Текст книги "Уроки влюбленного лорда"
Автор книги: Мишель Маркос
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Теперь Шона поняла, почему у бедняжки были проблемы с желудком. И мать совсем ее не жалела.
– Боже, эта женщина – бессердечная тварь!
– Да, и эта тварь обладает невероятной властью и в силу своей власти и влияния способна причинить огромный вред.
Коналл, похоже, знал, что говорит. Внезапно Шона ощутила скрытую боль его сердца, как будто услышала громкий крик.
– Герцогиня угрожала тебе в гостиной, да? Что она имела в виду, когда предупреждала, чтобы ты не толкал ее слишком далеко?
Коналл поставил локти на колени и уставился в пол. Шона мгновенно встревожилась. Она еще не видела, чтобы он так переживал, и в знак утешения погладила его по голове. Ее ладонь утонула в мягких волнах его волос, обвивавших кольцами ее пальцы.
– Я был с тобой не вполне честен, когда сказал, что моя жена умерла от родильной горячки. Правда далека от пристойности, и я был вынужден держать ее в секрете.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем он снова заговорил. Шона затаила дыхание.
– Моя жена была… убита.
Это слово вызвало в ее памяти страшные картины. Мертвые тела ее родных на кухонном полу. В ушах прозвучало эхо жутких криков – их и ее собственных.
– Как?
– Отравлена любовником.
Шона пыталась осознать то, что он только что сказал. Что было ужаснее: что жену Коналла убили или что она предала его?
Он поднял глаза с виноватым видом.
– Не знаю, как долго длилась их связь. Я часто отсутствовал. У меня была большая практика и множество пациентов, достаточно богатых… они требовали моего внимания. Кристина… была молодая женщина, не старше тебя сейчас. Вероятно, я пренебрегал ее потребностями. Я часто оставлял ее одну и… думаю, она решила, что не стоит проводить время в одиночестве.
Он потер ладони, словно хотел стереть с них невидимые пятна.
– Однажды пациент, которого я лечил, быстро поправился, и я вернулся домой на несколько дней раньше ожидаемого. И обнаружил их… в нашей постели… спящими в объятиях друг друга.
Он закрыл глаза, словно пытался прогнать воспоминания.
– Мне жаль, – сказала Шона, но Коналл покачал головой, отказываясь от утешения.
– Мало того что она наставила мне рога, – продолжал он, – так еще этот мерзавец не захотел от нее отказываться. Он сказал мне в достаточно определенных терминах, что я был не мужем, а сплошным разочарованием и что я недостоин ее. Еще он сказал, что Кристина поклялась ему в верности и они намерены бежать. Честно признаюсь тебе, что получил огромное удовольствие, когда избил его до полусмерти, прежде чем он успел выскочить из моего дома. Но Кристина… она даже не извинилась, что изменила мне. Напротив, она, кажется, даже обрадовалась, что ее связь вышла наружу. Мне следовало развестись с ней, но я не мог заставить себя сделать это. Я любил ее.
Несколько недель спустя она сказала мне, что беременна. Я не знал, что и думать. И она не могла сказать мне ничего определенного относительно того, чей это ребенок. Но она хотела сохранить семью… я тоже этого хотел. Она помирилась со мной и обещала быть верной. Я со своей стороны поклялся сделать ее счастливой. Мы договорились, что между нами не будет близости, пока мы не станем доверять друг другу.
Но этот человек не собирался с ней расставаться. То слал ей подарки, то писал злые, язвительные письма. Если бы она рассказала мне тогда об этом, я бы смог ее защитить. Но она скрывала от меня правду.
Спустя четыре дня после рождения Эрика ей доставили шоколад и пирожные. Записка с пожеланиями счастья не имела подписи. Она, должно быть, решила, что это прислал кто-то из наших друзей или моих доброжелательных клиентов. Никто из нас не мог себе представить, что это посылка от него. Я нашел ее в постели, ее язык…
Лицо Коналла исказилось от боли, и голос оборвался.
Шона приподнялась на колени и, прильнув к нему всем телом, обняла за подрагивающие плечи. Хотя, наверно, этот жест не мог принести ему облегчения, потому что его боль шла изнутри, а не снаружи.
