Текст книги "Истории пестрых народов Урала и Зауралья. В поисках связующих нитей. 140-летию П. П. Бажова посвящается"

9.1. Безымянные могилы и обелиск жертвам политических репрессий

В России поиском безымянных могил политзаключенных никогда никто не занимался. Александр Семёнович Ботиков – сын бывшего начальника лагеря ГУЛАГа, работая в архивах и узнавал имена погибших.

В Тавдинском и Таборинском районе Урала, и Зауралья Александр Ботиков разыскивает кладбища политзаключенных.

«Когда идёшь по этому лесу, кажется, не ветки – кости хрустят под ногами.

На пару километров вокруг, говорит проводник», – кладбище. Под этими соснами в 1940-х годах прошлого века покой, наконец, обрели названные «враги народа» и бойцы трудармии. Власти в Тавде могильник не обозначили. Зарыли – забыли. А недавно ещё и трактором перепахали.

Получается, половину кладбища сровняли с землей, когда делали пожарную опашку, здесь пахали прямо по могилам», – рассказывал поисковик Александр Ботиков.

Тавда, маленький город в глуши на Урале и Зауралья, в Советской России – крупный остров архипелага ГУЛАГ. Здесь работали 2 лагерных управления. В войну везли не только политзаключённых. На местных заводах формировали трудовую армию – из «неблагонадежных» элементов и депортированных народов.

«В лагерях люди умирали тысячами от голода и холода. Тела зарывали за городом, в ямах. Их учёт никто не вёл», – рассказывал проводник Александр Ботиков.

Александр Ботиков вместе с товарищами ищет такие кладбища и ставит на них самодельные кресты, чтобы почтить память. Единственный именной крест на этом кладбище принадлежит двум братьям Быковским из Орла. Их осудили по 58 статье, как врагов народа после анонимного доноса. Это место родственники выбрали и нашли случайно, говорят, сюда их как-то особенно тянуло.

Ботиков больше 10 лет провёл в архивах и среди могил, помог сотням семей со всего мира найти в их истории «Тавдинский след ГУЛАГа». Заняться поиском, ему, кажется, сам Бог велел. Его отец – чекист НКВД, был начальником ОЛП-N 2 Тавдинлага – строил гидролизный завод. По рассказам отца Александр и нашёл многие захоронения. Как, например, братскую могилу трудармейцев из Азии, где были захоронены 577 человек.

В СССР о трудармии не говорили. Данные о людях, которых насильно свозили на работы, до сих пор засекречены. Таблички и указатели на этом месте в Тавде Ботиков с другом сделали на свои средства.

Ботиков вообще, кажется, своим поиском в архивах посягнул на святое. Он переписал и официальную книгу воинской памяти. Она лежит в местном Тавдинском музее. Книгу российские власти делали в спешке к очередному юбилею Победы. Ботиков же исправил сотни историй людей, их жизни и смерти, кто официально для страны числились без вести пропавшими.

Александр Ботиков является Представителем поискового движения России в Тавдинском и Таборинском районе. Занимается поиском и увековечением Памяти павших защитников Отечества. Был награжден Министерством Обороны России медалью «ЗА заслуги в увековечении памяти погибших защитников отечества». Делами по ГУЛАГу он занимается попутно.

Единственная материальная награда, которую Александр Ботиков получил за эти годы – медаль от Министерства обороны за поиски солдат, да в музее открыли комнату памяти по мотивам его поисков.

А еще поставили Тавдинский памятник жертвам репрессий. Как раз перед местным управлением лагерей. Денег на него дала семья «врага народа», приехали внуки из Москвы, их дед отбывал срок в п. Азанка, чью историю раскопал отчаянный поисковик. (Источник: «Настоящее Время»).

7 августа 2015 года состоялось торжественное открытие памятника жертвам политических репрессий, в парке по ул. Кирова, в районе МАУ ДОД Центр творческого развития и гуманитарного образования «Гармония».

Возведение памятника производилось по инициативе и на средства Елены Владимировны Максименко, история родственников которой неразрывно связана с Тавдинским районом. По словам Елены Владимировны, её дед, Виктор Емельянович Горенков, в начале двадцатых годов был репрессирован и отправлен в Азанку – это один из лагерей Тавдинского района.

