Текст книги "Режим гроссадмирала Дёница. Капитуляция Германии. 1945"

Советский протест в отношении приказов Дёница не был игрой воображения. Вскоре после того, как Йодлю было разрешено подписать документ, Кейтель издал приказ командующему войсками Юга фельдмаршалу Кессельрингу и штабу «Южной зоны» для передачи группам армий «Центр», «Австрия» и командующему «Юго-востоком» (группой армий «Е»). В нем говорилось:

«Главный адмирал Дёниц приказывает:

На всех фронтах, противостоящих восточному противнику, должно быть сделано все возможное, чтобы как можно быстрее отойти на Запад, пробиваясь с боями сквозь русских, если будет необходимо.

Впредь все боевые действия против англо-американцев прекратить и сдаться им.

Всеобщая капитуляция будет подписана сегодня в штабе Эйзенхауэра. Эйзенхауэр заверил Йодля, что военные действия прекратятся в 1:00 германского летнего времени 9 мая 1945 г.».

Этот приказ был прямым следствием второго сообщения Йодля из Реймса. Он должен был быть издан самое позднее 4 мая, но был задержан, потому что Дёниц прислушался к мнению своих военных советников. Чтобы в какой-то степени скомпенсировать эту ошибку, было начато одно из самых замечательных предприятий этих последних дней войны. 7 мая полковник Майер-Детринг из штаба оперативного руководства ОКВ вылетел из Фленсбурга в Пльзень на британском самолете; там он был встречен американским эскортом под командованием подполковника Пратта, офицера оперативного отдела V корпуса США, и препровожден через районы, занятые чешским Сопротивлением, в штаб фельдмаршала Шернера (командующего группой армий «Центр») для того, чтобы сообщить ему о необходимости капитуляции в самом ближайшем будущем. Группе армий уже было приказано по телефону и по радио 7 мая и устно, во время совещания командиров армии 8 мая, подчиняться условиям капитуляции. Однако спешность не позволяла произвести организованный отвод войск. Фельдмаршал Шернер заявил, что берет на себя персональную ответственность за выполнение условий капитуляции на фронте в Рудных горах, но подчеркнул, что никакой приказ не заставит войска оставить своих товарищей в беде или добровольно сдаться русским.

Поведение Шернера и запутанная ситуация в Чехословакии наводили на мысль, что строгое соблюдение условий капитуляции здесь столкнется с трудностями. Однако Эйзенхауэр возложил на ОКВ обязанность проследить, чтобы все условия выполнялись до самой последней запятой. Поэтому радиосообщение от Шернера, поступившее 8 мая в 1:20, надо рассматривать не как ситуационный доклад Дёницу, а как заблаговременное оправдание продолжения боевых действий после капитуляции. Шернер заявил:

«Испытываю затруднения в выполнении ваших приказов, потому что:

1. Партизаны в протекторате постоянно повреждают телефонную сеть, захватывают курьеров и делают всякую нормальную передачу приказов невозможной.

2. В течение уже нескольких дней радиостанции партизан подрывают боевой дух войск и распускают тенденциозные объявления, противоречащие намерениям Верховного главнокомандования.

Прошу принять немедленные меры со стороны союзников, чтобы заставить партизан прекратить их нападения и немедленно освободить захваченные радиостанции, что позволит мне выполнять приказы, о которых идет речь».

Одновременно поступило тревожное сообщение от Кессельринга, в котором говорилось, что, «несмотря на вступление в силу перемирия в 1:00 9 мая, все воинские соединения все еще на марше и продолжают воевать с Советами».

Еще до того, как Шернер узнал о соглашении о перемирии, его намерением было пробиться через Эльбу (Лабу) и Влтаву со всей своей группой армий; с другой стороны, группы армий «Австрия» и «Юго-восток» («Е»), похоже, были в целом готовы приспособиться к условиям перемирия. Командующий войсками Юга соответственно предложил предупредить Эйзенхауэра, желая избежать обвинения в нарушении соглашения, о возможности того, что отдельные воинские соединения могут продолжать воевать. Кроме того, он спрашивал, каково мнение в отношении плана Шернера.

