Текст книги "Вечная Индия. Духовный путеводитель"

«Три драгоценности»

В центре учения Джины Махавиры – та же проблема бытия человека, что и в других индийских религиях. И хотя джайнизм не отрицает существование богов, нередко совпадающих с божествами индуизма, в общей картине мироздания им отводится весьма скромное и незначительное место.

По мнению джайнов, боги, скорее, достойны не почитания и поклонения, а сострадания, потому что они, как и люди, – жертвы кармических обстоятельств. Они также вовлечены в круговорот перерождений, а потому тоже нуждаются в освобождении.

Джайнское учение понимает и определяет себя прежде всего как путь духовного спасения, который помогает человеку, погруженному в мучительное сансарное бытие, в круговорот рождений и смертей, выбраться из него. Главные помощники на этом пути – так называемые триратна, то есть «три драгоценности». В первом афоризме одного из главных джайнских трактатов так и говорится: «Путь к освобождению – правильное воззрение самьягдаршана, правильное познание самьягджняна, правильное поведение самьягчаритра».

Первая драгоценность – правильное воззрение, или видение, – предполагает взгляд на мир в соответствии с джайнским вероучением. По сути, речь идет о непоколебимой вере в истину, проповедуемой джайнскими учителями. Пожалуй, это всегда является самым трудным: никто не может приказать нам, во что надо верить. Но джайнизм предлагает свою, вполне убедительную «оптику»: воспринимать мир через призму основных категорий учения.

Главная из них – джива, душа, которая может обладать полным знанием и полной свободой. Вторая важная категория – неодушевленная вещь, неживое – аджива; все остальные указывают на связь между этими двумя сущностями. Неживое состоит из нескольких субстанций; они в комбинации друг с другом и с дживой образуют все многообразие окружающего нас мира. Как свет лампы, заполняющий помещение, джива может занимать определенное пространство, в зависимости от того, с каким телом она связана, – тезис, за который джайны нередко подвергались резкой критике.

Со временем дживы развиваются от низшего состояния – «связанных» сансарой до высшего состояния совершенства сиддхи. То или иное состояние связанных джив в иерархии живых существ зависит от числа органов, которыми они наделены. Самые простые – растения, обладающие лишь осязанием, а самые сложные – люди, боги и демоны, имеющие не только пять органов чувств, но и так называемый манас, их интегратор.

Все дживы находятся под воздействием кармы. В отличие от других религий Индии, понимающих ее как некую нематериальную силу, в джайнизме она описывается весьма натуралистически, как некое материальное вещество в виде крохотных частиц.

Карма как бы налипает на дживы и загрязняет их в связи с предыдущими деяниями и в конечном итоге определяет формирование стереотипов тела, речи и ума. Очищение же от кармы, то есть уничтожение загрязнений от прошлых деяний, ведет к духовному освобождению. Разные фазы этого отношения и описываются в категориях «правильного воззрения».

Благодаря связи с кармическим веществом джива обладает несколькими телами шарира. Первое из них состоит из основных стихий, то есть земли, воды, огня и т. д.; оно складывается из съеденной пищи и потому именуется пищевым; ему принадлежат пять органов чувств.

Второе тело именуется изменчивым: оно меняется по желанию владельца, каковым в этом случае является неземное существо божественной или демонической природы.

Третье тело названо выделяемым, то есть способным к эманации, например, аскетом или иным подвижником.

Четвертое тело является огненным, а пятое – кармическим; причем каждое последующее тоньше предыдущего. Кроме тел джива имеет ауру лешья, то есть ореол, не воспринимаемый обычным человеком. Его цвет и другие свойства зависят от нравственных качеств личности: чем они выше, тем светлее ореол.

С кармическим и огненным телами джива образует постоянную часть каждого живого существа, которая переходит из одного воплощения в другое. Сочетание ее с другими телами образует все многообразие видимого мира. Смерть понимается как отделение этих дополнительных тел от основной триады, а рождение – как соединение с ними. Так образуется мучительная круговерть рождений и смертей, к освобождению от которой надо стремиться.

