Текст книги "Убийство в Оптиной пустыни"

4. 30 апреля 1993 года. Обвинение

Дорога в областной центр тянулась то вдоль Жиздры, то вдоль Оки. Реки, как путеводные звезды, вели в город его юности и, возможно, старости, отдаляя от Оптиной и приближая к центру страны, где кипели митинги, и он физически чувствовал, как его магнитом тянет назад, в тихую, пусть обиженную, униженную, но спокойную пустыньку.

Калужские просторы

Но делать было нечего: поступила команда предъявить обвинение Аверину, и он обязан был выполнить приказ. И перед глазами бежали посадки берез и осины, из-за которых выныривали поля, рощицы и стада коров.

Мортынов сидел у открытого окна в кабинете, заваленного по углам вещдоками, и стучал пальцами по клавиатуре печатной машинки:

«30 апреля 1993 года… г. Калуга… следователь…

Установил:

18 апреля 1993 года около 06 часов на территории монастыря “Свято-Введенская Оптина пустынь” г. Козельска Калужской области гр-н Аверин Н.Н., реализуя свой преступный умысел на убийство монахов указанного монастыря, нанес гр-м Рослякову И.И. (иеромонах Василий), Татарникову А.И. (инок Трофим) и Пушкареву В.Л. (инок Ферапонт) по одному удару изготовленным им ранее ножом в область туловища. От полученных повреждений гр-не Росляков И.И., Татарников А.И. и Пушкарев В.Л. скончались».

«Скупо», – подумалось невольно.

В несколько строк уместилась жизнь трех монахов, которая могла найти себе отражение в многостраничных томах. За каждым пришедшим в Оптину тянулся богатый жизненный путь. Вот что просилось в текст вместо куцых слов.

Но Мортынов печатал дальше:

«Таким образом, гр-н Аверин совершил преступление, предусмотренное п. 3 ст. 102 УК РФ, т. е. умышленное убийство двух и более лиц…»

Вытащил лист из каретки, расписался.

– Теперь к Аверину…

«Волга» заурчала по улицам Калуги.

Заметив маковку церкви с крестом, Мортынов невольно перекрестился.

– Че, в монахи скоро подашься?.. – прогундосил водитель.

– Да от такой жизни немудрено… – ответил следователь по особо важным делам.

Калуга

Легковушка свернула на спуск.

«Улица Клары Цеткин, Никола-Козинская, – вспомнил названия улицы Мортынов. – Странно, сколько раз проезжал мимо и не задумывался. А ведь сколько смысла!.. Никола, видимо, по церкви. А Козинская – коз пасли. Спуск ведь к Оке. А теперь там тюрьма…»

Спускались к появившейся внизу ущербной коробке с редкими амбразурами-окнами.

Представил, как сюда несколько дней назад везли «стрелка», и оставалось только догадываться, какие громы-молнии и куда он посылал. Хотя посылал ли…

Следственный изолятор

Линия частных домишек оборвалась. С другой стороны улицы тыкались в дорогу хрущевские пятиэтажки. Проезжую часть облепили тополя, словно стараясь скрыть, что располагалось в самом низу.

Но вот приблизился забор с колючкой-проволокой и башенкой для охраны на углу, за которыми возвышался тюремный корпус.

Мортынов подхватил портфель и вылез из машины:

– Поезжай… Я позвоню…

– А скоро? – спросил водитель.

– Даже не знаю, может, и на полчаса, а может, и на полдня…

Пройдя вдоль забора, вошел в ворота, миновал другие и свернул в низкий проход, в глубине которого у железной двери мялась женщина. Прождав минуты три-четыре, пока открылась дверь, вошел в кильдим, в котором махнул корочкой девахе в зеленой форме:

– Областная прокуратура…

Видимо, узнав Мортынова и желая обратить на себя внимание, деваха улыбнулась, но Мортынов сделался серьезным и с раздражением подумал: «С чего это красивые девки всё по тюрьмам?..»

Перешел в следующий кильдим, где снова щелкали решетки.

– Мне в спецотдел… – сказал дежурному капитану.

– Туда, – показал капитан на низкий проход.

