Текст книги "Поцелуй женщины-паука"

– Говори, я слушаю.

– Ты будешь смеяться над моей просьбой.

– Нет, не буду, с чего вдруг?

– Если ты не против, зажги, пожалуйста, свечу… Я хочу продиктовать тебе письмо для нее, в смысле для той, о ком я постоянно говорю, для Марты. У меня у самого кружится голова, если я фиксирую взгляд на чем-то.

– Но что с тобой? Что-то еще? Помимо живота, я имею в виду?

– Нет, просто я очень ослаб, вот и все, и хочу немного облегчить душу, потому что я так больше не могу. Сегодня днем я пытался написать письмо, но все плывет перед глазами.

– Тогда конечно, погоди, я найду спички.

– Ты правда очень добр ко мне.

– Вот они. Хочешь, сначала напишем черновик, или как?

– Да. Давай сначала черновик, потому что я даже не знаю, что сказать. Возьми мою ручку.

– Подожди, я карандаш поточу.

– Нет, говорю тебе, возьми ручку.

– Хорошо, только перестань злиться.

– Прости, просто у меня в глазах потемнело.

– Так, давай диктуй.

– Дорогая… Марта… ты, наверное, не ожидаешь… получить это письмо. Мне так… одиноко, мне так тебя не хватает, мне хочется поговорить с тобой, хочется… быть рядом, хочется… чтобы ты… подбодрила меня. Я сижу в этой камере, кто знает, где ты сейчас?., и что ты чувствуешь, о чем думаешь или в чем нуждаешься?.. Но мне необходимо написать тебе, даже если я и не отошлю это письмо, кто знает, как все сложится?.. Позволь мне поговорить с тобой… потому что боюсь… боюсь, что-то может сломаться у меня внутри… если я тебе не откроюсь. Если бы мы только могли поговорить, ты бы поняла, что я имею в виду…

– «…ты бы поняла, что я имею в виду…»

– Прости, Молина, как я там сказал о том, что не пошлю письмо? Прочитай, что там?

– «Но мне необходимо написать тебе, даже если я и не отошлю это письмо».

– Припиши: «Но я отошлю его».

– «Но я отошлю его». Давай дальше. Ты остановился на «Если бы мы только могли поговорить, ты бы поняла, что я имею в виду…»

– …потому что сейчас я не мог бы предстать перед своими товарищами и говорить с ними, мне было бы стыдно за то, каким я стал слабым… Марта, у меня такое чувство, будто я должен прожить дольше, будто кто-то должен смазать… медом… мои раны…

– Да… Продолжай.

– …У меня внутри все болит, только такой человек, как ты, мог бы понять… потому что ты выросла в чистом и уютном доме, как и я, и научилась радоваться жизни так же, как и я. Я не могу свыкнуться с ролью мученика, меня это бесит, я не хочу быть мучеником и сейчас задаюсь вопросом, не было ли все это моей большой ошибкой… Меня пытали, но я ни в чем не сознался… Я даже не знаю настоящих имен своих товарищей, я выдал лишь боевые клички, но для полиции они бесполезны, а внутри у меня сидит собственный мучитель, и он не дремлет… Потому что мне хочется настоящего правосудия. Смотри, как бессмысленно то, что я сейчас скажу: я хочу справедливости, я хочу, чтобы вмешался Промысел Божий… потому что я не заслуживаю этого – вечно гнить в камере или… я понял… я понял… Теперь я все понимаю, Марта… Я боюсь, потому что болен… это страх… ужасный страх смерти… страх, что все закончится вот так, что моя жизнь сведется к этому крошечному пространству, я не думаю, что заслужил это. Я всегда поступал честно, никогда никого не эксплуатировал… и боролся – едва начал разбираться, что к чему – против эксплуатации человека человеком… И всегда проклинал все религии, потому что они пудрят людям мозги и уводят от борьбы за равенство… но сейчас мне как воздух необходима справедливость… божественная справедливость. И я прошу, чтобы на свете был Бог… Молина, напиши с заглавной буквы, пожалуйста…

– Да, давай дальше.

