Текст книги "Верь И Чувствуй"

Глава 17

Так они и стояли, обнявшись. Где-то внизу послышался всплеск лужи от колес проехавшей машины. Вдалеке зазвучала сирена специальной службы. Стая воробьев сорвалась с ветки и улетела.

В этот трепетный момент Сусанна чувствовала невероятную душевную близость с ним. Она еще никому не выговаривалась так, как сегодня. И Ждан оказался не просто хорошим слушателем. Он помог ей разобраться в ситуации, а главное – вселил веру в ее будущее. Убедил, что оно у нее есть. Что она не пропащая.

Сусанна привыкла быть сильной. Привыкла сама справляться со своими страхами, и соучастие парня свалилось на нее неожиданно. Она не была к этому готова. И поэтому никак не могла остановить глупые слезы не то необъяснимого счастья, не то безграничного облегчения.

Помимо душевной близости, она остро ощущала возрастание физического влечения. Его горячие ладони, не спеша блуждающие по спине, вызывали волнение. Она впитывала жар его тела, беззастенчиво прижимаясь к нему. Вдыхала его чисто мужской запах с горчинкой табака. И решилась на еще одну откровенность:

– Я забыла, что такое мужская ласка. Ко мне так давно никто не прикасался. Молодой человек, с которым у нас были близкие отношения, сбежал, как крыса с тонущего корабля в числе первых. Мой прежний круг общения отбраковался, а остальным даже в голову не придет ухаживать за дочкой депутата. Весь этот антураж – охрана, личный водитель – держат людей на расстоянии.

– А как же Эдвард?

– Эдуард, – слабо улыбнулась она, касаясь губами его шеи. – Его отец выгодный компаньон для моего в предвыборной кампании. Парень всего лишь пешка в руках более опытных игроков. Делает то, что ему говорят. Он ничего не знает, пока это на руку отцу.

Сусанна слегка отстранилась и заглянула Ждану в лицо:

– Но потом появился ты. Тебе как будто наплевать на то, какие мы разные. Тебя не волнует социальная пропасть между нами. И это классно! Меня восхищает твоя смелость! Или пофигизм, даже не знаю, как это назвать. Но теперь ты узнал про меня всё, и уж это должно тебя оттолкнуть.

– Плохо же ты меня знаешь.

На лице парня нарисовалась развязная ухмылка, в которую девушка уже почти влюбилась. Он наклонил голову для поцелуя, чем удивил ее до крайности.

– Погоди-ка! – он замер в сантиметре от ее приоткрытых губ. – Выходит, близости ты боялась, а забиваться тату и делать проколы – нет?

У Сусанны всё смешалось в голове. Она не понимала, о чем он ее спрашивает. Она хотела только одного – снова раствориться в его поцелуе. Она нуждалась в нем. В его тепле. В его уверенности. В чувстве защищенности, которое ее окружало, как только он обнимал ее.

– Стикс шибанутый, ему до лампочки. И потом все инструменты одноразовые, – еле нашла в себе силы более-менее связно ответить и потянулась к нему.

– А я, значит, не шибанутый? – обиженно переспросил Ждан, оттягивая момент соития губ. Сусанна распахнула глаза, открывая еще одну правду:

– Ты мне небезразличен.

Его ухмылка приобрела чисто самодовольные изгибы:

– Звучит, как будто…

Сусанна оборвала его на полуслове. Крепко обняла за пояс и поцеловала. Но не так бешено, как он. Целовала доверительно. Будто в целом свете не найти человека ближе, роднее, чем он. Целовала так, будто со своим секретом вверяла ему свою душу, тело и разум. И он почувствовал ее настрой и отвечал так же, не торопясь. Будто у них впереди целая вечность и им некуда спешить. Гладил ее по спине, ласкал горячей ладонью шею и вызывал полчище мурашек.

– Ты так мне нужен, – шептала она в его раскрытые губы. – Пожалуйста, не оставляй меня!

– Я же здесь, глупышка. С тобой.

Даже не открывая глаз, Сусанна могла поклясться, что в этот момент на его лице заиграла фирменная усмешка. Она поцеловала уголок его улыбающегося рта, потом сместилась к центру и почувствовала, как он перехватил инициативу. Настроение враз изменилось. Он целовал, поглощая ее тепло и окутывая своим жаром в ответ. Их влажные языки переплелись в сладостной схватке. Руки Ждана заскользили по ее бедрам, животу и поднялись выше. Сусанна судорожно вздохнула, когда его ладонь легла ей на грудь. Сквозь толстовку, тонкую ткань халата и майки она ощутила ее жар. А Ждан абсолютно четко понял, что на ней слишком много одежды.