Содействие в подготовке эскизного решения памятника оказала победительница проведённого конкурса Светлана Монгилева, художник МАУ «Управление культуры, молодежной политики и спорта» г. Тавды.

На торжественном митинге, посвященном открытию памятника, присутствовали глава Тавдинского городского округа Виктор Лачимов, глава администрации округа Константин Баранов, широкая общественность, дети, внуки и правнуки репрессированных, а также гости города. На открытии звучали воспоминания, стихи и, конечно слова благодарности тем, кто принимал участие в установке памятника, и благодаря кому реализация данного мероприятия стала возможной.

Жизнь репрессированных – бесценный урок нынешнему поколению и урок преданности Родине. Открытие памятника – это дань уважения и скорби всем репрессированным соотечественникам, он стал неотъемлемой частью истории Тавдинского городского округа. После официальных выступлений участники митинга, родственники репрессированных, почтили память жертв политических репрессий минутой молчания, возложили цветы и венки (см. рис. 9.1).

Рис. 9.1. Памятник жертвам политических репрессий, г. Тавда, 2015 г. Фото, Интернет.

В Тавде работают общественные и школьные музеи. Дети отдыхают в оздоровительном лагере «Родничок». Подрастающее поколение получает прекрасное дополнительное образование в музыкальной школе, в детской школе искусств, в центре творческого развития и гуманитарного образования «Гармония», детской юношеской спортивной школе. На спортивных стадионах «Фанерщик», «Труд», «Юность» проходят спортивные соревнования различных уровней. В 2016 году открыта лыжная база.

Выходят для читателей газеты: «Тавдинская правда» (с 1928 года, муниципальная газета, ранее называлась «Тавдинский рабочий», «Пила», «Тавдинская лесопилка»), «Тавдинская неделя» (с 2007 года, первая частная общественно-политическая газета), «Тавдинский край» (с 2011 года, информационно-аналитическая). С 1994 года в городе работает местное телевидение.

Глава X
Чёрный 1937 год, и другие времена

10.1. Раскулаченные спецпереселенцы

В начале 1930-х годов вновь население Таборинского района пополняются высланными крестьянами – это семьи раскулаченных из западных областей страны.

Гриф «Совершенно секретно» и «Особой важности», непосредственно относящиеся к деятельности Главного управления лагерями, сокращенно ГУЛАГ. «Об использовании труда условно-заключённых», принятым в июле 1929 года.

Уральский областной административный отдел 28 ноября 1929 года запрашивает Ирбитский окрисполком о том, сколько ссыльных может принять Таборинский район. Ирбитский окрадмотдел ответил, что «Намеченный Вами Таборинский район для помещения ссыльных и высланных в административном порядке перегружен ссыльными по линии ОГПУ, о чём считаю необходимым поставить Вас в известность.

Кроме того, местные заинтересованные организации находят невозможным продолжать высылку в дальнейшем, и просим, если найдёте возможным, избрать другое место вне пределов Таборинского района и вообще Ирбитского округа

Заключённые и ссыльные сопровождаются почти ежедневно справляться существующих штатах почти невозможно. По пути следования Ирбит – Туринск – Таборы никаких специальных помещений не имеется, и никакие коммунальные услуги предоставлены быть не могут.

Всего за последние 8 месяцев силами милиции конвоировано от 500 до 600 человек». (ГАвИ, ф. 183, он. 1, д. 145, л. 241).

Урал был главным районом ссылки крестьян в 1930-е годы. Сюда везли «кулаков» со всего Советского Союза: с Украины, из Белоруссии, Поволжья, Северного Кавказа, Татарии, Нижегородского края, Московской области и других регионов страны. В 1930–1931 гг., по данным НКВД, в Уральскую (Свердловскую) область было ввезено 123 547 семей (571 355 человек).

Была разработана система спецпоселений – посёлков закрытого типа с жёстким режимом содержания под контролем ОГПУ. Первыми в них поселяли семьи раскулаченных.