Мортынов бывал во многих следственных изоляторах, но с подобными низкими этажами встречал редко. Бывшую тюрьму построили триста лет назад, когда люди росли ниже и требования к учреждениям были проще.

Чуть не набив шишки на голове, вышел во дворик, обошел автозак, потянул ручку металлической двери в стене и по крутой лестнице поднялся на второй этаж. В длинном коридоре остановился около комнатенки с вывеской «Спецотдел».

Зашел туда:

– Девочки, – обратился к молодкам, рассевшимся за столами. – Мне вот с Авериным встретиться…

Выписав требование, спустился во двор и в другую железную дверь.

Опять поднялся на второй этаж и, находившись по древним проходам, застыл перед стеклянным окошечком:

– Девочки, я вот…

«Опять симпатяги».

Отдал бумажки.

– Ждите… – ответили ему.

– А адвокат пришел?

– Какой?

– Лакусов…

– Пока нет…

В ряду с людьми в гражданке сел на крайнее сиденье.

Достал из портфеля бумаги, листал, собирался с мыслями.

Он не ожидал, что его так быстро пропустят. Вместо обычных ожиданий по часу и более ему обьявили минуты через три:

– Ваша камера восемь… Вперед, налево и по коридору смотрите на нумерацию…

– Лакусов подойдет, скажите, я в восьмой…

– Скажем…

Зайдя в комнатенку с клеткой у стены и столом напротив, потянулся к окну и открыл проверить. Потом присел за стол и стал раскладывать бумаги.

5. Допрос обвиняемого Аверина

В комнату ввели лысого бородача с торчащими в разные стороны ушами и закрыли в клетке.

Только Мортынов сказал:

– Я твой следователь…

Как бородач подался вперед:

– Папироска есть?

Мортынов потянулся в карман, где обычно лежала пачка сигарет, но там ее не оказалось.

Помотал отрицательно головой:

– Не курю… Бросил…

– Что ж ты… Ну, достать прямо сейчас можешь?

– Как?

– Ты следак и не знаешь, как…

– Ну, спрошу, когда закончим свидание…

– Мне сейчас надо…

– Ладно…

Арестанту повезло: у девчонок-конвоирш оказалась в загашнике пачка папирос. Ему отсыпали несколько штук.

– На, курни… – принес папиросы Мортынов.

Зажигалка, в отличие от курева, залежалась у него в кармане.

Аверин опустился в клетке на табурет, закурил.

Без стука в комнату вошел изящный очкарик:

– Вот ордер… – сунул бумажку следователю, поправил на носу очки. – Но вы же знаете, я бесплатный адвокат… Так что…

Следователь понял с полуслова: воевать не будет.

– Я так, ради интереса…

«Вот так вот ради интереса и убивают…» – пронеслось в голове у Мортынова, и он забрал листок.

– Это и есть наш Аверин? – спросил Лакусов, отгоняя дым «Независимой газетой» в руке.

– Наш, наш…

Следователь показал рукой адвокату на табурет.

Адвокат примостился к столику сбоку.

– А это твой защитник, – листая бумаги, произнес скороговоркой Мортынов.

Аверин оглянулся, а потом:

– А зачем мне он?.. Мой защитник Сатана, – показал пальцем вверх.

– Ну, это там. – Следователь тоже показал пальцем в потолок, а потом вниз. – А он здесь…

– А меня допрашивали дяди и тетя… – Бородач напомнил о допросе в Козельске.

– То тетя и дяди, а теперь дядя…

– Угу, понятно.

– С адвокатом поговорить хочешь?

– А я не знаю, что он адвокат… У меня уже есть адвокат…

– Тот в Козельске, а этот в Калуге.

– А может, этот левый?

Лакусов вскочил:

– Вот моя корочка, вот, – достал и раскрыл удостоверение: – Смотрите…

– А оно поддельное…

Выпуск культпросветучилища 1979 год. Аверин в третьем ряду сверху четвертый слева

Мортынов засмеялся. Лакусов покраснел, как рачок.

– Дай-ка, гляну. – Аверин просунул руку между прутьев.

Лакусов отдернул корочку: еще порвет.

Аверин потянулся схватить на том очки, но тот увернулся и присел подальше от клетки.

