Текст книги "Режим гроссадмирала Дёница. Капитуляция Германии. 1945"

После того как 7-я и 5-я (из Италии) армии США встретились 4 мая на перевале Бреннер, все организованное сопротивление в Австрии прекратилось, не считая моральных стычек. 5 мая в 12:14 Лёр послал Дёницу еще одну телеграмму: «Удержание Великого Германского рейха более невозможно. Образование врагом независимого австрийского государства неизбежно. В общих германских интересах, чтобы это государство было, насколько это возможно, жизнеспособно и базировалось на европейских моральных принципах». Значительные части Австрии, утверждал Лёр, были относительно неразрушенными и все еще неоккупированными. Его группа армий вела оборонительные бои, защищая юго-восточную границу страны, и он твердо удерживал ее под своим контролем. «Я хотел бы, – заявил Лёр, – спасти свою родину от большевизации, а потому предложить свои услуги фельдмаршалу Александеру в деле организации сил безопасности». Для себя лично он не искал какого-либо предпочтительного отношения.

Лёру было дано разрешение вступить в переговоры в тот же день. Однако дискуссии с Эйзенхауэром скоро лишили такие действия смысла.

Некоторым соединениям группы «Е» армий Лёра удалось ускользнуть на запад вместе с группой армий «Юг» (тем соединениям, кто не попал в советский плен. – Ред.). Сам он, однако, попал в плен к югославам и был расстрелян (1947) по приговору суда. Во имя великого германского рейха в Югославии были совершены неисчислимые зверства. Согласно югославскому заявлению, во время войны в Югославии в общей сложности погибло целых 1 700 000 человек – либо на полях сражений (300 000. – Ред. либо в [хорватских] концентрационных лагерях (а также в ходе вырезания целых селений. – Ред.

Не говоря уже о проблемах групп армий «Ц», «Юго-восток» («Е») и «Юг» – в Италии, Югославии и Австрии, – положение группы армий «Центр» в Чехословакии доставляло Дёницу особенные трудности. Он ничего не знал о планах западных союзников в отношении этой страны. В то время как советские войска пробивались через восточную часть Чехословакии, к концу апреля американские силы под командованием Патона пересекли западную границу этой страны. Американцы вышли на линию Карлсбад– Карлови-Вари – Пльзень – Будвайс (Ческе-Будеёвице).

Чтобы получить четкую картину обстановки, Дёниц приказал вызвать в Фленсбург Карла Германа Франка, протектора рейха в Чехии и Моравии, министра государства и группенфюрера СС вместе с генерал-лейтенантом фон Натцмером, начальником штаба группы армий «Центр». В общей сложности состоялось три совещания – 2, 3 и 4 мая.

Вновь главной заботой Дёница стало спасение как можно большего числа немцев. Также обсуждалась мысль о возможном «козыре» и переезде правительства в Прагу. Франк доложил, что Чехословакия на грани революции, и ее уже нельзя удержать ни военными силами, ни политическими средствами. Он отметил, как это уже говорил Гитлеру, что существуют чешские буржуазные круги, с которыми он поддерживает контакты и которые, из страха перед большевизмом, стремятся к оккупации Чехословакии западными силами. Франк предложил капитуляцию перед американцами с помощью чешских политиканов. Как мы знаем, в конце апреля за эту схему высказывался Шпеер. Однако на этом этапе Шверин фон Крозиг и Дёниц не считали, что союзников можно будет такими маневрами убедить изменить в самый последний момент их согласованные планы. Тем не менее Франку было разрешено прощупать почву. Было решено объявить Прагу вольным городом.

По вопросу, может ли Чехия являться пригодным альтернативным местом для правительства при чрезвычайном положении, существовали разные мнения. Кейтель, Йодль и Гиммлер (который принимал участие в этой дискуссии) были за это, Дёниц – против. Он считал политическую окружающую среду [в Чехословакии] слишком неопределенной, а также не желал видеть германское правительство, действующее с иностранной территории.

