Текст книги "Убийство в Оптиной пустыни"

8. Погружение в монастырскую жизнь

В этот день милиционеры пошли по адресам, где мог появиться Аверин. В Козельске к родственнице Авериных, Вере Андреевне, пришел участковый и показал ориентировку с портретом «убийцы», но Аверина помолчала-помолчала и пожала плечами: «Не знаю…»

Милиционеры шли по всем возможным адресам.

– Где-то он должен о себе дать знать, – говорил Зубов.

– А если вздернулся? – предположил Мортынов.

– Тогда все равно труп найдем…

– Вот именно, найди, если утоп… Всплывет лет через пять…

Послушник на стене восстанавливаемого Казанского храма

Теперь, когда все стало более или менее устаканиваться и появился верный подозреваемый, Мортынов мог передохнуть. Хотя он не очень рассчитывал на милиционеров, которые склонны пускать пыль в глаза и могли создавать видимость поиска, но все равно время работало на следователя. Виновник убийств должен проявиться.

Мортынов поехал в монастырь и ходил по нему, озирая его старинные стены и соборы, и невольно, может, в сотый раз, представлял путь перемещения убийцы, подельников, которые могли быть, думал, где бы они могли находиться, и видел, как монастырь ожил после шока на Пасху.

Обходил обитель, мельком поглядывая на трудников, возившихся на лесах вокруг Казанского храма, таскавших доски на стройку, на снующих послушниц, на пробегавшего всегда в делах игумена Мелхиседека, на женщину в черном, которая сидела у могилы убиенного иеромонаха, на милиционеров в воротах…

Выходил за стену и бродил по дорожке в скит. Прикидывал, на сколько километров тянется сосновый лес и куда мог уже уйти, убежать, уехать убийца, его подельники.

Заходил в скит, где мог отметиться «зверь», и число убиенных в монастыре бы выросло…

Он ходил вовсе не для того, чтобы еще что-то уяснить по делу, а скорее, чтобы заглянуть в иное. Туда, что существовало и имело огромную силу притяжения. Что создало этот приют благочестия вдали от городов на речке Жиздре. Что наполняло его десятилетиями, собиравшимися в века.

Он подошел к черте, к которой подходил в каждом деле, когда юридическая сторона прояснялась и отходила на задний план, а возникала потребность постичь иные глубины, которые, может, и повлекли события, призвавшие его к разбирательству, но посмотреть на дело с другой стороны, дальше узких интересов следствия, заглянуть в окружение участников событий, в прошлое доселе неведомого уголка, окунуться в его мир, чтобы ощутить недостающую при следовательской работе широту, полноту и глубину.

Знал, что оказался в намоленном уголке России, с которым связано много испытаний и людских судеб. Знал поверхностно, и это коробило. Даже охватившие по периметру монастырь стены с башенками могли говорить о многом, не говоря уже о каждой постройке внутри обители и в скиту.

«Жизнеописание Амвросия Оптинского»

Мортынов зашел в монастырскую лавку. На стеллажах блестели, золотились предметы церковной утвари, иконы с ликами святых, книги с изображениями церквей. К своему стыду, заметил, как отстал от жизни.

Спросил у послушника с козьей бородкой за стойкой:

– Что почитать посоветуете?

– Вот только привезли «Жизнеописание… Амвросия» Оптинского, – показал на книжку в яркой мягкой обложке.

– А кто это? – спонтанно спросил.

Послушник прокряхтел и сказал:

– Наш старец…

– А, припоминаю, мне говорили о нем… А еще что-нибудь?

– Вот церковные словари… – Послушник понял, как дядя безграмотен, и спросил:

– Это вы ищете убивца?

– Да…

– А найдете?

– Думаю, найдем. Шило в мешке не утаишь.

– Шило-то – да… А вот Меня убили…

– Делом Меня занимаются москвичи, – отрубил и сказал: – Дайте-ка мне этот и этот, – показал на талмуды. – И про старца…

Послушник проводил Мортынова с кипой книг долгим взглядом и перекрестил.

Мортынов прошел к воротам, поднялся в комнату в надвратной. Устроился в кресле в глубине комнаты.

