Текст книги "Барбаросса"

М. Мне было все равно.

О. X. И даже кровь тебя не испугала?

М. Я в жизни видела много крови.

О. X. Рассказывай дальше.

М. Тот, кто пришел, отвалил тело убитого в сторону, а меня взял под мышку и быстро вышел из опочивальни.

О. X. Вам никто не препятствовал?

М. Нет.

О. X. Дальше.

М. Мы вышли из дома в сад, потом из сада на морской берег, там нас уже ждала большая лодка. Мы погрузились в нее и отчалили.

О. X. Ты узнала, кто твой похититель?

М. Получается, что они оба похитители. Сначала похитил один, потом другой.

О. X. Ты знаешь, кто был первый?

М. Я забыла его имя, но знаю, что он был владельцем всех невольничьих рынков на Родосе. Очень богатый человек и очень большой негодяй.

O. Х. А второй?

М. Второй?

О. X. Почему ты задумалась? Забыла?

М. Нет. Разве я бы смогла? Его звали Харудж по кличке Краснобородый, или Барбаросса.

О. X. Ты стала его женой?

М. Нет. Я стала его наложницей.

О. X. А у него были жены?

М. Нет. Некоторые женщины называли себя так, но, думаю, они лгали.

О. X. Почему ты так думаешь?

М. Не знаю. Мне так кажется. Ему не нужны были жены, зачем ему тогда их иметь.

О. X. Ты имеешь в виду, что он ни с одной женщиной не сочетался узами законного брака? Ни по христианскому, ни по мусульманскому обряду?

М. Да, наверно, я это имею в виду.

О. X. Что-то еще, кроме этого?

М. Пожалуй, святой отец.

О. X. Что же?

М. У него не было жен не из-за обрядов, а потому, что жена была ему не нужна.

О. X. Не понимаю, он что, не спал со своими наложницами? Как с женщинами?

М. Что вы, святой отец, как вы могли такое сказать!

О. X. Нечего тут улыбаться.

М. Прошу меня простить.

О. X. Так он спал со своими женщинами?

М. Да.

О. X. Часто?

М. Да.

О. X. Со всеми?

М. Со всеми, которые были для этого пригодны.

О. X. Ты имеешь в виду, что в некоторые дни женщина бывает нечиста?

М. Со временем она к тому же стареет, и ее просто жалко выгнать вон.

О. X. Ты сказала, что он спал со всеми. Со всеми пригодными. Большой ли у него был гарем?

М. Как когда.

О. X. Не понимаю.

М. Когда дела шли плохо, он мог удовлетвориться семью-восемью. На Джербе, откуда меня похитили ваши люди, у него могло быть и до полусотни женщин. Некоторые даже и не жили под одной с ним крышей, как я. Им отводили жилье в городе. С Джербы в Мешуар, а потом в Алжир он взял только десять женщин.

О. X. Тебя он не взял?

М. Конечно, не могла же я отказаться, если бы он этого пожелал.

О. X. Почему он оставил тебя?

М. Потому что я слишком стара.

О. X. Тебе всего двадцать два года.

М. Что вы знаете о старости, святой отец!

О. X. Оставим твои преклонные годы, вернемся к молодым.

М. Вернемся.

О. Х. В те дни, когда ты не была для него слишком стара, по скольку раз в день он входил к тебе?

М. Он мог войти один раз и не выходить день. Он мог войти сначала ко мне, а потом посетить всех остальных женщин, находившихся в доме. Так бывало после разлуки. Иногда мне казалось, что он может заниматься этим всегда, сколько угодно и каким угодно образом. Я не оскорбляю ваши уши, святой отец?

О. X. Что ты знаешь об оскорблениях, девчонка!

М. Простите, святой отец.

О. X. Были ли у тебя встречи с другими мужчинами, можешь ли ты сравнить половую силу Харуджа с половой силой какого-нибудь другого человека?

М. Когда он оставил меня на Джербе, я попробовала забыться в объятиях одного торговца, а потом в объятиях одного матроса. Я могу сказать вам совершенно искренне: и тот и другой были моложе Харуджа, но они недостойны быть даже тенью его.

О. X. Теперь скажи мне: не заметила ли ты каких-нибудь особенностей в теле и поведении Харуджа, когда вы находились с ним в постели?

