Текст книги "Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица"

– А чего Бортники вообще едят? – недоумевала Дива. – Такая орава людей, а они без овец и только с двумя коровами.

– Мёд на хлеб мажут и им хватает, – недобро сказала Снежана, привязывая короб в санях.

– И как у них задницы не слипнуться? – задумалась Мила.

* * *

В княжьей усадьбе обсуждались другие вопросы. В своей клети, на спальной лавке, Маланья плотно прижалась к Граниславу и шептала ему в ухо, не желая, чтобы её услышал кто-нибудь другой.

– Мне в родной деревне с матерью скучно, и я с нашей Ласточкой переезжаю сюда, в Явидово, чтобы ты был на глазах. Но мыльницу Куню придётся из дома убрать! Не потерплю её рядом с собой. – Выговаривала Маланья супругу.

– Творемир обрадуется. Он каждую осень к нашей мыльнице сватается. – Граня отодвинул к стене супругу, встал и, открыв дверь, крикнул в сени. – Тошка, хватит жрать, иди к нам, хорошая новость есть!

Из спальни вышла Умила и поманила к себе ладонью Творемира, шедшего из поварни и утирающего масляный рот.

– Позже сходишь к другу, князь тебя к себе зовёт.

* * *

– Хочешь быть княжичем? – Переслав лежал в кровати, укутавшись по горло в одеяло. Оно было заправлено в непривычный для деревенских жителей льняной пододеяльник. Из-под одеяла торчала вверх борода, обстриженная лопатой, и над больными глазами нависали седеющие брови. – Хочешь княжичем называться?

– Да… Не знаю. – Мялся Творемир и просяще посмотрел в глаза Переслава. – А разве можно?

– Нормальному мужику всё можно. Звание княжича по родству может быть и у тебя… – Князь отёр одеялом потный лоб. – Ты слышишь, ты понял, Творемир? Нашего Славку я люблю как сына и рано ему ещё жениться. Мою личную грамотку передашь Белогору, он поймёт, благословения на свадьбу не даст и найдёт, чем задержать Славика. Отдашь письмо, чтобы никто не видел. Никто! – Трясущейся рукой, высунутой из-под одеяла князь взял деревянный ларчик, стоящий на стуле рядом с кроватью, достал берестяной свиток и передал Творемиру. – Не потеряй.

– Да разве ж я когда чего терял? – удивился Тоша.

– А если кто кроме князя Белогора прочтёт, – чуть громче сказал князь. – То можешь домой не возвращаться, не пущу.

– Перестань, дядя Переслав.

Недовольно покачав головой, Переслав криво улыбнулся.

– Я пока что тебе не дядя, хоть ты и прижитый от моего отца. И более того, кроме брата Мстислава у меня в кровном родстве никого нет. Мне Гранислав и Святослав племянники и княжичи, всё-таки братья Умилы, а не мои. Но будешь слушаться, и я назначу тебя в княжичи.

Переводя взгляд с лица потеющего от похмелья князя на свои тёплые поршни, Творемир аж дрожал от слов Переслава.

– Я всё сделаю… князь.

Деревня Явидово. Понедельник. Отъезд

Лошади, запряженные в сани отъезжающих, шли по деревне неспешно, настраиваясь на долгую дрогу. Мужики, кто бодрее, кто полусонно вели сани по дороге. В них стояли клетки с птицей, мешки с едой, а за ними неспешно шли привязанные у кого бараны, у кого коза, у кого вторая лошадь. Вокруг носились псы. Во всех явидовских санях сидели детишки, женщины шли сами по себе. Сегодня они все, кроме невест, были в ежедневных тулупах, волосы уже не были расчёсаны на гладкий пробор, а выбивались из-под простых платков. И общая усталость на лицах.

– Не люблю я эти походы, всегда что-то после них меняется, – ворчала Тихомира, идя с подругой за санями Торчи.

– В жизни всегда всё меняется, – успокаивала Ладимира.

– И не в лучшую сторону. Шесть лет назад в Сукромле остались в дружине три брата князя Переслава. Двое из них погибли в драках против диких, а Мстислав решил не возвращаться. Три лета назад сразу после похода, исчез без следа сын Снежанны, Богуслав.

– Да, согласна. И помнишь, как раз после похода мой старый козёл, – Тихомира кивнула на толстого Журу, сидящего рядом с тощим Торчей. – Перестал сильно, как раньше, верить в Стриборга и Велеса, только Перуна и Марену боится.

