Текст книги "Удивительная риторика"

Выступления поэтов перед публикой стали одной из символичных черт общественной и культурной жизни 20-х годов XX века. Так творцы могли высказать свою позицию по многим острым вопросам. Ярким оратором был мастер поэтического слова Владимир Маяковский (1893–1930). Каждое его выступление было настолько оригинальным, неординарным, в чем-то резким и откровенным, что запоминалось всем присутствующим без исключения.

В. В. Маяковский с почитателями его таланта

Вот как описывал его советский писатель Лев Абрамович Кассиль:

«Политехнический осажден. Смяты очереди. Трещат барьеры. Давка стирает со стен афиши. Администратор взмок… Лысой кукушкой он ускользает в захлопнувшееся окошечко. Милиция просит очистить вестибюль.

Зудят стекла, всхлипывают пружины дверей. Гам… Маяковский сам не может попасть на свой вечер. Он оказывается заложником у осаждающих. С него требуют выкупа: пятьдесят контрамарок…

Зал переполнен. Сидят в проходах, на ступеньках, на краю эстрады, на коленях друг у друга. Только в первых рядах еще видны пустые места, оставленные для лиц, особо уважаемых администрацией и пренебрежительно опаздывающих.

И вот выходит Маяковский. Его появление на эстраде валит в котловину зала веселую и приветливую груду хлопков…

В одной руке Маяковского портфель, в другой – стакан чаю…

С мрачной иронией оглядывает он первые ряды и поднимает голову. Теперь он смотрит наверх, на балкон. Крепко закушенный, втиснутый в самый угол рта окурок вдруг сдвигается в широкой улыбке.

– Галерка! – произносит Маяковский грохочущим басом. – Студенты, сюда!

И жестом, убедительнейшим по своему размаху и простоте, он приглашает веселое население галерки занять неприкосновенные пустоты в партере. Студенты валят вниз. Растерянные капельдинеры сметены.

– Горные жители спускаются в долину, – вполголоса говорит Маяковский…

Собственно, это не доклад, это блестящая беседа, убедительный рассказ, зажигательная речь, бурный монолог. Интереснейшие сообщения, факты, неистовые требования, возмущение, курьезы, афоризмы, смелые утверждения, пародии, эпиграммы, острые мысли и шутки, разительные примеры, пылкие выпады, отточенные формулы. Память его необъятна. Без труда цитирует он десятки строк других поэтов. Недаром говорят друзья: у Володи память как дорога в Полтаве – каждый галошу оставит. На шевелюру и плеши рыцарей мещанского искусства рушатся убийственно меткие определения и хлесткие шутки… Стенографистки то и дело записывают в отчете: «смех», «аплодисменты», «общий смех», «бурные аплодисменты»…

Он ходит по эстраде, как капитан на своем мостике, уверенно направляя разговор по выбранному им курсу. Он легко, без натуги, распоряжается залом.

Становится жарко. Он снимает пиджак, аккуратно складывает его. Кладет на стол. Подтягивает брюки.

– Я здесь работаю. Мне жарко. Имею право улучшить условия работы? Безусловно!

Некая шокированная дама почти истерически кричит:

– Маяковский, что вы все подтягиваете штаны? Смотреть противно!..

– А если они у меня свалятся?.. – вежливо интересуется Маяковский.

Некто в черепаховых очках и немеркнущем галстуке взбирается на эстраду и принимается горячо, безапелляционно доказывать, что «Маяковский уже труп и ждать от него в поэзии нечего».

Зал возмущен. Оратор, не смущаясь, продолжает умерщвлять Маяковского.

– Вот странно, – задумчиво говорит вдруг Маяковский, – труп я, а смердит он.

И оратор кончился… Когда хохот стихает, в одном из углов зала опять начинают что-то бубнить недовольные.

– Если вы будете шуметь, – урезонивает их Маяковский, – вам же хуже будет: я выпущу опять на вас предыдущего оратора».

Артистизм Маяковского – ярчайший пример того, как оратор может сделать свое выступление практически ничем не уступающим театральному представлению, таким же увлекательным.

Несмотря на то, что в 1865 году рабы в Америке обрели свободу, притеснение негритянского населения, особенно в южных штатах, продолжалось. Чернокожие посещали отдельные бары, их не брали на высокооплачиваемую работу. В автобусах даже были отведены места специально для чернокожих. Все это называлось расовой сегрегацией. Тайное общество ку-клукс-клан было организовано южанами после Гражданской войны и пропагандировало расизм методами насилия и террора, насаждая превосходство «белого» населения над «черным». Вплоть до 50-х годов XX века сохранялось такое положение вещей.

Против расизма выступил баптистский священник Мартин Лютер Кинг (1929–1968). Он был талантливым проповедником и ярким оратором, стал лидером Движения за гражданские права чернокожих в США. За вклад в борьбу за гражданские права и демократию в 1964 году Кингу была присуждена Нобелевская премия мира.

