Текст книги "Не пролететь мимо Земли"

Глава 6

Ваня любовно погладил корешок толстой книги. На нем были изображены характерные руны, дракон и суровый герой с мечом. По сравнению с чудовищем герой смотрелся крохотным, но сомнений в судьбе дракона это не вызывало. Они с Леной стояли перед огромным застекленным шкафом. Рикошет, усмехнувшись, подумал, что Ваня выглядит как Кащей, показывающий Василисе Прекрасной свои сокровища. Но этой Василисе, в отличие от сказочной, богатства Кащея пришлись по вкусу. Лена сразу отказалась идти с остальными девушками на кухню, чистить картошку и строгать салаты, заявив, что у нее руки болят от флейты. Флейтистке были не так уж противны хозяйственные хлопоты, просто заголовок на скромной книжечке в мягкой обложке «Профессор и чудовища» девушка заметила еще из прихожей. Про этот сборник статей Толкина Лена много слышала, но нигде не могла найти. А когда Ваня зажег свет и открыл стеклянные створки, у Лены вообще разбежались глаза. Перумов и Олди мирно соседствовали с Булычевым и Стругацкими. Кроме привычного «Хоббита», трех томов Кольца Власти и «Сильмариллиона», одного из первых изданий, еще в мягкой обложке, и земноморского цикла Ле Гуин, в шкафу так же стояли все семь томов монументальной эпопеи Сапковского.

Эмиль не слушал их разговора, с эльфов плавно перешедшего на ведьмака, с ведьмака на компьютерные игры, с компьютерных – на ролевые. Он владел темой, но слишком устал для того, чтобы поддерживать разговор. Рикошет сел в кресло у окна, не снимая куртки – его что-то знобило. Лена пускала пыль в глаза так, что у Эмиля на зубах скрипело, а Ваня уже походил не на угрюмого Кащея, а на павлина, распустившего свой шикарный хвост. Рикошет отлично понимал смысл действий Лены. Отчаявшись привлечь его внимание, девушка пыталась вызвать хотя бы ревность бас-гитариста «КБ».

Ваня тоже заметил перекос в разговоре. Повернувшись к Рикошету, он спросил:

– А ты кем хотел бы стать, Витя? В ролевой игре, я имею в виду? Магом? Ведьмаком? Эльфом, может быть – у тебя и фактура подходящая?

Эмиль ответил:

– Я хотел бы стать человеком.

Ваня озадаченно посмотрел на парня. По лицу бас-гитариста совершенно невозможно было понять, шутит он или нет, или же действительно имеет в виду людей-воинов из ролевых игр.

– Ты так сказал, как будто ты – не человек, – заметила Лена, тоже почувствовавшая его интонацию.

Рикошет пожал плечами:

– Я – бес, я ведь уже говорил тебе.

– Боже мой, Витек, как ты сегодня соло отмочил! – переключаясь с фантастических тем на профессиональные, сказал Ваня. – Когда тебя этот придурок за футболку дернул, я думал все, конец песне. Но ты! Вот где настоящая фантастика!

Рикошет чуть кивнул и сказал:

– Спасибо, Ваня.

– Ты сегодня молчаливый какой-то, – ответил тот. – Расстроился, что не вам первое место дали?

– Нет, – сказал Рикошет. – Сегодня вы действительно были лучше нас, и обижаться тут не на что. Просто я последние три ночи не очень-то спал.

«Эту ночь понятно», подумала Лена. – «А чем ты занимался предыдущие две?»

– А потом еще и выступал, – сочувственно сказал Ваня. – Хочешь, на балконе полежать? Пока стол не накрыли? Отдохнешь…

Рикошет благодарно кивнул и поднялся.

Ваня отдернул занавеску и открыл дверь на балкон. Они вышли на лоджию, уютно обшитую деревом. Под окном из кухни был сделан маленький откидывающийся столик, в противоположном конце балкона стояла внушительных размеров тахта. На ней валялось сбитое одеяло.

– Располагайся, – сказал Ваня, щелкая выключателем. Над изголовьем тахты мягким светом загорелось старинное бра. – Дверь изнутри закрывается, так что, почувствуешь, что отрубаешься – закрывайся и спи.