М. Не знаю, что и ответить, святой отец.

О. X. Правду, правду, дочь моя, это у тебя единственная возможность выбраться из тьмы к свету.

М. Что именно вы хотите узнать?

О. X. Не был ли чрезмерно велик или странно устроен его половой орган?

М. Нет, пожалуй.

О. X. Что такое это «пожалуй»?

М. Орган был его изряден, но не чрезмерен. У нас на Арки жил один пастух, так взрослые женщины смеясь говорили, что у того орган был вровень ослиному. Про Харуджа я ничего сказать не могу.

О. X. Ни о размере, ни о форме?

М. Ни о размере, ни о форме.

О. X. Так что ничем, кроме любвеобилия чрезвычайного, он от нормального человека не отличался?

М. Как вам сказать…

О. X. Так и скажи. Не склонял ли он тебя к соединению содомским способом?

М. Это как же, святой отец?

О. X. Когда мужской орган применяют не к тому отверстию, кое предназначено в женщине для применения.

М. Такое соединение, святой отец, не почитается в странах восточных особым грехом, а иные ставят его в число наиболее любовных.

О. X. Оставим эту дискуссию, я совсем забыл, с кем имею дело. Не с монашенкою, но с исчадием гаремного ада, но таково уж мое предназначение, что обязан стерпеть все до конца. Стало быть, кроме содомских ласк, никаким другим краснобородый пират тебя не подвергал?

М. Как же, святой отец, многим еще, но однако же ни одна из них не кажется мне теперь отвратною. Насколько мне известно, многие к ним были склонны и предавались во все времена. В этом Харудж ничем не примечателен.

О. Х. В чем же его примета? Есть ведь такая?

М. Да, есть.

О. Х. Какова же она?

М. А вот какова. Никогда он не допускал, чтобы семя его пролилось в женщину.

О. Х. Отчего это?

М. Сие для меня загадка.

О. Х. Так он поступал с тобою только или же со всеми другими?

М. Со всеми.

О. Х. Вы обсуждали это между собой?

М. Шепотом.

О. Х. И какие же выводы приходили вам на ум?

М. Прежде всего думалось о том, что он желает показать свою волю. Мол, все способен преодолеть, даже такой силы соблазн. А раз есть воля, значит, и власть есть.

О. Х. А потом что стали думать?

М. Что не хочет он заиметь потомка.

О. Х. Противоестественное желание!

М. Воистину!

О. Х. Он хочет власти, денег, имений, а может, и царской власти, но не хочет, чтобы у него был сын, которому можно это передать!

М. Мы рассуждали так же и решили, что так быть не может. Есть тут другое объяснение.

О. Х. Какое?

М. А вот до этого мы своим умом дойти не смогли.

О. Х. Ты сказала мне важное.

М. Я старалась, святой отец.

О. Х. Когда ты последний раз видела Харуджа?

М. Тому уж полгода. Он оставил меня на Джербе в том доме, где бывал, но не оставил охранников, иначе бы ваши люди не смогли меня выкрасть.

О. Х. Наши люди многое могут. Ты останешься у меня.

М. В качестве кого?

О. Х. В качестве пленницы. Тебя будут кормить. Живи и вспоминай. Если вспомнишь что-нибудь о нем кроме того, что уж поведала, дай знать. Я приду.

М. Долго ли мне быть в заключении, святой отец?

О. Х. Это знает другой отец. Тот, что всех нас выше.

Глава вторая. Монах и канонир

Отец Хавьер. Назови свое имя и звание.

Рауль Вальдес. Меня зовут Рауль Вальдес. Отец мой был оружейником в Толедо.

О. Х. Ты не пошел по его стопам?

Р. В. Я был младшим сыном и с самого начала знал, что отцовскую мастерскую унаследует мой старший брат Мигель.

О. Х. Отец не любил тебя?

Р. В. Не знаю, святой отец.

О. Х. Ты отвечаешь непонятно, а я предупредил тебя в самом начале, что ты должен давать ответы предельно точные и предельно честные.

Р. В. Я и стараюсь следовать этим указаниям, истинный крест. Потому так и получается.

О. Х. Итак, ты не знаешь, как относился к тебе твой отец?

Р. В. У нас не принято выказывать свои чувства по отношению к детям.

О. Х. А имущество наследуется лишь по праву старшинства, я правильно тебя понял?

