Текст книги "Игра Лазаря"

Лазарь включил в кране воду, подставил под напор пустую чашку и принялся споласкивать ее одной рукой. Привычка мыть за собой посуду (и не только за собой) была внове и укоренялась с трудом. Обычно он швырял в мойку грязную тарелку, выходил из кухни, делал несколько шагов по коридору, вспоминал, останавливался и брел обратно. И сегодня поступил бы так же, не окажись на кухне Яники.

– Ты пальцы в кружку просунь и пошеруди там немного, – посоветовала она.

Лазарь, не оборачиваясь, понял, что она улыбается.

Не тая улыбки в собственном голосе, он уточнил:

– То есть целоваться со мной каждый день можно, а пить из моей чашки – противно?

Привычку целоваться каждый день они взяли относительно недавно – чуть больше двух недель назад – и она привязалась к Лазарю куда быстрее, чем регулярное мытье посуды. Практическому сближению предшествовал месяц платонических отношений, закамуфлированных ухаживаний, полунамеков, обоюдного флирта. Все началось с первого неформального свидания после Игры Ника и с тех пор равноускоренно двигалось вперед.

Вообще, развитию их отношений способствовало много факторов – месяц выдался богатым на события. Прежде всего, они с Яникой и Марсом успели выиграть подряд еще три Игры, что уже само по себе являлось запредельным результатом – Матвей и Айма за то же самое время взяли только одну и слили втрое больше.

Меценат не скупился на вознаграждения, и проблемы с деньгами на время отпали. Но Яника все равно устроилась на работу. Некая богатая пара из города наняла ее няней для своей шестилетней дочки. Четыре дня в неделю, с двух до восьми, Яника проводила в их шикарном особняке и лишь изредка выходила наружу, чтобы отвести девочку на занятия в кружки. Платили неплохо – тысячу рублей в день. Вкупе с зарплатой от Мецената в конце месяца кошелек Яники едва защелкивался.

Проблема переполненного кошелька решилась подарками в дом. В хозяйстве появились миксер, тостер, кухонный комбайн и новый пылесос. Марсен, изумленно хлопая глазами, долго вертел в руках коробку с видеоприставкой «Сони». Инь и Ян получили по дорогой кожаной сумочке (черной и белой, соответственно), а Сенсор с Матвеем – по кошельку. Лазарю же достался навороченный ноутбук – мечта всей жизни.

– Сначала хотела подарить что-нибудь для рисования, но потом подумала – на нем ведь тоже рисовать можно, – сказала Яника, преподнося коробку. – И потом, ты всегда мечтал о собственном компьютере.

Матвей тогда пробурчал, что о компьютере Лазаря много кто мечтал.

Поступок Яники настолько поразил и тронул Лазаря (и то и другое случалось с ним нечасто), что уже на следующий день он пригласил ее на свидание. На сей раз настоящее. Ресторан выбирался из самых дорогих в городе – надо же было куда-то тратить накопленный капитал. В качестве ответного дара Лазарь преподнес наибанальнейшую из вещей – золотое кольцо с маленьким рубином. На большее фантазии просто не хватило. Впрочем, большего и не потребовалось – Янике безумно понравилось.

Прекрасный вечер получился с продолжением. В ту ночь она, кажется, впервые за четыре месяца не думала об отчиме. Проснувшись наутро в одной постели с Лазарем, Яника была абсолютно счастлива. Окончательно исцелена. С того утра начались те самые две недели, которые казались Лазарю сказочным сном, как если бы он не просыпался вовсе.

О том, что это было – любовь или игра в нее, – ни Лазарь, ни Яника предпочитали не задумываться и не заговаривать. Они даже ни разу не признались друг другу в своих чувствах – эту формальность просто опустили за ненадобностью.

«Наверное, – думал Лазарь, – в том, чтобы не задумываться над последствиями своих поступков и не подвергать сомнению их правильность, и состоит смысл „безумного романа“». Первое время столь безрассудный подход претил его въедливой натуре, но очень скоро он смирился с положением дел и даже начал понемногу привыкать. Ведь для того, чтобы обзавестись старыми привычками, нужно сначала попробовать что-то новое.

