Текст книги "Вечная Индия. Духовный путеводитель"

Земной образ небесного рая

Мусульманский рай джанна, описанный в Коране, выглядит весьма привлекательно, как, впрочем, и всякий рай в других религиях. Райские Сады Благодати раскинулись на нескольких небесных сферах. Там, в Обители Вечного Пребывания, журчат прохладные источники и текут реки из свежей воды и не скисающего молока, из сладостного вина и очищенного меда.

В садах возлежат на расшитых ложах и коврах нестареющие праведники в парчовых одеяниях и серебряных ожерельях. Они питаются «плодами из тех, что они выберут, и мясом птиц из тех, что пожелают» (Коран 56:20, 21) и пьют из чаш «напитки чистые» (Коран 76:21). Им прислуживают вечно юные и подобные рассыпанному жемчугу отроки, обходящие их с сосудами из хрусталя и серебра, а в супруги им даны черноокие и благоуханные девы-гурии, красотой сравнимые с яхонтами и жемчугами. Рядом с ними находятся и их жены, к которым чудесным образом вернулись молодость и невинность.

Позже, в послекоранической литературе, рай джанна становится все более сложным и описывается как многоэтажная пирамида, увенчанная «крайним лотосом».

Но было в исламе и земное воплощение райских кущ – это сад, вечный сад жизни, олицетворявший собой мир и вбиравший в себя всю тайнопись прошлого, настоящего и будущего. Пространство сада символически присутствовало и в сердце человека, и в метафизической глубине мироздания. Для изощренного мистического сознания именно сад служил той областью, где человек мог обнаружить и впитать в себя божественную мудрость, и потому возделывание сада становилось еще и образцом совершенствования собственного внутреннего мира.

Вместе с исламом в Индию пришел новый тип сада, заимствованный из Ирана. В культуре иранцев сады играли ни с чем не сравнимую роль, уходя корнями в глубокую древность.

Кир, основатель персидской империи в VII–VI веках до н. э., считается едва ли не первым из известных нам персидских садоводов. Он прекрасно владел всеми тонкостями этого искусства и посадил сад в Сардах, столице древней Лидии. Иногда именно ему приписывают авторство планировки шахар-багх, легшей в основу персидских садов, хотя регулярные сады, видимо, существовали задолго до него. По легенде, его потомок Ксеркс I, направляясь в Сарды, был так восхищен чинарой, посаженной Киром I, что развесил на ее ветвях золотые цепи и браслеты, прежде чем двинуться дальше. И позже на протяжении всей истории иранцев сады составляли их особую славу.

Мусульмане воспринимали сад как модель идеального космоса, и потому он создавал глубокое, мистическое ощущение связи с природой. Соответствующий идеалу сад строго следовал геометрическому плану и принципам соразмерности всех составляющих его элементов. Он был ориентирован по четырем сторонам света, рассекался четырьмя каналами, и ему была присуща та строгая четырехчастная структура, которая сразу же отсылала к многозначной и глубокой символике космоса.

Многие садовые растения, производя впечатление природной естественности, имели при этом глубокое символическое значение. Прямоугольные участки засаживались, как правило, фруктовыми деревьями одного сорта – гранатами, абрикосами, миндалем, вишнями, сливами, а их границы определяли ряды тополей или платанов.

Рядом с прямыми каналами сооружали водоемы сложных очертаний, склоны холмов украшали террасами с водяными каскадами, землю покрывали коврами цветов. В центре сада, на пересечении главных аллей, часто строили бе седку, павильон или даже дворец, но в любом случае архитектурные формы были открытыми и обеспечивали циркуляцию воздуха, а интерьеры были внутренне связаны с садовым окружением.

Сад служил прекрасным фоном и для возвышенных размышлений, и для любовных сцен, и для отдыха изнеженных знатных юношей и девушек. Роскошный сказочный сад часто можно увидеть на восточных миниатюрах: реальность сливается в нем с вымыслом и символикой, а природа как нигде выявляет свои животворные силы.