Сусанна не помнила, как очутилась в машине на заднем сиденье, придавленная сверху желанной тяжестью его тела. Она подалась к нему и припала губами к впадинке на шее. Он был таким горячим. Его неповторимый запах смешался с привкусом тестостерона на его коже и окончательно вскружил ей голову.

Куда-то исчезла толстовка, пропал халат. Плохо представляя, что происходит, она притянула к себе его голову, слепо ища губами его рот. Горячий, жаждущий, поглощающий, он целовал страстно, самозабвенно. Не в силах больше оторваться от нее, Ждан спустил бретели майки с плеч и накрыл ладонью обнаженную грудь. Острая вершина соска уперлась в огрубевшую кожу. Металл сережки нагрелся и больше не создавал диссонанс.

Сусанна застонала и выгнула спину, подставляя себя его ласкам. Большего приглашения ему не требовалось. Он скользнул губами по шее, прикусил тонкую кожу на ключицах и почувствовал дрожь ее возбуждения. Она потеряла рассудок, когда он с упоением стал ласкать ее грудь, уделяя внимание обоим полушариям. Острая, почти невыносимая боль прожгла ее от макушки до пят. Ее будто током пронзило, едва не подбросив. Ее кожа стала слишком чувствительной. Долгие месяцы воздержания давали о себе знать. Ее изголодавшееся по ласкам тело слишком бурно реагировало на близость. Она сгорала изнутри от снедающей ее страсти.

Ждана с ума сводила ее неистовая реакция. Такая явная, откровенная. Без притворства и наигранности. Ее импульсы, заряженные частички животной страсти передавались ему. Не прекращая ласкать грудь, он опустил руку вниз и накрыл горячей ладонью лоно девушки через ткань белья. Обалдеть!

Ждан заглянул ей в лицо:

– Ты мокрая.

Какой там? Хоть выжимай!

– С того дня, как увидела тебя.

– Да-а? – с сомнением протянул он. – А по тебе не скажешь…

– О! Заткнись, пожалуйста! – простонала она и сама надавила на его ладонь, усиливая нажим. В обычной ситуации он усмехнулся бы, но теперь было не до смеха. Он видел, как изнемогает девушка, как едва не взрывается от его прикосновений. Пора завязывать с этой пыткой.

Он засунул руку в карман и вытащил квадратик из алюминиевой фольги. Зажав его одной рукой, второй расстегнул пуговицу и молнию на джинсах и спустил их вниз вместе с бельем. Не удержался и обхватил ладонью девушки свой напряженный, твердый, как камень, фаллос. Сжал сильнее и глухо застонал, уронив голову на ее плечо. Глаза Сусанны широко распахнулись. Вот это мощь! Вот это сила желания, которую парень едва сдерживает. Вот это размеры!

Он зубами порвал упаковку презерватива и опустил руку с кусочком латекса вниз. Последний проблеск сознательности и ответственности за него озарил Сусанну. Она посмотрела прямо ему в глаза. За поволокой желания выступила серьезность.

– Ты уверен? Это может быть опасно, – честно предупредила она. Уголки его губ еле заметно приподнялись:

– Я люблю рисковать.

Он склонил голову и одновременно с тем, как мощно и уверено, одним толчком, скользнул глубоко в нее, его язык скопировал движение члена и проник глубоко в рот. Это двойное ошеломительное проникновение привело Сусанну в экстаз. Еще несколько мощных парных движений – и ее тело сотрясла первая волна наслаждения.

Он услышал ее долгий, протяжный стон, когда она отвернула голову. Пульсация ее оргазма казалась бесконечной. Она сжимала всё сильнее и сильнее, мучая, пока Ждан сопротивлялся безумному наслаждению, чтобы не последовать за ней в ту же секунду. Она кончала долго. Дольше, чем любая из девушек, с которыми он бывал. Так долго, что он с трудом оставался глубоко в ней, пока волны яростного удовольствия сотрясали ее тело.

