Текст книги "Взрослые дети"

– Кому ты еще дорогу перешел? – вопрошала она собрата по несчастью.

Гость только закряхтел, ничего не сказав: он вспомнил все свои недавние делишки, и вариантов оказалось слишком много. А еще были давние, громкие и тайные, делишки, которые и вовсе можно было перебирать до следующего Нового года.

– Если что, Иренок… – прослезился гость. – Я всегда только тебя любил… А на своей мегере только из-за папаши ее женился… У меня же тогда денег не было совсем…

«Денег нажил, а мозги так и оставил в подворотне», – подумала Мальцева и криком позвала домработницу.

Девушку-филиппинку она называла шушерой не из-за какой-то особой вредности, просто память на имена у Иренка была плоха, а на восточных именах ее вообще вырубало. К странностям хозяйки домработница привыкла, но чтоб под кроватью… это даже с фантазией Мальцевой выглядело необычно.

– Ментов вызывай, – сказала ей хозяйка. – Скажи: «Депутат Ирина Борисовна Мальцева, дача, бандиты, автоматы». Поняла? Зараза, так русский и не выучила, – добавила она в сердцах.

– Хорошо, – вежливо поклонилась девушка.

Так миновало еще полчаса, ничего не происходило. Гость был упитан, ему стало жарко под кроватью, а Мальцеву тошнило от его дыхания и прочих выхлопов.

– Хоть бы жвачку захватил, – прошипела она и снова рявкнула на весь дом: – Шушера! Ты где, тварь такая? Решила заморить меня под этой койкой?

– Они сказали: «Ми узже выехать», – проговорила девушка с по-детски невинным выражением лица.

Когда депутат заставила ее посмотреть в бинокль, что происходит у соседей, домработница заявила:

– Очень плехо так…

Она хотела сказать: «Неприлично подглядывать за людьми», но Мальцева услышала свое и впала в истерику. Девушка же обрадовалась, что хозяйка с гостем пока не собираются вылезать из-под кровати. Теперь все двадцать комнат, солярий, массажная ванна, холодильник и телевизор с кучей англоязычных каналов были в ее полном распоряжении.

Тем временем в гостиной Груздевых погас свет. В темноте раздавался визг Елизаветы, а на полу шла возня с дикими криками. Еще непрестанно падали с полок книги и валилась с праздничного стола посуда. А из телевизора продолжали вещать:

– Ах ты, редиска! – кричал с экрана герой очередной старой комедии.

Периодически перед экраном маячили темные силуэты дерущихся. Когда свет появился снова, сидевшие за столом увидели Груздева в помятом кителе, убиравшего со лба остатки салата. В руке его по-прежнему был пистолет, причем ствол смотрел прямо на Елизавету.

– Он не заряжен, дурашка ты моя, – улыбнулся ей полковник.

Правым сапогом он попирал лежащего на животе мужчину. Тот изо всех сил вцепился руками в левую ногу Груздева, зажмурив при этом глаза, и кричал «А… а!..» По странному стечению обстоятельств этим человеком оказался Шегали.

– Ногу мою отпусти. Все хорошо, – успокаивал его Груздев.

Саша – Дед Мороз восседал верхом на долговязом, заламывая ему руки. Лежащий человек в маске орал зверем и не оставлял попыток обидчика скинуть. Наконец, Саша связал ему руки и стряхнул оливье с волос.

– Я убираю ногу, ты – руки, – сказал Груздев Шегали.

Сторож понимающе кивнул и груздевскую лодыжку отпустил.

– Извините, – раскрасневшись, прошептал он и, понурив голову, сел в кресло.

– Поздравляю, товарищ Дед Мороз. Уведите нарушителя! – распорядился Груздев.

– Скажи спасибо Павлу Николаевичу и Дедушке Морозу, – наущал Пуню Трубачев. – Видишь, какие они герои. Спасли нас и Новый год.

Генерал придумал собственную историю, что бандиты хотели украсть сам праздник, дабы Новый год не наступил.

– Ух, ребята, вы такое пропустили, – говорил Груздев вошедшим Валееву, Огороднику и Андрею.

