Текст книги "Истории пестрых народов Урала и Зауралья. В поисках связующих нитей. 140-летию П. П. Бажова посвящается"

10.6. Но, как говорят: «Святое место не бывает пусто!»

После войны лагерь «Комендантский» Таборинского района около речки Таборинка был заброшен. Здания и бараки с бывшими заключёнными стали разрушаться. По решению Таборинского райисполкома в 1955 году решили территорию очистить от мусора, здания бывшей администрации НКВД отремонтировать, и на этой территории открыть пионерский лагерь для отличников учебы леспромхозов Сарьянки, Новоселове, Заречного и Чунь-Чёша. Конечно, место было выбрано в те годы не совсем удачное, не хорошая слава была у жителей Таборинского района о бывшем лагере заключённых, поэтому через 4 года он был закрыт. Фотографиями для книги любезно поделилась бывшая жительница Чунь-Чёша Людмила Гуцула, ей уже в настоящее время 70 лет, живёт в Минске, республике Беларусь, которая отдыхала в первой смене в этом пионерском лагере, и хорошо помнит это время.

Открытие и заезд детей в пионерский лагерь состоялось в 1956 году (см. рис. 10.14–10.16), и до 1960 года был единственным местом отдыха детей в Таборинском районе. Ездили дети и в пионерский лагерь в Азанку Тавдинского района, пока не началось строительство и открытие пионерского лагеря «Домики» в посёлке Сарьянка (см. ниже).

Людмила Векшина отдыхала в первом заезде в этом пионерском лагере и поясняет: «Верхний ряд 4 справа Валя Гладких, средний ряд 2 слева Люда Вихорева, справа между 3 и 4 с преподавателями Лариса Годовиченко. Из Преподавателей узнаю Пономареву В.И. и Шейерман И.И.».

Рис. 10.14. Пионерский лагерь на месте лагеря «Комендантский», 1956 год. Фото автора: Людмилы Гуцула, 70 лет, (Минск, Беларусь). Фото Нюксы и Чунь-Чёша 1956-60-х годов. 2016 г.

Рис. 10.15. Пионерский лагерь, группа девочек, 1956 год. Фото автора: Людмилы Гуцула, 70 лет, (Минск, Беларусь). Фото Нюксы и Чунь-Чёша 1956-60-х годов. 2016 г.

Рис. 10.16. Пионерский лагерь, группа мальчиков, 1956 год. Фото автора: Людмилы Гуцула, 70 лет, (Минск, Беларусь). Фото Нюксы и Чунь-Чёша 1956-60-х годов. 2016 г.

Глава XI
Депортация советских немцев. «Трудмобилизованные»

Пишу в сокращении: «История немцев России» – это учебное пособие, подготовленное доктором исторических наук, профессором А.А. Германом (1–8 гл.) и доктором философских наук, профессором Т.С. Иларионовой (9-10 гл.). В основу курса лёг учебный комплекс «История немцев России» И.Р. Плеве, А.А. Герман, Т.С. Иларионова (МСНК-пресс, 2005), специально переработанный для дистанционного изучения истории российских немцев.

Слово «немец» издавна на Руси означало «немой». Так прозывали иностранцев, не знавших русского языка или плохо владевших им. Однако поскольку исторически сложилось так, что подавляющее большинство выходцев из Европы, оказалось уроженцами германских земель, то со временем «немцами» в России стали называть людей, исторической родиной которых являлась Германия.

РОССИЙСКИЕ НЕМЦЫ. Мало кто сегодня в нашей стране не знает о существовании этого народа, о его трагической судьбе и сложном современном положении. После депортации 1941года и нескольких десятилетий забвения, предпринимаются шаги по возрождению национальной культуры, языка, традиций. Издаются десятки газет, проходят фестивали, формируются музейные экспозиции, рассказывающие об истории немцев России. На государственном уровне создана национально-культурная автономия российских немцев.

В то же время, возникшая во второй половине 1980-х годов надежда на полную реабилитацию и возрождение немецкой автономной республики на Волге сейчас практически угасла. Значительная часть немцев связывает своё будущее с Германией, куда устремился нескончаемый поток переселенцев из бывшего СССР. Сегодня встал вопрос о самом существовании немцев в многонациональном Российском государстве.

