Текст книги "40 лет среди индейцев. Пещерный лев"

Однажды, когда мы с Виталиком были на службе, я увидел, как после проповеди к батюшке подплыли две бабки и стали рассказывать, что заметили около церкви подозрительных греко-католиков. Якобы те совершили свой неправильный молебен и теперь наверняка оккупируют православный храм (задолго до того, как это стало мейнстримом). Я уловил сию тревожную весть и, будучи возмущенным возможностью такого развития событий, спросил у батюшки, не следует ли как-нибудь покарать бесноватых филистимлян и не требуется ли помощь. Но тот только возвёл брови домиком и отработанным небрежным жестом десницы отослал старушек прочь, а мне сказал, что ничего не надо, всё в руце Божией.

Однако вскоре мне предоставилась возможность сразиться с нечистой силой: видимо, одной только Божьей волей проблема не решалась, требовалось постороннее вмешательство.

Глава 10 Первый Крестовый поход

Трехзевый Цербер, хищный и громадный,

Собачьим лаем лает на народ,

Который вязнет в этой топи смрадной.

Данте Алигьери, «Божественная комедия»

Взял керогаз, Полотенце, Мочалку,

Книги, Журналы, Кресло-качалку,

Лампу, Ружье, Сапоги, Одеяло.

Взял он собаку, чтоб все охраняла.

Ровно две тысячи Нужных вещей

Стал он укладывать В лодке своей.

Эдуард Успенский, «Рыболов»

Спустя некоторое время, сосед Виталик рассказал, что в Ботаническом Саду (своеобразной растительной Кунсткамере, где всевозможные мичурины проводили свои богопротивные эксперименты по совокуплению иноземной флоры с отечественной фауной) из какой-то дыры в земле изверглась злая собака, которая облаивает и кусает прихожан. Суммируя некоторые рассказы очевидцев, можно было представить ее внешний вид: как минимум с тремя головами, включая львиную, и змеиным охвостьем. Как бы там ни было, жалобы поступили, и батюшка благословил кого-нибудь на усекновение окаянного пёсьеголовца.

Я, конечно же, немедленно воспринял это как вызов и руководство к действию, достал из-под кровати свой верный индейский лук, подаренный мне Каменным Сердцем, и проверил, в порядке ли стрелы. Ко мне примкнули два товарища из общаги – простых деревенских парня, один из которых в детстве читал книгу Сат Ока, а второй был просто его приятелем. Также я позвонил Собаке и предложил поучаствовать в этом богоугодном деле.

В назначенный день мы встретились в условленном месте, перелезли через забор Ботанического Сада и направились к церкви, ища глазами это адское исчадие. Парни принесли с собой целый арсенал холодного колющего, режущего и дробящего оружия. У них были: ножи 2 шт., топоры 2 шт., сапёрная лопатка 1 шт., нунчаки 1 шт., в дополнение к этому у меня был лук со стрелами и мой индейский нож, представляющий из себя классический бандитский кинжал с кровостоком, насаженный на кусок оленьего рога. Рог я покрыл искусной резьбой в стиле шеванезов и вышил бисером ножны.

Никаких собак подле церкви не оказалось, и мы решили побродить по окрестностям и поискать их.

Вскоре мы услышали в отдалении собачий лай – это прогуливалась по ботаническим грядкам с редкими растениями стая бродячих собак, среди которых был похожий на описанный Виталиком экземпляр. С виду это была обычная дворняга, но если внимательно к ней присмотреться, то в ее самоуверенном помахивании хвоста определенно читалась изготовившаяся к атаке Лернейская Гадина, а в пасти можно было разглядеть попеременно возникающие там силуэты изменников и предателей Иуды, Брута и Кассия, которых до нас там уже разглядел Данте и добросовестно описал их местонахождение в своей «Божественной комедии».