Образцам персидских садов шахар-багх следовали арабские халифы, возводившие с IX века сады во славу Корана и стремившиеся создавать совершенные по композиции сочетания пространства, воды, растительности и архитектурных сооружений. Их заимствовали Великие Моголы, добавив к садам шахар-багх дополнительные элементы, почерпнутые из индуизма и суфизма.

Садами увлекался Захир уд-дин Мухаммадшах Бабур, положивший начало Могольской империи. В миниатюрах, иллюстрирующих его произведение «Бабур-наме», изображен один из многих созданных им садов, Баг-э-вафа, на фоне покрытой снегом горы и сам Бабур, то наблюдающий за работой садовника, то любующийся созданными им водоемом и садом, то принимающий посла в садовом павильоне. Он писал: «В мои намерения входило всюду, где бы я ни устраивал свою резиденцию… создавать элегантный сад регулярной планировки».

О выращивании новых растений и разведении новых пород деревьев он писал с не меньшей гордостью, чем о своих блистательных военных победах. Считается, что именно он привез в Индию благоуханную персидскую розу. В индийских садах Моголов розовые кусты и сливовые, персиковые и абрикосовые деревья соседствовали с финиковыми и кокосовыми пальмами, олеандрами и жасминами, манговыми и тамариндовыми деревьями.

Индийские мусульмане создавали в середине сада монументальные усыпальницы, где усопшие обретали вечный покой. Сады-мавзолеи создавались для того, чтобы души умерших правителей покоились в мире и благоухании. Известны два мавзолея-сада, построенных потомком Бабура Акбаром. Один из них – усыпальница Хумаюна, возведенная в 1565 году и окруженная садом в стиле шахар-багх; его первоначальная планировка полностью сохранилась.

Эта гробница с садом послужила прообразом для знаменитого Тадж-Махала. Белую как облако и сверкающую как жемчужина надгробную усыпальницу император Шах-Джахан построил для своей любимой жены, несравненной Мумтаз-Махал. Родив ему четырнадцатого ребенка, она простилась с жизнью в 1631 году в возрасте всего лишь тридцати восьми лет.

Шах-Джахан был в это время в походе в Южной Индии. Вернувшись, он решил увековечить память возлюбленной и построить непревзойденный по красоте мавзолей, равного которому не было, нет и не будет в мире. Проект Тадж-Махала следовал рисунку суфийского мистика Ибн ал-Араби «План собрания в день Страшного суда». В этом случае гробница символизировала трон Аллаха, а сады выполняли свои символические функции.

Стены усыпальницы были возведены на высокой квадратной платформе, и их кристально-белый мрамор сверкал на фоне яркой зелени молодого парка, разбитого вокруг Тадж-Махала. Надгробный памятник напоминает диковинный волшебный цветок, выросший в этом дивном саду. В разные часы дня мрамор меняет цвет в потоках света, льющегося с неба. А ночью, в волшебном лунном сиянии, он кажется ожившей мечтой или сновидением; его купол будто парит в небе. Недаром в Индии его назвали «облачком, отдыхающим на воздушном троне».

Весь ансамбль обнесен стеной из красного песчаника, украшенной парадными порталами. Сад возделан на территории, разделенной на четыре части. Он не вполне соответствует традиции, так как в центре его вместо беседки, павильона или гробницы находится длинный мраморный бассейн.

В отличие от других сооружений, которые обычно помещались в центре сада, Тадж-Махал расположен в самом его начале. Водные каналы как символы четырех райских рек делят всю территорию на четыре небольших райских садика, которые, в свою очередь, делятся на партерные клумбы. Вдоль канала с фонтанами высажены кипарисы, и очертания их крон гармонируют с куполами четырех минаретов мавзолея.

Одним из прекрасных творений Шах-Джахана является также сад Шалимар в Лахоре, разбитый в 1637 году под руководством Али Мардан-хана. Он состоит из трех постепенно спускающихся вниз террас, прорезанных каналами и декоративными водоемами с сотнями фонтанов, наполняющих воздух приятной влагой. На центральной террасе устроен огромный водоем, окруженный с трех сторон мраморными павильонами, а к помосту в центре ведет узкая каменная лестница.

