Текст книги "Уроки влюбленного лорда"

Глава 10

Дункан Маккалох был чрезвычайно хитрым человеком. Внешне сердечный и открытый, он тщательно подбирал слова, чтобы добиться желаемой реакции, и за каждым его жестом гостеприимства и рукопожатием скрывался определенный мотив. Наверно, поэтому, рассуждал Хартопп, ему удалось стяжать столь огромное богатство без особого противодействия – по крайней мере со стороны тех, кто осмеливался об этом заикнуться.

– Вы, несомненно, устали сидеть взаперти вашей тесной кареты. Мой сын Брэндаб и я собирались выйти поохотиться. Пойдемте с нами.

Только две вещи могли облегчить боль в негнущихся суставах Хартоппа: хороший отдых или хорошая прогулка. Он кивнул и последовал за Маккалохами из дома в лес. За ними по пятам шли двое слуг, неся амуницию и бутылки с виски.

– Девчонки Макаслан, – проговорил Маккалох, глядя прямо перед собой. – Я искал этих оборванок с тех пор, как они сбежали от моего человека Селдомриджа более десятка лет назад. Где же они объявились?

Но выдавать свой секрет Хартопп не торопился. Информация, которой он обладал, имела денежную ценность. Если он ее раскроет, ему не заплатят.

– На юге, севернее Англии. Я точно знаю, где они находятся и как их найти.

– Это и впрямь хорошая новость, – заметил Маккалох. – Она меня интересует. А как вы их обнаружили?

– Случайно. Они работали на одной дальней ферме.

– А как узнали, что я их разыскиваю?

Многие слышали о справедливом возмездии, постигшем семью Макаслан. Оно послужило предостережением тем, кто только помышлял о неучастии в сражении. Но Хартопп узнал о бойне непосредственно от вождя клана Макбрей. Одна из дочерей вождя должна была выйти замуж за Хэмиша, старшего сына Макаслана. Узнав об убийстве жениха, девушка просто обезумела и покончила с собой. Хартопп взглянул на своего собеседника с почтением.

– Ходят слухи, Маккалох. В Северном нагорье все в курсе ваших дел.

Он изобразил улыбку:

– Рад это слышать.

Они тихо шли по лесу, стараясь не наступать на сухие ветки или палую листву, чтобы не вспугнуть добычу. Вскоре на глаза им попалась пара красивых молодых оленей, щипавших траву на поляне. Брэндаб бесшумно приставил к плечу ружье и прицелился. Пока мужчины молча наблюдали за его действиями, он нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, и из кремневого замка вырвалось облачко дыма. Брэндаб попал в цель, ранив одного из оленей. Олени бросились прочь, один из них – прихрамывая.

– Вы видели? Я ранил ее в бок, – крикнул Брэндаб. – Идем за ней.

– Проклятие! Она далеко уйдет, прежде чем выдохнется. Мои ноги не выдержат. А ты иди. Следуй по кровавым следам. И скоро ее обнаружишь.

Молодой Маккалох бросился в лес, чтобы добить свою добычу.

– Я хорошо его обучил, верно? – спросил Дункан. – У вас есть дети, Хартопп?

– Несомненно, но ни одного, которого бы я признал, – ответил он под раскатистый хохот Дункана.

– Брэндаб – амбициозный малый. Более амбициозный, чем был в его возрасте его отец. Он способен без труда приумножить владения Маккалохов, но у мальчика голова создана для политики. Не могу дождаться, чтобы посмотреть, что станет с нашим советом, если я спущу на них Брэндаба.

Но не гордость увидел Хартопп в глазах Дункана, а жажду крови.

– А теперь, – воскликнул он, меняя тему, – чувствую, вы приехали ко мне с предложением. Валяйте.

– Я лояльный человек, милорд. Но как только увидел девчонок и догадался, кто они такие, я понял, что должен вернуть их вам. Я помню, как вы вознаграждаете за подобную лояльность.

– А откуда эта уверенность, что они те самые дочери Макаслана?

– Если вы ищете Шону и Уиллоу Макаслан, дочерей Джона Макаслана из Рейвенз-Крейга, то это они. – При виде вожделения, с каким Дункан мечтал завладеть добычей, имевшейся у Хартоппа, тот не мог не обрадоваться. – И у них есть знак слейтера.

Дункан облизнул губы.

– И где я могу их найти?

Хартопп буквально раздулся от радости.

– Буду счастлив отвезти вас к ним, милорд. За вознаграждение в десять тысяч фунтов.

Дункан кивнул головой, в которой только начала пробиваться проседь, и пнул ногой камень на земле, под которым извивался клубок червей.

Хартопп проследил взглядом за его действиями, и когда их глаза снова встретились, в живот ему уперся ружейный ствол Дункана.