– А ещё Малина жалуется на насильное крещение… – тревожно шептала Ладимира.

– Дак это где? Далеко! Нам это не грозит, – отмахнулась Тихомира. – Но… Торча взял с собой меч, который всю ночь точил, и лёгкий топор… Не хотелось бы, чтобы пригодились.

С холма на дорогу неспешно спускались расписные княжеские сани, нагруженные сверх меры. Конём правил Творемир, рядом сидел Святослав. Вслед за санями шли Гранислав и Милослав в коротких полушубках, вёли под уздцы свою кобылу. Следом за ним ехал возок Зореславы, с кобылой Пёстрой, которую маленькая Доня всегда запрягала сама. Подпустила к ней только конюха Лукьяна.

Стянув с головы жаркую лисью шапку и распахнув привычный тулупчик, Святослав спрыгнул с саней и подошел к Василисе, сидящей в санях дяди Ратимира и, не обращая ни на кого внимания, поцеловал её. Столько желания и тепла было в его глазах, с такой лаской дотрагивался он губами до губ своей невесты… а сама Вася, стараясь не смотреть в сторону княжича Милояра, гарцующего на коне перед сёстрами-близняшками, стоящих у возка Зореславы. Сёстры знакомились с будущей родственницей.

Все три молодых княжича были одеты для опасного похода. Под полушубками виднелись широкие кожаные пояса с прицепленными мечами и длинными ножами. В санях, сверху мешков с провизией для обмена, лежали луки и тулы со стрелами.

Переслав и Умила спустились к людям пешком, видно было, что Переславу плохо. Но всё равно он забрался в свои перегруженные сани, запахнув привычный короткий тулуп. Князя поддерживали Тошислав и Творемир.

– Ты не упадёшь? – обеспокоилась Умила.

– Я должен в напутствие людям слово сказать, предупредить об опасностях, иначе какой я князь?

– Как скажешь, Переслав. – Умила смотрела на супруга снизу вверх и с уважением, что бывало нечасто.

– Даже в нашей деревне, где все мы родственники, вы постоянно дерётесь, ругаетесь и даже воруете! Но потом мы миримся! – Кричал князь, перекрывая громким голосом прощальные разговоры. – Я бывал во многих деревнях и городах. Ходил в молодости в дружинные походы, да и за солью ходил. – Князь пошатнулся, но дворовые держали его крепко. – Перестань меня щупать за ноги, Творемир, – обиделся князь. – Так я к чему?.. Много будет желающих отобрать то, что вы сами, и мы вместе наработали. Отобрать силой или хитростью. Попытаются разжалобить, украсть еду, одежду или соль. Для незнакомых людей мы – враги!

– Ой, да что же такое может приключиться! – Заголосила тётка Пчела.

– Ой, не езжай, Торча! Тебя соплей перешибёшь! – Завопила Ладимира. – Пусть Жура едет, он толстый и не замёрзнет!

– Молчать, дуры! – Приказала Ведунья, вставая из-за стола у общего костра. – Любомир так вообще без левой ноги, а не жалуется.

– Я не жалуюсь, вылез тёплого сена саней Торчи сонный Любомир. – Я радуюсь. А то обрыдло в доме сидеть. А так хоть разомнёмся, поможем солеварам соль приготовить. Себя покажем, на других посмотрим.

– Потом договоришь, в Торжке, – перебила одноногого мужика Ведунья. – Начинаем прощаться, каждая хвылына на счету! А-а, Бортники пожаловали. – Волховица всмотрелась в конец дороги, заставленной десятком саней. – Очнулись от пьянки.

– На Масленицу седмицу пируешь, весь месяц похмеляешься! – Крикнул Итир и спрыгнул с саней. Он заметил слабину в веревках и съехавшие туеса для обмена.

Свои сани, с привязанным сзади вторым конём, Бортники попытались пристроить за всеми остальными, но к ним подошел воротник Тимослав и развёл руки.

– Еле вас дождались, даже обеспокоились.

– Опоздавшему поросёнку сиська возле письки. – Заявил командным голосом Творемир, сидевший в княжьих санях. А сегодня у нас писька спереди, будете прокладывать путь. Коней у вас два, удобно их менять. Давайте, двигайтесь вперёд.

