Текст книги "Не пролететь мимо Земли"

Глаз у Артура не было. Были две красные ямки, из которых что-то сочилось. Горло было перерезано под самым подбородком, и поэтому Рома не заметил этого сразу.

Грин закричал, шарахнулся назад. Ногой он задел кан. Тот опрокинулся, вода хлынула на угли и в ботинок Роме, обварив ногу. Но Грин этого даже не почувствовал. Не услышал, как шипит вода на углях. Он смотрел на чечен, выпрыгивающих из кунга радиостанции. Увидев его, первый из боевиков, бородатый, как церковный патриарх, что-то крикнул по-своему. Остальные замерли. Грин дернул затвор автомата и тут вспомнил. Чечены тоже увидели, что рожка у нет нет, и поняли, что бояться им нечего. Они двинулись к нему. Рома спиной перешагнул через лавку, на которой только что сидел, и уперся в брезентовый навес.

Чечены шли к нему, не спеша, скаля зубы и переговариваясь.

И тут Грин услышал голос Шамили.

* * *

Крик в лагере раздался, когда Шамиля, всхлипывая, уже выщелкала из рожка больше половины патронов. У нее был всего один карман на платье, но чеченка послушалась совета русского.

Шамиля подняла голову. Она узнала голос Грина, а потом услышала родную речь.

Чеченка вскочила и побежала к лагерю.

Выскочив на полянку, Шамиля увидела нескольких мужчин, полукругом окружавших кострище. Брезент, натянувшийся под фигурой человека. Тот из боевиков, что стоял ближе к лесу, обернулся.

– Шамиля Руслановна? – сказал он ошеломленно.

Шамиля изумилась встрече ничуть не меньше Вахтанга, своего лучшего ассистента, но времени на удивление не было.

– Не мучай его! – закричала она на по-чеченски. – Он добрый мальчик! Он не тронул меня, это все они, те, двое!

Лицо Вахтанга стало жестким. Хотя чечен примкнул к боевикам всего неделю назад, а во главе отряда оказался только сегодня ночью, после того, как большая часть отряда полегла, нарвавшись на засаду русских, он уже многое понимал. Вахтанг увидел оттопыренный карман Шамили и понял, где русский оставил рожок от своего автомата.

– За что же он дал тебе столько патронов? – сказал Вахтанг.

– Он дал их мне просто так! Чтобы я могла обменять их на еду!

Вахтанг покачал головой. Шамиля подбежала у нему вплотную и остановилась, задыхаясь.

– Прошу тебя, Вахтанг!

На голоса обернулись и другие боевики.

– Если он такой добрый, – сказал Вахтанг медленно. Ему в голову пришла новая мысль. – Почему ты не просишь, чтобы я его пощадил?

Шамиля опустила глаза.

– Ты ведь не сделаешь этого, – сказала она.

– Почему же? – сказал Вахтанг, усмехаясь. – Очень даже сделаю. Пусть живет, что же.

Шамиля застонала, поняв, что он хочет сделать. Вернувшись в разгромленный лагерь и обнаружив Грина в живых, русские скорее всего застрелили бы его сами.

– Пусть так, – сказала она.

– Дайте ему по башке и свяжите, – крикнул Вахтанг, обращаясь к остальным. – Пусть русские думают, что это он – предатель, что он нас навел.

Вахтанг улыбнулся.

– Это их немного развлечет, а мы будем уже о-ччень далеко отсюда…

Чечены поняли задумку своего командира и засмеялись.

* * *

Грин слышал, как Шамиля и бородатый чечен о чем-то говорят. О чем, было понятно и так, хотя чеченского Рома не знал. «Оторвите ему яйца – От сейчас их сам себе оторвет, а мы посмотрим, правда, Шамиля?». Грин невольно провел рукой себе по ноге. Пальцы его коснулись гранаты сквозь грубую ткань штанов. Чечены засмеялись.

Но Рома этого уже не слышал.

Он уже больше ничего не слышал, не видел и не чувствовал. Он боялся, что чека выскользнет из пальцев его вдруг вспотевшей руки.

Не выскользнула.

* * *

Выйдя из купе, Рикошет столкнулся с Ленкой, которая тащила громоздкий чехол со своей флейтой в одной руке, а рюкзачок с вещами и бубен – в другой.

– Привет, – сказал он, галантно отбирая у нее футляр и чмокнув в щечку. – Рита с Гариком в тамбуре?

