Текст книги "Сказки нового Хельхейма"

– Ясно, – кивнула Джини. – Вы хотите, чтобы я для вас рисовала не что попало, а странное. Как реальность изменяется иногда. Но я и сама того же хочу!

– Ну и окей, бля, – резюмировал Юджин.

– Так значит, договорились? – просиял Михаил.

– Договорились, – сказала Джини. – На самом деле, жалко, что я сейчас не богачка. Рисовала бы для вас просто так, не за плату. Чтобы по-настоящему быть в этом деле. Не наёмной художницей, а своей.

– Так вы и есть своя, – улыбнулся ей Михаил. – Плата ничего не меняет. Мы тут все помогаем друг другу. Вон Фортунатас всему дому оплачивает центральное отопление, просто так, потому что может. Ему такие расходы – раз плюнуть, а остальным – тяжело.

– А Фортунатас это кто? – удивилась Джини.

– Наш нейбор[55]55
  Neighbor – сосед (английский).


[Закрыть] из второй, бля, квартиры. Велики песник[56]56
  Великий поэт (сербский).


[Закрыть], – ответил Юджин с таким насмешливым уважением, что Джини подумала: ясно, небось популярный эстрадный певец.

– Поэт, – огорошил её Михаил. – Очень хороший, никому не известный. Но он сам не хочет известности. Даже книги свои не печатает, хотя мог бы все магазины завалить тиражами. Фортунатас – миллионер.

– Миллионер? – удивилась Джини. – Серьёзно? В этом доме живёт миллионер?

– Ну да, – кивнул Михаил. – А что тут такого? С каждым может случиться. Фортунатас уже давно, лет пятнадцать назад придумал с приятелем бизнес, как сейчас говорят, «старт-ап». Что-то там в интернете, мы не вникали. Факт, что оба озолотились. Приятель до сих пор этим бизнесом занимается, а Фортунатас на проценты живёт. Ещё познакомитесь. Он отличный. Пьёт, правда, с утра до вечера. Но у него уважительная причина. Фортунатас для друга пьёт.

– Это как? – растерялась Джини.

– Вы извините, я точно не знаю, – вздохнул Михаил. – Но когда Фортунатас в достаточной степени пьян, рядом с ним появляется друг. То ли придуманный, то ли из зеркала выходит двойник. Факт, что друг есть, когда Фортунатас как следует выпьет. А на трезвую голову друга нет. Поэтому Фортунатас не просыхает: другу очень нравится быть.

– Вы же не шутите? – спросила Джини. И сама же себе ответила: – Да, похоже, не шутите. Ну вы развлекаетесь тут!

– Это, бля, точно экзектли, – подтвердил Юджин. – Не досађујемо се[57]57
  Не скучаем. (сербский)


[Закрыть].

Отошёл, приоткрыл балконную дверь и повернулся, сияя улыбкой:

– Коначно![58]58
  Наконец! (сербский)


[Закрыть] Можно, бля, на воздухе посидеть.

Джини вышла на балкон и ахнула, хотя заранее была готова к странностям и чудесам. Но к такому не подготовишься, даже если бы Диоскуры сказали заранее, что снаружи её ждёт молочно-белое небо и какая-то вызывающе чёрная по контрасту с ним, почти непроницаемая темнота. Это выглядело так, словно их ночной двор накрыли гигантским бумажным стаканом, и сверху, ничего не освещая, белеет его огромное дно.

Под этим стаканом было тепло, даже, пожалуй, жарко. И воздух пах чем-то чужим, незнакомым, нездешним, как в тропиках, или скорей, в закрытом павильоне с тропическими растениями и искусственным климатом, созданным специально для них.

– Так не бывает, – наконец сказала Джини. – Чёрт знает что! Не просто тёплая ночь, не осень с кленовыми листьями, а другая планета. Совсем!

– Так не бывает, конечно, – согласился с ней Михаил. – Даже у нас. Вы извините, пожалуйста. Это мы нарочно чёрт знает что во дворе устроили, чтобы вас удивить.

– А до сих пор, значит, было нечему удивляться, – вздохнула Джини и села на ловко подставленный Юджином табурет. Ноги у неё были даже не ватные, а какие-то жидкие, текли каждая в свою сторону, как две быстрых горных реки. Весь остальной организм в это время пытался решить, годится ли местный воздух для нормального человеческого дыхания, или всё-таки нет.