Пока сани Бортников ехали по свободной дороге, их товар особо не двигался, но теперь кони тащили сани по скошенной снежной обочине и появилась угроза потери всего, что было собрано на обмен. Пришлось и остальным двум братьям соскочить с саней и придерживать всем телом и руками без рукавиц туеса с мёдом, воском и пергой, Велемир, прищемил пальцы в перекрестьях верёвок и содрал кожу до крови.

Достав из-за пазухи коробочку со снадобьем и длинной тряпицей, Пчела помазала кровоточившую рану сына, перевязала руку и с удовольствием слушала его ругань. Из дома уезжали Итир и Велемир. Но средний сын Буремир, решительно сел обратно в сани.

– С братьями поеду, больше дров нарубим и больше соли наварим. С долгами рассчитаемся и прибыль получим. – Посмотрев на нарядно одетых гостей и деревенских провожающих, добавил. – Оденусь во всё новое, тёплое.

Ленивый от рождения Неохот неподвижно сидел в санях, пока его супруга Рина, дети и мать с батей заново закрепляли и перевязывали корзины с хлебом и свёртки постельного белья и рубах. В деревнях где варили соль не выращивали лён и не гоняли стада овец для шерсти.

Друзья Торча и Жура всем мешали, стараясь помогать кому нужно и кому не нужно, выслуживались перед Переславом. Потерявшая терпение Ната, нечестно жившая с калечным супругом, закинула в сани своей сестры из Рудых Болот берестяные туеса со сваренными на меду ягодными вареньями. Схватив попавшее под руку пустое ведро, она огрела суетливых мужиков по спинам.

– Нечего под ногами путаться! Сядьте в сани Торчи и ждите отъезда, а то все мои заготовки для обмена помнёте.

– Ты чего на моего мужа лезешь? – возмутилась Ладимира. – Блядь ты многопользованная! Своего супруга уморила, теперь за моего взялась?

– Я уморила? – Двинув крутым бедром, Ната встала перед Ладимирой и Тихомирой. – Да мой как сыр в масле катался, пока не простыл и не обездвижел, а на твоего, Тихомира, Торчу, смотреть больно. Ты ж из него соки пьёшь! И на твоего, Тихомира, Журу, особо не налюбуешься, ожирел так, что еле дышит.

Не сговариваясь, подружки с ходу ударили гулящую Нату в скулу и под дых. Баба отскочила от них, но жаловаться остальным не стала. Мало кто из соседок пожалел бы её, а мужики отводили взгляды, зная за собой грех измены.

Решительным шагом Болеслава подошла к саням Бортников обняла Велемира, погладила раненую руку и жарко прижалась к щеке.

– Буду тебя ждать!

Сбоку на девицу с неприязнью смотрела Пчела.

– У тебя, Боля, жить негде, – вмешалась она в разговор. – Придётся ждать, пока Велемир поставит свой дом. Но сейчас мы ставим Ходогону, до тебя не скоро дойдёт очередь.

– Я подожду, матушка Пчела. Я к нашему новому дому сама брёвна из леса носить буду, – уверила Болеслава.

– Сохрани меня боги, – проговорила в сторону мать Бортников.

– Всем строиться! – Махнул рукой князь и покачнулся. Тимослав с Творемиром помогли ему спрыгнуть на снег.

С саней ссадили детишек, супруги и подростки перецеловались с отцами и братьями. У ног крутились псы, не переставая то лаять, то рычать на соседских собак.

– Н-но-о, поехали! – рявкнул Буремир и хлестнул вожжами коня.

Сани дёрнулись и три брата завалились назад от резкого движения. Буремир смотрел только вперёд, правя лошадью, Велемир по сторонам, оглядывая всех молодых баб разом, а Итир назад, на то, как легко Вася и его Оня спрыгнули с саней Ратимира.

Вслед за санями Бортников тронулись остальные.

Среди мешков с оставшимися после обмена ножами, сковородами и наконечниками для стрел, сидели Калиния, её супруг и сестра Вара с оспинами по всему лицу. Она всё время посматривала на Творемира, но тот, пугаясь, что его позовут в примаки, не оглядывался.

Красавень, не желающий слышать попрёков матери с батей по поводу неудачного сватовства, сразу пристроился в сани толстого Хруща. Конём правила его тётка, что стреляла вместе с Василисой. Она выиграла кунью душегрейку, каких не было ни у одной соседки в Рудых Болотах и ехала довольная.