– Прости. Мне не следовало взваливать на тебя бремя этой правды, – сказал он.
– Напротив.
Шона готова была на все, лишь бы защитить Коналла. Никогда еще не испытывала она столь сильного инстинкта встать на защиту, как теперь. И могла сделать все, лишь бы он перестал страдать.
– Мы друзья. Ты должен делиться со мной своими печалями. Я пойму.
– Нет, – возразил он, вытирая ладонью глаза. – Я чувствую себя полным идиотом.
Она обняла его мокрое лицо.
– Послушай меня, Коналл Макьюэн. Печаль… она как разбитый стакан. Ее нельзя держать внутри, иначе она будет ранить тебя снова и снова. От нее нужно освободиться. Лучше с кем-то, кто знает, что делать со всеми этими осколками.
В его покрасневших глазах все еще стояли слезы.
– Я говорю сыну, что большие мальчики не плачут. Но посмотри на меня.
– Слезы – это нечто особенное, Коналл. Это не признак слабости. Ни одно существо не умеет плакать. Слезы – это признак человечности.
Он кивнул в немой благодарности, не доверяя голосу, виновато опустил ее на постель и поправил под забинтованной ногой подушку.
– А что стало с ним? – спросила Шона. – С человеком, отравившим твою жену?
Прежде чем ответить, Коналл пересел на стул и тяжело вздохнул.
– Я отпустил его.
Глаза Шоны округлились.
– Ты что?
– Что еще я мог сделать? У меня не было доказательств его вины. А если бы и были, чем бы это помогло Кристине, если бы он предстал перед судом? Стало бы известно о ее измене. Ее имя было бы запятнано в глазах друзей, семьи, ее ребенка. Предъявив обвинения ее любовнику, я бы испортил Эрику будущее. Ведь я даже не уверен, что он мой сын. Сомнение в своем происхождении преследовало бы его всю жизнь. Поэтому человек, убивший Кристину, остался на свободе. Она поклялась принадлежать ему, и когда не смогла выполнить клятвы, он убил ее. С меня хватило потери Кристины, но отдавать ему всю свою семью я не собирался.
Разрозненные фрагменты стали складываться в голове Шоны в единую картину.
– Вот чем пригрозила тебе герцогиня? Предать гласности неверность твоей жены?
Коналл кивнул.
– И подвергнуть сомнению законность рождения моего сына.
Коналл и Шона повернулись к колыбели. Эрик безмятежно спал. Его полные розовые губки напоминали формой идеальную букву «о». Длинные загибающиеся вверх ресницы лежали полукружиями на пухлых щечках. Он тихо посапывал.
– Даже если он мне не родной, – продолжил Коналл, – я все равно его люблю.
Рассказ глубоко тронул Шону. Коналл и впрямь был особенным человеком.
– А как ее светлость узнала о любовнике твоей жены?
– Не знаю! – прорычал Коналл. – Она не говорит. Ей это не нужно. Если скажет, то, возможно, утратит власть надо мной. Здесь я могу лишь гадать. По поводу смерти Кристины проводилось дознание, но об отравлении не упоминалось. Я выступал в роли врача, и ни у кого не возникло сомнения, что Кристина умерла от родильной горячки. Более того, коронером был мой друг… Мы вместе изучали медицину. Возможно, он узнал правду о смерти Кристины, но скрыл ее ради меня. Возможно, герцогиня заплатила ему, чтобы выведать правду, чтобы лишить меня как медика доверия. Возможно, Стюарт до такой степени раздражал ее, что она решила сделать все, лишь бы доказать дочери, какая у нас омерзительная семья. – Коналл потер лоб. – Но у меня нет ничего, кроме предположений. Одно лишь я знаю со всей уверенностью, что герцогиня обладает невероятным могуществом, чтобы уничтожить нас. Если она предаст огласке то, что ей известно, это не только сделает Эрика незаконнорожденным в глазах общества, но и запятнает его память о матери, когда он станет достаточно взрослым, чтобы это понять.
Коналл взял руку Шоны.
– Как видишь, Шона, я женюсь на леди Вайолет не из-за денег, а потому, что должен жениться. Понимаешь?