– Я имею в виду, так сильно вас удивить, чтобы всё остальное потом казалось не особенно удивительным, – объяснил Михаил. – Чтобы вам было с нами легко.

– Сатори, бля! – жизнерадостно вставил Юджин. – Бац, и сразу лайф из бьютифул[59]59
  Life is beautiful – жизнь прекрасна (английский).


[Закрыть]. Заувек![60]60
  Навсегда (сербский).


[Закрыть]

Весна, зима, осень

После заключения лучшего за всю свою жизнь договора – оплата аренды! рисунками! уиии! – подпольной квартирной выставки, инопланетных тропиков во дворе и вина, которое Диоскуры, прикончив её бутылку, доставали из каких-то потаённых карманов, сперва Юджин, а потом Михаил, Джини проспала часов десять. Проснулась безмятежно, по-детски счастливой, вместо похмелья – сладкий туман, деликатно стирающий границы между явью и сновидением: что было взаправду, а что приснилось, сама решай. Или, чёрт с тобой, не решай, пусть будет, как будет, разберёмся потом. Однако новый договор аренды, составленный по настоянию Михаила (вам же так будет спокойней, – сказал он, и был совершенно прав), лежал на столе. Там тёмно-синим по белому, литовскими и русскими буквами было написано: «три рисунка любого качества в качестве месячной арендной платы». От этих слов Джини хотелось визжать от счастья, хохотать, рыдать и плясать, но она просто сделала себе кофе в смешной дурацкой машинке. Вкус тоже был смешной и дурацкий, в безмятежном тумане, который достался ей вместо похмелья, самое то.

В холодильнике было шаром покати. Джини решила выйти проверить, не объявилась ли Тома. Самое время сбегать в её магазин. Или хотя бы в обычный. А то какой-то я совсем уж голодный художник, – весело думала Джини, стоя под душем. – Так не годится. Дурацкий культурный штамп!

Собираясь, положила в рюкзак альбом для зарисовок с достаточно плотной бумагой и несколько карандашей. Теперь всегда надо носить их с собой, чтобы быть наготове. В любой момент может случиться что-нибудь, ну, предположим, странное. Которое срочно надо нарисовать.

Как в воду глядела. Во дворе снова было тепло и цвели маргаритки. И соседний дом стал красавцем из бледно-зелёного камня, увенчанным островерхой крышей. Хорошо, что альбом взяла.

– Добрый день! – крикнула Магда. Джини сперва её не заметила, хотя казалось бы, такая большущая тётка в ярком платке.

Магда сидела за столом без пальто, в полосатом, как тельняшка домашнем свитере, куталась в пёструю шаль, курила свою капитанскую трубку и сияла улыбкой так, что казалась дополнительным солнцем, из-за которого, собственно, и наступила весна. Но Джини всё равно на всякий случай спросила:

– Я вам не помешаю?

Толстая Магда укоризненно покачала головой, дескать, могла бы не спрашивать.

– Просто я ещё не успела привыкнуть, что в нашем дворе все друзья и рады друг другу, – объяснила Джини, усевшись на табурет и поставив на стол рюкзак.

– Зато уже привыкли говорить «в нашем», – подмигнула ей Магда. – Динамика, стало быть, положительная. И темп неплохой. Вы же недавно совсем переехали.

– Недавно, – неуверенно согласилась Джини. – Сегодня какое число?

– Двадцать третье. Рождество на носу!

– Получается, всего две недели! – ахнула Джини. – А кажется, полжизни здесь прожила.

– Мне тоже кажется, вы всегда с нами были, – подтвердила Магда. Но тут же отрицательно помотала головой: – Нет, знаете, всё-таки не всегда. Но долго. Как будто лет шесть знакомы, как минимум.

– Шесть лет я как раз живу в Вильнюсе, – улыбнулась Джини, доставая альбом и карандаши. Спросила: – А ничего, что я вас нарисую? Если не надо, скажите, не буду. Просто композиция с вашим силуэтом лучше в сто раз.

– Да на здоровье, – кивнула Магда. – Рисуйте. Только учтите, если станет холодно, я сразу в дом пойду.

– Если станет холодно, я и сама сбегу, – сказала Джини. – Не могу зимой на улице рисовать, пальцы мгновенно немеют. И вообще я в магазин собиралась. Но вышла, а тут так прекрасно! Весна.