Для понимания проблем немцев России требуется не только социально-экономический и политический анализ ситуации, необходимо хорошо знать их прошлое. Именно история позволяет вскрыть и понять глубинные причины происходящих в настоящее время в среде российских немцев процессов.

В современной исторической, политической, философской и другой литературе немцев, живущих в России, рассматривают как единый народ, называя его «российские немцы», а применительно к периоду существования СССР – «советские немцы».

Однако применение этих терминов в отношении немцев, является корректным только для периода их истории после 1941 г., когда депортация, «трудовая армия» и спецпоселение перемешали все существовавшие до того в России и СССР отдельные региональные, конфессиональные и другие группы немецкого населения. И положили начало формированию единого народа в рамках общей для всех групп угрозы потери национального языка, традиций, культуры.

Возникновение и развитие этих групп было обусловлено историческим процессом. Его корни – в средневековой Германии.

«Каждый народ – уникален, неповторим в своей истории, культуре, традициях. Российских немцев от остальных европейских этносов отличает многое – всё то, что сделало их путь сквозь века достойным уважения, всё то, что стало трагическим и поучительным уроком для человечества».

11.1. Дети репрессированных немцев: «Детство? А что это?»

Начну писать с Коми АССР. Немцы переселялись в трёх основных потоках. Родители Виктора и Владимира Майеров были этапированы в Койгородский район из Поволожья в первом потоке репрессированных «кулаков» – в 1930 году (см. рис. 11.1).

Виктор Майер рассказывает (см. рис. 11.2): «Везли людей в товарняке, как скот. Кто в пути умирал – выгружали и ехали дальше. Как-то утром принесли ведро селёдки на весь вагон. Отец сказал: «Не ешьте селёдку. К вечеру без воды вы помрёте». Но, все жрать хотят. Те, кто поел, смертельно хотели пить. Только вечером принесли ведро воды.

Владимир Майер, старший брат Виктора добавляет: «Когда родителей и других немцев везли в Палауз (село в Сысольском районе), местным сказали, что сейчас кулаков привезут. И эти местные – коми – начали кидать камнями в ссыльных с криками «Кулакъяс!». Позже отношение к ним изменилось, когда коми увидели, что немцы – работящий народ, трудится с рассвета до заката.

Рис. 11.1. Семья Майеров. Фото 1930-х гг. Фото автора: Марии Майер, 2018 г.

Рис. 11.2. Виктор Майер, сын родителей Майеров Фото автора: Марии Майер, 2018 г.

До Палауза немцев привезли на баржах, а после они шли пешком по визирке (узкая просека в лесу, примеч. – Е. М.)) до будущего своего посёлка Воквад. Шли пешком вдоль реки порядка 35 километров – голодные, больные, старые, молодые, беременные, дети».

О ВЫЖИВАНИИ. Виктор вспоминает: «В первое время больше половины померли. Когда строений ещё не было, грелись у костра: снег разгребли, огонь сделали. А потом привезли железную печь, все к ней прижимались. Один хохол никого к печке не подпускал. Отец кричал всем: «Неужели вы этого хохла боитесь?!». И, ярый, он запрыгнул на него и поборол. Отец поддерживал температуру в печке, были угли. Спали на ветках.

Тогда все были с маленькими детьми. Мать на себе – под грудями – сушила пеленки старшего брата. Там она себе геморрой заработала на всю жизнь. В нашей семье было 17 детей, все умерли, но не от голода, от болезней. Выжили сильнейшие. Нас осталось четверо: Егор и Эльвира живут в Германии. Я и жена Ирма – в России (см. рис. 11.3).

Рис. 11.3. Виктор с женой Ирмой. Фото автора: Марии Майер, 2018 г.

У кого еда была – тот ел. Никто ничего никому не давал. Люди дохли, как мухи. Если бы не отец, то мы бы не выжили. У него было 39 золотых монет, их он обменивал на скот и мясо. Чтобы нас прокормить, он рисковал быть забитым до полусмерти. Во время работы он уходил в посёлки. Во время переклички товарищи пародировали его голос, что якобы Майер тут. Бригадиру он давал мясо за то, что его покрывали.

