Текст книги "Старый дом"

45

– Что? – не понял Прохоров.

И даже головой потряс, словно пытаясь отогнать что-то.

– У нас с Маринкой, – ничуть не смутившись от такой реакции, начал объяснять «зять», – появилась некая идея, которой мы хотели поделиться с тобой. И обсудить, естественно… Я собственно за этим и приехал…

– Ну, говори… – Слава медленно опустился на стул.

– Как ты относишься к тому, – Володя прошелся по комнате, постоял перед «уродцем», покачиваясь с носка на пятку, видно было, что говорить ему трудно – чтобы вообще остаться в том времени?

Прохоров, если честно, уже ожидал чего-то подобного.

И в такой ситуации все его покупки действительно не нужны. Вот так: сбылась мечта, только никому не нужна…

– По-разному отношусь…

– Смотри, – «зять» такой реакции обрадовался, боялся, что ли, что его примут за идиота и выставят за дверь, – есть тут, конечно, свои плюсы и минусы, но плюсов больше…

– Как ты собираешься решить проблему войны и революции? – спросил Слава, потому что его самого эта проблема интересовала, как мы помним.

– А уехать из России… – победно сказал «зять». – Вообще уехать из Европы, в Америку или в какую-нибудь Новую Зеландию…

– А документы?

– Я уже все нашел… – Володя был каким-то важным человеком по поиску в Сети, даже награды выигрывал. – Старые документы сегодня любые продаются в магазинах за три копейки тонна. Нужно только правильно подобрать то, что нужно, как, например, вот это…

И он протянул нашему герою сложенную бумажку.

Слава хмуро развернул ее и прочитал: «Паспорт».

Фамилия значилась – Горностаев, а имя Владимир Николаевич.

– А Маринка? А дети?

– Там все написано, читай внимательно.

Действительно, дальше значилось «Господин Горностаев следует с женой Ириной и двумя детьми – Анной – семи лет и Андреем – пяти.

– Я не спрашиваю, годятся эти документы для поездки, уверен, что годятся, и ты все проверил. Но понимаю, что найти вот это, – Слава потряс «заграничным» паспортом, – за день нельзя, если только не чудо какое-то… Совпадают три имени…

– Ну, – опять не смутился Володя, – некоторая помощь фотошопа присутствует… Однако они при всем желании не могут отличить свое от нашего – техники еще такой не существует…

– Тогда почему не четыре?

– Марина – редкое имя в то время, а так по звуку – очень похоже…

– А деньги?

– Я насобирал примерно четыреста тысяч – это большие для того времени капиталы, кроме того, можно еще купить облигации и акции. Стоят они у нас опять же три копейки, но мы-то знаем сегодня, какие компании будут успешными, а какие прогорят. И когда продавать и что покупать знаем…

У Володи на все был готов ответ.

И правильный, умный, удачный ответ…

Казалось бы, это должно было радовать Прохорова, но почему-то наоборот – безумно раздражало…

– А как здесь? – додумался он до нового вопроса. – Как здесь будет воспринято ваше исчезновение?

– Это зависит… – спокойно сказал «зять», видно было, что и этот ответ он продумал. – Зависит, прежде всего, от того, ты с нами или остаешься?

Вот оказывается, отчего злился Прохоров.

Он понимал, что рано или поздно этот вопрос прозвучит, но вот как ответить на него – не знал, что и сказать…

Потому что все зависело от Надежды.

Если они вместе – одна история.

Если порознь – совсем другая…

– Я понимаю, – тихо сказал «зять», – что не все в этом ответе от тебя зависит, поэтому и спешил, чтобы у тебя было время подумать и задать нужному человеку нужные вопросы…

Вот сволочь – ощущение накатило какого-то злого, но восторга.

Надо же было такие мозги иметь…

– Если я с вами… – наш герой решил перенаправить разговор в другую сторону. – Что тогда?

– То тогда вообще никаких проблем… – ответил Володя. – Мы все исчезли, какое кому дело до нас? Поищут менты немного и спишут в висяки. Кто-нибудь в Сети напишет, что вот пропал известный антикварный дилер с семьей, скорее всего, похищен бандитами, но нас-то это там как волнует?

– А если останусь?

– Тут все сложнее… – без всякой досады сказал «зять». – Соседи наши знают, что мы на днях уезжаем в Бразилию, так почему-то Маринка им сказала. А это, – Володя полез в небольшой портфель и достал оттуда бумагу казенного вида, – генеральная доверенность на продажу всего нашего имущества, выписанная на тебя. Квартира, машина, дача от родителей осталась, далековато от престижных мест, но все равно чего-то стоит.

– А власти? Как они отнесутся к исчезновению целой семьи? Меня не будут дергать?

– Из квартиры мы выписаны в связи с отъездом на ПМЖ. Стоило это триста баксов, но с этой стороны по документам все более-менее законно. Из некоторых мест, где мы числились, я дистанционно нас потер в их компах. Но самое главное – нет запроса, нет дела. Если ты не беспокоишься, если соседи не пишут заявлений, если коллеги мои и Маринкины – не шевелятся (а они все предупреждены, что мы уезжаем), то с чего ментам или другим властям дергаться?

Слава чувствовал странную смесь – в нем жили восторг, ужас и раздражение одновременно.

Этот очкарик все предусмотрел.

– Кстати, если остаешься, – Володя поправил очки, – то материального урона от того, что мы там, в Москве Надежды Михайловны ничего не покупаем, ты не понесешь. Потому что кроме квартиры и так далее тебе достается вся моя библиотека. А там ты знаешь, кроме Ивана Жилькена есть и многое дорогое и ценное…

И это он просчитал…

Как только будет жить теперь без своих любимых книжечек, бедолага…

– Что Маринка? – спросил Прохоров.

– За тебя переживает…

Это означало, что дочь с планом целиком и полностью согласна.

– А дети?

– А для них это приключение… Ждут не дождутся, когда с места стронемся…

– И когда планируете?

– Да в принципе хоть завтра, у нас все готово…

И тут на Надиной стороне послышался звук ключа в замке и открылась, а затем закрылась дверь.

46

Володя тут же встал:

– Вам о многом надо поговорить, мешать не хочу… Кроме того – без помощи Надежды Михайловны у нас вообще ничего не получится…

И направился к двери.

Но с той, Надиной стороны, раздался условный (они договорились, что стучать друг другу, если возникнет такая потребность, будут – три с большими паузами, три с маленькими) стук.

Прохоров отодвинул шкаф и вошла Надя.

– Здравствуйте… – поздоровалась она со всеми.

Прошла к столу, устало села.

– До свидания… – сказал «зять» уже с порога.

– Подождите…

Она повернулась к Володе, который так и застрял на выходе, неудобно было уйти, когда тебя тормозят:

– Хорошо, что вы здесь… – она порылась в сумочке и достала «Вечерний альбом». – Как я понимаю, это для вас… Поразительная она женщина и поэтесса отличная, хотя вначале мне так не показалось…

«Зять» открыл титул.

Слава заглянул ему через плечо.

На первой странице толстой, почти квадратной книги характерным круглым почерком было выведено: «Надежде Мандельштам от Марины Цветаевой» и дата – 2 июля 1913 года.

– Спасибо… – растроганно сказал Володя.

Но тут же, похоже, вспомнив только что состоявшийся разговор, шагнул к столу и с видимым сожалением положил книжку на стол.

И пошел к двери, ссутулившись…

А Слава понял, насколько тяжелым было для «зятя» только что изложенное решение. И оценил его по-мужски: он бы, наверное, тоже пожертвовал любимым делом для любимой женщины и детей.

Но «зять», не дойдя буквально двух шагов до порога, вдруг вернулся к столу, взял книгу.

– Пусть хоть пару дней у меня побудет… – сказал он Прохорову.

И на этот раз, попрощавшись, ушел.

– Что тут происходит? – спросила Надежда.

Вид у нее был настолько усталый, что наш герой, прежде, чем ответить, прошел к столу и поставил чайник. Кроме того, что надо было напоить измученную женщину чаем, ему еще требовалось время, чтобы сообразить, как разговаривать на такую непростую тему.

– Володя с Мариной, – начал он, доставая из холодильника продукты, – придумали одну вещь, которую нам с вами необходимо обсудить…

Прохоров вдруг подумал, что очень давно вот так не кормил женщину.

Правда с Варварой он расстался сравнительно недавно – то ли три года прошло, то ли уже три с половиной, вспоминать не хотелось, и иногда он тоже что-то для нее доставал из холодильника. Но это было совсем по-другому – кормить ту злобную ведьму, в которую превратилась его бывшая жена в последние годы их совместной жизни (а может, и не превратилась, а была с самого начала, просто Слава не замечал)…

Или кормить Надежду…

– Так что за идея?

– Они хотят остаться в вашем времени… – он поставил перед ней тарелку с салатом, который привез «зять», чай, хлеб. – Навсегда остаться…

Она застыла на месте, потом медленно положила вилку, которую только что взяла в руку.

– Но это же невозможно… – только и сказала.

– Почему?

Прохорову хотелось послушать критику самого надежного эксперта.

– Потому что, – она все-таки взяла вилку и начала есть, забирая с тарелки совсем по чуть-чуть, чтобы еда не мешала разговаривать, – потому что я вам говорила: вы другие, вас сразу заметно…

– Поэтому они хотят не жить здесь в России, а уехать куда-нибудь в Америку или в Новую Зеландию. – Он в точности повторил слова «зятя». – Таким образом, убивается сразу два зайца – их минует война и революция, а то, что они выделяются на фоне остальных – вполне понятно и не опасно. Они и должны выделяться, раз прибыли из России…

– Пожалуй, да… – согласилась Надежда. – Но ведь для поездки и житья даже в Новой Зеландии нужны документы, а где их взять?

– Образцы он просто купил, – честно, хотя и после короткого раздумья, ответил наш герой, – и на старой бумаге сделал такие, что не отличишь от настоящих… Я вот всю жизнь имел дело с бумагой, но разницы не почувствовал… Надо, конечно, вам их показать, может, мы чего и пропустили…

Прохоров сказал и вдруг понял, что впервые заговорил об этой «эмиграции», во множественном числе, включая в это «мы» и себя.

Интересно, заметила это Надежда?

– А на что они будут жить? – между тем спросила она. – Все ваши знания по поводу редких русских книг в Новой Зеландии никому, как я понимаю, не нужны… Володя, по моему представлению, только этим и занимается, а дочь ваша что умеет делать?

– «Зять» насобирал немало денег… – ответил Прохоров, дивясь тому, что ее вопросы точно соответствовали его. – Кроме того, купил какие-то акции и облигации, которые будут в цене…

– Вы все предусмотрели… – восхитилась Надежда.

– Вообще-то, не мы, а Володя… – возразил Слава, – мне повезло, у меня очень умный и толковый «зять»…

Она посмотрела на него, видно было, что они подходят к главному вопросу.

И кстати, тоже ровно на том же месте, нет, скорее в той же последовательности, что и он в разговоре с Володей.

– А вы как к этому относитесь? – деликатно нашла она удобную формулировку чтобы не спрашивать в лоб.

– Для себя они правы… – Прохоров встал, прошелся по комнате. – Ничего хорошего им жизнь в нынешней России не сулит. А так у них самих и, главное, детей есть перспектива…

– Я не совсем об этом спросила… – вынужденно уточнила она.

– И это понимаю… – он остановился, повернулся к ней. – Но тут… – он поискал слова, наконец, нашел, – тут все зависит от вас…

– Как я понимаю, – она тоже встала, – вы делаете мне предложение?

– Да… – только и смог выдохнуть Слава.

И замер, ожидая ответа.

– Предположим, – очень жестко сказала она, – что я принимаю ваше предложение…

– Предположим или принимаете? – прервал ее Прохоров.

– Принимаю… – все так же жестко ответила Надежда, – но как и где, вы предполагаете, мы будем жить?

– Здесь… – робко сказал он.

Все пело в душе его от того, что она сказала «да».

Все напряглось в душе его – отчего она такая сердитая?

– Ну, в смысле в вашем времени, – продолжил он, – только не в России. Мы можем поехать с ребятами, а можем найти какое-то свое место под солнцем. Поделим деньги, которые добыл Володя. Как вы относитесь к Канаде?

– Ничего о ней не знаю… – все так же жестко ответила Надежда. – Но ваш план не годится…

– Почему? – в отчаянии почти закричал он.

– Потому что вы не сможете выйти из моего дома… – печально сказала она. – На улице полно полиции… И все ищут вас, потому что тот человек, который нас преследовал – был лучший сыщик Москвы и он только что вернулся из Парижа, где проходил специальную подготовку.

Слава замер, ожидая продолжения. И оно последовало.

– И вы его случайно убили…

47

Большую часть ночи Прохоров не спал.

Крутился, вертелся с боку на бок, иногда задремывал, но тут же просыпался…

В последние годы мало спать вошло в привычку, возраст, наверное, но тут было другое…

Каждый раз, когда он закрывал глаза и ему казалось – сон приходит, Слава видел лицо «итальянца». Причем не как положено в кино и в литературе – лицо в тот момент, когда сверток (а что в нем было?) обрушивался на голову врага.

Почему-то он видел, как тот с брезгливой физиономией гонит мужика-мороженщика.

Может быть, подсознание подсовывало Прохорову эту картинку, как некий негатив, некое оправдание тому, что произошло?

Кто знает?

А может, просто память не запечатлела момент удара (чем же я его?) и сохранила только первое впечатление…

Да и темно было, Слава лица не видел, это точно…

Он взял себя в руки, встал, включил свет, нашел помойное ведро и рылся в нем некоторое время, пока не нашел бумаги, в которые были завернуты их с Надей никому не нужные теперь покупки.

На самом большом листе, на том, в который был упакован кирпич, была видна на сгибе узкая красная полоска.

Прохорова передернуло – вот, значит, чем, все по марксизму-ленинизму – булыжник – орудие пролетариата.

Он скомкал бумагу, сунул ее в ведро, хотел выставить помойку за дверь, но передумал – мало ли кому и что покажется интересным. Вынести ведро он сможет только завтра, но и там роются бомжи, будет уже другая классика – как в американских детективах – случайно некто (мусорщик, ребенок, собака) находит труп и начинается расследование.

Прохоров головой отлично понимал, что мертвое тело и узенькая плоска крови – не одно и то же, но держать ЭТО в доме он больше не мог. Поэтому опять достал бумагу, вырвал тот кусок, с красным, тщательно, однако стараясь не задевать пальцами полоску, изорвал его в мелкие клочки и спустил все в унитаз.

А сам кирпич завернул в какую-то тряпку, потом в бумагу и сунул в угол за туалетом…

Выбросить Фабера, хоть он и оказался орудием убийства, рука не поднялась…

Но выбросил бумагу, спрятал кирпич и, как ни странно, стало легче…

За стеной послышался вздох и скрипнула Надина кровать.

Не спит?

Слава был нормальным мужиком и всю жизнь считал, что лучшее утешение в горе, в ужасе, в несчастье – это любимая женщина. А если еще и ночь провести с ней – так вообще – лекарство, каких нет.

Но тут он понимал, что ничего не могло быть, просто потому, что не могло.

Надя вчера, перед уходом, спросила сама:

– Я могу остаться, – сказала, потом, видимо, поняв, насколько двусмысленно прозвучала фраза, добавила: – Посидеть с вами…

– Мне лучше побыть одному… – честно сказал Прохоров, понимая, что может быть, сейчас рвет или надрывает какую-то невидимую нить, их связывающую. – Самому все передумать и пережить…

– Понимаю… – сказала Надя таким тоном, что он почувствовал – понимает.

И вышла.

А он остался один… И к лучшему, наверное…

Слава встал, выключил свет, попробовал еще поспать, но и в этот раз сон длился недолго – его разбудили колокола…

За окнами была серая предрассветная муть…

Может, в храм сходить?

Время уже полвосьмого, вот-вот начнется литургия.

К причастию, конечно, не допустят, но хоть исповедуюсь…

Может, легче станет?

Встал, оделся, решил идти не в Христа Спасителя, там народу всегда миллион, а в Илью Обыденного – там поспокойней.

Но пока шел – начал маяться…

Как он может рассказать об… «итальянце»? Ведь если священник – нормальный человек, он просто обязан послать его с признанием к ментам. Потому что одно дело – Божье прощение, совсем другое, как мы с людьми живем…

Просто обязан отправить его в отделение…

И как ему объяснить, что все произошло сто лет назад?

Как объяснить ментам, если он послушает священника (а как можно не послушать священника на исповеди?), что труп давно сгнил и найти его не представляется возможным?

Есть три варианта поведения властей в такой ситуации – в лучшем случае (если, конечно, он все честно расскажет, как было) его просто выгонят за дверь, как сумасшедшего.

Или отправят в психушку…

Или, решив, что он сумасшедший, но обеспеченный сумасшедший, просто начнут шантажировать и качать деньги…

Какой лучше?

Однако идти все-таки надо, тут выбора нет.

Слава перекрестился троекратно, пропустил двух прихожанок, на что они удивленно посмотрели на него, и вошел в храм…

Вошел, почему-то повернул сразу налево, прошел немного глубже и очутился перед иконой «Нечаянная радость».

Прохоров был не большой знаток икон и совсем не истовый прихожанин. И в храме этом он никогда не был, только мимо проходил и проезжал и видел, что несметных толп здесь почти не бывает. И про икону эту он ничего не знал, только смутно помнил, что как-то она связана с раскаявшимся разбойником.

Но почему-то подошел прямо к ней, помолился, чтобы Господь послал ему прощение. И пошел дальше по храму, расставить свечи – у кануна, у праздника, всем святым, всем святым этого храма, Богородице (эту он уже поставил у «Нечаянной радости»). И пятую – Господу…

Но когда хотел поставить Христу, вдруг увидел, что на амвоне стоит седенький священник и манит его рукой.

– Ты, кажется, хотел исповедоваться? – спросил он тихо и повернулся к Прохорову боком, наверное, чтобы лучше слышать…

– Хотел, батюшка… – честно признался Слава. И вдруг совсем тихо добавил: – Грехов много, но сегодня пришел за одним: я нечаянно убил человека…

Священник медленно повернулся, посмотрел на Прохорова, потом закрыл глаза и помолчал.

Затем опять открыл, поднял епитрахиль и жестом позвал нашего героя наклониться, положил парчовую ленту поверх головы и, пробормотав какую-то молитву так, что Слава ее не услышал, тихо продолжил:

– … Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо… Звать тебя как?

– Вячеслав…

– Вячеслава, – продолжил батюшка, – и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа, аминь… Все, иди и не греши больше… Причащаться нельзя полгода…

Прохоров отстоял службу до конца, но старого священника больше не видел. Он поцеловал крест, вышел из Храма, его пошатывало, и Слава, хотя на душе стало легче (нет, ничего не умерло, но как-то уснуло, что ли), решительно двинулся домой.

Он чувствовал себя ужасно усталым, но вновь приобрел возможность думать. Новая ситуация резко меняла их планы, и нужно было все прикинуть, посоветоваться с Надей и своими.

Однако пришлось это дело отложить, потому что, когда Слава открыл дверь, его взору представились новые коробки с книгами Гороха, конечно, опять не там, где он просил. А также отсутствие старых, что было в порядке вещей…

А вот что еще изменилось дома, он не сразу заметил и понял…

48

Пришлось еще раз внимательно оглядеться и на этот раз до него дошло: на столе не было ни одной книги из тех, которые они купили с Надей.

Тут могло быть только два объяснения:

Или петля времени (вероятно, это явление имеет какое-то более правильное название, но позвольте герою и автору называть произошедшее именно так) непонятным образом затянулась, захлопнулась, и произошло нечто, обратное тому, что случилось в знаменитом рассказе Брэдбери про бабочку. Там ненароком раздавленное в прошлом насекомое привело к необратимым последствиям в наши дни, а здесь, возможно, чтобы ничего в наши дни не менялось из-за перемен в прошлом, природа сама изъяла те предметы, которые могли на что-то глобально повлиять, и вернула их обратно в свое родное время.

Подобная идея, кажется, была у Стругацких…

Или все проще – книги спер Вадик…

Проверить это было сравнительно легко: если природа начала войну за сохранение статус-кво, то и дыры в стене нет, она была обязана затянуться.

Последнее предположение показалось Прохорову каким-то горьким чудом, потому что, если прохода в 1913 год нет, то…

Тут он так и не смог себе сказать, что именно «то», просто будет все очень плохо, хуже некуда…

Ну, как он без Нади?

И Маринка со своими уже все приготовили и решили…

И поскольку страшное все-таки не только манит, но и пугает, Слава, прежде чем отодвинуть «уродца» (а за ним была полнейшая тишина, что и должно было быть, если дверца захлопнулась), сделал сначала пару шагов в сторону туалета…

И тут автор уже во второй раз должен воскликнуть вместе с героем: «Слава мочевому пузырю…»

Потому что простое человеческое желание привело к тому, что глубинные философские вопросы решились быстро и элементарно – за туалетом, там, куда он его положил, лежал завернутый кирпич.