– Это потому что Артур простудился, – объяснила Магда. – Добегался по морозу без шапки. Теперь с заложенным носом дома сидит.

– Так это из-за его насморка второй день кряду весна? – рассеянно спросила Джини, которую сейчас гораздо больше занимал Магдин профиль на фоне тонких тёмных древесных стволов, чем её слова.

– Третий, на самом деле. Позавчера вы просто не успели заметить, она совсем недолго, буквально минут десять была.

– Из-за Артурова насморка? – снова спросила Джинни, до которой постепенно начало доходить, насколько абсурдно это предположение.

Но Магда невозмутимо кивнула:

– Ну да. Артур сидит дома, а не носится, как обычно, по городу, задрав хвост. Поэтому у нас третий день подряд наступает его весна. И сами видите, какие соседи, – она кивнула на зеленоватый каменный дом. – Жалко, жильцы не выходят, я всё надеюсь познакомиться с кем-нибудь, кто в этом доме живёт. И весь город сейчас такой же красивый. Людка говорит, что весь город, я-то сама пока ничего толком не видела, только через дорогу и за углом, больше не успела. У Артура всё всегда ненадолго. Он, сами видите, совершенно прекрасный. Но пока что слабак.

Джини вспомнила, как Диоскуры вчера то же самое говорили. То есть, Юджин что-то такое сказал, типа Артур чего-то там долго не может. А Михаил возразил, что уже почти целый час. Из чего, вероятно, следует сделать вывод, что простуженный наладчик кофейных аппаратов Артур сейчас ворожит, чихая и кашляя, создаёт недолговечные красивые миражи.

– А как Артур это делает? – спросила она; впрочем, без особой надежды хоть что-то понять.

– Да ничего он не делает, – пожала плечами Магда. – Просто он есть. И сейчас сидит дома, ничем особо не занят. Поэтому реальность выглядит, как его мечта. Или не мечта, а просто представление о том, как в мире всё должно быть. Идея, воспоминание, сон. Точно не знаю, я его никогда не расспрашивала. Но по-моему, Артур тоже не знает. Он сам больше всех удивляется, когда это видит. «Ну, я молодец, ну устроил. Вот бы всегда так жить!»

– Но как же?.. – начала Джини и умолкла, не договорив, от беспомощности. Трудно расспрашивать, когда сама не понимаешь, чего именно не понимаешь, хоть бы это для начала кто-нибудь объяснил.

– Не знаю, – беспечно ответила Магда. – Просто место у нас такое. Здесь почему-то иногда оживают мечты. Не знаю, всегда ли здесь такое творилось, но началось ещё когда мы были детьми. Мы в этом доме выросли – я, Рута, Артур, Фортунатас и Людка, ваша хозяйка. И чего только не насмотрелись в этом дворе.

Джини хотела спросить: «Какая хозяйка? У меня же хозяева Юджин и Михаил», – но вовремя вспомнила договор на имя Людмилы Дьявайте, из-за которой поначалу перепугалась, вернее, решила, что нужно перепугаться, но не смогла.

– Другие позже здесь поселились, – говорила тем временем Магда. – Все остальные соседи надолго тут не задерживались, неуютно им было, или что-то не складывалось, или планы менялись, в общем, быстро съезжали от нас. Остались те, кто нам по душе пришёлся. Даже не столько нам, сколько месту. Все, кого принял дом. Помните, как мы познакомились? Я вам сразу тогда сказала: «Будем дружить». Прозвучало наверное странно. Но это, считайте, было пророчество. Что вы отлично у нас приживётесь, было видно с первого взгляда. Только не спрашивайте, по каким признакам я это вычислила. Сама не знаю! Просто видно, и всё. Словами не могу объяснить.

– Я тогда так и подумала, что это добрый знак, – улыбнулась Джинни. – Но не представляла, до какой степени добрый. Думала, просто чудом нашла квартиру более-менее по карману. А оказалось, чудом вляпалась в чудеса.

– Именно, – подтвердила Магда. И зябко, поёжившись, встала. Вздохнула: – Всё, закончилась наша весна.

– И дом тоже закончился, – откликнулась Джини. – Стал таким, как всегда. Главное, я не заметила, как он это сделал. Вроде, смотрела, не отрываясь. Я же его рисовала! А когда успел измениться, не поняла.