Пот мелким бисером покрыл его лоб у кромки волос. Он слышал, как тяжелое дыхание вырывается из ее легких и шевелит влажные волосы на его виске. В машине стало жарко, несмотря на вечернюю прохладу и открытую дверь.

– Готова продолжить? – хрипло спросил он и подмигнул в удивленно раскрытые разноцветные глаза.

Сусанна не поняла, как это произошло, но в следующий миг она стояла на коленях и упиралась руками в спинку сиденья. А позади, между ее широко разведенных ног, уместился Ждан. Он надавил ей на поясницу, вынудив прогнуться, и вошел в горячие, тугие глубины девушки, полностью готовой его принять.

Ждан уперся одной рукой о ту же спинку сиденья, а другой обхватил плавный изгиб ее шеи и повернул голову к себе. Обезумевшая от страсти, она лихорадочно отвечала на его поцелуи, чувствуя, как он входит в нее, доводя до экстаза. Всё смешалось у нее в голове, а перед глазами поплыли разноцветные круги.

– Еще? – дразня, спросил он в ее жаждущий открытый рот, мощно и ритмично двигаясь в ней.

– Да! Пожалуйста, не останавливайся! Только не останавливайся!

Ждан засунул пальцы ей в рот. Она стала самозабвенно их сосать, вбирать в себя, облизывать и покусывать. Так мокро! Везде! Их окутал вязкий запах секса. Она сосала его пальцы, пока он толкался в нее сзади, и это возбуждало нереально! Он потерял голову. Пропал в тумане дикой животной страсти, проникающей в поры и заставляющей забыть обо всем на свете.

– Сильнее, – невнятно простонала Сусанна.

– Уверена?

– Да! – криком вырвалось из ее груди.

Ждана не нужно просить дважды. Чуть отстранившись, он задвигался сильнее, быстрее и глубже. И очень скоро вновь ощутил дрожь ее оргазма. Она сжимала его плоть еще сильнее, чем прежде, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы оттянуть свою разрядку и продлить удовольствие.

Все стекла в машине запотели. Было душно. Ему не хватало воздуха. Футболка на спине намокла от пота и захолодила кожу, когда он вылез из тачки. Сделал несколько глубоких вдохов и вытащил Сусанну. Крепко зажал между собой и машиной: ноги ее не держали. Закинул бедро себе на пояс и ворвался в нее так, что ее подкинуло.

Она обняла его за шею дрожащими от слабости руками. Прохладный воздух и сырая трава под ступней привели в чувства. Тапочки давно слетели. Она хотела, чтобы он кончил. Он уже дважды вознес ее на вершину блаженства, и теперь она хотела увести его туда же. Но вопреки ее желанию сладкая волна зародилась где-то глубоко в ней. Его толчки стали еще сильнее, еще глубже. Она поднялась на носочек, думая, что этот оргазм добьет ее.

– Давай, детка. Кончи для меня еще раз, – прошептал он хрипло ей на ухо. Искусанные губы Сусанны приоткрылись, и она всхлипом втянула в себя воздух. Толчок. И еще. И еще. Она царапала его шею и плечи длинными ногтями. Откинула голову назад и оскалилась, изо всех сил стиснув зубы, позволив невыносимому наслаждению захватить всё ее существо. Сквозь пелену горячего тумана она услышала свой сдавленный крик, когда мощная волна сотрясла ее тело в оглушительном оргазме.

Ждан отпустил вожжи и излился в презерватив глубоко внутри Сусанны. По его телу пронесся самый сильный оргазм из всех, что он когда-либо испытывал. Он опалил кожу. Он заставил легкие загореться. Он завязал внутренности узлом. Его ноги подкашивались, а сердце пробивало грудину, и он подумал, что может умереть. И ему было наплевать на это. Он почти умер от невероятной силы страсти, что источала девушка, и, как только восстановится, снова захочет умереть от нее.

Глава 18

Сусанна спускалась по лестнице, неслышно ступая босыми ступнями по холодному камню. Ее сердце было таким же холодным и каменным к человеку, к которому она шла. Но, несмотря на это, она хотела поговорить с ним – впервые за прошедший год. Не требовать, не хамить, не дерзить, а именно поговорить. Она шла не торопясь, словно обдумывая свою речь. Что-то поменялось в ее голове после откровений со Жданом, на которые она прежде не решалась. Что-то изменилось в ней самой после той волшебной ночи. Что-то, что принесло ей желанное освобождение от оков страха перед будущим, навело порядок в ее душе и толкнуло на откровенный разговор с отцом.