Насколько был Дёниц прав, доказывает комментарий в «Нью-Йорк тайме» 4 мая в том смысле, что, если правительство станет продолжать войну с зарубежной территории, оно потеряет свою легитимность, а его члены будут считаться бандитами или пиратами.

Дискуссия с генералом фон Натцмером показала, что группа армий «Центр» будет в состоянии защищаться лишь примерно еще две недели. Тем не менее генерал был против любого отвода войск, утверждая, что войска легче удерживать под контролем при статичных военных действиях. Его поддержал Кейтель, подчеркнувший опасности дезорганизации соединений во время отхода и многочисленные прорывы русских танковых сил, если фронт будет оставлен. Он считал статичную оборону группой армий просто кратковременной необходимостью, но не решением. Довольно странно, что самый уместный аргумент был высказан не военными экспертами, а Шверином фон Крозигом, который отметил опасность советских фланговых ударов по группе армий с помощью войск, освободившихся после взятия Берлина, в результате чего возможно создание последнего грандиозного окружения (что и произошло, когда в котле оказалось около 900 000 солдат вермахта. – Ред.). На данный момент принятие решения было отложено, и в радиосообщении Йодль дал указание группе армий «Центр» «организовать свои операции так, чтобы выиграть время». Фронт следовало удерживать на всем его протяжении, а прорывы немедленно ликвидировать. Если вражеское превосходство сделает удержание Чехии невозможным, войска должны отступать на юго-запад, чтобы покинуть русскую сферу влияния.

Когда вечером 4 мая пришло подтверждение от фон Фридебурга о том, что соглашение о локальной капитуляции подписано, Дёниц издал приказ группам армий «Центр», «Юг» и «Юго-восток», объявляя солдатам, что в этот момент они защищают не только себя, но и многие миллионы германских мужчин, женщин и детей, все еще находящихся к востоку от американской (американо-англо-французской. – Ред.) зоны. Если отдельные армии на севере, западе или юге слагают оружие – он не использовал слова «капитулируют», – то это они делают только потому, что борьба против западного врага стала бесполезной и что единственная цель дальнейшей борьбы состоит в том, чтобы «спасти максимальное количество немцев от большевизации и порабощения». Это, заявил Дёниц, их «самая священная задача», которую они обязаны выполнить «как наследство от нашего погибшего фюрера и ради сохранения германского народа». Все его политические и военные усилия были направлены на охрану Германии и ее народа от уничтожения. «Всякий, кто эгоистично думает только о своей личной безопасности или безопасности своего подразделения, делает невозможным спасение общества. Он – предатель немецкого народа и будет наказан по заслугам.

Безусловное подчинение, железная дисциплина и общая сплоченность нам сейчас более необходимы, чем когда-либо, и являются неотъемлемыми условиями выполнения вашей великой задачи.

Германский народ будет вам благодарен».

Глава 7
Всеобщая капитуляция

На фронте Монтгомери (21-й группы армий союзников), в Голландии и в Дании пушки умолкли; но для южных групп армий война продолжалась. Тем временем адмирал фон Фридебург отправился в штаб-квартиру Верховного союзного командования. Как уже упоминалось, для облегчения переговоров 4 мая Дёниц приказал подводным лодкам прекратить боевые операции и вернуться на базы. 5 мая через Кейтеля он послал радиосообщение генералу Кинцелю, остававшемуся при штабе Монтгомери, с предложением включить в зону действия перемирия Ла-Манш и бискайские крепости, а также острова в Ла-Манше. И вновь Дёниц подчеркнул свое желание прекратить сражения на Западе и что его целью остается мирно трудиться «для сохранения существования немцев».

Одновременно Запад был проинформирован об этом через радиостанцию штаба кригсмарине, и крупная операция в районе портов Сен-Мало и Гранвиль, запланированная на 7 мая, была отменена.

Также было послано указание коменданту крепости на востоке Эгейского моря с разрешением, по его требованию, «избавиться» от разоруженных итальянцев и заключить перемирие с западными державами. В этом же послании четко приказывалось продолжать борьбу с русскими и запрещались любые переговоры с ними.