– Так что, будешь без адвоката? – спросил следователь.

– Да ладно, пускай сидит… – Аверин сильно затянулся.

Мортынов:

– Вот на, читай, – просунул между прутьями клетки листы. – Это в чем ты обвиняешься…

Аверин склонил свою лысую с пушком волос голову и, затягиваясь, стал читать. Мортынов смотрел на него и удивлялся: надо же, столько набегался, и на нем все «телесняки», царапинки-синячки как испарились.

– Прочитал? – спросил Аверина.

– Прочитал, – ответил тот.

– Вам дать? – спросил у адвоката.

Тот:

– Да что там читать, все и так ясно… – помахал газетой адвокат.

Следователь Аверину:

– Распишись…

– А за что?

– За то, что я тебе его объявил…

– А если я не буду расписываться? – задрал голову Аверин.

Его редкие зубы оголились.

– Напишу, что от подписи отказался…

– Всего лишь?

– Всего лишь…

– Ладно, давай. – Аверин взял ручку и расписался.

Следователь забрал лист с ручкой и сказал:

– Теперь допросимся… Показания будешь давать?

Аверин снова оголил зубы:

– Будем…

Следователь:

– Твои данные перепишу с прежнего протокола. – Достал плотно исписанные листы. С них что-то списывал и сказал:

– Тебя не спросили, что ты окончил?

– В 1979 году Калужское культпросветучилище… – Аверин выпустил длинную струю дыма.

«Культурный…»

– Партийность? – спросил Мортынов, заглянув в графу «партийность».

– Беспартийный…

– Так и напишем: «б/п».

Адвокат захихикал:

– Разве сейчас это имеет значение?

– Да бланки старые, а новые не напечатали… Вот и осталась «партийность»…

Аверин остановил:

– Постой, в партии Сатаны…

Мортынов проговорил:

– Это писать не будем… Такая партия не зарегистрирована… Работаешь?

– Не-а…

– Напишем: «не работает»… А чем занимаешься?

– …коммерческой деятельностью…

– Какой?

Аверин снова выпустил длинную струю дыма и загыгыкал.

Мортынов продолжал:

– Так и напишем: «коммерческая деятельность»…

Аверин вдруг:

– А еще папироску?

– Да хватит… – буркнул следователь.

Аверин провоцировал его самого закурить.

– А то адвокат задохнется… – зыркнул на защитника Мортынов.

– А окно открыто…

Пришлось сходить и еще попросить папирос.

Аверин курил, Мортынов задавал вопросы:

– Так, слушай дальше, ты привлекался к уголовной ответственности?

Аверин резко заявил:

– Я не судим…

– Я не об том, судим – не судим: привлекался или не привлекался?

Оптинский лес

Аверин глубоко затянулся, а потом проговорил:

– В 1991 году было дело…

Следователь записал:

«в 1991 году привлекался к уголовной ответственности по ст. ст. 206, 117—15…»

Адвокат хихикнул:

– Бакланчик-насильничек…

«206 – хулиганство, 117 – изнасилование».

Аверин пробормотал:

– Уберите это чудо-юдо отсюда…

Мортынов проговорил:

– Ладно тебе… Не мои же статьи… Сколько дали?

– Ничего не дали… В психушке лечился…

– Мудрено… Так и говори: вместо срока «применили меры медицинского характера»… Мы же все про тебя знаем, так что нас за нос водить нечего… Итак, признаешь себя виновным в убийстве трех монахов в монастыре Оптина пустынь?

Аверин молчал, смотрел на адвоката, который что-то читал в газете, мурлыкал себе под нос и таинственно улыбался, потом проговорил:

– Я признаю свою вину в совершении убийства монахов в монастыре Оптина пустынь, – произнес и добавил: – Час-тич-но.

Следователь что-то проглотил в горле: «Хорошо хоть частично», подумал: «Тертый калач» и сказал:

– Напиши сам…

Аверин подался к столу, просунул руку, написал на листе «частично».

– Распишись…

После того как Аверин расписался и опустился назад на табурет, Мортынов спросил:

– А в чем признаешь?

– Во-первых, когда я это делал, сам я делал все наполовину…

«Делал – значит, убивал. Работа такая».

