Текст книги "Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица"

Деревня Явидово. Масленица. Неделя. Полдень

Вся дорога перед княжьим холмом была заставлена гостевыми санями, запряженные лошади переминались копытами.

И гости, и местные жители ходили чуть качаясь, измотанные питиём-застольями, и поднадоевшими родственниками.

На сдвинутых столах, на полотенцах, вышитых каждое на свой обряд, в зависимости от дома или деревни, были разложены хлеба, пирожки с различными, у кого что осталось, начинками, большушие, с железную сковородку или глиняную латку, рыбные расстегаи[91]91
  Расстегай – особые большие, чаще всего рыбные пироги, не закрытые, «расстёгнутые» сверху, с видной начинкой, чтобы не «промокало» тесто. Сверху, на начинку, клалась рыбная печёнка.


[Закрыть], и в каждом сверху лежала ароматная печёнка. К столам прислонили широкие деревянные лопаты.

На высокий столб сегодня привязала не петуха, а шапку из меха бобра, самого прочного из всех. Шапка была отдана князем Переславом. При оттепели он немедленно захотел от неё избавиться. Сшила подарок сама Умислава, а у супругов в последнее время ссоры шли через день. Она корила его за пьянство, а он её за холодность в любовных утехах.

Воротник Тимослав внимательно следил за мужиками, упорно лезущими на столб. Шапка дорогая. Мало кто из деревенских мужиков мог нырять в ледяную воду и добывать зверя. Но именно в дни, когда таял лёд, мех бобра оставался густым и блестящим.

Мужики соскальзывали с середины столба, сегодня специально облитым водой и покрытым тонким льдом, и падали на спину или на задницу, на специально наметённый сугроб. Ругались, отходили в сторону и желали остальным упасть «туда же и тем же».

– Шапка – это хорошо. Но она уже не новая, ношеная, чего это из-за неё ноги ломать? – плевались они.

– И жопу морозить.

И все ревниво смотрели, задрав головы на княжью шапку на столбе.

Тимослав слушал ругань, улыбался, но по второму разу к столбу никого не подпускал.

Всё-таки Горшеня из Глин, упорно лез вверх, иногда соскальзывая вниз до половины столба, но достал выигрыш.

– В нашей деревне никто, даже княжич Милояр, бобровую не носит! – Молодой мужик стянул с головы старую заячью шапку и напялил новую. – Я первый!

* * *

Хорошо, что сегодня, в великий праздник, нельзя было выгонять в снежное поле скот и готовить себе еду, люди хоть чуть-чуть отдохнули от домашних хлопот. В домах горячую пищу готовили вчера, в шестицу. Сегодня только доедали блины, печенье и, у кого остались, сырники. Все ждали главное – княжьего угощения на Масленицу на площади торжка. Жаренного барана, специально откормленного с осени в овчарне выбранного человека, а им в последние лета всегда был старик Буча.

Ни у кого в самом Явидово и в соседних деревнях к Масленице баранов не осталось. Не резали двух-трёх овец для развода ягнят, в надежде, что в хозяйстве князя или княжичей, баран с крупными яйцами ещё жует сено и капусту.

По установленному веками обряду сегодня нужно было веселиться до упаду, иначе боги не дадут хорошего урожая зерна и овощей, и приплода у скотины.

Все садились, куда привыкли. Большинство на скамьи у столов, кто в сани, кто на расстеленные по сугробам половики. Три явидовские молодицы устроились на качелях и раскачивались, упираясь валенками в снег.

Дубыня усадил молоденькую супругу Потанью на сугроб, застеленный одеялом. Их маленькие дети, Кулачина и Бор, вместе с другими детьми и любопытными гостями, скакали вокруг столба с прибитыми наверху длинными верёвками с петлями на конце. Дети радостно визжали, наблюдая, как мужики и парни, держась руками за верёвки, готовились к соревнованию.

Судьёй снова стоял воротник Тимослав. Важный, он улыбался.

– Кто остальных парней у столба верёвками закрутит, получит вот это. – Достав из-за пазухи рубахи свёрток старого рушника, он развернул его и на широкой ладони засверкал рекой широкий женский венчик из тесьмы, расшитый крупным жемчугом, с привешенными стеклянными бусами и серебряными височными кольцами. На затылке он был связан не верёвочкой, а тканой повязкой в узле бабочкой.

Воротник встряхнул венчиком и кольца тонко зазвенели.

Веда строго посмотрела на Прова.