Раскрыл первую книгу:

«Полный православный богословский энциклопедический словарь»

Полный православный богословский энциклопедический словарь

Глаза разбегались от неведомых терминов и названий.

«Монашество…»

Что это такое?

Читал дальше: «Ослабление строгости христианской жизни…» Хм, а что такое «христианская жизнь»? Туго у тебя с этим. Поискал в словаре «Христианская жизнь», но не нашел. Зато нашел: «Христиане – последователи Христова учения». Что мог сказать? По сути ничего. Вернулся к «монашеству» и читал дальше: «…вступление в церковь таких язычников, которые и в христианстве заботились только о мирских интересах, побуждало ревнителей благочестия уходить из городов и селений в пустыни, чтобы там, вдали от мирских волнений, проводить жизнь в подвигах самоотречения, молитв и размышлениях о Боге…»

Во!

Уходить, бежать…

Мортынову часто хотелось бежать хоть на край света от мирских ужасов, которые переполняли его жизнь. И душили…

«Вот и оказался я в Оптиной пустыни, – подумал Мортынов. – Только по трагическому поводу… Но особенному… Когда на ревнителей благочестия совершено нападение…»

Он приехал не совершать подвиг, молиться, размышлять о Боге, а защитить обитель.

Читал текст, о существовании которого не догадывался… «…Антоний Великий… продал свое имение, деньги раздал бедным, сам удалился к… старцу-отшельнику… Стремясь к совершенному уединению… скоро оставил старца и поселился… в развалинах старой крепости… Двадцать лет прожил в совершенном уединении, подвизаясь в посте и молитве и подвергая себя всевозможным лишениям…»

Амвросий Оптинский

Его передернуло: разве он сможет оставить свою квартиру в Калуге, семью, детей…

«…принял на себя обязанности руководителя в отшельнической жизни и вокруг него образовалось… общество… учеников… Антоний удалился… в пустыню и поселился в горной пещере… народ нашел его… люди всех сословий… приходили к нему… чтобы получить от него совет, утешение или исцеление… скончался в 356 г. (105 л. от роду) …»

Мортынов читал, забывался…

В голове кипели мысли об отличной, от просто трудовой, просто заводской, просто фабричной, просто следовательской, колготной, за кусок хлеба, может, и с получением удовольствий и наслаждений, выхолощенной, пустяшной жизни. Без чего-то важного. Не говоря уже о великом…

Мысли подхлестывал ставший привычным перезвон колоколов.

«Амвросий, – нашел имя в словаре, – …старец… Введенской Оптиной пусыни… по окончании тамбовской духовной семинарии был учителем оной. На 27-м году своей жизни тайно ушел в Оптину пустынь, оттуда написал тамбовскому преосвященнику о своем желании остаться там навсегда… В 1860 году избран старцем (руководителем совести)… Отличался особенною опытностью, широтою взгляда, кротостью и незлобием. К нему стекался народ со всей России…»

Старец…

Раскрыл книгу про Амвросия.

Читал. По привычке залез в карман, достал оттуда пачку сигарет, вытащил одну сигаретку и только сжал губами, как наткнулся на письмо Амвросия Оптинского:

«Советы от табакокурения… Пишете, что вы не можете оставить табак курить… Невозможное от человек возможно при помощи Божией, только стоит твердо решиться оставить, сознавая от него вред для души и тела… Советую вам употребить против этой страсти духовное врачевство: подробно исповедуйтесь во всех грехах, с семи лет и за всю жизнь, и причаститесь Святых Тайн, и читайте ежедневно, стоя, Евангелие, по главе и более…», и рука сама выдернула сигарету из губ и засунула назад в пачку. И сжала пачку, превратив в комок.

А ты причащался Святых Тайн?

Нет…

Евангелие у тебя есть?

Нет…

Нехристь…

Наткнулся на фразу Амвросия:

«Мы должны жить так, как колесо вертится – чуть одной точкой касаться земли, а остальным стремиться вверх».

И представился монах, который бежит по обители, словно на носочках.

– Так бегает по монастырю игумен Мелхиседек…

Мортынов находился в отрешенном состоянии, пока его не вернул на «землю» Сенищев:

– Привет, ты уже здесь?