Довольными были и родители Шустреня. После вчерашнего скромного сватовства к дочери Журы, они знали, чем теперь хвалиться в Рудых Болотах. И хозяйство у невесты Луны богатое, и сама девица скромная… хоть и очень конопатая.

На лёд реки сани спускали осторожно, стараясь не завалить их на бок и не покалечить лошадей.

Последним в поезде ехал крытый возок Зореславы и Дуней, рядом вёл под уздцы коня княжич Милояр.

Небо потемнело, пошел дождь.

– Дождь на свадьбу и в дорогу – примета хорошая, – громко заявила Ведунья, пешком провожая санный поезд. Около неё крутились дворовые мальчишки – сыновья скотника, обоих конюхов и красивая девочка Олеся, дочка Куни.

Расходились по домам неохотно. Гости, что не спустились на реку, отправляясь к себе в деревню, развернули сани и поехали в сторону леса.

У явидовских испортилось настроение, деревня опустела, и было это настолько непривычно, что некоторые женщины, идя домой, продолжали плакать, вытирая покрасневшие носы рукавицами или концами платков.

* * *

Сани потащились по реке в сторону Рудых Болот. Лошади шыпастыми подковами цеплялись за лёд. Половине псов разрешили запрыгнуть в сани, других отгоняли для возвращения в деревню и охраны садов от зайцев, хищников, и звереющих в конце зимы от голода диких нелюдей. С берега их стали звать хозяйки, и псы вернулись обратно.

Лёд реки только казался ровным. Многочисленные оттепели, подводные течения, вмёрзшие ветки и остатки десятков лунок после рыбалок, беспокоили полозья саней, и они постоянно подрыгивали. Сидящим мужчинам, открыто пьющим хмельной квас вдали от жен или матерей, было весело. Но особенно радовались взятые в поход собаки. Их уши шлёпали по головам в такт хода саней.

Простор ледяной дороги радовал взгляды.

– Успеем затемно в Рудые Болота? – лениво спросил Гранислав Творемира, лёжа в санях в тёплых одеялах.

– Засветло успеем. – Творемир без удовольствия смотрел на дремавшего в санях Святослава. – Один я за две годины могу домчаться.

– Тоша! Останови, Любомиру приспичило! – приказал Милояр, подъехав на коне.

– Пусть ссыт как все мы, с саней и с лошадей! – нахмурился Граня. – Он до сих пор злился на Маланью, что она решила переехать к нему в Явидово и не придётся запросто щупать баб и миловаться с ними в мыльне зимой или в поле летом.

– А он посрать посередине реки собрался, да и кульченогий! – Засмеялся Творемир и лихо сморкнулся на лёд. – Не догонит он нас!

Услышав замечание, Любомир выглянул из-за спины сидящего впереди него Торчи.

– Я-то кульченогий, но не хочу опозориться перед Зореславой и её сестрицей.

Милояр проскакал вперёд, к первым саням.

– Велемир, поворачивай к берегу. Мужикам оправиться нужно и всё равно стоять, ждать возок княжицы.

* * *

Ближе к ночи в Рудых Болотах распрягли коней, привязали к саням, и накрыли попонами. Вечеряли скромно и тихо. Княжичи и Зоря с сестрой в большом доме старосты Казимира, остальных приехавших мужиков пригласили к себе жители, послушать о празднике Масленицы, узнать новые сплетни.

Супруга Казимира, Терпеша, молча накрывала на стол. Зато старшая сестра старосты, тётка Калиния, оставшаяся в гостях, говорила без умолку. Рассказывала о том, что она обменяла в Явидово, что обменяли остальные, кто из баб был во что одет. Как девкам и бабам понравился сыночек Красавень, но дура Василиса ему отказала в сватовстве, и как рябая Вара старалась понравиться полукняжичу Творемиру, а тот её испугался.

Староста Казимир так зыркнул на сестру из-за любимой младшей сестрёнки, ушедшей спать в свою клеть, что Калиния перестала болтать. Не любили сёстры, родившиеся от разных матерей, друг друга. Супруг Калинии почти не говорил, только ел. Сын Красавень сбежал к Шустреню.

В доме драчуна Хруща гости сплетни не слушали, зато напились так, что утром еле запрягли коней и влезли в сани.

