Текст книги "Седьмой этаж"

– Я тебя люблю, Лин, – твёрдо заявил он. – Я очень тебя люблю. Пожалуйста, не отталкивай меня, оставь мне хоть малюсенькую надежду… Я отлично всё понимаю. Я буду ждать сколько угодно. Ты можешь абсолютно не беспокоиться о моих чувствах. Всё зависит только от твоего желания, Лин… Если только я не совсем тебе… Целуюсь я, наверное, ужасно…

К концу тирады его решительность, видно, уже капитально повыветрилась, потому что последнюю фразу он пробубнил отчаянно краснея.

– Ну что ты несёшь? – улыбнулась Лин. – Нормально ты целуешься.

То, что она услышала от него, не так уж мало для неё значило. На душе потеплело, и боль в сердце немного поутихла, словно из него выдернули занозу.

– Знаешь, ты мне очень нравишься. Очень, – сказала она, дёргая его за пуговицу на рубашке. – Мне всегда так уютно и спокойно с тобой рядом. И твои чувства мне совсем не безразличны. Ты такой… ты… Очень хороший, в общем… Просто, у меня есть проблемы, в которых я так и не разобралась. Мне кажется, неправильно будет, если я сейчас что-то тебе пообещаю.

– А ты… ты не обещай, – тихо сказал он. – Если без обещаний…? Я тебе совсем не нужен?

– Петь, ты… дело, ведь, не в моём желании, или нежелании, – сказала Лин, подняв на него глаза. – Я бы очень хотела, правда… Только ты ведь хочешь, чтоб тебя любили, а я никого сейчас не способна любить. Никого. Я только ненавидеть могу, – покачала она головой. – Мне, наверное, лучше пока быть одной. Злая я сейчас.

– Не надо так говорить, Лин, – он осторожно её обнял и прижал к себе.

– Ты не злая, тебя просто обидели. Это пройдёт. У тебя всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо.

Лин не сдержалась и расплакалась.

– Мне плохо, Петь, – хлюпнула она ему в грудь.

– Я вижу… Знаешь, на самом деле, человек ведь очень рационально устроен, – вдруг глубокомысленно заявил он. – Ему предоставлено право иметь на всё своё мнение, он имеет возможность смотреть на вещи и события под разными углами и вправе относиться к ним так, как считает нужным. Нужно уметь этим пользоваться. В критических ситуациях это выручает…

Лин перестала хлюпать и подняла на него удивлённый взгляд.

– Ты о чём?

– Ну… я хотел сказать, что любую сложную жизненную ситуацию, какой бы болезненной она ни была, стоит попытаться спокойно и по возможности отстранённо проанализировать, и разобраться, что в ней от тебя зависит, а что нет. Во-первых, такой анализ отвлекает от переживаний, во-вторых, это частенько позволяет сделать вывод, что ситуация не такая уж безвыходная и неуправляемая и, возможно, изменить её в лучшую сторону. Ну, а в-третьих, даже, если окажется, что в самой ситуации невозможно ничего исправить, есть же ещё возможность принять её, как данность, и изменить к ней своё отношение.

Он рассуждал так обстоятельно и с таким серьёзным видом, что Лин стало смешно.

– Петь, да ты философ, – хихикнула она, утирая слёзы.

– Да блин, станешь тут философом поневоле, когда тебе вечно везёт, как утопленнику, – скорчил Пётр кислую мину, но тут же улыбнулся. – Вот видишь, тебе уже смешно. Отсюда мораль – душевное состояние зависит от настроя, который мы можем сами себе создать.

– Ты, как я понимаю, из тех людей, для которых пресловутый стакан с водой всегда наполовину полон, – тепло улыбнулась ему Лин.

– А что, разве есть ещё какие-нибудь варианты? – шутливо пожал он плечами.

– Вот это-то мне в тебе и нравится больше всего.