В итоге 8 мая Йодль послал Кессельрингу две радиограммы. В первой (под грифами «Срочно» и «По прочтении сжечь») объявлялось, что Йодль еще 6 мая указал Эйзенхауэру на возможность того, что «отдельные солдаты и подразделения могут отказаться подчиниться приказу о сдаче Советам и могут пробиваться через американцев». Его заверили, что ОКВ не будет за это отвечать. Тогда Йодль повторил, что все командиры должны издать письменные приказы о прекращении передвижений в полночь с 8 на 9 мая и о том, что все оружие должно быть передано первым вражеским войскам, прибывшим на это место. Наконец, он сослался на миссию Майер-Детрин-га. Вторая радиограмма Кессельрингу гласила: «Важно в рамках уже изданных приказов ускорить передвижение войск, насколько это возможно, и, кроме того, надо оказывать помощь ценным элементам германского населения. Следует избегать обязательной эвакуации и формирования колонн беженцев, поскольку это затруднит основные передвижения».

Наконец, следующая радиограмма была отправлена генералу Эйзенхауэру:

«Выполнение условий капитуляции серьезно осложняется мятежным движением в протекторате.

Прошу оказать давление на это движение, чтобы:

а) можно было прекратить нанесение повреждений телефонной связи;

б) не перехватывались курьеры;

в) были немедленно освобождены для передачи приказов радиостанции, находящиеся в руках партизан».

В 19:03 того же дня был получен следующий резкий ответ от Эйзенхауэра: «Ваша информация от 8 мая 12:50 о революционном движении в протекторате получена. Приступили к расследованиям. Эйзенхауэр».

Верховный главнокомандующий западных союзников не прилетел, как вначале намечалось, 8 мая в Берлин для подписания официальной капитуляции. Некоторые члены его штаба, а также Черчилль выдвинули возражения, указывая, что капитуляция уже была подписана в Реймсе, и, во-вторых, советский командующий в Германии маршал Жуков младше его по званию. Посему был послан маршал авиации Теддер. Его сопровождали генералы Спаатс и Стронг, адмирал Барроу и генерал де Латтр де Тассиньи от имени Франции. Германская делегация, также доставленная в Берлин на самолете союзников, состояла из фельдмаршала Кейтеля, адмирала фон Фридебурга, генерал-полковника Ганса Юргена Штумпфа, командующего воздушным флотом «Рейх», представлявшего раненого Риттера фон Грайма, а также вице-адмирала Бюркнера и ряда младших офицеров. Кроме маршала Жукова, русские были представлены Вышинским, генералом армии Соколовским, генерал-полковником Серовым и генерал-полковником Малининым. Подписание состоялось только после 23:00 (точное время до сих пор является предметом спора – немцы утверждают, что оно произошло после полуночи, отчего датой капитуляции должно считаться 9 мая); а начиная с 16:00 союзники пререкались по поводу того, кто уполномочен на подписание.

Генерал де Латтр де Тассиньи получил инструкции от генерала де Голля, что если подписывает Эйзенхауэр, то ему надо будет подписывать как свидетелю; в ином случае он должен настаивать на равном статусе с британским представителем, если только последний не станет подписывать документ вместо Эйзенхауэра. Когда де Латтр де Тассиньи известил Теддера о своих инструкциях, ему было заявлено, что он вместе с генералом Спаатсом будет подписывать как свидетель. Вначале Жуков согласился на такую договоренность. Но затем появился Вышинский и объявил, что де Латтр де Тассиньи может подписывать, поскольку он этим самым публично зафиксирует движение Сопротивления Франции, но в отношении Спаатса не может быть вопроса, поскольку маршал авиации Теддер уже представляет как американские, так и британские вооруженные силы. Однако генерал Спаатс настаивал на том, что он должен подписывать, если это сделает де Латтр де Тассиньи; последний заявил, что не может возвращаться домой, не подписав капитуляции, иначе его повесят. После нескольких часов спора было достигнуто соглашение, что основными представителями сторон, подписавших документ, будут Жуков и Теддер, а имена свидетелей Спаатса и де Латтра де Тассиньи будут проставлены ниже.