– Как у тебя здесь хорошо все устроено, – сказал Эмиль одобрительно. – Прямо веранда для отдыха и раздумий. Обычно то… Велосипеды, банки с огурцами…

– Я тут летом сплю обычно, – сказал Ваня. – Кстати, надо закрыть окно, не май месяц.

Он перегнулся через край балкона. Лоджию застеклили явно еще в те времена, когда и слово «стеклопакет» не существовало, и одна из прямоугольных деревянных рам без форточек была сейчас распахнута настежь. Рикошет выглянул наружу через плечо Вани. Балкон выходил во двор, но сбоку, с торца на него падал свет вывески ресторана на противоположной стороне улицы. Голубые буквы «Невод» были разбиты на секции в форме чешуек. Или ячеек сети. Это был один из лучших ресторанов городе, где подавали исключительно рыбные блюда, даже такие экзотические, как суши. Причем, насколько помнил Рикошет, готовили рыбные колобки в «Неводе» ничуть не хуже, чем в лучших питерских ресторанах.

Ваня запыхтел.

– Ты чего там возишься? – спросил Эмиль.

– Да, гвоздик не подцепить мне, – пробормотал хозяин дома.

Рикошет перегнулся вперед. Чтобы открытая рама не хлопала под ветром, на некотором расстоянии от нее в раму был вбит и согнут гвоздик, за который ее и крепили – дешево и сердито. Да только расстояние до гвоздя превышало длину Ваниных рук сантиметров на пятнадцать.

– Отец делал, – проворчал Ваня. – Он у меня сибиряк…

– Отойди-ка, – сказал Эмиль. Ваня охотно уступил ему место. Рикошет нагнулся, и пальцы его рук коснулись гвоздика-крючка. Парень отвел крючок вниз, взялся за раму и закрыл ее. Ваня тем временем достал из встроенного шкафа небольшой обогреватель, полукруглая чаша которого и особенно нагревательная спираль в центре чаши всегда напоминали Эмилю миниатюрный локатор.

– Тройник в розетке около тахты, – сказал Ваня.

– Вы меня просто балуете, – промурлыкал Рикошет.

Ваня уже взялся за ручку двери, но тут спросил:

– Ты как, кстати, к «Наутилиус Помпилиус» относишься?

– Ну это, конечно, для девчонок, – морщась, сказал Рикошет. – Но лучше, чем какая-нибудь Алсу…

– Я тебе сейчас кассету одну принесу, – сказал Ваня. – Сборник их лучших песен, сам записывал. Тебе, как бесу, интересно будет послушать, там песня одна есть – «Падший ангел» называется.

– Лучше, конечно, было бы, если бы ты и магнитофон принес, – сказал Эмиль. – А то как ты себе это представляешь – я ее на пальце крутить буду, что ли?

Ваня сконфуженно улыбнулся. Кто-нибудь другой, не Рикошет, и не заметил бы забавной оговорки «одну кассету принесу», но что-что, а ядовитость теперешнего бас-гитариста «КБ» Ване запомнилась еще во время поездки в Хириши. Как Рикошет тогда ту девчонку подколол, пассию их барабанщика, воображавшую себя Вангой…

Ваня ушел. Эмиль увидел через окно комнаты Сергея, Андрея и Орешка, боком заносивших стол. Вслед за ними зашла Катя. В руках у девушки была тарелка с бутербродами. Сергей ловко стащил один из них, но Катя сердито шлепнула его по руке и отобрала бутерброд. Парень надулся. Девушка окинула комнату взглядом и что-то спросила. Удивлялась, наверное, куда это Витек подевался. Лена кивнула в сторону балкона. Катя посмотрела туда, и их взгляды встретились. Девушка решительно направилась к музыканту.

Эмиль открыл дверь.

– Гуманитарная помощь, – сказала Катя, протягивая ему тарелку с бутербродами.

Рикошет наклонился и чмокнул ее в щечку.

– Спасибо, Катя, – сказал он. – Я весь этот год по твоим бутербродам тосковал. Вроде делаешь из всего того же самого, а берешь в рот – дерьмо дерьмом…

Девушка усмехнулась.

– Не подлизывайся, – сказала она. – А то я ведь тебе и пива принесу…

– Немедленно укажите список мест, которые нужно лизать, – сказал Эмиль.

Катя хохотнула и отошла. Вернулся Ваня со стареньким кассетником.