Повсюду в саду – павильоны и летние домики из мрамора и красного камня. Зеленая листва, белый мрамор, журчание воды, освежающая прохлада – все создает чарующее зрелище. Эти три участка, как и другие, не сохранившиеся, символизируют разные ступени исламского рая.

На восточной стороне сада некогда были расположены императорские купальни, а там, в четырех залах, украшенных арками, находились великолепные бассейны с подогретой водой.

В саду были сооружены и великолепные дворцы для жен великого правителя. Эта часть сада, именуемая Кхаваспура, соединялась с другой, Фархат Бакхш, что значит «доставляющая радость». Здесь могли находиться только женщины и евнухи, мужчинам же доступ туда был закрыт: проход охраняли армянские и татарские солдаты, а узорная мраморная решетка отделяла эту часть сада от его остальной территории.

На коврах и шелковых подушках нежились шахские жены, вдыхая напоенный ароматом роз воздух. Танцовщицы развлекали их песнями, плясками и сладкозвучной игрой на музыкальных инструментах, рабыни разносили ледяной шербет в серебряных вазах, гранаты и виноград на золотых подносах…

Шалимар пострадал в последней четверти XVIII века, когда Могольская империя пала и в Пенджабе начались беспорядки. Мраморные плиты разбирали и отправляли в Амритсар на строительство Золотого храма сикхов, медь фонтанов распродавали на базарах, редкие цветы вытаптывали.

После освобождения Пенджаба от англичан правительство Пакистана, на территории которого находится Шалимар, отчасти восстановило сад, и сейчас он очень популярен у туристов.

Цитадель Моголов

Отблесками небесного рая служили не только сады. Свет райского блаженства отражался и в некоторых творениях исламского зодчества.

Мусульманские правители обычно начинали строительную деятельность в Индии с возведения своих укрепленных резиденций, вокруг которых вырастали поселки обслуживающих их ремесленников и торговцев. Когда правитель переезжал или умирал, город быстро пустел и превращался в руины, если только не становился центром паломничества или знаменитым торговым центром.

На территории Дели сохранилось семь таких ставок-резиденций, в разное время построенных мусульманскими владыками. Последний из них, Шахджаханабад на территории Старого Дели, носил имя императора Шах-Джахана. Он возводил его как «земной рай», выбрав для него, как и для строительства знаменитого Тадж-Махала, берег реки Джамны.

Цитаделью Моголов стал Красный форт. Во время британской колонизации вплоть до 1947 года, когда была провозглашена независимость Индии, здесь располагался английский гарнизон. Именно здесь, в Красном форте, 15 августа был отпразднован первый День независимости Индии. С тех пор каждый год премьер-министры произносят торжественные речи по случаю празднования Дня независимости в этом памятном историческом месте.

Красный форт считается самым величественным и прекрасным памятником индийской столицы. Стиль со сложными геометрическими композициями, в котором выдержано это сооружение, носит имя императора – шахджехани. Стены крепости, сложенные из красного песчаника, огораживают огромную территорию форта, раскинувшегося на три с половиной квадратных километра.

Здесь сохранились изумительные по красоте ансамбли мраморных дворцов и павильонов, изящ ных мраморных бассейнов и зеленых газонов и деревьев. Здания покрыты затейливой резьбой и инкрустированы полудрагоценными камнями. Осматривая их, можно составить впечатление о той изощренной изысканности и утонченной роскоши, которая окружала мусульманских владык, создавая иллюзию райского блаженства.

По пышности и богатству двор Шах-Джахана превосходил все предыдущие. Он был и центром религиозной и культурной деятельности, куда тянулись ученые и поэты, музыканты и художники в поисках славы и почестей. Одно из самых примечательных сооружений Красного форта – Диван-и-Ам, мраморный зал, приподнятый на невысокой каменной террасе, предназначенный для публичных императорских церемоний. Каждое утро здесь проходил дарбар, то есть императорская аудиенция.