– Понимаю. – Она сжала его руку. – А как же твое счастье? Жениться на женщине, которая тебя не любит… не кажется ли тебе… что ты уже проходил этот путь с Кристиной?
– Это не имеет значения. Когда мужчина становится отцом, его собственное счастье уходит на второй план, на первом – счастье ребенка.
Как и женщина, которая его любит.
Коналл начал укладывать медикаменты назад в медицинский чемоданчик.
– Я поговорю с ее светлостью. Мы отложим нашу поездку на несколько дней, пока не буду уверен, что ты пошла на поправку.
Шона смотрела, как он собирает пузырьки и поправляет инструменты. Она добилась цели – задержать его около себя чуть подольше. Но в свете того, что он ей рассказал, дальнейшее представлялось теперь бессмысленным. Если он полюбит ее, их неизбежное расставание станет еще больнее. Даже если Шона добьется от него предложения руки и сердца, их свадьба будет стоить его ребенку будущего.
– Значит, ты женишься на леди Вайолет.
Он стоял, возвышаясь над ней. Но под тяжестью проблем его гордые плечи теперь ссутулились.
– Отдыхай. Я зайду к тебе утром.
Глава 17
Стюарт не сводил глаз с леди Вайолет, которая сидела на его лоснящейся черной кобыле Чарибдис. Вайолет прогуливала лошадь рысцой по обнесенному оградой выпасу. Солнце освещало ее идеально прямую спину и шляпку с пером.
Стюарт подпер рукой подбородок.
– Как она слушается узды?
– Потрясающе! – отозвалась девушка. Ее синяя амазонка безукоризненными фалдами лежала на лошадином крупе. – И она такая красивая.
«Вы обе красивые». Стюарт улыбнулся, поставив начищенный до блеска сапог на нижнюю ступеньку стремянки. О, как же он завидовал этому седлу. Он точно знал эти ощущения. Зад Вайолет являлся истинным произведением искусства, подтянутый и округлый. Эти тугие круглые ягодицы не только ласкали глаз, но и создавали ни с чем не сравнимые ощущения, когда он обнимал их руками или когда подпрыгивали на его бедрах.
Один вечер, тайно проведенный вдвоем. Это все, что у них было после трех лет обмена взглядами над бокалами с шампанским и кружения в танце. Все же их притворство сделало ожидание ее капитуляции еще слаще. В тот вечер она трепетала в его руках от желания любить, которое, однако, боялась исполнить. Он ласкал ее, медленно дразня и соблазняя, пока ее желание не заглушило ее страх. В заключение она стала активной участницей собственного обольщения. Она не просто подставляла ему грудь для поцелуев, но манила ею, покачивая у самых его губ. Она не только раздвигала перед ним ноги, но обвивала ими его талию. Первый раз во время акта любви боль помешала ей достичь наслаждения. Но он обнаружил, что ему куда приятнее видеть, как она купается в блаженстве от его ласк, чем просто скакать сверху, подмяв ее под себя.
Стюарт закрыл глаза, чтобы заново пережить волшебные ощущения. Из чувства скромности она оставила на себе сорочку, отороченную кружевом. Но ко второму разу сама отбросила ее прочь вместе с девичьей скромностью. Невероятно усердная ученица. А когда он попросил ее оседлать его, она продемонстрировала – нагая, – какой восхитительной была наездницей.
Стюарт снова открыл глаза, чтобы видеть, как она подпрыгивает в седле, представляя все секреты ее тела, скрытые под синей амазонкой. Вайолет выглядела царственно, сидя в женском седле, но в мужском она выглядела куда соблазнительнее.
Стюарт вздохнул. С того восхитительного дня он не переставал думать о ней. Но вдобавок к этой пытке он сознавал, что душой и телом желает лишь ее одну. Из всех женщин, которых он знал – а знал он их легион, – только Вайолет видела и принимала его таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким старался казаться. Другие женщины смаковали его пороки, а некоторые даже пользовались ими. Вайолет, хотя и принимала его недостатки, но всегда думала о нем лучше. Она была теплая, очаровательная, нежная, и ему доставляла удовольствие ее компания не только в постели, но и в любом другом месте. Он вскинул брови в усмешке. А в тот вечер, кто кому сдался, еще стоило подумать.