– Вот, – сказал он, протягивая Рикошету магнитофон через порог балкона. – Я перемотал, там прямо на «Ангеле» и стоит.

Эмиль вернулся на балкон, сел на корточки около тахты и на ощупь стал искать обещанный тройник в розетке.

– Рикошет, – раздался неуверенный голос Кати.

Парень энергично выругался и поднялся на ноги.

– Коротнуло меня, пока магнитофон включал, – сказал бас-гитарист «КБ» удивленной девушке. В руках у Кати была даже не одна, а две банки пива. – Проводка старая…

Эмиль закрыл дверь на шпингалет. Катя поставила пиво на подоконник рядом с тарелкой и присела на тахту.

– Чтобы не ломились всякие халявщики на твои бутерброды, – пояснил музыкант.

Девушка засмеялась. Рикошет снял куртку и бросил ее в изголовье тахты. От работающего обогревателя на балконе уже заметно потеплело.

– Ой, мужчина, я с вами в закрытой комнате боюсь оставаться, – сказала она кокетливо. – Вы, тем более, уже и раздеваетесь…

– Открыть?

– Не надо, – усмехнулась Катя.

Рикошет взял банки, открыл обе и протянул пиво девушке.

– Я уже и забыла, что бывают такие галантные мужчины, – сказала Катя со вздохом.

Эмиль откусил львиную долю от бутерброда, прожевал, запил пивом. Катя смотрела, как он ест. Организаторы фестиваля, чтобы не прогадать с размером призовых футболок, явно брали самые большие. Рикошету же футболка была практически в обтяжку. Белый цвет выгодно подчеркивал рельефный торс парня, больше подошедший не рокеру начала двадцать первого века, а какой-нибудь античной статуе. Картинка на груди сливалась в одно темное пятно. Катя поняла, что забыла не только о хорошем воспитании Рикошета. Она забыла, насколько парень был красив. За год бывший бас-гитарист «Акафиста» не изменился, разве что немного похудел, но ему это шло.

– Грин-то пишет? – спросил Рикошет. – Как он там? Скоро вернется?

– Через два года, – ответила Катя. – Если вернется вообще.

– Как это? – удивился Рикошет. – Он ведь уже год отслужил!

Катя отхлебнула пива. Эмиль подал ей бутерброд.

– Он сразу после учебки контракт подписал, – сообщила Катя, откусывая от бутерброда. – В Чечне сейчас наш Грин. Наводит закон и порядок.

– Ну, что же, – сказал Рикошет. – У каждого свой путь.

– Но держится молодцом, пишет часто, юморит все. Вчера только письмо пришло, так Ромик написал там: «я есмь карающий меч Господень». Знает, засранец, что я Библии разбираюсь, вот и прикалывается. Тебе привет передавал, кстати.

– Ну, ему тоже, – сказал Эмиль. – А насчет меча Господня – напиши Ромику, чтобы он слишком-то этим не увлекался. Ведь по окончании войны и мечи, и томагавки часто закапывают в землю. Мечи и убивают еще при этом.

– Мечи, по-моему, всегда убивают, – заметила Катя.

Рикошет отрицательно покачала головой.

– «Убить меч» означает, что его сгибают чуть ниже середины клинка. Чтобы нельзя было вытащить оружие из кургана и снова воспользоваться.

– Ишь ты. Приятно поговорить с образованным человеком – всегда узнаешь что-нибудь новенькое. Я обязательно напишу, и про томагавки, и про согнутые мечи…

– Не надо. Не дойдет такое письмо, Катеринка…

– А что за группу-то Ване тебе притащил? «Нирвану»?

– «Наутилиус Помпилиус». Мы там про бесов заговорили, так он рекомендовал песню послушать – «Падший ангел» вроде называется.

– А, мне она тоже нравилась, – сказала Катя и принялась тихонько напевать: – Прямо вниз… Туда, откуда мы вышли в надежде на новую жизнь…

– Может, послушаем в авторском исполнении? – спросил Эмиль.

Катя кивнула, и он вдавил тугую клавишу воспроизведения. Пошел проигрыш с характерными для «НП» наворотами.

– Вот за эти длинные вступления я их не люблю, – сказал он и отхлебнул пива.

– Из тени, из каменной ночи явился под вежливый стук, – раздался голос Бутусова. – Медленно, но без сомнений очертил на полу белый круг…

– Ой, это не «Падший ангел», – воскликнула Катя. – Я такую песню у них и не слышала раньше…

Рикошет жестом предложил ей дослушать.

