Текст книги "Страсть за кадром"

Лизи провела неделю в Калифорнии с родителями и Дэвидом, пытаясь помочь ему в такое тяжелое для него время.

– Детская была полностью приготовлена. Стены были белыми с бордюром из гусей наверху. Кэт заполнила ящики всевозможными детскими вещами – распашонки, ворсистые одеяльца для прогулок…

Голос Лизи срывался, когда она рассказывала. Она отпила воды и продолжала.

– Дэвид отдал свое большое старое опрокидывающееся Хичкоковское кресло-качалку, и она посадила в него своего любимого плюшевого медвежонка, который был у нее с детства, и другого, нового, для малыша. Все это было так грустно. Мы с мамой сложили все вещи и отдали их в детскую больницу вместе с мебелью. Мне надо было уехать. Я не могла больше видеть брата таким несчастным.

– Как Дэвид держится?

– Он ничем не занимается, живет в своем кабинете иногда с шести утра и до полуночи. Он сказал, что какой-то проект находится в критическом положении. Я пыталась поговорить с ним о том, что он собирается делать, но он опускает голову и молчит.

– Дай ему время, Лизи. Есть такие вещи, в которых ты не можешь признаться даже себе, а не то что кому-то.

Бретт понимала, отчего он молчит.

– Все, чем ты можешь быть ему полезной, – быть готовой в тот момент, когда ему будет необходимо высказаться.

– Вы уже поели?

Официант собрал тарелки с мраморного столика, принял заказ Лизи: замороженный горячий шоколад – фирменное блюдо «Серендипити» – и, пританцовывая, прошел между столиками на кухню, по пути слегка толкнув другого официанта.

В глазах Бретт промелькнул огонек.

– У меня идея. Ты ведь уже не ходишь в колледж? У тебя есть какие-нибудь серьезные планы?

– Я должна решить, где мне работать.

Предложение от «СТМ» все еще в силе, но я не уверена, что хочу исполнять кем-то задуманную роль или остаться в Сиракузе.

– Почему бы тебе не поехать со мной в Париж и пожить там немного – проветрить свои мозги. Считай, что это будет моим подарком тебе на окончание.

– Ты серьезно? Это будет вдвойне замечательно!

Она поблагодарила Бретт и стала перечислять, что она должна будет сделать, чтобы подготовиться к отъезду.

– Ой, это будет таким сюрпризом для Джо – провести с ним несколько дней. Недавно он мне очень помог. Мы много говорили с ним, по телефону, и он останавливался в Нью-Йорке по пути в Форт-Вейн за несколько дней до своего отъезда. Мы практически ничего не делали: посмотрели несколько фильмов в кинотеатре. Один или два раза он позволил мне поплакать на его плече. Я действительно стала к нему привыкать.

«Вот этого я вынести не смогу», – подумала Бретт.

Она была первой, кто пел дифирамбы Джо и хотела счастья Лизи, но сегодня ей не хотелось думать об этом. Это только усилит боль от того приговора Лоренсу, который она вынесла. Для поездки в Париж Лизи решила сделать несколько покупок по дороге домой.

– Может, я найду такое, что убьет Джо наповал на празднике Нового года, – сказала она.

Бретт отказалась, ссылаясь на утомительность посещения магазинов, и они расстались по пути к метро.

Бретт продолжила прогулку, чувствуя себя глубоко несчастной. За последние несколько дней она решила подойти к своей собственной жизни так, как она это сделала с работой. Нельзя откладывать то, что волнует, на потом, надо вникать и заниматься этим. Такой вариант деятельности выработался в связи с завещанием. Она подписала его два дня назад.

Бретт завернула за угол и остановилась у «Пьера Отель». Длинная вереница блестящих черных лимузинов начала выстраиваться, а водители в униформе помогали одетым в вечерние платья и смокинги гостям, направляющимся на бал. Она убедила себя в пользе действия и поняла, что должна увидеть Барбару, Сомнение и страх заставили бросить эту попытку в прошлый раз; те же чувства возникли у нее и сейчас, но ей необходимо было сдвинуться с мертвой точки и попытаться помириться с ней или, по крайней мере, получить ответы на свои вопросы. Она глубоко вздохнула и пошла к дому Барбары.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросил консьерж в коричневом пальто.