– Да уж, – процедил генерал Валеев, оценивая понесенные новогодним столом потери.

Елизавета погрозила Андрею кулаком и пообещала ему устроить… Что именно? Этого она не уточнила.

– Дедушке Морозу после его подвигов нужно навести кое-какой марафет, – пояснил Груздев задержку с раздачей подарков.

Пуня, кажется, был обрадован больше всех. Бравый полковник Груздев распорядился:

– Товарищ Мороз, передайте рядовому Пуне изъятые у бандитов три единицы стрелкового оружия.

На подарки хозяин дачи не скупился. Если бы кто-то посмел сказать, что Груздев занимается ерундой, покупая натуралистичные, а потому отнюдь не дешевые копии АК-74 и играя ими в террористов, он бы нахмурил брови и ответил:

– Совсем это не ерунда. Именно так воспитывается боевой дух и прививаются молодому поколению патриотические чувства к Отчизне.

После этого критик неминуемо бы «споткнулся». Тем не менее полковник нового владельца арсенала попросил быть осторожнее с ним на улице, «потому что, если такую игрушку показать дядям-полицейским или инкассаторам, они могут неправильно все понять».

Подарок Трубачева оказался самым тяжелым. Самому генералу было сложно его принять, и тогда для подарка принесли табурет. С детским восторгом генерал разворачивал цветную шелестящую обертку. Внутри была иллюстрированная «История Великой Отечественной войны» в пяти томах в кожаных переплетах.

– Я и так о войне все знаю, – объявил Трубачев, – но все равно спасибо.

Под общие аплодисменты он пожал руку Груздеву, потом Деду Морозу и с вполне довольным видом вернулся на свое место.

Видимо, предвидя такой поворот заранее, Груздев прибавил к подарку «скромную, но занятную книжицу», которая случайно попалась ему на глаза в отделе военной литературы. «Исторические сенсации» – было написано жирным красным шрифтом на мягкой обложке. Помимо прочего, в ней на полном серьезе говорилось, что Тутанхамон, Юлий Цезарь и Чингисхан на самом деле один и тот же человек. Славян же автор называл потомками римлян с шумерскими корнями, указывая, что славянами были Будда, Конфуций и Христос. Если бы Саше хватило терпения книжицу прочитать, он бы понял, почему его бывший «попечитель-атаман» сделал символом своего «военно-патриотического клуба» русского богатыря в римском шлеме.

Подарок Елизаветы в мешок Деда Мороза не вошел. Его Саша не без труда вынул из багажника полковничьей машины. Находился он в большой дорожной сумке с надписью «Russia».

– Спасибо, дорогой, – тихо произнесла Елизавета и для приличия чмокнула мужа в щеку.

Она-то думала, что получит милый гобелен «с белой церквушкой у маленькой речушки». Специально стояла в магазине и смотрела на него десять минут, а Груздев списал все на простое женское любопытство вкупе с природной медлительностью супруги. Внутри «подарочной» сумки находился, как прокомментировал сам полковник, «набор разнокалиберных кастрюль на все случаи жизни». Может, изделия одного уральского завода, расписанные неизвестными ботаникам цветами, и смотрелись скромно, но зато какой материал!

– Самая лучшая сталь во всей стране, – гордо рапортовал Груздев. – Невероятно прочная. Точно из такой же делают танки.

Последний аргумент был даже не железным, а стальным. «Не могут же танки делать из плохого металла!»

Содержимое своей подарочной коробки Шегали угадал, еще ее не открыв. Конечно же, там было собрание сочинений Пушкина, подобающим образом оформленное. А вот книга о Михайловском с красочными фотографиями оказалась для него приятным и неожиданным дополнением.

От видов Сороти перед грозой филолог совсем разомлел и, прикрыв глаза, мурлыкал что-то из «Онегина».

– Кстати, очень поучительная у Александра Сергеича есть повесть. «Бахчисарайский фонтан» называется, рекомендую всем, – вставил для приличия Груздев.