В голове Хартоппа зашумело. Его обезумевший взгляд метнулся от ствола оружия к лицу Дункана, а потом к слугам, делавшим вид, будто они рассматривают свои башмаки.

– Знаешь, Хартопп, что происходит с теми людьми, которые пытаются диктовать мне условия? Их удовлетворение никогда не длится долго.

У Хартоппа с собой было два кинжала, но он не мог достаточно быстро выхватить их, чтобы защититься от человека с ружьем. Его единственным оружием была жадность Дункана.

– Застрелите меня и никогда не получите тех сведений, которые хотели получить.

Дункан недоверчиво поморщился:

– Застрелить тебя? Я и не собирался в тебя стрелять. Зачем мне убивать человека, который отведет меня к девчонкам Макаслан. За вознаграждение в две тысячи. По рукам?

Хартопп прерывисто вздохнул:

– По рукам.

– Вот и хорошо. Давай выпьем.

Слуга тотчас наполнил два бокала виски и протянул им. Мужчины смерили друг друга взглядами.

В этот момент к ним присоединился запыхавшийся Брэндаб.

– Чертов олень ушел.

Дункан похлопал Брэндаба по спине:

– Не важно, сын. Она не сможет бежать вечно. Оставь ее диким собакам. Пусть утолит их голод и спасет нам несколько овец. Впереди нас ждет новая охота.

Глава 11

Стюарт даже не заметил обрушившегося на него кулака. Едва он показал письмо Коналлу, как в следующий миг уже лежал на полу и Коналл возвышался над ним.

– Ты презренный, отвратительный подлец! Как мог ты сделать это со мной?

Стюарт скорчился от боли, распространившейся от челюсти по всему телу. Коснувшись уголка рта, увидел на пальцах кровь.

– Уверяю тебя, Коналл, я не хотел причинить тебе зла.

– И поэтому я должен чувствовать себя лучше? Что твое предосудительное поведение не имело намерения поставить меня в тупиковое положение?

Стюарт медленно выпрямился. Вынув из кармана сюртука надушенный носовой платок, приложил к рассеченной губе.

– Конечно же, нет. Разве что-то может замарать совершенство по имени Коналл Макьюэн?

Коналл прищурился.

– Не смей даже пытаться вызвать мое сочувствие в такой момент! Ты погубил жизнь молодой женщины. Не говоря уже о моей.

Коналл бросился к окну и вцепился в раму, чтобы удержаться от дальнейшего избиения брата.

Стюарт поднял с пола письмо. Скомканный лист плотной писчей бумаги кремового цвета с гербом Бейсингхолла упал на пол от гнева Коналла, как и сам Стюарт некоторое время назад. Сообщение, написанное элегантным почерком герцогини, имело отнюдь не сердечное содержание. Наиболее оскорбительную часть он уже выучил наизусть.

«Я должна была заподозрить по тому, как часто пересекались наши пути, что у вас имеются сомнительные виды на мою дочь. Но поздние догадки ничего не дают, кроме сожаления. Если бы только я знала о ваших нечестных намерениях относительно леди Вайолет, то всеми силами, как и все остальные в моем кругу, оградила бы ее от вас.

Я порицаю близость, что возникла у моей дочери от общения с вами, человеком без средств и титула, человеком с репутацией, недостойной джентльмена. Семья положила много сил, чтобы вырастить леди Вайолет для приличествующего ее положению, красоте и воспитанию брака с пэром королевства. Мы возмущены тем, что вы использовали леди Вайолет, запятнали ее добродетель, лишив возможность выйти замуж за человека благородного происхождения.

Весьма печально, что вы навязали нам свое общество, войдя в наше благородное собрание, и, вместо того чтобы оправдать наше высокое доверие, бессердечно опорочили славное имя рода Бейсингхоллов. Я уверена, что даже человек вашей сомнительной репутации способен понять, что брак нашей дочери с таким, как вы, унижает достоинство нашей семьи. Таким образом, я требую возмещения ущерба, нанесенного вами нашей семье.

Насколько нам известно, ваш старший брат, доктор Коналл Макьюэн, вдовец и недавно унаследовал в Шотландии внушительных размеров имение. Я отовсюду получала самые благоприятные отзывы о его характере и была счастлива узнать о его образовании, манерах и сдержанности. Если ваш брат совершит благородное дело и попросит руки моей дочери, я скрепя сердце позволю ей заключить брак с представителем семьи, которая лишила ее женихов более благородного происхождения.

Я займусь организацией визита в Балленкрифф для обсуждения условий помолвки в конце сезона. Я рассчитываю, что вы познакомите нас с вашим братом и объясните ему наши цели. Если он откажется снять бесчестье с головы моей дочери, я покажу вам, что значит сделаться врагом Бейсингхоллов».

Коналл ударил ладонью по оконному переплету.