– Я полагаю, вы меня забыли, Джордж. Прошло много времени. Я – Бретт Ларсен, дочь Барбары Норт.

– Боже мой, мисс Бретт! Вы заставляете меня вспомнить о своих годах, – сказал он.

– Да вы совсем не изменились, – ответила Бретт.

– Ваша мать так обрадуется, увидев вас.

Я сообщу ей.

– Я бы хотела сделать ей сюрприз, Джордж.

Во время пожара Бретт предпочитала бы видеть пожарников, чем общаться с ними по интеркому.

– Да, конечно, мисс. Пройдите направо.

Бретт нажала на кнопку вызова лифта и только потом заметила, что лифт стоит на первом этаже. Ее волнение все усиливалось.

«Зачем мне это надо?» – удивлялась она. Бретт понимала, что Барбара не могла измениться. Она была такой же эгоистичной и бесчувственной и не заслуживала еще одного шанса.

Потом она сообразила, что ей было безразлично, изменилась Барбара или нет. Ей только надо было, чтобы ее мать раз и навсегда прочувствовала, насколько жестокой она была и какой несчастной сделала свою дочь. А что если Барбара думала о своих поступках все эти последние три года? Может быть, она действительно обрадуется, узнав, что Бретт решила дать ей шанс как матери?

Бретт отогнала все наплывшие эмоции и поняла, что будет мучиться от неистраченных чувств к Барбаре, пока не прекратит бегать от нее и не повернется к ней лицом.

Она позвонила в дверь. Через несколько секунд она услышала голос Барбары:

– Мальчики, пользуйтесь служебным входом. А пока шампанское холодное, все, что происходит вокруг, – мне безразлично.

Барбара открыла дверь в красном сатиновом топе, обнажавшем большую часть ее теперь уже обвисшей груди, и брюках того же цвета, причем и то и другое было ей узко. Судя по макияжу, создавалось впечатление, что она не умывалась со вчерашнего дня, однако прическа была свежей, словно только что из салона.

– Ты не от Шерри Лехмана, – сказала Барбара, разочарованная, что это не был ее постоянный поставщик винного магазина.

Мгновение она смотрела на Бретт, будто пытаясь определиться во времени.

– Разве я тебя ждала?

– Нет, Барбара, я просто неожиданно свалилась.

Бретт была застигнута врасплох таким приветствием матери.

– Не бери в голову. Заходи, Бретт, – сказала Барбара и исчезла в гостиной.

Бретт закрыла за собой дверь. Все стояло на тех же местах, вот только стало немного поблекшим. Неаккуратный букет засохших роз стоял на потертом подлокотнике замшевой тахты.

– Итак, ты приехала из… Лондона? – спросила Барбара, присаживаясь.

– Я была в Париже и недавно вернулась домой на праздники, чтобы проведать тетю Лилиан. Она болеет.

«Что с ней случилось?» – недоумевала Бретт.

– Не знаю, что тебе надо, но сразу скажу, что денег тебе дать не могу, – сказала Барбара.

– Я пришла к тебе не для этого.

Барбара проигнорировала ответ Бретт и продолжила:

– Этот подонок Джереми стоил мне целого состояния! Ничтожная мелкая слякоть. Он пользовался мной!

Барбара разволновалась.

– Истратил триста тысяч долларов на реконструкцию этого чертового дряхлого магазина, не задумываясь о последствиях. Антиквариат, коллекционные вещи – ха! Как только у него появилось то, что ему хотелось, он бросил меня. Но я показала ему… Закрыла все его счета и развелась с ним. А магазин не продержится и двух месяцев – никто из моих друзей не придет туда. Он вынужден будет закрыть его, и тогда он вернется умолять, чтобы все было по-старому, но будет слишком поздно.

Барбара допила остатки виски.

– Очень сожалею, что твое замужество не состоялось, – тихо сказала Бретт.

Она не знала, что еще надо было говорить. Казалось, что Барбара витает в собственных мыльных пузырях, и Бретт не могла сообразить, как добраться до нее. Она удивилась тому чувству стеснения, которое почувствовала, когда выпивала ее мать.