– На чем я остановился?

– «И я прошу, чтобы на свете был Бог…»

– …Бог, который заметил бы меня и помог, потому что я хочу когда-нибудь снова выйти на улицу и хочу, чтобы этот день наступил как можно скорее, и я не хочу умирать. И случается, меня посещает мысль, что я больше никогда, никогда не прикоснусь к женщине, и эта мысль невыносима… и когда я думаю о женщинах… я вижу лишь тебя, и было бы так здорово, если бы в эту самую минуту, когда я заканчиваю свое письмо, ты бы тоже думала обо мне… и ласкала свое тело, которое я так хорошо помню…

– Погоди, не так быстро.

– …свое тело, которое я так хорошо помню, и воображала, будто это моя рука… каким бы утешением это было для меня… любовь моя, если бы только все было так… потому что тогда я как будто бы сам прикасался к тебе, ведь ты хорошо помнишь меня, правда? Так же, как я все еще ощущаю запах твоего тела… а кончики моих пальцев помнят твою кожу… будто я запечатлел ее в своем сознании, понимаешь? Хотя понимание тут ни при чем… это вопрос веры, и временами я убежден, что сохранил в себе частичку тебя… и что никогда не терял ее… но иногда мне кажется, что в этой камере нет больше никого, кроме меня самого… меня одного…

– Да… «меня одного…». Продолжай.

– …и ничто не оставляет следа, и воспоминания о том счастливом времени, что мы провели вместе, о тех ночах и днях, прекрасных рассветах чистого наслаждения, сейчас для меня абсолютно бесполезны и даже мешают… потому что я безумно по тебе скучаю, единственное, что я чувствую, – это пытку одиночеством, а единственный запах, который я ощущаю, – это мерзкий запах камеры и мой собственный… но я даже не могу вымыться, потому что болен, истощен, а из-за холодной воды могу подхватить воспаление легких, и кончики моих пальцев чувствуют лишь леденящий страх смерти, он до костей пронизывает меня… этот холодный ужас… Так страшно терять надежду, а именно это происходит со мной… Мучитель внутри меня говорит, что все кончено и что эта агония – мое последнее испытание на земле… и я говорю это как христианин, как если бы потом меня ждала другая жизнь… но ведь потом ничего не будет, верно? Или нет?

– Можно я перебью тебя?..

– Что?

– Когда закончишь, напомни мне сказать тебе кое о чем.

– О чем?

– Вообще-то есть выход…

– Какой? Ну говори…

– Если ты встанешь под холодный душ – тебе конец, это точно….

– Но что делать-то? Говори же, черт подери!

– Я могу помочь тебе вымыться. Слушай, мы можем подогреть воду в котелке, у нас есть два полотенца, одно мы намылим, ты будешь мыть себя спереди, я спину, а другое полотенце намочим и будем смывать мыло.

– И тогда у меня перестанет щипать кожу?

– Понятно, мы будем мыть тебя частями, чтобы ты не простудился. Сначала шею и уши, потом подмышки, потом руки, грудь, спину и так далее.

– Ты правда мне поможешь?

– Конечно.

– А когда?

– Хочешь, прямо сейчас. Я подогрею воду.

– И я буду спать без всякого зуда?..

– Как младенец, без всякого зуда. Вода согреется за пару минут.

– Но керосин твой, ты израсходуешь его.

– Не важно. А пока закончим твое письмо.

– Дай его мне.

– Зачем?

– Дай, Молина.

– Держи…

– …

– Что ты хочешь сделать?

– Вот что.

– Зачем ты рвешь его?

– Больше не будем говорить об этом.

– Как скажешь.

– Нельзя поддаваться отчаянию…

– Но иногда полезно выговориться. Ты сам учил.