Ведь кулаком объявлялся деревенский труженик, лучший из лучших. Он сам и члены его семьи «горбатились» от зари и до зари. Своим тяжелейшим крестьянским трудом он «разбогател», обзаведясь лошадью, коровой, поросенком. Да в закрома ссыпал выращенное зерно государству, для семьи и домашнего скота. Все! Он – кулак. Его с семьёй – на телегу, в ближайший поезд и в ссылку на Урал, в Сибирь или Казахстан – вымирай или выживай.

По решению Ирбитского окрисполкома (апрель 1930 г.) в Таборинском районе в колониях должно быть посеяно ПО га овса и 70 га ячменя. Предполагалось семена выдать из страхсемфондов района. Полностью засадить огороды. Сельхозинвентарём должен был снабдить Полеводсоюз.

Где же сеять? Ещё 24 апреля землеустроители делают отвод земель кулацким хозяйствам. Землеустроитель Кабанов сообщил, что участок найден – Гари в Таборинском районе длиной 15 вёрст.

Для спецпереселенцев в Тавдинский и Таборинский районы Окрполеводсоюз для спецпосёлков должен был забронировать 1 тыс. плугов, 1 тыс. борон, 3 тыс. лопат, 2 тыс. кос, 4 тыс. серпов, 1 тыс. телег за наличный расчёт и доставку закончить на месте к 5 мая.

Картофель для посадки должны получить в Носовском потребсоюзе – 2300 пудов и Чернавском товариществе забронированных у крестьян под охранные записки – 510 пудов, всего: 2810 пудов, «это только даны распоряжения, о выполнении ещё никаких данных нет и слуха нет». Так же указано, что «Ирбитский Потребсоюз снабдит инвентарём: лопат – 1500 шт., топоров – 800 шт., а остальное изыскивайте на месте». Но отгружено ли, сведений нет.

9 мая 1930 года председатель Таборинского райисполкома Мурыгин телеграммой запрашивает Окрполеводсоюз: «Срочно шлите ячменя 2250 пудов, овса 1200 пудов, картофеля 500 пудов пароходом для засева 500 га колонизаторам».

Окрполеводсоюз обещает поставить уже только 100 борон, полностью косы, серпы и плуги, но не может дать телег и лопат «Идёт только бумажное распоряжение, но самого выполнении на факте пока к 10 мая никакого нет, ниоткуда ни кем не сообщено, чтобы было выполнено, срок 5 мая истёк». 10 мая 1930 г. (из докладной Двинских). (ГАВИ, ф. 183, он. 1, д. 145, л. л. 155–156).

Большинство документов, связанных с переселенцами-колонистами шли под грифом «секретно».

«О расселении и использовании кулацкой ссылки председателю Уралоблисполкома М. К. Ошвинцеву от 8 марта 1931 г. (N 1) наиболее полно охарактеризована крестьянская ссылка на Урале в целом. Приведённые в документе сведения основываются на актах обследования и донесениях должностных лиц». Они дополняются материалами о положении спецпереселенцев в отдельных районах (Таборинском, Тавдинском), содержащимися в сводке Главного управления лагерей НКВД «О политико-экономическом состоянии спецпереселенцев.

Образуются специальные посёлки в Таборинском районе: Куренево – 105 дворов, Евгеньевы Юрты – 108 дворов, Чебоксары – 95 дворов, Озерки – 159 дворов, Ахинка – 80 дворов, Чёш – 80 дворов и недостроенный поселок Большая Кылья (колония). Первых спецпереселенцев привезли в 1931 году. Начали заселять Евгеньевы Юрты и Чебоксары. В Е.-Юртах к этому времени уже жили чуваши, переселившиеся по собственному желанию. Заселялся и поселок Озерки. Его обосновали ссыльные поляки. Позже в этом посёлке было шесть улиц.

В это же время заселялись Чёш и Ахинка. Пересыльных привезли на баржах до Чернавска водой по Тавде, а дальше до Чёша 12 км и ещё 4 км до Ахинки добирались различными способами. В Чернавской церкви, которая к этому времени была закрыта, разместили прибывших людей. С продуктами было плохо, поэтому местному населению за хлеб меняли золотые вещи.