Выборы, о которых Сусанна ни разу не вспомнила, прошли и завершились уверенной, с большим отрывом голосов, победой Шустова. Было ли это всё подстроено, подтасовано или куплено, Сусанна не знала и знать не хотела. Сейчас ее волновало другое.

Она остановилась в несвойственной ей нерешительности перед кабинетом отца. Постучала и отворила дверь. Он сидел в дорогом кожаном кресле с высокой спинкой за массивным письменным столом. С кем-то серьезно говорил по телефону и делал записи. На движение двери он поднял быстрый взгляд, рукой попросил подождать замершую в проеме дочь и продолжил переговоры. Новый пост возлагал еще больше ответственности.

Сусанна прислонилась боком к косяку и опустила глаза. Одну руку засунула в карман штанов пижамы в черно-красную крупную клетку от Victoris’s secret. В другой руке держала зажженную сигарету. Пальцем с длинным ногтем стряхнула пепел на пол. Она сделала это не из ненависти к нему и не из злобы. Просто по привычке. Весь год она пакостила ему, досаждая любыми способом, и только сейчас, глядя на то, как пепел падает на пол будто в замедленной съемке, она поняла, зачем это делала. Чего пыталась добиться.

Она мстила.

Мстила за то, что он не помог ей и, главное, не защитил ее, когда она нуждалась в этом. Мстила за то, что он не вырезал всех до единого бомжей города, смывая кровью поступок, который загубил судьбу дочери. Это сейчас она понимает, насколько вздорным было ее желание, но не тогда. Мстила за то, что у нее никогда не было настоящего отца.

Она вдруг четко поняла, как ей не хватало его самого, его внимания. Сколько она себя помнила, он всегда был занят чем угодно, только не ей. В детстве ее воспитанием занимались нянечки и гувернеры. В школе Президента обязанности по ее успеваемости брали на себя лучшие учителя, педагоги и репетиторы. Затем ее отправили грызть гранит науки в Гарвардский университет. У нее было всё самое лучшее, но не было самого главного – родительской любви.

Сначала она думала, это нормально. Отцы всех ее друзей были крайне занятыми людьми и предоставляли опеку над отпрысками квалифицированным наставникам. Но у всех ее друзей было то, чего никогда не было у Сусанны, – любви и заботы материнской. Потом она считала, что еще слишком молода и неопытна, а потому не представляет собой дальновидного интереса для отца в качестве единственного наследника. Долгие годы она упорно училась в надежде оправдать его чаяния. Но когда Сусанна вернулась на родину, их отношения так и не стали близкими. Более того, всё зарубежное обучение, казалось, прошло впустую. Она не стала политическим деятелем, не стала первым помощником, «правой рукой» своего отца, хотя многие ее друзья готовились пойти по стопам своих преуспевающих родителей. Шустов же ничего с нее не требовал, ни к чему не готовил. Он давал ей предостаточно свободного времени и еще больше денег. И к чему это привело? К еженощным тусовкам и гонкам на спорткарах в нетрезвом виде. К поведению отъявленной хулиганки. К безнаказанной вседозволенности, которая порождала всё новые и новые правонарушения, и так без конца по замкнутому порочному кругу. Пока само провидение не поставило точку в ее моральном разложении.

– Ты что-то хотела?

В ее мысли проник глубокий бархатистый голос отца. Она подняла затуманенный воспоминаниями взгляд. Он никогда не обращался к ней по имени. «Дочь», «дитя», «наследница», «кровинка», «милая», «дорогая» или без обращения вовсе. Впрочем, она тоже в редчайших случаях обращалась к нему «папа», только на людях или когда обстоятельства обязывали. Что лишний раз подтверждало, какая пропасть пролегала между ними.

– У меня ВИЧ, папа, – она сделала ударение на последнем слове. Мужчина отложил в сторону Vertu экраном вниз и переплел между собой пальцы. Тяжелый вздох наполнил комнату скорбью.

– Я знаю. И переживаю не меньше тебя каждый день.

Сусанна вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь. Подошла к столу и затушила окурок сигареты в пепельнице.