– Мне от этого только хуже. Я должен терпеть…

– …

– Послушай, ты очень много для меня сделал, я это серьезно. Когда-нибудь, надеюсь, я смогу отплатить тебе тем же. Клянусь… И тебе не жалко столько воды?

– Меньше не хватит… И не выдумывай, не за что меня благодарить.

– Так много воды…

– …

– Молина…

– М-м?

– Смотри, какие тени на стене от горелки.

– Ага, я постоянно ими любуюсь. А ты никогда не обращал внимания?

– Нет, не обращал.

– А меня всегда это очень занимает – смотреть на тени, когда горелка включена.

Глава 10

– Доброе утро…

– Доброе утро!

– Который час?

– Десять часов десять минут. Знаешь, я в шутку называю свою маму «десять десять», потому что она во время ходьбы ставит ноги, как стрелки часов, когда десять минут одиннадцатого.

– Черт, уже так поздно.

– Когда утром принесли мате, ты перевернулся на другой бок и продолжал спать.

– Что ты говорил о своей матери?

– Так, ничего. Ты все еще спишь. Хотя бы отдохнул хорошенько?

– Да, сейчас мне гораздо лучше.

– Голова не кружится?

– Нет… Спал как убитый. Даже когда сижу, как сейчас, совсем не кружится.

– Вот и отлично!.. Может, встанешь, походишь немного?

– Нет, ты будешь смеяться.

– Над чем?

– Ты кое-что заметишь.

– Что замечу?

– То, что бывает у каждого здорового мужчины, особенно по утрам… когда только просыпаешься.

– А, эрекция… ну, это полезно…

– Так что отвернись, ладно? Мне неловко…

– Хорошо, я закрою глаза.

– Спасибо твоей еде, а то я бы никогда не поправился.

– Ну? Не кружится?

– Нет… совсем нет. Ноги еще слабые, но головокружения нет.

– Здорово…

– Можешь открывать глаза. А я еще немного полежу.

– Я поставлю воду для чая.

– Нет, просто подогрей мате, который они оставили.

– Ты шутишь? Я вылил его, когда ходил в туалет. Если хочешь окончательно поправиться, ешь то, что полезно.

– Послушай, я же не могу выпить весь твой чай и съесть всю твою еду. Так нельзя. Мне уже лучше.

– Ты бы помолчал.

– Нет, правда…

– Правда, неправда… Мама снова начала носить мне еду, так что проблем нет.

– Но мне как-то неловко.

– Знаешь, надо учиться принимать то, что тебе дают другие. К тому же зачем все усложнять?

– Ну хорошо.

– Можешь сходить в туалет, а я сделаю чай. Но пока не придет охранник, лежи в постели. Чтоб не простудиться.

– Спасибо.

– А когда вернешься, если хочешь, я продолжу про зомби… Тебе интересно, что дальше?

– Да, но мне надо еще позаниматься. Посмотрю, смогу ли я читать теперь.

– Может, не надо? Не слишком ли большая нагрузка?

– Посмотрим…

– Ты просто фанатик.

– Ты чего вздыхаешь?

– Бесполезно, Молина, текст плывет перед глазами.

– Я тебе говорил.

– Я просто попробовал.

– Голова кружится?

– Нет, только когда читаю. Не могу сфокусировать зрение.

– Знаешь что? Может, это просто утренняя слабость – на завтрак ты выпил только чай, отказался от хлеба с ветчиной.

– Думаешь?

– Уверен. После обеда вздремни немного и увидишь, что потом сможешь заниматься.

– Меня обуяла такая лень, ты не поверишь. Хочется просто валяться в постели.

– Не стоит, потому что, говорят, в таких случаях надо тренировать мышцы, прогуливаясь или хотя бы сидя, потому что лежа ты только слабеешь.

– А что там с фильмом? Расскажи дальше…

– Знаешь, я уже ставлю картошку, потому что она будет вариться сто лет.

– Что ты хочешь сделать?

– У нас есть немного ветчины, откроем банку оливкового масла и съедим картошку с маслом и солью, еще ветчину – здоровее не придумаешь.