– Да оно вечно так, – пожала плечами Магда. – С детства пыталась поймать момент, когда всё изменяется, но ни разу не смогла. Только что было так, вдруг раз – и снова стало иначе. И стоит с таким видом, будто было всегда. А покажете, что у вас получилось? Или пока нельзя?

Джини хотела сказать, что рисунок ещё не закончен, и вообще как курица лапой, полная ерунда, вот что значит отвлекаться от работы на разговоры. Но вовремя вспомнила, что перед ней не строгий арт-критик, а просто соседка Магда. Ей интересно, похож ли домик, и как выглядит на рисунке она сама.

Сказала:

– Смотрите, конечно. Хотя я не успела закончить. Мне бы ещё хоть четверть часа!

Магда предсказуемо ахнула:

– Ой как здорово! И я такая красотка! По-моему, вы всё отлично успели. Не надо ничего добавлять.

Джини не стала спорить. Не надо, значит не надо. Тем более, всё равно уже не получится, разве только по памяти подправить чуть-чуть.

– Я домой, – сказала ей Магда. – Увидимся! – И скрылась в подъезде, прощально взмахнув рукой.

Джини спрятала альбом в рюкзак – очень вовремя! Пока застёгивала, ей на макушку упала первая густая тяжёлая капля ледяного декабрьского снегодождя. В такую погоду бродить по городу то ещё удовольствие. Но придётся хотя бы до магазина, уж больно зловещая образовалась в холодильнике пустота. Вот бы Тома опять объявилась! – думала Джини. – Даже жалко, что она отдельная самостоятельная единица, а не моя мечта. Ух я бы её сейчас намечтала! – смеялась Джини, пока шла через двор. И, свернув за угол, застыла как вкопанная: кафе было открыто. То есть, Тома действительно моя мечта? – потрясённо думала Джини. – Ёлки, так она же сама говорила: «Возможно, я ваш вымышленный друг». А вдруг это правда? Да ну, быть такого не может. Перебор.

Кафель в Томином кафе сегодня был бледно-розовый. Из всех расцветок, которые Джини здесь уже видела, самый ужасающий вариант. Зато с красным музыкальным автоматом стены сочетались отлично. Практически монохром. November, – меланхолично хрипел автомат голосом Тома Уэйтса. – November! И был совершенно прав. То есть, формально, уже давно никакой не november, декабрь заканчивается. Но по сути – он.

Голос Тома, в свою очередь, отлично сочетался с тёмными силуэтами и меланхолическими лицами мужчин за столом в дальнем – насколько что-то может быть дальним в таком маленьком помещении – углу. Джини вспомнила, что в прошлый раз их здесь уже видела, за этим же самым столом. Похмельно мрачные и одновременно явно довольные – жизнью в целом, текущим моментом, напитками в гранёных стаканах, Томом Уэйтсом, ужасной погодой, оба – друг другом, каждый – собой.

Мужчины тоже её узнали, по крайней мере, один, даже не взглянув на Джини, небрежно взмахнул рукой – дескать, привет, соседка. Второй руками махать не стал, зато посмотрел ей в лицо и улыбнулся, слегка, считай, одними глазами, но очень тепло.

– А я вам как раз звонить собиралась, – сказала тёзка Тома Уэйтса, в смысле, буфетчица Тома, Джинина сбывшаяся мечта.

Или всё-таки не мечта? – думала Джини. – Или мечта, но не моя, а чужая? Диоскуров моих, например. Интересно, Тома сама-то знает, откуда взялась? И не растает как фея из сказки, если я угадала? И не обидится, если спросить?

– Извините, что так вас подвела, – говорила тем временем Тома. – Наобещала с три короба, оставила телефон, а сама неизвестно куда подевалась. То есть, как раз известно, куда! Но кому от этого легче. Точно не вам. Просто я это не то чтобы контролирую. Мне, конечно, приятно думать, что контролирую. И я, между прочим, огого как всё контролирую! Но будем честны, не всегда.

Джини растерянно молчала. Что она имеет в виду? Что контролирует – не контролирует? Свои исчезновения? Или наоборот, появления? Или речь о телефонных звонках? Так не любит разговаривать по телефону, что иногда не может заставить себя взять трубку? Такое, между прочим, очень часто бывает. Почти у половины моих знакомых, – думала Джини. – Я и сама в этом смысле не без греха.