– Иди, бегай. Выиграй для Третьюшки в приданое.

– Попробую, – оживился Пров и пошел к столбу.

Множество народу выстроились вокруг столба, наблюдать.

– Подарок победителю не пожалела княжна Умила. – Хвалился Тимослав. – Так что сегодня ночью будет кого-то любить до утра супруга… или, кого вы захотите в мыльне прижать. Начали!

Вдев левую ступню в верёвочную петлю, играющие мужики прыгали, как можно дальше и выше. Верёвки постепенно закручивались на столбе. Выигрывал тот, кто закрутит остальных соперников, не давая сделать шаг.

Наблюдающие улюлюкали и кричали, подбадривая бегущих. Особо остервенело спешил огромными шагами Велемир. Он, похмельно злой никого не жалел и толкал свободной ногой соперников в спину или делал подножку.

Довольно быстро остальные игроки оказались привязанными к столбу или вообще вытащили ноги из петель и откатились от столба. Последним продержался Пров, но Веля закрутил его верёвкой до посинения.

Освободившись от петли, победивший Веля подошел к воротнику и выдернул из его рук драгоценный венчик.

Сплюнув с досады, Дубыня, не уважавший Велемира, увидел, что смотреть больше не на что, и споро собрал «звездой» заготовленных дров особый костёр в два ряда. В его середину напихал бересту.

– Берегиня, иди, зажигай хороводный костёр! Я всё подготовил.

Подальше от столов и ближе к качелям, на длинной доске которых взлетали вверх три девицы, стояли те, кто любил песни. Мужики с гуслями и дудочками, бабы с трещотками, колокольчиками и бубнами, и дети с глиняными свистульками.

Распахнув расшитый символами Богов шерстяной плащ, Берегиня подошла к костру и вытащила из мешочка, привязанного к поясу железное кресало[92]92
  Кресало – изогнутая с обоих концов железная полоска, которой били по камню и искры падали на сухой мох или сено.


[Закрыть], прозрачный камень и сухой мох. Мох положила на бересту в костре. Стала бить кресало о камень и на мох полетели искры. Как только мох задымился и проявились первые язычки пламени, сверху ещё накидала полоски бересты и зашептала: «Загорись огонь, дай нам силу для праздника, принеси веселье».

От того, как загудели и засвистели, да и запели мужики и бабы, вокруг нового костра образовался хоровод из молодых супругов, заневестившихся девок и женихатых парней. Многие ещё и приплясывали. Второй хоровод, пошедший противосолонь[93]93
  Противосолонь – хоровод против хода солнца. Отводит от человека неприятности и хворобу.


[Закрыть], в противоположную от хода солнца сторону, составился из вдов, старых дев и бобылей. Людей в нём было меньше и поэтому они держались не за руки, а за концы снятых вдовушками платков.

Уставший от всеобщего разгула Переслав сидел на высоком, застеленным одеялом стуле, поставленном на деревянное основание, и с удовольствием смотрел на всеобщее веселье. Любимица Берёзка топталась рядом, принюхиваясь к блинам, мочёным яблокам и кружкам с медовухой в руках мужиков. А те, радуясь, что стоят рядом с князем угощали козу, и даже гладили Берёзку по узкой голове с маленькими рожками.

Встав, Переслав кричал, как можно громче, стараясь привлечь внимание разошедшихся в гуляниях жителей.

– Бычка, на откорм на великий праздник Купалы мы отдаём Буче, все знают – он рачительный хозяин!

– Он жмотина! – впервые за седмицу подал голос отец девицы Болеславы.

– Зато у него скотина самая упитанная! И сало со свиней самое толстое! – неожиданно завопила соседка Бучи, немолодая тётка Луча. Она до сих пор надеялась стать супругой старика, уж очень ей нравились его дом и скотный двор.

– А сегодня для общего стола будет хлеб, медовуха и жертвенный баран, выкормленный Бучей! – перебил всех князь. – Вот он идёт!

Дед Буча вёл за собою по дороге барана такого размера, какого никто никогда не видел. Он был похож на грозовую серую тучу с тяжелыми завитыми рогами.

– Ни хера себе! – восхищённо кричал княжий скотник Володар. Он с супругой-дояркой спускался с княжьей горки, ведя за собой ушастого бычка чёрной масти. – Чем же ты их кормишь, Буча, баранов своих? У тебя с каждым летом они всё больше и больше!