Как-то раз он пешком ходил до Визинги более 50 километров. Там на золото обменял лошадь. Лошадь привезли, ободрали, стали разделывать. Тут пришла женщина и плачет: «Дети умирают. Дай мяса!». В сторону выкинули конский член. Она его схватила и побежала варить. Отец её догнал и отобрал. Такое есть нельзя. Он крикнул на всё селение, чтобы этой немке дали четыре килограмма мяса. Помню, мать пекла нам вытирки (маленькие кусочки картофеля, оставшиеся после его натирания на тёрке). Крахмал сдавали, а вытирки собирали в кучу, добавляли молоко и пекли оладьи. На зиму мать замораживала выжимки в колобки. Жевали мы их, как можно дольше, и проглатывали. Весной, как только появится трава, мы её секли, варили, толкли. И этим нас мать кормила. За счёт матери мы жили, когда отца отправили на зону.

Сосед украл трос и свалил всё на отца. Комендант говорит отцу: «Вот твое личное дело – красным подчеркнуто чёрное. Я должен тебя выкинуть в яму и заморить голодом». Отец говорит: «Кидай, я всё равно не выживу с вашей едой!» Пока отец находился в яме до отправки на зону в п. Зимки Коми АССР (см. рис. 11.4), его подкармливала повариха с Воквада. Она его хоть как-то поддерживала. Потом мы собрали отцу посылку, и его увезли. Отсидел он почти десять лет. Его отпустили на полгода раньше за хорошую работу. Отец выполнял 150 % от нормы».

Владимир Безбородов, который служил в/ч 6592 с 1968–1970 годы, пишет: «Михаил, посёлок Вожаель – первый лагерный пункт Усть-Вымьла-га. Стоит на высоком песчаном берегу красавицы Весляны. Старейший лагерный посёлок – «Пасть дракона». Раскулаченные крестьяне, сосланные туда чуть ли не с Дона первыми обживали дикие места. С 1929–1930 года жили в землянках, вырытых в береговом песке, и выложенными внутри брёвнышками. Потом их облюбовал ГУЛАГ, а раскулаченных переселенцев наняли в обслугу. Здесь отбывали свой срок Екатерина Ивановна Калинина, жена всесоюзного старосты, писатель Лев Разгон и т. д. С 1941 года пригнали немцев с Поволжья и других мест.

В этом посёлке я проходил карантин, потом перевели служить в посёлок Зимка. Многое знаю от местных жителей этого лагеря. Это зона «строгого режима» (см. рис. 11.4). В основном заключённые работали на лесоповале. Был объект ЦАРМ (центральные авторемонтные мастерские). Ремонтировали автомобили (в основном автобусы). Ещё объект Ширпотреб: мастерили карнизы для квартир и ещё всякую мелочь (подробности меня не интересовали). Сидели заключенные в 1970-х гг. из

Москвы и Ленинграда, в основном по 3 и более судимости. Процентов 50 за убийства.

Вверх по течению реки Весляна через каждые 10 км были другие зоны. Если честно, то я служил не в зоне, а в охране зон и сопровождении заключённых. Войска назывались ВВКОМООП (внутренние войска конвойной охраны Министерства охраны общественного порядка). Мне, кажется, немцев уже не было в годы моей службы, а может, и были, нас солдат, это не интересовало. Мы дни считали, когда покинем это проклятое место. Зимой страшные холода, а летом гнус и комары. На фото (см. рис. 10.4), где «зона» – это весь посёлок, мы были сами, как заключённые. Правда, природа там очень красивая (особенно осенью). С нашей зоны побегов не было за два года моей службы. Да и куда там бежать, сплошные болота и топи. Дорог практически нет (лежнёвки). Кое-где были побеги, но безрезультатные. Поезд Москва – Воркута была набита переодетыми солдатами и офицерами, там мышь не пробежит».