Поборов спазм зубовного скрежета, мы стали подкрадываться к ним, взяв оружие наизготовку, но собаки заметили нас и побежали куда-то в заросли. Мы пробовали было бежать следом за собаками, но тщетно. Тем не менее, погоню мы не прекратили и пошли по следам. Сделав большой круг, мы вышли к исходной точке, с которой начиналась погоня. Собаки мирно паслись на прежнем месте.

Мы с товарищами посовещавшись и, припомнив всевозможные охотничьи сноровки, почерпнутые из откуда попало, решили, что скорее всего собаки и во второй раз побегут по той же звериной тропе: все дикие животные так делают. Поэтому мы разработали новый план. Вместо обычного преследования мы должны были разделиться: одним предстояло стать загонщиками, а другим – стрелять из засады. Лук был только у меня, поэтому выбор стрелка был очевиден. Удобное место для засады находилось чуть впереди, за оранжереей, вблизи нашей гоночной трассы. Но для того, чтобы попасть туда, предстояло прогнать собак ещё раз по кругу, иначе стрелку нельзя было туда добраться незамеченным. Отдохнув после первого забега, мы приступили к реализации своего плана.

Загонщики погнали дичь, и я занял позицию меж двух теплиц оранжереи.

Все участники охоты тем временем удалялись, звуки погони слышались уже далеко в зарослях, парни, вооружённые своим личным оружием, совсем скрылись в лесной чаще, и на мою долю оставалось лишь наблюдать за мирно проплывающими по небу облаками, да слушать щебетание птиц… а, ну да, ещё и творить молитву за успешное предприятие, будем для порядку считать, что и это тоже. Минут через 10 я опять услышал лай: загонщики вышли на новый круг!

Я воткнул перед собой несколько стрел, проверил мой верный клинок, который в случае опасности молниеносно должен был бы пустить в дело, наложил стрелу на тетиву и стал ждать. Прошло ещё немного времени, и в промежутке между теплицами стали неторопливо пробегать собаки. Очевидно, мои загонщики совсем выбились из сил и преследовали их уже только шагом.

Я выбрал цель и выстрелил. Звонко запела тетива, и моя индейская стрела, раскрашенная ярко-красной краской с чёрными полосами (чтобы охотники, убив дичь, могли точно знать кому именно принадлежит трофей), бешено вращая лопастями оперения, пронеслась вперёд, неся смерть на острие наконечника. Промах!

Я молниеносно перезарядил лук и выпустил ещё две стрелы вслед убегающим собакам. После выстрела те побежали быстрее. Третью стрелу я выпускал уже больше для количества, без всякой надежды на попадание – и предчувствия меня не обманули, стрелы воткнулись куда-то в грядки.

Вскоре прибежали запыхавшиеся загонщики.

– Ну что, парни, ещё кружочек? – предложил им я.

Но мои товарищи не разделяли моего оптимистического настроя. Никто не хотел больше бегать, все устали. Мы отыскали стрелы в вытоптанных грядках и решили валить отсюда от греха подальше, так как на месте недавнего преследования всякий опытный следопыт мог бы без труда определить, что недавно здесь прошло стадо оленей. И самых крупных из этих оленей следует изловить и привлечь к ответственности.

Некоторые граждане, читая этот рассказ, вспомнят, как недавно я уже упоминал об охоте на собак, являвшейся частью нашей «индейской жизни». Но нет, тогда я писал про другую охоту.

В тот раз мы с Собакой и Женей стояли в своём лагере в лесах под Коростенем, и мимо нас по лесной дороге пробежала стая совсем других собак, они были покрупнее, чем в Ботаническом Саду. У нас с Собакой было тогда два лука, и мы немедленно стали натягивать тетивы, чтобы поохотиться на этих собак. У Жени же не было лука, а была только электрическая бас гитара, которую он повсюду с собой таскал, доставая при каждом удобном случае и начиная на ней что-то бренчать, – поддерживал имидж. Поэтому он не стал натягивать тетиву, а наоборот стал взывать к нашему благоразумию. Мол, а давайте подумаем, так ли нужны нам в данный момент эти собаки, используем ли мы потом мясо убитых нами животных в пищу или же совершим это убийство просто для развлечения?