Поглядывая на соседей, и особенно на бывшую супругу Снежану, стоящую среди своей семьи, Буча отдал верёвку с шеи барана скотнику и принял другую, завязанную на шее лобастого бычка с молодыми рожками.

– Не кормил с вечера? – строго спросил скотник старика.

– Правила забоя знаю, – проворчал Буча. – Только поил. Пошел я.

Ушастого бычка Буча повёл к своему дому, и тот радовался, что его сейчас будут гладить и кормить.

– Барана режьте без меня! – крикнул старик напоследок. – Я к нему так привык, что жрать не смогу.

– Одним ртом меньше, – прошептал Блоха.

– Да, Буча низенький, но сожрать может много, – с умным видом кивала Щука.

Тут же, на дороге, скотник щупал послушного барана между задних ног:

– Яйца крепкие, жирный мешок под жопой твёрдый… Баран здоровый и будет вкусный! – объявил Володар.

– Да уж, знатный баран, на всю деревню хватит, – довольно покивал головой Переслав, так и не встав со своего стула.

– Мужики! – крикнул Володар. – Нужно перенести стол для разделки к костру.

Скотник, держа верёвку барана и пошел вперёд, за ним супруга, держащая ведро, кожаный свёрток и мешок, а за нею четверо мужиков несли торговый стол.

– Мы поможем, – бубнили мужики, но Зденка не обращала на них внимания.

Зато Володар ткнул пальцем в помощников.

– Останутся двое, Илонег и Пров. Уж очень здорового барана откормил Буча.

– Эй, Володар, я тоже барана могу завалить. – Огладив бородку, вперёд вышел Горшеня. – Ты видел какую посуду я на обмен привёз? А для гончарного дела нужны крепкие руки и умение.

– Горшеня, имей совесть, – нахмурился Володар. – Ты шапку выиграл? Вон она на твоей голове. Пусть и другие мужики порадуются, кусок требухи домой отнесут, мясо-то сегодня всё без остатка подъедят.

– И я тебя, Горшеня, столько лет только за кружкой браги видела, а не за работой, – деловито проворчала Зденка.

– На общее мясо желающих, больше, чем ос на медовые соты. – Ворчал Володар.

К тому, что Илонег умеет работать ножом, все привыкли, много резал по дереву, а вот Прова, боящегося даже притронуться к луку со стрелами, впервые видели бегающего в помощниках больше других.

Володар привязал барана к сосне, а Зденка поставила ведро, шлёпнула кожаный свёрток на стол и раскрутила его. В нём, между нашитыми ремнями, блестели остро наточенные ножи. Один особенно длинный и тонкий с загнутым концом – для снятия шкуры, другой короткий и широкий – для перебивки костей. Третий, привычный – для разделки мяса.

Достав из мешка деревянную глубокую посуду и большое плоское блюдо, доярка расставила их вокруг свёртка с ножами. Рядом пристроила старые чистые тряпки и небольшую берестяную солонку с серой солью, дорогой, чёрной морянки, не осталось.

– Держим! – Приказал скотник Володар, и двое мужиков, прихватив здорового барана за рога и за задние ноги, завалили его на бок.

Быстрыми движениями Володар запрокинул голову барана, соскрёб шерсть с его шеи и тут же, одним движением перерезал горло. Кровь толчками вытекла в глубокую чашу, поднесённую Зденкой.

Общими усилиями мужики подвесили барана к высокому сосновому суку вверх ногами. Доярка пристроила под тушей ведро. Скотник окончательно отсёк голову и кинул в сторону. Кровь хлынула, а к голове метнулись три собаки, но их опередил Блоха, упав животом на дармовую добычу. Вонючий мужичонка отбился ногами от знакомых псов и, прижимая баранью голову к тулупу, и, боясь порвать его о рога, побежал в сторону своего дома. За его побегом следила тётка Щука и шептала завистливые ругательства.

Володар сделал небольшой надрез под суставом колена. Между шкурой и мясом засунул короткий нож, пропуская воздух. Достал из-за пазухи рубахи несколько связанных соломин и стал в них дуть. Под шкурой появился воздушный пузырь. Шкуру под коленом Зденка зажала пальцами и держала, пока Володар, осторожно похлопывая, прогнал пузырь по всей туше.

– Шкуру не брать! – Опомнился воротник Тимослав. – Мне она нужна для нового возка Маланьи! С середины зимы его делаю.

Зденка тут же смотала шкуру и положила на край стола.