Аверин продолжал:

– Во-вторых, в настоящее время идет война между Сатаной и Богом.

Мортынов поразился четкости ответов.

– Так и запишем… А теперь давай про войну, – помахал протоколом прежних показаний. – Ты про Бога уже много говорил. Коротко сформулируй, как там про Бога и Сатану…

Аверин продолжал:

– …На протяжении длительного времени я слышал голос. Как я понял, это был голос Бога. Я был очень верующим человеком. Затем голос стал надо мной издеваться, требовал, чтобы я выполнял его прихоти, заставлял меня делать то, что я не хотел. В конце концов я понял, что Бог – это мой враг и что я приверженец Сатаны. Я решил отомстить Богу. Так как я не мог достать Бога на земле, подумал: убью монахов.

«Вершитель чужих судеб…»

Мортынов слушал и записывал в протокол.

– Когда эта мысль возникла у тебя?

Аверин:

– Когда у меня возникла мысль, я уже не помню.

Следователь записал: «Когда возник замысел… не помню».

– И что ты хотел использовать?..

Задержан «посланец Сатаны». «Независимая газета». 27 апреля 1993 года

Аверин рассказывал:

– Чтобы осуществить свой план, я решил использовать нож-финку, обрез двуствольного охотничьего ружья 16‑го калибра… Нож я купил на рынке в Калуге в конце лета или в начале осени 1992 года у незнакомого мужчины.

– За сколько купил? Ты при прошлом допросе не сказал. – Мортынов следил за каждым словом Аверина.

– За тысячу рублей…

– Откуда на лезвии ножа гравировка?

– Гравировку «666» я сделал в день покупки в магазине «Калуга»…

– А обрез?

– Обрез я изготовил из охотничьего ружья, которое купил в конце 1992-го – начале 1993 года.

– У кого?

– У Ляшко Софии Владимировны.

– А говорил, через кого? Молчишь, а я прочитал: через своего друга Воробьева Юрия. – Мортынов припомнил показания Аверина на допросе его шефа и засмеялся: – Воробушкина. Ваш участковый в Волконске. А тут Воробьев Юрий.

И добавил:

– …на улице, недалеко от рынка…

– Да я спутал. Мне ж проспаться не дали и сразу пытать…

Мортынов подумал: «Крутит-вертит».

Спросил:

– Где проживает Ляшко?

– В Калуге, на улице Никитина, дом… квартира… Ей я сказал, что покупаю ружье для своего брата-охотника. Ружье я купил за восемь тысяч рублей. Почти сразу я сделал из ружья обрез. На остатках приклада обреза я выжег гвоздем надпись «666».

– А меч?

– Я изготовил из металлической полосы в мастерских колхоза «Дружба» на электрическом точиле.

«Это мы знаем».

Спросил:

– Кто-нибудь видел, как ты делал меч?

– Не-а. А когда я вышел из мастерских, то меч у меня видел сторож.

– А гравировка?

– На лезвии меча я написал надфилем: «Сатана 666».

– Кому-нибудь ты показывал?

– Нож, меч и обрез я показывал своему зятю Мосину.

– А патроны?

– Патроны для обреза я взял у Мосина. Всего я взял тринадцать патронов. Патроны были уже заряжены. Мосин о том, что я взял у него патроны, не знал. Обнаружил ли он пропажу патронов, не знаю.

– Понятно… Вооружился и собрался на дело.

Притушив очередную папироску, Аверин занервничал, а Мортынов в соседних комнатах просил у следователей и адвокатов то папиросы, то сигареты. Он боялся, как бы Аверин не замолчал, и это осложнило бы дело. Ради того, чтобы разговорить, следователи пускались на всевозможные хитрости: приносили даже спиртное, только бы получить желаемое.

Аверин дымил, рассказывал…

– Да. Тринадцатого и пятнадцатого апреля я сделал две попытки убить монахов, но не сделал этого.

– Ты об этом рассказывал… Дальше.

– Семнадцатого апреля я с той же целью направился в монастырь Оптина пустынь. С этой целью я попросил Игоря Карнауха подвезти меня до Козельска. В пути я сказал ему, чтобы он довез до монастыря…

Мортынов слушал, а потом спросил:

– В чем поехал?