Их взгляды зацепились друг за друга. Лин где-то в глубине сознания отдавала себе отчёт в том, что, вероятно, поступает неправильно и эгоистично, но в его поцелуе было столько искреннего чувства, и у неё самой была такая острая потребность в том, чтоб испытывать не злость и обиду, а теплоту и доверие, что она позволила себе забыться.

– Я могу сделать тебе больно. Это будет паршиво, – всё же шепнула она ему между поцелуями, сделав слабую попытку вернуть и его, и себя к действительности.

– Плевать. Я не стану жаловаться, – ответил он, с трудом справляясь с голосом. – Сейчас ты со мной.

Глава 11. Свет клином.

Пётр плохо спал ночью и проснулся со странным смешанным чувством. Вчера вечером ему довелось испытать за короткий промежуток времени весь диапазон самых ярких эмоций от отчаянья до сумасшедшего счастья. Вчера на короткий миг всё показалось ему ясным и правильным, но это ощущение исчезло, как только Лин ушла к себе, а он остался один на один со своими мыслями.

Ему очень хотелось верить в то, что она не только утешения искала в его объятьях, и в то, что он сам ей небезразличен, но сейчас, при свете дня, эта надежда казалась ему почти иллюзорной. Он уже готов был поддаться унынию, но вовремя вспомнил о том, что надежда, даже самая дохлая, обязана, согласно правилам, умереть последней.

Разумно предпочтя действие нытью и ожиданию у моря погоды, Пётр после занятий направился к Лин с твёрдым намереньем не сдавать своих позиций. Он решил принять тот факт, что они с Лин теперь гораздо больше, чем просто друзья, за аксиому, чтоб не допускать в чувствах разброда. Это придало ему решимости и вернуло душевное равновесие.

Впрочем, покою, видно, не судьба была поселиться в душе Петра надолго. У двери в комнату Лин его ожидал пренеприятнейший сюрприз. Никита, собственной персоной, маячил в коридоре с букетом в руках. Этот факт вначале крайне озадачил Петра. Он на миг растерялся, не зная, как ему следует поступить. Но пока его сердце учащённо тарахтело, переполняясь смятением и ревностью, а мозг лихорадочно перебирал варианты возможных в такой ситуации действий, ноги продолжали движение в сторону места назначения. Оказавшись у двери Лин, Пётр, демонстративно не обращая никакого внимания на Никиту, постучал в дверь, хотя было понятно, что Лин ещё не пришла с занятий.

Никита, озадачившись этим обстоятельством, уставился на него весьма недоброжелательно.

– Тебе чего тут надо? – соответствующим тоном поинтересовался он, сразу припомнив слова Лин о том, что у неё кто-то есть. Расположение, которое вызвал у него Пётр при знакомстве, растаяло без следа.

– А тебе чего тут надо? – заносчиво ответил вопросом на вопрос Пётр.

Любые конфликты всегда были для Петра чем-то крайне нежелательным, неестественным, и болезненно им переживались, поэтому он по возможности всячески их избегал. Он страшно нервничал сейчас, но его нервозность, вероятно под воздействием ревности, которая сейчас захлёстывала его с головой, трансформировалась в отчаянную агрессивность, которая до этого момента была ему абсолютно не свойственна.

– Слушай, хлюпик, это комната моей девушки, и тебе абсолютно нечего тут делать, – угрожающе двинулся на него Никита.

– Она вовсе не твоя девушка, и это мне непонятно, с какой стати ты тут околачиваешься со своим букетом. Вали отсюда! – распетушился Пётр, поддаваясь психозу, окончательно теряя свою рассудочность и забывая о чувстве самосохранения.

– Че-го?!