Ответ коменданта, генерал-майора Вагнера, можно отнести к образчикам национал-социалистического жаргона, и вот одна из выдержек из его ответного послания, где к Дёницу обращаются как к «фюреру»: «С железной стойкостью весь гарнизон Эгеи клянется вам как своему новому фюреру в борьбе за жизнь и будущее Германии в безусловной верности войск, вере и неистребимой готовности на жертвы. Победа в сражении может быть утрачена, но вера – никогда. Война может быть проиграна, но вера народа не умрет никогда. Мы будем держаться так долго, как нам приказано. Там, где мы, там – Германия. Хайль нашему фюреру!»

Однако комментарии Йодля в тот день были резкими и нетрадиционными для него. От Монтгомери прибыла депеша, в которой выражался протест против «глупой радиопередачи» из Бремерсхафена, не способствовавшей установлению сотрудничества; он потребовал, чтобы обнародовались только разрешенные тексты. Йодль на это заметил: «Не знаю, кто пропускает этот бред. Однако я попросил его прекратить».

Генералу Эйзенхауэру 4 мая сообщили о неминуемом приезде германской делегации. Он тут же проинформировал об этом министерство обороны США и советское Верховное главнокомандование; последнему он предложил, что надо сообщить немцам, что «их правительство обязано приказать своим войскам, дислоцированным на русском фронте, сдаваться советскому Верховному главнокомандованию», в то время как все вооруженные силы Германии на Западном фронте, включая Норвегию, должны сдаваться американцам. Таким путем Эйзенхауэр надеялся получить согласие русских на одновременное перемирие на обоих фронтах в самое ближайшее время. Верховный командующий также приказал, чтобы генерала Суслопарова и подполковника Зенковича пригласили в штаб Верховного командования союзников до прибытия немцев. Подоплека этого подробного информирования советских офицеров заключалась не просто в желании союзников соблюсти взаимные обязательства; переговоры, предшествовавшие локальной капитуляции в Италии дали повод для серьезной озабоченности со стороны Советов. Сталин выразил энергичный протест Рузвельту, описывая это событие как успех Гитлера в его попытке расколоть альянс. Хотя и будучи весьма оскорблен этим письмом Сталина, незадолго до своей смерти Рузвельт описал эти обвинения скорее как недоразумение, чем свидетельство общего настроя мыслей. Однако, ввиду советской впечатлительности и отсутствия веры в добрые намерения союзников, была проявлена особая осторожность. Например, 26 апреля Черчилль предоставил Сталину новую информацию, и советские офицеры с того момента присутствовали при переговорах. 30 апреля Сталин написал Черчиллю, что не имеет возражений против того, чтобы фельдмаршал Александер объявил о германской капитуляции в Италии.

Со стороны союзников Верховное командование представляли начальник штаба генерал Беделл Смит и начальник военной разведки генерал Стронг. Эйзенхауэр дал инструкции, чтобы с германской делегацией не было никакого торга. Сам он не желал их видеть до того, как соглашение о капитуляции будет готово для подписания. Отвращение или даже скорее ненависть Эйзенхауэра ко всем немцам стали еще глубже с 18 апреля, когда он сам увидел, какие условия существовали в концентрационных лагерях.

Адмирал фон Фридебург прибыл в Реймс 1 мая около 17:00, задержавшись из-за плохой погоды. Ему были незамедлительно предъявлены Беделлом Смитом условия генерала Эйзенхауэра. Чтобы лишний раз продемонстрировать немцам безнадежность их ситуации, были разложены карты обстановки на различных фронтах. В качестве меры предосторожности на них были нанесены одна-две фиктивные операции, делая уже и так трудную обстановку совершенно безнадежной.