В центре зала высится беломраморное ложе для императора, рядом с которым стоял шатер, расшитый золотом, жемчугом и драгоценными каменьями. Мимо императора торжественно шествовали всадники на роскошно убранных конях, а за ними следовали слоны в расшитых золотом попонах. Шах-Джахан выслушивал сообщения об увеселениях, уже прошедших или намеченных на будущее, любовался диковинными животными, пойманными во время охоты, а затем приступал к государственным делам: принимал послов, слушал доклады визиря и министров и т. п.

Для частных аудиенций предназначался другой зал, Диван-и-кхас. Здесь император принимал своих министров и знать. Видимо, слова были бессильны для описания красоты этого зала, потому что на одной из колонн выбита надпись: «Если где-нибудь существует рай, то он здесь, он здесь…»

В глубине зала некогда стоял легендарный Павлиний трон из чистого золота, изготовленный по приказу могольского императора Шах-Джахана. Его назвали так потому, что он был оформлен фигурами павлинов: два павлина из золота, драгоценных камней и эмали украшали спинку трона. По два павлина были изображены и на каждой из двенадцати изумрудных колонн, которые поддерживали роскошный балдахин.

Их хвосты, сделанные из тончайшей проволоки и драгоценных камней, переливались, как у настоящих павлинов, а глазами служили настоящие крупные бриллианты.

Возможно, Шах-Джахана воодушевлял образ павлина, стража райских ворот, или иранское предание о том, как два павлина стоят по обе стороны древа жизни. В спинку трона был вделан самый большой алмаз мира – прославленный Кохинур, «гора света».

Этот сказочный образец виртуозного ювелирного искусства, ставший символом безграничной власти императора, создал Джилани, иранский камнерез, один из самых прославленных ювелиров в истории Индии, служивший при дворе Шах-Джахана. Говорят, будто мастер трудился над троном семь лет, а расходы на его творение превысили затраты на строительство мавзолея Тадж-Махал.

Павлиний трон буквально ослеплял всех, кто его видел, необыкновенной красотой и сиянием драгоценных камней. Шах-Джахан любил восседать на нем, встречая важных гостей дворца. Его голову украшал парчовый тюрбан, к которому бриллиантовым аграфом был прикреплен султан из перьев.

Сокровища Моголов, которые они взимали в качестве дани от покоренных народов или захватывали во время войн, были несметны. Трудно даже вообразить себе россыпи изумрудов, алмазов и рубинов, обилие золототканых материй, роскошную мебель и другие предметы обихода, которыми они владели. Говорят, будто опись хранившихся в сокровищнице предметов занимала двадцать четыре тысячи томов.

Эти сокровища были разграблены в 1739 году персидским правителем Надир Шахом. Чтобы вывезти их в Персию, ему понадобился караван из двадцати одного верблюда. Редчайшие драгоценности разошлись по всему миру.

Многие алмазы из сокровищницы Моголов были бесследно утрачены, однако некоторые сохранились до наших дней, обрастая легендами. Так, алмаз «Шах» висел как талисман над троном Великих Моголов. Его видел там француз Тавернье, торговавший в Индии драгоценными камнями. Искусные ювелиры выгравировали на гранях этого алмаза имена бывших владельцев.

В 1829 году он попал в Россию из Персии как выкуп за кровь русского посла А. С. Грибоедова, убитого в Тегеране. В нашу страну попал и алмаз, известный как «Орлов», который Шах Надир вывез из Индии и украсил им свой трон. Григорий Орлов купил этот камень у банкира и подарил его Екатерине Великой; он украсил скипетр российских императоров и сейчас хранится в Алмазном фонде. А бесценный алмаз Кохинур оказался в Англии.

Но вернемся в Красный форт. Завершив государственные дела, Шах-Джахан удалялся в беломраморный Кхас-Махал, свою личную резиденцию со спальнями и молитвенными залами. Жены и наложницы императора жили во дворце Ранг-Махал, где потолок был сделан из чистого серебра. Позже, когда империя клонилась к закату и казна пустела, его пришлось переплавить на монеты. В центральном дворике под стеклянной крышей был устроен фонтан в виде беломраморного цветка лотоса, по лепесткам которого струилась вода.

