаю на эту тему хорошую притчу. О том, как сфинкс пришёл к колдуну и спросил его ровно о том же самом. Есть ли у сфинксов душа…

– У сфинксов-то точно есть! – перебил её дракон. – Я своими глазами видел. Правда, очень давно и всего один раз.

– Ну вот, – улыбнулась Галина. – Про других такие вещи знать, получается, легче. А тот сфинкс про себя не знал. В притче рассказывается, что колдун долго дурил сфинксу голову, сперва велел на него поработать то ли год, то ли целых сто лет. Но в конце концов, объяснил, что ответ заключён в самой постановке вопроса. Не может волноваться о бессмертной душе тот, у кого её нет.

– То есть, если я о бессмертной душе беспокоюсь, значит она у меня точно есть? – обрадовался дракон. – А ведь логично! И не поспоришь! Ну, я-то спорить и не хочу.

Он так расчувствовался, что стал большой и совсем прозрачный. Окружил Галину собой, как облаком. В этом облаке было очень уютно сидеть.

– Вы такая добрая! – сказал он. – Тайну мне просто так рассказали. Не заставили сто лет вам служить!

– Просто у меня нет для тебя работы, – рассмеялась Галина. – Не представляю, что можно потребовать от бесплотного духа. Я ж не колдунья. А с работой по дому, слава богу, сама справляюсь. Только дрова для камина были проблемой, такие брёвна здоровые, что я не знала, как подступиться. Но их мне племянник как раз вчера наконец нарубил.

– Это хорошо, что вам племянник с дровами помог. От меня-то в человечьих домашних делах толку мало, – неохотно признался дракон. – Я бы наверное своим прикосновением сразу всё сжёг.

– Ничего, – сказала Галина. – Зато ты красивый. И с хорошим характером. Ты знаешь что? Я здесь рядом живу и часто сижу в этом парке. Если хочешь, приходи ещё со мной покурить.

Дома Галина какое-то время пыталась испугаться, или хотя бы начать беспокоиться. Так положено! Всё-таки не каждый день сходишь с ума. Но вместо страха и беспокойства чувствовала только приятную усталость, как в конце тяжёлого, но очень удачного рабочего дня. Даже поужинала с аппетитом, а это уже ни в какие ворота. Взяла плед и книжку, прилегла на диван.

Книжку Галина открыла, но этим и ограничилось. Она задремала прежде, чем прочитала первый абзац. Проснулась уже среди ночи от леденящего шёпота – в том смысле леденящего, что от него в комнате сделалось холодно и так сыро, словно её окутал зимний туман.

– Мне сказали, что к вам можно прийти побеседовать, – сказал леденящий шёпот. – Говорят, вы очень мудрая и приносите утешение. Не представляете, как я рад. Только я, понимаете, – шёпот запнулся и неохотно продолжил: – я очень ужасный. Не объективно, а если смотреть человеческими глазами. Люди не могут видеть меня. Страшно пугаются и кричат, даже в обморок падают. Так что давайте я не буду вам показываться во всём своём лучезарном величии. А просто голосом поговорю.

– Значит так, – твёрдо сказала Галина, поднимаясь с дивана. – Я спала. Вы меня разбудили.

– Ой, извините, – виновато просвистел леденящий шёпот.

– Да не страшно, – отмахнулась Галина. – Высплюсь утром, мне рано вставать не надо. Но сейчас я сперва сварю кофе, выпью его и только потом вас выслушаю. А вы располагайтесь пока. И материализуйтесь, пожалуйста. Во всём своём лучезарном величии. Или в каком получится. Никаких «просто голосом». Ужасный, значит ужасный, переживу – после кофе-то. Я же с работы сбежала на пенсию, лишь бы не консультировать он-лайн.

8 января 2022 г.