Фон Фридебургу были даны инструкции по организации дальнейших локальных актов капитуляции на западе, и, если возможно, на юге, но требование Эйзенхауэром общей капитуляции на всех фронтах поставило его перед проблемой, выходящей за рамки его компетенции. В это время пришла новая телеграмма от Йодля с просьбой к Фридебургу выяснить намерения западных союзников в отношении группы армий «Е» («Юго-восток»). Если ее не намечалось уничтожить, то англо-американцев необходимо было предостеречь от продвижения на северо-восток из Северной Италии. Фридебург, естественно, нуждался в дальнейших указаниях от Дёница. Из-за отсутствия кода или согласованной с Фленсбургом радиочастоты его сообщение было передано кодом из штаба Верховного командования союзников в 21-ю группу армий, там было расшифровано и передано в Фленсбург генералу Кинцелю. Содержание сообщения было следующим:

1. Неизбежные и скоординированные американские (союзные. – Ред.) и советские операции, решающие для удержания нынешних фронтов Лёра, Рендулича и Шернера. В связи с этим запрос генерала Йодля в отношении Лёра утратил смысл.

2. Начальник штаба Эйзенхауэра предлагает следующее: либо приказать подписать безоговорочную и одновременную капитуляцию на всех театрах военных действий,

либо прислать начальника штаба ОКВ, командующих сухопутными силами, кригсмарине и люфтваффе для подписания безоговорочной капитуляции.

3. Безоговорочная капитуляция включает в себя следующие условия:

все войска должны оставаться на нынешних позициях, корабли не должны быть затоплены, ни один корабль или самолет не должны быть каким-либо образом повреждены;

ОКВ обязано гарантировать передачу и выполнение на всех театрах военных действий дальнейших приказов, изданных союзным и советским Верховными командованиями.

4. Новое правительство берет на себя всю вину за продолжение военных действий. «Хела» и другие планы подразумевают продолжение военных действий на всех фронтах.

5. От германского правительства ожидается активное сотрудничество в случае критической продовольственной ситуации и любого последующего хаоса.

6. Решения параграфа 2 имеют крайнюю срочность. Если мне будет разрешено действовать, письменное подтверждение, подписанное главой государства, должно быть незамедлительно передано в штаб фельдмаршала Монтгомери.

7. Окончательные гарантии в отношении немедленного прекращения боевых действий последуют за моей подписью. Необходима тем не менее дальнейшая ратификация командующими, перечисленными в параграфе 2.

Это сообщение цитируется полностью, потому что оно включает в себя одну-две жизненно важные фразы, к которым мы будем обращаться далее по тексту. Оно дошло до Дёница только утром 6 мая и вызвало жаркие дебаты. Условия Эйзенхауэра считались неприемлемыми, поскольку никому не хотелось, чтобы солдаты армий Восточного фронта попали в руки Советов. Тем не менее, ввиду безнадежной военной ситуации и опасности возобновления бомбежек и наземных атак на Западе, было очень важно добиться хоть какого-то компромисса с Эйзенхауэром. Йодль был самым ярым противником всеобщей капитуляции. Поэтому Дёниц поручил ему лететь в Реймс и изложить германскую дилемму перед Эйзенхауэром. Ему было разрешено подписывать капитуляцию только с Западом. Если это окажется невозможным, он может подписать и всеобщую капитуляцию, но только при условии, что она пройдет в два этапа. На первом этапе, хотя боевые действия и прекратятся, войска все еще будут сохранять свободу передвижения. Передвижения прекратятся только на втором этапе, который следует оттягивать как можно дольше. Во время этого периода солдатам будет разрешено в одиночку переходить в оккупированную американцами зону. Таким осуществлением капитуляции, которое он обсудил с Шверином фон Крозигом, Дёниц надеялся дать возможность максимальному количеству людей найти убежище в западной части Германии, оккупированной войсками США, Англии и Франции. Минимальный интервал между этими двумя этапами должен был оцениваться в четыре дня. Йодлю было дано письменное разрешение на подписание всеобщей капитуляции с условием, что он должен его использовать только после получения телеграфного подтверждения от Дёница.

