Текст книги "Взрослые дети"

Генерал Трубачев, вооружившись проспиртованным тампоном, методично оттирал обложку мемуаров Жукова.

На кухне Трубачева зубрила французскую лексику из «инновационного раздела». Про испорченное платье она уже позабыла, ее влекли сладкие мечты.

– А если эта штука с краской в лицо попадет?.. Синяк останется? – спрашивала она Сашу.

– Если играть без защиты, можно повредить глаз или остаться без зубов, – ответил тот.

– Выстрели в меня. Два разика. Только не в глаз.

Девушка зажмурилась и застыла в ожидании.

– Вообще-то я не Андрей… Да вы и так уже, простите, убитая.

Даже Пуне не пришло бы в голову вот так подставляться под выстрелы. Но Трубачева решила заполучить статус беженца во Франции, и разубедить ее было непросто.

– Возьму в больнице справку, а во Франции скажу, что за мной охотится маньяк, которого полиция не хочет ловить, – фантазировала она. – А может, бандиты будут убедительнее? А если сказать, что они связаны с кровавой властью?.. Даю пятьсот рублей, – заявила она Саше. – Двести пятьдесят за каждый выстрел.

Трубачева убеждала себя потерпеть «бо-бо», что во Франции она сможет вставить новые зубы, вероятно, даже на льготных условиях, предусмотренных для жертв кровавых режимов.

А у Саши была задача найти что-то съестное для Пуни. За время фантазирования Трубачева изрядно подчистила содержимое холодильника. Помимо прочего, она умяла один новогодний торт, приготовленные Груздевой котлеты без гарнира и выпила пять сырых яиц.

– По фиг, тысячу даю, – расщедрилась потенциальная беженка.

– Вам бы отдохнуть. Вы, наверно, не выспались после вчерашнего, – вырвалось у Саши.

– Тетя, почему вы хотите сделать себе плохо? – задался вопросом Пуня.

– Маленький еще для таких вопросов, – отрезала Трубачева. – Все вы, кобели, уроды, – добавила она очень тихо.

В домофон позвонили, и Елизавета, думая, что это Шегали пришел очищать краску, открыла ворота. Но вместо него на пороге появились две визжащие женщины и журналисты. В лицо полковничьей жены уставился объектив камеры.

– Вы насильно удерживаете Пантелеймона Сергеевича Белова, – с ходу заявила Мальцева.

Елизавета отказывалась верить в реальность происходящего.

– Никого мы не удерживаем, – сказала она в замешательстве.

– Пуня, Пуня! Мальчик мой! – орала бывшая жена Сергея.

Только она вернулась из Египта «на нервах», а еще узнает, что ее сына отпустили к каким-то незнакомым людям в компании похитителя персиков. Ей не удалось найти ни Омара, ни денег. Выйдя из себя, женщина стала кричать, что снесет пирамиды, но подлеца найдет. Она уже думала, что после суток в египетской полицейской камере с грязью и всякой живностью все худшее осталось позади, но затем ей пришлось расцарапать бывшему лицо, а потом «ехать в местное захолустье», будто египетского было мало.

– Идемте в дом, – скомандовала Мальцева журналистам. – Снимите эти красные пятна, – последовало новое приказание. – Это нужно будет показать под заголовком «гнездо маньяков-извращенцев».

Мальцева по-хозяйски заглянула во все помещения.

– Снимите кладовку, – вновь повелела она. – Там они точно истязали детей, лучшего места с их больной фантазией нельзя и придумать.

– Они просто играли, – хватаясь за сердце, оправдывалась Елизавета.

– Все педофилы так говорят, – прозвучало категорично. – А потом детей собирают по кускам.

Мать Пуни взвыла и набросилась на Елизавету. Прическа полковничьей жены, на которую ушел целый час, была раздергана за несколько секунд. Оператор снимал эту сцену, за годы работы он неплохо изучил, чем можно привлечь зрителя. Крик Пуниной матери сложно было сравнить с чем-то из арсенала животных, это скорее походило на безжалостную звуковую атаку. Даже Мальцева поморщилась. Елизавете грозило долгое лечение от облысения, царапин и нервного расстройства, но на ее счастье появился Саша. Он еще не успел снять защиту, и выглядел довольно грозно.