Был утверждён план снабжения переселенцев-колонистов (кулаков) в Ирбитском округе промтоварами и продуктами питания с мая 1930 года. В Таборинский район заселяется 1387 семей с числом 7420 человек. В каждой семье в среднем 5 человек, 2 человека – 3658 человек работают на лесозаготовках или сплаве и снабжаются по нормам из фондов лесосплава Им отпускается муки – 1346 г в сутки, крупы – 141 г, мяса – 115 г, рыбы – 85 г, масла раст. – 21 г, овощей сырых -240 г, соли – 50 г, мыла – 15 г, чая – 50 г и сахара – 700 г в месяц, махорки – 17 г и спичек – 0,5 коробка в сутки. Мануфактура – 0,16 м. (ГАВИ, ф. 183, он. 1, д. 145, л. 164). Кто-то на этом плане карандашом поверху написал «СРАМ!».

Остальные члены семьи – трудоспособные и нетрудоспособные и их дети – снабжаются по особым нормам. Им отпускается в день на одного человека: муки – 233 г, крупы – 20 г, рыбы – 75 г, капусты -100 г, картофеля – 195 г, масла растительного – 6 г, соли – 7 г. Сахар: взрослым – 50 г в месяц, а детям – по 6 г в сутки.

К плану прилагается таблица «Месячная потребность продуктов питания для переселенцев-колонистов Ирбитского округа по нормам Уралсоюза», секретно: речка Чёрная, речка Утья, речка Икса и Карабаш. В месяц на одного переселенца предусматривалось 40 кг муки, 4 кг крупы, 2,5 кг рыбы, 7 кг картофеля, 630 г раст. Масла, 450 г мыла, 510 г махорки, 15 коробков спичек, 3,4 кг мяса. Документ подписал член правления Ерахтин и зав. продотделом снабжения Грибушин (там же, л. 165).

Е.Н. Жданович пишет: «Где, когда и кто из переселенцев получал такой паёк? Дети бывших переселенцев этого не припомнят. Ещё хуже было положение в колхозах-колониях: «Голодали и голодали, ели всякую траву, опухали с голоду», – утверждала Софья Борисовна Натиевская (Абрамович), в 1930 году ей было 9 лет и она хорошо помнит. Почти 30 лет она проработала в школах Таборинского района: Антоновской, Чебоксарской, Озёрской. Почти 10 лет она была – директор Чебоксарской 7 летней школы».

Права и обязанности спецпереселенцев, административные функции и права посёлковой администрации в районах расселения были закреплены во Временном положении ГУЛАГа ОГПУ от 25 октября 1931 года.

К февралю 1932 г. На Урале насчитывалось около 500 тыс. спецпереселенцев, которые были закреплены за леспромхозами, предприятиями разных отраслей промышленности.

Например, в докладной записке начальника Комендантского отдела Н.Д. Баранова (в ведении Уралугля насчитывалось 47666 человек).

С 1934 г. НКВД возглавил Генрих Ягода (Енох Ягода), росло количество осужденных и заключённых в лагеря. В 1936 г. Г. Ягода был отстранен от должности руководителя НКВД, и это непосредственно сказалось на резком снижении количества осужденных (см. рис. 10.1).

Краткая биографическая справка

Генрих Ягода – человек, одного имени которого в середине 1930-х годов XX века боялись как сопартийцы в верхушке власти, так и обычные люди. Он основал ГУЛАГ, ставший символом репрессивной системы, и заложил фундамент для грядущих массовых расправ над неугодными. Однако ни заслуги перед Партией, ни высокий чин не спасли наркома от порожденного им же самим молоха тоталитаризма.

Рис. 10.1. Генрих Григорьевич Ягода (Енох Гершенович) (19 ноября 1891-15 марта 1938). Фото, Википедия.

Когда в 1917 году в Петрограде началась революция, Генрих стал её активным участником, а также в течение года работал редактором газеты «Деревенская беднота». Когда именно Ягода вступил в партию, доподлинно не известно. Сам он в автобиографии указал 1907 год, но по сведениям его зама, Меера Трилиссера, это произошло только в 1917-м.