– Как видишь… Хочу в монастырскую жизнь вникнуть… Вот накупил… Хочешь, выбирай любую. – Посмотрел на стопочку книг.

– Не надо, мне Уголовного кодекса хватает. – Сенищев провел рукой себе по горлу. – А чего тут вникать, монастырь… Пионерский отряд помнишь?

– Помню…

– Вот это тоже отряд…

– Если бы….

– Ладно, вот протокол допроса… – Сенищев положил на стол рядом со смятой пачкой. – А я пошел: два брата Трофима с мамашей приехали…

– Какого еще Трофима? – не сразу пришел в себя Мортынов.

– Убитого инока…

– А, да. Одного-то мне оставь на закуску…

– Хорошо, но только, чур, я допрашиваю и сваливаю…

– Куда?

– В Калугу… Должен же я в ванной помыться… Пивка попить…

«Из этого монах не получится. Не может отказаться от простых удовольствий», – подумал Мортынов о Сенищеве и сказал:

– Ну прям запахался… Ладно. Допросишь и езжай…

Коллега скрылся.

Мортынов снова погрузился в жизнеописание.

9. «Бежал… легко и красиво. Как будто бегун, поднимая высоко коленки»

Как старший в следственной группе Мортынов все материалы по делу собирал и хранил у себя. Отложил житие Амвросия, смахнул комок из пачки сигарет со стола, взял оставленный Сенищевым протокол:

«Фомина Ирина Викторовна… Родилась в 1947 году в городе Волковыск, в Белоруссии… Проживает в Московской области, Ногинском районе, поселке Черноголовка… Допрос начат в 11.20, окончен в 13.00…»

– Что, уже час дня? – глянул на часы: – Да, второй час…

Читал дальше:

«В монастырь я приехала 14 апреля 1993 года… чтобы встретить светлый праздник Пасхи… Праздничная служба началась в 23 часа 20 минут… В 24 часа начался крестный ход… – Взгляд летел по строкам, он уже не просто читал, а пробегал предложениями… – Праздничная литургия проходила в Введенском соборе… Все пошли разговляться… Когда я вышла… со своей знакомой… она пошла на следующую литургию в скит, а я в гостиницу немного отдохнуть… Вышла из гостиницы, посмотрела на часы: 6.10. Я пошла в скит. Слышался звон. Когда проходила мимо лазаретной башни, услышала, как звон сбился… Через короткий промежуток времени, когда я шла по тропинке за сараем по направлению к скиту, я услышала набат… И остановилась посмотреть по направлению к монастырю. До него было метров сорок. На улице был еще полумрак. Я стояла и думала, что мне делать, полагая, что в монастыре местные жители затеяли драку».

«А что, ненавистников у монастыря порядком!»

Читал:

«Потом я услышала шум за спиной, где расположены сараи у скитских ворот, слева от меня. Затем я услышала гулкий удар, как будто кто-то спрыгнул на землю. На фоне белой стены монастыря я увидела силуэт бегущего мужчины. Бежал он очень легко и красиво. Как будто бегун, поднимая высоко коленки».

«Радовался?!»

Лес вокруг Оптиной

Читал:

«Я, чтобы лучше разглядеть, сначала двинулась в его сторону. Он бежал сначала вдоль стены монастыря по направлению к лазаретной башне. У башни свернул к автобусной остановке – к кругу. Когда он убегал под фонарями, которые горели у тропинки от лазаретной башни к скиту, я на короткий промежуток времени видела его лицо. Видела с расстояния 30 метров. На мужские лица у меня плохая память. Опознать его не смогу. Одежду я на нем не рассмотрела, издалека не видно. Помню только, что он был в чем-то темном. У него была темная борода».

«С 30 метров не очень и рассмотришь».

