Текст книги "40 лет среди индейцев. Пещерный лев"

Глава 8 Про низколетающих орлов

– Товарищ прапорщик, а крокодилы летают?

– Конечно, нет! Ерунда какая!

– Да?.. А товарищ лейтенант сказал, что летают…

– Ну, они летают, но только низенько-низенько.

Армейская притча

Настало время ехать на пау вау 97. У меня была особая миссия – привезти Трубку Пау Вау в лагерь и вернуть при помощи неё потерянное равновесие. Ни больше, ни меньше, но надо же было каким-то образом его кому-то восстанавливать?

Ехать договорились с Собакой вместе, на его машине. Он как раз хотел забрать у Ромки свои вещи, оставленные у него во время поспешного бегства из Питера.

Перед выездом я совершил мощное колдунство: зажёг в плоской морской раковине аптечный шалфей и, раздувая дым орлиным крылом, обошёл четыре раза вокруг Собакиной машины, на которой нам предстояло проделать долгий путь. Я отгонял таким образом злых духов, чтобы с нами не случилось никакой аварии.

Духов я определенно отогнал – аварий не было, а про ментов совершенно забыл. В первый раз нас остановили буквально на выезде из Ирпеня.

– Ну что, Александр Васильевич, как самочувствие после вчерашнего? – задал Собаке свой провокационный вопрос ГАИшник, надеясь, что водитель накануне выпил.

– Никакого вчерашнего, мы с семьёй едем в дальний путь, – ответил Собака, и в этот раз нас отпустили с миром.

Но сразу после прохождения российской таможни на первом же перекрёстке нас остановили уже российские менты, прошмонали всю машину и докопались до отсутствующего над колесом резинового брызговика, грозя сделать прокол в тех талоне за нарушение правил дорожного движения – больше докопаться им было не до чего, всё было в порядке. Денег у нас было мало, поэтому Собака откупился бензином – слил им его из запасной канистры. Дальше по дороге нас останавливали ещё несколько раз, но больше не грабили, просто проверяли документы. Но всё равно каждый раз мы волновались (на обратном пути, кстати, ничего такого не было, уж не помню, колдовал я тогда или нет). И вот, наконец, мы доехали до Луги, а оттуда до Толмачёво.

В лагерь Пау Вау под Толмачёво вело две дороги – одна короткая, вдоль реки, другая длинная – по холмам. В первые два-три года, когда Пау Вау проводили в Толмачёво, основная масса народа предпочитала добираться до лагеря именно по длинной дороге. И дело было не только в том, что там был подъезд, и владельцы автомобилей в сухую погоду имели шансы добраться до лагеря, не оторвав при этом глушитель и не застряв на ночлег в тракторной колее. Популярностью более длинная дорога пользовалась потому, что в конце пути утомлённому путнику открывался с холма вид на весь лагерь – 40 или 50 типи, величественно стоящих вдоль реки в пелене тумана или дыма костров. Поглядев с высоты на всё это великолепие и узнав в фигурках людей своих друзей и знакомых (а друзья и знакомые в этот момент тоже угадывали – кто это там наверху), вдвойне приятно было вновь вернуться в родную деревню.

Даже когда надо было идти в магазин на железнодорожную станцию, проделав путь до него по короткой дороге, всё равно возвращались в лагерь по длинной. Конечно не все, а наиболее романтично настроенные индеанисты, а я тогда был как раз из таких.

В том году у организаторов Пау Вау вышел спор – где ставить лагерь. Матонажин был за Толмачёво, а остальные, во главе с Одиноким Волком – за Каннельярви, холмистую песчаную местность на Карельском перешейке, выгодно отличающуюся от Толмачёво климатическими условиями, отсутствием каких бы то ни было болот, меньшим количеством комаров и близостью к местам первых пау вау.

Матонажин и Рысян на пау вау 97 в Толмачёво

Спор закончился тем, что Матонажин, Рысян и Блуждающий Дух (когда-то это были совсем не три разных человека, а одна тёплая компания) поставили лагерь в Толмачёво, а все остальные поехали в Холмы. Роль личности в истории у нас и сейчас-то никто не отменяет, а раньше пау вау вообще невозможно было представить, скажем, без Матонажина. Поэтому многие ориентировались не на мнение большинства, а на авторитеты. Это сейчас молодёжь, нахватавшись революционных идей, заразилась демократией. И в результате на то, что скажет, например, Матонажин, или что скажет Дух, можно спокойно и без последствий наплевать – сам сто раз так делал. А раньше так делать было не принято, нас учили слушать старших.