Само соглашение лишь слегка отличалось от того, что было подписано в Реймсе. «Верховное главнокомандование советских войск» стало «Верховным главнокомандованием Красной армии». Параграф 2 был существенно расширен в том смысле, что ОКВ должно отдать приказ германским вооруженным силам «полностью разоружиться, передав оружие и снаряжение местным командирам союзников или офицерам, которые будут назначены союзными представителями». Пассаж о повреждениях и уничтожении также был расширен, и был добавлен новый параграф 6, гласивший, что и английский, и русский текст являются официальными. Кейтель попытался получить двадцать четыре часа отсрочки перед вступлением в силу карательных условий в случае несоблюдения положений документа; он сам заявил, что русские ему дали двадцать четыре часа.

Подпись Кейтеля, поставленная поздно ночью (в полночь) 8 мая, окончательно закончила войну, развязанную Гитлером 1 сентября 1939 г. Союзники достигли своих военных целей. Официальному объявлению выполнения их политической задачи – полного уничтожения национал-социалистического государства – было суждено произойти позже.

Победа на Востоке и на Западе праздновалась в разные дни. Церемония в Реймсе стала преждевременно известной всем из сообщений радиостанции Фленсбурга и из-за небрежности корреспондента Ассошиэйтед Пресс Эда Кеннеди, нарушившего запрет на новость, введенный штабом Верховного командования союзников. Эйзенхауэр предложил организовать одновременное объявление о капитуляции во всех трех столицах 8 мая в 15:00 и чтобы 9 мая отмечалось как День Победы. Между Вашингтоном, Лондоном и Москвой шли бесчисленные телефонные переговоры и летели телеграммы, но согласия достичь не удалось. О германской капитуляции было объявлено американским и британским правительствами так, как это предлагал Эйзенхауэр, но Москва сделала это только подписания капитуляции в Берлине в 2:00 9 мая.

Пресса союзников дала событию самое полное освещение. «Нью-Йорк тайме» писала, что немцы «потерпели самое сокрушительное поражение из всех, которые довелось пережить крупной нации». «Правда» (четверг 10 мая) опубликовала «Обращение тов. И.В. Сталина к народу: «Наступил великий день победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени Красной армией и войсками наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию… Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: «Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не могла подняться». Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться – ход войны развеял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чем бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска капитулируют. Советский Союз торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию. Товарищи! Великая Отечественная война завершилась нашей полной победой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития». «Таймс» комментировала это событие следующим образом: «Таким образом, становится историческим, по признанию самых квалифицированных военных авторитетов, факт полного разгрома силой оружия всех военных организаций, которыми обладала Германия. Никакого места не остается для пропаганды с целью фальсификации фактов путем разжигания легенды о том, что германской армии был «нанесен удар в спину» из-за трусости или измены гражданского населения». «Гардиан», празднуя военный разгром Германии, потребовала завершения ее политического разгрома: «Союзники обязаны сразу же объявить, что не примут никакого правительства, имеющего связь, сколь слабой бы она ни была, с нацистским правительством или с Генеральным штабом. Если они этого не сделают, то как они смогут по справедливости судить военных преступников? Во-вторых, они должны принять решение об уничтожении или исправительных мерах по отношению к преступным элементам в германских войсках, пока эти люди все еще находятся в их власти». Подобные мысли также озвучивались во Франции. Жорж Дюамель писал в «Ле Паризьен»: «Мир – для людей доброй воли и только для них; для других начинается время раскаяния».

До немцев новость о разгроме вермахта стала известна из военных приказов о прекращении боевых действий и сложении оружия. Как глава только что созданного временного правительства рейха Шверин фон Крозиг объявил о безоговорочной сдаче еще 7 мая. Он подготовил проект своей речи и показал его Дёницу 6 мая. Оригинал и окончательные варианты показывают, что в то время имелись только одно-два интересных и существенных отличия во мнениях между Дёницем и его министром иностранных дел. И оба заслуживают внимания.