Уголком глаза он уловил желтое пятно и повернулся, чтобы посмотреть, что это. По тропинке к выгону шла герцогиня с раскрытым над головой золотистым зонтиком от солнца и следующей по ее пятам горничной.
– Доброе утро, ваша светлость, – произнес он и низко поклонился.
– Доброе утро, – ответила она надменно. – Сделайте милость, ответьте, почему моя дочь здесь одна без присмотра и почему катается на лошади.
– Что ж, отвечу. Чарибдис – мой свадебный подарок леди Вайолет. – Стюарт переместил взгляд на лошадь и наездницу. – Вы только посмотрите на нее. Какие у нее длинные, стройные ноги. Какой изящный округлый круп. Какие мягкие, нежные губы. Ее просто невозможно не оседлать. Должен признаться, что поначалу она была немного строптивой, но после того как я обломал ее, лучшего создания для скачек мужчине и не сыскать.
– Прошу прощения! – Герцогиня Бейсингхолл, глядя на Стюарта, с трудом сдерживала ярость.
Стюарт в замешательстве наморщил лоб.
– О, понял! Как это неосмотрительно с моей стороны. Я, конечно же, имел в виду кобылу, а не вашу дочь.
Герцогиня недоверчиво взглянула на Стюарта и подала дочери сигнал зонтиком.
– Мистер Макьюэн, от имени своей дочери хотела бы поблагодарить вас за свадебный подарок. Но боюсь, мы должны его отклонить.
Стюарт был уязвлен.
– Но почему, ваша светлость? Чарибдис – самое прекрасное, что у меня есть, и я очень люблю эту лошадь. Но для меня нет большего удовольствия, чем подарить ее Вайолет.
– Думаю, мистер Макьюэн, что вы уже получили достаточно удовольствия за счет моей дочери.
Стюарт прищурился. В отличие от Коналла он не умел скрывать своих эмоций.
– Ваша светлость, вам лучше проявлять осторожность. Если не из уважения к тому факту, что мы все же станем родственниками, так хотя бы из соображения, что злость делает женщину чрезвычайно непривлекательной.
Герцогиня, однако, и глазом не моргнула.
– Мистер Макьюэн, я скорее сочту за члена своей семьи эту лошадь, чем вас. Не оскорбляйте меня, притворяясь, будто заботитесь о счастье моей дочери. Если бы это вас по-настоящему заботило, вы бы в первую очередь добивались благосклонности моей дочери должным образом, а не как вор темной ночью. Вы запятнали честь моей дочери, после чего просите меня забыть о позоре, хотя свидетельство этого растет в ее животе. Родственник, нечего сказать! Вы меня совершенно не уважаете. Вы могли бы с таким же успехом набить деревянный ящик гниющими отбросами, обвязать ленточкой и поставить мне на колени, назвав благоуханным даром. Пожалуйста, попросите, мою дочь слезть с этого животного. Я не желаю больше общаться с вами.
Повернувшись в постели на бок, Шона рассеянно наблюдала за пылинками, кружившимися в луче струившегося в окно солнечного света. Танцуя, они мерцали на свету, но стоило лишь выскользнуть из луча, как они исчезали во мгле. Так и она.
Она пыталась настроить мысли на поиски Кэмрана. Мечты об их счастливом воссоединении всегда доставляли ей радость. Но не сейчас. Ее сердце стремилось к другому счастью, и потеря его затмевала все остальные эмоции.
В конце месяца Коналл должен был жениться на леди Вайолет. И тот факт, что ни один из них не хотел этого брака, служил ей малым утешением. Потому что не она, Шона, а Вайолет станет в конце концов его женой. Он будет улыбаться Вайолет, она будет держать его под руку и спать с ним в одной постели. Пусть сейчас Коналл не любит ее, но со временем поддастся ее чарам. Вайолет невозможно было не полюбить. И тогда она станет не только его женой, но и возлюбленной его сердца. Одинокая слеза скатилась по щеке Шоны на подушку.
В дверях детской появилась миссис Доэрти:
– Я принесла тебе чаю, цыпленок.
В ее голосе прозвучало материнское сочувствие.
Шона даже не повернулась к ней.
– Я ничего не хочу.
Миссис Доэрти поставила поднос на стол.