– Поэма, – вежливо поправил Шегали. – От повести отличается более пафосным содержанием и, как правило, пишется в стихотворной… Но, если подумать, то и общего у них много, – добавил сторож, посмотрев на сконфуженного Груздева. – Вот, к примеру, у Низами есть поэма «Хосров и Ширин», где представлен мотив несчастной любви, как, допустим, и в повести «Дубровский»…

– Ну, Дедушка, что там у нас еще? – спешно ушел от неудобной темы Груздев.

Полковника Огородника ожидал маскировочный костюм для охоты. В коробку он не вошел, за что Груздев извинился.

– Зачем мне эти фантики, – произнес Огородник добродушно и специально для старого друга добавил: – Ерунда эти коробочки.

Довольно погладив усы, Груздев похвалил свой подарок:

– Маскировочный костюм системы «Леший» подходит для охоты на крупную и мелкую дичь. Снабжен водонепроницаемой подкладкой…

Морально Валеев уже был готов, что его рыбацкий арсенал ждет пополнение. На прошлый Новый год Груздев подарил ему спиннинг, на 23 февраля набор приманок, на день рождения эхолот и, наконец, на день пограничника генерал получил от друга двухместную надувную лодку. То был подарок с намеком. Но Валеева всегда интересовала только пойманная рыба. Сидение же с удочкой да еще, не дай бог, лов налимов теплых чувств у него не вызывали. Генерал начинал пофыркивать, представляя, что друг снова начнет уговаривать поудить налимов, которые, «паразиты такие», клюют в самое ненастье при мокром снеге да с пронизывающим ветром или вообще в лютый зимний холод.

– Угощайтесь, пожалуйста, мне не хочется, – с этими словами он протянул Елизавете тарелку с налимьей печенкой, которая, словно намек, стояла прямо перед ним.

Взамен Валеев попросил передать «солененькие грибочки», которые как бы намекали: «Сходил бы я лучше, дружище, с тобой по грибы, да вот зима на дворе совсем некстати».

Он тяжело вздохнул и приготовился ради приличия и старой дружбы благодарить Груздева за палатку.

«На налима пойдем, – уже слышались ему слова друга. – С такой хорошей палаткой хоть в дождь, хоть в метель рыбачить можно, да еще и с ночевкой».

– Двухместная? – иронично спросил Валеев.

– Трех… – пояснил Дед Мороз.

– С подарками постарались вы, Дедушка, на славу, – отметил генерал с ехидством.

Он даже захлопал от радости в ладоши, когда сей «подарочек» достался Андрею.

– И для тебя там места тоже хватит, – подмигнул Валееву Груздев.

– Сейчас как раз сезон для налима, – выдал без задней мысли Андрей. – Я помню, как вы за раз съели банку налимьей печенки… и без хлеба даже.

– Жирная она слишком, – буркнул генерал. – Всю неделю потом тошнило.

– Нет, нет, Дедушка, вот эта коробочка, кажется, для товарища генерала, – поправил Груздев.

– Старый я очень, склероз, а вы все детишки для меня, – со смешной интонацией выговорил Саша.

– Длинненькая какая коробочка, – улыбнулся Валеев.

– Что-то легонькое, как пух, – пояснил для него Саша. – Точно не палатка.

– Знаю, знаю, Дедушка Мороз, вы плохого не подарите, – разулыбался генерал. – Вы же добрый, хоть и грозите посохом своим нас, детишек непослушных, заморозить.

С подозрением он взглянул на Груздева, пытаясь прочитать что-то в его глазах.

– Не уроните, товарищ Мороз, это тонкая работа, – намекнул Груздев.

Валеев принялся распаковывать свой подарок. Одержимый любопытством, ленту он затянул узлом, так что пришлось ее разрывать.

– Ох ты, – вырвалось у него. – Да, Дедушка, прям в беззаботное детство вернули.

Если и была в этих словах ирония, то совсем небольшая. Не медля, Валеев открыл красочную коробку и вынул модель подводной лодки.

– Одно упущение: эхолот не предусмотрен, – сказал Груздев с намеком.

– Зато налимы будут меня бояться, – прозвучало в ответ и тоже с намеком.

Генерал совсем не расстроился, когда выяснилось, что ходит лодка исключительно в надводном положении. Зато на пульте управления имелась большая красная кнопка с веселым Роджером. От возбуждения Валеев даже высунул язык. Пуня скакал вокруг него, тоже с нетерпением ожидая испытаний. Только Елизавета немного поворчала:

– Детский сад, – сказала она, когда лодку спустили в ее аквариум с гуппи.