– Гарик – то там, – сказала запыхавшаяся Лена. – А за Риткой я зашла, звонила-звонила, но мне никто не открыл… я подумала, что они уже оба здесь.

Рикошет изменился в лице, вернулся в купе и быстро запихнул чехол на верхнюю полку.

– О, Ленка, здравствуй, – сказал Андрей, подвигаясь.

Лена уселась рядом с ним и достала из рюкзачка пудреницу. Щелкнула дверь купе, закрываясь за Рикошетом.

Андрей метнулся к двери, но Орешек преградил ему путь. Вчерашние события он пропустил, Гарик подхватил его прямо на проходной. Но несмотря на усталость после смены, Орешек смог сделать правильные выводы из неохотного рассказа Гарика.

– Назад, – процедил Орешек сквозь зубы.

Андрей как-то сразу обмяк, словно в его теле сломался несущий стержень.

– Чем они тебе помешали? – свирепо глядя на него, сказал Орешек. – Или ты тоже Гарика хочешь?

Андрей никак не отреагировал на оскорбление. Парень безвольно опустился на койку.

– Заткнись ты, ради бога, – сипло сказал он.

Орешек тоже сел. В наступившей тишине было слышно, как тщательно пудрится Лена. Барабанщик почувствовал на себе ее взгляд, и поднял глаза.

– Рекомендую тебе запатентовать этот взгляд, – нехорошо усмехаясь, сказал он. – Могу даже название подарить – «Если бы красота убивала».

Но тут они посмотрели на него оба, разом, и Орешек ощутил неприятный холодок в животе. Это были не те люди, которых он знал с сопливого детства, с которыми ходил тайком от мамы по ночам купаться на карьеры и давал списать.

На него смотрели два безумных зверя.

* * *

Поезд чем-то лязгнул. Гарик ощутил первый толчок, и понял, что электричка отходит от перрона. В мутном стекле тамбура медленно проплыли метровые, с обтрескавшейся позолотой буквы ХИРИШИ на обшарпанном здании вокзала.

Увидев вошедшего Рикошета, он спросил:

– Ключи от дома Рита тебе дала?

– Ничего она мне дала, – сказал Эмиль мрачно.

Он достал сигареты и склонился, прикуривая. Ему не хотелось видеть на лице Гарика нескрываемое облегчение.

– Я не знаю, почему Рита не пришла, – закончил Рикошет.

За окном замелькали гаражи – поезд набирал скорость.

– Проспала, наверное, – сказал Гарик спокойно. – Или с работы не отпустили. Все ведь так неожиданно, а у них сейчас как раз этот… квартальный отчет.

– Так позвонила хотя бы, – пробормотал Рикошет.

– Эмиль, – сказал Гарик. – Дай мне твой питерский адрес.

Рикошет взглянул на него.

– Я что-то не понял логического перехода, – сказал он.

Гарик сказал, глядя через окно на перерубленную шлагбаумом пеструю ленту машин:

– Тебя ведь здесь больше ничего не держит. Не бойся, я намеки понимаю. Если ты уйдешь как в этот раз, не попрощавшись, я к тебе не буду заходить.

Он повернулся лицом к бас-гитаристу и закончил:

– Но я хочу иногда постоять и посмотреть на дом, в котором ты живешь.

Гарик опустил голову. С минуту Рикошет смотрел на осветленную полоску вокруг макушки в его черных волосах. Он понял наконец, что это ему напоминает. Хотя Гарик, когда делал колорирование, вряд ли думал об этом, светлый круг в волосах его казался нимбом.

Затем Рикошет сказал тихо, но отчетливо:

– Скажи, Гарик, если ты с самого начала думал, что я тебя только использую, почему ты вообще пошел на это все?

Гарик пожал плечами:

– Что же мне, как премудрому пескарю какому, всю жизнь дрожать? Я знал, что раньше или позже это кончится… Будет больно, так что ж… Было же и хорошо.

– А ты смелее, чем я, – сказал Рикошет задумчиво.

– Нет, – сказал Гарик. – Просто меня меньше били.

По лицу Эмиля, ломая его, прокатилась болезненная судорога.

– Поцелуй меня, – сказал Гарик.

Музыкант бросил сигарету, подошел к нему и наклонился.

За окном проносилась яркая, желто-красная стена осеннего леса.

В дверь тамбура раздался осторожный стук.