– Отстань, – сказали ему мы с Собакой, – ты сперва попади в эту собаку, а потом уже будешь её жрать!

И мы схватили свои луки и скрылись меж сосен, отправившись в долгую и безрезультатную, увы, погоню.

Собаку мы потом всё-таки одну съели, но это была уже совсем другая, точнее, третья история, расскажу её в следующий раз. Не навешивать же всех собак на один рассказ?

А пока что возвратимся в опасные дебри Ботанического Сада. Наш охотничий отряд отступил с места событий и перелез через забор, и готов был смешаться с гражданским населением, но в виду отсутствия такового мы шли по улице Бастионной совсем одни. Недалеко была остановка троллейбуса №14, мы с Собакой собирались добраться на нём до метро Дружбы Народов, а потом пересесть на электричку и поехать к нему в Ирпень. По идее, мы все могли бы доехать до метро, откуда двое моих знакомых парней пересели бы на троллейбус №15 и вернулись в общагу, но они решили сэкономить и пошли пешком. Мы с Собакой отдали им всё своё оружие, не везти же его в метро? И когда троллейбус подъехал, сели в него и попрощались со своими товарищами. Но эти два балбеса, вместо того, чтобы идти дворами, пошли вдоль дороги с горделивой осанкой индейских воинов, возвращающихся после удачного рейда. Все свои аксессуары вольной охотничьей жизни они распихали за пазухи и по карманам, что заметно отразилось на их походках и очертаниях, а мой лук, убранный в чехол, пришлось нести в руках. Он-то и привлёк внимание наряда ментов, двигавшихся встречным курсом. Сперва те проверили чехол с луком, подумав, что это ружьё, и в первую минуту были разочарованы (решили, что удочка), но потом внимательнее присмотрелись к парням и поняли, что всё-таки день прошёл не зря.

Топоры, лопату и даже лук они отдали обратно, а вот стрелы, нунчаки и мой индейский нож были достаточным основанием для составления липового протокола о незаконном хранении и ношении холодного оружия. Дело заводить, конечно, не стали, а парни при помощи примчавшихся из деревни родственников откупились от ментов какой-то сельскохозяйственной продукцией: курочками, самогоном и тому подобным. Что и говорить, хороший улов ждал настоящих охотников за головами!

Неудачливые загонщики потом пробовали во всём обвинить меня, мол, я всё это придумал, а отдуваются теперь они. Но я ответил им в духе юного индейца из кинофильма «Танцующий с волками»:

– Я придумал только угнать у солдата лошадь, а падать с неё потом я не придумывал!

Герой фильма «Танцующий с Волками», который не придумывал падать с лошади

Глава 11 Туда, где зарылся Собака

Человек собаке друг,

Это знают все вокруг.

Понятно всем, как дважды два,

Нет добрее существа.

«Бобик в гостях у Барбоса»

Поздним апрельским вечером я сошёл с электрички на лесном полустанке «Спартак», находящемся на полпути от Киева к Коростеню, посреди бескрайнего лесного массива.

В семи километрах от станции меня ждал мой друг Собака. Я пообещал ненадолго отлучиться в город, где у меня были неотложные дела, и вернуться этим же вечером. Собака находился в лесу не просто так, а с определённой, не совсем понятной для непосвящённых, целью. Он собирался просидеть в небольшой палатке четыре дня без воды и пищи. Именно так делают молодые индейцы, отправляющиеся на поиск Видения.

Об этом мы читали в книжках, и так делали некоторые наши старшие товарищи, которые раньше нас стали ездить на пау вау и пробовать, насколько это возможно, подражать индейскому образу жизни. И если молодые индейские парни проходили этот ритуал, прежде чем стать воинами (а иногда и в зрелом возрасте, если того требовали обстоятельства) – значит и нам надо сделать то же самое.