Это был поистине гений красноречия. В первую очередь Кинг был человеком действия. Он организовывал марши протеста, бойкотировал власти, собирал вокруг себя множество единомышленников из разных слоев общества – от рабочих до банкиров и членов правительства.

Публичные выступления для Мартина Лютера были таким же активным действием. Ни разу он не произнес речи, с помощью которой не хотел бы чего-то добиться. Все его выступления были направлены на достижение конкретных целей. Речи Мартина Лютера Кинга оказывали на толпу поистине магическое воздействие – заставляли идти безоружными навстречу вооруженным полицейским, участвовать в акциях протеста, устраивать забастовки, совершать акты неповиновения, даже рискуя при этом угодить за решетку.

Как удавалось это Кингу? Во-первых, он бесспорно обладал яркой харизмой и чрезвычайной убежденностью в тех идеях, которые проповедовал. Может, как любого человека, Мартина Лютера иногда терзали сомнения, страхи, неуверенность, но в одно он верил безоговорочно – в идеал свободы, в то, что его чернокожие братья должны достойно жить и воспитывать своих детей гордыми и независимыми.

Речи Мартина Лютера Кинга были очень талантливо составлены. Они были понятны всем и каждому, затрагивали потайные струны души, вызывали сочувствие, гнев, любовь, ненависть, то есть оратор умел играть на подсознательных чувствах людей, независимо от расы, пола, возраста, образования. В этом и заключается смысл красноречия как искусства. Настоящее искусство путем соединения различных чисто технических приемов и творческого, духовного начала обращено к душе человека, его эмоциям. Многие на выступлениях Кинга плакали, кто-то менял свои убеждения на противоположные.

Одна из самых знаменитых речей Мартина Лютера Кинга – «У меня есть мечта» (англ. «1 have a dream»). Эта речь признана образцом ораторского искусства и одним из самых великих текстов XX века, изменивших ход истории. Вслушайтесь в само название «У меня есть мечта». Оно красивое и завораживающее. И вся речь Кинга наполнена красотой, одухотворенностью, словно он вдохнул в Слово новую жизнь. Оратор не использует шаблонных фраз, «казенных» выражений. Текст полон образов, метафор, сравнений. Мартин Лютер Кинг – мастер художественных образов. Он словно мыслит образами, наполняя ими свои речи.

Мартин Лютер Кинг

Например, образы, построенные на сравнении. Прокламацию об освобождении негров Линкольна Кинг сравнивает с «радостным рассветом», а годы рабства называет «долгой ночью пленения». Оратор называет отношение американцев к неграм «испепеляющей несправедливостью», сравнивая ее с обжигающим пламенем. В тексте несколько раз сравниваются свет и тьма, день и ночь. Кинг словно берет в свидетели саму природу, часто упоминая образы гор, долин, вод.

Мартин Лютер Кинг умело использовал множество риторических приемов. Например, аналогию. Не зря он так часто упоминал популярных политиков (Кеннеди, Линкольна), вплетал в повествование сюжеты из Библии, распространенные крылатые фразы. Так он создавал и укреплял у людей ассоциативные связи между своими новыми идеями и старыми, которые устоялись и признаны большинством.

Следует обратить внимание на совершенную композицию речи «У меня есть мечта». Здесь есть все традиционные части: приветствие, введение, основная часть, заключение.

Основная часть также четко структурирована, все темы ее переходят одна в другую, строго подчиняясь причинно-следственным связям. Мартин Лютер Кинг подчеркивает, что завоеванное право чернокожих на свободу не соблюдаются. То есть американцы не выполняют свой «святой долг», завещанный им великими предшественниками, такими, как национальный герой Авраам Линкольн.

Здесь Мартин Лютер Кинг обращается к знаменитой Геттисбергской речи президента-освободителя. Линкольн говорил, что американцы должны доказать, что солдаты погибали не зря. Кинг сказал, что американцы до сих пор этого не доказали, но еще есть возможность это сделать: «И мы пришли, чтобы получить по этому чеку – чеку, по которому нам будут выданы сокровища свободы и гарантии справедливости».

Линкольн говорил о возрождении Америки, Кинг говорил о ее возвышении при условии установления принципа свободы и равенства: «Это будет день, когда все Божьи дети смогут петь, вкладывая в эти слова новый смысл: “Страна моя, это я тебя, сладкая земля свободы, это я тебя воспеваю. Земля, где умерли мои отцы, земля гордости паломника, пусть свобода звенит со всех горных склонов”. Если Америке предстоит стать великой страной, это должно произойти».

Выступлению Кинга свойственно не только красноречие, но и страстность: «С каждого горного склона пусть звенит свобода!». Он часто повторяет «мы должны», «наша надежда», «многие из нас» – «Мы не сможем утолить нашу жажду свободы, испивая из чаши горечи и ненависти!» Это объединяющие оратора и публику выражения. Кинг употребляет такие фразы, в которых «мы» можно с легкостью заменить на «я». Если бы он говорил «вы должны», это звучало бы как нотация. Потому форма «мы» здесь как нельзя кстати.