Как и все индийцы, джайны придают большое значение времени, главной основе для развития сознания, и считают, что рано или поздно всякая душа придет к освобождению от тягот сансарного бытия. Но, как в каждом деле, здесь важно начало, и Махавира учит, как «запустить» процесс духовного освобождения, вступить на правильный путь. Этот путь может оказаться очень долгим, но джайны уверены, что с помощью своего учения, ведущего к душевному миру и гармонии с людьми и собой, они рано или поздно сумеют приблизиться к конечной цели и освободиться от ограничений и бедствий кармы.

Вторая драгоценность – правильное знание джняна. По учению Махавиры, оно складывается благодаря использованию правильных средств познания прамана и методов найя. Джайнской теорией познания нельзя не восхититься: она разработана тонко, глубоко и изощренно. Так, джайны выделяют непосредственные и опосредованные виды знаний. К первым они относят ясновидение, телепатию и абсолютное познание, а ко вторым – чувственно-логическое и авторитетное.

Чувственно-логическое познание требует вмешательства материального носителя информации; тут работают в основном органы чувств и ум, причем процесс восприятия проходит несколько этапов, подробно рассмотренных в джайнских трактатах. В некоторых текстах упоминается триста тридцать шесть видов чувственно-логического познания: джайны даже на фоне индийского пристрастия к классификациям отличались исключительной детализацией этих классификаций, охватывавших все мыслимые стороны религиозной жизни.

Предмет особой гордости джайнов – их методологический принцип анэкантавады, то есть неодносторонности. В соответствии с ним любое высказывание о реальности может быть истинным лишь до определенной степени и только с определенной точки зрения. Но точек зрения всегда несколько, поэтому справедливость всякого высказывания всегда относительна, и ее можно подвергнуть сомнению.

Проиллюстрировать этот принцип можно известной притчей о слепцах, которые спорили друг с другом, на что похож слон, ощупывая разные части его тела. Один потрогал его хобот и сказал, что слон подобен толстому канату; другой пощупал бок и сказал, что слон подобен стене; третий дотронулся до ноги и сказал, что слон похож на столб и т. д. Полная же, абсолютная истинность достижима лишь на уровне абсолютного знания кевала.

Таким образом, джайны надеялись и примирить, и исчерпать все возможные суждения о реальности, выдвинутые другими учениями, полагая, что каждому из них доступна лишь какая-то крупица истинного знания и абсолютизация ее – недостойный мудреца порок.

И, наконец, третья драгоценность – правильное поведение, то есть соблюдение основных правил джайнской этики. Нередко эти обеты понимались так строго, что напоминали суровое подвижничество. Самый важный принцип, определяющий отношение джайнов к жизни, – это ахимса, ненасилие. Но его смыл глубже, чем обычное ненасилие; он подразумевает самую большую, насколько это возможно, доброту ко всем без исключения живым существам и непричинение им даже малейшего вреда. Согласно этому принципу, избавляться от насилия нужно не только в действиях, но и в мыслях, поскольку энергия мысли так же действенна, как и поступки.

С этим принципом связаны многие запреты, которым должны следовать джайны. Так, им запрещались все занятия, связанные с гибелью живых существ или нанесением им вреда. Приверженцам этой религии, например, никогда не разрешалось заниматься охотой, рыболовством и сельским хозяйством, так как это влекло за собой смерть зверей и рыб, уничтожение растений и убийство насекомых и мелких животных в почве. Вот почему они закрывают рот марлевой повязкой, процеживают воду, метут перед собой тропинку, а с наступлением темноты вообще стараются не выходить из дома, чтобы случайно не раздавить какую-нибудь мошку.

Всякое насилие, невольное или преднамеренное, вообще всегда считалось причиной притока кармы, и потому его старательно избегают. Монахам даже запрещается зажигать огонь, так как он уничтожает жизнь и в топливе, и в окружающем воздухе. Но и тушить огонь тоже запрещается, так как это уничтожает жизнь самого огня. Приюты для больных животных – специфические джайнские заведения, наглядно демонстрирующие принцип ахимсы.