– Зачем тебе понадобилось лезть к незамужней аристократке? Неужели в Лондоне мало вдов и шлюх, с которыми можно удовлетворить свою похоть?

Стюарт отряхнул с себя пыль.

– Ты не поверишь, Коналл, но Вайолет сама соблазнила меня.

Коналл недоверчиво взглянул на брата:

– Невинная девица соблазнила тебя? Боже, неужели у тебя совсем нет чести?

– Что здесь такого невероятного? Плутовка добивалась меня целую вечность. Она положила глаз на меня со дня своего первого выхода в свет. А такую женщину, как Вайолет, трудно не замечать. Она красивая, грациозная, скромная… Мужчина может оставаться сдержанным лишь до тех пор, пока его не начнут провоцировать сверх всякой меры.

– Я думал, что к этому возрасту ты стал человеком здравого ума, Стюарт, способным контролировать свои инстинкты. Ты уже не мальчик, но зрелый муж.

Стюарт бросил письмо на массивную столешницу.

– К сожалению, я еще человек из плоти и крови, а не из холодного мрамора, как ты.

Коналл погрозил пальцем:

– Если думаешь увильнуть от ответственности призывами пожалеть тебя, то жестоко ошибаешься.

Стюарт попятился от него и направился к подносу с бренди на старинном столике. Наполнил стакан до самых краев, так что чуть не полилось через край.

Коналл помассировал стертые костяшки пальцев.

– Дай подумать. Если она неотступно тебя преследовала, не означает ли это, что она к этому времени уже потеряла невинность? Когда ты переспал с ней, она была девственна?

Стюарт мог ответить отрицательно и тем самым смягчить гнев брата. Но с приездом герцогини правда все равно раскрылась бы.

– Да. Она была девушкой, я в этом совершенно уверен.

Стюарт сделал большой глоток.

– Черт бы тебя подрал, Стюарт. Что, по-твоему, должен я теперь делать?

– Ты слышал герцогиню. Она не хочет видеть меня своим зятем. И должен добавить, Вайолет – не худший выбор. Она очень красивая женщина. У ее матери денег куры не клюют. Удар старого герцога обернулся для герцогини подарком судьбы. – Стюарт убрал в карман окровавленный носовой платок. – Несмотря на ее недовольство оборотом событий, герцогиня не позволит своей единственной дочери жить в нужде. Вайолет, несомненно, получит богатое приданое или щедрое содержание. Чего, безусловно, хватит, чтобы поднять Балленкрифф на ноги и оплатить все новшества, которые вы с Шоной затеяли.

– Дело не в этом, Стюарт. Эта ситуация загоняет меня в угол. Лишает возможности самому выбрать себе жену.

– Лучшего выбора у тебя и быть не может, – возразил Стюарт с нажимом. – Вайолет – единственный ребенок. Когда эта горгона, ее мать, отдаст Богу душу, ты станешь одним из богатейших людей Англии и Шотландии. Подумай об этом, Коналл. Возможно, сейчас ты смотришь на это как на проклятие, а потом поймешь, что это Божий дар.

– Божий дар? Стюарт, неужели ты не испытываешь отвращения к сложившейся ситуации? Владеть женщиной, которой владел твой родной брат? Стоит мне подумать об этом, и возникает желание скрестить с тобой шпаги.

Стюарт пожал плечами:

– С этим легко справиться. Не спи с ней.

Коналл в изумлении вытаращил глаза:

– Не спать с ней? Ты готов толкнуть нас на фиктивный брак ради собственного удобства? Себялюбивый ублюдок!

Коналл бросился в кресло за столом.

– Ладно, тогда не женись на девчонке. Что сделает герцогиня, если ты просто скажешь «нет»?

Коналл почесал лоб:

– Не знаю. Знаю только, что она могла бы сделать. Например, обвинить тебя в том, что ты изнасиловал ее дочь. Могла бы подать на тебя в суд и упечь за решетку. Она может наложить арест на имение, требуя материальной компенсации, чего мы не в силах сделать.

Стюарт сел напротив него.

– В обществе никому не нужен публичный позор. Она не осмелится дать делу огласку.

Коналл схватил письмо и потряс им в воздухе.

– Она похожа на женщину, которая боится публичности? Боже, она доверила все подробности своей гербовой бумаге! Думаю, ее в большей степени интересует возмещение ущерба, чем сохранение дела в тайне. Господи, только бы девушка не ждала ребенка.

Ребенок? Что-то в Стюарте всколыхнулось, чего он ни разу не испытывал. Свой собственный ребенок… от этой мысли у него на губах заиграла улыбка. Он заглянул в гравированный стакан в своей руке, и мимолетная радость, доставленная этой мыслью, тут же померкла, задушенная самобичеванием. Как это было бы беспечно с его стороны завести отпрыска, о котором он не смог бы должным образом заботиться, ухаживать и воспитывать. Не дай Бог, если ребенок вырастет таким, как он. Своевольным негодяем, попирающим любые наставления и нравоучения, подчиняющимся лишь своим проклятым инстинктам, ведущим к саморазрушению. В такие моменты, как этот, Стюарт сознавал, как сильно на самом деле ненавидит собственные слабости.