Барбара потянулась к бару на колесиках и налила еще.

– Он был молод и красив, но всегда был таким холодным со мной. Казалось, что со мной ребенок, а не мужчина.

Бретт почувствовала отвращение от этих слов и отпрянула, словно ее хотели ударить.

– Неужели все было так ужасно!

– Господи! Я рада, что избавилась от него, – сказала Барбара, пропуская мимо ушей вопрос.

Она отпила из бокала, моментально ушла в свои мысли, затем сказала:

– Я не знаю, как у тебя это получается. Я никогда не могла жить в Европе. Каждый казался мне… иностранцем.

– И мне тоже, особенно в Париже. Бретт чувствовала потребность начать разговор:

– Барбара, я хотела поговорить с тобой о нас и о том, что происходило до моего отъезда в Париж. У меня накопилось много вопросов без ответов.

– Я говорила тебе, что не смогу дать тебе денег? – снова спросила Барбара.

– У меня достаточно денег. Это не причина по…

– Он снабжает тебя деньгами, так? Тебя прислал сюда мой отец? – завизжала Барбара. – Это он, да? Лучше держись подальше от него – он жестокий человек. Я знаю – поверь мне, я знаю.

Глаза Барбары стали остекленевшими и сосредоточенными, словно она рассматривала что-то, что могла видеть только она.

– Почему ты думаешь, что он жестокий, Барбара? – умоляла Бретт.

– Оставь меня одну! Уйди и оставь меня одну!

– Я пытаюсь понять тебя, Барбара, хочу найти смысл в твоих словах, а ты не можешь мне помочь.

Горло Бретт горело, когда она старалась сдержать гнев и боль. Она подошла к Барбаре и дотронулась до нее. Барбара вздрогнула и повернулась спиной, как ребенок, верящий в то, что, если он не видит тебя, значит, тебя нет.

Тотчас что-то закрылось внутри Бретт.

Она всегда так стремилась к ней, а Барбара всегда прогоняла ее от себя.

– Хорошо, Барбара, я уйду. Но знай, что я больше никогда не потревожу тебя.

Глава 15

– Это как в кино!

Первое, что Лизи собралась сделать по приезде в Париж, – это увидеть мастерскую Бретт. Строительство уже закончилось, оставались последние штрихи.

На стенах висели увеличенные снимки Бретт.

– Никогда не видела таких интенсивных красок. Они еще не высохли? – спросила Лизи.

– Нет, они полихромные, я увидела их в рекламе. Люблю богатые цвета с блеском, – объяснила Бретт.

Она была рада, что Лизи решила вернуться вместе с ней. После своего неприятного похода к Барбаре она обрадовалась, что находится за пять тысяч километров от семейных передряг.

Они вернулись к тому, что Бретт называла коммерческий придел студии. В комнате-складе с поддерживаемой постоянной температурой были сложены рулоны с пленками и химические препараты, а также сейф, в котором Бретт оставляла дорогостоящее оборудование. Следующей от склада была темная комната, а за ней два кабинета.

Операционный центр Терезы включал картотеку, записи, графики и документы, связанные с деятельностью студии. Бретт освободилась от всего этого с удовольствием.

– Твои снимки, должно быть, действительно впечатляют, – сказала Лизи.

Бретт провела пальцами по немного шероховатой поверхности стола.

– Иногда, – смущенно ответила она. Но на самом деле она гордилась, что все больше и больше клиентов узнают о ней и заинтересованы с ней работать. Она добилась этого, не выставляя напоказ имени своего деда, и доказала, что может позаботиться о себе сама. Было много такого, что она еще должна была узнать в фотографии, но она была благодарна за сегодняшний успех.

– Даже не знаю, будет ли у меня когда-нибудь такое, – отозвалась Лизи.

– Ты что, ребенок? Я уверена, что будешь знаменитым радиожурналистом.

– Это очень непросто. Вы с моим братом захватили все, как ракеты с курсом на победу. В выборе пути у меня нет такой уверенности, как у вас.

– Но прошлым летом ты говорила о своей рекламной катушке с записями и что ты просто проверяешь возможности своего распределения.