Мальцева сразу подумала, что стоило покричать у порога, вызвать меньший скандал, но без последствий для своего здоровья. Пример действия ей подала бесстрашная мать, набросившись на Сашу. Впрочем, сломав два ногтя, она свой пыл умерила, к тому же из кухни вышел Пуня. Рот его был перепачкан шоколадом. Дикие вопли матери оторвали его от большой коробки конфет.

– Пуня, Пуня, с тобой все хорошо? Что они с тобой делали?

– Сейчас выясним.

Поправив очки, Мальцева начала расспрашивать Пуню.

– Значит, это дядя Саша. А он к тебе приставал?

– Да, – выдал мальчик. – Он постоянно заставлял меня пристегнуться, пока мы сюда ехали.

– А он пытался тебя поцеловать или снять штанишки?.. И не надо закатывать глаза, – бросила депутат Саше. – Ребенок врать не будет.

Мальчик показал на вжавшуюся в стену Елизавету:

– Тетя Лиза попросила меня раздеться. Она сказала, что одежда промокла, и я могу простыть… А потом она сказала, чтобы я опустил ноги в горячую воду.

– В горячую воду… Вы слышали? – выступала перед камерой Мальцева. – Ребенок же мог ошпариться… А может, это все делалось умышленно, чтобы сломать его волю… Что еще говорила так называемая тетя Лиза?

– Говорила, что домовых на самом деле нет…

– Омерзительно, – замахала руками депутат.

– Но мне не нравятся домовые, – перебил ее Пуня.

– А что же тебе нравится, мой маленький дружок?

– Мультики про капитана Пулю, он спасает мир и уничтожает злодеев…

– Так, уничтожает людей… понятно, ребенка приучают к насилию…

Мальцева заняла выгодную позицию перед камерой:

– Замечу, дорогие зрители, это не первая подобная жалоба на мультфильмы западного производства, как депутат я не могу оставаться в стороне от будущего наших детей и потребую провести проверку популярных мультфильмов на наличие в них призывов к насилию и пропаганды экстремизма. А потом мы спрашиваем, – продолжила с мрачной интонацией депутат, – откуда столько убийц, насильников и прочих извращенцев? Да все из детства, вот вам пример.

– Послушайте, – заподозрив неладное, вмешалась Пунина мать. – Я запрещаю говорить такое про моего сына. Слышите меня?

– Да, правда не всем нравится, – стояла на своем депутат. – А может, вы сами продаете сына педофилам-гомосексуалистам?

Мальцевой пришлось быстро пожалеть о сказанном. И тщетно она вопила о своей неприкосновенности. Ей не удалось отстоять ни пальто за пять тысяч евро, ни очки в оправе за три тысячи долларов, ни модную укладку за двадцать тысяч рублей.

Саша все-таки решил разнять дерущихся, несмотря на то, что репортер умолял его подождать хотя бы минуту, ведь наклевывался такой жаркий репортаж.

– Что за вопли? – спросила наевшаяся тортов Трубачева.

Крики она слышала давно, но торт оказался настолько вкусным…

– Хоум-видео снимаете, – решила она при виде камеры. – Так драку лучше в большой комнате снимать или вообще на улице.

– Стерва! – орала в бешенстве Мальцева. – Да как ты смеешь? Я депутат, поняла ты, тварь безмозглая? Я тебе устрою…

Пунина мать укусила державшего ее Сашу за руку и снова набросилась на «неприкосновенную».

– Уберите от меня это животное, – молила Мальцева. – Отстань от меня, вонючее быдло…

– Дядя Саша, значит, эта тетя плохая, – спросил Пуня, – раз мама ее бьет?

– Иди покушай чего-нибудь на кухне, – улыбнулся ему Саша.

Неизвестно, насколько долго собирали бы Мальцеву, если б не появился Груздев. Впрочем, передышка депутата была недолгой. Мать Пуни, обменявшись с полковником взглядами, вернулась к важному делу.

– Как кошки дерутся, – подметил полковник. – Те тоже сцепятся и давай кататься по земле, а визжат дико. Если под окном, запустишь, бывало, в них целлофановым пакетом с водой. Только так… Иначе житья не дадут.