Р. В. Правильно, святой отец.

О. Х. Почему ты решил избрать для себя воинское дело?

Р. В. Я неплохо разбирался в оружии, в частности в литье пушек, а денег, чтобы открыть свое дело, у меня не было. Единственный способ быть поближе к пушкам – пойти в армейскую службу.

О. Х. Тебя взяли во флот?

Р. В. Да, хотя я не хотел этого.

О. Х. Почему?

Р. В. В нашем роду не было моряков. Я не умел плавать и боялся утонуть. К тому же меня неудержимо тошнило во время качки. Я просто лежал без движения, и все.

О. Х. Где же ты предполагал служить?

Р. В. На берегу, в какой-нибудь крепости. Благодарение Господу, у испанской короны предостаточно морских крепостей и заморских укреплений.

О. Х. Почему же к твоим словам не прислушались?

Р. В. Кто же станет прислушиваться к словам сына простого ремесленника? Кроме того, в ту пору как раз собирались силы для эскадры сеньора Джеронимо Вианелли, для того, чтобы штурмовать Триполи. Брали всех, кто хотя бы отчасти годился для этого дела. Так я стал матросом.

О. Х. Так, значит, ты герой взятия Триполи вместе с сеньорами Вианелли и Наварро?

Р. В. Нет, святой отец, до Триполи я не доплыл. Прежде был штурм города Бужи, там меня и оставили. Командир моей галеры увидел, что в морской службе я совсем плох, и посоветовал перевести меня в сухопутную службу. Благодарение Господу, его словам вняли.

О. Х. И ты оказался в форте порта Бужи?

Р. В. Именно так, святой отец.

О. Х. И служил там все время до весны позапрошлого года, когда на город напали сарацины во главе с Харуджем?

Р. В. Я ни разу не покидал Бужи за все эти годы, кроме сего случая, когда пришел приказ от кардинала Хименеса на мой счет. Я так боялся морских путешествий, что даже в отпуск ни разу не просился, дабы не вверять себя и на краткое время воле волн.

О. Х. Как же ты сносился со своими родственниками?

Р. В. Никак. Я отправил в Толедо два письма, два же получил в ответ. Из писем этих не чувствовалось, что моей судьбой дома кто-то озабочен, и я перестал писать. К тому же у меня наладилась своя жизнь в Бужи.

О. Х. Вы завели семью?

Р. В. Тайно. Я не имел права, но так получилось. Видит Бог, случайно. Командиры смотрели на это сквозь пальцы.

О. Х. Почему?

Р. В. Это было обычное дело. Многие солдаты обзаводились семьями и детьми за время долгой службы. Я говорю вам всю правду, святой отец, мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь пострадал от моей откровенности.

О. Х. Пока ваша откровенность не принесла никакой пользы.

Р. В. Спрашивайте дальше.

О. Х. Вы хорошо помните тот день, когда к городу подошли корабли Харуджа?

Р. В. Конечно, что же мне не помнить его. Было солнечно, ни ветерка, и вдруг ударили в крепостной барабан.

О. Х. Барабан?!

Р. В. Да. Он остался еще от арабов, они установили на верхушке самой высокой башни форта большой берберский барабан. При появлении опасности стражник сразу же начинал колотить в него. Нет лучшего способа поднять мгновенную тревогу.

О. Х. Понятно. Что было дальше?

Р. В. Я ночевал у своей супруги.

О. Х. Не в казарме?

Р. В. К тому времени я был уже сержантом, и в том случае, когда не было непосредственной опасности…

О. Х. Куда же вы направились?

Р. В. На свою батарею, естественно.

О. Х. Вы командовали батареей?

Р. В. Нет. Батареей командовал лейтенант Эспиноса, я был главным бомбардиром.

О. Х. Это была батарея тяжелых пушек?

Р. В. Нет. Все тяжелые пушки смотрели в сторону моря, дабы отразить нападение кораблей, если они вздумают войти в гавань. Наша батарея находилась в левом крыле форта и должна была обстреливать сухопутные подходы к городской стене. Таких батарей было несколько. Одна – в главной башне, две – в правом крыле.

Еще несколько сдвоенных пушек было установлено прямо на крепостных стенах. Мы считали, что вся пустынная равнина перед городскими стенами будет надежно перекрыта их огнем, если нас не захватят врасплох.