Сенсор тоже не терял времени понапрасну. Он, наконец, вырвался из гипсового плена, вернулся в строй и рьяно включился в работу – во время «больничного» вопросом поиска новых Игр для команд Лазаря и Матвея занимался Симон Петрович. На личном фронте у Сенса тоже все шло неплохо. Ему все-таки удалось закрутить с молоденькой медсестричкой, что обихаживала его, пока он лежал в гипсе, а когда дело пошло на поправку, помогала коротать за разговором скучные дни, катая в коляске по бесконечным лабиринтам больничных коридоров. Отношения между Лазарем и Яникой Сенсор всячески поощрял, ссылаясь на личную выгоду – дескать, когда у Лазаря хорошее настроение, окружающим дышится легче.

Матвея и Айму все тоже вполне устраивало. Марсен, всякий раз замечая малейшее проявление нежности к Янике со стороны Лазаря, принимался дебильно лыбиться и похабно подмигивать. Единственной, кому сложившееся положение дел не нравилось, была Дара. С Ником она так и не помирилась, замены ему не нашла, так что всеобщая идиллия сильно действовала ей на нервы. В разговоре с Лазарем она постоянно огрызалась, а на Янику вообще смотрела волком. Впрочем, они этого почти не замечали – как и положено счастливым людям.

Лазарь закончил с посудой, заново наполнил чашки чаем и вернулся за стол к Янике. Утро плавно переходило в полдень, кроме них двоих, в доме никого не было. Инь, Ян и Марсен разошлись добывать знания по своим учебным заведениям. Матвей еще на рассвете уехал на рынок. Сенсор с восьми утра «гонял королей». Праздная жизнь Лазаря не требовала от него покидать дом ни свет ни заря, а Яника по пятницам не работала.

Чего праздная жизнь от Лазаря требовала, так это полной самоотдачи в инсонах, к разгадке которых он подходил с маниакальной дотошностью фанатика. До недавних пор в загадках заключалась вся его жизнь – это все, что он умел делать, и делал по-настоящему хорошо. И вот теперь эта жизнь была под угрозой.

На сей раз загадка попалась трудная, почти неразрешимая, грозившая одним махом уничтожить все его идеалы. Но это была еще не самая плохая новость. Самое отвратительное, что за последние две недели Лазаря это почти не беспокоило – идеалы поменялись.

– Что с тобой? – серьезно спросила Яника, когда Лазарь подал ей чай. – Расскажи. Я же вижу: ты сам не свой.

Лазарь присел на углу стола, поставил кружку и стал крутить ее между ладоней, размышляя, с чего начать и начинать ли вообще. Конечно, она думает, что все дело в Игре. В том, что уже больше недели он не может найти ключ к победе. О том, что он просто потерял вкус к самой победе, она даже не догадывается.

– Это из-за новой Игры, да?

К чему ее разуверять? Он и сам пока ни в чем не уверен.

– Угу. Из-за инсона Марты.

Марта. Сенс нашел ее десять дней назад; то есть не саму девочку, а лишь ее волос. Его несло ветром по улице, когда Сенсор сидел в машине у подъезда и ждал клиента. По его словам, ничего подобного он в жизни не чувствовал. Плывущий по воздуху волосок излучал такие мощные эманации, словно мимо прошагал взвод солдат, и у каждого внутри засело по Ведущему Игры. Невидимый невооруженным глазом, он сиял на внутреннем радаре Сенсора ярче, чем перо жар-птицы. Сенс выскочил из машины и без труда поймал его вслепую. Он принес его домой, держа между ладоней, как крупицу бриллианта, – так появился инсон Марты.

Волос был настолько крепко связан с хозяйкой, что его даже не требовалось поджигать. Достаточно было зажать его в ладонях – и уже через секунду тебя несло в устье тоннеля с невиданной скоростью. Впрочем, феноменальность удивительного волоса этим не исчерпывалась. Оказавшись в инсоне Марты (такого никогда не случалось ни в практике Лазаря, ни в чьей либо еще), Бегун становился кем-то вроде Дары – наблюдателемневидимкой, но не совсем. Он как бы вселялся в голову девочки – видел ее глазами, слышал ее ушами, читал ее мысли и имел полный доступ к архивам ее памяти, начиная с раннего детства и заканчивая вчерашним днем. Как будто этого было мало, Бегун испытывал те же чувства, что и Марта. Она смеялась – ему становилось весело. Она грустила – он впадал в уныние. Она чего-то боялась – у него сердце уходило в пятки.