Пока шли дискуссии о форме и содержании соглашения о капитуляции, пришла весть о восстании в Праге. Стало ясно, что план Франка в отношении получения западной помощи через чешские буржуазные круги провалился. Отступление группы армий «Центр» теперь выглядело даже еще более проблематичным. Чрезвычайность ситуации подчеркивалась запросом из штаба «Южной зоны» о мерах по спасению групп армий «Е», «Юг» и «Центр».

Тем временем маршал Кессельринг обратился к Эйзенхауэру с запросом, может ли он прислать эмиссара для переговоров и сдачи армии на Западе. Ответ гласил, что это бесполезно, пока он не сможет также предложить капитуляцию групп армий «Юг» и «Е» вместе с отдаленными гарнизонами, включая и те, что расположены на островах, все еще находящихся под германской оккупацией; а также что он должен быть готов одновременно предложить сдачу Советам всех германских вооруженных сил, сражающихся с ними. Единственная локальная капитуляция, на которую Эйзенхауэр был готов согласиться, – это тех войск, которые стояли перед 6-й армией США генерала Деверса, иными словами, группы армий «Г» в Тироле и Форарльберге. Механизм этой локальной капитуляции был сразу же запущен в действие. Перемирие было объявлено с полудня 6 мая, и был определен район для приема германских войск. Союзные войска должны были войти туда в полдень 8 мая.

Фленсбург приказал Кессельрингу руководить группами армий «Юго-восток», «Австрия» (бывший «Юг»)» и «Центр» таким образом, чтобы войска на фронте перед Советами были отведены как можно быстрее в американскую зону; его задачей было «дать себя поглотить американским фронтом как в Мекленбурге». Не должно быть оказано никакого сопротивления американским войскам, наступающим в восточном направлении в протекторат (Чехию и Моравию. – Пер.) и южнее; как сообщалось в депеше, Йодль направлялся в это время к Эйзенхауэру в качестве полномочного представителя. Кессельрингу было приказано далее не инициировать никаких сепаратных переговоров.

Итак, генерал-полковник Йодль полетел в Реймс. Его сопровождал генерал Гинганд – начальник штаба Монтгомери, который потом отмечал, что испытывал необычное ощущение, сидя в одном самолете с человеком, работавшим такое длительное время в самом тесном контакте с Гитлером. Они прилетели вечером 6 мая. После короткого совещания с адмиралом фон Фридебургом начались дискуссии с генералом Беделлом Смитом и Стронгом. Йодль пытался отложить подписание соглашения до вторника 8 мая и получить дополнительные 48 часов для рассылки приказов. Но когда эти предложения были доведены до Эйзенхауэра, тот пришел к выводу, что они просто подтверждают его мнение, что немцы пытаются посеять разногласия между союзниками и выиграть время. Поэтому его ответом был ультиматум: если германская делегация не согласится подписаться под условиями капитуляции сейчас же, он разорвет переговоры, закроет Западный фронт для германских солдат, отступающих с Востока, и возобновит бомбежки. Капитуляция должна быть подписана в этот же день и, что бы ни случилось, вступит в силу в полночь 8 мая. Йодлю был дан только один час на размышления.

В итоге Йодль отправил фельдмаршалу Кейтелю следующее радиосообщение: «Эйзенхауэр настаивает на том, чтобы мы подписали сегодня. Если нет, союзные фронты будут закрыты для тех, кто пытается сдаться индивидуально, и все переговоры будут прекращены. Я не вижу альтернативы – хаос или подписание. Прошу вас подтвердить мне немедленно по радио, что мне предоставляются все полномочия на подписание капитуляции. Тогда она вступит в силу. Боевые действия прекратятся 9 мая в 1:00 германского летнего времени».

Во Фленсбурге условия Эйзенхауэра расценили как шантаж. В своих мемуарах Дёниц писал, что Эйзенхауэр, возможно, действовал в соответствии с политическими директивами из Вашингтона, но он определенно «не смог ощутить новый поворот событий в мировых делах, который происходил в данный момент». Много было написано, чтобы показать, что в то время не только Эйзенхауэр, но и Рузвельт и Объединенный комитет начальников штабов работали над принципами достижения военной победы и оставили без внимания политические последствия своей победы. Однако с учетом своих собственных долговременных политических связей, критика Дёница здесь кажется неуместной.