Незадолго до этого мы с Собакой нашли красивую полянку на берегу лесной речушки Таль – той самой, на которой мы уже ставили лагерь, когда ходили в поход к Чернобылю. Чтобы всё было по правилам, и для оказания, в случае необходимости, экстренной помощи, неподалёку от проходящего пост должен находиться наблюдатель, чтобы каждый день навещать его, а потом помочь провести ритуал Священной Палатки Инипи. Мы читали, что это должен делать какой-нибудь старый знахарь, который заодно растолковал бы потом и смысл видения, если таковое посетит человека, отправившегося просить помощи у духов. Я, конечно, не то чтобы уже был старым знахарем и не очень-то хорошо умел толковать видения, но других вариантов у Собаки всё равно не было. Остальные сколько-нибудь знающие индеанисты жили далеко, и мы виделись с ними немногим чаще раза в год на пау вау. Конечно же, некоторые несознательные товарищи умудрялись делать попытки провести пост и во время пау вау, просидев в лесах несколько дней и пропустив весь праздник. Но Собака не хотел повторять подобных ошибок и старался сделать всё как полагается: найти место в глухом лесу подальше от цивилизации, поставить там типи и привезти камней, чтобы провести церемонию Инипи. Камни пришлось везти заранее, потому что в тамошних лесах они не водятся, а зато волки и дикие кабаны наоборот – водятся.

Я поехал в лес вместе с Собакой, мы поставили лагерь и нашли укромную полянку, где он соорудил из веток и брезента временное укрытие. Затем я уехал обратно в город, сделал свои дела там и успел на последней электричке вернуться в лес. К этому времени уже совсем стемнело, и я стоял на перроне, вглядываясь в тёмный силуэт леса, давая глазам привыкнуть к темноте. Я не особо представлял, как преодолею отрезок примерно в семь километров, когда в лесу такая темень и вокруг ни черта не видно. Погода выдалась туманной, ни звёзд, ни Луны на небе не было, а дорогу я знал только в общих чертах.

Но делать нечего – надо идти, раз обещал. Мы в то время старались вести себя подобно героям Фенимора Купера, которые раз что-то друг другу пообещают, то непременно потом должны сдержать слово. Мобильных телефонов в то время у нас не было, и надо было придерживаться первоначального плана. Как-то раз Собака должен был ждать меня в определённый, назначенный заранее день, с ещё одним товарищем на месте нашей стоянки в близлежащем лесном массиве, мы договорились об этом неделей ранее. Мой поезд до Киева опоздал, и на последнюю электричку я уже не успел. Но договор есть договор, и я прошёл около 5 км вдоль железной дороги по грунтовке, а затем ещё 8 км по шпалам и через несколько часов всё-таки пришёл к месту нашей стоянки. Там в типи меня ждали товарищи, к тому моменту они уже не надеялись меня дождаться и собирались ложиться спать. Правда, в тот раз светили звёзды и луна, и с дороги вдоль железнодорожных путей было не сбиться. А теперь предстоял какой-то совершенно новый в моей практике опыт – передвигаться по малознакомому лесу в полной темноте.

И вот я снова, выполняя данное обещание, иду ночью по грунтовой дороге. Мимо проплывают какие-то тускло освещённые деревянные постройки, которые быстро заканчиваются, и я углубляюсь в тёмный и зловещий лес. Глаза, наконец, привыкают к темноте, но видимость по-прежнему очень относительная. Ориентироваться можно только по просвету между деревьями (светлое пятно вверху, если задрать голову), а впереди и внизу не видно вообще ничего. Только, когда сходишь с грунтовки, можно почувствовать, как под ногами начинают хрустеть ветки – значит надо вернуться обратно и нащупать дорогу…

Городская привычка – представлять пространство разделённым на квадраты – в лесу служит плохую службу. Лесная дорога никогда не бывает прямой, она то и дело петляет и идёт не прямо, а чуть правее или чуть левее… Тогда как помнишь ты этот отрезок именно как прямой, а какой-нибудь поворот – как перпендикулярный…

После нескольких сходов в лес и возвращений обратно я, наконец, преодолеваю первый участок пути – слышен шум проезжающей машины: впереди шоссе. Идти вдоль него надо будет не больше ста метров, потом следует опять повернуть в лес. И если до шоссе можно было идти более-менее уверенно – всё равно упрёшься в него, то дальше дорога пойдёт только по лесу.