Пётр почувствовал, что его, вероятно, будут сейчас бить. Он никогда в жизни не дрался. Когда был малышом, никогда не участвовал в традиционных детских конфликтах из-за игрушек, поскольку всегда был готов с радостью отдавать собственность в общее пользование в силу своего бесхитростного склада. Когда подрос, научился находить необходимые слова, позволявшие ему с лёгкостью разруливать ссоры со сверстниками, и был до этого момента глубоко убеждён в том, что не существует конфликтов, которые нельзя было бы урегулировать с помощью разумных доводов. Сейчас же, возможно со страху, а возможно, просто потому, что в этой ситуации он при всём желании не сумел бы найти достаточно веских и убедительных аргументов, Пётр, разом позабыв о своей ярой приверженности к пацифизму, не дожидаясь, пока противник нанесёт удар, вмазал ему первым.

Сражение было недолгим, Пётр, не имеющий необходимых в таком деле навыков, довольно быстро был отправлен в нокаут. Однако, справедливости ради надо заметить, что в результате этой стычки противник унёс с поля боя не многим меньше ссадин и синяков, чем досталось драчуну-дебютанту Петру, букет был со злостью отправлен Никитой в мусорное ведро, а сам Никита на сегодня, похоже, оставил мысль об ухаживаниях, распсиховавшись и разозлившись на Лин. Пётр решил, что ему не стоит испытывать муки совести по этому поводу. На войне, как на войне, а в любви каждый сам за себя.

* * *

У Петра под глазом наливался фингал, носом шла кровь, губа распухла, и, судя по ощущениям, кое-где на теле имелись приличные кровоподтёки, но он с лёгкостью счёл бы свои боевые раны за трофеи, если б не одно обстоятельство. Пётр был озабочен тем, что ему вряд ли удастся скрыть следы драки от Лин, а объясняться с ней по этому поводу ему очень не хотелось бы. Он предпочёл по-быстрому покинуть место происшествия, чтоб она не застукала его тут в таком нелицеприятном виде.

Очень надеясь никого не встретить по дороге, Пётр поковылял к себе. Он уже почти достиг цели, как в коридоре мужского крыла нарисовался Глеб. Бросив Глебу приветствие и быстро отвернувшись, Пётр нажал на ручку своей двери.

– Стоять.

На плечо Петра легла жёсткая ладонь. Пётр обречённо повернул к Глебу лицо. Тот пару секунд смотрел на него, потом спокойно сказал:

– Это надо исправить. Идём.

Пётр безропотно последовал за Глебом, подумав о том, что, возможно, это к лучшему, поскольку Глеб может помочь ему по-быстрому привести в порядок физиономию, и тогда Лин вообще ни о чём не узнает.

Глеб усадил Петра на кровать и стал рыться в своём ящике со склянками. Несколько секунд в комнате был слышен только мелодичный звон стекла. Глеб нашёл нужную баночку с какой-то оранжевой субстанцией.

– Вот, это быстро сводит синяки и ушибы. Правда, придётся часок походить в боевой раскраске. Ровно через час просто смоешь мазь – от синяков и следа не останется. Сиди смирно, сейчас сделаем тебе макияж.

Глеб стал аккуратно наносить мазь на синяк под глазом.

– Тебя кто так отделал? – поинтересовался он таким тоном, словно спрашивал Петра о том, не идёт ли на улице дождь.

– Никто, – буркнул Пётр, – …я ударился. Упал и ударился. Я же вечно падаю.

У Петра вдруг мелькнула мысль о том, что эта отмазка вполне может подойти и для Лин, если она увидит его физиономию прежде, чем с неё сойдёт весь компромат, и ему полегчало.

– Понятно, – спокойно сказал Глеб.

Он добросовестно разукрасил мазью физиономию Петра, потом взглянул на него понимающе и заявил:

– Слушай, Петь, наверное, каждый нормальный мужик хоть раз в жизни вот таким вот макаром падал и ударялся мордой об табуретку. Всё это понятно. Просто иногда такие моменты не следует оставлять безнаказанными, и нет ничего зазорного в том, чтоб обратиться за помощью к друзьям. Ты уверен, что моя помощь тебе не нужна?

– Уверен, – надулся Пётр.