Поздно утром все поехавшие в поход увидели особую странность деревни. Вдоль берега, вдоль дороги, как и везде, стояли тёмные дома с маленькими оконцами в бычьих пузырях и хозяйственные постройки. А вот за ними, ближе не к полю, а к болоту с хилыми деревцами, темнели холмики-домны, часто уже порушенные для выпуска сваренного железа. В стороне, на большом расстоянии друг от друга, чернели кузни с широкими дверями.

К восьми саням поезда прибавились ещё одни. Завывший от скуки Хрущ решил, что тоже поедет в Торжок с другими мужиками, а работы он не боится.

Проплакав ночь, к утру мать Хруща смирилась и помогла грузить еду в дорогу, укреплять мешки с железным товаром для обмена. Сидя в санях, Хрущ не держал вожжи, а прижимал ладони к ноющим вискам.

– Да чтоб я ещё раз… Да больше одного бокала ни за что…

– Сколько раз я этот заговор слышала от твоего бати, – успокаиваясь, ворчала мать Хруща. – Так и помер в обнимку со жбанчиком настойки в обнимку.

Город Сукромля. Вторник

Вечером, уже в сумерках, с реки поезд заезжал на берег города без особой опаски. Скат, сделанный из брёвен, был пологим и с одной стороны ограничивался высоким отвесным берегом, с другой вбитыми брёвнами и те не позволяли завалиться саням на лёд. Жалея лошадей, мужики спрыгнули с саней и подталкивали их сзади. Оставался только тот, кто держал вожжи.

Выбравшись на дорогу, приехавшие оказались на просторной площади, где стояли торговые помещения с меняльными лавками. В стороне сидели несколько мужиков, ужинали хлебом и варёной рыбой. При виде княжичей в новых полушубках, которые носили только наездники, они, переговариваясь: «Братья князя Белогора приехали», не вставая, слегка поклонились гостям.

– Мужики, – Гранислав спешился и уверенно подошел к ним, не выпуская из кулака уздцы коня. – Вы тут смотрящие за товаром?

– Мы. – Со скамьи встал высоченный детина, дожевывая хлеб. – А что надо?

– У брата во дворе все сани не поместятся. Хотим здесь их оставить, а лошадей уведём. – Гранислав весело смотрел на встающих со скамьи молодых мужиков, и они улыбались ему в ответ. – Присмотрите за товаром? Мы отблагодарим.

– Помню тебя, Гранислав. – Высокий детина подошел ближе к княжичу. – Мы с тобой, княжич, того, в детстве вместе на рыбалку ходили.

– Ну, ты и вымахал, Пута, – приобнял давнего приятеля Гранислав. – У кого сейчас работаешь?

– У купца Свири, но после крещения просит называть себя Поликарпом. – Детина слегка похлопал княжича по спине. – Свиря того, рогожками и тканями торгует, из Новгорода заморские привозит. Вот то гружу, то сторожу.

Достав из-за пазухи берестяную бутыль с настойкой, Гранислав передал её Путе.

– Дарю. Так присмотрите за санями? Коней мы к князю в конюшню отведём, а уедем за солью завтра. – Оглянувшись на мужиков своего поезда, смотрящих на него, он громко добавил. – Мы сегодня пить не будем!

– Ну-ну, – хмыкнул Любомир, неловко слезая с саней, без кульчена, держа его подмышкой и помогая себе костылём.

– Присмотрим за добром, – уверил Пута. – Заводи сани ближе к лавкам. Спасибо за бутыль.

– Пута, – княжич обернулся к небольшому холму вдалеке. – А что запах гари такой сильный? Пожар был?

– Хуже. В том холме лежат несколько наших стариков, креститься отказались. Самосожглись в доме Волхва Ветра. – Хлебнув настойки, Пута передал бутыль подошедшим мужикам. – Мы здесь их и захоронили. Чтобы далеко не ездить и нам не забыть.

– Значит, тётка Малина не наврала.

– Малина? – Пута аж заиграл плечами. – Ох, красивая баба. Значит, всё-таки доехала до вас. – Заметив улыбочку Гранислава, детина успокоился. – Нет, не врёт тётка Малина. Видишь, по левую руку от дороги брёвна свалены и мужики копошатся? Князь приказал дома для погорельцев ставить после Масленицы. И ещё в городе строят церковь. Это такой дом для нового Бога.

– Н-да, дела у вас тут. – Гранислав погладил по голове своего коня. – Будем разбираться. До завтра, Пута.