Политическая карьера революционера быстро пошла в гору. Начав с работы в ЧК Петрограда, уже в 1919-м он служил в Высшей военной инспекции РККА. Там Ягода был замечен Феликсом Дзержинским и переведён в Москву, в Народный комиссариат внешней торговли.

Следующим в биографии местом службы стал особый отдел ВЧК, с 1920 года Генрих Григорьевич являлся членом коллегии Государственного политического управления. Через 3 года дослужился до 2-го зампреда ОГПУ, а после смерти Дзержинского занял пост сменившего его Вячеслава Менжинского и стал начальником Секретно-оперативного управления.

В период борьбы внутри партии Ягода выступал на стороне Иосифа Сталина и в октябре 1927 года был руководителем разгона антисталинских демонстраций. В начале 1930-х годов Генрих Григорьевич начал курировать строительство Беломорканала, которое преимущественно велось силами заключённых ГУЛАГа, также созданного благодаря стараниям Ягоды.

В 1933 году Генрих Григорьевич вплотную занялся вопросами арестов и поисков вредителей в наркоматах СССР. По делам, в разработке которых он участвовал, было арестовано порядка 100 аграриев, 40 из них расстреляли. По вопросам шпионажа из 23 арестованных к высшей мере был приговорен 21 человек.

Уже тогда осужденные замы наркома земледелия писали Сталину из лагерей, что Ягода вёл следствие с применением незаконных методов. О том же упоминал в письмах уцелевший в охоте за шпионами Александр Ревис. Дело могло пойти в ход – Комиссия Политбюро признала претензии соответствующими реальности. Однако после убийства Сергея Кирова этим вопросом более никто не занимался, а Генрих Григорьевич в 1934 году стал членом ЦК ВКП(б).

Когда в 1934 году создали НКВД, наркомом внутренних дел СССР назначили Г. Ягоду, который в то время неожиданно начал придерживаться гуманистического мировоззрения и заявлял, что пришло время прекратить расстрелы. Впрочем, это не помешало Генриху стать одним из организаторов процессов по убийству Кирова – выбора у наркома не было, на этом настаивал лично товарищ Сталин.

В 1935 году Ягода получил звание генерального комиссара госбезопасности, а позже руководил процессом против Льва Каменева и Григория Зиновьева. Однако нарком в вопросах внутрипартийной борьбы стоял на позициях, близких к мнениям Николая Бухарина и Алексея Рыкова. Это было неосторожно – Сталин считал этих двоих опасными для себя, мужчина потерял доверие великого Вождя.

Сначала Генриха Григорьевича в 1936 году сняли с должности и сделали наркомом связи, затем лишили и этого поста, а также исключили из ВКП(б). Конец Ягоды стал вопросом времени.

4 апреля 1937 года Генриха Ягоду арестовали по обвинению в антигосударственной деятельности и уголовных преступлениях. Затем вменили в вину связи со Львом Троцким, Николаем Бухариным и Алексеем Рыковым, также арестованным по делу о троцкистско-фашистском заговоре в наркомате внутренних дел.

В ходе Третьего Московского процесса Ягода категорически отрицал ещё одно вменяемое преступление – шпионаж, однако сознался, что прикрывал участников заговора и признал себя изменником Родине.

13 марта 1937 года Генриху Ягоде вынесли приговор: смертная казнь через расстрел. В тщетной попытке спасти жизнь осужденный молил Сталина о помиловании, но прошение было отклонено. 15 марта 1938 года Генрих Григорьевич Ягода был казнен в Лубянской тюрьме. Причиной смерти, очевидно, стало пулевое ранение.

В посмертной реабилитации Ягоде было отказано – Верховный Суд Российской Федерации окончательно постановил это 2 апреля 2015 года. Правозащитники решение поддержали – было бы странно реабилитировать человека, на чьей совести инициация процесса репрессий. (О личной жизни можно подробнее прочитать в Интернете, примеч. – Е. М.).

С сентября 1936 г. наркомом внутренних дел стал Н.И. Ежов (см. рис. 10.2), который с бешеной энергией преследовал «врагов народа».