В варианте Шверина фон Крозига использовано слово «перемирие», но в своем публичном выступлении он произнес: «Сегодня ОКВ объявило о безоговорочной капитуляции всех войск». Эту поправку, несомненно, внес Дёниц. Монтгомери уже привлек внимание к подобному случаю: в сообщении для вермахта от 5 мая речь велась о «прекращении военных действий» в северо-западной части Германии; Монтгомери сразу же отреагировал на это, и Дёниц отправил ему следующую радиограмму: «Сожалею о формулировке первого предложения в сегодняшнем сообщении для вермахта, изданном без моего ведома. В будущем обеспечу ясные и точные формулировки».

Вариант Шверина фон Крозига включал в себя такую фразу: «Сейчас не время рассуждать, кто отвечает за громадную национальную катастрофу, которая выпала на долю Германии». Она была опущена, вероятно по указанию Дёница. Как преемник Гитлера, он вряд ли мог отрекаться от своего «предшественника», потому что в таком случае возникал вопрос о законности его собственного назначения, несмотря на тот факт, что на этом этапе Дёниц все еще был убежден, что фюрер был величайшей исторической личностью.

Обе версии подчеркивали героическую борьбу германского народа против превосходящего по силам врага в течение почти шести лет. То ли как самооправдание, то ли страховка от новой легенды «предательского удара в спину», но правительство также делало упор на свое чувство ответственности перед собственным народом, который потребовал завершения войны, чтобы избежать бесполезных жертв. Слова «ответственность перед народами, которые соединили свою судьбу с Германией и с Европой» в окончательном варианте отсутствуют и заменяются «проявлением глубокого уважения» к жертвам или к погибшим в этой войне и сочувствием к людям, ставшим инвалидами и потерявшим родных и близких.

Затем следует пассаж об ожидаемых тяжелых временах и жертвах и призыв преданно выполнять взятые на себя обязательства. Он также включает определенные изменения, приписываемые Дёницу.

Часть 2 прокламации посвящена, прежде всего, попытке пробудить, вывести немецкий народ из состояния покорности. Окончательная версия – более полная, чем черновик, и основана на предложении государственной службы разведки, которая рекомендовала призвать народ к решимости восстановить страну и «ввиду нашего военного поражения пояснить людям исторический контекст этого события». Далее, для того чтобы поднять дух народа, рекомендовалось «напоминать людям о внутренней мощи германского характера, показанной в музыке, литературе и т. д.; он должен изображаться как неуничтожаемый и непобедимый».

Затем Шверин фон Крозиг чуть ли не перешел на лирику, говоря о трех звездах, светящих сквозь «мрак будущего», трех звездах, которые всегда были отличительными чертами немцев, – единство, законность и свобода. Этот пассаж, похоже, был составлен Дёницем в содружестве с Шверином фон Крозигом. Единство всегда было одним из высочайших идеалов Дёница, и его достижение он рассматривал как истинную заслугу национал-социализма. Поэтому объявление о капитуляции здесь связывается с «общностью народа» (фольксгемайншафт) и оживляет старый лозунг Веймарской республики об окопном братстве и призыв не впадать вновь в классовую борьбу.

Акцент на законность в качестве фундамента как для «народного существования», так и международных отношений, может быть, несомненно, приписан Шверину фон Крозигу. Еще до смерти Гитлера, считая, что преемником Гитлера станет Гиммлер, он настоял на провозглашении мер, демонстрирующих то, что предыдущие методы управления ушли в прошлое.

И Дёниц, и Шверин фон Крозиг, очевидно, с особой остротой оценивали понятие свободы, особенно в обстановке мая 1945 г. Далее следовал ряд надежд или пожеланий, например чтобы охватившая сейчас Германию атмосфера ненависти скорее исчезла. В несколько иной формулировке их можно найти в первоначальном варианте, составленном Шверином фон Крозигом.

Следующий параграф сохраняет следы мышления разведывательной службы. В нем идет речь о «лучших чертах немецкого характера… которые подарили миру бессмертные труды и ценности» – невзирая на то, что в этот момент мир мало волновали духовные стремления немцев.