О. Х. Вас врасплох и не захватили, насколько я сумел понять, так ведь?

Р. В. Да.

О. Х. Вы говорите «да», но таким тоном, как будто говорите, наоборот, «нет».

Р. В. Да, Харудж не застал нас врасплох, но, думаю, лишь потому, что сделал это специально.

О. Х. Объяснитесь!

Р. В. Он все сделал так, чтобы усыпить наше внимание.

О. Х. Яснее не стало.

Р. В. Он дал нам разглядеть его паруса и мачты, и мы тут же запалили фитили своих тяжелых орудий. Он высадил на берег полторы сотни своих пиратов, и они подошли к стенам Бужи на полтора пушечных выстрела и остановились возле старинных развалин. Остановились у нас на виду.

О. Х. Это я понял, в чем суть?

Р. В. Мы успокоились.

О. Х. Как же так, явился враг, а вы успокоились?

Р. В. Мы слишком хорошо видели, что он нам неопасен. Мы считали, что так или иначе победа нам обеспечена.

О. Х. Или Харудж вынужден будет ретироваться, или, если пойдет в атаку, будет разбит?

Р. В. Вы настоящий стратег, святой отец.

О. Х. Иногда Господь заставляет нас не только стратегами быть, но даже размышлять о буднях гаремной жизни.

Р. В. Виноват, святой отец, я…

О. Х. А теперь скажите мне, долго ли продолжалось такое безобидное противостояние?

Р. В. До полудня. Пираты смотрели на нас и вяло бродили среди развалин, иногда делая неприличные сарацинские жесты в наш адрес. Мы смеялись над ними, приглашали в гости и всякое такое. Корабли не трогались с места. Мы жгли фитили и не теряли бдительности.

О. Х. Вас не смущало затянувшееся затишье?

Р. В. Господа офицеры не делились со мной своими соображениями.

О. Х. Неужели никому из них не пришло в голову послать разведку, дабы проверить, не готовится ли какая-нибудь отвратительная каверза?

Р. В. Не могу ответить точно. Может статься, кому-то из офицеров такая мысль в голову приходила. Но так или иначе разведка послана не была.

О. Х. Насколько я понимаю, Харудж сумел как-то к вам подкрасться.

Р. В. Клянусь всеми ранами святого Себастьяна, план его был чрезвычайно прост. Трудно поверить, что никому из опытных офицеров нашего форта он не явился в голову за все те часы, что продолжалось молчаливое противостояние.

О. Х. Так бывает. Гений указывает на то, что лежит у всех перед глазами, нужно только нагнуться и поднять. Потом уже все начинают кричать, как это просто!

Р. В. Вы сказали «гений», святой отец?

О. Х. Сказал. Именно это и сказал, а вы что, держитесь другого мнения?

Р. В. Нет, нет, именно так я и думал, только не смел себе признаться. Только гениальный военачальник мог так хитро и просто все устроить.

О. Х. Не переусердствуйте в восхищении. Гений, да только злой.

Р. В. Да, да, я понимаю, святой отец.

О. Х. Ничего вы не понимаете. Итак, что именно он там совершил?

Р. В. Он принял во внимание, что берег к западу от городских стен уходит в море не полого, а обрывается весьма круто. И высота обрыва достигает не менее десяти – двадцати футов. Так что если двигаться под прикрытием этого обрыва, то можно подойти к стенам города вплотную, на расстояние в какую-нибудь сотню шагов. А может, и того меньше.

О. Х. Так он и сделал?

Р. В. В тот момент, когда наши канониры начали соловеть от жары и однообразия, вдруг как бы из-под земли вырвалась на поверхность целая толпа озверевших разбойников. До зубов вооруженных, с криками, от которых леденеет кровь.

О. Х. И это произошло как раз напротив вашей батареи?

Р. В. Таков был Божий промысел.

О. Х. Что же ваши канониры и что же вы?

Р. В. Вы же знаете, мы, испанцы, не любим неожиданностей. Особенно неприятных.

О. Х. Понимаю, ваши люди обратились в бегство?

Р. В. Для начала они растерялись.

О. Х. А лейтенант Эспиноса?

Р. В. Думаю, он не утратил храбрости, но зато утратил представление о том, что нужно делать.