– Хорошо. Но если хочешь, я могу научить тебя нескольким приёмам. На всякий случай. Если дерёшься, надо делать это грамотно. По крайней мере, нужно уметь защищаться. Не дело позволять кому-то лупить себя, как грушу.

– Ничего подобного, – возмутился Пётр. – Я ему тоже навалял, как следует. И вообще, я первый его ударил.

Глеб чуть приподнял брови.

– Серьёзно? – ухмыльнулся он. – Должно быть, причина была очень веской. Ну ладно. Так научить тебя?

– Не надо. Я пацифист, – отмахнулся от него Пётр.

– Оно и видно, – развеселился Глеб. – На теле у тебя ушибы есть?

Пётр согласно кивнул.

– Держи банку, намажешься сам, мне уже некогда с тобой возиться.

– Ладно. Спасибо.

– Да не за что. Если что, приходи за мазью. У меня этого добра на целую роту таких пацифистов, как ты, хватит, – иронично заметил Глеб.

– Ага, обращусь, если что, – хохотнул Пётр.

– Неужели из-за девушки подрался? – подумал Глеб, закрывая за ним дверь. – Ну не за идею же. За идею давил бы противника аргументами, а не кулаками махал бы. М-да-а… удивил ты меня, приятель. Сильно удивил…

* * *

Пётр вышагивал по своей комнате с голым торсом, местами покрытый оранжевыми пятнами, словно геккон-переросток. Он всё-время поглядывал на часы и нервничал, поскольку до того момента, когда можно будет смыть мазь, оставалось ещё приличное количество времени. Пётр опасался, что Лин может зайти к нему и застать его в таком виде, тогда расспросов не оберёшься. Мысль о том, что она вообще может не зайти к нему сегодня, призванная снять нервное напряжение, произвела обратный эффект, жутко его расстроив.

Когда оставалось потерпеть ещё буквально минут пятнадцать, в дверь постучали. Пётр напрягся, решив в ту же секунду, что просто не станет пока открывать дверь, сделав вид, что его нет в комнате, но голос Дэна, раздавшийся из коридора, его успокоил.

– Петруха, ты тут?

Не дожидаясь ответа, Дэн ввалился в комнату.

– Монстр на свободе? – первым делом поинтересовался он.

– Нет, в ящике сидит, – успокоил его Пётр.

– Ох, ты ж, блин горелый! – воскликнул Дэн, заметив, что Пётр имеет нехарактерный для своего обычного состояния окрас. – Ты что, инфекцию какую-то подцепил, что ли? – полюбопытствовал он, с интересом разглядывая Петра. – На жабью водянку, вроде, не похоже, от тебя тогда воняло бы сильнее. А это случайно не пятнистая лихоманка? – не то в шутку, не то всерьёз, перебирал сомнительные диагнозы Дэн. – У тебя чирьев на заднице нету? Чирьи на заднице – это самый верный признак лихоманки.

– Да ну тебя, – фыркнул Пётр. – Это мазь от синяков. Упал я. Понял?

– Да понял, как не понять. Ты на морду, что ли, приземлялся? Так упасть, уметь надо. Хотя, ты ж в этом деле виртуоз, – хохотнул Дэн. – Вообще, сегодня прям какой-то день травматизма. Новичка нашего, Никиту, на кухне встретил. Ходит злой, как собака, и весь какой-то поцарапанный, будто его кошки драли, или девчонка от души уделала.

Пётр насупился и спросил раздражённым тоном:

– Ты чего пришёл-то?

– А-а-а… Да я спросить хотел, какие планы у тебя на вечер. Думаем толпой в кино выбраться. Ты как, пойдёшь? Хотя… ты ж весь такой красивый.

– Я… не знаю пока, – растерялся Пётр. – А что… все идут?

– Ну, насчёт Лин и Эм я пока ещё не в курсе, а Женька и Лиза точно идут. Ну и мы с Илюхой тоже. Новенького не спрашивал, но он, по-моему, не в том настроении сегодня, – хмыкнул Дэн.