Пока вожди говорили примерно одно и то же, проблем не было никаких. До тех пор, пока вождям не надоело хоровое пение, и у них не появилась страсть к сольным выступлениям.

Страсть эта могла проявляться у вождей внезапно, и чтобы иногородним участникам узнать, где же будет проходить Пау Вау, имело резон звонить нескольким людям, чтобы самим прикинуть диспозицию кораблей и понять, куда дует ветер. Хотя удовольствие это было ещё то – узнавать за собственные деньги по междугородней линии последние дворцовые интриги и выбирать для себя, к какой эскадре волей-неволей придётся примкнуть.

Но, как оказалось, мой проверенный метод срабатывал не всегда. Позвонив по трём номерам – Блуждающему Духу, Рысяну и Вовке Коршунову (у которого на беду был в этот момент в гостях Матонажин), я получил три одинаковых ответа на вопрос, куда же ехать – В Толмачёво.

И вот настал торжественный день, когда, преодолев с потерями полторы тысячи километров, мы с Собакой наконец приблизились к заветной развилке дорог и выбрали длинную, чтобы в конце пути бросить взгляд на родную деревню практически с высоты орлиного полёта (некоторые орлы летают не так уж высоко, как об этом принято думать).

Вот и холм, с одиноко стоящим деревом, украшенным прошлогодними красными ленточками…

Вдоль пересохшего болотца, посреди, заросшей высокой травой поляны, стояло одинокое маленькое типи. Любоваться здесь, конечно, было чем (типи – это всегда красиво), но я не стал этого делать, а поспешил вниз – скорее узнать, какая беда приключилась с родной деревней.

В типи сидел злой, как собака, Безумный Волк, который приехал сюда вместе с Маленьким Ястребом – точно так же, как и мы, по чьей-то неправильной наводке. Ястреб в этот момент отлучился куда-то по делам, и Волк излил мне душу, не стесняясь в выражениях (тут память меня подводит, и привожу текст не полностью):

– Он мне говорил, – рассказывал Безумный Волк, – пойдём по длинной дороге, там потом можно будет подняться на холм, и увидишь весь лагерь. Зрелище реально «вставляет». Мы и попёрлись с рюкзаками по длинной. Зрелище действительно «вставило»!

Матонажин, Рысян и Блуждающий Дух подъехали днём позже. И, несмотря на то, что лагерь был маленький, они всё-таки провели полноценное пау вау. Настолько, насколько оно может быть полноценным, если знаешь, что всего в двухстах километрах тоже стоит индейский лагерь, и непосвящённый в политику народ задается вопросом: «А где же наши духовные отцы – Матонажин, Рысян и Дух?»

Наташа, Безумный Волк, Рысян, гость из Прибалтики и Матонажин танцуют в пустом лагере

Как оказалось, в отсутствие вождей жизнь не останавливается, а идёт своим чередом. На место выбывшего из строя Матонажина тут же появляется два других.

И хотя старый Дух намного лучше новых двух – «те раки по пять рублей были очень большие, но вчера, а эти маленькие по три, зато сегодня».

Это был не первый и не последний раскол пау вау, которого, если постараться, можно было бы избежать, так же как и раскола 2000-го года и последующего разделения на «духовные» и «бездуховные» пау вау, «пьяные» и «трезвые», «свои» и «чужие».

Позже Одинокий Волк говорил, что, если бы нам удалось тогда удержать Круг, может в мире меньше было бы войн и всяческих катаклизмов. Долгое время я был с ним согласен, но потом, обдумав эту мысль со всех сторон, пришёл к выводу, что между этими вещами нет связи. Лично я не начинал ни одной войны или катаклизма и даже не разваливал пока ни одного пау вау (это сделали другие люди), и поэтому я не согласен брать на себя за это ответственность.

А глядя на старые фотографии большого общего лагеря, могу теперь только испытывать сожаление – если сравнить нынешние пау вау с теми, что проходили раньше – результат будет не в пользу нынешних.