С древних времен преимущественными занятиями джайнов-мирян стали торговля и ростовщичество, тем более что джайнизм всегда поощрял честность и бережливость – полезные коммерческие добродетели. Джайны и сейчас играют заметную роль в жизни страны, поскольку в их руках находится преобладающая часть индийского банковского капитала. Немало среди них и глав крупнейших концернов. На юге Индии многие джайнские семьи являются землевладельцами, но сами они землю не обрабатывают, чтобы не нанести вреда живущим в ней организмам.

Четырнадцать ступеней, ведущих к просветлению

Джина Махавира еще при жизни заложил основы джайнской общины, создав специальные уставы для монахов и монахинь, а также для мужской и женской групп мирян. Община выдержала суровую проверку временем, хотя и пережила расколы. Один из них произошел уже при жизни основателя учения. По преданию, этому расколу предшествовал ужасный голод, свирепствовавший в Бихаре приблизительно за триста лет до нашей эры. Случилась страшная засуха, люди умирали от истощения, и это продолжалось двенадцать лет. Некоторые джайнские монахи, руководимые мудрецом Бхадрабаху, который стал главой этой части общины, ушли из пораженной голодом области на юг.

Говорят, что монахи, которые ушли, оказались более строгими в исполнении религиозных правил, чем оставшиеся. Когда после окончания голода они вернулись, обнаружилось, что две группы разошлись также и в некоторых во просах религиозной теории и практики. В частности, до этого времени все джайнские монахи ходили обнаженными, теперь же этой традиции придерживались только ушедшие на юг. А те, которые остались на севере, начали прикрывать себя куском белой ткани.

Первые стали называться отныне дигамбарами, то есть «одетыми в страны света». Это подразу мевало, что монахи школы дигамбара отвергают всякое мирское имущество, включая одежду. Вторые получили название шветамбаров, «одетых в белое».

Вполне вероятно, что в действительности это был не внезапный раскол, а медленный процесс. Как бы то ни было, шветамбары и дигамбары, разделившиеся на ряд более мелких групп, расходятся в ряде второстепенных вопросов. Они касаются не только одежды монахов, но и возможности достижения освобождения женщиной: дигамбары считают, что женщина не может освободиться до тех пор, пока не родится мужчиной. Расходятся они и по ряду других пунктов учения, хотя относительно его главных основ серьезных разногласий между ними нет.

Исторически сложилось, что дигамбары живут в Южной Индии, а шветамбары, составляющие большую часть общины, – в северной.

Но к какой бы группе джайны ни относились, их объединяет общая цель жизненного пути – достижение полного духовного освобождения, мокши. Она доступна всем, но монахи и монахини могут продвигаться по пути внутреннего совершенствования быстрее, поскольку, как предполагается, они лишены почти всех мирских привязанностей. Что же касается мирян, то их путь к заветной цели долог. Двигаясь по нему, им надлежит помимо изучения священных текстов, занятий медитативными практиками и соблюдения ритуалов, постов и паломничеств придерживаться в повседневной жизни пяти обетов. В общих чертах они сводятся к соблюдению ненасилия, ненанесения вреда всем живым су ществам (ахимса), правдивости (сатья), неприсвоения чужого (астея), целомудрия (брахмачарья), а также отказа от собственности и воздержанности от суетных привязанностей (апариграха).

Как уже было сказано, джайнизм – настоящий апофеоз ненасилия, это и может послужить ключом к его пониманию. В повседневной жизни джайн всегда будет стараться не причинить вреда самым мельчайшим организмам, но это не всегда возможно: даже зажигание огня или принятие антибиотика неизбежно ведет к их гибели. Однако насилие стараются свести к минимуму во всем. Так, например, джайны ограничивают свою пищу только растительными продуктами, отдавая предпочтение фруктам и овощам, за исключением корнеплодов (можно есть лишь то, что растет над землей), а также молоку и йогурту. Несмотря на эти ограничения, их пища вполне здорова, а порой и изысканна.