– Слушай, я немного позже сориентируюсь и скажу. Во сколько идёте?

– поинтересовался Пётр.

– В семь в холле встречаемся.

– Ну, если пойду, то в семь буду в холле.

– Ладно. Подгребай тогда к семи.

Дэн открыл дверь и шагнул в коридор.

– О, Лин! – воскликнул он, по-видимому обнаружив в коридоре Лин. – Тебя-то мне и нужно!

Пётр жутко распсиховался, метнулся за одеждой, спотыкаясь и опрокидывая всё, что попадалось на пути. Пока Дэн разговаривал с Лин в коридоре, он успел судорожно натянуть на себя футболку, прикрыв компромат на теле, и кое-как пригладить растрепавшиеся волосы. С лицом он при всём желании уже ничего сделать не успел бы, и о том, чтоб притвориться, будто его нет дома, тоже речи уже не шло. Дэн оставил дверь открытой нараспашку, и Лин сразу заглянула в комнату, как только закончился короткий разговор.

– Привет. К тебе можно? – улыбнулась она, делая шаг в комнату.

– Д-да. Привет, – обречённо выдохнул Пётр, ощущая себя загнанным в угол. – Э-э-э… проходи.

Он засуетился, поднимая вещи, которые сшиб в спешке, и пряча от неё лицо, хотя в этом уже не было смысла.

Она остановила его, поймав за руку, и заставила повернуться к ней лицом.

– Это что такое? – озадаченно поинтересовалась Лин.

– Это? Это мазь… Её надо смыть…, – ответил Пётр, чувствуя, что краснеет. Он скосил глаза на часы, висящие на стене, – через семь минут я её смою.

– А зачем на лице мазь? – прокурорским тоном спросила Лин.

Разговор шёл совсем не в той последовательности, на которую рассчитывал Пётр. Он окончательно растерялся и смутился, в душе проклиная свою неспособность убедительно врать, когда в этом есть такая острая необходимость. Он вдохнул поглубже и, стараясь сохранять беспечный тон, ответил:

– Да не обращай внимания. Я упал. Всего пара синяков. Они уже сходят.

– Петь, да не ври ты мне, ты же всё равно не умеешь. Тебя что, избили?

– расстроено и сочувственно спросила Лин.

– Да почему избили?! – жалость в её голосе и сама постановка вопроса жутко возмутили Петра. – Я подрался, Лин! Ясно? Мужчины иногда дерутся. Ты о таком что, никогда не слышала? – раздражённо заявил он.

– ТЫ подрался? – Лин была крайне озадачена и его тоном, и заявкой.

– Да из-за чего ты мог драться? Это совсем на тебя не похоже.

– Значит, ты не очень хорошо меня знаешь, – буркнул Пётр.

Он сам не понимал, почему так раздражён. Чувствовал, что может сейчас запросто наделать глупостей, но никак не мог справиться со своим бунтарским настроением.

Лин какое-то время молча на него смотрела, потом осторожно коснулась кончиками пальцев оранжевого пятна под его глазом.

– Болит?

– Н-нет…, – пробормотал он, боясь пошевелиться.

– Хорошо, – Лин убрала руку. – Ты пойдёшь сегодня в кино со всеми?

– А ты идёшь? Или… может, мы с тобой одни куда-нибудь сходим?… Сами… Вдвоём… Это всё я сейчас смою, – поспешно прибавил он, указывая на свою разукрашенную физиономию. – Глеб обещал, что следов не останется.

– Хорошо, пойдём вдвоём, – улыбнулась Лин.

– Когда мне зайти за тобой? – спросил Пётр, настроение которого кардинально поменялось, став восторженно-романтическим.

– Давай в семь. Я должна доделать одну работу.

– Тогда в семь, – кивнул Пётр.

Лин повернулась к двери.