В 20:41 Йодль послал следующее сообщение: «Приказываю всем, кого это касается, двигаться в направлении Франкенштруба как можно быстрее и как можно спокойнее». Франкенштруб – это кодовое название Берхтесгадена; таким образом, это зашифрованное предложение отвести на Запад те силы, что находились на Восточном фронте. Очевидно, Йодлю удалось заручиться каким-то примирительным жестом от Беделла Смита, который был его старым знакомым еще с того времени, когда он был в Берлине.

В Фленсбурге завязалась двухчасовая дискуссия по поводу, давать ли Йодлю разрешение на подписание капитуляции. Тот факт, что Йодль независимо от всех пришел к такому заключению, вызывал у каждого подозрение в том, что у него были какие-то дополнительные весомые причины. В 00:40 Кейтель проинформировал Йодля по специальной радиосвязи о том, что Дёниц наделяет его полномочиями на подписание.

В это время в Реймсе были закончены все приготовления к церемонии подписания. В отведенной для этого комнате штаба были установлены прожекторы, камеры и микрофоны, и атмосфера стала схожей с той, что царит в киностудии Голливуда.

7 мая в 2:41 Альфред Йодль подписал документ о безоговорочной сдаче в присутствии генералов Беделла Смита, Моргана, Булла, Севеза, Спаатса, Стронга и Суслопарова, адмирала Барроу, маршала авиации Робба, полковника Зенковича и лейтенанта Черняева. Генерал Смит подписал от имени Верховного командующего западных союзников, генерал Суслопаров – от имени советского Верховного главнокомандования, а генерал Севез – как свидетель от французской армии.

Генерал Смит писал об этой церемонии: «Немцы – Йодль и адмирал фон Фридебург – были по-военному корректны со своим каменным выражением лица. Но я не помню, чтобы кто-либо из офицеров союзников вокруг стола проявил ликование в этот момент окончания долгих лет войны».

После подписания Йодль встал и произнес: «С этим подписанием немецкий народ и германские вооруженные силы, что бы теперь ни случилось, отдаются на милость победителя. В этой войне, длившейся более пяти лет, мы и достигли, и пострадали больше, возможно, чем любой иной народ в мире. В этот час я могу только выразить надежду, что победитель будет благородно обращаться с нами».

Затем Йодлю пришлось подписать декларацию, гарантирующую официальное подписание в присутствии главнокомандующих союзными вооруженными силами и советского Верховного главнокомандования. Затем его отвели к генералу Эйзенхауэру, который спросил его, все ли пункты в документе ему понятны. Когда Йодль ответил «да», Эйзенхауэр добавил, что он будет лично отвечать за любые нарушения этого соглашения. На этом беседа закончилась.

Послание Эйзенхауэра Объединенному комитету начальников штабов было столь же лаконичным: «Миссия союзных сил выполнена в 2:41 местного времени 7 мая 1945 г.».

Договор о капитуляции состоял из пяти параграфов:

Параграф 1 предусматривал одновременную безоговорочную сдачу всех германских вооруженных сил на суше, на море или в воздухе Верховному командованию союзных экспедиционных сил и советскому Верховному главнокомандованию.

Параграф 2 требовал немедленной отдачи приказа о том, что в 23:01 по центральноевропейскому времени должны прекратиться все боевые действия, а войска должны оставаться на своих позициях. Запрещается топить корабли и уничтожать самолеты.

Параграф 3 возлагал на ОКВ ответственность за отдачу и соблюдение необходимых приказов.

Параграф 4 гласил, что эта сдача не рассматривается как финальная, но будет заменена общим Договором о капитуляции между союзными нациями, воевавшими с Германией, с одной стороны и германскими вооруженными силами – с другой стороны.