– В общем, с меня причитается, – заключила Тома. – Сегодня в программе целых три блюда. Всё утро готовила. Винегрет, луковый пирог и уха. Предлагаю не выбирать, а съесть всё сразу. Или ладно, по очереди. Но чур за один присест!

– Давайте, – кивнула Джини. – Я такая голодная, что съем всё как миленькая. Может добавки ещё попрошу.

Она огляделась, выбирая место. Сегодня были свободны аж три стола. Вроде невелик выбор, а – выбор! Где лучше – у двери, рядом с похмельными мужиками, или возле окна?

– Идите ко мне за прилавок, усажу вас, как в прошлый раз, – улыбнулась Тома. – Я только открылась. Сейчас ка-а-а-ак придут все обедать! Если не будете рядом, не получится поговорить. А вам хочется, я же вижу.

– Хочется, – согласилась Джини, ныряя под стойку. Села, получила тарелку с совершенно домашним, из детства винегретом, только свёклы в нём было немного меньше, чем в бабушкином, а солёных огурцов, наоборот, больше. Недостижимый сияющий идеал.

Съела сперва добрую половину с божественным серым хлебом. И наконец решилась начать разговор:

– Я сейчас во дворе сидела. С Магдой, соседкой; ну, вы её точно знаете, она в прошлый раз здесь у вас была.

Тома улыбнулась:

– Ещё бы. Магда отличная. Очень её люблю.

– А что весна была, знаете? Ранняя. Ещё без листьев, уже с маргаритками.

– И дом по соседству сделался бледно-зелёным, с такой островерхой красивой крышей? – оживилась Тома.

Джини молча кивнула.

– Сегодня не видела. Готовила, в окно не глядела и всё пропустила. Но вообще знаю, конечно. Это нашего соседа Артура весна.

– Магда мне именно так и сказала, – вздохнула Джини. – И объяснила, что Артур ничего специально не делает, оно само получается, потому что у Артура есть такая мечта. Или представления о прекрасном. Или любимый сон. А тут у нас место такое, что сны и мечты иногда сбываются. Овеществляются, или не знаю, как точнее сказать. Короче, мне, конечно, ни черта не понятно. И вряд ли хоть когда-нибудь будет! Но я здесь уже столько разного видела, что проще поверить на слово, чем придумывать объяснения самой.

– Разумная позиция, – откликнулась Тома. – Вы отлично справляетесь с информацией, которую трудно принять и обработать умом.

– Справляюсь, – согласилась Джини. – Потому что мне всё очень нравится. Хочу, чтобы так и было. И никогда не заканчивалось. Когда любишь, можно не понимать.

– Отлично сказано, – одобрила Тома. – Надо запомнить. Очень близко мне. И всем нам.

Джини наконец решилась. И выпалила:

– Слушайте, а вы случайно не из-за меня появились? Я подумала, вдруг вы – моя мечта?

Тома не растаяла как дым и даже не рассердилась. А рассмеялась, явно довольная. Наконец сказала:

– К сожалению, нет. Извините. Я бы вашей мечтой с радостью побыла! Но ничего не выйдет. Я – юный демон Айлидеван из параллельной реальности. Самостоятельная единица. И появилась здесь гораздо раньше, чем вы.

– То есть, про демона это была не шутка? – окончательно растерялась Джини.

– Да шутка, конечно! – снова рассмеялась Тома. – Простите! Про демона Айлидевана Людка придумала. Давно, когда я только сюда переехала, и мы подружились. Она тогда всем рассказывала, что нечаянно вызвала демона, и он теперь будет тут с нами жить. С другой стороны, чёрт её знает, может и правда вызвала? И наколдовала мне ложную память о детстве под Минском и учёбе в Любляне? Людка такая. Она могла!

Джини схватилась за голову.

– Я же поверила! – сказала она. – Представляете, я вам поверила. Даже успела подумать: ну да, похоже. Кто тут вообще демон, если не она?

– Спасибо за комплимент, – улыбнулась Тома. – Мне очень приятно! Но всё-таки я обычная тётка… условно обычная. Когда-то была.

И поставила перед Джини тарелку с ухой. Сказала:

– Осторожно, в рыбе могут быть мелкие кости. Но тут ничего не поделаешь, по рецепту её не чистят. В косточках самый навар.