Он посмотрел на исцарапанную жену в разодранном платье и сказал ей менторским тоном:

– Ну, ты-то, ты-то куда лезешь? Бабушка ведь уже. В молодости, что ли, не хватило этих забав?

– Вы не попробуете их разнять? – спросил репортер.

– И не подумаю, – отрезал Груздев. – Я слишком хорошо знаком со своей соседкой. Так-то вот…

Перешагнув через дерущихся, полковник направился в гостиную.

– Саша, ну сделайте хоть вы что-нибудь, – тихо умоляла Елизавета. – Убьет она депутата, а нам потом всем за решетку…

Зря парень пытался уговорить хозяина вмешаться.

– Садись, садись, Сан Саныч, – уговаривал Груздев. – Бабы сами разберутся в своих склоках.

Трубачев продолжал оттирать книжную обложку и ворчать по поводу молодежи, которая опустилась до того, что покушается на мемуары маршала Жукова.

– Как фашисты, – в сердцах проронил генерал.

Он даже не заметил, что вошел Груздев, а следом и Саша. Андрей куда-то пропал, но к его пропажам и столь же неожиданным появлениям хозяин и гости дачи уже привыкли. Так же бывало и на охоте, когда он терялся, а потом невероятным образом нагонял ушедших за многие километры товарищей. При этом Андрей уже был навьючен всем необходимым, чтобы отметить охоту вне зависимости от результата.

– Отстань, – больно пнула Сашу Пунина мать.

Груздев смеялся, наблюдая за метаниями Сан Саныча.

– Пол же вымокнет, – только успела вставить Елизавета.

Испытанный на кошках прием подействовал, правда, пришлось использовать большое ведро. Ключевая вода женщин быстро остудила. Пунина мать вцепилась мертвой хваткой в опустевшее ведро. Этой заминки Мальцевой хватило, чтобы выбежать наружу и огласить всю округу воплем:

– Извращенцы, психопаты! Милиция!

– Наотмечалась уже, окаянная, – захихикал обтиравшийся после бани снегом Валеев.

– Смотрите, смотрите, еще одна! – закричал он товарищам, указывая на мать Пуни.

Та вприпрыжку в одном сапоге неслась за Мальцевой, размахивая пустым ведром. К глубокому сожалению зрителей, туевая изгородь скрыла от них самое интересное. На дачу преследовательница вернулась уже без ведра.

Устроившись на всякий случай поближе к крепким воротам своей дачи, Мальцева поджидала журналистов. Чтобы не терять времени даром, она оглашала дачный поселок воплями о маньяках и педофилах, ее покалечивших. Рупор ей при этом не требовался, у нее имелся встроенный с рождения.

Посчитав, что уж чересчур долго никто не обращает на ее персону внимания, депутат отправилась на поиски заветной камеры, перед которой можно позировать. Несмотря на страсть к съемкам, репортажи со своим участием Мальцева смотреть не любила. В ее квартирах, как и на дачах, даже зеркал не было, а в салоне красоты ей приходилось зажмуривать глаза. Пластических операций она опасалась, а от собственных мимических морщин ее мутило. Когда на ток-шоу бывшая домработница рассказала, что зеркал Мальцева не переносит, ехавший с Сашей в поезде «ученый-патриот» перекрестился и сразу отнес ее к настоящей нечисти и госдеповским упырям.

– Когда покажете репортаж о педофилах? – спросила депутат журналистов, найдя тех около дома Шегали.

Чутье оператора подсказывало, что репортаж об овечках будет также зрителям интересен.

– Это был знак, – уверял сторож.

Однажды он купил овцу перед праздником жертвоприношения, а та оказалась беременной. Сейчас овцы были одинаково тучны, но он по-прежнему мог различить, кто из них мать, а кто дочь.

– Старшая может и укусить. А младшая покладистая. Временами бегает только, как шальная, – закончил Шегали.

Мальцева завела речь о наболевшем, о зоофилах, но оператор предусмотрительно снимал овечек без звука. Его чутье, помимо прочего, подсказывало, что рекламы для депутата и без того уже предостаточно.