Глава 9 «Волшебная флейта»

Среди осточертевшей суеты,

Из праха дней утраченных в веках,

В реальность воплотились наши дерзкие мечты,

Индейский лагерь в Вымерших Холмах!

Владимир Кошелев

Мы передохнули после дороги, дождались возвращения Ястреба (он ходил на станцию звонить в Питер), который сообщил какие-то обрывочные сведения относительно того, что вообще происходит. Ястреб сказал, что большая часть народу поехала на пау вау в Каннельярви в трёхстах километрах севернее Питера. И что в Толмачёво ещё должны были приехать и Матонажин, и Рысян, и Дух, и вроде бы даже Влад из Таллина, которому я привёз сапоги и ещё кое-что по мелочи. Но, прождав его несколько дней, я подумал, что скорее всего, он сюда не приедет – узнав, что основной лагерь пау вау не здесь, присоединится к большинству.

Я не хотел уезжать из Толмачево, но со мной была Трубка Пау Вау, и я думал, что должен привезти её и в другой лагерь. В Толмачёво мы провели Инипи, я рассказал «вождям» о своей «миссии» и спросил, что мне делать с ней дальше. Но все они как-то «отморозились», и никто мне ничего внятного не сказал, поэтому я принял решение ехать в Каннельярви. Тут как раз Рысянова подруга Яна собралась съездить на машине на другое пау вау и любезно предложила меня подвезти.

Лагерь в Каннельярви оказался довольно большим: было очевидно, что основное пау вау проходит здесь. Порядком рулил Одинокий Волк, который к этим песчаным холмам питал особые чувства – он с детства ездил сюда играть в индейцев, и где-то здесь же неподалёку проходили первые пау вау. Я сообщил акичита, что привёз Трубку Пау Вау, и вскоре ко мне подошла делегация – Соббикаша, Лис и Танто, и мы пошли в чьё-то типи решать судьбу Трубки. Во время короткого совещания прозвучало предложение передать ее Соббикаше – он всё время живёт в Питере и сможет каждый год привозить Трубку на пау вау. А Соббикаша добавил, что это же он, кстати, её и сделал, и это стало для меня решающим аргументом. Хотя потом я узнал, что он всего-навсего изготовил деревянный чубук, а самую сложную часть – гранитную головку делал кто-то другой. У меня у самого не было больше никаких идей относительно этой Трубки. Увозить её обратно на Украину казалось неправильным решением – она должна была помочь преодолеть раскол, а на дальние расстояния её магия, видимо, не работала. Каменное Сердце же, судя по всему, не собирался в ближайшие годы приезжать на пау вау, потому что плотно увяз в своём фермерском хозяйстве. Так или иначе, я довел свою миссию до логического завершения, и одной проблемой для меня стало меньше.

Потом я разыскал Влада и уговорил отпустить со мной за компанию их дочку Светочку в лагерь Толмачёво, потому что там у меня лежали приготовленные для его семьи подарки, и вообще все мои вещи, включая индейский костюм для танцев, тоже были там. Светочке я решил отдать платье, которое начинал когда-то делать своей подруге, но потом мы с ней расстались, и оно осталось лежать у меня дома неприкаянным, и я не особо представлял, что с ним теперь делать. Оставлять его у себя во всяком случае точно не хотелось, а тут как раз эта смешная сцена на прошлом пау вау, где я просил Влада отдать мне дочь взамен на сапоги. И я подумал, что как бы там ни было, а его типи – подходящее место для моего платья.

Жена Влада Наталья  на одном из  следующих пау вау в том самом платье  – теперь она его хозяйка.

И доделал его, а заодно к нему сделал и мокасины с гетрами. И мы поехали в Толмачёво. Когда мы добрались, наконец, до лагеря, я подарил платье, и мы пошли в гости к Матонажину. Туда же пришли Собака с Ленкой, мы посидели, о чём-то поговорили, но градус веселья никак не соответствовал атмосфере большого лагеря в Каннельярви, и моя спутница стала ныть и просить увезти её обратно. Собака как раз тоже собирался в ту сторону, но не на пау вау, а за своими вещами в Семиозерье к Ромке, территориально это было где-то в том же районе. Но ехать он планировал не прямо сейчас, а на следующий день, и казалось разумным остаться, чтобы поехать на машине. Предупредить Влада с женой не было никакой возможности (мобилок ни у кого не было), но я рассчитывал, что они не будут сильно волноваться – дочка же со мной.