Рядом с дворцом Ранг-Махал возвышалась беломраморная узорчатая Жемчужная мечеть – Моти-масджид, построенная преемником Шах-Джахана Аурангзебом. Прямоугольник из черного мрамора, вделанный в пол главного зала, выполнен в виде молитвенного коврика. Мечеть очень эффектно смотрелась на фоне Хайят Бакхш Багх, Сада, дарующего жизнь. В его зелени прятались Зеркальный дворец, беломраморные павильон и бассейны и благоухающие цветники с зелеными полянами, где протекал Нехр-и-Бишт, Райский поток.

Напротив Красного форта высится самая грандиозная в Южной Азии мечеть Джама Масджид, также построенная Шах-Джаханом. Она служила «сердцем» Шахджаханабада и до сих пор сохраняет свою важную роль. Здесь по пятницам и во время религиозных праздников собираются тысячи мусульман, чтобы вознести молитву Аллаху – зрелище впечатляющее и незабываемое.

Глава VII
«Свобода – это состояние ума»

Картина религиозного космоса Индии была бы неполной без еще одной краски – так называемого «религиозного нигилизма», или «религиозного негативизма». Этот термин придумал наш отечественный философ и культуролог Г. С. Померанц, считая его синонимом знакоборчества. Как ни парадоксальным это кажется на первый взгляд, но «религиозный нигилизм» – такая же законная, хотя и несколько необычная форма духовной жизни, как привычное нам богопочитание в вероучениях, так или иначе связанных с Ветхим Заветом, то есть в иудаизме, христианстве и исламе.

Подобный нигилизм существовал в Индии издавна Созерцание пустоты, сосредоточение на ничто вызывает захватывающее эмоциональное состояние, не сравнимое ни с каким другим опытом. Оно вполне может быть признано религиозным созерцанием. Но, присутствуя в виде нигилистической тенденции, оно редко принимает вид завершенного и обозначенного каким-либо термином явления.

Очевидно, периоды выраженного религиозного нигилизма рано или поздно наступают в истории практически каждой религии, когда старые боги оказываются поставленными под сомнение и людям предлагается «совлечь с себя ветхого Адама» – как правило для того, чтобы тут же облечься в нового. Обычно это случается во время социальных или религиозных кризисов: нигилистические тенденции, почти всегда подспудно присутствующие, в такие периоды надломов могут превратиться даже в мощное течение и серьезный исторический фактор, влияющий на судьбу если не целой страны, то отдельных людей или групп.

Так случилось и с модернистским нигилизмом, волна которого поднялась в Европе и Америке примерно в середине прошлого века. Стремясь отказаться от Бога, но не в силах расстаться с религиозным значением личности, западный нигилизм существовал вместе с атеизмом, но не смешивался с ним. Докатившись до Востока, эта волна встретилась здесь с традиционными формами негативизма.

Одной из самых ярких фигур, порожденных этой встречей, стал Джидду Кришнамурти, религиозный нигилист и «западновосточный» философ. Он выражал самое непочтительное отношение ко всему традиционному и пытался склонить людей к самостоятельному преобразованию своей психологической природы, без привязанности к каким-либо религиозным или философским традициям или признанным авторитетам.

Кришнамурти полагал, что традиция предназначена для людей внутренне зависимых, для бескрылых подражателей, не способных на самостоятельные мысли и действия. Он был уверен, что ум, движущийся по проторенным тропам, не способен открыть для себя ничего нового.

С ним трудно не согласиться. Осознанно или нет, добровольно или по принуждению, люди всегда стараются приспособиться к той или иной традиции.

Следуя ее указаниям, они нередко изменяют своему предназначению и становятся не более чем копиями того, чем они на самом деле могли бы стать. Сам же Кришнамурти восставал против всяких авторитетов и не считал себя связанным ни с какой традицией. Однако вокруг него стихийно возникло новое духовное движение, и многие считали его своим духовным наставником.

Пожалуй, Кришнамурти мог появиться только в такой стране, как Индия, богатой самыми разнообразными религиозными традициями и гордящейся их длительной, многовековой непрерывностью. Но настоящую популярность его учение получило на Западе.