Пётр испытывал некоторую неудовлетворённость. Душа его настойчиво требовала ясности прямо сейчас.

– Лин, постой, – он поймал её за руку. – Скажи… это, ведь… это будет свидание?

Лин улыбнулась.

– Ну… если хочешь, то да, это может быть свиданием.

– Хочу… Да… Отлично, – активно закивал головой Пётр. Его лицо выглядело сейчас весьма живописно – ярко-оранжевые пятна на пунцовом фоне.

– Я пойду. До вечера, – сказала Лин, с трудом удерживаясь от того, чтоб не рассмеяться.

* * *

Свидание получилось совсем не таким, каким Пётр его себе представлял. Лин была приветливой и доброжелательной, с удовольствием поддерживала разговор, и они совсем неплохо провели время вдвоём, но и только. С её стороны не было ни единого намёка на то, что ей нужно от этой встречи что-то большее, чем просто тёплое дружеское общение, а сам Пётр так и не решился проявить инициативу. На него совсем некстати опять накатила жуткая неуверенность в себе. За весь вечер он так и не сумел заставить себя хотя бы за руку её взять с дальним прицелом. Провожая её до комнаты, он надеялся использовать свой последний шанс, собирая волю в кулак и настраивая себя на то, что он должен, наконец, решиться поцеловать её.

Но удаче, видно, совсем не было дела до Петра в этот день. Никита сидел на полу под дверью в комнату Лин, подпирая её спиной. Он подхватился на ноги, мельком взглянул на Петра и сразу повернулся к Лин.

– Лин, можно мне с тобой поговорить? – спросил он негромко и, на удивление, спокойно.

Она молча смотрела на него пару секунд, потом перевела на Петра растерянный взгляд.

– Я пойду, – пробормотал Пётр, развернулся и быстро зашагал прочь.

Лин и Никита какое-то время молча смотрели друг на друга. Наконец он заговорил:

– Лин, знаешь, я всё-время что-то не то говорю и делаю, срываюсь и психую, как дурак, и никак не могу найти нужные слова, чтоб объяснить, что на самом деле чувствую… Это от безысходности, наверное… Я за эти полтора месяца совсем извёлся. Может быть, я уже упустил возможность всё поправить, и для тебя всё это уже не имеет значения, но я должен сказать… Лин, я не могу без тебя. На тебе свет клином для меня сошёлся. Если ты не со мной, всё паршиво и бессмысленно… Мне так больно от того, что я сам всё испортил, прямо хоть в петлю лезь. Никогда не думал, что окажусь в такой ситуации, потому что всегда знал, что мне только ты нужна, и сейчас тоже это знаю. Подозреваю даже, что я однолюб, хоть тебе, наверное, сложно в это поверить, – горько ухмыльнулся он. – Знаешь, я в тебя с десяти лет влюблён и за всё это время мне ни разу не приходило в голову, что кто-то может быть красивее и лучше тебя. И что же мне теперь с этим делать, Лин?

– С десяти…? – неожиданно для себя самой удивлённо пробормотала Лин. – Ты никогда мне не говорил. Мы же только в старших классах стали общаться.

Он отрицательно покачал головой.

– Я и до этого замечал тебя на улице и в школе, когда мы ещё совсем детьми были. Ты же рыжая, тебя сложно не заметить. Но в душу ты мне запала, когда я увидел тебя как-то в парке. Ты была в таком пышном зелёном платье с оборками, сидела прямо передо мной на карусели, твои волосы разлетались по ветру и на солнце казались золотыми. Это было похоже на волшебство. Я от тебя глаз не мог оторвать. Ты моя детская любовь, первая и единственная.

– А я помню то зелёное платье, – вдруг улыбнулась Лин. – Оно мне очень нравилось. Я воображала, будто я лесная фея, когда надевала его.

– Ты была похожа на фею, – кивнул Никита.

Она молча смотрела в его глаза.