О. Х. Что тут могло быть неясного: стрелять из пушек, ведь фитили, по вашим словам, были наготове.

Р. В. Так-то оно так, но пираты были слишком близко. Пушки пришлось бы перенацеливать, а пока бы шло перенацеливание, они подобрались бы еще ближе. И так до бесконечности. Нужна была пушка, которой можно было бы управлять так же свободно, как шпагой.

О. Х. И такая пушка у вас оказалась?

Р. В. Благодарение Господу, я, и находясь на службе, не оставил своих оружейницких пристрастий. Собственным иждивением была отлита мною небольшая медная пушчонка, которую можно было зарядить менее чем фунтовым ядроМ. Поднять ее могли всего лишь два крепких солдата. Я тут же бросился к ней, благо она находилась на батарее.

О. Х. А сарацины в это время уже у самых стен? Вы рассчитывали одним выстрелом решить исход штурма?

Р. В. Нет, я не был наивен. Рассчитывал я лишь на одно – что мне удастся вселить немного смелости в наших солдат. Увидев сраженного сарацина, услышав гром выстрела со своей батареи, они бы смелее схватились за рукояти своих шпаг. Гарнизон наш был не так уж мал, и в приободренном состоянии он мог бы выстоять перед пиратским натиском.

О. Х. Все случилось так, как вы предполагали?

Р. В. Благодарение Создателю, даже лучше. Установив свое создание на спине одного солдата и с помощью другого вращая ствол, я вышел к брустверу. Пираты уже преодолевали неглубокий ров, выдолбленный в каменистой земле. Они были от нас на расстоянии сорока шагов. Низкая глинобитная стена не задержала бы их надолго, оставались какие-то мгновения до кровавой рукопашной схватки.

О. Х. Вы стреляли наугад?

Р. В. И да и нет.

О. Х. Что это значит?

Р. В. Я сразу же высмотрел в толпе атакующих вожака.

О. Х. Каким образом?

Р. В. По повадкам. Он бежал впереди. И по одежде. Он был одет более богато.

О. Х. Вы все это успели рассмотреть в такой суматохе и спешке?

Р. В. Понимаю, что слова мои могут звучать неубедительно, но только так оно и было, клянусь всем святым.

О. Х. Погодим пока с клятвами. Вы увидели вожака, и что же, сразу поняли, что это Харудж?

Р. В. Я догадался.

О. Х. Вы когда-нибудь видели его прежде?

Р. В. Нет.

О. Х. Так каким же образом вас посетила эта догадка? На чем она была основана?

Р. В. Не знаю, я догадался. Не спрашивайте меня, святой отец, ничего больше я сказать не смогу.

О. Х. Скажите, когда вы увидели сарацинские корабли, вы сразу догадались, чьи они?

Р. В. Многим в городе был известен флаг Харуджа.

О. Х. Каков он?

Р. В. Зеленое поле с широким золотым кантом.

О. Х. Никто больше не рискнул бы плавать под этим флагом, ни один пират?

Р. В. Это было опасно.

О. Х. Харудж мог отомстить?

Р. В. Больше опасности было бы от тех, кто считал себя врагом Харуджа. Очень многие мечтали о победе над ним. И генуэзцы и венецианцы, не говоря уж о наших, испанских флотоводцах. Подняв зеленый флаг с золотым кантом, любой пират подверг бы себя слишком большому риску.

О. Х. Что же, сам Харудж не подвергал себя риску, плавая под этим флагом?

Р. В. Не знаю, святой отец, у меня путаются мысли от ваших вопросов. Право, я не слишком силен в логике и прочих умственных рассуждениях. Одно могу сказать, так получалось, что Харудж под своим флагом был непобедим, любой другой сделался бы смертником.

О. Х. Оставим это. Вернемся к покинутому нами моменту. Вы увидели Харуджа и задумали попасть именно в него?

Р. В. Да, святой отец.

О. Х. Сделать это было легко?

Р. В. Сделать это было невозможно!

О. Х. Отчего же?

Р. В. Он бежал, а моя пушка, хоть и была подвижнее всех прочих, оставалась все же слишком грубым орудием. Я мог рассчитывать только на попадание в толпу пиратов. Я мечтал сразить Харуджа, я молился об этом, но был уверен только в том, что мое ядро упадет где-то среди бегущей толпы.

О. Х. Толпа была велика?