– Хозяин все утро порывался прийти взглянуть на твою щиколотку, а я его отвлекала. Не знаю, что еще ему говорить.
Шона должна была подняться, чтобы с помощью чернил состарить свой синяк. Но у нее не было ни желания, ни сил продолжать этот обман.
– Скажите ему, что отчекрыжила ее.
– Шона, будь благоразумной. Вставай. Если не подсинишь щиколотку, он поймет, что ты его одурачила. Тебе не нужны проблемы. И честно говоря, они не нужны ни мне, ни Уиллоу.
Ей было уже все равно. Как только карета увезет его в Англию, Шона покинет Балленкрифф вместе с Уиллоу.
Миссис Доэрти присела на край ее кровати.
– Ты же не хочешь, чтобы эта спесивая герцогиня думала, что оказалась права насчет тебя.
Нет, этого она не хотела. Герцогиня Бейсингхолл и так имела слишком большую власть над другими людьми. Давать ей еще больше власти Шона была не готова.
– У тебя есть еще один день с хозяином. Не валяйся в постели, когда можешь провести с ним эти последние драгоценные часы.
Еще один день. Но этого было мало. Того, что ей хотелось делать с Коналлом, хватило бы на тысячу жизней. Шона закрыла глаза. Когда-то один день за несколько мгновений драматическим образом изменил ее жизнь. Значит, даже мгновения обладали властью. А у нее впереди был целый день этих мгновений.
Может, ее жизнь снова изменится.
Хотя бумаги на столе были аккуратно рассортированы и сложены, Коналл не мог на них сосредоточиться. Мог лишь думать, что это Шона рассортировала и сложила их.
Было нетрудно догадаться, что их вечерний разговор имел какое-то отношение к тому, что сегодня утром его к ней не пустили. Он знал, что у нее болела не только нога, у нее болело сердце. Больше всего на свете ему хотелось ее утешить. Но он не мог дать ей то утешение, в котором она нуждалась.
Продолжать сидеть ему было невмоготу. Казалось, на него давят стены. Дважды в жизни он испытывал чувство, что вот-вот совершит непоправимую ошибку. Первый раз, когда вернул себе одну женщину, и теперь, когда отталкивал другую.
Человек науки, он уповал на твердость доказательств и неопровержимую реальность фактов. На камне фактов всегда можно проложить тропу мысли или дела. Умом он сознавал, что поступает правильно, беря в жену Вайолет.
Но внутренний голос говорил совсем другое.
За последовавшим стуком в дверь в кабинет вошел Баннерман:
– Прошу прощения, сэр. Только что прибыли какие-то люди.
Коналл раздраженно поджал губы.
– Баннерман, разве вы не видите, что я готовлюсь к отъезду?
– Прошу прощения, сэр, но джентльмены хотят видеть не вас, а мисс Шону и мисс Уиллоу.
– Вот как? – Брови Коналла сошлись на переносице. – Это арендаторы?
– Нет, сэр. Они представились как Маккалох и его сын Брэндаб. И, сэр, с ними мистер Хартопп.
В голове Коналла прозвучал сигнал тревоги.
– Какого черта ему здесь нужно?
– Не могу знать, сэр.
– Я выйду к ним. Но пока ничего не говорите дамам. А мужчинам скажите, что Шона не здорова.
– Прошу меня извинить, сэр, но они встретились в коридоре, когда мисс Шона спускалась вниз. Она проводила их в утреннюю гостиную. Я пришел предупредить вас об их присутствии.
– Проклятие! Какого дьявола эта женщина встала?
Но отказывается его видеть.
Он уронил папку на стол и вскочил со стула. Его вновь охватила обреченность, как в тот миг, когда он увидел любовника своей жены.
Коналл ринулся в утреннюю гостиную.
Глава 18
Стараясь унять все возрастающий страх, Коналл распахнул дверь в комнату.
При его появлении трое мужчин поднялись со своих мест. Старший из них был дородный малый с могучими плечами и грудью. Его каштановые волосы уже посеребрила седина, придавая его облику опытность и мудрость, которые светились в его глазах. Через плечо поверх пиджака у него висел такой же тартан в зеленую с красным клетку, как и у молодого человека, который был на голову выше отца, но имел похожее искушенное выражение лица. Оба были в килтах.