– Это Орешек, – сказал Гарик, отстраняясь от Рикошета. – Билеты, наверно, проверяют, а они у меня…

Дверь приоткрылась, и в тамбур осторожно заглянул Орешек. Увидев их обоих, он облегченно вздохнул.

– Там пришла какая-то тетенька и требует билеты, – сказал Орешек. – Лена сказала, что все они у тебя?

Парни вошли в покачивающийся вагон. Рикошет чуть отстал. Орешек воспользовался этим и тихо сказал Гарику:

– Я понимаю, что вы соскучились и все такое… Но слишком-то вы не бравируйте. Будь осторожнее, Гарик. Андрей хотел к вам сразу пойти, я не дал, так они вдвоем с Ленкой так на меня посмотрели, я не знаю… как крысы бешеные.

Гарик усмехнулся.

– Да ладно, – сказал он. – Что Андрей мне может сделать?

– Тебе-то ничего, – согласился Дима. – Но ты о Рикошете подумай хоть немножко…

Гарик вздохнул. Он хотел сказать: «Только о нем и думаю», но в открытую дверцу купе уже выглядывала встревоженная Лена и сердитая проводница, и парень промолчал.

На ходу доставая билеты, он вошел в купе.

* * *

Безумные глаза фанатов блестели в полумраке, как рассыпанные по залу веслогорского ДК осколки огромного зеркала. В них отражалась сцена, Андрей, Орешек, едва успевавший обрабатывать свои тарелки и барабаны, Гарик, прильнувший к микрофону. Как и Цой, он всегда поднимал голову чуть вверх, когда выступал, стойка не позволяла опустить микрофон так низко, как это ему требовалось. Рикошет стоял на краю сцены на широко расставленных, чуть присогнутых ногах. Бас-гитарист работал – «рубил мясо». Зал визжал от восторга. Около самой сцены творилось что-то страшное. Фанаты подпрыгивали, их цепкие руки тянулись к музыкантам.

Вика чуть повела плечиком, взглянула на часы и стала выбираться в проход. Она никогда не могла проникнуться настроением толпы. Никогда музыка не пронизывала Вику так, что становилось больно сердцу и хотелось выть, кричать и бесноваться. Но все же девушка пришла на этот концерт. И можно было еще не торопиться уходить, до времени, когда Костик обещал подъехать за ней, оставалось еще минут десять. Но в Вике все сильнее росло чувство, странное, необъяснимое и неожиданное. За те полгода, что Вика вращалась в рок-тусовке, она успела не только ознакомиться с творчеством Кинчева, но и понять, что в словах его песни: «Ну а мы, ну а мы, педерасты, наркоманы, нацисты, шпана, как один социально опасны и по каждому плачет тюрьма», содержится самый краткий и исчерпывающий портрет всех рок-музыкантов. Даже в те времена Вика не испытывала к этим людям ничего, кроме презрения, порой перераставшего в брезгливость. Загадкой осталось для девушки другое – как эти люди могли после этого уважать себя? Ведь они этого ничуть не стеснялись, и похоже, даже гордились собой, что уж никак не укладывалось в голове Вики. Она не могла воспринимать всю рок-тусовку иначе, как неудачников, не имеющих сил, чтобы следовать правилам этой жизни. Но сейчас девушке вдруг начало казаться, что как раз эти люди – люди настоящие, живые. А те, кто теперь окружал Вику, вдруг показались девушке куклами, неспособными чувствовать и сопереживать, ожившими мертвецами, наподобие зомби. И тоска, глухая, невнятная, сродни той, что охватила Адама, когда он впервые смотрел на ворота райского сада снаружи, охватила Вику.

И от этого чувства Вика метнулась в проход. Девушка запнулась о ноги валявшегося там фаната и чуть не упала. Песня закончилась, и в краткий миг тишины Вика услышала, как кто-то всхлипнул. Она посмотрела на парня у себя под ногами, но на лице того застыло идиотски-блаженное выражение.

Вдруг девушка поняла, что это всхлипнула она сама.

А со сцены уже лились аккорды следующей песни. В отличие от большинства песен рок-групп, здесь отчетливо были слышны и слова. «Рикошет, наверное, писал», лениво подумала Вика, но тут разобрала, о чем поет Гарик, вздрогнула и остановилась. Песня была о любви простого юноши к принцессе. Принцесса насмешливо говорила парню, потерявшему от любви голову:

–… Что мне твое небо, что мне твои песни!