Джини попробовала и ахнула:

– Слушайте, такой ухи я в жизни не ела! Вообще никогда.

– Значит выросли не у моря, – пожала плечами Тома. – Из речной рыбы получается совсем другая уха. А это морская. Свежая, утреннего улова. А больше никаких ухищрений. Уха как уха.

– Морская. Утреннего улова, – повторила Джини. И замолчала. Лучше есть, чем прикидывать, где Тома эту морскую рыбу взяла. Например, её привезли из Клайпеды. Тут триста с небольшим километров. Так что могли, действительно. Теоретически – да.

– Просто мне очень надо, чтобы так было, – сказала Тома. – Этот город – такой, каким я его полюбила, когда впервые увидела. Золотой от кленовых листьев, позднее бабье лето посреди октября. Но только приморский. Чтобы свежая рыба ежедневно с утра на рынке. И пустой, как положено осенью пляж.

– Там есть море? – почти беззвучно ахнула Джини. – Там, куда вы меня в магазин водили?

– Ага, – беззаботно кивнула Тома. И тут же нахмурилась. – Только сами его не разыскивайте. До моря надо ехать автобусом. Долго. Вы не успеете. Если опять пойдёте, надо вернуться ко мне через час. Максимум – полтора. Я в прошлый раз вас не предупредила, просто как-то не сообразила, что без меня оно долго не держится. Ужас, на самом деле. Или не ужас. Не знаю. Может, вам как раз хорошо было бы там застрять.

– Застрять? – зачем-то переспросила Джини. Хотя и так прекрасно расслышала. Чего там было не слышать. Понятное слово – «застрять».

– Ну да, – вздохнула Тома. – Я, если честно, сама не знаю, есть ли там жизнь, когда нет меня. Но при мне она есть. И логически развивается. Не какой-нибудь «день сурка». Скажем, если сосед на прошлой неделе с работы уволился, ищет новую. Ну и находит потом. А если знакомый взял в дом котёнка, тот быстро растёт и взрослеет. И начинает требовать кошку в положенный срок. У зверей это быстро, по ним легко проверять. Так что, похоже, в моё отсутствие жизнь там всё-таки продолжается. Котёнок, о котором я вспомнила, здорово вырос, когда я прошлым летом ездила к маме и целый месяц в своём осеннем городе не была.

– А осень при этом всегда? – спросила Джини.

– Да. Осень почему-то всегда. Сама удивляюсь! Но всем нормально, считается, так и надо. В Вильнюсе всегда должен быть октябрь. Для других времён года есть другие города. Говорят, в тамошней Барселоне всегда декабрь, плюс восемнадцать и дожди по утрам. В Берлине вечное лето. А в Киеве – май. Правда я сама ещё не проверяла, с чужих слов вам рассказываю. Хочется очень, но пока не решаюсь. Боюсь не вернуться назад. Что, с одной стороны, скорее соблазн, чем угроза. А с другой… Да чёрт его знает, что там с другой. Трудно решиться. Я и так в последнее время всё чаще там просыпаюсь. И всё реже возвращаюсь сюда. А это не дело. У меня здесь много друзей и близких. Как-то нечестно исчезать навсегда… Пирог пробовать будете?

– Буду, – кивнула Джини. – И не просто пробовать. Отрезайте побольше. Надо же как-то стресс от шокирующих откровений заедать.

Тома одобрительно рассмеялась. Сказала:

– Я, если честно, хотела вас слегка напугать. Перед тем, как послать в магазин. Вам же надо?

– Ещё как надо! В холодильнике шаром покати.

– Ну вот. Заодно мне бутылку масла купите. Я вам название запишу. Вы извините, что гоняю вас с поручениями. Но вы уже наверное сами поняли, что без моей записки не придёте в тот магазин.

– То есть, ваша записка с заданием как пропуск работает? – сообразила Джини.

– Скорее как заклинание, – без тени улыбки ответила Тома. – Бамбара, чуфара, лорики, ёрики[61]61
  Волшебные заклинания из сказочной повести Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города».


[Закрыть]. И так далее, забыла уже.

– Пикапу-трикапу! – подсказала Джини.