– Лин… я страшно по тебе скучаю, – вдруг тихо и проникновенно сказал он. – Мне так тошно от мысли, что всё для меня уже в прошлом… Ты совсем не можешь простить меня?

– Я тоже скучаю по тебе, Ник, – ответила она, с трудом сдерживая слёзы.

– Ну что ты, Лин? – шепнул он, притягивая её к себе. – Я же тут, только позови. Клянусь, я никогда больше не обижу тебя.

Она так соскучилась по его рукам и губам, и по этому ощущению правильности происходящего и собственной души на месте, что смогла, наконец, забыть о своей обиде. Она вновь готова была доверять ему и любить. Потому что для неё на нём тоже свет сошёлся клином. Правда, она предпочла об этом умолчать.

* * *

– Значит, ты тоже одна из них, – произнёс Никита тоном, в котором она не сумела различить никаких эмоций.

– Тебя это смущает? – спросила Лин, испытывая какое-то внутреннее напряжение.

– Нет… Нет. Просто это немного неожиданно, – сказал он, растирая пальцами лоб. – Я знал, что твой отец такой, но я привык к тому, что сама ты такая же, как я… Я обычный. Тут выше головы не прыгнешь. А у тебя такие возможности… Тебя саму не будет смущать, что я не такой, как ты?

– Ты не понимаешь, Ник, – покачала она головой. – Это не возможности. Это моя обязанность. Я в любой момент могу почувствовать, что кому-то нужна. Если ты хочешь быть со мной, тебе придётся это понимать и принимать. Возможно, это будет совсем непросто для тебя. А в том, что ты обычный, нет никаких сложностей для меня.

– Лин, я тебя люблю. Главное, чтоб ты была со мной, а всё остальное не важно, – уверенно заявил он. – Я ведь всегда знал, что ты особенная. Эта твоя способность, или обязанность, она соответствует твоей натуре, так что, в этом нет ничего такого уж странного. Вот если б ты оказалась каким-нибудь злым демоном, тогда это, наверное, было бы для меня испытанием, – усмехнулся он. – Правда, мне кажется, что я и тогда не смог бы тебя разлюбить… Лин, скажи, то, что ты делаешь, это не может быть опасно для тебя? – спросил он, послав ей встревоженный взгляд.

– Нет… Думаю, нет.

– А если ты не захочешь ответить на зов? Ты можешь не лететь, если не захочешь? – почему-то всё больше беспокоясь, поинтересовался он.

– А если бы ты знал, что от тебя зависит чья-то жизнь, ты смог бы не отозваться? – спросила она, глядя ему в глаза.

– …Ну да, я понимаю.

– Тогда больше не спрашивай меня об этом, – мягко улыбнулась она ему.

– Я боюсь за тебя, Лин, – сказал он, сжав её ладонь. – Самое паршивое, что я никак не могу тебя защитить.

– Нет необходимости меня защищать. Не бойся, со мной ничего не может случиться. Я не одна, – уверенно сказала она.

Он молча кивнул и прижал её к себе.

* * *

– Ты не занят? – Лин осторожно заглянула в комнату Петра.

Он отрицательно помотал головой.

Какое-то время они стояли друг напротив друга и молчали. Лин не знала, как ей начать этот разговор, а ему нечего было ей сказать, поэтому он терпеливо ждал. Наконец она решилась:

– Петь, я не знаю, что можно сказать в такой ситуации… В общем… ты прости меня, за то, что я тебя обнадёжила. Ты самый лучший парень, из всех, кого мне приходилось встречать, просто я люблю другого.

– Я это понимаю… не стоит извиняться, – бесцветным голосом произнёс Пётр.

– Нет, я виновата… Мне нужно было самой решать свои проблемы, а не втягивать тебя во всё это, – продолжала она бормотать, потому что чувство вины не давало ей покоя.

Его лицо, против обыкновения, было совсем бледным, и это заставляло сердце Лин сжиматься от жалости.