– Да, моя катушка интересная в том случае, если я захочу стать «Лизи Пауэл, дерзкий репортер радостных событий». Это то, как меня видят. На станции они считают меня просто проворной, миловидной и привлекательной девушкой. Меня единственную посылают собирать материалы на ярмарки и на общегородские собрания. Обычно я много шучу, улыбаюсь, и поэтому для меня это нетрудно, но я не уверена, что именно на этом я бы хотела построить свою карьеру. Чувствую, что мой первый репортаж будет таким, что он решит все вопросы, за исключением поставленных передо мной. Я боюсь, что все сделаю неверно. Видимо, много воды утечет, пока госпожа Удача заметит меня, – со смешком сказала Лизи и добавила:

– Ладно, хватит ныть. Я приехала в Париж американской девчонкой. В связи с этим не могла бы ты быть любезна, позвонить Джо и сообщить ему, что хочешь заглянуть к нему. Вот мы его удивим!

– Ты считаешь, что сможешь чем-то удивить его? – сказала Бретт.

С октября они с Джо только перезванивались, обмениваясь новостями. Оба были так заняты, что никак не могли найти время побыть вдвоем. Бретт набрала номер его телефона.

– Как ты думаешь, что скажет Джо? – сияя спросила Лизи, когда они шли по узкой, темной площадке, ведшей на пятый этаж и последний лестничный пролет к комнате-мансарде Джо.

– Полагаю, что единственно, кого он сейчас не ожидает увидеть, – это тебя, – прошептала Бретт перед тем, как постучать в дверь.

– Бретт, это ты?

– Да, я! – сияя ответила Бретт, прикрывая собой Лизи, когда он открывал дверь.

– И я! – добавила Лизи, вылезая из-под руки Бретт.

– Лизи! Что ты здесь делаешь? Вот здорово!

– Случайно сюда залетела.

Хотя его материальное положение теперь существенно улучшилось, Джо наотрез отказывался покинуть эту крохотную квартирку. Он объяснял, что плата за нее небольшая и что ему не нужен дом больше этого, а также, что он никогда не найдет мастерской, которая была бы на шесть этажей ниже его дома.

Насест Джо состоял из четырех небольших комнат на последнем этаже здания, рядом с Сорбонной.

– Когда вы приехали? – спросил он.

– Сегодня утром. Бросили вещи, и Бретт повезла меня в свою мастерскую, а теперь – мы здесь!

– Мы подумали, что ты захочешь с нами выйти и где-нибудь пообедать.

– Звучит неплохо. – Джо взял шаткий деревянный стул из-за карточного столика в углу и, перевернув его спинкой, сел.

– Ну, и как тебе нравятся два дня празднования Нового года у Габриеля? – игриво спросила Бретт.

– А, у Габриеля? У меня уже есть дата, я имею в виду планы, – нерешительно ответил Джо.

– Да, но две твои лучшие девочки в городе. – Бретт перебил стук в дверь.

– Наверное, это моя хозяйка. Она такая скандалистка, и держу пари, видела, как вы входили сюда, – сказал он, готовясь к вторжению. И прежде, чем подошел к двери, он услышал:

– Джо, радость моя, ты здесь? Открывай, это твоя «красотка из Алабамы».

Рэндл назвалась прозвищем, которое ей дал Джо.

Джо, открывая дверь, не мог себе представить, что произойдет дальше. Сегодня он уже получил сюрпризов сполна.

– Хм, Рэндл, – сказал он, но сдвинулся с места, чтобы впустить ее в комнату.

– Можно мне войти? – смущенно спросила она.

– Конечно. Здесь Бретт и… Он посторонился и не успел договорить о Лизи, как Рэндл уже была в комнате.

– Бретт, радость моя! Ты выглядишь намного лучше.

Рэндл оглядела ее сверху донизу. Бретт, как и Лизи, была, как обычно, в джинсах и свитере.

– Ты сама великолепна, – сказала Бретт.

– Санта постаралась для меня в этом году! Рэндл покружилась, показывая свой наряд, – белоснежный свитер с высоким воротом и такого же цвета брюки, с пелериной из тибетского каракуля цвета японской хурмы.

– Тебе нравится? – спросила она, показывая свое запястье с золотым ободком, усеянным крупными изумрудами.