– Точно, спасибо. Приятно иметь дело с настолько образованной чернокнижницей. Далеко пойдёте, точно вам говорю. Вот прямо сейчас и пойдёте. Держите пропуск. В смысле, записку. Дорогу помните? Ай, да конечно помните. Только учтите, туда и обратно – обязательно через проходной двор. Масло «Borja»[62]62
  Читается «Борджиа», то ли Томино любимое масло посвящено известному семейству, то ли просто так удачно совпало.


[Закрыть], альтернативный «Borges»[63]63
  Распространённая марка оливкового масла, она же фамилия писателя Борхеса.


[Закрыть]; по-моему, очень смешно. Кофе выпьете по дороге. Например, там, где в прошлый раз рисовали, у них всё равно гораздо вкусней. А я сейчас буду ужас как занята. Сами смотрите, – Тома указала на дверь.

Словно бы повинуясь этому жесту, дверь распахнулась настежь. На пороге стоял древнегреческий санскритолог, в смысле, немецкий профессор из седьмой квартиры, любезно позволивший Джини топать и грохотать по ночам. За его спиной двое незнакомцев перебегали дорогу, явно направляясь в кафе. И соседка Рута-лисичка как раз вышла из-за угла.

– Господи, – сказала Джини, поднимаясь. – Господи. Это же невозможно. Ну как же так?!

– Вот именно, – согласилась Тома. И строго добавила: – Полтора часа!

На улице было холодно, всё тот же промозглый декабрь-november, деревья стояли голые, и на земле ни единого золотого листа. Не получилось, – огорчилась Джини. – Наверное, потому что Тома слишком много мне рассказала. Во всех легендах, сказках и мифах от болтовни прекращаются чудеса.

Но ворота, ведущие в проходной двор, были открыты настежь. Джини так обрадовалась, что жёлтые кленовые листья под ногами заметила только когда вышла на центральный проспект.

Осень, зима, всё равно осень

Джини сразу повернула к кофейне, не потому что так уж хотела кофе, просто Тома сказала: «Кофе выпьете там, где в прошлый раз рисовали», – и она послушно пошла. Когда не понимаешь, где ты, и что с тобой происходит, лучше действовать по инструкции, делать, что говорят. Но уже почти на пороге заметила на углу примерно десяток одинаковых зелёных автомобилей. Явно же стоянка такси. Такси!

Я только спрошу, – думала Джини, пока шла к стоянке. – Это ни к чему не обязывает. Можно просто спросить. Пусть таксисты тоже мне скажут, что здесь есть море. Это как печать поставить на документе. Пусть ещё кто-нибудь подтвердит.

* * *

Это и правда были такси; несколько таксистов стояли снаружи, курили, остальные сидели в машинах, открыв кто окно, кто дверь. Разговаривали, легко переходя с одного языка на другой, посмеивались, обсуждали – ну, какие-то совершенно обычные вещи. Общих знакомых, скорое Рождество. И что какой-то проезд перекрыт из-за ремонта дороги. И как стричь коту когти; по лицу и тону рассказчика было понятно, что нелегко.

– Извините, пожалуйста, – сказала Джини так звонко, словно это было собрание Дедов Морозов, и ей предстояло прочитать им стишок. – Скажите, отсюда до моря доехать – это сколько времени примерно займёт?

Была готова, что ей ответят: «Часа четыре, не меньше», – ну или сколько там гнать по трассе до Клайпеды, и оттуда ещё на косу паромом, к ближайшему из морей. Но один из таксистов неуверенно сказал: «Да минут за пятнадцать можно», – а второй поправил: «Скорее всё-таки двадцать, про светофоры не забывай».

Джини ушам не поверила. Но всё равно спросила:

– А сколько стоит съездить туда и обратно? И если там примерно пятнадцать минут подождать?

Таксисты посмотрели на неё с интересом. А один, сидевший в машине, сказал:

– По счётчику около тридцати евро. Если подходит, садитесь. Сейчас моя очередь. Я вас отвезу.

Джини хотела спросить: «А вы карты берёте?» – то есть, на самом деле, она хотела грохнуться в обморок и одновременно с воплями убежать, но вместо этого просто села в машину рядом с водителем, хотя раньше в такси всегда садилась назад. Попросила:

– К любому ближайшему пляжу, или, например, променаду. Не знаю, как оно устроено тут у вас.

– Сделаем, – кивнул таксист, выруливая с парковки. – И потом обратно сюда?