 
И без лишних приготовлений начал танец бесчисленных рук
Где в каждом безумном движеньи рождался неведомый звук
Не покидай меня!
 

Эмиль откинулся на тахте, пристроил под спину подушку. Катю поразило выражение его лица. Словно песня Кормильцева доставляла Рикошету невыразимое наслаждение – что было по меньшей мере удивительно, при его-то музыкальных вкусах, – и в то же время огромную боль, как будто из-за песни он вспомнил какой-то не самый приятный эпизод из своей жизни.

В окно постучали. Катя увидела Сергея и поднялась. На стол уже накрыли, ребята рассаживались вокруг него. Девушка помахала рукой Рикошету, бас-гитарист кивнул в ответ.

Прикрывая за собой дверь на балкон, Катя слышала, как продолжает страдать Бутусов:

– Не покидай меня! Даже если ты чистый бес! Или бери с собой, или останься здесь… Но не покидай меня!

Эмиль закрыл глаза рукой.

* * *

Лена осторожно потянула на себя балконную дверь. Кате только что позвонил Гарик, спрашивал, как добраться до Вани. Девушка охотно объяснила ему, хотя Катю несколько удивило, что Гарик позвонил ей, а не Лене или Андрею. Но Катя, увлекаемая Сергеем в ванну, не успела передать новость Рикошету и попросила Лену обрадовать парня. Против ожиданий Лены, Витек не закрылся на защелку. Лена вышла на балкон. Парень лежал на тахте, раскинувшись во весь свой огромный рост. Бра не горело, и в полутьме Лена видела только алую спираль обогревателя и красную точку индикатора на магнитофоне, стоявшем на полу. Лена заколебалась. Рикошет, похоже, заснул, пока они ужинали.

Но в этот момент парень отнял руку от лица, глаза его сверкнули в полумраке.

– Может, мы поговорим наконец? – сказала Лена. – Хотя после сегодняшнего…

Парень перебил ее:

– После сегодняшнего скажи спасибо, что я тебя не придушил. Я трахал тебя потому, что этого хотел, и потому, что ты этого хотела. Но я больше не хочу. И все, не о чем больше говорить. Уходи, я спать буду.

На глазах Лены выступили слезы.

– Вот как, значит, – сказала она.

– Да.

– Ты зря думаешь, что разговаривать нам больше не о чем, – сказала девушка. – Я беременна.

– Ну и дура.

Губы у Лены задрожали. Она всхлипнула и повернулась к двери балкона, но ее остановил резкий окрик парня:

– Сядь!

Лена села на краешек тахты. Парень тоже сел, взял свою куртку, и некоторое время что-то искал во внутреннем кармане. Подняв глаза, Лена увидела, что Рикошет дает ей несколько зеленых бумажек.

– В районную консультацию не ходи, хоть там и дешевле будет, – сказал он. – Сходи в какую-нибудь хорошую частную клинику.

Лена зарыдала в голос и отрицательно замотала головой.

– Да ты совсем рехнулась, – сказал Рикошет. – Я ведь твоего мужа видел. Внук Батыя и Чингисхана…Он ведь не только меня грохнет, когда ты ему белобрысое чудо в кулечке принесешь. Но и тебя тоже.

Лена всхлипнула последний раз и взяла деньги. Парень дал ей еще одну купюру.

– На, – сказал он. – Купи себе потом тряпку, или книжку какую… А теперь уходи, я правда очень устал.

Девушка уже пришла в себя.

– Я смотрю, – сказала Лена, пересчитывая деньги. – Задницей у тебя лучше получается зарабатывать, чем своей музыкой?

Рикошет усмехнулся.

– Ну, не всем же бог дал пизду, – сказал он спокойно.

Лена яростно просмотрела на Рикошета и увидела в его руках небольшую книжку в мягкой обложке. Очевидно, музыкант достал ее из куртки, пока девушка возилась с деньгами. Лена прочла название и застыла, не веря своим глазам. Бас-гитарист положил книгу ей на колени.

– На, – сказал он. – Мне профессорские чудовища ни к чему – своих хватает выше крыши. А теперь уходи.

– Витя, – прошептала девушка. – Но почему…

– Уходи! – рявкнул Рикошет.