Не дожидаясь остальных, Гранислав вскочил на коня поехал к усадьбе старшего брата. За ним тронулись сани с Творемиром и Святославом.

Назначив сторожей и оставив сани на торговой площади, мужики пошли по улицам, ведя за собой коней и с удивлением осматривая длинную улицу, непривычно тесно застроенную домами за дощатыми заплотами[96]96
  Заплот – забор из досок, впритык пригнанных друг к другу.


[Закрыть]. Мимо них бегали радостные, стосковавшиеся по теплу и солнцу ребятишки и собаки.

Пахло подтаявшим снегом и прелой прошлогодней листвой. Над дальним лесом нависал темнеющий закат. Внизу подтаявшая Осуга блестела водой. По всему городу слышался стук деревянных молотков со стройки церкви.

На прибывших мужиков городские жители, идущие по своим делам, или сидящие на скамьях у ворот, смотрели без интереса, привыкли к приезжавшим. А они встали с раскрытыми от удивления ртами перед общественной мыльней. К крыше был прибит высокий крест, а над крыльцом картинка – суровый красивый мужик в странной одежде.

Особенно удивлялся парень Дикий, дёргая себя за густую бородку.

– Надо же, как люди… живут. Я теперь… домой… не вернусь… Вернусь… и убью батю…

* * *

Усадьба князя поражала размерами. Из-за высокого частокола, из-за заострённых кверху брёвен, были видны непривычно сверкающие слюдой большие окна хором и крыши многих строений.

Гостей князь принимал в тёплой поварне, сидя за столом. Для своего среднего возраста он выглядел крепким и здоровым. Длинная рубаха на крупном теле радовала взгляд расшитыми оберегами по вороту, подолу и рукавам.

– Ишь, как вырос, младший. – Встав навстречу, князь Белогор обнял сначала Святослава, затем Гранислава. – А чего сам Переслав не приехал?

– Приболел дядя Переслав. – Негромко объяснил Славка, стесняясь старшего брата. – Опять сердце прихватило.

– Значит, пьёт без меры, – пробурчал князь. – Другана своего, Ведогора не вижу.

– Он ногу сломал, – Гранислав показал на свою лодыжку. – Сидит дома, страдает. Бражку на травах пьёт.

– Хороший мужик… – Князь снова оглядел братьев. – Сколько народа поехало за солью?

– Так все, кто мог, у кого припасы для обмена остались. – Гранислав широко зевнул, прикрывая рот ладонью. – Девять саней, в каждых по три мужика. Наших, явидовских, больше всего.

– Вы оставили пять деревень без мужиков? – Возмутился и даже растерялся Белогор. – А если придут дикие или воры?

Сняв короткий тулуп, Гранислав остался в тёплых портах и рубахе, не менее празднично расшитой.

– Мужиков осталось достаточно, и бабы наши не пальцем деланные, сумеют отпор дать. Ведогор их организует… ковыляет иногда с палкой и костылём.

– Садитесь, будем ужинать.

– А наши мужики? – напомнил Граня. – Они весь путь голодные, еду для обмена на соль берегут.

– Не волнуйся, – успокоил князь. – Их уже отвели в гостевые клети в доме дружинников и посадили за общий стол. Лошади в конюшнях, обтёртые и сытые. Так вы на озеро Ильмень идёте или ближе?

– В Торжке остановимся. – Гранислав привычно уселся за стол и погладил доски перед собою. – Дальше не успеем, лёд на реках может треснуть.

– А племянники наши спят? – Святослав не стал садиться за стол, прислонился к притолоке.

– Спят, не дождались вас. – В поварню вошла повариха Куня, сонно морща верхнюю губу с седыми усиками. – Сейчас подам яичню. Так поздно ничего больше не придумаешь. Посолила ужин слабо, соли почти не осталось.

– Ты, парень, – Белогор устало взглянул на Творемира. – Переночуешь здесь, в поварне. В остальных клетях спят мои дети и братья. Столовую мы сегодня не топили, а надо затопить. – князь зевнул в кулак. – Мне ещё невесту смотреть. Не в поварне же принимать.

– Я мигом прикажу! – заторопилась Куня. – Сейчас воротника позову, он и пива принесёт.

– Куда нам пива? – лениво отказался Гранислав. – Скоро вставать.