О каторжном труде. Владимир Майер рассказывает: «Отцу было 19 лет, когда их сослали. Один из его братьев – Давыд – сбежал и скрывался до 1953 года. А отец и дядя Егор жили в Вокваде и пахали. На барже они сплавляли лес до Усть-Сысольска, а потом шли пешком из города до Воквада порядка 200 километров. С собой немного еды, вода – из реки. Матери тогда было 14 лет, совсем была юная. Она наравне с взрослыми работала на лесоповале. Там они корчевали, валили лес, везли по делянке на лошадях. Она видела, как на делянках прямо в лесу умирали люди. Везет брёвна – тут один лежит, там один… Кто-то ещё стонет и просит о помощи. Многие спрашивали: «Сколько мы ещё тут работать будем?» Им отвечали охранники, что пока их шкуры на пнях висеть не будут. Дядя Саша русский на бульдозере скидывал трупы в реку. С него брали подписку – если кому скажешь – подохнешь. Ночью приходили в бараки и проверяли, все ли поселенцы на месте. Выбивали двери с криками: «Открывай! Кто? Узнаешь!».

Рис. 11.4. Жилая зона, п. Зимки. Коми АССР, 1968 год. Фото автора: Владимира Безбородова, солдата срочной службы (г. Саратов), 2019 г.

Виктор Майер добавляет: «Самое яркое воспоминание о детстве? А что это? Помню, что в школу ходил всего месяц или полтора. Хотел учиться. А мать по-немецки говорила мне, что хватит тебе в школу ходить, есть восемь дойных коз, ты им должен воды принести, в дом дрова напилить, а иначе не выживем. Я и работал целыми днями. Мы просто жили, работали, любили».

11.2. Без шума и паники в вагонах для скота

«Медиазона» и «Deutsche Welle» 16 ноября 2016 г. опубликовали второй из очерков Елены Шмараевой об истории российских немцев – от начала массовой высылки в августе 1941 года до отмены «ограничения по спецпоселению» в декабре 1955-го» (см. рис. 11.5).

Рис. 11.5. Указ о переселении немцев Поволжья от 28 августа 1941 г. Фото, Интернет.

«Летом 1941 года мы убирали пшеницу, жили в вагончиках. Хорошо помню, как нам сказали, что нас высылают, и надо срочно собираться в дорогу. <…> Приехали домой, там отец режет свинью и барашка. Он хотел ещё уток порезать, но они уплыли на середину озера», – так запомнила 28 августа 1941 года тогдашняя школьница Амалия Даниэль из немецкого поселка Полеводино Саратовской области.

Фриде Коллер из саратовской деревни Мессер было шесть лет: «Когда объявили указ в нашей деревне, мой отец не поверил в него. «Не может быть, чтобы огромное множество людей сняли со своих родных мест и переселили вглубь страны». На следующее утро все жители деревни должны были собраться у церкви, чтобы тронуться в дальнюю дорогу. До ночи в деревне стоял страшный крик и плач».

*** Процесс заселения спецпереселенцев (граждане, высланные в принудительном порядке в рамках репрессивной политики государства с мест постоянного проживания в отдаленные районы страны в 1930-1950-е гг.) в Республику Коми условно можно разделить на три этапа по массовости заселения:

1930–1931 гг. – заселение 40325 «бывших кулаков» (раскулаченные в ходе коллективизации крестьяне);

1940–1943 гг. – заселение 19388 «польских осадников и беженцев» (выселенные из Западной Украины и Западной Белоруссии польские граждане) и 8141 немцев, (раскулаченные в 1930-е гг. немцы Поволжья, повторно переселенные из Западных областей).

1944-1950-е гг. – переселение 5531 человек ОУНовцев (члены семей участников «организаций украинских националистов»), 3655 граждан Молдавии и Литвы, 12942 немцев (граждане СССР немецкой национальности, переселенные в ходе репатриации), 9847 «власовцев» (граждане СССР, побывавшие в плену, и коллаборационисты); 1950-е гг. – начало освобождения спецпереселенцев от режима ограниченного поселения. (Источник: 13.04.2018 г. Нацакцент. Автор: Мария Майер).

«Помню, к нам домой пришли и объявили этот указ. Сроку на сборы дали три дня», – Альвине Хоф в августе 1941 года было пять лет, её семья жила в Поволжской республике немцев в поселке Добринка.

Упомянутый в рассказах немцев Поволжья и Саратовской области «указ» – это приказ НКВД N 001158 за подписью наркома внутренних дел Лаврентия Берии. С этого документа под названием «О мероприятиях по проведению операции по переселению немцев из Республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей», датированного 27 августа 1941 года, началась массовая депортация десятков и сотен тысяч человек, целых национальностей, преимущественно в Казахстан, Сибирь, на Урал и Среднюю Азию (см. рис. 11.5).