Старший из мужчин протянул Коналлу мясистую ладонь:
– Доброе утро, Балленкрифф. Я Маккалох из клана Маккалох.
– Как поживаете, сэр?
На мгновение уголки губ мужчины дрогнули.
– Позвольте представить вам моего сына, Брэндаба Маккалоха.
Пока он пожимал руку молодого человека, на Коналла смотрели гордые немигающие глаза.
– Хартоппа вы, кажется, уже знаете.
Коналл исподлобья взглянул на своего бывшего управляющего.
– Да, имели дело.
Хартопп, прежде чем сесть, поклонился. К его губам была приклеена странная улыбка.
Шона сидела на зачехленном стуле. Повязку с ноги она не сняла.
– Наконец-то, доброе утро, Шона. Как вы спустились вниз, позвольте спросить?
– Осторожно.
– Вам следовало бы поберечь щиколотку. Я попрошу Баннермана, чтобы проводил вас наверх.
– Балленкрифф, – перебил его Маккалох, – с вашего позволения я бы хотел, чтобы мисс Шона осталась. То, что я собираюсь сказать, касается ее.
– Понятно, – произнес Коналл с чувством отвращения.
– И Уиллоу тоже. Она дома?
– Нет, к сожалению, – ответила Шона. – Она поехала в Торнхилл с маленьким мальчиком доктора Макьюэна забрать новую обувь, которую заказала для него.
Коналлу было неприятно посвящать людей в такие подробности своей личной жизни, как это сделала Шона.
– Пожалуйста, присаживайтесь, джентльмены, и скажите, чем я обязан неожиданному удовольствию вас видеть.
И снова уголки губ Маккалоха дрогнули, как будто он пытался сдержать смешок.
– Я сказал что-то смешное, Маккалох? – осведомился Коналл.
– Э-э-э… нет. Простите меня. Я… не ожидал, что вы англичанин.
– Уверяю вас, сэр, – раздраженно заметил Коналл, – что я такой же шотландец, как и вы.
Скользнув взглядом по белому галстуку Коналла, парчовой жилетке, светло-коричневым брюкам и черным сапогам, Маккалох расплылся в улыбке.
– Конечно. Только я почти не знаю шотландцев, которые добровольно станут наряжаться как англичанишки.
Его саркастическое замечание вызвало со стороны остальных мужчин усмешки.
Все в комнате, включая Коналла, были шотландцами, но почему-то Коналл чувствовал себя среди них чужим.
– Вероятно, потому, что не в состоянии достаточно внятно формулировать свои мысли, чтобы сойти за англичан.
В глазах Маккалоха вспыхнули искры ярости, но он тут же их замаскировал.
– У вас быстрый ум, и мне нравится это в друзьях и союзниках. Можете называть меня Дункан.
Коналл тотчас насторожился:
– Вы поэтому приехали? В надежде, что мы станем союзниками?
– Да! И довольно скоро. – Он повернулся к Шоне: – Мисс Шона, скажу вам для начала, что знаю, что стало с вашей семьей. Соболезную по поводу потери. Джон и Фиона Макаслан были хорошими людьми, и мы вспоминаем их добрым словом.
Шона кивнула.
– Вы были ребенком, когда их убили, так что не могли этого знать. Но Джон Макаслан и я договорились. Когда вы станете совершеннолетними, одна из вас, двойняшек, должна выйти замуж за моего сына Брэндаба.
Коналл видел, как взгляд Шоны метнулся к красивому молодому человеку, сидевшему рядом с Дунканом. В нем чувствовались стальная твердость и природная гордость человека, сознающего, что он богат, влиятелен и хорош собой. Такой красивой женщине, как Шона, не составило бы труда полюбить такого мужчину.
– Постойте, – сказала она, – вы знали моих родителей?
– Конечно! – воскликнул Дункан. – Мы с вашим отцом были друзьями. В юности мы сражались бок о бок и хотели связать наши семьи брачными узами. Даже после того, как ваши родители были убиты, я намеревался выполнить наш договор. Но вы с Уиллоу сбежали, и мы потеряли ваши следы. Но Брэндаб все эти годы ждал свою названую невесту. Мы были очень рады, когда услышали от Хартоппа, что он вас нашел.