– Лин, поверь, ты зря заморачиваешься, – сказал он, стараясь, чтоб голос звучал ровно, хотя ему это не слишком хорошо удавалось. – По правде, я ведь знал, что так будет. Ты не обещала мне ничего, всё было честно. Это правильно, что вы с Никитой разобрались во всём… Я сам не должен был встревать между вами. Я же всё понимал… И вообще… Лин, послушай, давай закончим этот разговор. Всё нормально, правда.

– Да… мне, наверное, лучше уйти, – пробормотала Лин и повернулась к двери.

Она уже взялась за дверную ручку, но потом вдруг остановилась и опять повернулась к нему лицом.

– Петь… послушай, – не слишком уверенно сказала она. – Ты же знаешь, что я могу. Я могла бы забрать твою боль, если ты мне позволишь. Я знаю, что тебе очень нелегко сейчас. Я могу тебя от этого избавить.

Он, недоумевая, смотрел на неё какое-то время.

– Лин, а что ты чувствуешь, когда применяешь свою магию? – вдруг спросил он уже с некоторой долей заинтересованности.

– Зачем тебе это знать? – чуть улыбнулась Лин.

– Считай это научным интересом, – улыбнулся он ей в ответ.

– Ну… я получаю чёткое представление о душевной проблеме, – осторожно ответила Лин.

– То есть… ты пропускаешь чьи-то переживания и чью-то боль через себя?

– Это кратковременное ощущение, я с этим довольно быстро справляюсь, – заверила его Лин. – В этом нет ничего особенного. Чтоб помочь, нужно знать, с чем имеешь дело. Мне кажется, это правильно, иначе всё было бы слишком просто. И потом… это ведь того стоит.

– Да… это того стоит, – сказал он, глядя на неё задумчиво.

– Петь, ну так… ты мне позволишь? – ещё раз осторожно поинтересовалась она.

Пётр отрицательно помотал головой.

– Нет, Лин, в этом нет никакой необходимости.

– Ну, зачем ты упрямишься? – с горячностью выдала она. – Если ты боишься, что мне будет больно, так это всё ерунда! Ну что ты придумываешь лишние сложности, когда всё можно решить за считанные секунды! Я не хочу, чтоб ты страдал из-за меня! Ну, пожалуйста, ну отдай ты мне это и живи спокойно! И я буду спокойна за тебя! Поверь, ты сделаешь мне одолжение, если согласишься!

– Не горячись, Лин, – улыбнулся Пётр. – Мне приятно, что ты обо мне беспокоишься, но я сам в состоянии справиться со своими переживаниями. Я не считаю, что это правильно, вот так, одним махом ампутировать человеческие чувства, даже, когда они очень болезненны, если человек сам способен в себе разобраться. В этой жизни ничего не происходит просто так.

– Опять эта твоя философия, – хмыкнула Лин.

– Угу, – кивнул Пётр. – Ну что поделаешь, я такой, какой есть.

– Ты самый лучший, – сказала она с чувством.

– Но любят не самых лучших, так? – с горькой иронией хмыкнул он.

– Самых лучших тоже любят, можешь не сомневаться, – улыбнулась Лин. – Кому-то с тобой сильно повезёт.

– Да-да, – шутливо закивал головой Пётр. – Лин, мне кажется, у тебя есть дела поважнее, чем сюсюкаться тут со мной. Ты же видишь, я в порядке.

– Ну ладно, уже ухожу, – согласно кивнула Лин, испытывая лёгкое сожаление от того, что он её выставляет.

Лин ушла. Пётр минут пять активно мерил комнату шагами, затем ещё некоторое время бесцельно перекладывал какие-то вещи с места на место. Потом взял полотенце и пошёл в душ.

Он долго мок там, подставляя лицо под прохладные струи, ощущая на губах слегка солоноватый вкус воды и уверяя себя, что обязательно выкарабкается, потому что нет ведь ничего невозможного для человека с интеллектом и разумной философией.