Прочным ножом Володар разрезал барана вдоль брюшной полости. Показалась требуха. Первым делом скотник вытащил и перевязал толстую кишку. Перешел к горлу и вытащил пищевод. Зденка стояла с блюдами, ждала дальнейшей разделки. В длинное корытце плюхнули лёгкие и положили сердце. У ног скотницы-доярки сидели собаки и дрожали от нетерпения. Так же дрожали и некоторые жители.

– Держи раскрытыми рёбра, Илонег, – попросил Володар. – Сейчас нужно печень вытащить с горьким зелёным пузырём[94]94
  Зелёный пузырь – желчный пузырь, расположенный рядом с печенью.


[Закрыть] и не испортить мясо.

Осторожно вынув печень скотник пальцами отщемил горький пузырь и положил в отдельную чашку, поданную Зденкой. И долго вытирал пальцы о тряпку.

– Я горький пузырь отдам Ведунье, – решила Зденка. У нас с осени ещё остались сушеные.

– Отдавай. Других тоже нужно лечить. – Согласился Володар. – И кости эта горечь срастает, и глаза проясняет, и уд у мужиков поднимает. – Сделав шаг назад, скотник оглядел барана. – Думал цельную тушу насадить на вертел, но у нас такого широкого для туши нет. Наш прогнётся, деревянный сломается. Придётся резать на две части.

– Илонег, Пров, помогайте.

Перерезав верёвки, тушу подхватили и перенесли на стол.

Одним движением Володар отогнал помощников и рассёк тушу поперек живота вплоть до спины. Когда нож коснулся позвоночника, скотник попытался выгнуть тушу и всунуть нож между позвонками. Но баран оказался слишком мощным.

– Топор нужен, один я его не сломаю.

– А мы на что? – Илонег подскочил и схватился за ноги барана. – Ты режь сухожилия, а мы с Провом его развалим на две часть. А то пока ты сбегаешь за топором, нас тут деревенские разорвут вместе с бараном от желания помочь и нажраться мяса.

И, действительно, все мужики, бабы и подростки гуляли парочками по поляне, рассказывая сплетни, отщипывали куски от блинов, запивая их брагой, водили хороводы, качались на качелях, лихо скатывались с горок на санках, но всё равно постоянно поглядывали на жертвенный костёр, ожидая, когда же насадят на вертел свежее мясо.

Согласно кивнув, Володар глубже всадил нож между позвонками и стал пилить сухожилия. С громким треском мужикам удалось разделить тушу. Верхнюю часть отодвинули и занялись задней. Отделили курдючный жир, затем ноги. У передней части тоже отделили ноги.

Пока Пров насаживал на кочергу задние ноги с копытами, Володар и Илонег насадили на два самых толстых железных вертела большие куски барана и передние ноги.

– Складывайте еще костёр и вбивайте рогатины. – Решил Володар. – Огня может не хватить. Наши не потерпят так долго и кушать все хотят одинаково. Будет не круглый, а длинный костёр.

Быстро Пров и Илонег пристроили новые дрова, Скотник прихватил светоч и быстро зажег его у «хороводного» костра.

К столу на площади, где у горшков с мёдом сидел дядька Бортник, подошли его сыновья Велемир, Итир, Буремир и двое младших, пока не получивших взрослое имя. Сейчас звали их Десятина и Последыш. Самого маленького, трёхлетнего Заморыша Пчела не отпускала от себя. Мальчик плохо ходил, сопливился и падал со спальной лавки, но был сообразительный и смешливый. Пчела любила его больше остальных. Сердилась на его немощь и жалела до ежедневных слёз, когда укладывала спать.

Одеты были братья Бортники в праздничные одежды, но и те выглядели убогими.

– Мы, Батя, объестся пришли. – Не стал стесняться Веля. – А мамка с Малиной и Чарой разбирают их приданое, кормят свою новую скотину, и застелают лавки в мыльне, где пока будут жить. Столько новых простыней навезли! Хозяйственные, всё в дом!

– А где старшие, Ходогон и Ветрогон? – спросила стоящая рядом Ладимира.

– А старшие тоже не появятся, брёвна для нового дома от коры чистят и средних заставляют помогать. – Велемир сплюнул в сторону. – Ходогон, куда бы не пошел, всё в сторону Малины сворачивает голову.

– Ага. А она не даётся, за мамку прячется. – Смеялся Итир. – «Привыкаю», говорит.