Бежали строки:

«Когда он находился ко мне спиной, я разглядела у него на голове что-то бледное, типа плеши… Хотя я постаралась запомнить его, так как стала догадываться, что он совершил что-то ужасное. Но у меня не получилось рассмотреть его получше, так как он бежал очень быстро и уверенно. В руках я у него ничего не заметила. Вернее, я не обратила внимания… Все время, сколько я видела этого мужчину, он бежал, не снижая темпа бега, и остановился около грунтовой дороги, где автобусная остановка (круга). По его бегу было видно, что он знает, куда бежит. Он бежал, не останавливаясь, не оглядываясь. С моих глаз он скрылся, как я сказала, в районе грунтовой дороги у автобусной остановки… Уточняю, когда мужчина бежал мимо меня, я посмотрела на часы. Было 6 часов 15 минут. Буквально через несколько минут со стороны центральных ворот из-за лазаретной башни прибежали двое мужчин в гражданской одежде без повязок охранников. Я вышла к ним и спросила: “Что случилось?” Мужчины сказали, что в монастыре убили монаха, и они подобрали только кепочку. Вернее, мужчина сказал: “Вот, нашли только кепочку”. У одного из мужчин в руках я разглядела эту кепочку. Она была из вельвета темного цвета без козырька. Я сказала мужчинам, что видела преступника, и показала им направление, в котором он, преступник, побежал, но они не отреагировали на мои слова и вместе со мной вернулись к звоннице».

«Эх, трусы, могли и догнать…»

Читал:

«Я сразу пошла посмотрела, кого убили. Всех погибших я хорошо знала. Находясь на звоннице, я слышала, как мужчины сказали кому-то, что я видела преступника, или “одна женщина видела, куда он побежал”. Кому они передали кепочку, я сказать не могу. Потом они сказали: “Мы поехали” и вместе с какими-то мужчинами ушли…»

Повернул лист и увидел прикрепленную скрепкой схемку, где Фомина нарисовала маршрут своего движения.

Мортынов:

– Здесь бегала собачка, но не на того вывела… А вот кепочка – она и помогла.

10. По следу Аверина. Братья инока Трофима

В дверь постучали:

– Разрешите, это участковый Воробушкин…

«Парень бестолковый из Волконского», – в голове Мортынова пронеслась фраза из песни про милицию.

– Вот протокол допроса жены… – заглянул участковый. – Похоже, нашли, кто Аверина вез в Оптину…

– Что ты мне здесь чирикаешь?.. Чьей жены?

– Был день рождения. У ее мужа. И туда приходил Карнаух. Так вот, похоже, он отвез Аверина в Оптину…

«Так путано говорит. На самом деле бестолковый».

Алексей и Гена Татарниковы

Мортынов забрал протокол, пробежал глазами:

«…В Волконском сельсовете допросил… Дудрову Наталью Михайловну… Родившуюся в с. Волконском в 1971 году… Не работает… прож. Волконск… 17 апреля 1993 года у моего мужа Дудрова В.В.».

«Даже имя, отчество поленился написать».

Татарникову пятнадцать лет

Рядовой Алексей Татарников

Алексей Татарников на траулере

Читал:

«…был день рождения. Мы пригласили к себе друзей, среди которых был Карнаух… Друзья мужа выходили покурить… После одного выхода Карнаух не пришел. Но я не спрашивала, где он и что. Вскоре через полчаса он вернулся. И продолжили отмечать… До часа ночи…»

И сказал Воробушкину:

– Давай лети, ищи Карнауха…

Сунул протокол в папочку.

Участковый загремел ботинками по лестнице.

Мортынов встал и, пройдя к двери, хотел ее закрыть на ключ изнутри, чтобы больше его не доставали, как она распахнулась.

Зашел Сенищев.

– Допрос младшего брата… – положил листы на стол. – А старший ждет за дверью. Ну что, я полетел…

– Там наших потереби… Пусть поищут пальчики насильничка…

Закрыться и передохнуть Мортынову не удалось.

Алексей Татарников

Напротив него сидел плечистый кучерявый брюнет:

– Татарников Геннадий Иванович… Родился в 1957 году в городе Тулун Иркутской области… фотограф-предприниматель… в Братске Иркутской области проживаю с семьей… В детстве я проживал со своими родителями в Тулуне… Кроме меня у моих родителей пятеро детей.