Гарику надоело тянуться к стойке. Он снял микрофон и сделал фантастический прыжок по сцене. Рикошет врезал по басам, и зал восторженно взвыл.

– Ведь хочу я денег, обойдусь без лести! – подхватил Рикошет.

Фанаты тоже были равнодушны к лести.

– Мяса! Мяса! – кричали внизу.

Однако эти крики не заглушили ответа неудачливого влюбленного:

– Но кровь на платье вижу я, – пропел Гарик.

– Сегодня ночью была ты не одна! – закончил бас-гитарист.

Даже сквозь ярость музыки Вика слышала бесконечную издевку в голосе Рикошета. Девушке показалось в этот миг, что на голову ей опрокинулось ведро с ледяной водой… да нет, с помоями. И все в зале смотрят на нее, и хохочут, показывая пальцами.

* * *

Бросив быстрый взгляд на Свиста, Бабай похолодел. Тот, бледнея, беспорядочно жал на педаль, бестолку дергая струны.

Соло-гитара сдохла.

Гарик юзом швырнул себя на пол, проскользнув между ногами Рикошета.

– Этой ночью кто-то был первым, – проревел он в микрофон, дерзко улыбаясь и глядя на бас-гитариста снизу вверх. – Так кто же, кто же был твоим ПЕРВЫМ?

Вступил Орешек со своими барабанами. Того, что Андрея уже нет на сцене – он кинулся в кулисы менять батарейку – Рикошет видеть не мог. Гарик отвел руку с микрофоном как можно дальше и отчаянно крикнул:

– Эмиль! Соло – гитара сдохла! Сделай что-нибудь!

Брови Рикошета взметнулись, как вспугнутые птицы. Гарик понял, что бас-гитарист услышал его.

– Разве тот, кто тебя любил? – яростно вопросил Эмиль. – На руках кто тебя носил?

Дальше должно было идти соло.

Гарик узнал проигрыш, жесткий, мрачный и динамичный. Сложный, как и все вещи Рикошета, с неповторимым, как завитушка подписи большого начальника, вывертом в конце. Эту свою вещь Эмиль вчера играл Гарику в гараже. Выслушав, Гарик преисполнился самых мрачных догадок по поводу того, чем занимался его любовник весь этот месяц.

Благодарные любящие глаза Бабая мелькнули перед Рикошетом, когда бас-гитарист осторожно перешагнул через него и кивнул Орешку. Лицо бас-гитариста окаменело от напряжения, став словно маска. Лоб Эмиля покрылся испариной. Публику внизу скручивало от наслаждения в ритме почти инфразвуковых синкоп. Виртуозно выбираясь из немыслимого диссонанса, Рикошет видел Андрея, метнувшегося из кулис с запасной батарейкой, безумно выкатившиеся глаза Орешка – все-таки барабанщик «Колотуна Бабая» был одним из лучших, но даже он боялся сорваться. Орешек думал только о том, что если бы не своевременно пройденный курс лечения, он сейчас не вытянул бы. Эмиль слышал уже совершенно нечеловеческий вой фанатов за спиной. «Ты мечешь бисер перед свиньями», прозвучал в его мозгу насмешливый голос Василия Владимировича. – «Эти безмозглые ублюдки никогда не поймут и не оценят того, что ты делаешь…».

Он неудачно наклонился, и рука особенно высоко подпрыгнувшего фаната вцепилась в футболку Эмиля на животе. Рикошет рухнул на колени, увлекаемый всей массой тела обезумевшего фаната. Но с ритма не сбился. Перед лицом музыканта мелькнули руки подбежавшего охранника в серо-синих камуфляжных рукавах, раздался треск, и Эмиль почувствовал, что освободился. Он поднялся на ноги, продолжая играть.

На секунду его охватило отвращение к своему призванию. “Неужели, – подумал он обреченно, – “ Все мои муки, все страдания, когда пишешь песню, шлифуешь ее и готов себя убить, когда она все – таки не совсем идет, – неужели это все для того, чтобы эти сопливые дикари, слишком тупые даже для того, чтобы самостоятельно найти себе развлечение, несколько минут повыли и попускали слюни? “

Но вот уже вступила гитара Андрюхи, успевшего за это время заменить батарейку, флейта Лены подхватила ритм. Эмиль перевел дух, тут же позабыв горькие мысли, только что метавшиеся в его голове. Он ускользнул, в очередной раз не сдался толпе, иначе они сейчас в яростном наслаждении выли бы, раздирая его сердце на куски: “Облажался! Рикошет облажался!”