Вероятно, когда ей на голову надели ведро да еще вдарили сверху кулаком, Мальцева вспомнила, как давным-давно начинала свою трудовую бездеятельность в Госплане. Вернувшись к себе, она велела штатному орнитологу спрогнозировать численность ее оранжерейной популяции птиц через пятнадцать лет при учете изменений различных факторов, как то продолжительность искусственного освещения зимой, состава кормов, частоты и громкости шумов, издаваемых соседями и так далее. В итоге факторов набралось более пятидесяти штук. Но на этом госпожа депутат не успокоилась: перед домработницей она поставила план намести за сутки сто грамм пыли, а лучше двести, и отчитаться по выполнении в письменном виде, указав, в какой комнате и сколько было наметено. Девушка давно поняла, что плохое знание русского языка не освобождает от наказаний хозяйским веником, поэтому смиренно поклонилась и отправилась на поиски пыли. Благо дача в процессе карьерного роста владелицы приросла дополнительным жилым корпусом, SPA зоной и флигелем в расчете на сотню гостей.

Раздраженная тем, что овечек показали в вечернем выпуске, а «педофилов» нет, Мальцева даже накричала на любимого водителя. Еще больше ее разозлило то, что директор телекомпании не брал трубку, и истерику по поводу «никудышных журналистов» пришлось оставить на автоответчике.

Потом парню-шоферу вдобавок отвесили оплеуху. Он хотел только посмотреть забавное видео, а нашел в интернете запись драки на даче Груздевых под заголовком «Как свиноматки делят корыто. Ржу нимагу!!!»[2]2
  Оригинальное написание сохранено.


[Закрыть]. Зрители в комментариях долго обсуждали, что «визжащая свиньей старуха» очень похожа на «эту ПГМнутую депутатку, которую в детстве ударили с размаху об косяк да аж десять раз». Не найдя в записи ни одного упоминания о педофилах, Мальцева в сердцах расколошматила ноутбук головой водителя.

Дело кончилось еще одной затрещиной. Парень старался, как всегда, но Мальцевой почему-то казалось иначе.

– Это посмотри, если фантазии нет, – рявкнула она и бросила водителю в лицо «Камасутру».

Трубачева и мать Пуни быстро сошлись характерами, притом у них нашлась животрепещущая и неисчерпаемая тема для бесед – «похотливые кобели».

– Это судьба нас свела, – обнимала новую подругу Трубачева.

Груздев распорядился прикупить продукты взамен съеденных и «учесть потребности новой гостьи». Теперь он думал, как самому отвертеться от этой «ерунды».

– Ну, водят же другие женщины машины, – рассуждал он. – А тут…

Честь офицера не позволяла отправить Елизавету одну, и полковник завел речь о том, какая у них с Вадиком Огородником крепкая дружба, «просто не разлей вода».

– Я это… коньячку пригубил после баньки, – вывернулся тот.

– Водить не умею, – напомнил сын Трубачева.

Его невестку даже и просить не пришлось: все было понятно по доносившемуся с кухни смеху и звону бьющихся бокалов.

– Да и ищи потом опять, – махнул рукой Груздев.

– Давай, давай, Санек, – сказал вдруг подобревший Огородник.

– Такую книгу испортили! – ворчал генерал Трубачев.

– Доверяем тебе самое ценное, – подмигивал Саше Валеев. – Я бы и сам, но ты ж понимаешь…

Генерал Валеев развел руками и кивнул на пустую бутылочку с надписью «Слеза Наполеона».

– А ты у нас спортсмен, непьющий, – воодушевлял на подвиги Груздев.

Требовалось нечто покрепче железного терпения, чтобы сопровождать Елизавету в походах по магазинам.

У полковничьей жены имелся свой собственный план покупок, не поддававшийся какому-либо логическому объяснению. Со стороны это действо напоминало хаотичные метания по залу: из овощного отдела в другой конец магазина, где находился хлеб, оттуда в молочный отдел, который находился по соседству с овощами. Купив огурцов в самом начале и уже подходя к кассе, Елизавета подумала, что и помидоров прикупить не помешает. Женщина обрадовалась, когда с ней отправили Сашу. С мужем ходить за продуктами она не любила: после получаса шараханий по залу тот приходил в бешенство и однажды сгоряча пообещал засунуть жену в холодильник со свежемороженой рыбой, когда та перебрала на два раза все его содержимое, так ничего и не выбрав.