Краткая биографическая справка

К 1936 году положение в стране прочно контролировалось Сталиным, однако у вождя не было полной уверенности в том, что его главенствующая позиция закреплена окончательно. Поэтому нужно было срочно делать то, что могло установить абсолютную власть, например, ускорить тезис классовой борьбы. Начальник НКВД Николай Иванович Ежов вмиг обзавёлся прозвищем «Кровавый комиссар», потому что с его легкой руки многие люди были обречены на погибель.

Рис. 10.2. Николай Иванович Ежов (1 мая 1895-4 февраля 1940). Фото, Википедия.

О размахе репрессий при нём свидетельствует пик количества осужденных в 1937 году. В этом же году ЦК ВКП(б) разрешил применение мер физического воздействия в практике НКВД.

В мае 1917 года Ежов получил партийный билет РКП(б). О дальнейшей революционной деятельности наркома биографам ничего почти не известно. Через два года после Октябрьской революции Николай Иванович был призван в Красную Армию, где служил на базе радиоформирования переписчиком.

Во время службы Ежов проявил себя активистом и быстро поднялся по служебной лестнице: уже через полгода он дослужился до комиссара радиошколы. Прежде чем стать Кровавым комиссаром, Ежов прошёл путь от секретаря обкома до заведующего орграспредотделом ЦК ВКП(б).

Зимой 1925 года Ежов познакомился с партийным аппаратчиком Иваном Москвиным, который в 1927-ом пригласил его к себе в отдел инструктором. Иван Михайлович дал положительную характеристику своему подчинённому.

И вправду, Ежов обладал феноменальной памятью, и высказанные пожелания руководства никогда не оставались незамеченными. Николай Иванович подчинялся беспрекословно, но у него был существенный недостаток – политик не умел останавливаться.

В ноябре 1930 года Н. Ежов познакомился со своим хозяином – Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

До 1934-го Николай Иванович заведовал орграспредотделом, а в 1933–1934 годах Ежов входил в Центральную комиссию ВКП(б) по «чистке» партии. Также пребывал на должностях председателя КПК и секретаря ЦК ВКП(б). В 1934–1935 годах политик с подачи Сталина участвовал в деле об убийстве Кирова. Сталин не случайно послал товарища Ежова в Ленинград разбираться в истории гибели Сергея Мироновича, потому что товарищу Ягоде уже не доверял.

Смерть Кирова была поводом, которым воспользовались Николай Ежов и руководство: он, не имея никаких доказательств, объявил преступниками Зиновьева и Каменева. Это дало толчок «Кировскому потоку» – репетиции масштабных сталинских репрессий.

Дело в том, что после случившегося с Сергеем Мироновичем правительство объявило об «окончательном искоренении всех врагов рабочего класса», из-за чего последовали массовые политические аресты.

Ежов сработал так, как и нужно было вождю. Поэтому неудивительно, что 25 сентября 1936 года, находясь в отпуске в Сочи, Жданов и Сталин отправили в ЦК срочную телеграмму с просьбой назначить Ежова на пост наркома внутренних дел.

Здесь маленький рост Николая Ежова пришёлся кстати, ведь Сталин окружал себя людьми, на которых можно было смотреть свысока. Если верить журналу записей посетителей, то Ежов появлялся в кабинете генсека каждый день, и по частоте заходов его опережал только Вячеслав Молотов.

По слухам, Николай Иванович приносил в кабинет Сталина списки людей, обреченных на погибель, и вождь ставил галочки только напротив знакомых фамилий. Следовательно, смерти сотен и десятков тысяч людей были на совести наркома Ежова.

Известно, что за расстрелом Зиновьева и Каменева Николай Иванович наблюдал лично. И далее он вытащил пули из трупов, которые подписал фамилиями убитых и хранил их на своем столе в качестве трофея.

На 1937–1938 годы пришёлся вошедший в историю так называемый «Большой террор» – то время, когда сталинские репрессии достигли своего апогея. Также это время называют «ежовщиной» благодаря «стахановской работе» наркома, сменившего Генриха Ягоду.