Девушка вскочила и вылетела с балкона, хлопнув дверью. Эмиль решил все-таки закрыться и встал. В комнате играли в «бутылочку». Шум и смех веселящейся компании доносился до парня как сквозь воду, звуки неимоверно растягивались, превращая голоса в чудовищный скрежет. «Спать, спать немедленно», подумал Рикошет. Когда его рука легла на шпингалет, он услышал тонкое пение домофона. Ни один из сидевших на ковре ребят даже головы не повернул в сторону двери. Лена и Ваня целовались, и остальные хором считали.

Эмиль вошел в комнату. На него никто не обратил внимания. У бас-гитариста мелькнула мысль, что он уже заснул и все это – игры измученного сознания. Фигуры друзей он видел тускло, размыто, словно смотрел изнутри огромного елочного шара.

Домофон продолжал звенеть.

Рикошету вдруг пришла жуткая мысль, что, сон это или нет, но если он сейчас не откроет дверь Гарику, то больше никогда не увидит его. Парень пересек комнату и вышел в прихожую.

* * *

Гарик поднялся на четвертый этаж и увидел, что дверь Ваниной квартиры приоткрыта. Он толкнул ее и оказался в полутемной прихожей. Полоса света из комнаты перерубала ее пополам. Оттуда же неслись громкие голоса – ребята хором считали. Гарик усмехнулся – ему все эти «бутылочки» уже казались детскими играми, но остальные члены группы не разделяли скепсиса своего солиста. Сначала Гарику показалось, что он в прихожей один. Это не удивило солиста «КБ» – тот, кто открыл ему дверь подъезда, даже не спросил: «кто там?», видимо, просто нажал кнопку и умчался целоваться.

Гарик направился к вешалке, на ходу снимая куртку, и в этот момент Рикошет выступил из темноты и обнял его, стиснул так, что у солиста «КБ» перехватило дыхание. Эмиль наклонился к лицу Гарика, чтобы поцеловать, но тот осторожно отстранился. Рикошет изменился в лице и разжал руки.

– Дорогу отсюда до Риткиного дома знаешь? – спросил Гарик.

– Гарик, я… – начал Эмиль.

– Показать? – перебил его солист «КБ»

Рикошет усмехнулся, покачал головой и ответил:

– Не надо.

Эмиль развернулся и направился вглубь квартиры.

– Я вижу, все-таки надо, – сказал Гарик.

Рикошет остановился, опустил голову.

– Разрешите куртку взять, мой фюрер, – сказал он с нарастающим сарказмом. – И выпить кружку кофе, а то я боюсь не оправдать вашего высокого доверия на порученном мне задании.

Гарик закусил губу.

– Разрешаю, – сказал он тихо.

* * *

Рита раздавила окурок в пепельнице и заметила, что у нее дрожат пальцы. «Хуже нет, чем ждать и догонять», подумала девушка. Судя по объяснениям Кати, Ваня жил где-то рядом, тоже в центре. Но с ухода Гарика еще прошло слишком мало времени, чтобы даже пересечь двор, в котором стоял домик Риты. Девушка подняла стоявшую у стола гитару, на которой Гарик переставил себе струны под левую руку, и аккуратно убрала ее в шкаф. Потом прошла по комнате туда-сюда. Когда они пришли сюда вместе с Гариком, в воздухе витал запах сырости и затхлости. В этой половине дома больше года никто не жил. Уезжая в Хириши, Рита отдала Мурку квартирантам, но кошка не забыла свою старую хозяйку. Пока Гарик таскал дрова, зверек проскользнул через открытую дверь и стал ласкаться к Рите. В доме сразу стало уютно, по крайней мере, так ей показалось. Сейчас кошка лежала на половике и умывалась. «Намывай гостей, намывай», подумала Рита. Если бы не присутствие Мурки, ожидание стало бы совсем невыносимым для девушки. Рита открыла окно. Во время душевной беседы они сильно накурили с Гариком. Больше всего девушку потрясло то, что Гарик не только выслушал все ее догадки, но и разрешил ей…

Проверить их.

Рита натянула свитер. Она решила выйти на крыльцо, встретить гостя. Какого-нибудь другого парня Рита не стала так баловать, но это ведь был не кто-нибудь, а Эмиль.

Два года бывший рядом.

Два года бывший ее лучшим другом.