Но и на этом сюрпризы Марты не заканчивались. В день, когда Сенс вошел в дом с молитвенно сложенными ладонями, выяснилась самая поразительная особенность найденного волоса – в инсон Марты умел входить только Лазарь. Пробовали все: Яника, Айма, Матвей и даже Марс. Бесполезно. Сколько они ни пытались, все попытки заканчивалось провалом.

Айму сложившаяся ситуация пугала. Матвея бесила. Марсена сжигало любопытство. И только Яника отнеслась к необычной находке Сенса с удавьим спокойствием. Она предприняла всего одну попытку пробиться к Марте, в то время как все остальные сделали не меньше десяти.

Еще месяц назад ее равнодушие обязательно насторожило бы Лазаря. Не говоря уже о самом волосе. Такое огромное количество аномалий на нескольких микронах роговых чешуек захватило бы его целиком, лишив сна и аппетита. Но не теперь. Сейчас все его мысли были заняты воспоминаниями о прекрасно проведенном вечере с Яникой и планированием следующего. Наверное, голова Яники была занята тем же.

Симон Петрович, размышляя над чудо-волосом, выкурил в молчании сигарету до самого фильтра, прежде чем попросить маленький кусочек для анализа. Отрезая ножницами четверть волоса, Лазарь всерьез раздумывал, не отдать ли весь. Столь кощунственная измена собственным идеалам пугала его, но… не отпугивала. Так было лучше для него сейчас, в эту минуту, а будущее – на то и будущее, что его всегда можно изменить.

– Как я могу помочь Марте, если не способен взаимодействовать ни с ней, ни с миром? Если ей вообще нужна моя помощь… – Лазарь оторвал взгляд от кружки и посмотрел на Янику, надеясь отыскать в ее глазах поддержку. И она уже ждала его там.

Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что нашел в Янике надежного партнера и верного союзника. Сейчас она была для него как путеводная звезда для заблудшего путника, и почти не верилось, что еще совсем недавно дела обстояли прямо наоборот.

– Не парься, – посоветовала Яника. Она мягко улыбалась ему припухшими губками. – Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Рано или поздно смысл сам найдет тебя. А если не найдет – может, и не было никакого смысла? В любом случае, ты сам во всем разберешься. Ты же у меня такой умница.

В другое время любое уменьшительно-ласкательное обращение вызвало бы у Лазаря немедленный рвотный позыв… в другое время.

Он перегнулся через стол и нежно поцеловал Янику в губы. Выждав мучительную паузу, она вернула поцелуй с утроенной силой. Лазарь почувствовал, что страсть снова печет его внизу живота, как согревающая мазь. Он обхватил ее лицо ладонями, встал со стула, увлекая за собой, и нежно опустил на стол. Просунул руку в бюстгальтер, нащупал мягкую грудь.

К черту все сомнения. К черту, к черту, к черту!

– Я в душ. – Ее распаленное лицо почти сливалось с цветом волос.

– Я с тобой!

– Еще чего! – Она уже бежала к гладильной доске в коридоре, чтобы схватить со стопки свежевыглаженных полотенец самое верхнее. Обнаженное тело сверкало бисеринками пота в ярком полуденном солнце. – Серьезно, я купаться хочу.

– А я разве нет?

– А разве да? Пойдешь следующим.

Копна рыжих волос мелькнула и исчезла за углом. Босые ступни зашлепали по деревянному полу прихожей. Лазарь подшвырнул под себя стул и смачно плюхнулся голым задом на деревянное сиденье. Все тело переполняла сладкая истома, в голове звенело от непривычной пустоты.

Секс – настоящая клизма для мозга. Не хотелось думать ни о чем, а уж о Марте – в особенности. Малейшая мысль об Игре (если таковая вообще имела место быть) оставляла неприятный осадок. Послышалось неприятное пульсирующее жужжание, а потом заиграла песня:

And there are people still in darkness,

And they just can’t see the light.

If you don’t say it’s wrong, then that says it right.

We got try to feel for each other,

Let our brother’s know that we care.

Got to get the message, send it out loud and clear.

(Есть люди, что до сих пор во мраке

И не могут увидеть свет.

Пока не скажешь, что что-то не правильно,

оно останется правильным.

У нас есть шанс почувствовать друг друга,

Дать знать собратьям, что нам не все равно.

Мы получили послание, звучащее ясно и громко.)

Телефон Яники с дребезжанием полз по столу, приводимый в движение виброзвонком. Лазарь взял мобильник и посмотрел на дисплей. На желто-белом ромашковом поле висела табличка с номером сотового телефона, подписанная загадочными инициалами: «Б. Ф.».