– Большая семья…

– Старший брат Алексей (инок Трофим), потом я – Геннадий, Александр, 1958 года рождения, сестра Наталья, 1956 года рождения, Алена… О старшем брате Алексее могу пояснить следующее. В школе он учился хорошо. Много читал… Занимался спортом. Окончил он восемь классов в селе Бурхун Тулунского района…

«Откуда только ни ехали в Оптину», – пронеслось в голове у Мортынова.

Геннадий Татарников:

– После школы поступил в железнодорожное училище в Нижнеудинске на помощника машиниста. По окончании училища в 1974 году до призыва в армию в селе… работал помощником машиниста. В 1974 году его призвали на службу в армию. Служил он в Забайкальском военном округе, в каких войсках, не знаю. После службы в армии в 1976 году он по вызову уехал в Корсаков Сахалинской области и работал на базе океанического рыболовства электриком на судах загранплавания…

– А где за границей был?

– Мне известно, что был в Сиэтле и в других иностранных портах.

Инок Трофим с братьями и племянниками. 1992 год

– Небось привозил барахлишко…

– Конечно, приедет, чемодан вывалит: разбирайте… Через два года, как он вернулся со службы в армии, я вернулся с действительной военной службы в 1978 году и стал работать на базе океанического рыболовства вместе с Алексеем.

– Брат позвал… И как работка?

– Да жуть. Рыбу перебираешь целые сутки – руки все в крови…

– Дальше.

– Вместе с ним проработал до 1980 года, а потом Алексей уехал, а я еще остался до 1982 года.

– А что его так мотало?

– У Алексея был непоседливый характер. Он не мог на одном месте долго работать. Был очень увлеченным человеком. Много читал. Везде, где он в последующем работал, о нем отзывались хорошо и жалели, что он менял место работы. Он любил работу. У него были золотые руки. Был общительным и добрым человеком. Алексея всегда интересовало что-нибудь неизвестное.

– Пытливые ребята… А после базы куда?..

– После базы Алексей поехал в Братск и работал там фотографом на фотофабрике. Примерно в 1982 году, когда я вернулся в Братск, он уволился с фабрики. Алексей поработал год в сапожной мастерской и поехал в Алтайский край.

– Что-то не очень вяжется. Если нравится работа, его ценят, что ж шило на мыло менять?..

– Конечно… Вот сапожником был. Так, в мастерской к нему идут, а другим-то нет… Его шпынять. А он все близко принимал к сердцу. Вот и бросил… Причем, когда он уезжал из Братска, он сам не знал конкретно, куда едет. Просто сказал: «Поеду в Алтайский край».

Алеше Татарникову пять лет

Алексей Татарников перед уходом в монастырь

Инок Трофим, в миру Татарников

Мортынов прикусил губу: он там не был.

Татарников:

– К тому времени он очень много начитался книг об этом крае и об его «цветущих садах в долине». Писать письма Алексей не любил и писал редко, потому я не знаю, как он жил в Алтайском крае. Несколько лет мы не знали, где он жил. Со слов нашего дяди… мы узнали, что Алексей шабашничал на восстановлении старой церкви. Увлекся чтением церковной литературы. После восстановления церкви он поехал в Бийск и там стал работать в бийской церкви. Это было примерно в 1988 году. После Бийска примерно в 1989 году он приехал в Оптину пустынь.

– Достиг цели…

– Все это время мы не переписывались и даже не знали адреса Оптиной пустыни. Как-то случайно я решил поинтересоваться адресом Алексея у батюшки Братской церкви Анатолия. К моему удивлению, у отца Анатолия оказался адрес Алексея. В мае 1992 года мы с братом Татарниковым Александром ездили к брату Алексею в гости. Его новое имя стало отец Трофим. Встретились мы очень хорошо. В разговорах с нами Алексей сказал, что он в религии нашел все, что искал в этой жизни.

Алексей Татарников послушник

Алексей Татарников с уловом

«А ты, следак, нашел? Чем в конце жизни отчитаешься: скольких посадил…» – как обожгло Мортынова.

Геннадий Татарников:

– Трудится и рад. На тракторе перепахал всем бабулям в округе огороды… В общем, погостили мы в монастыре четверо суток и уехали.

Мортынов перешел к цели допроса:

– А кто бы мог совершить убийство?