Два года молчавший о своей любви.

Следовало его немного поддержать. Помочь сделать решительный шаг.

На свежем воздухе волнение Риты немного улеглось. Кошка сидела у ее ног и не мигая смотрела в сад. Девушка тоже слышала, как там тихонько шуршат какие-то маленькие зверьки. Крысы или мыши, наверное, выбравшиеся из канализации подкрепиться палыми яблоками. Не все же изоляцию на кабелях жрать. Мурка, очевидно, раздумывала, не разнообразить ли ей тоже свой рацион, но не витаминами, которых кошке хватало – квартиранты оказались людьми не жадными, Рита сама видела огромный мешок с Вискасом, когда зашла в их половину за деньгами, – а свежим мяском. Девушка же смотрела на красно-коричневую стену Кремля через просвет между высокими каменными домами, слушала, как шумит, расставаясь с листвой под порывами ветра, ее яблоневый сад. «А ведь Рикошет», вдруг подумалось Рите. – «Никогда не видел моего сада в цвету».

Тихонько скрипнула калитка. Рита обернулась. Кошка тихо мяукнула и спрыгнула с крыльца.

– Заходи, – сказала Рита Эмилю, замершему на месте, и улыбнулась.

Рикошет сделал несколько шагов вперед и остановился.

– Только сегодня не получится ничего, – сказал парень.

– Почему? – спросила Рита тихо.

– У меня презервативов нет. А ларьки по дороге закрыты все, как назло. А если просто так, все от меня залетают сразу.

– Что же ты у Гарика не спросил?

– Постеснялся, – признался Рикошет.

– Ну что же, – сказала Рита. – Будешь выдергивать дымящийся.

Рикошет засмеялся и пошел к крыльцу.

– Осторожно, – сказала Рита. – Там вторая ступенька прогнила.

Эмиль посмотрел себе под ноги на миг замер с уже поднятой ногой. Вместо старой, прогнившей ступеньки он увидел отвратительно яркую красную полосу на черно-лиловом фоне.

– Надо просто перешагнуть, – сказала Рита.

Рикошет тряхнул головой и поднялся на крыльцо.

* * *

«Он мог, конечно, высвободиться силой. Но она была как счастье, как весенняя ночь, как сон о самом главном…»

Влад закрыл книгу. Горло у него сдавило.

Парень откинулся на жесткой койке, заложил руки за голову. Новичков, по правилам Корпорации, селили поодиночке, чтобы не перегружать их и без того раздерганную психику контактами с новыми людьми. Но сейчас Влад предпочел, чтобы рядом с ним кто-нибудь был. Такой же новичок, как он сам. Пусть бы он был зеленокожим гуманоидом откуда-нибудь с Тау Кита, не понимал ни бельмеса по-русски и не владел бы космолингвой, по которой сам Влад успел посетить еще только три урока.

Любой компаньон сгодился бы, лишь бы не лежать вот так в одиночестве и не пялиться в белый потолок, глотая слезы. Влад посмотрел на электронные часы на стене. Местные цифры и систему обозначения времени он уже знал. Часы не светились, значит, до обязательных выходов на прививки или тесты было еще не меньше часа.

Конечно, когда Влад прыгал, «Чисел» у него с собой не было. Книжку только в клубе перед прыжками Игорь принес, Влад давно просил почитать. Главного эльфийского мастера боя на мечах интересовала не только жизнь Средиземья, но и реальная, окружающая жизнь. До взлета Влад успел бегло просмотреть лишь пару страниц, и ему очень понравилось. Игорь же, отдавая книгу, сказал, что разочарован, что Пелевин, судя по всему, выдохся. Владу же, как выяснилось, было не суждено в этой жизни проверить правоту слов друга. Если бы не Генрих Сергеевич, мастер Генрих…

В разговоре после «киносеанса» Влад мельком упомянул, что ничто не беспокоит так, как начатое дело, которое не успел завершить. Он, собственно, терзался о том, что его Галадриэль, свидетельница памятной схватки в весенней роще, его Маруся теперь останется матерью-одиночкой. Влад собирался сходить с ней в ЗАГс в тот самый день, после прыжков. Не успел. Мастер Генрих спросил парня, что именно тот имел в виду, Влад смутился и пояснил, что не успел прочесть книжку, которую очень долго искал. Так она и осталась лежать в его рюкзаке, между бутербродами, которые ему собрала мама на прыжки, и паспортом.