It’s a simple truth we all need,

Just to hear and to see:

None of us are free, one of us is chained.

None of us are free.

Now I swear your salvation isn’t too hard to find,

None of us can find it on our own.

We’ve got to join together in spirit, heart and mind,

So that every soul who’s suffering will know they’re not alone.

(Простая истина, в которой мы нуждаемся,

Чтобы слышать и видеть:

Никто не свободен, пока кто-то в оковах,

Никто из нас.

Клянусь, спасение не так тяжело обрести,

Но никто не справится в одиночку.

Мы должны сплотиться духом, сердцем и разумом,

Чтобы каждая страдающая душа знала, что не одинока.)

Звонили довольно настойчиво. Большой палец Лазаря в нерешительности переползал от кнопки вызова к кнопке сброса.

Взять или нет?

If you just look around you,

You gonna see what I say,

Cause the world is getting smaller each passing day.

Now it’s time to start making changes,

And it’s time for us all to realize:

That the truth is shining real bright right before our eyes.

(Если оглянешься,

Увидишь, о чем я говорю,

Потому что мир с каждым днем сужается.

Настала пора вершить перемены,

Пришло время всем осознать:

Свет истины – прямо у нас перед носом.)

Наконец, палец остановился на кнопке с миниатюрным изображением зеленой телефонной трубки. За мгновение до того, как Лазарь нажал ее, музыка смолкла – абонент на другом конце линии нажал на кнопку с красной трубкой.

Минут через двадцать в кухне появилась Яника, закутанная в белое махровое полотенце. Пряди мокрых волос бронзовыми копьями покачивались за плечами.

– Давай, голый мыслитель, твоя очередь.

Лазарь захватил по дороге свежее полотенце с гладилки, и, все еще погруженный в мысли о загадочном «Б. Ф.», отправился в ванную. Дверь была чуть приоткрыта, горячий влажный воздух проникал через щель в коридор. Лазарь опустил ладонь на дверную ручку и вздрогнул.

По руке словно пропустили электрический ток. Он отдернул ее и замер, растирая в пальцах влагу. Ручка была мокрой…

Глава 2
Марта

Мама переложила пересыпанные сахаром комочки теста на противень и поставила в духовку. Перенесла пирог на стол, разлила по кружкам чай и села. Света примостилась рядышком. Они принялись разговаривать, поедая пирог (великолепный, как и все, что готовила мама) и запивая его чаем.

На время Света совершенно забыла о своих страхах. Рядом с мамой она всегда забывала о них. Когда та улыбалась ей, как сейчас, когда слух ласкала мелодика ее голоса, все плохое улетучивалось из мира.

Чуть позже мама вынула из короба новоиспеченные дивно пахнущие булочки, искрящиеся подтаявшим сахаром. Свете не терпелось вонзить в одну из них зубы, но мама сказала, что горячее тесто вредно для желудка, и поставила их остужаться.

Субботнее утро выдалось как никогда замечательным. Но, чтобы стать идеальным, ему не хватало одной вещи – на протяжении всего разговора Свету подмывало рассказать маме о случившемся прошлой весной. Две недели назад она даже решилась. Почти.

В то субботнее утро Света подкралась к маме на цыпочках и ловко поцеловала в щеку.

– Привет, морковка! – рассмеялась мама. – Как спалось?

– Мне приснился сон.

Мама выпрямилось над плитой, пышные волосы (заколку в тот раз она не надела) цвета лимонного золота блеснули в свете утреннего солнца.

– Правда? И что же?

Света сделала губки бантиком и напустила на себя загадочный вид. В глубине души она понимала, что это ребячество – так делают маленькие дети, когда хотят, чтобы их уговаривали, – но ничего поделать с собой не могла.

– Света, – укоризненно протянула мать, шутливо грозя пальцем.

– Ты будешь смеяться.

– Это что-то про мальчиков?

Света фыркнула:

– Фу, вот еще! Что в них смешного?

Мама рассмеялась:

– И правда – это ведь так грустно.

– Мамочка, правда, то была такая глупость!

«Мне снилась дверь», – едва не выпалила Света, но внутренний голос опередил язык, и Свету передернуло от услышанного. Как глупо звучит. А ведь это пустяковина по сравнению с тем, что должно последовать дальше.

Мать мягко опустилась на стул, посадила дочь на колени и нежно обвила руками.