– Ты посмотри, как они оба радуются, – спокойно ответил ей Груздев, так что женщине даже стало стыдно за свои слова.

При нажатии на заветную кнопку субмарина пускала пузыри и издавала протяжное «пи…». После чего отсек на носу открывался, и оттуда вылетала ракета. Перехватить ее Саше удалось, когда она направлялась прямым курсом к кувшинчику «с минералкой». Дед Мороз, памятуя об обязательствах по «росписке», сказал Пуне, что там минералка для взрослых. Прочитав горячий интерес в глазах мальчика, он погрозил своим посохом и добавил, что рискнувшие попробовать ее дети перестают расти.

Тогда Пуня проявил интерес к его бороде. Клей действительно оказался прочным, что возродило у мальчика веру в Дедушку Мороза.

– Ты классно передразниваешь дядю Сашу, – объявил Морозу Пуня. – Я тоже так хочу.

– Нехорошо дразнить взрослых, – смеясь, как дядя Саша, сказал новогодний волшебник.

По крайней мере, на аквариумных рыб субмарина впечатление произвела: они то жались ко дну, то с сумасшедшей скоростью метались по аквариуму.

– Ну, ладно, будем считать, что испытания прошли успешно, – сказал Валеев и «отправил лодку в док».

«Животинку все же жалко, уж очень красивая», – подумал он.

К «животинке», которую разводят для красоты и не едят, генерал всегда относился с особой добротой.

– А это вам.

Пуня протянул Трубачеву маленький сверток, перетянутый обрывком мишуры.

– Молодец, Дедушка, – тихо сказал Груздев. – Опередил меня.

Трубачев обнял Сашу крепко, как родного, чуть ребра не захрустели. Скоро Пуня объяснил, что «нашел потерянную штучку дедушки-генерала», когда искал клад в старой печи.

– Там еще было много яблок… обгрызенных, – добавил мальчик.

Но прежде все услышали вопли генерала, как ему снова бьет током по мозгам. В этот раз досталось производителям слуховых аппаратов. Грешным делом генерал подумал, что его родственники не такие уж вредные.

– Технику разучились совсем делать, – заключил он.

Немного смущаясь, Груздев предложил примерить другую «штучку». Он таки выменял пропаренный в бане прибор на исправный. В магазине его спросили:

– Почему аппарат перестал работать? Не попадал ли он в воду, не нагревали ли его?

На это Груздев ответил:

– Говорю же вам: «Не работает он, не слышу я ничего».

Положив новый прибор в карман пиджака, Трубачев пообещал надеть его позже:

– Отдохну пока, потом… – пояснил он, ожидая сюрпризов от новых испытаний.

– Спасибо, вам Дедушка, задержали мы вас, – произнес Груздев. – Другие детишки вас уже заждались.

Сфотографировавшись с Пуней и попрощавшись со всеми остальными, Дед ушел. Хозяин же ему клятвенно пообещал передать подарок Сан Санычу, когда тот вернется «с важных биатлонических соревнований».

Сан Саныч вернулся довольно скоро, его немного пожурили за то, что такого героического Дедушку Мороза не уважил. Тот оправдался, что был именно на «биатлонических» соревнованиях и, как герой известной новогодней комедии, передал всем физкульт-привет.

Кое-чему Саша у Груздева научился и такую «ерунду», как слезы, показывать не стал. Хотя именно такого подарка он ждал от Деда Мороза, пока не застал у елки мать. Та не нашла ничего лучшего, как сказать:

– Я, наконец, нашла работу, теперь я и.о. Деда Мороза.

Тогда, найдя под елкой пакет с горстью карамелек и тремя бананами, Саша подумал, что мама просто еще не научилась быть и.о. и делать большие подарки, как настоящий Дед Мороз. Денис же обозвал его дураком, заявив, что их мать уволили, и теперь они помрут с голоду, потому что «урод-папаша их нагло кинул». Именно тогда он обнаружил задатки бизнесмена. Мать Денис велел не расстраивать, а предлагал помочь ей братскими силами, то есть Сашиными:

– Ты же любишь маму, – говорил ему Денис. – Вон она для тебя как старается. Сядь у церкви, протяни руку и говори всем, что тебе кушать нечего. Только мама не должна знать, откуда денежки. Сделаем ей подарок.