Брэндаб наклонился вперед, опираясь локтями на колени.
– Я сознаю, что для вас это неожиданность. Если бы ваши родители не умерли и вы бы выросли в Рейвенз-Крейге, то за прошедшие двенадцать лет мы бы хорошо узнали друг друга. Потерянное время не возвратить, но мы можем начать все заново. – Брэндаб посмотрел на Коналла: – С вашего позволения, сэр, я бы хотел наведываться в Балленкрифф, чтобы ухаживать за дамами.
Коналла эта новость застигла врасплох, и он испытал чувство утраты. Умом он сознавал, что это не должно его касаться, поскольку сам он женится на леди Вайолет. Но мысль, что Шона будет принадлежать другому мужчине, его очень огорчила.
– Боюсь, это невозможно, сэр, поскольку я уезжаю в Англию.
– Вот как?
– Да, я женюсь.
– Поздравляю, – произнес Дункан.
Брэндаб нахмурился:
– А мисс Шона тоже уезжает?
– Нет, но она не может принимать гостей без надлежащего надзора для сохранения репутации. Это было бы неприлично.
Брэндаб и Дункан переглянулись. У Дункана на губах снова появилась улыбка, столь действовавшая Коналлу на нервы.
– У меня сложилось впечатление, что Шона и Уиллоу находятся у вас в услужении. Я признателен вашему стремлению опекать их, но девушки достигли совершеннолетия. Они вольны встречаться, с кем пожелают.
– Да, конечно, но я очень осторожен в вопросах, касающихся женской части моего персонала, – пояснил Коналл. – А эти девушки находятся у меня на обучении до достижения двадцати одного года. Таким образом, я отвечаю за их благополучие и формирование характера.
Брэндаб поморщился. Очевидно, он не привык, чтобы ему отказывали.
– Все же, я могу наносить визиты?
– Я дам вам знать.
Коналл встал, давая понять, что встреча закончена.
Шона остановила на нем взгляд. Ее глаза метали молнии.
– Может, сначала мне позволят ответить? В конце концов, разговор идет обо мне.
Если Коналлу иногда и хотелось, чтобы она придержала язык, то этот момент сейчас настал.
– Если в этом есть необходимость.
Шона сложила на коленях руки и обратилась к Дункану:
– Благодарю, что хотите выполнить договор, заключенный с моим отцом. Но теперь, когда его нет, договор не налагает на меня обязательств. Как вы сказали, я совершеннолетняя и могу выйти замуж за того, за кого пожелаю.
Дункан широко улыбнулся:
– Да, милая, можете. Но прежде чем откажете моему сыну, должны знать, что, став его женой, сделаетесь самой богатой женщиной в Росшире, Кромартишире и Инвернессшире, вместе взятых. Я владею сотнями тысяч акров земли. Хозяйствами, фермами… даже несколькими деревнями, носящими мое имя. Замки, кареты, платья… все, что угодно, будет в вашем распоряжении. А Брэндаб, – сказал Дункан, похлопав сына по спине, – только что получил место в Шотландском совете и будет одним из самых молодых людей, удостоенных такой чести. Поверьте моим словам, в ближайшие годы он станет одним из вождей Шотландии. К тому же он красив. Как и его отец.
В ответ на добродушную шутку Дункана Шона улыбнулась.
Но Коналлу шутка не понравилась.
– Я мог бы говорить о сыне без остановки, – продолжил Дункан. – Я горжусь им. Но мне бы хотелось, чтобы вы узнали его, как знаю его я. Чтобы приняли его ухаживания и узнали, какой хороший муж может из него получиться. – Дункан заговорщически наклонился вперед. – К тому же, девочка, ты из Северного нагорья, а не из низины. Это не твое место. Здесь все равно что в Северной Англии. Ты должна вернуться к сладким травам Россшира, к земле, что родила твоего отца и всех предков. Если не хочешь сделать это ради Брэндаба, сделай во имя памяти своего отца.
Коналл мог присягнуть на Библии архиепископа Кентерберийского, что все, произнесенное этим человеком, было ложью. Но опять же говорили не факты, а внутренний голос. И этот голос он только сейчас начинал понимать.