– Не злите меня, братья. – Князь сам вынул из печи широкую сковороду и поставил в центр широкого стола. – Деревья рубить и мешки с солью таскать – без вас мужики справятся. А вы со Славкой люди крещёные, останетесь церковь строить.

– И я покрещусь, – легко улыбнулся Творемир. – Плотник я хороший.

– Договорились. – Белогор разломил каравай хлеба и дал каждому сидящему за столом по большому куску. – Благодарим Богов и Бога за хлеб-соль и крышу над головой.

– Благодарим, – отозвались Гранислав и Творемир.

– Не хочу есть, – сонно заявил Святослав. – Пойду спать на свою детскую лавку.

И он пошел, сшибая углы в сенях.

– Чего это он? Не заболел? – спросил Белогор брата.

– Жениться мальчишка надумал. По невесте скучает.

Сев за стол, князь отломил хлеба и лениво жевал его.

– А ему не рано?

Голодно наблюдая за руками Усатенькой Куни, разбившей на сковороду десятое яйцо, Гранислав напомнил:

– Ты сам во сколько женился? Отец тогда седмицу ругался и называл твою невесту непотребными словами.

– Да, прав оказался батя… Загуляла моя супруга, вовремя понял и выгнал… Но я постарше был… на пару лет. – Обеими ладонями Белогор тёр уставшие глаза. – Иди спи в свою подклеть, утро вечера мудренее…

Чуть на заваливаясь на лавку, засыпая, Творемир еле дождался ухода Гранислава.

– Белогор, у меня к тебе письмецо от Переслава. Велел передать без чужих глаз.

Достав из-за пазухи рушник, Творемир отдал его Белогору.

– Что пишет? – князь медленно развернул ткань.

– Даже не доставал письмецо! – Горячо зашептал Творемир. – Князь Переслав грозился от дома отлучить, если прочту. Знаю только, что он не хочет женитьбы Святослава, бережет его.

– Правильно делает, – проворчал Белогор. – Пойду отдохну. И ты спи, тяжелые дни у нас настали.

Подремав, сколько смог, Белогор встал. Ближе к рассвету ему приспичило поговорить. Зайдя в клеть Гранислава, он зажег от чадящего горшочка с дырками лучину в светце и сел на край лавки.

– Надоело мне быть вдовцом. Узнал от гонца – вы с Умилой присмотрели для меня невесту?

Улыбнувшись, Гранислав толкнул кулаком брата в плечо.

– Да, Белогор! Есть княжица Зоря-Зореслава. Заневестилась она, а за мужика идти не хочет. Гонористая очень.

– Это хорошо, если с гонором, я таких люблю. – Князь нервно подёргал бороду. – Не откажет?

– Бегом побежит. Такая честь для неё. А хозяйственная!

– Сиськи большие? – прокашлялся князь.

– Во! – Гранислав сложил руки и приложил к груди, выставив вперёд локти. – И задница большая. Но Зоря не толстая, просто крупная.

– Уже хочу. – Белогор зевнул в кулак. – И ещё, вы, княжичи, в Торжок не езжайте, только время потеряете, заболтаетесь, да запьёте.

– Слушай, брат, а как же Гаяна? Она-то как будет терпеть твою супругу?

Встав с лавки, Белогор поправил меховое одеяло на среднем брате.

– А Гаяна останется при мне, будет за хозяйством приглядывать… Она хорошая, только не любит меня, я чувствую. Как и первая моя супруга… Ты ведь помнишь, я её в деревню отправил, вернул приданое, но ничего больше. Сыновей при себе оставил. А мне супруга нужна, чтобы я на неё мог положиться.

Привстав, Гарнислав хмыкнул.

– Зорислава за своим старшим братом Милояром смотрит как верная собака, а уж своему супругу будет ноги мыть и ту воду пить. И Умила уже всё решила за тебя…

– Что она решила? – Слегка нахмурился князь. – Я нашу сестрицу побаиваюсь. Такая кобыла строптивая, еле замуж отдал.

– Помню, Белогор, Переслав её за бойцового петуха выиграл… – Гранислав широко зевнул, прикрывая рот ладонью. – Смешно было… только не ей. Умилу, братец, все до единого боятся, кроме Святослава. Короче, Зореслава будет здесь к утру. С нею старший брат Милояр и девка Доня, сводная их сестрёнка.