Делается акцент – несомненно, Шверином фон Крозигом – на тот факт, что Германия принадлежит западной христианской цивилизации. Заключительная фраза его варианта была включена без изменений: «Да не оставит нас Господь в нашем несчастье, и да благословит Он нашу тяжелую задачу».

Сам Дёниц объявил о капитуляции германскому народу 8 мая в 12:30 по фленсбургскому радио. В качестве отправной точки он избрал свою речь 1 мая, но на этот раз ссылаясь на «смерть фюрера». Выполняя свою программу спасения немецких жизней, заявил Дёниц, он приказал подписать капитуляцию. Идущие сейчас в плен солдаты предлагают тем самым «максимальные жертвы ради жизней наших женщин и детей и ради будущего нашего народа». Затем, как и в последнем варианте речи Шверина фон Крозига, следовала стандартная формула о «преклонении» перед храбростью и жертвами войны. Кроме того, эта речь уже была куда более по существу и менее насыщена пафосом, чем это обычно бывало с Дёницем: «Я обещал немецкому народу, что в наступающем времени бед я буду изо всех своих сил стремиться создать терпимые условия жизни для наших храбрых мужчин, женщин и детей. Смогу ли я в эти тяжелые времена внести какой-то вклад, я не знаю. Мы должны смотреть фактам в лицо. Основы, на которых был построен германский рейх, потрясены. Единства государства и партии больше не существует. Партия исчезла с арены своей деятельности. Власть находится в руках оккупирующих страну держав. Смогу ли я и назначенное мной правительство действовать, зависит от них. Если на своем официальном посту я смогу служить и помогать нашему Отечеству, я останусь на своем месте до тех пор, пока германский народ не выразит свою волю назначить нового главу государства либо пока оккупационные державы не сделают продолжение исполнения моих обязанностей невозможным. Только моя любовь к Германии и мое чувство долга удерживают меня на этом обременительном посту. Я не буду оставаться ни на мгновение дольше, чем, как я ощущаю, требуется уважением, которым я обязан рейху, высшим представителем которого я являюсь…»

Сравнение этих фраз с речами Дёница и призывами марта и апреля 1945 г. показывает, как далеко прошел он за столь короткое время. В своей передовой статье 8 мая «Фленсбургер нахрихтен» пишет: «Сейчас мы народ, который избавился от своего мышления и всех заветных иллюзий прошлого». Дёниц тоже к тому времени утратил свои иллюзии и вел себя соответственно.

Есть ряд интересных сообщений о реакции германского населения на объявление о капитуляции; их, наверное, надо воспринимать осторожно, потому что они применимы только к «Северной зоне», а источник этой информации – правительственная служба внутренней СД (III управление РСХА). Люди встречали передовые части оккупационных войск скорее «с любопытством, чем с опасениями», и вряд ли рассматривали их как своих врагов. (Для немцев они, безусловно, были врагами, но безвыходная ситуация заставляла притворяться и приспосабливаться. – Ред.) «Подоплека такого поведения, похоже, в том, что в обозримом будущем Германия и западные державы должны объединиться в общей борьбе с большевизмом». Подобные убеждения особенно были распространены среди офицеров и солдат; самыми детальными были доклады (осведомителей III управления РСХА. – Ред.) о разговорах с членами истребительной эскадрильи, которая воевала и на Восточном, и на Западном фронтах. «Капитуляция рассматривается лишь как переходная стадия; политические события скоро будут более благоприятными для Германии. Насколько видно, и офицеры, и солдаты хоть сейчас готовы возобновить борьбу против большевизма». Мало кто из немцев глубоко задумывался о ситуации. Большинство были целиком поглощены проблемами поиска крыши над головой (жилой фонд Германии большей частью был уничтожен варварскими бомбардировками англо-американской авиации. – Ред.) и пропитания, так что вряд ли кто-то думал обо всех последствиях существующего положения. Царила всеобщая растерянность от неуверенности в будущем и нависшем призраке безработицы. «Объявление о безоговорочной капитуляции и перед Советами оказалось полной неожиданностью для большой части населения. Народ не мог понять, почему война против Советов не продолжается». (Наверное, так «думал народ» где-нибудь в районе Фленсбурга. Немецкий народ в восточной части Германии, через которую прокатились армады советских танков, прошли миллионы солдат победоносной Красной армии, добивавшие отчаянно сопротивлявшийся вермахт и фольксштурм, так не считал. Выжить бы. – Ред.) Согласно данным разведслужбы, боевой дух народа после объявления о капитуляции быстро упал, особенно среди беженцев, от которых можно было слышать такие комментарии: «Теперь последний якорь, за который мы цеплялись, исчез – это надежда, что англо-американцы будут вместе с нами воевать против Советов», или «Если по условиям капитуляции мы должны вернуться в свои дома туда, где находятся русские, мы скорее убьем своих детей здесь», или «Восток потерян для нас навсегда». Также серьезной критике подвергалось и новое правительство.