«Для тебя же выбираю», – обижалась про себя Елизавета.

Сашино общество Елизавету расслабило, и она была благодарна случаю, что уж в этот раз сможет выбрать то, что надо, без всяких «мужских капризов». Она то и дело просила Сашу посмотреть сроки годности на всевозможных баночках или зачитать состав продукта.

«Какой умница, – радовалась она про себя. – Жалко будет, если Паша его испортит своими советами».

Саша тихо сходил с ума, но следовал советам Елизаветы обращать внимание на дату производства молока…

– Лучше брать сегодняшнее, – вещала женщина. – Если срок годности большой, то не бери: там наверняка куча всякой химии… Вот я однажды купила импортный творог, а он весь как воздушные шарики, кругляшами такими и вкуса никакого…

– Творог тоже взять? – спросил Саша, отправляясь за молоком.

Творог находился в том же отделе, и парень не оставлял надежды внести в их поход по магазину некую последовательность и логику.

– Ну, не знаю, – задумалась полковничья жена. – Давай сначала молока возьмем, хлеба, а там видно будет… И смотри, чтоб молочный пакет не был вздут, и швы на нем не протекали…

На автопилоте Саша шел к молочному прилавку, а в голове у него крутился один вопрос: «Зачем мне все это нужно?»

Об обещанной работе с ним так и не говорили.

«Может, Груздев решил сделать из меня ассистента домработницы?» – подумалось ему.

Ассистентов имели многие, иногда даже грузчики. Так «торгаши» и прочие «буржуи» экономили на зарплате. Приставка «ассистент» сокращала ее как минимум на треть.

– Молочный пакет нужно еще засунуть в полиэтиленовый одноразовый мешочек, – эти слова Груздева преподнесла как великую мудрость. – Сорви, пожалуйста, Саша, мешочек…

И Саша шел, но вслед ему неслось:

– Нет-нет, там мешочки слишком маленькие и тонкие, сходи туда, там я видела большие…

С этими словами Елизавета указывала куда-то в противоположную сторону.

– А где именно вы их видели? – пытался уточнить Саша.

– На стойке рядом с огурцами…

В овощном отделе рядом с огурцами действительно находилась стойка с одноразовыми пакетами. Саша оторвал сразу три, на всякий случай.

«По-моему ничем не отличаются от тех других», – показалось ему.

Груздева его вывод подтвердила:

– У огурцов брал? У маринованных? Нет, мой хороший, там другие были, больше…

Не разбирая уже ничего, Саша бродил между прилавками в поисках маринованных огурцов. Груздева сказала, что рядом находится стеллаж с рыбными консервами, который нельзя не заметить.

Вопрос Саши вкупе с его усталым видом так растрогал консультанта, что она лично проводила его в отдел консервов. С замешательством работница магазина посмотрела, как парень оторвал несколько мешков, не обратив никакого внимания на продукцию отдела, который упорно искал.

– Спасибо, – сказал Саша на прощание ничего не понявшей девушке-консультанту.

Тем временем Груздева выбирала хлеб. Она тщательно осматривала каждую булку, только лупы для полноты картины не хватало. Булки нещадно выбраковывались, будучи, по ее мнению, слишком поджаристыми или напротив, недостаточно пропеченными.

На даче же Груздев поднимал тосты за здоровье Сан Саныча и успешный исход операции «Супермаркет», в полной мере представляя, насколько несладко приходится в эти минуты его молодому знакомому.

– Хлеб здесь какой-то нехороший, – заявила полковничья жена. – Надо зайти в соседний магазин… А молочко ты пока отнеси обратно, может, там оно дешевле… Если что, вернемся сюда снова, недалеко же…

В этом вопросе Саша пошел наперекор и сказал, что молоко оплатит сам.

– Ой, мне неудобно с вас деньги брать… Вы же сейчас не работаете… Я слышала, как Паша говорил это… Не подслушивала я, – заверила женщина. – Это чисто случайно получилось.

– Молоко я могу позволить, – сказал Саша.