На следующий день Сашу домой привела женщина-милиционер, она торжественно объявила, что теперь семья Мягковых состоит на учете как неблагополучная.

– Сама молодая, здоровая, а мальчика заставляете попрошайничать, – качала головой милиционер. – Если так продолжится, мы лишим вас родительских прав.

Увидев мать расстроенной, Саша с детской непосредственностью сказал, что они с Денисом просто хотели помочь и сделать ей сюрприз. «За предательство» Денис решил устроить брату темную и впервые получил от него в нос.

– Он на меня кидается, – жаловался Денис матери.

Так что ремень сбежавшего отца Сашу не миновал. О лыжной форме с двуглавыми орлами и надписями «Russia» он и мечтать больше не смел. А тут Груздев по чистой случайности задел его за живое.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Саша, пытаясь не выдать дрожь в голосе.

В подарочной упаковке оказался полный лыжный комплект вплоть до носков и термобелья. Сильные эмоции Груздев все же улавливал неплохо.

– Шагом марш в примерочную! – скомандовал он. – Вернешься, когда будешь в форме.

«Да, не железный, – подумал даритель про себя. – Такая буря из-за спортивных тряпок… Прям буря в стакане. Но мы Сан Саныча еще закалим…»

– Охота хорошая будет, чую, – сказал Андрей, будто прочитал груздевскую мысль. – Следы в лесу видел. Пять взрослых, не меньше. Волчары матерые.

«Меня же Железным Груздем солдаты прозвали, – нашло откровение на Груздева. – Спуска не давал ни людям, ни зверям».

Теперь он придумывал прозвище для Сан Саныча, да такое, чтоб поярче.

«Меткая Пуля… как в детских фильмах про индейцев… Железный Волкодав… слишком уж… не поверят, засмеют только… Железный Стрелок… А вот это годится. Надо самого матерого волчищу ему подставить. С таким-то прозвищем характер укрепится окончательно…» – рассудил в душе полковник и покрутил ус, да так, что щепотка седых волосков осталась в пальцах.

Саша выглядел как бедный родственник. Ему вдруг показалось, что он вырос из того возраста, когда можно мечтать, не выглядя дураком. Форма была не хуже, чем у членов сборной, но парня не покидала мысль, как нелепо это должно выглядеть со стороны. Перед Сашиным возвращением «в форме» Груздев подговорил гостей дружно ему похлопать, раздал всем флажки, как настоящим болельщикам и даже убавил телевизор, где с минуты на минуту должен был появиться верховный главнокомандующий с давно записанными поздравлениями.

– С Новым годом! – провозгласил под общие аплодисменты Груздев и наградил Сан Саныча настоящей медалью.

– Нет, нет, – закачал головой Саша. – Это не мое. Она же олимпийская. Я не заработал…

– Сан Саныч Мягков награждается авансом, – твердо сказал Груздев, слегка хмуря брови.

Чего только не найдешь в антикварных лавках, тем более если антиквар ловок. Вот и бронзовая награда из Нагано нашлась. Груздев сначала просто для интереса посмотрел, он ожидал сумасшедших цен, а оказалось десять тысяч и совсем не у. е… Скупость его никогда не одолевала, а уж под Новый год святым делом было потратиться так, чтобы прижимистая жена весь следующий год это припоминала.

Можно сколь угодно долго ворчать на Сашу: «Подделку не смог отличить. А еще спортсмен, называется…» Но что же тогда останется обсуждать скамеечным сплетникам?

– Тост от чемпиона, – объявил Груздев, предлагая Саше откупорить «Советское» шампанское.

Трубачев смотрел на экран, он был уверен, что все происходящее действо связано с поздравлениями верховного.

– За обладателя этой медали… бывшего, – произнес Саша.

– А кто он… этот бывший? – спросил Андрей.