После минуты молчания Аверин сказал:

– На мне были одеты кроссовки. Брюки в полоску темно-коричневого цвета. Тельняшка. Рубашка цвета хаки. Солдатская шинель. Кепка коричневого цвета из вельвета без козырька. С собой я взял сумку синего цвета из кожзаменителя. В сумке лежали обрез в разобранном виде и нож. Меч я повесил под шинель на проволоке. Карнаух довез меня почти до монастыря.

– Дальше.

– Сумку с обрезом я оставил в лесу. Затем я зашел на территорию монастыря. Немного походил по монастырю, вновь пошел в лес, нашел сумку, собрал обрез и вновь вернулся в монастырь. Обрез я засунул в карман брюк, под шинелью.

«Вооружен до зубов!» – пришло в голову Мортынову.

Аверин продолжал:

– Во время крестного хода я хотел стрелять в монахов из обреза. Мне было без разницы, кто эти монахи, но хотел убить монахов, занимающих более высокое положение. Но от этого отказался…

Следователь записал:

«От этого замысла стрелять из обреза я отказался».

А если бы нет?

Аверин:

– Там было много народу, а я не хотел причинить мирским людям зло. После этого я вновь ходил по монастырю.

«Шла охота».

За окном гудели автозаки, высаживали этап, гавкали собаки, но в комнате никто не обращал внимания на шум.

Следователь допрашивал Аверина, адвокат мусолил газету.

Аверин продолжал:

– Заходил в храм. Потом вышел из храма, вновь походил по монастырю и остановился за храмом. В это время ко мне подошли два человека – монах и мужчина с повязкой. Уже было около четырех часов. Да, 18 апреля 1993 года. Монах спросил: курю ли я? И сказал, чтобы я дыхнул. Я дыхнул, и они отошли от меня.

«Это мы знаем».

– Когда они подошли, сумка где была?

Аверин признался:

– В это время сумка была у меня в руках.

– Потом?

– Я пошел к сараю, в котором складировали цемент. Здесь я посидел, немного вздремнул, а через некоторое время вышел на улицу. Сумку я оставил в сарае. Я вновь стал ходить по монастырю, стоял около кирпичей. Затем я спросил у двух монашек о времени. Они ответили, что уже или около шести часов, или шестой час. Я вновь подошел к кирпичам. Затем я увидел, что на втором этаже административного корпуса монастыря кто-то задернул штору. Я подумал, что меня заметили.

«А говорил про сигнал к нападению», – подумал следователь.

Аверин говорил:

– Колокола уже звонили. Становилось светло. Я подошел к звоннице и стал со стороны скитских ворот. Меч я вытащил, когда увидел задернувшуюся штору. На звоннице звонили в колокола два монаха. Один был ко мне спиной и смотрел в сторону храма, другой был ко мне боком.

Мортынов сжал губы. Глухо молчал.

Аверин рассказывал:

– Я перелез, точнее, перешагнул через заборчик, подошел к монахам и нанес удар ножом-мечом в спину монаху. Он стоял ко мне спиной и смотрел на храм…

«Как просто».

Аверин, не останавливаясь, продолжал:

– …а затем сделал один шаг в сторону второго монаха, ударил мечом в правый бок…

«Как легко. Ударил мечом». – Мортынов перекрестился.

Лакусов икнул.

Аверин:

– После этого я побежал к скитским воротам…

«Двое бились в страшных муках, а этот по-бе-жал…»

Аверин рассказывал:

– По пути я оглянулся на звонницу, увидел, что один из монахов еще держится за веревки.

«Бил в набат! Давал сигнал нападения».

Аверин говорил:

– Я посмотрел в сторону ворот и увидел еще одного монаха…

«Оглядывался. Значит, боялся. Или хотел насладиться…»

Аверин:

– Меч я спрятал за спину. Когда я подбежал к этому монаху, то сказал, что на звоннице что-то случилось. Монах спросил: «Что?» В этот момент я оказался у него за спиной и мечом ударил его в спину. Ближе к правой стороне…

«Не лицом к лицу, а подло, исподтишка», – снова перекрестился.