Под расстрелы попадали сторонники Троцкого, Каменева и Зиновьева, а также «социально-вредные элементы» и уголовники, а вот доносы, вопреки распространенному мнению, не играли большой роли. Также были распространены пытки, в которых нарком участвовал лично.

Рис. 10.3. Уголовное дело против Н.И. Ежова. Фото из архива НКВД. Фото, Интернет.

Смерти Николая Ивановича предшествовала опала: после того как донос (якобы он готовил государственный переворот) на наркома обсуждался правительством, Николай Иванович попросил об отставке, виня себя в том, что «почистил» недостаточное количество чекистов, всего лишь 14 тысяч человек.

В ходе допроса Ежов был избит чуть ли не до смерти. Николая Ивановича арестовали Георгий Маленков и Лаврентий Берия.

«У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменены обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен», – говорил Н.И. Ежов в последнем слове на суде.

3 февраля 1940 года Ежов был приговорен к расстрелу. Перед казнью бывший нарком пел «Интернационал» и, по воспоминаниям палача с Лубянки Петра Фролова, плакал. В честь Николая Ивановича называли улицы, города и сёла, сняли документальные фильмы. Правда, имя наркома населённые объекты носили только с 1937 по 1939 годы.

После сталинской статьи «Головокружение от успехов» и расстрела Н.И. Ежова (см. рис. 10.3) начали в СССР сортировать правых и виноватых.

Многим была дана свобода, и ряды высланных людей после 1937 года в Таборинском районе начали редеть. Построенные посёлки перепрофилировали. Оставшиеся ссыльные были все размещены в Е.-Юртах, Чебоксарах, Куренево и Посолка на речке Сарьянка (см. ниже), а Чёш, Ахинка, Озерки пошли под лагеря. Из Большой Кыльи все постройки вывезли. До 1961 года в здании, перевезённом из этой колонии, в Таборах размещался дом культуры, а потом стардом.

Покидая родину, каждая семья раскулаченных старалась взять что-то такое, чтобы напоминало о родных краях. Большинство ссыльных в Таборинском районе были с Кубани. Когда заселяли посёлок Ахинка, раскорчевали 40 гектаров земли. У речки на краю поля кто-то из переселенцев посадил семечки вяза. Это южное широколиственное дерево не только прижилось, но и размножилось. Выросла целая роща. В советские времена эта роща была объявлена заповедным местом, сейчас забыта и посёлок заброшен.

Житель деревни Кошня Чернавский Григорий Павлович, прореживал этот лесок, срубал молодые вязы и гнул из них дуги. Один маленький вяз привез в Кошню и посадил возле своего дома. Сожгли эту деревню в мае 2008 года, а могучий вяз остался. Один этот вяз стоит теперь, как памятник: и «аборигенам» – манси (вогулам), и переселенцам – русским, белорусам, полякам, немцам, и другим жителям бывшей деревни (см. рис. 10.4).

Рис. 10.4. Вяз. Деревня Кошня, Таборинского района. Фото автора: Ольги Лузиной (Чернавской), (г. Нижний Тагил), 2014 г.

Часть раскулаченных людей возвратилась в родные края, получив на то разрешение. Но не всем суждено было покинуть холодную, неуютную Сибирь. По различным мотивам и обстоятельствам люди продолжали жить вместе с первыми переселенцами Зауралья и Сибири здесь, создавая новые семьи, работая в посёлках, колхозах и на предприятиях. Старались дать детям образование, вывести в люди. У многих получилось, (об этом мы напишем ниже).

В.Ф. Мясников пишет: «Я думаю, кто-то последует моему примеру, продолжит повествование о нашем крае, и специальной темой будет рассказ о людях, которые внесли весомый вклад в дела прошлые и достойно представляют свою малую родину в наши дни. Среди этих людей значатся и бывшие раскулаченные».

Как строился специальный посёлок Чебоксары в 1930 году, Е.Н. Жданович рассказала бывшая директор семилетней школы С.Б. Натиевская. «Леса рядом для постройки домиков не было, но была гарь в юго-западной части территории (в сторону д. Александровск). Возить не на чем. И чебоксарские переселенцы придумали свой способ доставки: они соорудили «деревянную железную дорогу». Проложив шпалы и настелив деревянные рельсы, они на специальных же площадках-платформах вывозили лес к месту строящего посёлка. Сначала вывозили вручную. Тягловой силы не было».