– Ты остановился на том, что негритянка собирается рассказать девушке о женщине-зомби.

– Тебе нравится история? Признайся.

– Занятно.

– Что за вздор! Это не просто занятно, это классно. Ну признайся.

– Ладно, что дальше-то?

– Хорошо, хорошо, но погоди… горелка не зажигается… вот, все, получилось. Так, на чем мы?.. Да, негритянка везет девушку домой и начинает все ей рассказывать. Выясняется, что муж героини жил счастливо с первой женой, но его мучило сознание того, что он хранит ужасную тайну: в детстве он стал свидетелем страшного преступления. Его отец был бессовестным человеком, настоящим чудовищем. Он приехал на остров, чтобы разбогатеть, и обращался с пеонами как с рабами. Они задумали поднять восстание – и отец сговорился с местным колдуном, который совершает обряды вуду на самой дальней плантации острова, и однажды ночью этот колдун созвал к себе строптивых пеонов, объявив, что даст им свое благословение. Но на самом деле это была ловушка: их всех перебили на месте стрелами, отравленными самим жрецом. Тела утащили в джунгли и спрятали, а через несколько часов покойники открыли глаза и стали живыми мертвецами. Колдун приказал им встать, и они начали потихоньку подниматься с земли, у них были широко открытые глаза, у чернокожих и так большие глаза, но у этих взгляд был безумный и глаза почти без зрачков, одни белки… Жрец приказал каждому взять мачете и отправляться на банановую плантацию. И когда они пришли туда, он велел им срезать всю ночь бананы.

Отцу все это очень понравилось, и он построил несколько тростниковых хижин, чтобы днем прятать живых мертвецов; в хижины их набивалось очень много, и они валялись там на полу, как куча мусора. Но каждую ночь их выгоняли из хижин срезать бананы – таким образом отец мальчика и скопил приличное состояние. А сын все это видел, но был тогда еще совсем маленьким. Потом он вырос и женился на светловолосой девушке, с которой познакомился, учась в колледже в Соединенных Штатах, и привез ее на остров, точно так же, как два года спустя он привез на остров брюнетку – главную героиню. В общем, поначалу он был счастлив с первой женой и, когда его старик умер, решил разорвать всяческие отношения с колдуном. И вот он посылает за ним, а сам тем временем едет на отдаленную плантацию, где держали всех зомби, и в отсутствие жреца с помощью верных ему людей заколачивает досками двери лачуг, поливает все вокруг бензином и поджигает. Зомби сгорают – то есть он кладет конец страданиям несчастных. А тем временем колдун приходит к нему в дом и, ожидая там вместе с его белокурой женой, узнает о том, что происходит, – весть до него донесли тамтамы из джунглей, потому что в тех местах они работают вместо телеграфа. Тогда жрец решает запугать жену нашего героя и говорит, что сейчас подстережет ее мужа на дороге и убьет. Бедная блондинка в отчаянии, она обещает ему все – деньги, свои драгоценности, – лишь бы тот ушел и оставил в покое ее мужа. И колдун отвечает, что согласен пощадить его, но не просто так, и осматривает ее с головы до пят, будто раздевает глазами. Потом кладет на стол отравленный кинжал и говорит, что, если она его выдаст, он заколет этим кинжалом ее мужа. А тот в это время как раз возвращается и через открытое окно видит их двоих, сидящих в комнате, его жена полураздета, а когда он входит в дом, она говорит ему, что уходит от него со жрецом. Муж вне себя от ярости, он замечает на столе кинжал и в порыве дикого гнева закалывает жену. Тогда колдун говорит, что никто ничего не видел, что только он, колдун, был свидетелем, и если ему будет позволено продолжать свои обряды вуду, он соврет полиции, будто какой-то безумец из джунглей, который, наверное, хотел ограбить дом, на их глазах убил жену хозяина, как раз когда они вдвоем вернулись домой. Вот такую историю добрая негритянка рассказывает девушке, которая к тому моменту была уже совсем ни жива ни мертва от страха, но по крайней мере она сама спаслась из того заброшенного дома, где ее хотели убить два зомби – огромный негр и длинноволосая блондинка у медсестер дневная смена, они шутят и улыбаются милым больным, которые слушаются их во всем, и едят, и спят, но, выздоровев, уходят навсегда

– собачий череп, череп мула, череп лошади, обезьяны, череп примата, девушка из провинции идет в кино, хотя должна быть в церкви Таким образом, первую жену превратили в зомби.