На его лице даже появилась улыбка, ведь они медленно, но неуклонно продвигались в сторону кассы.

– Но печенье уберем, – решила Елизавета. – Здесь еще поблизости есть маленькая кондитерская, цены там обычно взвинчены, но надо проверить, сравнить… Если что, забежим сюда снова…

Груздева улыбнулась, радуясь своей экономической дальновидности. А Саша глубоко вздохнул, измеряя взглядом типичную предновогоднюю очередь, которую ему предстояло выстоять неизвестное количество раз.

Когда, наконец, все окрестные забегаловки были героически пройдены, Саша от переполнявших его эмоций произнес:

– О да!

Все вроде бы было куплено, новая очередь выстояна, потому что цены в кондитерской Груздевой не понравились. Она даже минут десять выясняла, почему там все дорого?

Продавец не спорила и соглашалась, что хозяйка «заламывает цены, а работникам платит копейки». Все это грозило вылиться в длинный ностальгический разговор, какой парню уже приходилось слышать в поезде.

– Елизавета Васильевна, кажется, кто-то уводит нашу машину, – сказал тогда Саша.

– Угнали! Как? Средь бела дня! – запричитала Груздева и сию же секунду выбежала из злосчастной кондитерской.

– Я ошибся, – извинился парень, добившись таки желаемого эффекта.

– Молодец! Ловко ты эту копушу провел! – точно так сказал бы Груздев, если б увидел ту сцену.

Саша уже не ждал никаких неожиданностей, ведь они подъезжали к кольцевой автодороге. Но Елизавета поняла, почему ее терзали сомнения.

– Масло, масло-то забыли! Саша, надо вернуться. Без масла ни пирогов, ни даже кашу не приготовить…

– У вас же в деревне фермерский магазинчик есть, – вспомнил Саша и уверенно повел машину в направлении дачи.

– Нет, нет, – протестовала Елизавета. – Этот фермер дерет три шкуры… У него масло на двадцать рублей дороже, чем в том магазине… Рулите, рулите обратно…

– Но ведь фермерские продукты наверняка вкуснее и свежее, – бил Саша знакомыми собеседнице аргументами.

– Хорошо, – скрепя сердце согласилась Груздева.

В глубине ее души все же сидело недовольство, ведь у фермера дороже, и ей не нравилось, когда муж ни с того ни с сего вдруг притаскивал от него большой кусок копченого окорока или фирменное яблочное вино.

– Дорого же! – тихо, но все же высказывала недовольство Елизавета.

Груздев обычно отмахивался от жены, как от назойливой мухи. Тогда она продолжала наседать на него:

– Ты же не любишь покупать продукты, а тут…

– А ты любишь пруд с кувшинками? – парировал он вопросом.

Как правило, на том спор заканчивался, и в семье Груздевых воцарялось нечто похожее на семейную идиллию.

– Из-за острова на стрежень… – затягивал полковник под задорное хихиканье жены.

Несколько куплетов Груздев пропускал, в нетерпении покручивал свой ус и переходил к самой сути:

 
– Мощным взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну.
 

Ближе к кульминации песни он подхватывал жену, хмуря брови, как настоящий Стенька Разин. Женщина повизгивала от удовольствия. Если пруд был рядом, она заходилась воплями и дрыгала ногами, но лишь для пущего обоюдного удовольствия. Все это напоминало старую добрую сказку про говорящего кролика, молившего лиса не бросать его в терновый куст.

– Не надо! Не надо, Пашенька, – кричала Елизавета на зависть соседке-депутату, чья личная жизнь не отличалась разнообразием.

– Надо, надо, – читал Груздев тайные желания супруги.

Буквами, к сожалению, еще не научилась передавать такое разнообразие звуков, какие производила Елизавета, летя в свой маленький красивый пруд.

Вспомнив об этой забаве, Груздева радостно всплеснула руками.

– Гоните, Саша, гоните… – просила теперь она.

На пруду недавно сделали прорубь, и как-то само собой напрашивались мысли о знакомой забаве в новых необычных условиях.