– Дура! – рявкнул он в микрофон.

Лена ударила в бубен.

– Дура! – воскликнул Гарик.

– ДУРА-ДУРА–ДУРА-ДУРА! – застонали, завизжали, завыли фанаты…

Бешеная карусель концерта понеслась дальше.

* * *

Вика опрометью бросилась вон.

Грудь жгло, словно огнем. Сквозь пелену слез проплыли мимо девушки обшарпанные стены ДК. Выскочив на ступеньки, Вика увидела в другом конце площадки перед дворцом Риту, и мгновенно узнала ее, хотя подруги не виделись уже больше года. Рита болтала с загорелой девчонкой в цветастом сарафане. Словно почувствовав ее присутствие, Рита подняла глаза и увидела Вику.

А потом Рита попятилась, отводя глаза, поспешно вскарабкалась на высокую каменную тумбу из тех, что окружали подъезд к ДК, и отвернулась.

Вика пошатнулась, жадно вдохнула. Но воздух, холодный и горький, с бензиновым дымком, словно ушел в пустоту. В огромную пустоту, что зияла в душе девушки, словно пропасть, словно неизлечимая рана. Словно тонкая трещина в кувшине, в которую капля по капле уходила бесценная влага, вдруг раскололась, срезонировав с безумной мелодией, и кувшин опустел в один миг.

И ничто уже не могло заполнить эту пустоту – ни серебристый мерс, подъезжавший к ДК, ни золотое кольцо на безымянном пальце правой руки, ни украшавшие его брильянты – Костик был не таков, чтобы покупать жене кольца с каким-нибудь цирконом.

Но это все уже не имело значения.

* * *

Рита не проспала, как подумал Гарик. С утра она пошла на работу, лихорадочно придумывая, что бы такого наврать и отпроситься с парнями на концерт. Но в тот день судьба улыбнулась девушке. Старший бухгалтер, Василина Андроновна, не дала ей даже раздеться и включить компьютер. Виктор Федорович, директор головного офиса, срочно требовал отчета. А отчет-то был не так уж и хорош. Василине Андроновне совсем не хотелось мотаться, да и про то, что Рита в хороших отношениях с шефом, старшему бухгалтеру было известно. Вряд ли бы Виктор Федорович стал сильно распекать Риту, а даже если бы и стал – так не на старую больную голову Василины Андроновны опростают эти ночные горшки. И не успела Рита опомниться, как уже сидела в машине, а перед ее глазами мелькнула гордая вывеска «Хириши – город-герой!».

Девушка хотела позвонить Гарику и сказать, чтобы он не волновался, но в тот момент, когда оставалось нажать только зеленую трубочку, вдруг смутилась. Вчера ей хватило духу держаться, в основном благодаря тому, что Рикошет оказался милосерден к ней. Но как начать разговор сегодня, Рита не знала. В любом случае, надо было предупредить ребят, чтобы они не волновались – опять же, с учетом вчерашних событий Гарик мог подумать себе невесть что. Звонить Лене ли Андрею Рита не хотела. Ведь именно они натравили ее на любовников. Рита решила позвонить Рикошету. Пока девушка искала его номер в памяти телефона, Рите вспомнился вчерашний разговор с Эмилем, затем, по ассоциации – Грин и его манера мыслить строго логически, благодаря которой Рома раскрыл тайну Рикошета и Гарика на год раньше ее самой. Рита попыталась взглянуть на все происшедшее вчера с точки зрения здравого смысла и сухой, беспристрастной логики.

Девушка ойкнула и чуть не выронила телефон. Водитель покосился на нее.

– Ведомость забыла какую? – спросил он, притормаживая. – Так давай вернемся, пока еще недалеко.

Рита для виду пошуршала бумагами, хотя знала, что с документами все в порядке.

– А, вот она, – с выражением искренней радости сказала девушка. – Можно ехать.

Рита напряженно думала, глядя на проносящиеся за окном деревеньки и вечных бабушек у трассы со своим нехитрым товаром – пирожками, вареньем, кислой капустой в больших и маленьких банках. О том, что надо бы позвонить, Рита уже забыла.