– Насколько мне известно, врагов у Алексея ни в мирской, ни в монастырской жизни не было. Он по характеру был порядочным и добрым человеком… Я вас хочу спросить, кто убил?

– Думаю, скоро узнаем…

Когда составили протокол, Татарников посмотрел на смятую пачку сигарет в углу и сказал:

– Знаете, как Трофим сигареты называл?

– Нет.

– Труба сатанинская…

– Хм…

– Он ведь как смолил! А бросил… А знаете, что ему снилось? Бесы его вместе с трактором столкнуть в овраг хотят, а он сопротивляется. Знаете, чем спасся? Иисусовой молитвой…

– Вы к чему это говорите?

– А просто так… Я свободен?

– Да…

– Маманя с братом на могиле Трофима заждались…

Мортынов снова остался один. Встал, поднял пачку и бросил в урну, взял другой протокол, принесенный Сенищевым:

«Татарников Александр Иванович… 1959… Место работы Братск-строй… допрос начат – 17 час. 40 мин… Отец Трофим является моим родным братом… Родился в селе Едогон…»

«Что-то бурятское», – пронеслось в голове следователя.

Читал:

«…Брат много читал технической литературы… Занимался каратэ, танцами, в яхт-клубе… В 1982 году в городе Бикей, в совхозе “Бикей” работал скотником… Через некоторое время стал работать сапожником в Братске в филиале Иркутской обувной фабрики… Через некоторое время уехал в Алтайский край. Там у него возникли трудности – его нигде не прописывали… Потом мы его потеряли из виду… Слышали, что он увлекся религией и стал монахом. О том, где он находится, мы узнали только в прошлом году… Были у него в гостях в Оптиной пустыни… 19 апреля 1993 года, после обеда, мы получили телеграмму о том, что он погиб».

«Видимо, монастырь прислал».

Читал показания Александра Татарникова:

«Он был холостым. Детей у него не было. Друзей у него всегда было много… Насколько я знаю, чего-нибудь криминального в его жизни не было…»

К протоколу было приложено постановление:

– Александра признали потерпевшим…

Отложил бумаги в кипу других бумаг.

Осталось найти родню инока Ферапонта.

На душе заныло…

Инок Трофим… помощник машиниста, солдат, рыбак, скотник, фотограф, сапожник, путешественник, строитель, послушник… Сколько искал по жизни… И вот нашел…

Мортынов ощутил какую-то свою ущербность. Его разъедала не то что зависть, а какая-то неполноценность… Вот человек жил… Искал… А он не искал… Жил, как по накатанной… Ментовка, прокуратура… И все однообразно… И тоскливо… ИВС, СИЗО, суд, колония… Какое-то жуткое окружение… от уголовного чтива тошнит и выворачивает…

А глаза Трофима радовали пути-дороги… Горы прибайкальские… Что стоит одна дорога вдоль Байкала… Остров Ольхон посередине… А алтайские «долины»!.. И Японское море… Сахалин… Корсаков… Тихий океан… И Оптина, где каждый день наполняет душу… А тебя от каждого дня воротит…

От одного перечисления посещенных Трофимом мест кружилась голова.

На монастырском дворе

Голова у Мортынова могла закружиться от еще большего числа мест, где он допрашивал, обыскивал, арестовывал… По которым его нес подневольный труд… А Трофима несло вольным… Он ехал, плыл, летел, куда сердце зовет. И путь творил в нем Человека, а «карцерная» жизнь следователя выдавливала из Мортынова последние оставшиеся от человека соки…

И кто счастливее: он, еще живой, тянущий лямку, или Трофим…

В деле лежал осмотр трупа инока Трофима в бане.

С ним нужно было Мортынову познакомиться.

А его терзало: вот бросить бы все…

Но вставал вопрос: куда, в монахи?

Трофим прошел длинный путь, а он только в самом начале пути…

Упустил время и возможность…

Мортынов встал, подошел к окну и молча смотрел на лучистые купола, на таскавших кирпичи трудников, на копавших канаву монахов, на дощатый дом у стены, где жил отец Василий, на тропинку, где на него напали.

Теперь он допрашивал сам себя, жестко, хлестко, нелицеприятно…

Вечером на совещание к Зубову он не поехал.