Деревня Явидово. Неделя. МАСЛЕНИЦА. Бабы

Отобедав в поварне, чтобы на гулянии не таскать еду с общего стола, важная Зореслава и семенящая за нею Доня вышли из усадьбы к деревенскому торжку.

Избалованная княжица Маланья, только-только проснулась и завтракать отказалась.

Честислав с Бакотой, сидели на отдельной скамейке. Честик разжевывал оставшимися зубами лесные орехи и половину отдавал беззубому другу. Оба старика с любопытством поздоровались с новенькими.

– Здраве буде, девицы, – не вставая со скамейки, степенно поклонился Честик.

– Откуда вы? Чьих будете? – Прикрывал рот Бакота, из которого вылетали крошки жеванных орехов.

– Мы из Глин, – поспешила с ответом Доня. – Зореслава княжица, сестра Милояра, а я при ней.

– Народу много… хороводы водят, в ручеёк играют. – Смурно заметила княжица.

Вся извертевшаяся от нетерпения Доня, нацепила на девичье очелье две снизки серебряных височных колец, аж по семь штук у каждого виска. И они смешно звякали при каждом резком повороте головы.

Мимо шедшая Инея с супругом и парнем на него похожим, отстала от мужиков, поклонилась Зореславе и перецеловалась с Доней.

– Чего стоишь, подруженька? Пойдём в хоровод.

– Снимай, тебе не положено носить височные кольца, – заворчала Зореслава. – Ты ещё не баба.

– Зоря, а можно мне с Инеей? – нетерпеливо попросила Доня, снимая кольца с очелья.

– Иди, празднуй, – отмахнулась Зореслава и, забрав украшения, упрятав их в широкий пояс, села рядом со стариками.

Одёрнув подол, Доня сняла платок, передвинула его на плечи, поправила очелье и вприпрыжку побежала к хороводу, к ждущей её молодке Инее.

– Доня, не беги, будь степеннее! – услышала девушка в спину.

Опомнившись, Доня умерила шаг, сменила искреннюю улыбку на чуть надменную, всё-таки она при семье княжичей и приданое за нею будет приличное, и решительно подошла к хороводу. Её, никто не знавший, поначалу не хотели принимать в хоровод, но тут Инея расцепила правую руку супруга.

– Вставай с нами-то, а с другой стороны у тебя брат-то моего супруга.

Парень взял девушку за руку и Доня загляделась на невысокого, но миловидного, со светлыми волосами и бородой парня. И её шаг в хороводе стал лёгким, и солнце пекло сильнее, и тающий лёд внизу, на реке, сверкал ярче.

* * *

На соседней скамье сидели понурые Оня с Василисой, и только вздыхали. Оня прикладывала холодные ладони к синякам, Василиса старалась не плакать. К ним подошли Маланья и злая Болеслава. Соседка зло нашептывала княжице:

– …Я сама видела, она об Гранислава боком тёрлась, когда рядом стояла и делала вид, что учит княжича Славку стрелять. Совсем стыд потеряла. – Болеслава старалась не прятать взгляд. – И Велемиру моему глазки строила. Но, конечно же, теперь она невеста Святослава, зачем ей остальные? Ей княжича подавай.

– Что же ты без вранья и дня прожить не можешь? – Не вставая со скамьи, Оня оглядела соседку. – Меня грязью поливала, на молоденькую Потанью, чуть не померевшую от выкидыша, напраслину наводила, теперь за Васю взялась.

– А ты не наговариваешь на неё? – засомневалась Маланья. – Уж больно ты злая.

Спокойно встав, Василиса без размаха, но точно врезала Болеславе в левый глаз.

– Уймись стерьва поганая и без тебя тошно.

– Я тебя, сука, ненавижу. – Зашипела обиженная девица и подтёрла нос. – Маланья тебя прирежет, а я скажу, что видела, как ты сама на её нож напоролась. А лучше я тебя сама прирежу. – Болеслава оглянулась на княжицу. – Что ты стоишь, Маланья? Помогай, держи её!

Всегда резкая и разбалованная свободой, княжица достала из рукава рубахи, под белой горностаевой шубкой, длинный нож.

– Ты можешь меня убить, я не стану противится. – Василиса открыто смотрела Маланье в глаза и прислонила ладонь к оберегу от зависти, висящему под рубахой. – Я сейчас самая несчастная. Бей.

Закрыв руками лицо, Василиса села на скамью и отчаянно разревелась.