Параграф 5 грозил соответствующими карательными мерами, если подчиненные ОКВ силы не станут действовать согласно этим условиям.

Происхождение этого документа вызвало подозрения и интриги, в некоторых случаях заходившие так далеко, что в отказе от использования текста, подготовленного Европейским консультативным комитетом, усматривался какой-то ужасный замысел. Его историю можно обобщить следующим образом: в конце февраля Консультативный комитет сформулировал текст договора о капитуляции, который был одобрен американским, британским и советским правительствами в марте 1945 г. Этот документ был очень подробным, но допускалось, что в момент капитуляции в Германии будет существовать политическая и военная власть. Когда в течение апреля это допущение оказалось под вопросом, союзники обсудили возможность выпуска прокламации, содержащей условия, при которых будет принята капитуляция вермахта и взят контроль над Германией. Британский член комитета лорд Странг подготовил проект, но этот проект не включал слов «безоговорочная капитуляция». СССР заподозрил за этой формулировкой некий скрытый мотив и дал понять, что полагает, что изменение формулировки свидетельствует о некотором изменении политики в отношении Германии. Тогда американский член комитета Винант был проинформирован Государственным департаментом США, что Рузвельт не желает видеть никакого предложения или документа, не созвучного с «безоговорочной капитуляцией». Эти новые трудности, касающиеся уже согласованного договора о капитуляции и прокламации, обеспокоили как Государственный департамент, так и министерство обороны США. 19 апреля Винанту было сказано, что значительно предпочтительнее будет издать короткую декларацию, содержащую следующие основные идеи:

1. Требование безоговорочной капитуляции и признание Германией полного поражения.

2. Декларация о принятии на себя контроля [над Германией] четырьмя державами.

3. Создание Контрольной комиссии и разделение обязанностей.

4. Угроза карательных мер в случае невыполнения приказов союзников.

5. Дальнейшее сопротивление союзным нациям будет наказано как незаконное.

В то же время Винанту было сказано, что изменения в договоре о капитуляции будут приемлемы для американского правительства, если они будут сочтены желательными. Комиссия все еще занималась этими изменениями и прокламацией, когда германские переговорщики появились в штабах Монтгомери и Эйзенхауэра.

Проект, разработанный Консультативным комитетом, был передан Беделлу Смиту. Однако он просто-напросто забыл о его существовании. Хуже того, существовало два варианта документа Консультативного комитета по капитуляции, первый, датированный 25 июля 1944 г., предположительно, был получен Беделлом Смитом незадолго до дня «Д» (что явно невозможно, так как день «Д» – 6 июня), а второй, одобренный США, Великобританией и СССР в марте 1945 г., как говорили, вручил Смиту Роберт Мэрфи, политический советник Эйзенхауэра. То ли Беделл Смит забыл про оба черновика, то ли получил и переправил далее только один, уже не столь важно. В любом случае он заявил Винанту, что не получал никакой копии договора о капитуляции, да и штаб Верховного командования союзных экспедиционных сил не был уполномочен четырьмя державами подписывать такой документ. Последний пункт очень важен. Это было подтверждено Винантом, который добавил, что копии документа были рассчитаны и на штаб Верховного командования. Однако он не посылал его Беделлу Смиту, считая, что в Верховном командовании предпочитают короткую декларацию длинному сложному тексту, что может осложнить принятие немцами безоговорочной капитуляции. Кроме того, вдобавок к этим проблемам с начала мая этот документ утратил силу. Хотя Франция и была членом союзной коалиции с ноября 1944 г., она получила статус полноправного члена только 1 мая 1945 г. В результате утечки информации французы знали о втором варианте, но они не участвовали в его создании. Он содержал параграф о расчленении Германии, и Сталин отказался отвечать на все предложения в отношении французского участия в Комитете по разделу. Тем временем он также изменил свое мнение в отношении расчленения Германии. Так что со всех точек зрения документ устарел. Поэтому Винант всего лишь настаивал на включении параграфа 4 как разрешающей для дальнейших условий статьи, как в документе союзной коалиции. А в остальном Беделл Смит воспользовался вариантом, разработанным чуть ранее помощником секретаря министра обороны Макклоя, который имелся в документах штаба Верховного командования.