– Джентльмены, – вмешался Коналл, – как врач дамы, я должен потребовать, чтобы вы дали ей возможность отдохнуть. Вчера она неудачно упала, и я должен немедленно заняться ее травмой.
Дункан стрельнул в него испепеляющим взглядом:
– А не потому ли она упала, что перетрудилась? Женщины слишком нежные существа, чтобы служить в управляющих.
Шона не позволила Коналлу ответить:
– Это ложь! Я служу управляющей с момента увольнения Хартоппа и прекрасно справляюсь со своими обязанностями. Можете сами его спросить. Более того, некоторые из арендаторов с нами уже рассчитались, чего Хартопп никогда бы не смог добиться, несмотря на все свои угрозы и устрашения.
– Мои извинения, мисс Шона. Я не говорил, что вы не можете работать. Я хотел сказать, что такая леди, как вы, должна пользоваться богатством поместья, а не создавать его.
Брэндаб повернулся к Коналлу.
– Это напомнило мне кое-что еще, о чем говорил нам мистер Хартопп. Он сказал, что ваше имение переживает тяжелые времена. Что предыдущий хозяин, ваш дядя Макрат, чуть не довел его до банкротства и после его смерти арендаторы были брошены на произвол судьбы.
Коналл испытал прилив гнева.
– Это неслыханно, Хартопп! Вы не имели права обсуждать мои дела с посторонними!
Брэндаб поднял руку, всем своим видом выражая самоуверенность, столь присущую людям чуть старше двадцати лет.
– Может, вас обрадует то, что он это сделал, милорд Балленкрифф. Потому что у меня есть предложение, которое, надеюсь, вас обрадует. Зная, что у вас нет опыта управления таким большим имением, я готов купить у вас эту землю.
– Что?
– Хартопп сказал, что это стоящее вложение для тех, кто знает, что с ним делать. В отличие от отца я предпочитаю не ограничивать свое проживание Северным нагорьем. Было бы неплохо иметь дом в Дамфрисшире. Когда я увидел Балленкрифф собственными глазами, он мне понравился. – Когда Коналл промолчал, Брэндаб продолжил: – И переживать за своих слуг вам тоже не придется. Я оставлю их всех. И ваших арендаторов. И ваших учениц, – добавил он, кивнув в сторону Шоны. – Назовите свою цену.
Дункан наклонился, поставив локоть на колено. От него веяло высокомерием.
– Это достаточно внятно, на ваш взгляд, сформулировано?
С каждым моментом подозрительность Коналла относительно намерений мужчин усиливалась. Он был готов биться об заклад, поставив на кон собственную жизнь, что эти люди затевают что-то нехорошее. Но пока не мог догадаться об их мотивах. Как бы то ни было, он не мог избавиться от тошнотворного чувства, что непрошеные гости несли с собой беду.
– Балленкрифф не продается, джентльмены. Возможно, я еще не вполне познал все тонкости управления поместьем, но опыт, как известно, приходит с практикой. И я надеюсь, что со временем в этом преуспею. Если вдруг возникнет необходимость продать имение, я непременно вспомню о вас. – Коналл встал с кресла. – А теперь, если позволите, я бы хотел вернуться к делам насущным. Всего хорошего.
Дункан тоже поднялся с места.
– Жаль. Желаю вам счастливого пути, Балленкрифф. И наши поздравления с грядущим бракосочетанием. Мисс Шона, было приятно с вами познакомиться. Передайте наилучшие пожелания мисс Уиллоу.
Мужчины направились к двери, и Коналл почувствовал облегчение.
Внезапно Дункан обернулся:
– Еще один вопрос, мисс Шона. Кто из вас старше – вы или сестра?
Она пожала плечами:
– Уиллоу. Она родилась на три минуты раньше.
Дункан улыбнулся:
– Благодарю. Хорошего вам дня.
– Всего доброго.
Коналл поручил гостей заботам Баннермана. Тот вернул им шляпы и трости, после чего проводил.
Закрыв за визитерами дверь гостиной, Коналл не мог отделаться от охватившего его беспокойства.
– Шона, я тут подумал… может, вам с Уиллоу стоит поехать вместе с нами в Англию.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.