Засомневавшись, Маланья опустила руку с ножом. Возмущённо её толкнув, Болеслава завизжала:

– Да что ты её слушаешь, княжица? Ты знаешь, что мой Велемир вчера к ней сватался? Вася с матерью вдвоём при таком богатом хозяйстве, да и дед Буча её больше всех любит, наследство хорошее оставит… если по гадости характера не сожжёт дом и скотину.

– Ах ты, змеюка недобитая, – возмутилась Оня и толкнула Болесаву. – На Васе, зло срываешь.

Оказавшись спиной к четырём бабам-девицам, Зорислава с лёгкой завистью слушала ссору и чуть не подпрыгнула на скамье, услышав продолжение их разговора.

– Да о чём вы? – Вытерев нос вязанной варежкой, Василиса снова встала и спокойно отобрала нож у Маланьи. – Не соперница я тебе, княжица. Княжич Милояр, которого я люблю, сегодня утром заслал к нам в дом сватов. – Она судорожно вздохнула. – Но не ко мне. К сёстрам посватался, сразу к обеим. И дядя согласился, и Ведунья разрешила. Неужели не слышала?

Не выдержав, Василиса сдёрнула с головы платок, уткнулась в него лицом и заплакала ещё сильнее.

– А-а, поняла. – В голосе Маланьи ещё не было сочувствия, зато пропал гнев. – Гранислав за тобою бегает, потому что не отъебал. – Потянув за край платка охотницы, она улыбнулась ей. – Василисушка, ну что тебе стоит? Да ляг ты с ним, пусть натешится, а я тебе подарю, что хочешь. Умила мне говорила, ты хочешь светец железный, могу для тебя сменять.

– Проспала ты всё, Маланья, светец мне княжна уже сменяла у Калинии, сегодня принесут. Я не хочу спать с Граниславом, девочки, – всхлипнув, с чувством пожаловалась Василиса. – Я ни с кем не хочу. Я девственница.

– Ага, – подтвердила Оня, чуть поведя плечами. – Стоя около подруги и княжицы, она была защищена от бешенных взглядов свёкра. Тот со злостью разорвал на несколько кусков взятый с подноса пирог с вязигой[95]95
  Вязига – заготовленный на зиму длинный спинной мозг осетровых рыб.


[Закрыть] и передал сыновьям, сидящим за столом. – У нас невест-девственниц всего четыре на всю деревню осталось, а новые пока не подросли.

Молодые бабоньки слегка посмеялись, и даже стали толкать Василису, но та не улыбалась.

– Оставьте меня. Держи, Маланья, а я пойду у реки посижу.

– Ну уж нет. – Взяв протянутый нож, Маланья убрала его в рукав шубки и крепко обняла Василису за плечи. – Ещё утопишься сдуру. Пойдём, у хоровода ягодную брагу разливают. Сегодня нужно, сегодня праздник. Если не напоёмся, не на насмеёмся и не напьёмся, Боги нас не поймут, обидятся.

– Тьфу ты, – Болеслава сплюнула в сторону. – Но ты точно, Вася, не пойдёшь замуж за Велемира?

– Нет. Обещаю тебе. – Серьёзно ответила Василиса, посмотрев в глаза Болеславы. – Ни за что не пойду, не люб он мне. Хитрый и жадный.

– Не твоё пёсьё дело, – разозлилась Болеслава.

– Да и фиг бы с ним, – вмешалась Маланья. – Пойдёмте, Василиса и Оня пить брагу.

Всхлипнув, Вася вытерла мокрые глаза.

– Неудобно как-то, не выросла я ещё пить на улице.

– Да ты глянь, Вася, у жбана больше баб, чем мужиков. Вот, это тебе. – Сняв с руки колечко, Маланья протянула его Василисе.

Взяв кольцо, охотница с удивлением рассматривала его. Серебряное, плетёное. У них в семье были и браслеты, и ожерелья, и расшитые жемчугом запястья, оплечья и венчики. Но колец никто не носил. При работе в огороде или в поле они мешали, а на охоте тем более.

– На меня не налезет, у меня пальцы в мозолях и шрамах, – отказалась Вася, задержав ладонью руку княжицы.

– На мизинец натянешь, пойдём. – И Маланья сама надела кольцо на палец Василисы.

* * *

Через хвылину жбан браги на праздничной поляне опустел, через годыну Маланья с Василисой и Оней отправились в хоровод, а затем пели протяжные песни и пьяными лебедями носились по поляне. Сбоку на них с ненавистью смотрели Болеслава, и подошедшая из усадьбы мыльница Кладя, каждая со своей ревностью.