– Почему ты не помог мне, пап? Почему остался безучастным, когда я нуждалась в тебе? Почему тебя не оказалось рядом, когда мне были необходимы твоя поддержка и опора? Почему ты не разговаривал со мной, когда это мне было нужно больше всего?

Она вылила, как ушат воды, эти мучавшие ее вопросы на его седеющую голову. Тема негласно считалась запретной и никогда не поднималась. Сусанна сама ввела это правило дома, и никто не смел ослушаться, иначе всё заканчивалось грандиозным скандалом.

– Что я мог сказать тебе, милая?

Сусанна разглядела растерянность в голубых глазах из-под нахмуренных бровей. Она улыбнулась уголком рта:

– Ты находишь, что сказать тысячам избирателей. Находишь, что ответить своим оппонентам. Красиво преподносишь свою речь перед камерами репортеров, и не смог найти слов для родной дочери?

Он откинулся на спинку кресла и уперся в столешницу ладонями вытянутых рук.

– Я пришла не ссориться, – успела она предупредить его оборону. Она так и стояла у стола и смотрела на него сверху вниз. – Я хочу понять тебя. И понять себя. Хочу разобраться в наших отношениях.

– В день твоего рождения я потерял твою мать, – немного помолчав, начал он. – Я утратил безвозвратно женщину, которую любил больше жизни. Но она оставила бесценный подарок – новую жизнь взамен своей. Она оставила частицу себя, которая видна в твоей внешности. Я хотел всю безграничную любовь с покойной жены перенести на свою дочь. На нашу дочь. И даже назвал тебя в ее честь. Но я ошибся…

Он тяжело поднялся, заложил руки за спину и подошел к стеллажу с книгами. Серые брюки от дорогого костюма, лакированные туфли, дорогая сорочка и подходящий галстук. Он, видно, собирался уезжать, а Сусанна его перехватила. На столе завибрировал телефон, но Шустов не обратил внимания.

– Я не смог называть именем любимой женщины другую, пусть даже мою дочь. Я не смог перенести любовь с нее на тебя. Слишком тяжела была утрата. Слишком больно было видеть ее эхо и понимать, что ее саму не вернуть, – с болью в голосе продолжил он, не оборачиваясь. – Чтобы не травмировать тебя из-за своего психического раздрая, я отгородился. Решил, что будет лучше заменить себя в твоей жизни лучшим обеспечением, королевскими условиями жизни, образцовым воспитанием и безупречным окружением.

– Но мне был нужен отец! Не элитное общество, не привилегированные друзья, не завидный жених, а именно ты. Единственный родной мне человек!

Шустов обернулся к дочери:

– Много позже я это понял. Я допустил еще одну роковую ошибку – не уследил за тобой, но что-то менять уже было поздно.

Он не мог ей признаться, что любил ее мать слишком сильно. До одержимости. До умопомешательства. Настолько, что в первое время винил дочь в ее смерти, даже ненавидел. И будь его воля, он бы всё переиграл – вернул любимую вместо дочери. Чтобы заглушить боль утраты, он пустился во все тяжкие. Всю бессильную ярость направил в злободневную работу. Именно злость заставляла пахать до кровавых соплей и содранной кожи. Банальная, типичная, обыденная и очень мощная злость.

Со ступени преуспевающего бизнесмена он шагнул в политику. Зацепился в администрации и стал уверенно идти вверх. И не просто, а по головам, без зазрений совести и сожалений. Он стал грязнуть в коррупции и взяточничестве. Вышел на короткую ногу с ворами в законе. В этом он находил забвение и успокоение. Он окружил себя богатством и роскошью. Менял дома, как перчатки, и каждый был еще больше, еще претенциознее. Он скупал для коллекции эксклюзивные автомобили. Он взобрался на высший уровень общества и уже не представлял иной жизни.

Шустов помнил, что у него есть дочь, но вместо отцовской заботы он «откупался» от нее деньгами. На них ведь можно приобрести все, что угодно. Вопрос цены. Вместо того чтобы уделять ей внимание, он отправил ее учиться на другой континент. Он давал ей всё самое лучшее, что только мог, но не себя…

– Ты говоришь так, будто меня уже нет, – укорила она. Он, верно, задумался, а когда очнулся, Сусанна сидела на краю стола, подогнув под себя ногу. Телефон снова завибрировал.