В ночном лесу, откровенно говоря, находиться без оружия страшновато. Всякие шорохи, топот за деревьями: может косуля, а может и кабан, кто ж ещё может ступать так громко, слоны же тут не водятся! Вот волки тут точно где-то должны быть. Мы с Собакой находили комки волчьей шерсти и следы, похожие на волчьи… В армии, когда по ночам приходилось стоять в карауле среди сопок, дикая природа вообще не воспринималась как угроза, тем более, что с собой был заряженный автомат… За неимением автомата пока что сгодится и палка.

Приближается шоссе. Сперва его становится слышно – время от времени по нему мчатся машины, и шум их кажется здесь чужим и неестественным, несмотря на то, что это хороший ориентир. Иногда небо впереди освещается светом фар – свет такой же чужой и неестественный, и после него надо опять привыкать к темноте. Вот и асфальт. Иду по обочине. Сзади появляются далёкие огни и слышится шум мотора. Не знаю почему, но инстинктивно прячусь от проезжающей машины в кустах. Вот и нужный поворот в лес. Теперь надо взять левее и наискосок, через берёзовую рощицу, там дорога разделялась, а потом опять сходилась, как будто где-то здесь была большая лужа… Ну да, конечно, вот и она, теперь идти дальше в мокром кроссовке!

Определять курс стало легче. Не потому, что глаза стали что-то видеть – вовсе нет. Просто включился какой-то совсем другой, неизвестный до этого режим поиска направления… как будто через весь путь, от пункта старта до пункта назначения, натянута длинная нить, а я нанизан на неё, как большая бусина, и ногами только едва касаюсь земли. Нить как бы проходит сквозь меня, в районе солнечного сплетения. И каждый раз, когда я сбиваюсь с дороги – я это чувствую. Голова, приученная к мышлению «по квадратам», выдаёт мне только прямолинейно перпендикулярные варианты движения, живот же сообщает совсем другое: «Тут – теплее, а туда – холодно».

Это не привычный, а иной, параллельный способ восприятия, которым я иногда пользовался в армии. Прибегнув к нему, можно было получить ответы на вопросы (например, спать ли сегодня в наряде, ждать ли проверяющего) и необычные способности – например, настроить на нужное время внутренний будильник. «Штирлиц сейчас спит, но через 15 минут он проснётся – это привычка разведчика, выработанная годами…», – знаем мы эту привычку, и за сколько она вырабатывается – не проходит и трёх месяцев! А Собака в армии так вообще научился с закрытыми глазами печатать на машинке, чтобы успеть поспать, пока печатаешь радиограммы. Как там, интересно, Собака? Дрыхнет, скорее всего. Ничего бы страшного не случилось, если бы не сейчас, а утром к нему приехал. Хотя в этой ситуации нельзя искать легких путей – индейский пост, всё-таки, испытание духа… Нет, всё так и должно быть, надо идти дальше.

Опять задумался о постороннем и в очередной раз сбился с дороги, ломлюсь куда-то через кусты. Что там показывает «компас» внутри живота? Левее? – Идём левее, ага, вот и дорога. Работает!