– Да, очень красивое, – любезно ответила Бретт, изучая браслет.

– Рэндл, это…

Рэндл проигнорировала Бретт и повернулась к Лизи, не пропускавшую ни жеста, ни слова из этой беседы.

– А кто эта миловидная маленькая штучка? – спросила она. Язвительность звучала в каждом слове.

Лизи рассвирепела, ее перья вздыбились не только от того, что сказала Рэндл, но и от упоминания о ее небольшом росте. Бретт вмешалась, прежде чем Лизи успела взорваться. – Это моя лучшая подруга, Элизабет Пауэл.

Она намеренно назвала полное имя Лизи – Мы с ней вместе выросли.

– Рада познакомиться с вами, Элизабет, – Рэндл насмешливо сделала реверанс.

Она знала, что Джо общался с Лизи, но совершенно не была готова отдать его ей. В отличие от Марселя Джо был молод и красив, и она наслаждалась вниманием, которое они привлекали к себе как очень элегантная пара.

Она и Джо были яркими фигурами на страницах журналов мира моды, и ей это нравилось.

– Я видела ваши снимки. Вы очень красивая, – сказала Лизи.

На самом деле она очень хотела спросить, зачем Рэндл пришла сюда. Очевидно, Рэндл была близко знакома с Джо и могла вваливаться без предупреждения, или она просто была плохо воспитана. Лизи убедилась, что и то, и другое имело место.

– Моя мама обычно говорит: «Надо как можно больше использовать то, что дал тебе Господь!»

Бретт заметила, что Рэндл завелась. Ее акцент стал таким выразительным, что было ясно, тучи сгущаются. И причиной была Лизи. Бретт не знала, что произошло между ней и Джо, но было похоже, что Рэндл сейчас вцепится в Лизи, как в возможную соперницу.

– Конечно, обидно, что красота не живет также долго, как ум, – вставила Лизи, теряя терпение.

Джо стоял у двери, словно готовый скрыться в любой момент, и смотрел то на Рэндл, то на Лизи, то на Бретт, которая намеренно отвела взгляд. А Рэндл бочком подошла к Джо и положила руку ему на грудь.

– Джо, радость моя, ты забрал свой смокинг от портного? – спросила она, играя пуговицей на его рубашке.

Прежде чем ответить, он посмотрел на Лизи.

– Гм… да.

– Я никак не могу дождаться праздника Нового года у Габриеля. В «Ле Палас» собирается одна богема. Я встретила Энди Уархола. Маленький человечек, выполняющий случайную работу. – Все бы хорошо, если бы только он не смотрел на всех, как охотничий пес.

Фарик Эмайер, хозяин торжества и владелец «Ле Палас», под ритмы «диско» превратил свой театр в бастион демократического хаоса. Знаменитости и нет, экзотические и с претензией на это, одетые в лучших ателье и кое-как – все смешалось, создав новое общее варево той ночью.

– Я слышала, что Ивес приедет из Марокко, а ты знаешь, что мало где показывают его коллекции. Только Бог знает, кто появится там еще. В приглашении сказано, надеть или самое новое, как год, или самое старое, как время. Джо отказывается надеть новый смокинг, а я, может быть, буду в костюме Евы. Это должно выглядеть очень соблазняюще, как ты думаешь? Тебе Джо не сказал, что мы приглашены после торжества на завтрак к Габриелю. Это означает, что наш мальчик становится настоящей звездой.

В течение всего этого монолога Джо смотрел в пол.

Лизи, сознавая, что комната становится слишком тесной для нее и Рэндл, встала и, растягивая слова, с насмешкой сказала:

– Джо, успокой свою самодовольную глупышку: мы с Бретт уходим. Вам обоим необходимо много обсудить перед балом.

И не успела Бретт попрощаться, как Лизи уже выскочила из квартиры. Джо ринулся за ними в холл.

– Лизи, это не то, о чем ты подумала, – начал он сбивчиво.

– Зачем, Джо, голубчик, мне вообще о чем-то думать? – спросила Лизи, мстительно высмеивая его.

– Вы не пойдете обедать? – спросил Джо.

– Может быть, в другой раз. Кажется, твоя «красотка» зовет тебя. Пока! – закончила Лизи и стала спускаться по лестнице.