Второй обет, правдивость, понимается как непричинение вреда другим вредоносными или клеветническими словами. Это подразумевает искренность, честность и точность не только в личных отношениях, но и в деловой жизни.

Неприсвоение чужого – третий этический принцип – удерживает джайнов от воровства в любых формах, например от уклонения от уплаты налогов или от недобросовестных сделок. Воровство, связанное со стяжательством, причиняет вред не только жертве, но и самому вору, поскольку в его основе – запретное желание владеть большим материальным имуществом. Это не значит, что среди джайнов нет богатых людей; просто они считают себя не владельцами своих богатств, а только их попечителями и распорядителями и очень активно занимаются благотворительностью.

Соблюдая последние два обета, джайны стараются поддерживать разумный уровень жизни, исключая внебрачные связи и не выставляя напоказ своего имущества, которого не должно быть много. Они следуют мудрому совету: тратить на жизнь половину дохода, четверть откладывать на болезни и старость, а остальное жертвовать на благотворительность.

Помимо этих основных пяти есть еще семь дополнительных обетов, которые в совокупности составляют кодекс поведения джайна-мирянина.

Проповедь ненасилия у джайнов парадоксальным образом сочетается с возможностью религиозного самоубийства, хотя сами они и не любят этого слова. Оно допускается в тех случаях, когда человек становится стар и немощен и его тело уже не может служить благим целям. В этом случае не возбраняется постепенно отказываться от еды и питья, пока не наступит смерть. Но при этом предписывается поддерживать ум в состоянии медитации.

Путь мирянина, каким бы праведным он ни был, не может сравниться с монашеской жизнью, в которой не должно быть места житейским заботам. Монахи не обременены никакой собственностью. У шветамбаров есть лишь пара кусков ткани, чтобы обернуть тело, а дигамбарам и этого не нужно: они ходят обнаженными. Кроме книг и письменных принадлежностей монахи носят с собой флягу, посох да небольшую метелочку, чтобы расчищать перед собой дорогу. Их повседневные бытовые нужды обычно удовлетворяют миряне, расценивая это как свою религиозную заслугу, потому что монахи не только подают им пример религиозного служения, но и являются учителями и наставниками, сродни христианским священникам.

Монахами обычно становятся во взрослом состоянии, но иногда монашество принимают и в детском или юношеском возрасте, если обнаруживаются исключительные религиозные особенности. В любом случае стать монахом можно лишь с разрешения родителей.

Решив отречься от мира, претендент ищет для себя гуру. Тот должен удостовериться, что этот человек пригоден к монашескому служению: у него не должно быть физических изъянов и нравственной ущербности.

Во время обряда посвящения будущий монах отказывается от прежней жизни, оставляет дом, семью и имущество и принимает новое имя. Он лишается даже волос. В отличие от индусов джайнские аскеты не отращивали волосы, а в отличие от буддистов не пользовались бритвой. Они руками выщипывали волосы с головы, включая усы и бороду, причем эта процедура кешалунчана считалась весьма важной. Монахи и монахини соблюдают те же обеты, что и миряне, но самым строжайшим образом. Со времени вступления на духовную стезю и до последнего дня их жизнь обильно уснащена самыми разнообразными ритуалами.

Им предписывается культивировать у себя десять качеств. Они должны прощать тех, кто причинил им вред, и избегать гнева, быть скромными, нелживыми и нежадными, не должны утаивать свои недостатки. Им надлежит отказаться от комфорта, не владеть имуществом и не общаться с противоположным полом. Они призваны вести строгий аскетический образ жизни и обучать мирян высоким джайнским идеалам.

День монаха, начинающийся задолго до восхода солнца, заполнен медитациями, изучением священных текстов, ритуалами покаяний, наставлениями мирян и посещениями храмов. Им запрещено странствовать во время сезона муссонных дождей, когда наружу выползает и вылетает множество тварей, которым монахи случайно могут нанести вред. В этот период джайны отмечают свой главный священный праздник, называемый парьюшана. Он начинается с поста, а затем даже миряне принимают строгие обеты и какое-то время живут как монахи, предаваясь благочестивым занятиям в монастыре или в уеди нении.