«Древесина для нужд хозяйственного и жилищного строительства высланным раскулаченным крестьянам производится, как правило, на корню. Оценка производится по действующим таксам, установленным для отпуска древесины на внутренний рынок. Погашение платежей начинается по истечении года», – секретно, литер «В». Управление доходов НКФ РСФСР Афонасьев. (ГАВИ, ф. 183, он. 1, д. 145, лист 202).

Пока строились дома в Чебоксарах, семьи были расквартированы в Александровске, Ефимовске, других деревнях. Строили быстро двухквартирные дома, стали их обживать.

«Правами переселенцев» было предусмотрено, что из заработка спецпереселенцев работодатели удерживают 15 % на расходы, связанные с административным обслуживанием спецпереселенцев (см. выше ГАВИ, стр. 460).

Жизнь в посёлках шла совершенно по-другому, нежели у добровольных переселенцев из Белоруссии. В каждом посёлке был начальник и комендант. Первыми председателями колхозов были: в Чёше – Шматков Матвей Васильевич, в Чебоксарах – Дрозд Герасим Иванович, в Е.-Юртах – Манкевич Петр Данилович.

Первые дома и в Чебоксарах и Е.-Юртах были построены уже в 1930 году. К 1940 году по хозяйственным книгам числилось в п. Чебоксары только 153 семьи, а в п. Е.-Юрты 158 семей. Прошли репрессии 1937 года, и многие семьи были уничтожены или посажены.

В 1931 году неуставные с/х артели созданы в Чебоксарах – «Северная Беларусь» (позже она названа им. Чкалова), в Е.-Юртах – им. «14 годовщины Октября», в Куренево – «Свой труд», Озерках – «Новый путь», Чёше – «Вперед», Чунь-Чёше – «Стальной конь».

По «Временному положению» спецпереселенцы и члены их семей имели право на приём в местные школы, курсы и т. д. на одинаковых условиях с вольными. Но на местах детям спецпереселенцев было запрещено учиться вместе с ребятами местных жителей.

Чебоксарская начальная школа начала свою работу в обычном стандартном доме, который стоял на восточной окраине посёлка. Потом там была МТМ (машинотракторная мастерская). Позже в обоих посёлках (Чебоксары и Е.-Юрты) были построены типовые начальные школы: 4-х классные комнаты, пионерская комната, учительская, большой коридор, теплый туалет, кухня. Чебоксарская школа позже работала как семилетняя.

Е.Н. Жданович пишет: «Улицы посёлков содержались в большой чистоте. Вдоль центральной улицы с двух сторон были высажены берёзы. Весной, к 1 мая, все улицы выметались. Кое-где были палисадники. Особенно красивый рябинник стоял в Чебоксарах у дома Кротовых и Наумова И.В. в Е.-Юртах».

На первых порах спецпереселенцам разрешалось удаляться от посёлков не более 300 метров. Если уходили дальше, это считалось побегом.

Комендатура ОГПУ закрепляла за определёнными семьями (10 домов) определённых лиц и вела точный поименный учёт, проводя систематическую ежедневную проверку наличия прикреплённых. Спецпереселенцы могли обратиться в комендатуру с письменным или устным заявлением, жалобой, просьбой, которое разбиралось на месте. Но обратиться с просьбой о неправильности раскулачивания, высланные могли только по месту выселения (Белоруссии, Кубани и т. д.).

Среди переселенцев была высокая смертность. Умирали голодные дети, старики. Е.Н. Жданович пишет: «От Марии Михайловны Власовой я слышала, что в п. Е.-Юрты у одной женщины – кормящей матери пропало молоко, и она просила дать хотя бы «чекушку» (250 г.) молока с колхозной фермы. Ей было отказано. Три дня голодный младенец плакал, а потом умер. Мать с горя повесилась (к сожалению, фамилию этой женщины я не запомнила). В Чебоксарах осталось два заброшенных кладбища спецпереселенцев, в Е.-Юртах тоже».