Оказалось, что я ошибся. Влад с женой сильно нервничали и уже собирались ехать на поиски. По прибытии обратно в Каннельярви меня ждал неприятный разговор и полное презрение со стороны Одинокого Волка, в типи которого они жили: он картинно прошёл мимо меня, словно бы не замечая. Я молча поставил пакеты с подарками у их типи и пошёл искать, где остановиться на ночь. Сразу уезжать с пау вау точно не хотелось – в лагере в тот день как раз проходили танцы.

Я стоял и ошалело смотрел на всё со стороны, не понимая, как такое вообще могло получиться, что я целый год ко всему этому готовился, а праздник проходит мимо меня, и я ничего не могу с этим сделать.

Неподалёку было прекрасное лесное озеро с берегами, поросшими кустами спелой черники, мне захотелось побыстрее смыть с себя недавние неприятные впечатления, и я с удовольствием искупался, и почувствовал себя значительно лучше. Когда у меня появился компьютер, я узнал, как это называется – перезагрузка системы. Перезагрузившись, я пошёл обратно в лагерь искать себе новых приключений.

Проходя между типи, я наткнулся на маленького сына Одинокого Волка. Он издалека меня заметил и собирался мне «за всё отомстить», поэтому приближался с грозным видом. Это сразу же подняло настроение, так как выглядело забавным. «Схватка» закончилась вничью, мы обсудили ситуацию и разошлись друзьями.

Потом я пообщался с кем-то из старых знакомых, и мне представили Тима Уланова по имени Стрела. Он был похож на настоящего индейца, если кто-то из читателей ещё об этом не знает, но разговаривал мало, и мы в тот год почти не общались. Зато много общались в другие годы, и я полюбил его как родного, почти так же, как Шуру Либенштейна, только гораздо крепче. И поэтому считал в порядке вещей говорить ему всё, что я о нём на данный момент ошибочно думаю. А он почему-то иногда очень обижался. Не знаю, любит ли он меня тоже как родного, и любил ли когда-нибудь, но к делу это сейчас уже не относится. На всякий случай, здесь мы будем дальше называть его уважительно, Тимофеем Андреевичем. А не «Тимохой», как говорят некоторые легкомысленные граждане, не способные разглядеть дорогого бриллианта в навозной куче (куча никоим образом не относится к вышеупомянутому Тимофею Андреевичу, а просто как бы символизирует собою нашу жизнь).

Следующим встреченным мной персонажем был мой новосибирский знакомый Юрий Артюшкин, точнее, его тень, потому что в своей книге он датирует нашу встречу 94-м годом, а это был уже 97-й (я объясняю эту нестыковку так называемым «феноменом кротовой норы», когда между отдаленными областями пространства-времени возникает тоннель). Он неожиданно материализовался из воздуха, как улыбка Чеширского Кота. Могу предположить, что разговор наш начался ровно с того момента, когда осенью 94 года он проводил меня до двери Нонны в Новосибирске и потом таинственно исчез. Но это не более чем предположение, так оно, во всяком, случае, должно было быть, исходя из моего поверхностного понимания законов Зазеркалья.

Продолжая наш старый разговор, он сообщил мне, что делает индейские флейты и показал одну из них, предлагая опробовать её в деле. Я извлек из флейты несколько тоскливых звуков (вспоминая мелодию Карлсона «Плач малютки приведения») и понял, что она должна стать моей. Пара отверстий немного не строили, но я компенсировал это темпераментом. Впоследствии я убедился, что, как и все индейские флейты (если дуть в них с правильной стороны), она обладает магической силой. Здесь, пожалуй, следует прерваться и рассказать об этом подробнее.

Годом или двумя ранее нас с Собакой позвали в гости в Минск. Там намечалась встреча с представителем коренных народов Америки, организованная вражеской Мировой Закулисой, а именно – Фондом Сороса.