Справа и слева песчаные холмы, а грунтовка превратилась в песчанку, и идти стало тяжелее. Ну конечно, где-то здесь забуксовал Собакин мотоцикл, и пришлось разгружать привезённые для Инипи камни, а потом мы их перетаскивали до места в рюкзаках. Значит идти уже совсем недалеко… А всё равно, в тот раз казалось, что расстояние короче. О чём это таком интересном мы тогда разговаривали, что этот отрезок пути пролетел незаметно?…Дальше надо бы сообразить, куда сперва идти: к типи или к Собаке? Если к типи, то это дальше по дороге, пока не упрёшься в лесную речку, которую надо перейти по бревну. Если к Собаке, то пройти вдоль неё и взять левее. Кажется, вот здесь можно немного срезать…

Поворачиваю на развилке и иду опять по лесной дороге. Заблудиться уже не боюсь – конечный пункт почти рядом… Я молодец, прошёл такой путь, расскажу потом знакомым – не поверят. Хотя разве они это поймут? Ну подумаешь, семь километров. Ну лес… нет, никто ничего не поймёт!

Но что это за странное чувство в животе? И чего это я иду– иду, а поворота на полянку с Собакиным шалашиком всё нет?

И лес какой-то незнакомый?… Вернусь-ка я обратно, вот что.

Иду обратно, и через некоторое время натыкаюсь прямо на Собакину палатку, которой там, по идее, быть не должно. Как оно так получилось – ума не приложу. А хотя уже и не надо ничего никуда прикладывать – вот она, палатка.

Легонько стучу по ней и, прокашлявшись, говорю:

– Мокрая Собака, первые сутки прошли!

Заспанный Собака на четвереньках выползает из палатки.

Он одет в джинсы и шерстяной свитер, поверх которого накинут индейский капот из одеяла. Вид у него совсем какой-то не героический, он съёжился от холода и весь дрожит… В книжках молодые воины, искавшие видения, претерпевали всяческие тяготы и лишения, но представлялось это несколько по-иному.

Но то в книжках… а вот это вот всё – реальность. И мы в ней – действующие лица. Пытаюсь развести из отсыревших веток костёр, и через некоторое время мы уже греемся от него. Собака фальшиво поёт заученные накануне индейские песни, полагающиеся петь во время поиска видения. Слов он, конечно, не понимает, просто вызубрил, но даже этот момент не кажется чем-то неестественным. Раскуриваем Собакину трубку священным образом, выпустив по затяжке дыма поочерёдно всем Шести Направлениям – Западу, Северу, Востоку, Югу, Отцу Небу и Матери Земле. Небо отвечает нам отдалённым гулом реактивного самолёта, пролетающего где-то над облаками… Это нормально, это часть нашей жизни. Он там летит где-то вверху, а мы тут внизу сидим и курим Трубку. Все на своих местах, и все при делах. Мы заняты сейчас своим собственным, странным для непосвящённых, делом и чувствуем, что идёт оно у нас правильно…

Вот вроде бы и всё, пора расходиться. Собака, отогревшись у костерка, заползает назад в свою палатку, а я иду к реке, перехожу на другой берег по брёвнышку и нахожу на полянке наш типи с потухшим очагом внутри. Пускай Собака там постится сколько хочет, это его личное дело, а мне не помешало бы сейчас что-нибудь поесть.

Как прошёл Собакин пост я рассказывать не буду – он меня об этом не просил, да и передавать чужой мистический опыт – дело сомнительное во всех отношениях. Я же в этом походе получил совсем другой опыт. Помимо интуитивного ориентирования в пространстве, если его так можно назвать, очень интересно было оказаться в пустом типи в обществе одного только костра. С которым, как оказалось, можно было часами вести что-то вроде диалога, подкладывая в него дрова, регулируя интенсивность их горения переворачиванием в разные стороны, и всматриваясь в причудливые очертания и силуэты, возникающие на углях. Стоит что-то сделать неправильно, и костёр тут же даёт об этом знать при помощи клубов едкого дыма, а когда дыма нет и тяга хорошая – значит, всё в порядке, жизнь налажена правильно, главное вовремя пополнять запасы топлива.