– Я не хотел, чтобы ты поняла меня превратно. – Он опустил руки в карманы брюк и качнулся на туфлях. – Я имею в виду, сложись у нас более близкое и доверительное общение, той непоправимой ситуации не произошло бы. Я допустил ошибку в расчетах. Я полагал, что тебе станет не хватать опеки одного отца, без любви матери. И последнюю составляющую я заменил материальными благами. Но не учел одного – это ничем не заменимо. Позже я окончательно переложил всю ответственность за твое воспитание и обучение на плечи других, лишив тебя и первой составляющей. Я говорю об этой ошибке.

– Что было, того не изменить, – философски заметила Сусанна. Она переплела пальцы, склонила голову на бок и внимательно вглядывалась в него, пытаясь понять, насколько он искренен. – Почему потом, когда ты узнал о моем диагнозе, тебя не было со мной?

– Мне стало стыдно. Перед тобой, перед матерью и перед самим собой. Стыдно за то, что не уберег ее и не смог уберечь тебя. – Он вперил в дочь тяжелый взгляд из-под нависших век. Его широкие плечи ссутулились и поникли. Он весь как-то ужался, ссохся и стал похож на изможденного старика в красивой дорогой упаковке. Сусанна догадалась – сейчас он искренен как никогда. Это удар, который не просто выбил почву из-под ног. Он подкосил его основательно. И она ясно увидела, насколько тяжелы последствия не только для нее, но и для него.

– Что я мог тебе сказать? – продолжил он дребезжащим голосом. – Только покаяться.

– Ты мог выслушать меня. Поддержать словом, советом, просто своим нахождением рядом, – ее голос тоже едва заметно дрогнул. Шустов откашлялся:

– Я предлагал тебе помощь профессиональных психологов. Они куда лучше меня справились бы с этой задачей.

– Ну вот опять ты за свое, пап, – досадливо поморщилась Сусанна. – Ты вообще слышишь меня? Не нужны мне профессионалы, мне нужен отец!

– Я испугался, – решился он на самую большую откровенность. – Я струсил сам и не смог дать тебе необходимую поддержку. Я потерял одну любимую женщину и испугался, что вскоре могу потерять еще одну…

Этот гордый и сильный человек сейчас походил на униженного и побитого, и Сусанне стало по-настоящему жаль его. Но ее по-прежнему не отпускала обида за свое одиночество, за поганое чувство никомуненужности. Извечная проблема отцов и детей состоит не только в разнице воспитания и поведения. Внутренний конфликт семейных привязанностей и личных убеждений – вот что выступило на первый план этой на вид обеспеченной и благополучной семьи.

– А ты знаешь, что при должном образе жизни я и с таким диагнозом могу прожить не меньше любого здорового человека? – возбужденно воскликнула Сусанна, словно бросала вызов. Шустов улыбнулся уголками рта и приблизился к ней. Телефон снова завибрировал, но это уже было неважно.

– Это так. Именно поэтому я обеспечил тебя лучшими докторами, которые составляют тебе специальный рацион питания и предоставляют необходимые лекарства. И именно поэтому я построил профилакторий при Центре профилактики и борьбы со СПИДом, – доверительно закончил он.

– Предвыборные происки? – скептически заломила бровь девушка.

– Нет. Это подарок для тебя. Я хотел, чтобы ты знала: я всеми силами стараюсь тебе помочь. В предвыборной кампании этот проект не участвовал. Имя заказчика не афишируется. Эта программа находится полностью на бюджетном обеспечении. Там могут найти пристанище люди, которые попали в эту непростую ситуацию. Там есть всё необходимое для проживания – временного или постоянного. И самое главное – там можно найти общение с единомышленниками.

Пожалуй, это был самый благородный поступок за всю его жизнь. Сусанна понимала, что надо отпустить и простить все прошлые обиды. Ей самой станет легче, и бремя с плеч отца снимет. Но так сразу не могла. Если у нее и было что-то от матери, то упертость и твердолобость достались ей от отца.

Они смотрели друг на друга, и никто из них не решался на первый шаг – примирительные объятия. Не было ни слез прощения, ни искренних клятв. Телефон завибрировал вновь и на сей раз послужил сигналом завершения аудиенции. Сусанна стекла со стола, сунула руки в карманы штанов и направилась к двери. На пороге она обернулась и «протянула мизинец»:

– А знаешь, я, пожалуй, воспользуюсь твоим подарком.