И тут Болеславу кто-то тронул за локоть и она, взвизгнув, отскочила в сторону. На против неё стоял мрачный Велемир и протягивал венчик с непривычно крупными жемчужинами и серебряными кольцами.

– Княжий. Выиграл сегодня.

Не обращая внимания на подарок, Болеслава смотрела на любимого парня.

– Действительно княжий, – восхитилась мыльница Кладя. – Я о нём которое лето мечтаю.

Молча сняв с головы сначала платок, а затем скромный расшитый мелким жемчугом венчик, Болеслава надела протянутый ей Велемиром. И за хвылину девушка с лешачьей острой красотой стала милой и привлекательной.

– У нас мыльня для дворовых людей свободная и тёплая, – заулыбалась Кладя. – Идите, а я посторожу. Должно же быть хоть кому-то хорошо.

Молодые любовники, стараясь не бежать со всех ног поспешили к усадьбе.

А на поляне все как бы нечаянно жались к дальнему столу, к длинному костру с бараном. Срезая верхние слои с прожаренной туши, Володар, Пров и Илонег начинали передавать мясо, положенное блины или на куски хлеба. По старшинству. Князь и княгиня получили своё мясо только после Ведуньи, Честика и Бакоты.

А уж как старались едальники, как назвали деревенских, не смогших в этот праздник ничего поставить на стол! Бабы и мужики изнывали от голода, но делали вид, что только пробуют на сытно пахнущей хлебной корочке, или блине, исходящее жиром мясо. Но если не удалось сразу же выхватить блин впереди других, или дождаться отрезанного хлеба, то скотнику Володару и доярке Зденке протягивали пустые кружки.

– Ты мне и на мальчишечку и доченьку, тоже мяса впихни.

Придавив пальцем мясо, иначе на снег капал жир, родители спешили к детям и, надкусив небольшой кусок, отдавали мясо. И тут же спешили обратно к барану, но уже не забыв прихватить хлебушка.

* * *

Стало темнеть, и чем глубже становился синий цвет закатного неба с красными полосами, тем больше серьёзнели лица людей. Сытые и похмельные все потянулись вверх, на Священную Рощу. Многие несли широкие лопаты.

Столы теперь стояли пустые, последние пироги и угощения, многодетные матери и отцы, рассовали за пазухи рубах. Крупную шкуру барана унёс в свой дом у ворот воротник Тимослав. На вертелах над затушенным костром, не осталось костей с остатками мяса, их растащили собаки. Они так рычали и скалились, что даже наглая Щука не смогла вырвать у них ни ребра.

Многие, прежде чем подняться в Рощу, отошли в сторону или за сугробы снежной стены, а дети под стол. Справлять нужду в Священной Роще было нельзя, боги могли покарать.

Назначенные ещё вчера волховицей мужики разожгли костры у чуров. Как только разгорелся главный костёр у чура Рода, Ведунья поднесла к нему светоч и перенесла огонь в еловый шалашик, собранный вокруг соломенной Масленицы, над старыми тряпками, обувью и одеждой. Огонь занялся сразу, и вырвался вверх высоким столбом. Стало казаться, что на улице резко потемнело.

– Сгорай, зимняя Масленица, приходи лето щедрое! Гори, гори ясно, чтобы не погасло! – говорила Ведунья. – Встаём в последний зимний хоровод и провожаем масленичную седмицу.

Взявшись за руки все пошли вокруг костра с Масленицей. Древний напев раздался в вечерней темноте между чурами и кострами:

 
Ты прощай, прощай, наша Масленица!
Ты прощай, прощай, да кургузая!
Ты не в середу ушла и не в пятницу,
А ушла в неделю, кончилось веселье,
Со блинами, с пирогами, да оладьями,
Со хмельным настоем, да с расстегаями
И бараном жареным для послушания.
 

Нетерпеливо дёргая за подолы юбок старших женщин, не пошедших в хоровод, Сотя нетерпеливо канючил:

– Ну бабуля, ну мамка, можно мы с друганами перепрыгнем через костёр?

– Нельзя! В Масленицу нельзя! – убирала руку сына со своего подола Домослава.

– А почему на Купалу летом все прыгали? – спросил рядом стоящий Вторыш, внук Поливаны.

– Летом, мальчики, люди прыгают или голышом, сразу из реки, или в мокрых рубахах, задрав их до колен, – напомнила Снежана.