– Спортсмен какой-то, – пожал плечами Огородник. – Мы тут смотрели, они на лыжах бегают с винтовками и по черным кругляшкам стреляют… Делом бы занялись, не наигрались в войнушку… Их бы на передовую, обделались бы, – добавил он шепотом.

Пробка пролетела перед экраном. Верховного до сих пор показывали, но в это время на отдельно взятой даче Сашин рейтинг оказался несоизмеримо выше.

– Он же еще говорить не кончил, а вы уже… – поворчал Трубачев, скорее по старой привычке, нежели по мотивам политическим.

– Давай, Дед Мороз, за тебя, – провозгласил Андрей. – Только руки надо лучше связывать, я бы за пару секунд освободился.

– Учту на будущее, – пообещал Саша.

Сашу одолевали мысли, что Груздеву он ничего не подарил. Хотя остальные тоже ничего полковнику не дарили, только Трубачев презентовал ему бутылку настойки, которую теперь пробовали все, кому не лень. Елизавета о подарке не забыла, но он казался ей слишком интимным. Пижаму цветов российского флага она предусмотрительно оставила на кровати в их спальне.

Пуня ни на миг не расставался с арсеналом и включал свою встроенную сирену, когда Елизавета предлагала отнести игрушки в его комнату, «чтоб кушать было удобнее».

– Садись так, – произнес Груздев. – Тебе очень идет форма. Привыкай.

Он держал в уме другую форму, но тоже с орлами.

«Все-таки форма делает человека более дисциплинированным, – рассуждал про себя полковник Груздев. – Не зря раньше приучали к ней со школы. И порядка в стране больше было».

Тема о форме напрашивалась в заметки, но забили куранты, и рассуждения были моментально пресечены. Если Груздев не был слишком возбужден проявлением «вопиющей недисциплинированности или несправедливости», он управлялся с мыслями не хуже, чем со своими борзыми. Стоило мысленно скомандовать «отставить!», и назойливая тема вроде будущего устройства Сан Саныча убиралась восвояси до лучших времен.

Среди друзей Валеев в наступившем году снискал шутливое прозвище «диссидент». У него было свое отношение к теме запрещенного к ввозу молдавского винограда.

– Это тщательно продуманная экономическая политика, – говорил он как эксперт. – Экономические меры иногда, – на последнем слове он сделал ударение, – не менее действенны, нежели военное вмешательство. Вот что было с Китаем при последних императорах? Подсунули им западные дельцы торговые договоры, совершенно для китайцев не выгодные. И все… В итоге Китай же этим буржуям должен остался и попал к ним в кабалу…

Он посмотрел на Сашу, которому Елизавета учтиво предлагала попробовать селедку под шубой.

– Вот ты, Санек, служил там, – с хитрецой произнес генерал. – А слышал ли ты про Порт-Артур?

– Слышал, и про «Варяг» тоже, – уверенно ответил Саша. – В школе…

– А знаешь ли ты кто правил в Китае в те годы?

– Император, – нашелся собеседник.

Повеселевший Валеев торжествующе потер руки:

– Вот как вас, молодых, легко с толку сбить одним словом… Не чувствуете вы подвоха… А правила там женщина, такая коварная бестия, в книжке я про нее читал… китайская книжка, – добавил он для доказательства достоверности своих выводов, умолчав, что то был любовный роман. – Глупая была вроде баба, но за власть держалась, у нее было любимое занятие – подкладывать людям отраву.

– Лизочку бы нашу на ее место, – с любовью сказал Груздев. – Так любит командовать… «Уйди с кухни!»

Елизавета кокетливо заморгала и исполнила руками движение из восточного танца.

– Курочку-то кушайте, не бойтесь, – произнесла она, вжившись в роль царственной отравительницы. – Глупая же баба… Наверняка забыла яд положить.

– Не передергивай, дорогуша, – запротестовал Груздев. – Вот ты только что сама обличила свои хитрость и коварство. Глупец про себя никогда не скажет, что он глуп.

– То есть ты, Витя, хочешь сказать, что мы поступаем, как западные дельцы, не желая покупать отравленный виноград, – вмешался Огородник.