Всю следующую неделю Влад помнил плохо – обязательные прививки от инопланетных болезней в организме землянина приживались отвратительно. В тот день, когда врач приказал Владу покинуть койку и «начинать расхаживаться», мастер Генрих вызвал парня к себе. Квартира наставника оказалась расположена на одном из первых этажей. Влад уже понял, что чем ближе жилье к поверхности планеты, тем это считается престижнее, не знал только пока, верно это только для зданий, принадлежащих Корпорации, или повсеместно. Пневматические двери квартиры наставника, единственная черточка, которая в обстановке госпиталя-общежития звездолетчиков казалась позаимствованной из дешевого фантастического боевика, разъехались перед Владом, как только он приложил ладонь к индикатору. Меч на стене был первым, что увидел парень.

На миг Влад забыл, что находится на совершенно чужой планете, даже о существовании которой не подозревал еще неделю назад. О том, что больше никогда ему не увидеть ни мамы, ни папы, на Галадриэли, ни «Лопаты», потрясающего своей архитектурной безвкусностью монумента, высившегося на берегу реки в родном Веслогорске. Ноги сами поднесли парня к мечу.

– Мастер Генрих, – пробормотал Влад из вежливости, не в силах оторвать глаз от клинка.

Ему никто не ответил.

Это был не легкий бастарт, к которому привыкла рука эльфийского бойца. На стене висел эспадон – тяжелый, длинный палаш конного рыцаря. Длиной клинок едва ли не превосходил самого Влада. Учитывая вес двуручного меча, его инерция в бою должна была быть просто чудовищной. Не предстояло рассчитывать и на возможность второго удара, но хитрость здесь была в том, что удачный первый превращал доспехи соперника в намертво закупоренную консервную банку с кровавой кашей внутри. Такими мечами в ролевых играх на памяти Влада не пользовался никто и никогда. Во-первых, даже если сделать эспадон тупым, согласно правилам безопасности, меч оставался страшным оружием за счет своего веса и ударной силы, что неизбежно привело бы к серьезным травмам среди игроков. Да и боевых рыцарских коней, увы, в окрестностях Веслогорска перестали выводить еще в конце тринадцатого века, после нашествия татаро-монгол, которые смотрели на коней большей частью с гастрономической точки зрения. А для пехотинца меч был абсолютно непригоден. Влад видел подобное оружие раньше только один раз. Во время слета толкиенистов в Англии он принял участие в экскурсии по одному из средневековых замков графства Лестер. Владельцем замка в средние века был рыцарь Симон де Монфор. Предприимчивый француз получил титул английского графа от Генриха III на том основании, что бабка де Монфора была уроженкой туманного Альбиона. Вот там, среди других экспонатов Влад и приметил огромный меч. Согласно пояснениям экскурсовода, тот эспадон принадлежал еще самому деду Симона, Генриху де Монфору, участнику первого крестового похода. Сам Генрих из того похода не вернулся. Меч привез верный оруженосец в качестве утешения бедной вдове. Той самой англичанке, надо полагать.

Как и на экспонате, на лезвии висящего в коридоре клинка зияли многочисленные зазубрины.

Влад прищурился, припоминая. Парню на миг показалось, что это не просто похожий, а тот же самый меч. На рукояти родового оружия де Монфоров была эмалевая вставка с походным гербом крестоносца – черная башня на синем фоне, и что-то еще, какой-то редкий для средневековых гербов символ. «А, раскрытая книга!», вспомнил Влад. Экскурсовод особенно напирала на то, что Генрих де Монфор до того, как сгинул в песках Палестины, успел закончить какой-то университет. Кажется, Болонский, или нет, Тулузский…

Влад приподнялся на цыпочки, пытаясь разглядеть рукоятку меча. Даже при том, что меч был повешен на стену по диагонали, рукоять находилась почти под самым потолком. Какая-то эмаль там точно была, но для того, чтобы разглядеть ее в подробностях, света из окна не хватало, а как включается свет в жилище наставника, Влад не знал.

Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь, раздались шаги.

– Мастер Генрих, – чуть погромче повторил парень.