Для реализации приказа в перечисленные области направили 12 тысяч 500 солдат и офицеров из войск НКВД. Чекисты, зачитывая документ, предупреждали, что отказавшиеся от выселения главы семей будут арестованы, а их семьи репрессированы. Действовать было предписано «без шума и паники». Руководили операцией в Поволжье замнаркома внутренних дел СССР Иван Серов и начальник ГУЛАГа Виктор Наседкин. На выселение отводилось меньше трех недель: «Операцию начать 3 сентября и закончить 20 сентября сего 1941 года».

Выселяемым немцам давали от одного до трех дней на сборы, разрешали взять с собой 12–16 килограммов вещей и продуктов, и люди – кто на подводах, кто на баржах, кто пешком – в сопровождении солдат отправлялись к ближайшим железнодорожным станциям. Пытавшихся сбежать людей, отлавливали и под конвоем вели к эшелонам. Перед посадкой в поезд всем немцам прямо в паспорт вписывали строчку о том, что жить они могут только в определенных областях, например Казахстана: «Выявленным лицам немецкой национальности органы милиции объявляют, что они обязаны выехать в Казахскую ССР, и в паспорте записывают, что владелец паспорта имеет право на жительство только в областях, перечисленных приказом НКВД СССР. Таким образом, немцы будут вынуждены ехать в указанные места, так как с такой записью в паспорте его нигде в другом городе не пропишут», – хвастался своей находчивостью в рапорте замнаркома внутренних дел И. Серов.

«Два дня мы ждали на станции, пока подадут вагоны. Пришли вагоны, в которых возят уголь», – рассказывала Альвина Хоф. «Сначала людей заставили почистить вагоны от навоза, потом загрузили их в эти вагоны», – вспоминала Мария Альве. «Загрузили нас в вагоны для скота – ничего в них не было, никаких полок. Люди ложились на деревянный пол. Мужики проделали дырку в полу, чтобы в туалет ходить. По дороге не кормили, все ели домашние запасы», – делилась похожими воспоминаниями Амалия Даниэль.

Вслед за немцами Поволжья, приказы о переселении услышали и прочитали в местных газетах немцы Ленинградской области, Москвы и Подмосковья, Крыма, Краснодарского края, Орджоникидзевского края (сейчас – Ставропольский), Воронежской, Горьковской (сейчас – Нижегородская), Тульской области, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Запорожья, Сталинской и Ворошиловградской (сейчас – Донецкая и Луганская) областей. Также переселению подлежали немцы Грузии, Азербайджана и Армении. Операции проводились спешно, на каждую были брошены тысячи солдат и офицеров НКВД.

«Имели место отдельные контрреволюционные выпады со стороны лиц, антисоветски настроенных, и попытки со стороны некоторых немцев, подлежавших переселению, – к уничтожению имевшегося у них поголовья скота», – рапортовало в Москву УНКВД Краснодарского края. «Немец Геллер, кандидат ВКП(б), после объявления о переселении, придя к секретарю горкома ВКП(б), бросив кандидатскую карточку, заявил: «Зачем вы над нами издеваетесь, унижаете честных людей, я не поеду, расстреляйте меня», – докладывал нарком Кабардино-Балкарской АССР Степан Филатов. Но чаще отчеты «наверх» были такими, какой послал 22 декабря 1941 года нарком Калмыкии Григорий Гончаров: «За время выселения лиц немецкой национальности <…> отрицательных настроений не было отмечено, каких-либо происшествий, эксцессов, побегов, также отказа от выселения среди немцев, не произошло».

За первые два месяца депортации, преимущественно из регионов Поволжья, было вывезено более 400 тысяч немцев. Автор книги «Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960» Виктор Земсков приводит данные о депортации за годы войны около 950 тысяч немцев.