Путь духовного совершенствования монахов в этой религии можно уподобить подъему по лестнице из четырнадцати ступеней – по числу стадий гунастхана, досконально описанных в джайнских наставлениях. Восхождение по ней начинается тогда, когда выработано правильное, то есть соответствующее джайнской картине мира, отношение к реальности, ум избавлен от неведения и заблуждений и достигнут контроль над собственными пагубными страстями и над телом.

Этот подъем напоминает трудное восхождение по обледенелой круче: стоит лишь слегка оступиться – и стремглав летишь вниз, чтобы снова начать преодолевать уже некогда пройденный путь.

Даже приблизившись к вершине, можно глубоко пасть, если будет нарушена дисциплина той или иной ступени. Подлинных вершин духа достигают лишь немногие. Всецелое знание и полное просветление они обретают на трина дцатой ступени, чтобы потом на краткий миг задержаться на последней и обрести окончательное духовное освобождение.

Истинный аскет мечтает о добровольной голодной смерти саллекхана. Она разрешалась после строгой двенадцатилетней аскезы, сопровождаемой медитацией и специальными ритуалами. Великие джайны для этого уединялись в горах, и после их смерти эти места становились местами паломничества.

Паломничества к святым местам

Как у всех индийцев, у джайнов издавна были популярны паломничества к святым местам. Их в Индии множество. Одни славятся тем, что некогда именно там просветленные достигали полного духовного освобождения, в других отмечаются те или иные события религиозного календаря, в третьих построены знаменитые храмы или воздвигнуты священные статуи. Считается, что подобные места обладают особой силой и что здесь простым мирянам открыт прямой путь в высшие сферы духа.

Чаще всего в паломничества – даже на большие расстояния – отправляются пешком. Трудности путешествия расцениваются как форма аскетической практики, помогающей выработать контроль над телом. В путь отправляются в одиночку, семьями или большими группами. Иногда богатые джайны организуют целые паломнические караваны, в которых может участвовать не одна тысяча человек. Они движутся с палатками, кухнями и другим скарбом в сопровождении поваров, сторожей и другого обслуживающего персонала.

Современные джайны особенно чтут первого тиртханкару Ришабху и его сына Бахубали, или Гоматешвара. Его изваяния имеют характерный облик: обычно он изображается бесстрастным, обнаженным, с непропорционально длинными руками. Это не случайно: по поверьям, чем длиннее руки у человека, тем счастливее сложится его судьба.

В разных святых местах джайнов установлено более двухсот пятидесяти статуй Гоматешвары. Самая знаменитая из них находится на юге Индии, в штате Карнатака, в центре южноиндийского джайнизма Шраванабельголе. Чтобы подняться к статуе, нужно преодолеть с полтысячи ступеней, вырубленных в скале. Здесь много храмов – зданий и огороженных площадок, внутри которых возвышаются статуи тиртханкаров и других известных подвижников веры.

Восемнадцатиметровая скульптура Гоматешвары была высечена древними мастерами из цельного каменного монолита. Она стоит свободно, без опор и считается одним из чудес света. Сын Ришабхи запечатлен в состоянии мокши, избавления от тягот этого бренного мира. Он обнажен в знак полного отречения от мирских забот, застыв в позе «оставления тела». У его ног, обвитых лианами, изваяны муравейники и змеи, напоминая легенду о том, что перед достижением мокши он два года простоял неподвижно на одном месте.

В 1981 году джайны отмечали тысячелетие со времени установления этой знаменитой статуи, устроив пышное празднество. Тысячи паломников съехались со всех концов Индии и из-за рубежа, где сейчас постоянно живет немало джайнов.

Монахи совершили ритуал омовения статуи водой из тысячи медных кувшинов. Ее омыли также молоком, кокосовым соком и шафрановым настоем, осыпали рисовой пудрой и благовонными специями.