В то время мы ещё не понимали ни про какие фонды, и как они работают, а думали, что иностранные организации тратят деньги на наши развлечения просто так, от избытка чувств. Некоторые наивные граждане, кстати, до сих пор по-детски в это верят. Подробно рассказывать о нашей с Собакой поездке в Минск не будем (Закулиса нам за это не платила – только белорусам и питерцам). Поэтому скажем коротко: приезжал индеец навахо Уильям Яззи, приятный мужчина средних лет, пел индейские песни, рассказывал индейские сказки и тосты, а также играл на индейской флейте. Про флейту он рассказал, что этот артефакт, если употребить его должным образом (как минимум, научиться на нём играть), обладает любовной магией. В старину индейские юноши, желающие привлечь внимание своих возлюбленных, долгими летними ночами играли для них на флейтах. И что у самого Уильяма Яззи, в тот момент, когда он обзавёлся флейтой, магия сработала – он женился.

Конечно же, я не мог оставить эту информацию без внимания, и не раз пытался изготовить флейту самостоятельно. Одна из этих флейт даже была у меня с собой на момент встречи с Артюшкиным, но это было просто какое-то недоразумение, а не флейта. Звук у неё был очень тихий и вряд ли привлёк бы кого-либо в шумном городе. Мой Учитель Матонажин не научил меня делать флейты (хотя я видел у него в мастерской одну недоделанную заготовку), он говорил, что большинство проблем в этой жизни можно решить при помощи обыкновенной Доски-Сороковки и конечно же, как всегда, был прав. Во всяком случае, для удачной женитьбы в первую очередь нужна не флейта, а нечто совсем другое. И если вы когда-нибудь неожиданно встретите Артюшкина и он попытается убедить вас в обратном – не верьте ему. Но тогда я был введен в заблуждение индейцем навахо и хотел заполучить флейту во что бы то ни стало.

Гражданин Артюшкин сообщил, что у них в Новосибирске скоро будет индейская выставка, где всем желающим покажут чучело Блэкфута, а также полный комплект разнообразных индейских вещей, с которыми дикие туземцы бегали по пампасам, охотясь с бумерангами на буйволов, и что поэтому он не прочь поменяться: взамен флейты получить что-нибудь из моих индейских вещей. Я сразу же незамедлительно стал раздеваться и отдавать ему все свои вещи, но, когда я дошел до трусов, он меня остановил властным жестом, сказав, что трусы у гражданина Блэкфута уже есть, и все они обязательно будут представлены в экспозиции, не будет упущена ни одна из мелочей.

Чучело Бдэкфута в Новосибирском краеведческом музее им. С.П Немкова

И он как-то переживёт временные трудности и пока предпочтёт поносить свои старые трусы, затёртые до дыр (как завещал Орлиное Перо), нежели примет помощь от такого малоизвестного, ничем не примечательного индеаниста, как я.

Такой малоизвестный и ничем не примечательный индеанист, как я

В итоге я отдал гражданину Артюшкину свои полностью расшитые бисером мокасины, пояс с тяжелыми металлическими бляхами, пуленепробиваемые металлические браслеты, и ещё у меня имелись увесистые колокольчики для утяжеления ног, чтобы танцор не мог чересчур высоко отрываться в неистовом танце от земли и улетать совсем уж в облака. Не знаю, всю ли эту гору железа утащил с собой гражданин Артюшкин или половину выбросил в кусты – это уже были его, а не мои, проблемы. Ещё я отдал ему свои леггины с широкими бисерными полосами, которые мне вышивала моя боевая подруга Марго Белая Тучка. В своё время я уделил ей недостаточно внимания, и, возможно, это её обидело. Пусть, подумал я – пусть эти прекрасные леггины из толстой свиной кожи летят поближе к ней, с моим горячим приветом, в холодный Новосибирск и согреют её там своим теплом!

После удачного (но ни разу не пропорционального) обмена гражданин Артюшкин, получив с меня плату за флейту, по своему обыкновению, растворился в воздухе как Чеширский Кот, и больше я его никогда не видел, а только переписывался с ним в Интернете. И в один прекрасный день он подсказал мне удобный способ, как издать эту книгу. Правда, вслед за этим он, пользуясь своим литературным первородством, пытался телепортироваться ко мне в мозг и перехватить рычаги управления нейронными центрами, отчего вместо моей книги у меня начало получаться продолжение «его жизни среди индеанистов», но я остановил гражданина Артюшкина властным жестом (нажал, где надо, соответствующую кнопочку) и напоследок предложил заняться исправлениями в собственной книге, которую он написал, но судя по тексту, так ничего в индеанизме и не понял. Поэтому, пусть сперва потренируется на кошках.