– Милая, даже в самой безобидной глупости иногда скрывается совсем небезобидный смысл. Открой свой секрет. И я открою тебе свой.

Света заинтересовано посмотрела на мать:

– Какой?

– Я скажу, какая начинка сегодня в моем яблочном пироге.

Некоторое время девочка серьезно размышляла над обещанием, потом ее личико озарилось улыбкой прозрения. Мать и дочь расхохотались.

У Светы вдруг стало так легко на сердце. Не хотелось терять это ощущение. И она передумала.

– Ладно, ты меня поймала. Мне снился один мальчик…

Вспомнив тот случай сейчас, Света почувствовала, что не сможет признаться. Да и не хочет. Парой фраз здесь не обойтись – это серьезный разговор, и он ничем не улучшит утро, а только омрачит его. Папа всегда говорил: «Камень на душе не меняется в весе. Меняется только количество сил, чтобы носить его». Света строго постановила себе носить камень, пока хватит сил. Если история с дверью больше не повторится (а она не повторится), сил только прибавится. Кто знает – может, со временем их станет так много, что камень на душе полегчает до веса гальки?

У стола Стив корчил самые жалобные рожи, выклянчивая подачку. Мама запрещала кормить собаку со стола, и все попытки пса привлечь к себе внимание вызывали у Светы угрызения совести. Стив прекрасно знал об этом и не отчаивался – когда мама уйдет, он возьмет свое.

Через полчаса булочки остыли, и Света с удовольствием принялась за них. Свежее тесто таяло во рту, сахарная корка весело хрустела на зубах.

– Ох, засиделась я! – всполошилась мама, взглянув на часы. – Пора собираться, солнышко.

– Ну ма-а… Почему ты должна работать по субботам?

– Потому что этого хочет мой начальник.

Света вдруг поняла, что ненавидит маминого начальника.

Мама погладила дочь по голове и ушла переодеваться. Света прикончила пятую по счету булочку и решила на этом остановиться. Она чувствовала себя абсолютно сытой и довольной. Сейчас можно было пойти наверх и задрать ноги с любимой книжкой, прихватив с собой Стива. Не для храбрости – ведь она убедила себя, что бояться нечего. Просто Стив не выносит одиночества, а оставлять его внизу бессмысленно – все равно прибежит. Станет бродить туда-сюда, жалобно скулить, сопеть длинным носом в щель под дверью, скрестись, вставать на задние лапы и пытаться толкнуть дверь. Так что, ради обоюдного спокойствия, Света взяла в привычку стелить Стиву подстилку подле кровати, где он мирно засыпал, а она могла спокойно предаться чтению.

– Будь умницей и не грусти, – напутствовала мама у выхода.

Звонко чмокнула дочь в щеку и стерла пальцем след от губной помады.

Света пообещала, что не будет, и мама ушла. Дверь протяжно застонала на несмазанных петлях, щелкнул замок. Света развернулась и пошла вглубь дома, подальше от летнего зноя и духоты.

– Стивка, Стивка, пошли!

Радостно виляя хвостом, пес неуклюже прыгал за ней вверх по ступенькам. По дороге девочка заглянула в спальню родителей за подстилкой (ночи Стив коротал исключительно там) и понесла ее к себе, сопровождаемая цокотом собачьих когтей по лакированному паркету.

Она расположилась на кровати у окна, наполовину закрытого плотной ролл-шторой. Бросила подстилку на пол. Стив послушно вбежал на нее и закрутился юлой, выбирая место для посадки. Света взяла с тумбочки книгу и раскрыла на закладке.

Стало абсолютно тихо. С улицы доносились перебранки воробьев, гул проезжающих машин, неумолчный лай соседской овчарки Агаты. Эти звуки совсем не отвлекали Свету – они органично вплетались в тишину, были ее составляющей. Девочка блаженно потянулась, устроилась поудобней и приступила к чтению. Снизу тихо вздыхал Стив. Глаза Светы носились по строчкам, считывая информацию, воображение преобразовывало ее в живописные картины, звуки, голоса персонажей.

Вот миссис Уизли (у нее голос – как у учительницы английского) кричит на Рона. Внешность и манеры Рона ассоциируются у Светы с братом. На другой странице в разговор вступает мистер Уизли, мягкий бесконфликтный человек. Его преклонение перед женой напоминает…

Света опустила книжку на грудь и прислушалась. Внутри все подпрыгнуло – так бывает, когда едешь в машине, и вдруг дорога резко идет под уклон.