– Ты, как только они приедут – разбуди меня, Граня. А я пошел спать. Замотался за эти дни… И не пей много. – Добавил Белогор и вышел из клети.

– Я сегодня больше не пью, – уверял себя Гранислав, стараясь не смотреть в угол, где стоял жбанчик с его любимым пивом. – Я дремлю.

И он тут же встал.

* * *

Возок с Зореславой на двор княжеской усадьбы заехал на рассвете. Из возка первой выскочила Доня, вторым вышел Милояр. Потягиваясь, Милояр оглядывал хоромы и хозяйственные постройки, освещённые кострами у порогов.

– Богатая усадьба тебе достанется, Зоренька.

– Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазь нас упыри, – пробурчала княжица, ловко спрыгнув из возка на утоптанный снег, и поправляя платок и шубу. – Если понравлюсь князю.

– Ты лучше всех, – обнял сестру Милояр. – Тебя и за великого князя в Новгороде отдать не стыдно.

– Заждались мы вас! – От длинных домов дружинников шел взлохмаченный Гранислав в обнимку с шатающимся воеводой Горыней, тоже без шапки.

– Спать не ложились, зайцев не доели, пива не допили, – гудел воевода. – Какая красавица к нам приехала!

Не обращая внимания на пьяных мужиков, Зорислава вглядывалась на окна со вставленной в них слюдой. Они заискрились изнутри из-за зажженных лучин и масляных светочей.

Дверь на крыльце заскрипела и выглянула усатенькая повариха Куня.

– Заходите, гости дорогие! Князь ждёт вас в столовой.

Стянув варежки, Зореслава сняла верхний тёплый платок, вытерла лоб и растерянно посмотрела на брата.

– Иди, иди Зорюшка, не зря же мы столько времени тряслись по льду реки. – Милояр подхватил сестру под руку и потащил к крыльцу. – Пора тебе бабой становится.

Потерявший опору воевода Горыня чуть не упал, но Гранислав его поддержал и поставил у крыльца.

Достав висящий на груди деревянный оберег Мокоши, оставшийся от матери, Зоря поцеловала его и решительно отправилась к крыльцу, развязывая тесёмки норковой шубы.

Воевода Горыня остался на крыльце и, прислонившись к резному столбу, задремал.

Сонный Белогор ждал гостей сидя на резной лавке в протопленной столовой, одетый в простую домашнюю неподпоясанную рубаху, в тёплые порты и расшитые поршни. Рядом с лавкой князя стояли двое дружинников, один из них – брат Переслава, Мстислав, второй – его помощник.

Вошедшие сняли шапки и поклонились в пол, княжица только в пояс.

Кивнув гостям, Белогор встал и остановился около Зореславы, скинувшей шубу на руки брату. Смотрел на девицу не просто с интересом, а с оценкой её, как на вероятно близкого человека.

Девушка, по сравнению со старшим братом Милояром, была не настолько пригожа, но статная, с нежным румянцем, с курносым носом и яркими губами.

– Здрава буде, княжица Зореслава.

– Здрав буде, князь Белогор. – Зоря снова поклонилась в пояс. – Вот, приехала на тебя поглядеть, себя показать.

– Ишь ты, какая смелая… – дальше Белогор не знал, что говорить.

– Я тебе, князь, письмо от твоей сестры Умилы привезла. – Княжица достала из рукава расшитой рубахи узкий берестяной свиток и протянула Белогору.

Князь развернул свиток, всмотрелся. Буквы были не процарапаны, а начертаны чернилами, что делают из орешков дуба и клея. Прочитав, улыбнулся.

– Хвалит тебя, Зореслава, моя сестра. – Он положил письмо на стол. – Идите все спать, утро вечера мудренее. Девицам постелено в гостевой клети, повариха Усатенькая Куня, отведёт вас.

Первой, плавно развернувшись, из столовой вышла Зореслава. Она боялась от страха и надежды на свадьбу упасть в обморок, но сдержалась, вышла в открытую дверь и только там прислонилась к плечу Милояра, обнявшего её.

– Ты Зоря, не девица, ты бой-баба. – Он накинул на плечи сестры шубу.

– Мне Милоярушка, деваться некуда. – Приходя в себя, княжица глубоко вздохнула. – Не возьмёт князь в жены, никто не возьмёт…

– А нас покормят? – девочка Доня, подошла к бревенчатой стене, расписанной дивными цветами, провела по ним ладонью. – Красиво как.