Свою личную мечту Кинг разделил с миллионами американцев, апеллируя к Американской мечте: «Я говорю вам сегодня, друзья мои, что, несмотря на трудности и разочарования, у меня есть мечта. Это мечта, глубоко укоренившаяся в Американской мечте. У меня есть мечта, что настанет день, когда наша нация воспрянет и доживет до истинного смысла своего девиза: “Мы считаем самоочевидным, что все люди созданы равными”». При этом свое по сути требование «вывести… нацию из зыбучих песков расовой несправедливости к твердой скале братства» Кинг облек в более мягкую, романтичную, призывную формулировку «мечты».

Речь, безусловно, напоминает проповедь, в которых Мартин Лютер был так силен и традиции которых использовал в своих выступлениях. Кинг дает отсылки к Священному Писанию («Давайте не будем страдать в долине отчаяния»), Декларации независимости США, Манифесту об освобождении рабов и Конституции США. В конце речи он трижды повторяет: «Свободны, наконец! Свободны, наконец! Спасибо всемогущему Господу, мы свободны, наконец!» Эта концовка ассоциируется с завершением молитвы: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, Аминь, Аминь».

Постоянные повторы ключевых фраз заставляют слушателей присоединиться к оратору, тоже повторять про себя или вслух эти фразы, слова как бы вливаются в сознание публики: «У меня есть мечта…», «Пусть свобода звенит…», «Мы не успокоимся, пока…».

Это придает речи напевность, так как ритмическое ударение в предложениях за счет повторения синтаксических конструкций будет падать на одни и те же слова, словно в стихотворении: «Когда мы позволим свободе звенеть, когда мы позволим ей звенеть из каждого села и каждой деревушки, из каждого штата и каждого города, мы сможем ускорить наступление того дня, когда все Божьи дети, черные и белые, евреи и язычники, протестанты и католики, смогут взяться за руки и запеть слова старого негритянского духовного гимна: “Свободны, наконец! Свободны, наконец! Спасибо всемогущему Господу, мы свободны, наконец!”»

Как мы видим, Мартин Лютер Кинг изначально составлял свои речи таким образом, чтобы облегчить не только их понимание для слушателей, но и произнесение для себя. Он точно знал, какие слова выделять интонационно, где сделать паузу, – сам текст подсказал бы ему это, если бы вдруг эмоции захлестнули его самого.

А эмоции действительно в выступлениях Кинга имели решающее значение. Если вы найдете в интернете и посмотрите в записи выступление Кинга «У меня есть мечта», вы непременно заметите, что его голос дрожит, то ли от волнения, то ли от подступающих слез. Но это нисколько не портит впечатление от речи, только придает ей больший драматизм. Видно, что оратора волнует то, о чем он говорит, что он разделяет со своим народом, со своими «черными братьями» их беды и горести и вместе с ними мечтает о свободе.

Написать хороший текст еще не значит сделать успешное выступление. Слушатели должны услышать и понять каждое слово. Мартин Лютер Кинг долго оттачивал свой голос. Перед публикой он «включал» нужный темп, придавал речи энергичности, эмоциональности, передавал голосом и мимикой всю палитру чувств – от искренней радости и надежды до ненависти и требования справедливости.

Знаменитый ораторский прием Кинга состоял в следующем. После произнесения особенно ошеломляющей фразы он обязательно делал паузу, в ожидании глядя на слушателей. В толпе раздавались одобрительные возгласы, до слушателей доходила вся глубина и значительность сказанного. Далее Кинг продолжал развивать эту мысль, одобрительный шум в толпе нарастал, повышал тон и оратор. Таким образом Кинг добивался настоящего гула одобрения в толпе.

Список литературы

Гаспаров М. Л. Занимательная Греция: Рассказы о древнегреческой культуре. – М.: Новое литературное обозрение, 1996.

Деловое общение. Методологическое пособие к семинарским и практическим занятиям / Пашкина Т. А. – Саратов, 2005.

Добрович А. Б. Общение: наука и искусство. Изд. 2-е. – М.: Знание, 1980.

Кассиль Л. А. Маяковский – сам. – М.: Детская литература, 1963.

Кохтев Н. Н. Риторика: учеб, пособие. – М.: Просвещение, 1994.

Новицкая Л. П. Уроки вдохновения. – М.: Всерос. театр, о-во, 1984.

Поль Л. Сопер. Основы искусства речи. – М.: Издательство иностранной литературы, 1958.

Речи известных русских юристов / сост. П. М. Захаров, Е. П. Черкашина. – М.: Юридическая литература, 1985.

Рождественский Ю. В. Теория риторики. – М.: Добросвет, 1997.

Севастьянов В. С Заметки о мастерстве оратора. – М.: Политиздат, 1971.

Три трактата об ораторском искусстве / под ред. М. Л. Гаспарова. – М.: Наука, 1972.