Подробное исследование мер, предпринятых Дёницем между вечером 30 апреля и его разрешением подписать всеобщую капитуляцию в Реймсе и Берлине, приводит к следующим выводам:

Его свобода действий как Верховного главнокомандующего вермахтом и президента рейха была ограничена следующим:

1. Нехватка боеприпасов, горючего и продовольствия.

2. Усталость войск и населения от войны.

3. Неумолимое наступление врага как с Востока, так и с Запада.

Поэтому возможно быстрейшее завершение войны являлось военной необходимостью, которую могут отрицать только люди, далекие от понимания того, что происходило.

В то время обсуждались следующие соображения против немедленного прекращения войны:

1. Сведения о жестокостях, творимых советскими войсками при их наступлении.

2. Стремление спасти как можно больше немцев от подобной участи.

3. Широко распространенная надежда на разворот альянсов (разворот фронтов на 180°. – Пер.) – хотя эта надежда самим Дёницем не разделялась.

Общая обстановка и положение противостоящих сил сократили примерно до десяти дней время, имевшееся для планировавшегося «спасения немцев». Сравнивая достигнутые результаты со ставившимися целями, можно сказать, что деятельность Дёница была успешной примерно на 50 %. Ему не удалось отвести все войска с Востока за западную демаркационную линию. Группа армий «Висла» и 12-я армия достигли рубежей западных союзников или были вывезены морем, как и остатки 9-й армии (абсолютное большинство вышеуказанных формирований было уничтожено или пленено. – Ред.). Около 75 000 человек армии «Восточная Пруссия» были выведены с полуострова Хель, до Запада добрались также примерно 25 000 солдат армии «Курляндия».

В «Южной зоне» группа армий «Юг» отступила на запад в целости, но это удалось лишь отдельным частям групп армий «Юго-восток» и «Центр»; многие из тех, кто добрался до американских окопов, были задержаны американцами и переданы русским. Если верить оценкам ОКВ от 9 мая, по которым общая численность войск на Восточном фронте была 1 850 000 человек (и 780 622 попало в плен) плюс 200 000 человек в Курляндии и Восточной Пруссии, то пропорция как раз составит 50 %. (Очевидно, автор не имел на руках достоверных документов. Только с 1 по 9 мая 1945 г. советские войска пленили 634 950 военнослужащих вермахта. После 9 мая – еще 1 591 125. Итого с начала мая 1945 г. 2 226 075 человек. В советский плен с 22 июня 1941 по 9 мая 1945 г. попало 3 576 300 солдат вермахта и 800 000 солдат союзников Германии – всего 4 376 300 (плюс 1 591 000 после 9 мая. – Ред.). Кроме того, были еще и беженцы, число которых было невозможно установить. Морские перевозки продолжались даже после капитуляции; документ от 18 мая, озаглавленный «Балтийская обстановка», сообщает о перевозке за период между 11 и 17 мая в общей сложности 109 205 солдат, 6267 раненых и 5379 беженцев. В отчете от 21 мая приводятся дальнейшие подробности о кораблях с беженцами; в общей сложности германский флот (как военные, так и самые разные гражданские суда. – Ред.) перевез с 23 января по 8 мая 2 022 602 солдата и беженца.