Выйдя на улицу, она кипела:

– Это не из-за того, что он встречается с кем-то еще. Мы никогда не договаривались, что будем единственными друг у друга, но что можно найти в этом мелком, тщеславном, самоуверенном болване? Почему она сразу не разделась и не легла на полу перед ним?

– Не знаю, Лизи.

Бретт не разлюбила Рэндл, но и не могла оправдать ее поведение. Бретт больше беспокоил Джо. Неужели он тоже непорядочный человек?

Лизи надеялась провести Новый год с Джо, и все ее огорчение было теперь у нее на лице. Бретт, в свою очередь, нашла причину не принимать участия в празднике у Габриеля, так как не отвергала возможности увидеть там Лоренса.

– Прекрасное начало Нового года! – саркастически сказала Лизи, оплачивая чеки за стойкой.

Бретт вспомнила о своем решении активнее действовать. Начало получилось неудачным из-за неприятной встречи с матерью, но даже несмотря на стычку, она твердо верила, что действие лучше бездействия.

– Лизи, мы же не собираемся просидеть дома всю завтрашнюю ночь, как двухфунтовые щенки, ожидающие усыновления! Вокруг нас столько всего интересного! И, кроме того, это же Париж. А на самом деле перед нами вся Европа!

После такого хлесткого заявления Вретт предложила:

– Знаю, мы едем в Монте-Карло!

– Ты что, сумасшедшая? Я только что приехала в Париж. А Монте-Карло – это же другая страна.

– Может, это звучит и не совсем нормально, ну и что? Утром мы могли бы долететь до Ниццы, взять напрокат машину и доехать до Монако.

Лизи нашла идею провести Новый год в Средиземноморье выше всяких бешеных фантазий, и, когда они ехали в Одеон, она была твердо убеждена в этом.

Утром следующего дня они приземлились под безоблачно голубыми небесами Ниццы и арендовали «Ягуар».

Ведя осторожно машину вдоль крохотной границы суверенного государства, прижатого морем к подножию Альпийских гор, Бретт почувствовала себя свободной и раскрепощенной. Ей редко приходилось принимать скоропалительные решения, но вчера вечером, когда у них не возникло проблем с заказом билетов, она поняла, что это хорошее предзнаменование. Даже несмотря на 55 градусов по Фаренгейту, Лизи настояла, чтобы они надели шубы. Так как Лизи никогда не была на Ривьере, Бретт запланировала остановиться в живописных маленьких городках на склонах Альп. Они ехали по шикарной трассе, воодушевленные утренним солнцем и морским воздухом. Бретт взглянула на часы и припарковала машину на первой попавшейся стоянке.

– Если мы поспешим, то успеем! – крикнула она Лизи, вылезавшей из машины.

Они уже совсем задыхались, когда подбежали к вершине смотровой площадки, и все-таки успели.

Ровно в 11.55 у главного входа в Королевский дворец XVII столетия собираются жители Монако и туристы, чтобы полюбоваться сменой караула.

Завороженные, Лизи и Бретт наблюдали, как рота карабинеров в черной с золотом зимней униформе идет на дневную смену. Только после церемонии они заметили изумительную картину, открывающуюся перед ними с высоты площадки «Пласа дю Палайс». У ее подножия простирался Монте-Карло с гаванью, которая через несколько месяцев будет переполнена яхтами и катерами, вытянувшимися вдоль берега. Бретт указала на Болдихеру, Италию на северо-востоке и Кап д'Айль на юго-западе, откуда они приехали.

– Это как волшебная сказка, – сказала Лизи, все еще не верившая, что они действительно в Монте-Карло.

– Те же самые слова я сказала в первый свой приезд.

– А это гостиница? – недоверчиво спросила Лизи, когда они подъезжали к величественному «Отель де Парис». – Она похожа на дворец.

Их апартаменты находились в тени голубых елей. Бретт выбрала обычную спальню в стиле французской деревни. Лизи в исступленном восторге устремилась в богато украшенную с позолотой спальню Людовика XIV.