А когда вспомнила, уже не позвонила.

Не знала, как ей теперь разговаривать с Эмилем.

Сдача отчета произошла на удивление легко. Рита честно рассказала Виктору Федоровичу о некоторых сложностях, которые возникли при составлении бумаг не по вине бухгалтеров, а по той простой причине, что в Налоговый кодекс уже дважды вносили поправки с начала года, а формы учета менялись вообще раза три. Ей опять повезло – Виктор Федорович оказался в хорошем настроении, и все прошло гладко.

Сдав бумаги, Рита перекусила в офисе вместе с девчонками-бухгалтерами. После обеда старший бухгалтер спросила, не поможет ли им Рита – они тоже зашивались с балансом, тем более, что девушка лучше них разбиралась в привезенных документах. Рита все равно собиралась остаться в Веслогорске на выходные, потом, опять же, никогда нелишне будет прогнуться перед начальством. Рита согласилась. Они засиделись с бумагами допоздна, и когда Рита добралась до ДК, концерт уже был в самом разгаре. Перед тем, как войти в ДК, девушка решила покурить, и прислонилась к высокой, почти по пояс взрослому человеку каменной тумбе. По прихоти неизвестного дизайнера эти чудовища окольцовывали всю площадку вокруг входа в ДК. Не успела она достать сигареты, как над ухом раздался звонкий голос:

– Девушка, огоньку не найдется?

Рита обернулась. В первый момент она не узнала смуглую девушку в сарафане с крупными цветами и просто протянула зажигалку, но тут же ахнула.

– Томка! – с неподдельной радостью воскликнула она.

Тома кинулась обниматься.

– Ну, здравствуй, Томка, – сказала Рита, прижимая девушку к себе. – Ой, и какими духами-то ты вкусными пахнешь…

– Кашарель, – гордо сказала Тома.

Рита чиркнула колесиком зажигалки. Девушки закурили.

– И загорела-то как, – сказала Рита, оглядывая Тому.

– Это не наше солнце, – смеясь, сказала та.

– Да ну? – изумилась Рита. – Я смотрю, твоя жизнь круто изменилась… Давай, рассказывай!

– Пойдем в бар, – сказала Тома. – Тут новый открыли, под пешеходным мостом, прямо на кораблике. «Поплавок» называется». Там все и расскажу.

Рита замялась, а Тома, поняв, в чем дело, взяла ее за руку и сказала мягко:

– На то, чтобы угостить старую подругу коктейлем и шашлыками, у меня теперь деньги есть. Ты прости меня, что я тогда так пропала… бросила тебя одну, как только кончились жратва и деньги… Честное слово, я не поэтому ушла тогда… Но того, что ты меня кормила, последним делилась, я никогда не забуду. Пойдем. Будет весело!

Рита улыбнулась. Из стеклянных дверей ДК пачками начали выкатываться фанаты. Видимо, выступление близилось к завершению. Сейчас жюри обсуждало, кому присудить призовые места. По опыту Рита знала, что это займет не более получаса. Если она собиралась найти Гарика, то сейчас было самое время. Вдруг Рита выронила окурок, попятилась и с неожиданной ловкостью вскарабкалась на тумбу.

– Ты чего? – сказала изумленная Тома.

– Да, там девушка одна, – сказала Рита через плечо. – Не хочу я с ней разговаривать… Забирайся сюда, ко мне.

Тома тоже залезла на тумбу.

– Так пойдем? – спросила она.

– Да видишь, – сказала Рита. – Я своего парня жду, он играет сегодня… Но еще полчаса, а то и минут сорок, они здесь тусоваться будут.

– Так позвони ему, чтобы он потом зашел за тобой, и пойдем, – сказал Тома.

– А этот кораблик не уплывет за это время куда-нибудь в озеро? – подозрительно спросила Рита. – Только столбики причальные мой милый не поцелует, нет?

Тома, смеясь, отрицательно покачала головой:

– Намертво привязан «Поплавок» к тем причальным столбикам…

– Ну, пойдем, – сказала Рита.

– Подожди здесь, я только в туалет сбегаю, – сказала Томка. – Я мигом.

Она бросила окурок и почти бегом бросилась к ДК.

* * *

Кто-то осторожно прикоснулся к плечу девушки. У Риты потемнело в глазах. Она решила, что Вичка все уже узнала ее, подошла, и бывшей подруге наконец надоело ждать, пока Рита повернется. Рита стиснула зубы, собралась с духом и обернулась. Она еще не знала, что скажет, но на лице ее явственно читалось, что разговор будет очень коротким и неприятным для обеих сторон.