11.3. «У нас к немцам не должно быть пощады»

Местное население удовлетворено действиями правительства по выселению немцев и считает их правильными, рапортовали руководители операций в Поволжье, на Кубани и на Кавказе. «Теперь я спокойно пойду на фронт, зная, что моя семья в безопасности от внутреннего врага», – цитировал замнаркома Иван Серов некоего рабочего из города Энгельса. Он же отчитывался и о доносах недовольных: «Работница бактериологической лаборатории Л. сообщила, что в разговоре с ней некий Вульф в угрожающем тоне заявил, что в случае переселения немцев они откроют внутреннюю войну и не такую, как на фронте».

Нарком Кабардино-Балкарии Филатов приводил в докладной записке высказывания довольных депортацией мелких республиканских чиновников и служащих. «Вот хорошо, что немцев переселяют, давно пора, среди них много шпионов. Немцы на фронте издеваются над нашими бойцами и местными жителями», – говорила работница Наркомзема КБ АССР по фамилии Чирикина. «Решение о переселении немцев совершенно правильное, у нас к немцам не должно быть пощады. Немцы нечестны, коварны, им верить нельзя», – соглашался служащий Республиканского Наркомфина Бейтоков.

Были и случаи депортации по инициативе «с мест»: в Государственном архиве хранится докладная записка об «об активлении контрреволюционной деятельности немцев» в Куйбышевской области (сейчас – Самарская) с предложением выселить в Казахстан 1670 немецких семей (более семи тысяч человек, почти половина из них – дети).

К местам ссылок переполненные вагоны для скота и грузов ехали неделями. «Поезд шёл больше месяца <…> По дороге люди очень замерзали, стояло начало зимы, поезд шёл в Западную Сибирь», – говорится в воспоминаниях Марии Альве. Семью и односельчан Фриды Бехтгольд из посёлка Старые Лезы в Крыму везли сначала на Кавказ, потом в Подмосковье, а оттуда – в Казахстан: «Привезли нас на станцию Макинка Акмолинской области. От Саратова до Омска ехали целый месяц. У многих болел желудок, по эшелону шла эпидемия дизентерии. Несколько человек умерло, трупы оставляли на станциях. Нашей семье повезло, мы ехали в вагоне, а сидели на нарах второго этажа согнувшись, зато был свой горшок, взятый из дома. Я тоже болела дизентерией. <…> Вечером приехали на станцию Колония Омской области. Вокруг лежал снег», – вспоминала Альвина Хоф.

«На 9 октября сего года отправлено 14 эшелонов, в которые погружены 8997 семей, с общим количеством немцев 35133 человека. Не отправлен только один эшелон с Ново-Кубанского оперативного участка, так как погрузка учтённых по этому участку немцев задерживается из-за отсутствия вагонов», – говорится в докладной записке начальника Краснодарского краевого оперштаба по переселению немцев Ивана Ткаченко. Один эшелон – это от двух до трех тысяч человек. В ожидании вагонов на станции они жгли костры, готовили еду из захваченных из дома припасов, спали на голой земле. В Калмыкии, писал республиканский нарком Гончаров, из-за ноябрьских дождей и распутицы сначала вышли из строя и застряли в пути грузовики и подводы, на которых немцев должны были везти к станциям. В течение 19 дней «лица немецкой национальности» ждали погрузки в эшелоны: под дождем, в грязи, без крыши над головой. На станции Абганерово забитые людьми вагоны двое суток стояли, не трогаясь с места, так как не хватало локомотивов для отправки.

В Сибирь и Казахстан, выселенные немцы приезжали уже поздней осенью или в декабре. «1 ноября приехали в Сибирь к кержакам, это староверы сибирские. <…> Деревушка была маленькой: всего-то двадцать домов и контора. Староверы, народ суровый, нас к себе по домам не разобрали, никого не пустили, мы жили в конторе. Старожилы удивлялись, думали мы немцы с рогами, а мы такие же нормальные люди, как и они», – делилась первыми впечатлениями от места ссылки Фрида Коллер. «Грязь стояла ужасная, телеги были тоже грязные, мы едва двигались. Тридцать километров ехали почти сутки. Когда проезжали по сёлам и деревням, то народ выходил смотреть на нас: «Фашистов везут». Мы были детьми и не очень переживали по этому поводу, а вот родителям было очень тяжело», – Вольдемару Мерцу было шесть лет, когда его семья из Саратовской области прибыла в вагоне для скота в Красноярский край.