Р. В. Не менее сотни человек, а может, и того более. И как я догадываюсь, всех очень подогревало присутствие вожака.

О. Х. Отчего вы так решили?

Р. В. Я не решил, я догадывался.

О. Х. Этого мало.

Р. В. Пираты вели себя слишком смело, несмотря на то что дело было для них весьма рискованное. Было также известно, что в самые опасные атаки Харудж всегда лично водит своих людей.

О. Х. Откуда это было известно?

Р. В. Такая о нем ходила слава. Так что, когда я увидел перед собой богато одетого, бегущего впереди человека, когда я почувствовал ярость пиратов, то понял – передо мною сам Харудж, краснобородый пират.

О. Х. Вам приходилось видеть его прежде?

Р. В. Бог миловал.

О. Х. Кроме вас, никто больше не пробовал стрелять по нападавшим?

Р. В. Кто-то стрелял из арбалета. Один или два человека. Но это было безрезультатно.

О. Х. Почему?

Р. В. В бегущего человека из арбалета может попасть только очень хороший стрелок.

О. Х. У вас не было очень хороших стрелков?

Р. В. Они, вероятно, были среди пехотинцев, но их не оказалось на батарее.

О. Х. Итак, вы выстрелили, даже не рассчитывая попасть в него?

Р. В. Я выстрелил, очень желая попасть в него.

О. Х. Одного желания оказалось достаточно?

Р. В. Страстного желания, святой отец. Вы так меня спрашиваете, будто я виноват, что попал.

О. Х. Не смейте обижаться! Мы занимаемся такими вещами, среди которых обиды неуместны.

Р. В. Извините, святой отец.

О. Х. Вы выстрелили, и он сразу упал?

Р. В. Нет.

О. Х. Он продолжал бежать?

Р. В. Нет.

О. Х. Что же с ним случилось?

Р. В. Он взлетел.

О. Х. Взлетел?!

Р. В. Футов на пять над землей. Умирать буду, не забуду этой картины.

О. Х. И долго ли он летал?

Р. В. Нет, он сразу упал.

О. Х. Хорошо ли вы все видели, не мешал ли вам пороховой дым?

Р. В. Я уже упоминал, что моя пушка была весьма невелика, дыму она дала самую малость, да и тот сразу же был отнесен ветром.

О. Х. Дым появился до того, как вы увидели полет Харуджа, или после?

Р. В. Конечно же после. Я понимаю, что вы имеете в виду, спрашивая меня, однако должен повторить: я не ошибся, я не мог ошибиться, он действительно взлетел, и никакой дым помешать мне не мог.

О. Х. Куда, по вашему мнению, мог попасть ему заряд?

Р. В. В сердце.

О. Х. То есть?!

Р. В. Говоря проще, заряд, вероятнее всего, попал ему в левую часть груди. Может быть, еще чуть левее.

О. Х. В плечо?

Р. В. Пожалуй.

О. Х. Когда рассеялся дым, вы увидели лежащего Харуджа? Он лежал?

Р. В. Нет.

О. Х. Нет?

Р. В. Да.

О. Х. Однако я ничего не понимаю!

Р. В. Он лежал, но не на земле, а на руках своих людей, и они быстро уносили его с поля боя.

О. Х. То есть этого одного попадания хватило, чтобы отбить такую яростную атаку пиратов?

Р. В. Если бы ядро попало не в Харуджа, а в любого другого, они бы не остановились.

О. Х. Что вы сделали, когда увидели, что вашего главного врага уносят с поля боя?

Р. В. Я возблагодарил Господа за то, что он услышал мою немую молитву и направил ядро туда, куда я мечтал его направить. Радость переполняла мое сердце.

О. Х. Вы были уверены, что Харудж убит?

Р. В. О да!

О. X. Почему? Ведь вы не знали этого точно?

Р. В. Ни один человек, поверьте мне, ни один человек не мог бы выжить, доведись ему испытать такой удар.

О. Х. Но ведь поспешность, с которой пираты уносили тело своего вожака с поля боя, могла означать и то, что они спешили доставить его поскорее к лекарю. Другими словами, он мог быть еще жив, и вам лишь показалось, что он убит.

Р. В. Это правда. Дальнейшие события подтверждают ваши слова. Но в тот момент я не сомневался, что нить жизни этого ужасного человека прервана.