Аверин заметил, что следователь крестится, и заявил:

– Я не буду больше говорить…

– Почему? – спросил Мортынов.

– А ты за монахов…

– Я ни за кого… Я за справедливость… А что покрестился, так и ты крестился…

– До поры до времени…

Если бы Мортынов участвовал в допросе Аверина в Козельске, вряд ли был бы таким дотошным, а теперь допытывался, слушал и не перебивал.

– Продолжай…

– Ладно. Затем я добежал до ворот, но те были закрытыми. Я пробежал вдоль стены к сараю. По пути бросил меч. К сараю я подбежал потому, что перед этим здесь перелезал через забор. У сарая я сбросил с себя шинель и через сарай перебрался через забор. На другой стороне я сразу же побежал, как я думал, в сторону поселка стекольного завода, но, как потом оказалось, в другую сторону.

«Вся бравада улетучилась…» – подумал следователь.

Аверин:

– Обрез в это время висел у меня за спиной.

Когда допрос подошел к концу, Мортынов спросил:

– Ты кому-нибудь говорил о своих планах убить?

– Нет…

Мортынов записал: «О том, что я собираюсь убить монахов, я никому не говорил».

– Так все-таки, чья инициатива была убить? – спросил Мортынов, и его передернуло от того, что произнес кондовое слово.

– Инициатива убийства исходила от меня. Под воздействием Голоса. Никто из людей меня на это не подбивал.

– Говоришь, был в кепке. А где она?

– В какой момент я снял с себя кепку или она упала с меня, я не помню…

Мортынов смотрел на бородача: «Мясник…»

Переводил взгляд на то ли засопевшего, то ли певшего себе под нос адвоката…

На толстенные стены, за которыми оказался Аверин и куда попадали насильники, грабители, убийцы; батюшки, монахи, царские офицеры в годы репрессий, и у него при всем его богатом опыте поход бородача в монастырь не укладывался в голове.

«Как это запросто… Удар – человека нет. Три удара – и трех положил…»

Крутилась крамольная мысль, от которой становилось горше вдвойне: зачем убивать трех, ну, одного бы. И откуда-то звучало: «а зачем и одного?..»

Аверин расписался.

Под его подписью, поправив очки, оставил свой «иероглиф» Лакусов.

Ниже всех – росчерк следователя.

Аверин снова попросил:

– Пока не забрал конвой, еще цигарку…

– Нет уж, теперь хватит…

А адвокат встал, раскрыл газету:

– Это ты? – показал Аверину заметку «Задержан “посланец Сатаны”» с фотографией.

– А ну, дай! – резко потянулся рукой меж прутьев Аверин.

– Не-а, она у меня одна… – сказал и добавил: – Я что-то не пойму, в одной газете пишут: «схватил подполковник Зубов», здесь – «Зудов»… Чего это путаются?..

– Они во всем путаются… – выдохнул Мортынов.

– А вы на Первомай в Москву поедете? – спросил адвокат, толкнув дверь на выход.

– Если работа позволит…

– Там сходка красно-коричневых намечается…

– Шел бы ты, красно-коричневые! – рявкнул в ответ следователь: – Всю страну растарабанили…

Адвокат выскочил, как подхваченный потоком ветра.

Мортынов нажал на стене кнопку.

– Что? – вбежал коридорный.

– Забирайте, мне нужно в прокуратуру…

Через пять минут Мортынов за стеной следственного изолятора дышал свежим воздухом и ждал «Волгу».

– Меня с собой не возьмете?.. – подплыл адвокат Лакусов.

– А куда тебе?

– Любовница заждалась…

Мортынов:

– Да пока машина приедет, ты уж доберешься…

– До следующего свиданьица… – обиженно произнес адвокат и посеменил на остановку.

Он опаздывал.

А Мортынов не опаздывал ни-ку-да. Заканчивался последний рабочий день недели. Ноги гудели. Голова трещала. С его опытом, когда за спиной десятки расследованных убийств, убийство монахов почему-то подействовало с неожиданной силой. Оно оказалось за чертой его опыта. За чертой разума. Словно убили трех невинных детей. И стоило ему только представить, как смачно, с усладой затягивался папироской убийца, его тошнило.