Как только пришла служанка и забрала их вещи, чтобы погладить, Бретт вызвала свою машину, и они поехали на ленч. На морском воздухе у них разыгрался волчий аппетит, и они справились с закусками задолго до того, как принесли спагетти. Перед возвращением в отель они поехали по набережной старой части Монако. Теперь у них просто кружилась голова от восторга. Лизи выбросила из головы мысли о Джо и Рэндл, а Бретт, впервые за несколько недель, не думала о Лоренсе. Они были охвачены легкомысленным настроением, которое окружало их, когда они маленькими девочками играли на пляже Кокс Коува.

– Может, мы и проиграемся, но выглядим здорово, – хихикала Лизи, когда они, прогуливаясь, шли к «Казино де Монте-Карло».

Так как в предыдущий ее приезд Бретт не было двадцати одного года, то в этот раз казино было новым экспериментом для них обеих.

– Я прочитала дважды все брошюры, но не очень уверена, что отличу «Баккара» от «Блек Джека», – сказала Бретт, дрожа от вечернего холода и запахивая поглубже свое белое шифоновое платье.

– Никогда не видела такого количества лимузинов! А ты видела такие бриллианты и меха? – спросила Лизи.

– Они все собираются на бал в «Спортинг-клубе». Когда я регистрировалась, консьерж спросил, не собираемся ли мы заказать машину на сегодняшнее представление. Я сказала, что нет, а он ответил:

– Жаль. Вы и ваша подруга – прелестны, и вы были бы прекрасным украшением праздника.

Под звуки музыки, смеха, звона бокалов Бретт и Лизи вошли в казино. Показав паспорта, удостоверяющие их совершеннолетие, они вступили в отделанный мрамором, окруженный двадцатью восемью колоннами из ионического оникса зал.

– Мы заказали места в кабаре после половины одиннадцатого. Пока мы ждем, давай выпьем по бокалу шампанского, – предложила Бретт.

Им указали на столик в Розовом салоне бара, и они заказали два бокала «Клико».

– Ты видела? – спросила Лизи, глазами показывая на потолок.

Бретт запрокинула голову, потом взглянула на Лизи, и они обе рассмеялись. На потолке были нарисованы обнаженные женщины, курящие сигареты.

– Я никого не узнаю. А ты?

И они снова рассмеялись. Появился официант с подносом и двумя бокалами шампанского.

– Мы это не заказывали, – сказала Бретт.

– Это приветствие одного господина, сидящего в баре, – сказал он, кивая в сторону высокого, хорошо одетого, лет тридцати мужчины, который улыбнулся и кивнул им в ответ.

– Скажите этому господину спасибо, – сказала Бретт и положила двадцатифранковую банкноту на поднос официанту.

– Не поверю, что ты сделала это! А что, если он подойдет, захочет…

– Что захочет? Лизи, он выглядит вполне безвредным, и если бы он что-нибудь захотел, то был бы уже здесь. Кроме того, ты не единственная, кто сказал, что мы великолепно выглядим. Как он мог устоять? – смеясь, парировала Бретт.

Она и Лизи выглядели действительно потрясающе. Лизи была шикарна в своем черном бархатном без бретелек до пола платье и в тон ему жакете-болеро. Она заколола свои волосы роскошной заколкой с бриллиантом. Хрупкие гроздья из агата и хрусталя свисали с ушей. В противоположность ей каблуки поднимали Бретт до шести футов, высоты амазонок. Ее длинные волосы, собранные на одну сторону, создавали ощущение глубоких темных волн и закрывали обнаженные плечи. На ней было белое шифоновое платье с хомутом на жестком корсаже, который переходил в плавные оборки из тонкой жесткой алебастровой ткани, бриллиантово-жемчужные серьги – подарок Лоренса. Они были уверены, что на них обращают внимание, потому что они без сопровождающих, но это их не волновало. Был праздник Нового года, и они были в Монте-Карло!

Девушки направились в игорные салоны. Сначала они побывали в американской комнате, где сразу проиграли дилеру три игры.

– Извините, но кажется, вам сегодня не везет.

Они повернулись и увидели человека, приславшего им шампанское.

– Мое имя Шуйлер Хант. Мои друзья зовут меня Скай. Я из Палм Бич. И не держитесь так настороженно, я вовсе не собираюсь вас «снимать».