О. Х. Вы посетили то место, где был поражен вожак пиратов, после того, как они отступили?

Р. В. Разумеется. Как только они отступили достаточно далеко, я вместе с десятком солдат отправился туда.

О. Х. Обнаружили ли вы там что-нибудь интересное?

Р. В. Обнаружили.

О. Х. Так говорите. У вас что, перехватило горло? Выпейте воды.

Р. В. Мы обнаружили там руку.

О. Х. Руку?

Р. В. Да, святой отец, руку.

О. Х. Оторванную?

Р. В. Да, оторванную. И еще немного теплую.

О. Х. Вы считаете, что это была рука Харуджа?

Р. В. Что же мне еще считать, подумайте сами?

О. Х. Я подумаю, а вы отвечайте на мои вопросы. Вы сразу решили, что это рука его, или кто-то навел вас на эту мысль?

Р. В. Навел. Один солдат.

О. Х. Имя?

Р. В. Запамятовал. Вернее, не знаю. Потому что и тогда не знал его.

О. Х. Это он первый нашел руку?

Р. В. Он. Он подозвал нас и указал на нее. И первый высказал мнение, что это рука того пирата, в которого попало ядро.

О. Х. Кто первым проверил, тепла ли она до сих пор?

Р. В. Не я.

О. Х. Кто?

Р. В. Простите, святой отец, не помню. Мне не так часто приходилось в жизни сталкиваться с кровью… а тут еще кость торчит, я почувствовал себя плохо. Я отошел.

О. Х. Испанский солдат испугался вида крови, возможно ли в это поверить?!

Р. В. Прошу меня простить, святой отец, мне стыдно.

О. Х. Что было с рукой дальше?

Р. В. Насколько я помню, ее взяли в крепость. Да, конечно, взяли.

О. Х. Почему «конечно»?

Р. В. Она занимала особое место на пиру. Рука лежала на блюде прямо перед полковником Комаресом.

О. Х. Тем самым Комаресом, который является теперь комендантом Орана?

Р. В. Да.

О. Х. Пир состоялся в тот же день, когда был штурм?

Р. В. Да.

О. Х. Пираты не возобновляли попыток овладеть городом?

Р. В. Они оставили развалины напротив городских ворот и отплыли до наступления темноты.

О. Х. На пиру речи велись так, словно главарь нападавших убит и что этот главарь именно Харудж?

Р. В. Да, в этом никто не сомневался.

О. Х. В чем именно: в том, что убит главарь, или в том, что убит Харудж?

Р. В. И то и другое не вызывало ни у кого ни малейших сомнений.

О. Х. Что было дальше с рукой? Кому она досталась? Не бросили ли ее собакам?

Р. В. Не помню точно, кажется…

О. Х. Погодите. Я упустил один важный момент, вы разжалобили меня рассказом о приступе дурноты.

Р. В. Что же делать, мне действительно…

О. Х. Как именно она была оторвана?

Р. В. Ужасно! Торчала кость, белая. И мясо. И крови было много, я помню.

О. Х. Меня интересует, по какое место она была оторвана, понимаете? Одна лишь кисть или, может быть, выше?

Р. В. Мне кажется, выше.

О. Х. Вот так?

Р. В. Нет, еще выше.

О. Х. По локоть?

Р. В. Наверное, по локоть.

О. Х. Точнее сказать не можете?

Р. В. Точнее сказать не могу.

О. Х. Вернемся к пиру. Что случилось с этой рукой после него? У кого она оказалась?

Р. В. Этого я точно сказать не могу. Слышал лишь, что ее не выбросили собакам и погребать не сочли возможным.

О. Х. Что же тогда?

Р. В. Ее засушили.

О. Х. С какой целью? Как украшение, как трофей? Или, может быть, для того, чтобы подмешивать в снадобья или в вино для крепости?

Р. В. Это мне неизвестно.

О. Х. И ничего сверх того, что я у вас выпытал, вы рассказать не можете? А может, не желаете?

Р. В. Что вы, святой отец, клянусь…

О. Х. Не клянитесь! А лучше попытайтесь что-нибудь вспомнить. Мой интерес не праздный и угоден церкви. Угоден больше, чем многие поступки, поражающие своей возвышенностью и богоугодным рвением.