Между богатыми джайнами развернулось настоящее соревнование за право собственноручно вылить на статую кувшин с молоком, так что цена за первые семь кувшинов подскочила до ста тысяч рупий. Индира Ганди, которая была в то время премьер-министром Индии, осыпала статую с вертолета лепестками роз. Освящение статуи повторили через двенадцать лет, но уже с меньшим размахом.

Немало джайнских храмов, куда устремляются паломники, расположено в штате Бихар, где некогда процветала древняя Магадха, колыбель джайнизма. Здесь находится одно из величайших паломнических мест, Параснатх – несколько джайнских храмов, расположенных на холме. Считается, что именно здесь многие из двадцати четырех тиртханкаров достигли мокши и оставили свои земные тела.

На юго-восточном склоне холма стоит один из самых красивых местных храмов, посвященных Паршванатхе, предшественнику Махавиры, жившему примерно за двести пятьдесят лет до него. Джайны поклоняются его статуе, сделанной в XVIII веке из черного мрамора. Самые благо честивые паломники стараются обойти все храмы и завершить маршрут обходом вокруг холма протяженностью двадцать девять километров.

Но сейчас больше всего славится храмами Западная Индия, штаты Раджастан и Гуджарат. Подлинными шедеврами джайнской архитектуры признаются храмы Дильвара на горе Абу на юге Раджастана, прославленные на весь мир несравненной резьбой по мрамору. Она так богата и изысканна, что с ней, кажется, ничто не может сравниться. Эта резьба кажется прозрачной – настолько она тонка. Особенно знамениты два храма, возведенные в XI–XIII веках: Вимала Васахи, посвященный первому тиртханкару Ришабхе, и Луна Васахи, построенный в честь двадцать второго тиртханкара Неминатхи.

В Гуджарате особенно богаты храмами Гирнар и Шатрунджая. Гирнар знаменит как место, где достиг просветления Неминатха, а Шатрунджая связана с первым тиртханкаром Ришабхой. Около девяти веков назад на этой горе было построено более восьмисот впечатляющих джайнских храмов. Паломников не останавливает, что, поднимаясь к ним, надо преодолеть не одну тысячу ступеней. Каждый джайн стремится хотя бы раз побывать на этой священной горе.

Особенным блеском архитектурного мастерства и декора отличаются храмы XI–XII веков. Они украшены бесконечно повторяющимися картинками и орнаментом в духе джайнской мифологической картины мира. Но каким бы ни был храм, древним или новым, богатым или скромным, его фокусом является изображение тиртханкара. Почти все они выглядят одинаково, так что различить их можно либо по цвету, либо по знаку на пьедестале скульптуры. Так, Ришабха обычно бывает желтого цвета, а его знаком является слон. Цвет Неминатха – красный, знак – раковина; цвет Паршвы – синий, а знак – змея. Фигура Махавиры отличается золотым цветом, а его эмблема – лев.

Вокруг изображения тиртханкара строится вся храмовая служба. Обычно она начинается рано утром, когда храмовый служитель пуджари, совершив очистительное омовение, открывает дверь храма и попадает в особое, сакральное пространство. Он окрашивает специальной пастой тело тиртханкара, поклоняется всем тиртханкарам, повторяя гимны и мантры, и совершает жертвоприношение перед изображением свастики, символом священного знания. В конце службы пуджари звонит в колокол победы и покидает храм, возвращаясь в обычный мир.

Второе богослужение начинается в десять утра и включает в себя подношение статуям священной пищи панчамрита. Во время вечерней службы пуджари зажигает лампы и благовонные курения, поднося их статуе тиртханкара. Впрочем, в разных школах храмовые ритуалы проводятся по-разному. В некоторых из них в открытых обрядах почитания могут участвовать и миряне.

Случается, из-за мест паломничества обычно мирные отношения между представителями джайнизма разного толка иногда подвергаются испытаниям. Это и понятно: паломники, приходя поклониться святыням, приносят немалые доходы, так что споры о принадлежности того или иного храмового комплекса неслучайно вносят разлад в жизнь джайнской общины, а стремление к высоким религиозным идеалам в джайнизме, как и в других религиях, мирно уживается с откровенными коммерческими интересами.