Джини кивнула. Сказала, ощущая необходимость как-то объяснить свой эксцентричный заказ:

– Я здесь проездом. И у меня на прогулку всего один час.

– Впервые в Вильнюсе? – спросил таксист.

Джини неопределённо пожала плечами и одновременно кивнула. Типа – извините, так получилось. Не признаваться же: «В этом вашем Вильнюсе – в третий, но город совсем не знаю, я сюда только в супермаркет хожу».

– Тогда не буду вас отвлекать разговорами, – улыбнулся водитель. – В окно смотрите. Вам повезло, всю главную красоту увидите, маршрут у нас очень удачный. Экскурсионный автобус по городу ездит примерно так.

Джини и без его уговоров прилипла к окну. И к лобовому стеклу она тоже прилипла. И даже отчасти к тому окну, которое рядом с водителем, потому что левую сторону улицы тоже хочется как следует разглядеть. Хотя, по идее, когда обратно поедем, она как раз будет справа, – думала Джини, но это были теоретические рассуждения, не влиявшие на её поведение. Когда толком не веришь в происходящее, поверить в его логическое развитие ещё трудней.

Впрочем, город за окном был знакомый. Такой, каким его помнила Джини, или почти такой, трудно сказать, потому что будь ты хоть трижды художник с хорошей зрительной памятью, невозможно помнить и узнавать все детали, тем более, с непривычного ракурса. С сидения автомобиля Джини город давно не видела, она почти не ездила на такси. То есть, раньше-то как раз очень часто, но в основном одним и тем же маршрутом, в аэропорт и обратно, когда уезжала-приезжала сама, или встречала учеников и гостей. А теперь стало не надо, даже не из экономии, просто в центре всё близко. И одна из немногих радостей, которую пока не отняло познавшее жгучую сладость запретов правительство – ходить пешком.

Но в целом, Вильнюс за окнами такси был нормальный, обычный. Никаких пирамид и хрустальных дворцов. Только деревья в багрянце и золоте. И тротуары усыпаны жёлтой и алой листвой.

Сказала водителю:

– Такая осень красивая!

И он подтвердил:

– Да, осень у нас что надо. Правда за столько лет мы уже привыкли, не обращаем внимания. Но в последнее время ходят упорные слухи, что может быть скоро у нас начнётся июнь. Было бы здорово. Я по лету соскучился. Оно здесь в последний раз наступало, когда я подростком был. На всю жизнь запомнилось! У нас в июне цветут акации с липами. И небо ночью не чёрное, а бирюзовое. Прозрачное, как морская вода.

Июнь у них значит скоро начнётся, – восхищённо подумала Джини. – А что, нормально. После октября – в самый раз.

Тем временем проехали мимо Кафедры и дальше через Майронё, свернули в Старый Город, по Субачюс к Ратуше, оттуда по Стиклю и Швенто Казимеро в сторону Пилимо, понятный маршрут, но вместо Пилимо вдруг почему-то оказались в Ужуписе, который на самом деле совсем в другой стороне. При этом Ужупис был точно таким, каким его помнила Джини, даже лавки и кафе те же самые, куда она иногда заходила. По Полоцко, мимо Бернардинского кладбища выехали на кольцо, оттуда свернули на съезд в направлении парка Бельмонтас, где водяные мельницы, водопады и чёрные лебеди в пруду у ресторана живут круглый год. Джини раньше часто возила туда учеников, поэтому хорошо знала окрестности и дорогу. И вот тут-то различия проявились в полную силу. Никакого тебе Бельмонтаса, просто очень зелёный, а сейчас золотой район, красивые малоэтажные новостройки постепенно сменились частными домами, роскошными и ветхими, вперемешку; Джини смотрела во все глаза. Наконец сказала:

– Шикарное место!

– Шикарное, – согласился таксист. – Самый дорогой район в городе, потому что приморский. И одновременно босяцкий, ровно по той же причине: здесь живут рыбаки.

– Рыбаки, – повторила Джини.

– Рыбаки, – с удовольствием подтвердил таксист. И похвастался: – У меня тоже здесь дом. На участке, который мне достался от деда. Мой дед был рыбаком.

Буквально минуту спустя въехали на большую автомобильную парковку, почти пустую, окружённую соснами с трёх сторон. Таксист остановился на самом дальнем краю, гордо сказал: