Текст книги "Старый дом"

69

Возможно, насчет «дрогнул», это ему показалось, но что-то точно произошло. Какое-то движение было…

Прохоров подхватился и ломанулся домой. Комп бил по спине, коробка с деньгами – по ногам…

На ходу Слава отметил машину Вадика, которая стояла метрах в двухстах от подъезда…

На ходу отметил, что день уже клонится к вечеру, а они и не заметили, что прошло столько времени…

На ходу отметил, что, несмотря на тяжеленную коробку и комп на плече, бежит он легко и почти не задыхается…

Так, только малость сердце заходится… Но это не страшно, при физических нагрузках оно всегда заходится, а бег с такими отягощениями – чем не физические нагрузки…

На ходу отметил, что несмотря на то, что он весь там, в доме, у заветного проема, мозгов хватает что-то отмечать на ходу…

Вот, наконец, и дверь в подъезд, еще бы ключом попасть в эту проклятую, узкую, ненаходимую скважину…

Он, наконец, попал, открыл и вошел.

Не остановился на пороге, как положено в мелодрамах и в плохом голливудском кино, а сделал шаг внутрь…

Глядя прямо перед собой и никак не веря в то, что видит…

И несмотря ни на что, у нашего героя даже хватило сознания, чтобы ногой захлопнуть дверь…

Но что же его так изумило?

Заветная стена, в которой пять минут назад был проем, за которой жила и ждала его жизнь и любовь…

… стояла непоколебимо, целая и невредимая, как будто ни дыры, ни взрыва никогда не было…

Целая…

«Уродец» валялся на полу, книги, которые раньше располагались на его полках, рассыпаны вокруг.

Невредимая…

Никаких признаков тела Вадика было не видно, как будто и не лежал тут этот боров пять минут назад…

А стена стояла…

Вообще никаких признаков взрыва – ни густой пыли в воздухе, ни обломков камня или штукатурки на полу, ни следов от огня, температура же должна быть высокой и что-то могло загореться – не было видно…

А стена стояла…

Целая и невредимая…

Наверное, впервые в мировой истории взрыв, чтоб ему пусто было, вообще ничего не разрушил, а только построил, даже скорее воздвиг…

Будьте вы все прокляты…

Прохоров уронил коробку на пол и, забыв про компьютер на плече, рванулся вперед.

Как он осматривал каждый сантиметр стены, ища признаков хотя бы щели, в которую можно было бы сунуть нож, затем, расшатав – палку, потом, опять расшатав, расширив дыру – пролезть самому…

Как он обстукивал каждый квадратик этой проклятой перегородки, надеясь на ответный звук с той стороны… Но это уже был другой звук – не штукатурка, а бетон или кирпич…

Как он скинул, наконец, на пол надоевший комп, и только остатки сознания не дали ему растоптать глупую, но ни в чем неповинную машину…

Как он бился в стену плечом и толкал руками, стараясь сокрушить, смять, сломать преграду…

Но все было напрасно – стена стояла…

Целая и непоколебимая…

И он уже, все еще ощупывая и рассматривая, толкаясь и стуча, рыдая и рыча, понимал, что даже если победит и сокрушит, то просто вывалится в проход между домами в своей современной Москве.

Наш герой бессильно опустился на пол, хотел зарыдать, но тут вдруг услышал голос:

 
– Мы с товарищем вдвоем
– Работаем на дизеле.
– Он придурок, я дурак
– И дизель у нас спиздили…
 

И понадобилось Прохорову несколько секунд, чтобы понять, что это он говорит, что это его собственный голос…

Вот и кончилась великая Славина любовь, вот и бросил он прекрасную любимую женщину одну в жестоком мире, да еще не исключено, что и тушка Вадика на той стороне оказалась…

А это значит, что полицейские, которые сейчас набегут на взрыв, найдут у нее в доме труп мужчины с непонятными приспособлениями, что делает этот труп еще более подозрительным…

А это значит, что ей не отвертеться…

А это значит, что именно он, Прохоров, вместо того, чтобы спасти и облегчить, сделал Надину жизнь еще страшней и безысходней…

Потому что Вадик пришел сюда к нему…

Потому что если бы не она, он, Слава, был бы уже трупом, а она его спасла…

А он ее подставил…

И ничего нельзя сделать…

«А может, всего этого и не было? – с тоскливой надеждой подумал он. – Может, мне все приснилось?»

Думать так, хотя это означало жуткое одиночество, было все-таки легче, чем чувствовать себя предателем и подлецом.

Но нет, «уродец» валялся возле ног, а откуда ему было тут взяться, если ничего не было?

Коробка лежала на полу, от удара она раскрылась и пачки долларов высыпались из нее и лежали, словно языки лавы из проснувшегося вулкана. Откуда они, если ничего не было?

Да в углу валялся знаменитый кирпич работы Фаберже. Слава со своего места видел только край упаковки, но отлично знал, что там внутри. Не сам же он сделал этот кирпич?

Зазвонил телефон…

«Кто это?» – как-то вяло подумал Прохоров, но доставать мобилу из кармана не стал.

После отъезда дочери и Володи с внуками, мобильник звонил только пару раз – Упырь что-то уточнял, да Александр докладывал о деньгах. Но если это он насчет Славиной квартиры, то пусть подождет, спешить теперь уже некуда…

А вот подумать стоит…

Прекратить истерику и крепко подумать…

70

Что-то произошло в этом треклятом доме при взрыве, опять нарушились какие-то законы физики…

Или, наоборот, восстановились…

Потому что не может взрыв что-то создать, только сломать, раскрошить, развалить. Даже направленный, который просто укладывает разрушенную материю в нужном порядке или направлении…

А здесь все не так…

Разваливалась штукатурка, а воздвигся бетон или кирпич…

Из одной субстанции появилась другая…

В чем-то схожая, но все-таки другая…

В такое мог верить алхимик…

Или академик Лысенко…

Но мы же современные люди…

Ни в какое превращение материи не верим…

Нет, наверное, в каком-нибудь коллайдере, будь он неладен, такое возможно. Какой-нибудь бозон превращается в какой-нибудь мезон, истратив энергию, которой бы хватило всей Африке на десять лет, и все ученые всего мира веселятся, что одна миллиардная грамма какого-то вещества успешно превратилась в другую миллиардную грамма…

С такой энергией, в сооружении, которое стоит, наверное, дороже сочинской олимпиады, миллиардная грамма, к общей радости всех ученых…

Но не в старом же доме в арбатских переулках, от одной шашки динамита, целая стена…

Рассуждая так, наш герой, видимо впопыхах, забывал, что вообще-то нигде в мире штукатурная перегородка не отделяет одно столетие от другого, но предлагаю простить ему это.

И вернуться к его размышлениям…

Дыра во времени, которая приходилась точно на перегородку между Славиной и Надиной квартирами, похоже, захлопнулась, зашилась, непонятно, как правильно сказать…

Как понимал теперь («раньше надо было думать, старый козел…» – сказал он сам себе) Прохоров, перегородка не взорвалась, ее тут вообще не должно было быть – как может наружная стена дома даже в девятнадцатом веке быть только из штукатурки и дранки? Население такого здания вымерзло бы в первую же зиму, так что такого быть не могло по условию…

А раз не могло быть, то и не было…

Был некий пространственно-временной казус, какое-то странное поле между домами, расположенными в двух разных временах.

Он посмотрел вдоль стены и вдруг заметил то, что не увидел раньше.

Знаменитый кирпич работы Фаберже, видимо, от удара (удар-то все-таки был), прорвал упаковку и развалился на части. Подбросило, видимо, его и он разбился об пол. Кроме серебряной фурнитуры (надо бы отдать эти останки Матвеичу, он их восстановит) валялись на полу клочки пакета, крупные и мелкие обломки, а также песок и пыль. А не заметил этого Прохоров сразу, потому что от дверей этот угол заслонял стул, а потом наш герой и на пол не смотрел, только на стену…

Но не это было главным в том, что он увидел – обломки и обломки, песок и песок…

Главное было в другом: весь песок, обломки, клочки пакета и кирпичная крошка вдруг резко обрывались, и полоса этого обрыва проходила вдоль новой старой стены. Как бритвой обрезало: тут мусор, а тут чистый пол…

Но если так, если пыль и мусор вдоль стены исчезли, то исчезла, скорее всего, и сама стена, разве нет?

Не взорвалась и рассыпалась, а исчезла…

А может, и взорвалась и рассыпалась, а потом все равно исчезла – какая, в сущности, разница?

Исчезла вместе со своим мусором…

А обломки от Фабера остались…

Точнее, часть их…

Просто мусор, если он был, от взорвавшейся стены лежал близко к ней, в одном с ней поле, а кирпич – чуть поодаль, только часть пыли и обломков его попали рядом со стеной и исчезли…

И получается, не взорвалась эта перегородка, а просто исчезла во времени и пространстве, аннигилировала, скорее всего…

А то, что и должно было здесь быть – вернулось на свои места, вернулось туда, где и находилось бы, если бы не пространственно-временной казус…

В частности вернулась на место и нормальная каменная стена…

Так это совсем другое дело…

Потому что, наверное, даже почти точно, и у Нади – так…

Почему, если у него – так, то у нее – по-другому?

Но это значит, что и все, что находилось в этом странном и неправильном поле, скорей всего, аннигилировало тоже…

А это значит, что Вадик, который разместился точно в этом самом пространстве, в лучшем случае, летит сейчас где-то, в звезды врезываясь. А в худшем – превратился в первоначальный набор электронов и протонов, поступил на склад строительных материалов Вселенной, где и будет ожидать нового, более осмысленного использования…

А это значит, что он Надину участь хотя бы с этой стороны не испортил.

Даже если, как он, Прохоров предполагал, явится сейчас к ней полиция на звук взрыва, то что увидит?

Сидит одинокая женщина и плачет об утраченном счастье…

Ничего компрометирующего ее в квартире нет, потому что Прохоров – здесь, с этой стороны.

Динамит кончился, труп отсутствует, и пистолет исчез вместе с ним…

К чему придраться?

Даже если они были уверены, что именно здесь скрывается ужасный преступник, убийца лучших агентов полиции, то как можно предъявить что-нибудь Наде? Они ведь сами следили за домом последние несколько дней, неусыпно следили, да только никто предосудительный из него не выходил.

А в квартире все стены целы, это Слава проверил сам, никак они сюда не подкопаются…

Да, утащат, наверное, в участок на допрос, придется отвечать на всякие глупые вопросы.

Но что они могут выяснить? И что предъявить Надежде?

Если она будет стоять на своем: ничего и никого не знаю, ничего не было, что за взрыв, не ведаю…

Ничего не смогут предъявить, ноль, зироу…

Прохоров очнулся.

Телефон трезвонил и заливался, как потерпевший, и наш герой достал его, наконец, из кармана.

Звонил «неизвестный», значит, скорее всего, Горох.

Ищет Вадика, наверное…

Слава нажал на зеленую кнопку – надо было возвращаться в жизнь…

71

С Горохом он разобрался быстро.

«Да, был, отдал… Откуда я знаю?»

Слава понимал, что это только самое начало разборки, посвященной поиску Вадика.

Что есть еще машина быка недалеко от подъезда…

Что есть камера, которая неусыпно снимает сам подъезд…

Что в записи видно, как Вадик заходит, а вот как он выходит, увидеть вряд ли получится…

Что там же, на той же камере запечатлен и его, Прохорова выход. С компом за плечами и шляпной коробкой в руках.

И все это надо будет как-то объяснять…

И если с первым, вторым и третьим пунктами повестки можно было легко разделаться – идите вы на фиг, я за вашими бугаями следить не нанимался – то с четвертым сплошные непонятки.

Надо было что-то придумывать, как-то истолковывать такое странное поведение. Слава понимал, что ситуация стремная, но она стала в тысячу раз менее опасной после того, как исчезло тело Вадика.

Он знал, что что-нибудь измыслит…

… например, что выскочил из дома, потому что показалось, что здание качнулось, не будет же Горох посекундно проверять, когда был толчок и когда Прохоров вышел из дома, а разница там около минуты…

… и что некоторый запас времени у него все-таки есть, не меньше целого дня, пока Горох со товарищи возьмутся всерьез искать «бычару» (вон просто позвонили, а он боялся, что сразу приедут и найдут тело), поэтому пока махнул рукой на эту проблему. И потому еще Прохоров так легко отнесся к ней, что знал – за спиной у него сокрушительный аргумент:

«Ты что, всерьез думаешь, что я замочил твоего бугая, я с двумя инфарктами и тремя позвоночными грыжами – тренированного бойца? А потом расчленил его тело и вынес по частям? Куда и самое главное – зачем?»

Однако, выкинув из головы мысли о Вадике, он тут же попался в плен к другим: никогда не увижу больше Надю и никогда не увижу больше ни дочери, ни внуков, ни ставшего за последнее время таким близким Володю…

И отвлечься от всего этого надо было обязательно…

Иначе можно с ума стронуться…

Как-то заснуть еще надо бы сегодня ночью…

Но никогда и ничего я о них даже узнать не смогу…

Отвлечься и попробовать поспать…

И остался я совсем один, приятели и знакомые не в счет…

А чтобы поспать – нужно было попробовать себя утомить…

Когда кончатся физические силы, может, и думать будет уже нечем…

Убогий, никому не нужный старик…

И он попробовал взять себя в руки, отвязаться от истерики и… взялся за уборку.

И мозги занял размышлениями о сегодняшних делах.

Для начала оттащил гороховские коробки обратно к стене. А пока таскал, конечно, с паузами и передышками, размышлял – не отказаться ли от этого заказа вообще? Зачем ему теперь деньги?

У него их – как у дурака махорки…

От нечего делать, надо же занять чем-то это проклятое серое вещество, чтобы не хотелось выть, принялся считать. И насчитал, что если он сейчас поменяет всю свою зелень на рубли, а рубли возьмет полтинниками, то при пятидневной рабочей неделе и восьмичасовом рабочем дне плюс отпуск ему понадобится примерно десять лет, чтобы просто выкидывать в пять минут по бумажке…

И зачем ему тогда гороховский гонорар за описание библиотеки?

Тут было два пути: пойти, упасть перед ним, покаяться и заплатить штраф за то, что взялся и не сделал.

Или найти кого-нибудь достаточно грамотного, кто приходил бы сюда и все описывал. И такой человек у Славы был, звали Юрка, работу эту он мог сделать гораздо лучше Прохорова, однако обладал единственным недостатком – никогда, ничего не писал на компе. Но это была вообще уже техническая проблема…

Да и коробки кончились…

Тогда Слава, передохнув пять минут, взялся мести пол и собирать то, что осталось от кирпича Фаберже.

Осталось немного, но, как показалось Прохорову, вся серебряная фурнитура была цела, только у одного длинного уголка чуть замялся край.

«Продам Матвеичу за пятерку, – решил Слава, – он найдет подходящий кирпич и восстановит, а потом продаст дальше…»

А на фига ему эта пятерка?

С другой стороны, наш герой отлично знал, что антикварщики, в точности как офицеры КГБ, не бывают бывшими, это на всю жизнь, и он понимал, что и сам остановиться не сможет, все равно, пока жив, будет что-то покупать и продавать.

Пока жив…

От грустных мыслей избавиться удавалось плохо, однако захотелось есть и Слава вспомнил, что с утра во рту не было ни росинки, а время уже к ночи.

Он бросил уборку, тем более что и убирать больше было почти нечего, подумал, что жизнь теперь придется всю перестраивать, скорее всего, искать домработницу, чтобы хотя бы стирала за ним, что раньше делала Маринка.

И полез в холодильник.

Нашлось какое-то печенье (для внуков покупалось), кусок сыра и пачка ряженки. В морозильнике обнаружились пельмени, которые Слава и поставил варить, прикинув, что и тут, с продуктами, надо что-то решать. Повесить готовку, которую наш герой не любил, все на ту же мифическую домработницу?

Еще бы знать, где ее взять…

Он включил комп, жуя в качестве салата сыр с ряженкой (от печенья решительно отказался).

Мельком просмотрел первую страницу Яндекса, автоматически перешел на недавно обнаруженный сайт, где какой-то энтузиаст собирал и выкладывал антикварные новости.

«Чушь, не было такой книжки… А это смешно, столько просить… – приговаривал он про себя, проглядывая заголовок за заголовком, изредка открывая сами страницы, чтобы прочитать подробности. – Молодец, Абросимыч, знай наших… – прокомментировал он удачную продажу старым приятелем дорогой книги на лондонском Сотби. – Открыли завещание какого-то придурка в Новой Зеландии… Странно, какое отношение это к нам имеет – где мы, а где Новая Зеландия?»

И пошел к плите, выключить и слить пельмени.

Но вдруг подскочил, развернулся и бросился к столу. Лихорадочно открыл нужную страницу, впился в текст.

«Сегодня во исполнение воли известного новозеландского коллекционера и специалиста первой половины двадцатого века по русскому искусству Владимира Горностаева, умершего почти шестьдесят лет назад, был вскрыт конверт, который хранился все эти годы с надписью: «Вскрыть точно двадцать первого июля 2013 года». Конверт этот был единственным в обширном наследии коллекционера, который он в свое время не передал в библиотеку университета Кентербери. И все эти годы специалисты гадали, что же именно там находится. Содержимое превзошло все ожидания: там оказалась первая книга Марины Цветаевой «Вечерний альбом». Издание редкое и дорогое, но не в самой книге дело. Сегодня специалисты по русской литературе всего мира обсуждают, как могла никому тогда неизвестная Марина Цветаева в 1913 году подарить свою книгу Надежде Мандельштам. Они, безусловно, были знакомы, но произошла их встреча на девять лет позже и особым дружелюбием друг к другу эти две великие женщины не отличались. Да и Надежда Яковлевна в то время еще не встретила Осипа Эмильевича, это произошло, вроде бы, только в 1919 году, а все еще носила свою девичью фамилию – Хазина».

– Господи, – сказал вслух Слава, – да ведь это Володя шестьдесят лет назад придумал, как сообщить мне, что у них все в порядке…

72

Почивал Прохоров эту ночь странно…

Не сказать, что плохо, не сказать, что хорошо.

Ему вообще казалось, что он не спал ни секунды…

А встал выспавшимся и посвежевшим…

Как-то вчерашнее Володино послание взбодрило его…

А в том, то это именно проделки «зятя», Слава не сомневался ни на секунду. Еще как-то книга, купленная им недавно с автографом, полученным несколько дней назад Надеждой, могла гулять по миру…

Но вот чтобы у Владимира Горностаева, а именно такая фамилия стояла в Володином паспорте, это наш герой помнил точно, из Новой Зеландии…

Да еще вскрыть в нужный момент…

«Зять» вместе с дочерью просто посчитали, что если Слава не появился, значит, ему сейчас должно быть очень плохо и одиноко. И решили его утешить, послав весточку о себе…

Но какие мозги у человека…

Восторг…

И какая забота о нем, Прохорове…

Наш герой хорошо понимал, чувствовал за этим посланием и дочь, которая наверняка тыкала мужа в бок с просьбой что-нибудь придумать, как-нибудь помочь отцу…

Но ведь нашел такую изящную форму «зять», тут даже сомнений не было… Не отмахнулся, думал, искал…

Как он еще мог это сделать? Как послать из прошлого привет в будущее, если неясно где именно этот привет будут искать?

Совершить некий поступок, чтобы его как-то отметили в нужный тебе в будущем момент. Причем поступок этот должен быть таким, чтобы тот, кому адресуется привет, неминуемо наткнулся на его описание, а не искал специально. Можно было немотивированно убить американского президента, а можно – вот так, как это сделал «зять»…

Почему-то вот это ощущение Володиной доброты и, как сейчас модно говорить, «креативности» безумно радовало нашего героя.

И скорей всего, именно этот странный коктейль из отчаяния (надо объяснять почему?) и радости, из безысходности и надежды, из депрессивности и восторга и был точным портретом сегодняшнего состояния нашего героя.

И было еще что-то хорошее в этих его чувствованиях, какой-то еще компонент, но за всю ночь, за все свое бдение-бодрствование он так и не смог его точно почуять и определить…

Слава встал утром, помылся, почистил зубы, начал разогревать вчерашние пельмени…

И вдруг почувствовал, заметил, что напевает какую-то песенку…

Он, без слуха и голоса…

Он, в которого школьный приятель Витька Недельчик, окончивший музыкальную школу, начинал кидаться всякими не очень тяжелыми предметами, как только Прохоров начинал петь…

Он, которому Варвара под страхом смерти запретила даже рот открывать на эту тему, и пару раз этот страх едва не исполнился…

Он, который сам себе отменил раз и навсегда это занятие, и уже тому лет двадцать, как эта отмена работала безукоризненно…

И вдруг он напевал какую-то мелодию, страшно знакомую, хотя слов вспомнить не удалось ни одного…

Ура, мы ломим, гнутся гады…

Прохоров сел завтракать перед компом, еще раз прочел вчерашнее сообщение и вдруг обратил внимание на слова «умершего почти шестьдесят лет назад».

Потом понял, что Маринка тоже умерла много лет тому, что, скорей всего, это же случилось с Андрюшей и Анечкой…

Помолился за них…

Но настроение испортилось… Старик, переживший всех своих не только детей, что нечасто, но бывало, но и внуков…

Этакий курьез…

Потом все-таки нашел в себе силы, отогнал дурные мысли, от которых чуть не впал в полную депрессию опять, и решил разобраться со своими делами…

Их было немало…

Но и немного…

Когда-то по молодости в списке встреч и визитов на день у Прохорова могло стоять и десять и пятнадцать…

И сил хватало и времени… И все успевал…

А сейчас…

Три-четыре, и он уже все – выдохся…

Слава опять усилием воли отогнал от себя набегающую хандру.

Так, во-первых, связаться с Александром и отменить продажу его, Славиной квартиры.

Если он остается (а куда ему теперь деваться?), то квартира-то собственная ему нужна… Но пусть с документами все будет доведено до конца…

Во-вторых, найти Матвеича и решить вопрос с кирпичом.

Сделать это хотелось побыстрее, не из-за денег, конечно, а потому что видеть прекрасное произведение человеческого гения покалеченным и покореженным было тяжело и противно. При всех ее недостатках, Варвара, которая выбрасывала любую посуду, если у нее откололся даже самый краешек, была ему понятна.

А тут такое прекрасное и забавное изделие…

И подумав так о фаберовском кирпиче, Прохоров вдруг понял, что все-таки возвращается к жизни…

Просыпается антикварная жилка, это хорошо, должно же что-то в человеке не спать…

В-третьих, надо было придумать отмазку для Гороха, а если не придумается или не пройдет то, что придумано, понять, кому звонить и с какими словами…

В-четвертых, правильно было связаться с Упырем и, поскольку его, Прохорова отъезд отменился, попробовать переиграть всю историю. Потому что теперь подходил и обмен.

Или не надо звонить?

Кроме того, что это было не очень по правилам, раз они уже ударили по рукам, в наличии имелось еще ощущение удачной сделки, потому что кроме денег есть на свете кое-что еще. Чувство того, что поступил справедливо, не только сохранив библиотеку, но и устроив так, что она попала к правильному человеку…

Хотя и потерял Прохоров на этом несколько десятков тысяч долларов, но все же решил Упырю не звонить и к обмену не возвращаться…. Однако почему потерял? Деньги обещаны через полгода, будем терпеливо ждать…

Но Упырь вдруг именно в этот момент позвонил сам:

– Не уехал? – спросил он без всяких «здравствуй – до свидания».

– Нет… – озадаченно ответил Прохоров. – И не уеду…

– Тогда надо повидаться…

– Хорошо, заеду…

Чего это он? Может, сам хочет все переиграть назад?

Ладно, разберемся…

Что-то у меня было пятым пунктом? Ах, да…

Надо, наконец, отвезти деньги в банк.

Иначе, зачем он арендовал ячейку?

Да и хранить в этой стране бабло следовало не в рублях, а в валюте, и не в банке, на счету, а в наволочке или в ячейке. Потому что банк, как и рубль, мог в любую секунду рухнуть, а доллары и сейфовое хранение никакому такому риску подвергнуться не должны были…