На нее смотрел Эмиль. Радость на его лице исчезла, как исчезает детский рисунок на песке, смытый волной.

– Привет, Рита, – сказал он. – Чего это ты смотришь на меня, как на врага народа?

Рита порывисто обняла его. Разница в росте была слишком велика – несмотря на всю высоту тумбы, Рита смогла обнять его за плечи, только приподнявшись на цыпочки.

– Прости, Рикошет, – сказала она. – Я думала, что не ты, а Вика. Я не хотела с ней разговаривать, потому и отвернулась. Я вообще хотела спрыгнуть с тумбы и бежать, но потом подумала, что от прошлого не убежишь, каким бы оно ни было… Как вы выступили?

– Бывало и лучше, – сказал Рикошет.

Ему доставляло невыразимое удовольствие стоять вот так, в обнимку с Ритой. И девушка не отстранялась, хотя чувствовала жар его тела через тонкую ткань своего платья и разорванную майку Рикошета. Вокруг гудела пестрая толпа фанатов, ветер кружил разноцветные листья кленов, но Эмилю казалось, что сейчас они одни в целом мире. Даже свинцовая усталость трех последних дней, почти бессонных и таких напряженных, отпустила его.

– У Андрюхи на «Дуре» гитара сдохла, – сказал Рикошет, глядя в ее темные глаза и чувствуя легкое головокружение от близости лица Риты. – Пришлось выкручиваться…

– И ты выкрутился?

– А то.

– Мне из твоих песен больше всего «Герда» нравится, – сказала Рита. – Как там… «А Герда не пришла…».

– Ну, это очень старая песня, – сказал Эмиль.

– А ведь твоя Герда пришла, – сказала Рита, смеясь.

Она почувствовала, как каменеют мышцы Рикошета. Парень чуть качнулся назад, но Рита удержалась от желания крепче стиснуть его в ответ. Тогда Рикошет точно вырвался бы, уже от испуга.

– Рита… – пробормотал Эмиль.

– Я вот тут подумала, – тихо сказала Рита, не сводя с него глаз. – А зачем тебебыло надо, чтобы Гарик в ту ночь со мной остался? Ведь ты сам его хотел…

По телу Рикошета прошла дрожь.

– Истинная любовь не знает не самолюбия, ни гордости, верно ведь? – сказала Рита.

На лице парня проступило мучительное выражение. Эмиль закусил губу.

– Ну же… – наклоняясь к нему, прошептала Рита. – Поцелуй меня. Пусть проклятый осколок выйдет из сердца…

Рикошет глубоко вздохнул и поцеловал ее. Он не смог расслабить губы сразу, но девушка ответила ему так мягко, так нежно. Эмиль откликнулся на ласку всем телом. Он чувствовал, как разжимаются ржавые от крови тиски на сердце, как они падают, падают…

Рикошет прижал лицо к ее плечу.

– Но почему ты никак не действовал, хотя бы не сказал мне? – спросила Рита, гладя кудрявую голову музыканта. – Что я тебе нравлюсь, что ты меня хочешь? Ведь ты мне нравился тоже…

Эмиль поднял голову.

– Я говорил, – сказал он. – Я тебе сразу предложил, а ты сказала, что я для тебя слишком большой.

Рита засмеялась и ответила:

– Ну, есть ведь и другие позы…

* * *

Лена вышла на крыльцо. Они с Орешком выбрались наружу подышать свежим воздухом, Гарик остался в гримерке. Огромную фигуру Рикошета девушка заметила сразу. Но когда она узнала девушку, с которой взасос целовался бас-гитарист, Лена ощутила себя так, будто ее с размаху ударили по лицу мокрой грязной тряпкой. Рикошет положил голову на плечо Рите, потом губы девушки зашевелились – она что-то говорила ему.

Орешек тоже увидел парочку, но отреагировал совсем иначе.

– Ритуха приехала! – радостно воскликнул он и закричал: – Рита!

Его услышали – Рикошет обернулся. Но их он не узнал. У него были слепые глаза человека, на которого обрушилось долгожданное счастье.