Р. В. Припоминаю я кое-что, святой отец.

О. Х. Говорите.

Р. В. Слышал я впоследствии разговоры о том, что сушеная рука эта принесла кому-то вред.

О. Х. Кому? Какой?

Р. В. Я пытаюсь, пытаюсь… Пошли какие-то разговоры… Смутные такие разговоры, что это, мол, рука сушеная виновата. А имена… нет, святой отец, имена вспомнить не могу.

О. Х. А с чего вдруг пошли эти разговоры? Была ли причина? Ничего не бывает без причины.

Р. В. Была причина.

О. Х. Какая?

Р. В. Вспоминаю теперь совсем отчетливо. Разговоры эти пошли сразу после того, как с марсельским кораблем пришло к нам известие, что Харудж не погиб, а только лишь ранен. Вот тогда и начали вдруг говорить, будто и лейтенант такой-то умер не сам собой, а от сушеной руки. И писарь при штабе полковника не подавился смоквой, а был схвачен за горло все той же рукой.

О. Х. Раньше таких разговоров не было, а потом пошли?

Р. В. Точно так.

О. Х. И какие же давались объяснения всем этим событиям? И давались ли?

Р. В. Давались. Сам слышал несколько раз. Разговоры такие не поощрялись полковником и священником и потому не велись открыто.

О. Х. Какова же была основная мысль этих бесед?

Р. В. Говорилось, что поскольку пират жив, то у руки его сохраняется с ним связь.

О. Х. Почему?

Р. В. Мол, человек он непростой, и этим все объясняется. Когда бы он умер, тогда умерла бы и рука его, теперь же он управляет ею и может неосторожного схватить за горло.

О. Х. Что же говорил на это ваш священник?

Р. В. Он очень сердился и называл эти мысли суеверными и богопротивными бреднями.

О. Х. Как вам кажется, был ли он прав?

Р. В. Кто?

О. Х. Священник.

Р. В. Право, святой отец, я…

О. Х. Понимаю, не рискуете высказываться по этому поводу, да? Боитесь, что и вас обвинят в богопротивных измышлениях? Не бойтесь.

Р. В. Как же можно не бояться? Длительная служба в отдаленных дикарских странах подтачивает отчасти веру, но не до такой же степени. Не заставляйте меня, святой отец, опускаться мыслью в эту черную пучину!

О. Х. Скажите мне по крайности, кто-нибудь из солдат и офицеров поверил в эти измышления?

Р. В. О том, что кто-то поверил, говорить не берусь, но мрачность они в гарнизоне поселили большую.

О. Х. А отношение к Харуджу не переменилось ли?

Р. В. Его и прежде боялись, а после той истории с ядром стали к нему относиться суеверно, мол, нельзя его иначе поразить, как ядром серебряным, и прочее в том же роде.

О. Х. Значит, не только вы, но и многие другие считали, что он получил смертельную рану?

Р. В. Конечно. Ведь многие это видели. Два десятка человек, никак не меньше.

О. Х. Что ж, канонир Рауль Вальдес, придется вам на некоторое время задержаться в столице.

Р. В. Могу ли я при таком стечении обстоятельств посетить Толедо и повидать родных?

О. Х. Нет. Вы и Мадрид вряд ли сможете повидать. Вы останетесь здесь, в моем доме. Останетесь на срок неопределенный. Жалованье будет вам исправно выплачиваться.

Р. В. Это наказание, святой отец?

О. Х. Это не наказание. Тем, кого я наказываю, денег не платят. Это другое.

Р. В. Смею поинтересоваться, что же?

О. Х. Назовем это предосторожностью.

Р. В. Мне что-то угрожает?

О. Х. Не пугайтесь. В стенах этого дома вы в безопасности. Не скажу, что в полной, но в максимальной.

Р. В. Что же мне может угрожать здесь?

О. Х. Отвечу честно, не знаю.

Р. В. Вы меня специально пугаете, чтобы…

О. Х. Напуганный вы мне ни к чему. Я просто вас предупреждаю, будьте готовы.

Р. В. К чему?!

О. Х. Вспомните про сухую руку.

Р. В. Руку?

О. Х. Да, руку, которую вы оторвали. Я не хочу сказать, что это будет именно рука. Может быть, что-нибудь другое. Примечайте, запоминайте и зовите на помощь, если что.