– Да. И тут происходит сцена, которая впечатлила меня больше всего, потому что девушка с негритянкой возвращаются в свой дом, где вполне безопасно, но…

– А колдун? Как он выглядит? Ты не говорил.

– Ах да, забыл, мы его в фильме практически не видим, потому что, когда негритянка рассказывает девушке всю историю, возникает будто спираль из дыма – это значит, что мы переносимся в прошлое и видим все, о чем она рассказывает, а ее голос звучит на заднем плане, такой низкий, но очень ласковый голос, красивый, проникновенный.

– А негритянка, откуда она все узнала?

– Девушка задает ей тот же вопрос: но откуда вы все это знаете, сеньора? И та признается, опустив голову: она была замужем за колдуном. Но на протяжении всего рассказа нам ни разу не показывают его лица.

– эрудированный палач, покатились головы крестьянок, головы зомби, безучастный взгляд палача на невинную голову девочки из провинции, пидора из провинции Ты, кажется, хотел рассказать какой-то страшный момент?

– Да, когда девушка с негритянкой приезжают домой, мы снова видим ту заброшенную усадьбу, и здоровый негр все еще стоит в дверях, словно часовой, а какая-то тень пробирается сквозь заросли и приближается к этому зомби. Тот делает шаг в сторону и пропускает тень в дом. Тень проскальзывает внутрь и направляется в спальню, туда, где на кровати лежит женщина со светлыми волосами. Она лежит неподвижно, глаза широко открыты, невидящий взгляд, и вот белая рука, но не мужа, так как у того рука дрожала бы, начинает раздевать ее. И эта бедная женщина не имеет никакой возможности ни защитить себя, ни даже пошевелиться самая молодая и красивая медсестра, наедине с молодым больным в громадном корпусе, если он набросится на нее, ей уже никуда не деться

– Ну, продолжай покатилась голова пидора из провинции, уже ничего не поделаешь, теперь она уже не принадлежит телу, когда оно погибнет, надо будет просто закрыть глаза на этом лице, погладить узкий лоб, поцеловать лоб, за этим маленьким лбом скрывается мозг бедной провинциальной девушки, кто же приказал отправить ее на гильотину? умелый палач выполняет приказ, который пришел неизвестно от кого