Общие военные потери вермахта (с 1 сентября 1939 г. по 1 мая 1945 г.), по данным ОКВ, составили примерно 2 007 000 убитых и 2 610 000 пропавших без вести – итого

4 617 000 человек. (В 1990-х гг. исследователи вышли на следующие цифры потерь. Только на Восточном фронте вермахт потерял погибшими (убитые, умершие от ран и болезней, небоевые потери) 3 604 800. Союзники Германии потеряли здесь же погибшими 668 200. Итого 4 273 000. Кроме того, в советском плену умерло 442 100 военнослужащих вермахта и 137 800 их союзников. Общие демографические потери вермахта и его союзников в войне против СССР составили 5 076 700 (в т. ч. 4 270 700 вермахта). Однако после 2000 г. немецкими учеными во главе с историком профессором Рюдигером Овермансом проведены многолетние работы по тщательному анализу отчетностатистических документов, хранящихся в архивах Германии. В результате этих исследований было установлено, что безвозвратные суммарные потери вермахта составили

5 300 000 солдат и офицеров. Эти сведения были опубликованы в книге «Немецкие военные потери во Второй мировой войне», изданной в Мюнхене.

В последние месяцы войны (с января по май 1945 г.) вермахт и его союзники, отчаянно сражаясь, понесли поистине чудовищные потери – около 3 000 000 погибших (советские войска тоже потеряли немало – 801 000 погибших. Для сравнения: в страшном для нас 1941 г. с 22 июня по 31 декабря, за 193 дня, мы потеряли погибшими около 1 100 000 – с учетом 500 000 пропавших без вести из числа маршевых пополнений, не внесенных в списки войск. Тогда же, в 1941 г., попали в плен 2 559 000 советских воинов. Таким образом, немцы за 129 дней 1945 г. потеряли погибшими почти в 3 раза больше, чем мы за 193 дня 1941 г. – Ред.). Сравнение этих цифр с теми, что приведены в предыдущем параграфе, дает некоторое представление о достижениях этих немногих дней. Поэтому можно думать, что многие немцы имеют причину быть благодарными Карлу Дёницу. Вообразите ситуацию, если бы он действовал, как Линдеманн или Шернер, и вел «последнее достойное сражение этой войны». Даже фельдмаршал Грайм сказал Колеру, своему начальнику штаба, что он не мог понять Дёница; он (Грайм) обещал подчиняться преемнику Гитлера только в военных вопросах (покончил с собой 23 мая. – Ред.).

Нет указаний на то, что программа спасения, автором которой был Дёниц, имела какие-либо иные мотивы, кроме гуманитарных. Ко времени капитуляции он не питал иллюзий в отношении неминуемого раскола вражеской коалиции. Несомненно, он надеялся и желал, чтобы это произошло, и не исключал такой возможности. Во всяком случае, несколько сот тысяч солдат, сдавшихся на Западе, были предпочтительней любой армии пленных на Востоке. Поэтому одно соображение не мешает другому.

Бывшие вражеские страны, особенно СССР, неминуемо имели иное и более суровое суждение о Дёнице. Для них постепенная капитуляция подразумевала продление войны с ее дополнительными человеческими и материальными жертвами.

Программа спасения, проводимая Дёницем, ограничивалась его собственным народом. Поскольку он был военным человеком, прошедшим почти шесть лет смертельной борьбы, вряд ли можно было ожидать, что он вдруг станет считаться со своими врагами. Однако именно этого многие ведущие германские военные ожидали от своих западных врагов – симпатий Монтгомери и Эйзенхауэра к немецким солдатам и беженцам.

Два хода мыслей скрываются за этим отношением. Во-первых, это тип традиционного солдата, который после «доблестной битвы» считал, что имеет право на «почетное поражение»; такие люди именно так и думали, и, однако, в этой тотальной войне они сами оказались виноваты в том, что отменили «правила игры», и преступления национал-социализма лишили их малейшего уважения со стороны врага. Во-вторых, немцы все еще были убеждены в превосходстве германской «правящей расы» (которое, однако, было бито на Востоке). Все вместе выражалось в часто повторяемой фразе о спасении «сути германского народа».