Незаметно для самого себя Шегали выпил бокал шампанского. Саша резво разлил его всем, тронутый «бронзовой» наградой, а потом все стали воодушевленно чокаться под бой курантов, так что бдительность сторожа была усыплена сим эмоциональным действом.

– Был римский папа, – сказал он в продолжение «ядовитой» темы. – Он травил своих кардиналов, а потом ошибся и сам своим ядом отравился. Хотя некоторые думают, что отравила его герцогиня Сфорца, которой он домогался и лишил фамильных земель.

– Я слышал, они там и детей растлевают… – заметил Огородник. – Омерзительно. А еще священники…

– А тот папа спал со своей дочерью, – добавил Шегали. – Хотя жениться папам запрещено, но…

Его речь оборвал Груздев:

– Тихо! – скомандовал полковник. – А то отправлю вас к Мальцевой…

Шегали понимающе кивнул и приложил палец к своим губам.

– Прошу прощения. Сжальтесь, – сделал он кислое лицо и повесил голову. – Повинную голову меч не сечет…

– Милую, – объявил с великодушием Груздев и по примеру басилевса приложил ладонь к его макушке.

– А знаешь ли ты, что такое Мукден? – спросил Валеев Сашу, вернувшись к своей любимой теме.

– Город в Китае, сейчас он вроде по-другому называется…

Современное его название Валеев не помнил, вообще наименования китайских городов казались ему созвучными и потому сбивали с толку.

– Одни шипящие и мягкие знаки везде, – характеризовал китайские топонимы генерал.

– А как называется та часть Китая, где этот город находится? – продолжил он на знакомом материале.

– Виктор Тимурович… – воззрился на него Груздев. – Сан Саныч ведь не на экзамене.

– Маньчжурия, – ответил Валееву Саша и даже улыбнулся.

– А как называется территория за рекой Уссури?

– Провинция Хэйлунцзян, – продолжал улыбаться Саша, но зевок его истинное настроение все же выдал.

– А иначе? – не успокаивался генерал.

– Иначе – Маньчжурия, – прозвучало в ответ.

– Вот, – подытожил Валеев. – Сразу видно, что служил, а не баклуши бил. Все это знать полезно. Я же не из любопытства спрашивал, – придал веса своей болтовне генерал. – Как и то, что из Маньчжурии произошли последние китайские императоры и та императрица, сыпавшая всем отраву, вообще-то она власть захватила незаконно, прикрываясь малолетним сыном-наследником, а потом другими мальчиками-родственниками. Замучила сына собственного, а потом племянника…

Груздев показательно закашлял, предчувствуя возврат к любимой теме депутата Мальцевой, которая уже отважилась ползком пробраться в гостиную, где теперь гоняла «шушеру», за то, что та безмятежно смотрела хозяйский телевизор и ела хозяйские же деликатесы, пока хозяйка тряслась под кроватью и перед ней проносилась вся ее насыщенная событиями жизнь.

– Расскажи-ка нам, Сан Саныч, лучше про Бобра, – попросил Груздев.

– Да вообще-то это была обычная ситуация, мы часто сталкивались с браконьерами…

– Не скромничай, – погрозил кулаком хозяин дачи. – Излишняя скромность еще хуже хвастовства бывает. Насколько бы наша славная история обогатилась, не будь такого безобразного неуважения к личным подвигам. Это не только твое свершение на ниве служения отечеству, это еще и пример вот для них, – указал он на Пуню и с пафосом добавил: – Скромничать в другом месте будешь. Давай, выкладывай все подробно, попробуй только умолчать! Все должны это знать. Тихо! – прикрикнул он на Шегали с Елизаветой.

Те были поглощены беседой о кулинарных пристрастиях Пушкина.

– Будучи смертельно раненым, он первым делом попросил подать моченую морошку, – с грустью произнес сторож. – Не о последней встрече с женой или детьми, а морошку. Вот это то, чего я никогда не пойму.

Только один Андрей смотрел попсовый новогодний концерт по телевизору, но сейчас поднявшийся из-за стола Груздев загородил экран своей широкой спиной. Андрей уже и вправо сдвинулся, и наклонился в бок, а видно все равно не было:

– Начинай! – кивнул полковник Саше.