У Лены потемнело в глазах. Никогда она не видела у Рикошета такого лица. Рита смутилась под ее ненавидящим взглядом. Похоже было, что этот за этот месяц все, кроме самой Лены, забыли, что бас-гитарист встречался с ней. Лена была в таком бешенстве, что ее ничто не удержало бы сейчас от грязной, отвратительной сцены. Ничто, кроме выражения, мелькнувшего в глазах Рикошета. Парень увидел ее, узнал, и теперь пристально смотрел на нее. Так, как в ту ночь, когда Лена попыталась встать между ним и Гариком в первый раз.

Рита помахала им рукой. С тумбы она не стала сходить, чтобы Тома не потеряла ее в толпе, да и друзья уже сами шли к ней. Рикошет снял руки с ее талии и чуть отодвинулся.

– Ритуха, ну ты нас и напугала, – сказал Орешек как ни в чем не бывало. – Что же ты утром-то не пришла?

Лена молчала и смотрела в сторону.

– Да меня уже в это время в Веслогорск везли, – сказала Рита. – Как раз по работе надо было съездить, меня и послали…

– Так ты хоть бы позвонила, – сказал Орешек.

Девушка неопределенно повела плечом. От пристального взгляда барабанщика не скрылось гримаса, похожая скорее на отблеск неуверенности, чем пренебрежения.

– Пойдем, покажем тебя Гарику, – сказал Орешек. – Эта новость будет приятнее, чем даже первое место…

И опять эта гримаса скользнула по лицу Риты. Орешек понял, что девушка не хочет встречаться с Гариком. У него упало сердце.

– Да я тут подругу встретила, – сказала Рита неохотно. – Вы ведь все равно еще будете награждение ждать…

– Будем, – через силу разлепив губы, сказала Лена. – Хотя, по-моему, это совершенно бессмысленно.

– Мы с Томой в бар пока сходим, – сказала Рита. – В «Поплавок». Это такой новый бар на корабле, под пешеходным мостом. Вы потом туда приходите, Рикошет знает, как туда добраться. Я вас буду там ждать.

– Договорились, – покладисто кивнул Орешек.

Ребята пошли обратно к ДК.

* * *

Тома показалась на ступеньках. Вид у нее был взъерошенный. Сейчас, в холле, она столкнулась со сногсшибательной блондинкой. Красавица смотрела вслед удаляющейся в сторону туалета компании – двух парней и девчонки, над левой бровью которой было не то вытатуировано, не то вживлено металлическое черное сердце. Уходящие не могли видеть злое торжество на лице блондинки, но Тому насыщенность этого взгляда едва не сбила с ног.

Девушка огляделась в поисках Риты, обнаружила подругу там же, где оставила и начала энергично протискиваться через гудящую, брякающую бутылками и выпускающую клубы сигаретного дыма толпу фанатов.

– А вот и я, – сказала Тома, добравшись до каменной тумбы. – Я уже боялась, что ты убежала к парню своему… Ты не представляешь, какая там очередь в туалете!

Рита спрыгнула с тумбы, и они, болтая и смеясь, пошли прочь от ДК прямо по газону, огибая уже порядком потоптанную клумбу.

* * *

Катя отметила про себя, что за прошедший год Василий Владимирович сильно сдал. Он полностью поседел, весь покрылся морщинами, как крокодил. Взгляд у спонсора был отсутствующий, блуждающий, как у наркомана. Сергей тоже заметил это, но вида не подал. Они встретили спонсора, когда выходили из концертного зала после выступления. Трубецкой узнал их, кивнул, и Сергей тут же кинулся в бой. Василий Владимирович, как и в прошлый раз, был членом жюри концерта с правом решающего голоса. Компания решила зайти в бар, промочить горло, для чего сначала надо было спуститься в холл на первый этаж. Катя ничего не говорила, чтобы не помешать тонкому процессу обработки спонсора, лишь улыбалась время от времени.

– Нет, «КБ» меня разочаровали, – говорил Василий Владимирович, когда они вышли в холл. – Их явно поразила звездная болезнь, ну что это за игра… Они хоть раз, интересно, репетировали?

Сергей незаметно подмигнул Кате и сказал:

– В общем да, мне тоже резануло уши. Но есть у них и удачные находки – этот проигрыш в «Дуре», вы слышали?

– На одних проигрышах альбом не построишь, – сказал Василий Владимирович нравоучительно. – Прошу прощения за каламбур, я боюсь, что этот их проигрыш не спасет их от проигрыша…