К удивлению Бретт, Лизи заговорила первой:

– Я – Элизабет Пауэл. А это – Бретт Ларсен. И вы правы – мы проиграли эту игру.

Она протянула руку.

– А вы были в европейской комнате? Я прихожу сюда несколько раз в год, и мне очень везет там.

– Да, но минимальная ставка – полмиллиона франков, – сказала Бретт. Лизи задохнулась.

– Вы обе будете моими гостями.

– Мы не можем позволить себе этого, – возразила Бретт.

– Не думайте об этом. Считайте, что я не проиграю этих денег! – посмеиваясь сказал он.

Лизи уставилась на него в изумлении: это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, потом решила, что Новый год в Монте-Карло тоже слишком, но ведь правда, и вложила свою руку в руку Шуйлера Ханта.

– Вперед! – сказала она в тон ему. Бретт вслед за Лизи взяла его за другую руку, и в сопровождении Ская они вошли в кафедральную атмосферу комнаты с высокими ставками.

– Чувствую, мне повезет в «баккара», – объявила Лизи. Они все стали играть и проиграли.

Скай увидел своих старых друзей, а Лизи жаждала попытать счастье в другой игре, но Бретт решила не сдаваться и договорилась, что они придут за ней позже.

Лизи вернулась почти перед полуночью с бутылкой вина.

– Где ты ее взяла? – спросила Бретт.

– Не в этом дело! Давай, давай бокалы. Уже почти Новый год, – сказала Лизи и оттащила ее от игры.

Когда пробило полночь, они возбужденно обменялись поцелуями с окружающими и чокались со всеми, смеясь и поздравляя всех вокруг.

Шум стих, и все собрались вокруг рулетки, где один из игроков поставил ставку в пять миллионов франков. Лизи последовала за стихающей толпой, а Бретт возвратилась попытать судьбу за «баккара».

Однажды Лоренс сказал ей, что «баккара» – его любимая игра. Бретт жаждала одолеть эту игру. Ей казалось, что если она выиграет в эту игру, то сможет изгнать его дух раз и навсегда. «У меня в целом восемь», – думала она, изучая свои карты. – Я должна выиграть – никто не получит девяти». Но игрок, сидящий рядом с ней, получил.

– Бис, – сказала она дилеру. Человек, сидевший рядом, повернулся к ней.

– Иногда ситуация побеждает тебя. Ты должен понять, что не сможешь выиграть, оставить все и уйти, – спокойно сказал он.

Слова сжигали мосты, но не так, как хотелось. Она должна была оставить Лоренса или, по крайней мере, быть на пути к этому.

– Извините, – сказала она, поднимаясь из-за стола и направляясь через толпу в комнату для женщин.

Бретт намочила полотенце, которое дала ей служащая, холодной водой и приложила к шее, сзади. Ее серьги сверкнули в зеркале. Когда служащая протянула руку, чтобы забрать полотенце, Бретт положила полотенце на стойку, сняла серьги и положила их на протянутую руку служащей.

– С Новым годом! – звонко сказала она.

– Извините?

– Возьмите их, делайте с ними, что хотите. Они ваши. – Бретт выплыла из комнаты, ощущая себя легкой, как пушинка. Только сейчас она поняла, какой тяжестью для нее были эти серьги.

Она подошла к Лизи, игравшей в рулетку, как раз в то время, когда ее подружка сказала:

– Я ставлю все на то же число – красное двадцать три.

– Лизи, что ты делаешь? – скептически спросила Бретт.

– Шш, – сказала Лизи. – Закрой глаза и держи мою руку. Я думаю, мое сердце остановится, если я посмотрю.

Другие игроки посмотрели с удивлением, как две подруги крепко взялись за руки и зажмурились. Дребезжащий звук маленького шарика казался грохотом выстрела, когда он катился по полированной поверхности колеса.

– Красное двадцать три! Мои поздравления, мадемуазель! – сказал крупье по-французски.

– Что он сказал? – спросила Лизи.

Бретт обняла свою подругу, потом они вместе нашли Ская, чтобы поблагодарить его за любезность и пожелать спокойной ночи. Они практически его не знали, но он принес им радость и, верный своему слову, не пытался их «снять».