Инородные, чужие звуки проникали в здоровую ткань тишины, точно клетки инвазивного рака (об этой страшной болезни Света смотрела передачу по телевизору), прорастающего сквозь капсулу опухоли. Слабый, но вполне различимый голос мистера Виктора Уизли проворчал из глубины дома: «Кого там еще хрен принес?» К голосу присоединился скрип расшатанного дивана, шарканье тапочек по полу, щелчки проворачиваемого в замке ключа. Сердце Светы, замершее вместе с остальным телом, опомнилось и пустилось вскачь.

Носимый на душе камень вдвое прибавил в весе – теперь от него просто так не избавишься. Но это было только полбеды. Света обреченно поняла, что снова вернется в дверь, ибо противостоять ее зову было выше ее сил. Она пойдет туда и будет ходить до тех пор, пока дверь на задний двор существует.

– Стив… – беспомощно позвала она.

Медленно спустила ноги в тапочки и встала. Пес мирно дремал на подстилке, слегка подергивая во сне задней лапой. Света решила не будить его.

Он не поможет ей, ведь его нельзя взять с собой туда. Это – ее бремя, ее крест. И нести его только ей.

Следующие минуты отпечатались в ее памяти до последней секунды. Она шла к двери, как на эшафот, производя в уме последние вычисления приговоренного к смерти. Считала каждый пройденный шаг (двадцать три ступеньки по лестнице), прибавляла оставшееся расстояние до двери (еще шагов сорок), прикидывала примерную скорость ходьбы и делила первое на второе. Хотелось увеличить полученный результат, но ноги сами несли вперед. Ступеньки перестали скрипеть, под ноги легли идеально подогнанные паркетные доски. Дальше, в южную часть дома, налево и через коридор. Наконец, дверь появилась в поле зрения. Рыжевато-коричневый глянец, простая резьба по краям, облетевшая позолота на ручке. Получилось даже быстрее, чем она рассчитывала.

Света затаила дыхание и прислушалась. К голосу Виктора как будто присоединился еще один, незнакомый… да нет же, знакомый. Знакомый!

Света жалобно застонала. Она знала этот второй голос – звонкий и бойкий, его обладательница говорила скороговоркой. Света не хотела вспоминать ее внешность, но разве это было возможно! Мозг уже рисовал картинку.

Света прикрыла веки; напрягаться даже не пришлось. Перед внутренним взором предстала полная женщина лет пятидесяти. В вычурной одежде и кричащем макияже, очень энергичная и подвижная. Она от природы веселый человек – шутки сыпались из нее, как из рога изобилия. В себе носила горе, прожегшее в душе черную пропалину, но виду не подавала. Разве что перед Мартой не таилась…

Неожиданно Света поняла, что эта женщина нравилась ей. Она – единственный представитель того мира, которого можно не бояться. Даже невзирая на то, что лет пятнадцать назад ее сбила машина, и с тех пор она немного не в себе.

Катерина Андреевна за глаза обзывала ее «трахнутой». Вообще-то она была вполне адекватной, но иногда «отчебучивала», как говорил Виктор. Например, если посреди разговора эта женщина вдруг переключалась на совершенно отстраненную тему, то к старой она уже не возвращалась. Могла встать и уйти в другую комнату, пойти спать или неожиданно расхохотаться со словами: «Дураки вы дураками! Пьяный проспится, а дурак никогда». Язык у нее как помело. Авария вывела из строя тот предохранительный фильтр между мозгом и ртом, что зовется вежливостью. Эта женщина не подвергала свои мысли цензурной правке, а сразу лепила в лоб без разбору. Конечно, всех это ужасно бесило. Всех, кроме Светы, – такая радикальная честность не могла не внушать почтения.

Но дело было не только в честности. Девочка искренне любила чудаковатую сумасбродку, вот только не могла вспомнить, за что. За доброту? За то, что не зачерствела, как остальные? Не обросла толстым слоем безразличия ко всему, что не касается ее персоны? Не разучилась любить кого-то еще? Неожиданно Света абсолютно ясно почувствовала – ее любовь к этой взбалмошной женщине взаимна. А значит, она не одна.

В голову поползли трусливые мысли: «А что, если я не вернусь? Что, если останусь там навсегда?»

Гнать их, гнать поганой метлой! Нужно быть храброй.

– Я иду, – приказала себе Света и схватилась за ручку.

Выдохнула. Потянула.