– Когда девушка возвращается домой, ее муж уже там, и он очень расстроен. Он встречает ее и заключает в объятия – он так рад, что она в безопасности, но потом у него случается приступ ярости, он кричит, что запрещает ей когда-либо выходить из дома без его разрешения. И они садятся ужинать. Как всегда, на столе нет никакого алкоголя, никакого вина. И видно, что муж заметно нервничает, хотя всячески пытается это скрыть; она спрашивает его, как дела на плантациях, он отвечает, что очень хорошо, и вдруг неожиданно вскакивает, швыряет салфетку на стол и уходит. Он направляется в свой кабинет, запирает за собой дверь и начинает пить как безумный. Жена, прежде чем пойти спать, зовет его, так как замечает полоску света под дверью, но он только бормочет, чтобы она оставила его в покое. Девушка идет в спальню, переодевается, надевает ночную рубашку, нет, халат, чтобы пойти в душ, потому что стоит ужасная жара. И вот она встает под душ, забыв при этом запереть за собой дверь, и мы слышим тяжелые шаги в гостиной. Она бежит к дверям спальни, вся мокрая, чтобы запереть их, но потом останавливается словно вкопанная, услышав, как кто-то отпирает ключом дверь и входит в комнату, где сидит ее муж. Девушка запирает дверь спальни на задвижку и крепко закрывает все окна. В конце концов ей удается заснуть, но, когда она просыпается на следующее утро, мужа нигде нет. Она, обезумев от тревоги, вскакивает с постели, кидается к одному из слуг и спрашивает, где ее муж. Тот отвечает, что он ушел, никому не сказав ни слова, в сторону самой дальней плантации. И девушка вспоминает, что именно там обитает этот колдун. Она зовет дворецкого и просит его о помощи; она чувствует, что может доверять лишь ему. По его словам, он очень надеялся, что ее приезд на остров изменит все и его хозяин будет наконец счастлив; но эта надежда рухнула. Тогда девушка спрашивает, не осматривал ли ее мужа врач, и дворецкий отвечает: да, осматривал, но ее муж никогда никого не слушает и все делает по-своему, поэтому остался лишь один выход. Он смотрит ей прямо в глаза, и та понимает – это намек: надо самим отправиться к колдуну. Но она отвечает, что нет, она никогда туда не пойдет. Дворецкий объясняет ей: единственное, что можно сделать в данном случае, это подвергнуть ее мужа гипнозу, укрепить его волю, но он предлагает это в качестве крайней меры, решать все равно ей. И он говорит, что ее супруг опять оскорбил его нынче утром, когда уходил из дома, и что он больше не намерен такое терпеть, потому что ее муж – настоящее чудовище, а его первая жена умерла из-за плохого с ней обращения, и что ей надо бросить его и найти себе настоящего мужчину, который будет ее достоин. Тут она замечает, что взгляд у дворецкого какой-то странный, он глаз с нее не спускает. И снова повторяет: мол, такая красивая женщина не заслуживает подобного отношения. Она в смущении бежит искать мужа, боится, что он попал в беду и ему нужна помощь. А старая негритянка наотрез отказывается идти с ней, говорит, что это слишком опасно, в особенности для белой девушки. У нее остается единственный выход – просить помощи у дворецкого, несмотря на странный разговор, который между ними произошел. Тот соглашается сопровождать ее; он запрягает коляску самыми быстрыми лошадьми, заряжает ружье, и они отправляются. Добрая негритянка, срезающая в саду цветы, видит, как они отъезжают от дома, – она в ужасе, она кричит как безумная, чтобы девушка услышала и вернулась, но та ничего не слышит, потому что волны океана разбиваются о берег с оглушительным грохотом. Лошади несут, девушка просит дворецкого попридержать их, но тот не обращает на нее внимания. Он кричит ей, что она скоро узнает, какой жалкий негодяй ее муж. Дальше оба молчат, у девушки на каждом повороте замирает сердце, потому что иногда коляска накреняется так, что едет на одном колесе, а лошади очень странным образом подчиняются дворецкому. Наконец они останавливаются где-то в джунглях, и дворецкий говорит, что должен зайти на минуту в какую-то хижину, чтобы у ко-го-то что-то спросить, и уходит. И вот время идет, а его все нет и нет. Девушке становится страшно одной и уж совсем жутко, когда она слышит бой барабанов где-то совсем рядом. Она вылезает из коляски и идет к лачуге, думая, что, может, на дворецкого кто-нибудь напал. Она зовет его, но никто не отвечает. Затем входит внутрь, а там никого нет и, похоже, не было уже много лет, потому что все вокруг поросло травой. Тут она слышит пение, поблизости явно совершается какой-то обряд, и поскольку больше всего она боится быть одна, то идет на звук голосов. А остальное – в следующий раз.

– Не будь гадом.

– При чем тут гад? Я уже проголодался. Кто-то ведь должен приготовить обед, если ты не хочешь больше травиться тем, что нам здесь дают… Вот, картошка уже почти готова.

– Но если осталось немного, дорасскажи сейчас.

– Нет, осталось еще прилично.