Груздев не скупился на известные «молодежные» жесты. Ему нравилось, как старательно Шегали очищал дорожки от снега. Когда хотелось размять мышцы, полковник управлялся с лопатой сам, но он решил, что еще возьмет свое при колке дров. Тогда можно было убить сразу трех зайцев: размяться самому, поучить Сан Саныча и заодно запасти топливо для бани. Сейчас же Груздев с важным видом прохаживался взад-вперед, рассуждая вслух о пользе здорового образа жизни.

– Молодец! – хвалил он Шегали за хорошую работу и приверженность «здоровым» занятиям одновременно.

Полковнику нравились истории о приключениях дедушки Шегали с непроизносимым именем. Однажды старик оседлал лошадь и, как обычно, поехал в гости к родственникам в Нахичевань за пятнадцать километров. Нашли его следы через неделю по другую сторону Кавказского хребта в аварском ауле. Там он пытался раздобыть новую лошадь, чтобы продолжить путь.

– Совсем плохой конь, издох, – передал Шегали слова деда.

– Однако, – восхитился дедушкиной прытью Груздев.

– А тушу коня нашли аж в тридцати километрах от того аула, – снова удивил собеседника сторож. – Не успели мы. Еще в двух аулах нам говорили: «Проезжал, лошадь вместо павшей взял, поскакал туда-то». Так мы и ехали за ним до Махачкалы. Дедушка море увидел, понял, что не туда заехал, и повернул обратно. Ну, дед не промах, подумали мы, сели на поезд и вернулись домой. А бабушка плачет: нет его дома. В розыск подали. Нашли через неделю в Нахичевани у родни. Дед рассердился: «Зря принимаете меня за маразматика». Потом мы его уже не искали, и дед сам всегда возвращался, иногда, неделями ждали его, но он все равно возвращался.

– Удалой у тебя дед, – смеялся Груздев.

– Сейчас уже не настолько… Сто два года все-таки.

– Нам бы столько прожить, – проронил полковник.

– Все дело, видимо, в яблоках, – сказал сторож, сгребая снег в маленькие аккуратные кучки. – Каждый день их ест, любит очень. В прошлом году был богатый урожай. Дед постоянно ходил по саду и проверял, поспели ли яблоки. Мы не уследили: видимо, как раз в тот день, – улыбнулся Шегали, – яблоки поспели, а дома кроме слепой бабушки никого не было. Тряс дед дерево, а яблоки не падают. Решил он тогда на яблоню забраться. Приходим, а дед на дереве, яблоко ест. Всей семьей снимали. А когда сняли, он рассердился, что не дали ему яблок набрать. Пришлось мне на дерево лезть.

– Правильно, – одобрил полковник.

«Вот, не занимаются всякой там ерундой, танцульками… – думал он про себя. – И настоящие мужчины вырастают, ловкие…»

– Ну, я с яблони упал, – вмешался в эти идеалистические мысли Шегали. – Ветку еще сломал. Дедушка тогда совсем рассердился… Сказал, что сейчас молодежь никуда не годная пошла…

– Всякое бывает, – вздохнул Груздев.

Погуляв на свежем воздухе, где его часто посещали умные и не очень мысли, полковник позвонил жене.

– Здесь мы уже, здесь, – раздался за его спиной голос Елизаветы.

Саша плелся за ней с неподъемными пакетами.

– Сан Саныч, – обратился к нему полковник. – Не в службу, а в дружбу. Надо бы к фермеру нашему сгонять за яблочками, слышал, они у него очень вкусные. А Лиза нам потом шарлотку испечет. Побольше надо взять, чтоб повидло сделать, компоты…

– Так у нас чего только нет, – встряла Елизавета. – И клубника, и малина, и облепиха, и слива есть…

– Я же про яблоки говорю, – упорствовал Груздев.

Проводив недавно прибывших в очередной поход, полковник устроил пробежку по дачному поселку. Ведь дедушка Шегали, как следовало из истории, тоже много двигался.

– Я выращиваю яблоки для вина, – развел руками фермер. – Особый сорт. Для еды не годится, танина много.

– Ой, Саша, что-то я так устала, – пожаловалась Елизавета. – Вроде и пешком-то ходили немного… Старость – не радость.

– Ладно, бери вино. Можно сразу ящичек прихватить, – распорядился после их возвращения Груздев.