– Правильно, – согласилась Ведунья. – Дурные пьяные мужики, если б не было запрета прыгали бы сейчас в портах и тулупах, а бабы в длинных юбках и шубах. В одну хвылиночку можно запалиться.

Встав на деревянный помост рядом с супругом, Умила повысила голос:

– Пора гасить костры! Завтра много других дел. Будем трезветь, и отправлять в поход наших родных.

Переслав со стула не встал, боялся упасть. Вместо него три княжича прихватили лопаты и подошли к главному костру чура Рода и стали бросать снег. Снег шипел на углях. Все, кто смог держать в руках лопату, стали помогать княжичам. Скоро на поляне перед Священной Роще остался только догорающий костёр с соломенной Масленицей. Её костёр снегом не засыпали, ждали, когда потухнут последние угли.

Скоро их измельчат и рассеют по полям и огородам, прося о помощи сожженную Масленицу дать хороший урожай.

Подойдя к влюблённой парочке, Василиса забрала руку Они из руки Итира.

– Хватит прощаться, пора спать.

– Вот именно, – согласно кивая, ближе подошла Ведунья. – Ты, Итир, докажи, что достоин нашей вдовушки. Привези из похода ещё один мешок соли. Свой мешок! Это ж такое богатство, что за месяц можно построить дом.

– Мёда осталось только на семейную соль и долги раздать, – вздохнул Итир.

– Бабка Анита сказала, что после её смерти я могу занять её дом, – влезла в разговор Василиса. – Он у неё ещё крепкий. Сразу же отдаю его Оне. Но надеюсь, бабка-травница ещё долго проживёт.

– Никто не знает свой срок, – нахмурилась волховица. – И не надо об этом в праздник, сегодня положено веселиться.

* * *

До глубокой ночи в семьях Явидово, все, кто мог двигаться, в основном хозяйки дома и невестки, долго грузили и перевязывали добро в санях с высокими бортами.

В семье Снежаны нагружали сани Ратимира. Решили, что именно он поедет в поход, а старший Ладимир ещё один день посидит на крыше, добьёт пару досок и вернётся в Бабино, отвезёт наменянный хлеб и пшено, кормить две семьи и следить за хозяйством. Уж очень он усердно провожал Масленицу и занемог, всё время держался за правый бок, щупая опухшую печень.

Отправив племянниц и младших племянников ночевать к Любаше, бабы и братья перешли к саням. Сначала уминали сено для прокорма коня, потом закопали в него топор и ведро.

Рядом крутились Родя и зевающий Сотя. Старший племянник с тоской смотрел на приготовления к отъезду.

– Батя, а можно я с дядей Ратимиром поеду за солью?

– И я, и я за солью! – прыгал вокруг саней Сотя.

– Маленькие ещё, – проворчал Ладимир. – В походе придётся много работать. Мужики не отдыхать едут.

– Иди спать, Сотя, – Домослава поцеловала сына в нос. – У тебя глаза слипаются.

– Работать? – Родя смотрел на подходящего Ратимира с двумя бочонками. – И поэтому дядя берёт жбаны сменянной медовухи?

– Не твоего ума дело, – ворчал Ладимир. – Иди спать, не мешайся под ногами.

С неудовольствием Снежана принесла из сеней берестяной короб – не маленький, но и не самый большой, свалив в него замороженную тушку зайца, принесённую седмицу назад дедом Бучей, круги оленьей колбасы, куски солонины, с десяток варёных гусиных яиц. Мила и Дива вынесли по корзине блинов и печенья, Домослава пять новых шерстяных рубах, портов и плетёные пояса. а Годислава корзину с грудой караваев разного хлеба.

– Чего так мало кладёшь, мама? – Удивилась Домослава. – Тут только на два мешка соли.

– Нам сосед Неохот должен солонины целый заплечный туес, двух живых зайцев и половину копчёного барашка. – Снежана привязала корзины к боковой слеге. – Семья моей подруги Поливаны занимала мяса три раза и десяток петухов. Хорошо ещё, что сыром отдавали. У них столько сыра наварено, что есть на что соль сменять, да и сыновья знатные лесорубы. Они для солеварения больше всех нарубят деревьев. – Свернув рубахи в один узел, она пристроила его под половики, на которых будет сидеть Ратимир. – Бортники должны с осени копчёные рёбра, печень лося в локоть длинной и мешок солонины. Вот нам ещё три мешка соли отдадут. Как раз хватит до следующего похода.