Шаги приблизились. Мастер Генрих вышел в прихожую. На наставнике был махровый халат в голубую полоску, немедленно напомнивший Владу о Земле. Светлые волосы мастера Генриха были мокрыми и взлохмаченными – очевидно, он только что вытирал их полотенцем, которое держал в руках.

– А, Влад, это ты, – сказал мастер Генрих. – Я ванну принимал и не слышал тебя. Давно стоишь?

Парень неопределенно пожал плечами.

– Проходи, – сказал наставник.

Они вошли в комнату. Пока Влад, ошалевший от необычности обстановки, стоял столбом, мастер Генрих достал из ящика стола какую-то книгу.

– Это тебе, – сказал он.

У парня захолонуло сердце от предчувствия. Это был Пелевин, та самая книга в фиолетовой обложке, на которой сиренево-черный демон обнимал со спины девушку в черных очках, мастерившую фигурку в традициях оригами. С инструкцией, обосновывавшей запрет на хранение вещей землянского производства, кроме тех, которые находились на «объекте» в момент изъятия из канала Времени, Влада ознакомили еще в первый день.

– Спасибо огромное, – с чувством сказал парень. – Спасибо. Но как вы… Вы нарушили инструкцию ради меня!

Мастер Генрих поморщился.

– Ну, не одними инструкциями держится жизнь, – сказал он. – Ты меч в прихожей видел?

Влад кивнул, прижимая книжку к груди обеими руками.

– Его тоже при мне в момент изъятия не было, – сказал мастер Генрих. – Я тосковал по Земле очень. И Ника, жена моя, мой меч и притащила мне. В канале планетарного Времени можно оставить копию.

– Скажите, пожалуйста, – расхрабрившись от мягкого обращения наставника, спросил Влад. – Я вот видел, там вроде эмалевая вставка на рукояти есть. Там ваш герб, да?

– Да, – сказал мастер Генрих. – Черная башня на синем фоне и книжка раскрытая. Я ведь в Тулузском университете отучился, прежде чем на сарацин пойти.

Влад покинул квартиру наставника, не заикнувшись о том, что как раз ту самую «копию», оставленную во Времени Земли, он и видел в английском музее. Неизвестно, как отнесся бы мастер Генрих к проникновению в свою тайну. Еще на занятиях в парашютистском клубе Влад понял, что директор был прирожденным учителем, наставником по сути своей. Тем, кто не будет требовать исполнения приказа с пеной у рта только потому, что «так положено», тем, кто простить шалость, но и спросит по всей строгости… Владу вспомнились слова из какой-то старой, еще советской фантастической книги, которую он сканировал на работе по просьбе отца за день до прыжка. Папа хотел сделать подборку своих любимых эпизодов.

«Ну, знаешь, потенции – это дело тонкое. Я-то, вообще, с тобой не спорю, может быть, действительно в каждом сидит гений, да только что делать, если данная гениальность может найти себе применение либо только в далеком прошлом, либо в далеком будущем… Хорошо, конечно, если ты окажешься гением кулинарии. А вот как выяснится, что ты – гениальный извозчик, а Перец – гениальный обтесыватель каменных наконечников, а я – гениальный уловитель какого-нибудь икс-поля, о котором никто ничего не знает и узнает только через десять тысяч лет…».

А гениальность мастера Генриха была на все времена. Еще в школе Влад убедился, что соотношение между учителями по названию и учителями по призванию далеко не в пользу вторых. На небе бывший крестоносец устроился гораздо лучше, чем в свое время на Земле. Как в одиннадцатом веке Генрих де Монфор мог реализовать свой дар? В бесплодных песках Палестины, круша арабов огромным эспадоном с боевого коня?

Влад снова посмотрел на часы. Круглый диск все еще оставался темным.

«Пойду-ка я покурю», решил парень и поднялся с койки.

Врачи госпиталя для новичков к курению относились лояльно, даже была обещана выдача местного аналога сигарет после того, как у Влада закончится пачка. Но курение в жилых комнатах запрещалось, нужно было пройти в курилку в конце этажа. И Влад понимал, что ходит туда слишком уж часто. Курение теперь для него стало еще одной возможностью потравить себе душу. Зажигалка в кармане джинсов парня перенесла изъятие из Времени и телепортацию черт знает на какое расстояние гораздо легче хозяина, и в отличие от Влада находилась в рабочем состоянии даже в миг прибытия на одну из трех обитаемых планет Проксимы Центавра.