– Ну, в вине, вы, мужчины разбираетесь лучше, – сказала Елизавета, чмокнула мужа в щеку и добавила: – А я пока омлетик вам приготовлю.

Кухня при таком раскладе казалась Груздевой за великое благо.

– Тут такое дело… – начал полковник.

Затеял свою речь он не вовремя. Саша вернулся от фермера и как раз выгружал из багажника ящик с вином, тон же Груздева навел его на неприятные предчувствия. Только невиданная доселе прыть полковника спасла ценный груз.

– Давай, отдохни немного, – сжалился он над Сашей.

Пока Саша возил Груздеву за продуктами, Трубачев старший не отставал от сына, требуя новый слуховой аппарат. Теперь тот заперся от отца в туалете и покидать его не спешил, симулируя расстройство желудка.

– Мой не работает, – чуть не со слезами говорил генерал.

При этом он показал Саше свой прежде замоченный и просушенный аппарат.

– Ох, что-то меня совсем расслабило, – со страдальческим видом говорил генеральский сын, покидая надоевшее ему помещение.

Тут ему на глаза попался ящик с вином.

– Может, от этого полегчает, – жалобно протянул он.

– Ну, как? – спросил у него Груздев после трех бокалов.

– Пока еще непонятно, – ответил тот и предложил полковнику «полечиться» за компанию.

– Вот, выпейте это.

Предложенное Елизаветой питье приятных эмоций у гостя не вызвало.

– Отвар черемухи, – пояснила женщина. – Хорошо помогает.

– Ох, любишь ты экспериментировать…

Фраза полковника насторожила Трубачева, и он заверил, что ему гораздо лучше. Вслед за Сашей, приглашенным на омлет, появился Трубачев старший вместе со своим аппаратом. Для наглядности генерал снова проверил прибор:

– Вот, посмотрите, не работает.

С надеждой он посмотрел на Сашу.

– Яблок там заодно купите, побольше, килограммов десять, пусть лежат про запас, – сказал Груздев, отправляя Сашу в город с генеральским сыном.

Вино младшего немного развеселило, и всю дорогу до города он намурлыкивал один и тот же куплет из любимого романса. Он останавливался лишь для того, чтобы сказать: «А вы, малолетки, ничего в настоящем искусстве не понимаете. Вот так!»

– Давай к этому магазину, – махнул рукой Трубачев при виде первой попавшейся на глаза надписи.

Магазин «Чудо-электроника» действительно напоминал лавку чудес. Что ни прибор, то обязательно новейшая разработка, чудо техники с набором разнообразных и непременно полезных функций.

Саша уже не столь хорошо соображал после всех своих путешествий, но все же на просьбу Трубачева посоветовать ему что-то из богатого ассортимента ответил:

– Давайте зайдем в нормальный магазин.

Но Трубачев уже развесил уши, слушая живчика-продавца.

– Вот этот еще лучше, – убеждал продавец, показав самый дорогой слуховой аппарат. – Новейшая разработка наших ученых. Использованы современные технологии. Раньше этот завод выпускал средства связи для политбюро и КГБ. Теперь секретные разработки доступны всем.

– Беру, беру, – закивал Трубачев.

– А вам тоже есть, что предложить, – переключился продавец на Сашу, показав длинную пластиковую штуковину с синей лампой на конце. – Сохраняет молодость, здоровье, поддерживает мужскую силу. Нам часто звонят благодарные женщины.

Продавец сунул ему глянцевую бумажку, где Маши, Тани и Иры почти слово в слово и даже с одинаковыми ошибками написали, как чудо-аппарат помог их мужьям, спас семьи от распада, восстановил гармонию в угасших было отношениях.

– Яблоки – лучшее из лекарств, – нокаутировал его Саша. – В них столько полезных веществ. Ученые об этом молчат, потому что яблок на весь мир может не хватить, и тогда начнется термоядерная война. Помните, это совершенно секретная информация.

Больше к Саше продавец не приставал.

После возвращения на дачу генеральский сын разместился в проходной комнате. Он даже сказал, что будет там спасть, потому что в кресле у электрокамина ему очень удобно. Позевав для наглядности, Трубачев прикрыл глаза.