А значит, ничего не захлопывалось, ничего природа отсюда, из нашего времени не изымала, все он себе сочинил…

А Надя просто ушла по своим делам и скоро вернется.

Слава, конечно, забыв про свое простое человеческое желание, тут же проверил – на месте Фабер или сверток пуст?

А может, там вообще завернуто что-то другое?

Но упакованным оказался именно кирпич…

Ура…

Желание вернулось, наш герой его исполнил и направился к стене, чтобы постучать, отодвинуть, а может, и повидаться…

Но в это время в кармане завибрировал телефон, звонок которого Прохоров отключил еще на ступеньках храма.

Он все же постучал условным стуком, никто ему не ответил, а он тем временем рассматривал монитор.

Звонила Маринка, а на экране значилось еще пять не отвеченных звонков: два от дочери, два от Володи и один с надписью «Номер не определен».

Слава вернулся к столу и, наконец, нажал на кнопку «Ответ».

– С тобой что-то случилось? – не поздоровавшись, спросила Маринка. – Мы уже собрались ехать к тебе…

– И да, и нет… – ответил Прохоров, поглядывая на стену, – надо бы повидаться… Есть что обсудить…

– Нам обоим приехать?

– Необязательно…

Ему в этой ситуации важны были не Маринкина эмоциональность и любовь, а Володины мозги и умение считать на пять шагов вперед.

– Как получится, – добавил Слава, – но «зять» нужен… Пожара нет, однако все-таки чем быстрее, тем лучше…

– Он сможет приехать через пару часов – нормально?

– Вполне…

– Мы хотели все отменить и мчаться к тебе, – начала оправдываться дочь, – но раз пожара нет, кое-что он должен доделать…

– Я же сказал – нормально…

Прохоров дал отбой, и начал готовить себе завтрак, попутно размышляя, что может означать такое хамское поведение Вадика.

Надо было звонить самому придурку или даже Гороху, выяснять, что произошло, потому что, хотя в новых обстоятельствах книги эти, похоже, ему, Прохорову, не нужны, но не оставлять же ситуацию без ответа и борьбы. Тем более, что была она (ситуация) совершенно непонятна…

Все-таки в том мире, где Горох или кто-то вроде него был царем, а такие как Вадик – пехотой или лейтенантами, соблюдались неукоснительно некоторые правила.

Во-первых, там уважали профессионалов, а во-вторых, там не кидали своих. То есть могли развести, «выкатать», обмануть… Но чтобы вот так, когда всем ясно, кто это сделал, швырнуть своего?

А до тех пор, пока Прохоров работал на Гороха, он был свой, не в полной мере, конечно, но свой.

Слава вспомнил, как легендарный Берема когда-то швырнул одного книжника. Позвонил, сказал, что есть заказ на дорогие издания, попросил привезти их к назначенному ресторану. А пока сидели, обедали и ждали «клиента», машину книжника вскрыли и книжки потырили.

Всем было ясно – чья это работа, но во-первых, доказать ничего нельзя, а во-вторых…

А во-вторых, они перед этим вдвоем заработали немалые деньги на Береминых реальных клиентах, но в момент, когда происходил кидняк, вместе они не работали, книжник был – не свой, так что все правила – соблюдены.

Понятно, что такой союз мог понадобиться в будущем, но Берема никогда дальше чем на день вперед не заглядывал.

А здесь, с Вадиком, что-то было не так…

Просто взять и украсть кучу дорогих книжек у человека, который работает на его хозяина?

Есть два варианта, объясняющих такое поведение.

Или придурок-«бычара» решил, что Слава просто забыл упаковать книги и они принадлежат Гороху. Что вряд ли, потому что такого не случалось никогда раньше, Слава в этом смысле был аккуратист, и Вадик это знал…

Или он позвонил боссу и тот велел привезти книжечки ему.

Зачем?

Скорее всего, звонок с неопределяемого номера – это был Горох.

Что ему надо?

Он хочет книги себе?

Все?

Отнять?

Купить?

Но додумать до конца эти мысли Прохорову не удалось.

Потому что зазвонил телефон, на мониторе появилась надпись «Номер не определяется», а когда Слава судорожно допивая кофе, нажал на кнопку «Ответ», в трубке действительно зазвучал голос Гороха:

– И откуда у нас такие хорошие книжечки?