Груздев немного потряс головой, пытаясь сбить «хмель».

– Начинай, Сан Саныч, я сейчас!

После этого он вышел во двор и умылся ледяной водой из колодца, а Андрей с радостью вернуться к просмотру любимой попсы, пока другие слушали про Бобра.

На заставе полковника Клячина Бобр был гостем нередким. Его настоящее китайское имя запомнить никто не пытался:

– Слишком много чести будет для этих проходимцев, – говаривал Клячин.

Да и попробуй такое имечко запомнить, только за одно это нужно было звание героя присваивать.

Задерживали Бобра регулярно, регулярно выдворяли, а он регулярно возвращался то за редкими таежными дикоросами, то деликатесными лягушками. Прозвище свое он получил за характерную внешность: пухлое круглое лицо и примечательные резцы. Когда у него, например, изымали мешок женьшеневых корней, он мотал головой и тряс толстыми щеками.

– Не мой, не мой, – повторял он, а бульдожьи щеки его тряслись, как студень.

Между собой солдаты, бывало, называли его пухляшом, щекастым, верти-башка, но эти прозвища не прижились. Видимо, потому, что браконьера Бобра с его диким тезкой роднило умение хорошо плавать. Он запросто мог вплавь преодолеть реку с полным мешком лягушек за спиной.

Однажды он таким способом ушел от Саши, который стрелять в направлении соседей не решился. Выбравшись на противоположный берег, Бобр радостно помахал руками и еще подразнил преследователя: станцевал с голым задом и скорчил рожу. Так началось их негласное состязание с Сашей, что-то вроде игры в кошки-мышки. После того случая встречались они не один раз.

– Не ты, серзанта, меня поймала, – дразнился Бобр.

Когда его в очередной раз выдворяли за государственный счет, он показал Саше новую рожу из зарешеченного окна автобуса.

– Сержант Мягков, отставить смотреть на задержанного!

Так полушутя командовал полковник Клячин, видя, как действует на подчиненного высунутый браконьерский язык. И он, и Саша понимали, что скоро увидят подобное снова. Со временем Бобр обнаглел, и его стали ловить на более серьезных делах: с медвежьими лапами и тигриными шкурами.

– Не мой, – говорил он по старой памяти и тряс щеками.

Нервы стали сдавать и у Клячина, когда полковник увидел перед собой пять процентов от всей тигриной популяции разобранными по частям. Саша надеялся, что теперь ему отдадут какой-нибудь жесткий приказ. Но полковник не придумал, как одновременно и браконьеру дать по заслугам, и законность соблюсти. Он заполнил очередную кучу документов и в очередной раз отправил Бобра, куда законность требовала.

Не прошло и месяца, как тот снова объявился «в гостях» с тигриными шкурами, костями и другими запчастями к хищнику. На этот раз Клячин вел себя предельно сдержанно, просто прохаживался по кабинету, слушая бесконечное:

– Не мой это, не мой.

Саша пребывал в недоумении. Командир изредка поглядывал на него, будто вопрошая: «Ну, чего ты хочешь от меня со своей тягой к справедливости?»

Недавний опыт подсказывал Клячину, что благодарности за охрану от хищников ждать не стоит. Один из них явился в деревню, где жила его теща. Вопреки популярным анекдотам, тещу Клячин уважал. А тигр сожрал старухину собаку и перепугал корову так, что та перестала доиться. Даже в окна заглядывал. Пока бабка подпирала собой входную дверь, дочь Клячина смотрела на тигра из окна и громко кричала:

– Ба, посмотри какая у нас тут киса ходит!

Теща еще куда ни шло, она привычная, сорок лет мужа-драчуна терпела и пережила. Но вот перепуганную дочь Клячин с той поры всегда вспоминал, когда речь заходила о тиграх, пусть перепуганной она была лишь в его воображении.

Увидев полковника в необычно спокойном состоянии, Бобр оживился.

– Это хоросо, – с улыбкой говорил он, указывая на «тигриный набор». – Вам хоросо и серзанта ваша хоросо.

При том он показывал столь излюбленный Груздевым жест с участием больших пальцев.