Как видим, вариант, подготовленный Консультативным комитетом, был проигнорирован не по причине каких-то махинаций и тайных игр между штабом Эйзенхауэра и Государственным департаментом США вместе с американским министерством обороны, а просто в результате сочетания человеческой ошибки, фактора времени и текущего пересмотра первоначального договора и капитуляции. Кроме того, в стане союзников полагали, что война протянется на два-три месяца дольше.

Тот факт, что Эйзенхауэр прилагал такие усилия, чтобы не повредить русско-американским отношениям, является новым аргументом против существования каких-то закулисных интриг. Кроме того, представляется невозможным, чтобы Беделл Смит сознательно «забыл» договор и просто дурачил Винанта и Мэрфи. Хотя он был единственным, кто проявлял какое-то сочувствие к просьбам Йодля, он наверняка не зашел бы так далеко, чтобы обманывать свой собственный народ.

Беделл Смит утверждает, что русские не выдвигали возражений в отношении документа после того, как он был им отправлен. С другой стороны, Мэрфи говорит, что вскоре после того, как он поднял генерала Смита из постели, чтобы спросить его, почему не был использован документ Консультативного комитета, и обнаружил черновик в личном сейфе Смита, прибыла телеграмма из Вашингтона, сообщавшая о протесте из Москвы в том смысле, что подписанный текст не согласуется с формулировкой, одобренной русскими. И в самом деле, 7 мая Эйзенхауэр получил телеграмму от генерала Антонова. Она была ответом на его информационное сообщение от 6 мая, в котором Эйзенхауэр уведомил Москву о событиях в Реймсе и в то же время задавал вопрос, желают ли русские изменить условие, предложенное им, чтобы повторить церемонию подписания в присутствии русского представителя в месте, которое они могут выбрать, и принять участие в официальном акте ратификации. Ответ Антонова, хотя и был датирован 6 мая, главе американской военной миссии в Москве генералу Дину был передан только утром 7 мая. В нем подчеркивалось, что, несмотря на свое предложение перемирия, Дёниц все еще продолжает издавать приказы о продолжении войны с русскими. Поэтому у русских складывается впечатление, что происходит организация сепаратного перемирия с Западом. Антонов потребовал включения в документ, направляемый немцам, некоторых пассажей из первоначального варианта, а также официального подписания договора о капитуляции в Берлине, где Красную армию будет представлять маршал Жуков. Он был против какого-либо предварительного подписания генералом Суслопаровым. Однако к этому времени подписание уже свершилось. Эйзенхауэр сразу же ответил: «Я уверен, что вы понимаете, что мы скрупулезно придерживались наших обязательств не заключать сепаратного перемирия на своем фронте. Когда враг на наших флангах стал сдаваться в огромных количествах, я попытался начать наступление своим правым центром, чтобы встретиться с Красной армией. Однако это наступление было остановлено, когда советское Верховное главнокомандование сообщило мне, что крупные русские силы будут вести действия в этом районе и что могут неизбежно последовать путаница и осложнения. В результате мы отказались обсуждать сепаратное перемирие с кем-либо и действовали целиком в соответствии с русскими пожеланиями, как мы их поняли…» Эйзенхауэр добавил, что перед прибытием советской ноты в Реймсе был подписан краткий документ, но германские переговорщики были предупреждены, что далее состоится более официальное подписание. Наконец, Эйзенхауэр объявил о своей готовности ехать в Берлин 8 мая в любое время, удобное для маршала Жукова. Если его задержит плохая погода, его могут представлять главы британской и американской военных миссий в Москве. И в заключение Эйзенхауэр написал: «Мое единственное желание состоит в том, чтобы завершить все быстро, точно и в полном сотрудничестве с вами».