* * *

– Доброе утро…

– Как ты? Как спалось?

– Замечательно.

– Хотя читал ты слишком долго. Поскольку свечка моя, я в следующий раз ее погашу.

– Даже не верится, что я снова могу читать.

– Я понимаю, но читать лучше днем; читай на здоровье, это замечательно… но только днем. Уже было темно, а ты все равно лежал и читал часа два с этим огарком.

– Послушай, я уже взрослый человек, понятно? И сам знаю, как мне жить и что делать.

– Но ведь ночью я мог бы продолжить рассказ про зомби, нет? Тебе ведь понравилось, не говори, что это не так.

– Сколько времени?

– Четверть девятого.

– Охранник не приходил?

– Он приносил мате, но ты не проснулся. Спал как убитый.

– Вот это здорово!.. Надо же так спать… Но где мате?.. Ты меня разыгрываешь? Чашки там же, где ты их оставил вчера.

– Хорошо, я соврал, ну и что? Просто я подумал, что хватит нам пить их мате по утрам. Так я ему и сказал.

– Послушай, решай за себя, а я хочу свое мате, пусть это и жуткая бурда.

– Ты головой подумай! Каждый раз, когда ты ешь тюремную пищу, ты заболеваешь, но можешь не волноваться, потому что пока у меня есть еда, она есть и у тебя. К тому же сегодня ко мне должен прийти адвокат, и наверняка, как всегда, с ним придет моя мать, а это значит, что у нас опять будет что поесть.

– Честно говоря, дружище, мне не нравится, когда кто-то распоряжается моей жизнью.

– Адвокат должен прийти с важными новостями. Вообще-то я не слишком верю во все эти обжалования, но если все так, как он говорит, дела не так уж плохи.

– Будем надеяться.

– Слушай, если я выйду… кто знает, какой тебе достанется сосед.

– Ты уже позавтракал, Молина?

– Нет, я не хотел тебя беспокоить, пока ты спал.

– Тогда я поставлю воду.

– Нет! Лучше лежи, ты у нас выздоравливающий. Я сам. К тому же я ее уже поставил.

– Но это последний раз, когда ты командуешь. Что ты готовишь?

– Сюрприз. Что ты читал прошлой ночью?

– Так, ничего. Про политику.

– Да, ты на редкость разговорчив…

– Когда придет твой адвокат?

– Сказал, что в одиннадцать… А сейчас… откроем небольшую упаковку, которую я от тебя прятал… настоящий деликатес… к чаю… английский пудинг!

– Спасибо, но я не буду.

– Не будешь… Еще чего!.. Слушай, вода уже почти закипела, так что сбегай в туалет и быстрее возвращайся, сейчас будет чай!

– Не указывай мне, что я должен делать…

– Что, я не могу немного за тобой поухаживать?

– Хватит!.. Черт возьми!!!

– Ты с ума сошел?.. Да что с тобой такое?

– Помолчи!!!

– Но пудинг…

– …

– Смотри, что ты наделал…

– …

– Что мы будем делать, если нагреватель сломался? А тарелочка…

– И чай…

– Прости.

– …

– Правда, прости, я совсем голову потерял.

– Нагреватель цел. Правда, весь керосин вылился.

– …

– Молина, прости, это все мой дурацкий характер.

– …

– Давай я добавлю керосина из твоей бутылки.

– Да.

– Пожалуйста, прости меня.

– Мне нечего тебе прощать.

– Есть чего. Когда я болел, если бы не ты, кто знает, что бы со мной стало?

– Тебе не за что меня благодарить.

– Есть за что. За многое.

– Ладно, проехали.

– Нет, правда, мне ужасно стыдно.

– …

– Я настоящий осел.

– …

– Молина, слушай, я позову охранника и налью воды, а то почти ничего не осталось. Ну, посмотри на меня. Подними голову.

– …

– Видишь, я сейчас схожу за водой. Ты простишь меня?

– …

– Пожалуйста, Молина.

– …^{8}