– Прости, Коналл. Я искренне сожалею. Никогда не думал, что то, чем я занимаюсь за закрытыми дверями, может каким-то образом отразиться на тебе. Я не могу исправить то зло, которое причинил. Но если есть что-то, что я могу сделать, чтобы вытащить нас из той пропасти, на краю которой мы стоим, ты только скажи.

Коналл заглянул в полные отчаяния глаза брата. Хоть и довольно редко, но все же у Стюарта бывали моменты просветления, когда он сознавал всю беспечность и эгоизм своего поведения. И Коналл всегда приходил на помощь и говорил ему, что делать. Но в данный момент он этого тоже не знал. Знал только, что его будущее вдруг омрачилось.

И присутствие в нем Шоны стало под вопросом.

Глава 12

Шона вскочила на сиденье повозки и взмахнула вожжами. Коналл будет сегодня доволен.

Базарный день оказался очень длинным, но прибыльным. Больших успехов добились фермеры восточной части поместья, хотя нововведения Шоны дадут результат не раньше весеннего урожая. Арендаторы рассчитались с долгами за квартал, а те, кто получил от Коналла субсидии, выплатили десять процентов. Собранные деньги лежали теперь у Шоны в ларце под сиденьем. Для пущей надежности, чтобы доставить наличность в целости и сохранности, ее сопровождали верхом на лошадях Кирен и его кузен Фергус, дородный детина, выглядевший как три Кирена, вместе взятых.

Последние дни у Коналла было плохое настроение из-за финансовых проблем. Шона отчаянно хотела увидеть на его лице улыбку и не сомневалась, что вырученные за аренду средства в этом помогут. Но больше всего ей не терпелось сообщить ему новость, которую она узнала по дороге на рынок. В парке имения она обнаружила на отдельных березах и лиственницах большие наплывы. Эти наросты придавали структуре дерева красивую волнистость, столь ценимую при изготовлении шпона и художественных поделок. Мебельщики и скульпторы по дереву в Лондоне дадут хорошую цену за такую древесину. И Шоне не терпелось сообщить Коналлу, что у него под носом растет запас зеленого золота.

После увольнения этого грифа Хартоппа фермеры узнали совсем другого Коналла. Он изо всех сил старался стать уважаемым помещиком, стремившимся сотрудничать с арендаторами скорее как партнер, чем землевладелец. Несколько дней назад Шона остановилась с ним в пабе, чтобы перекусить, после того как проследили за доставкой лопат, кирок и костяной муки для осушения поля Ферли. Владелец паба сам поставил Коналлу и Шоне выпивку. Не прошло и несколько минут, как их столик был сплошь заставлен стаканами. Это клиенты с соседних столов угощали их выпивкой в знак благодарности за предоставленную работу или оказанную помощь себе или соседям. При виде такой коллекции виски и эля на своем столе Коналл расхохотался.

– Пусть это послужит тебе предупреждением, – сказала Шона. – Вот, что случается, когда тебя в деревне любят.

Коналл стал напоминать ей отца, которого все в округе очень любили.

Коляска, громыхая колесами, подкатила к господскому дому с южной стороны. Пустынный когда-то пейзаж благодаря недавно высаженным растениям в кадках начал зеленеть. От увлажненной почвы исходил запах земли, обещая хороший урожай.

Когда коляска остановилась, Шона с развевавшимися за спиной волосами спрыгнула с сиденья. Нагнувшись, достала из-под скамейки ларец, в котором звенели монеты.

– До свидания, Кирен, до свидания, Фергус. Передайте привет своей матери.

– До свидания, Шона, – ответил Фергус, прогудев густым баритоном на весь конюшенный двор. – Завтра я тебе не понадоблюсь?

– Понадобишься. С утра мы поедем на рынок в Стоункерке. Приезжай за мной ровно в шесть.

Пробегая мимо конюшни, Шона заметила в стойле незнакомых лошадей, жевавших сено. И две распряженные кареты в каретном дворе.

В Балленкрифф, похоже, явились гости.

«Ее светлость герцогиня Бейсингхолл».

Коналл провел пальцем по буквам на визитной карточке, которую ему протянул Баннерман. Как и письмо, ее карточка была колючей и лаконичной, передавая всего в четырех словах многовековую надменность, требовавшую коленопреклонения.

Прерывисто вздохнув, он многозначительно посмотрел на брата:

– Они прибыли.

Вскоре лакей проводил герцогиню и вторую женщину в гостиную. Коналл и Стюарт поднялись им навстречу.

Герцогиня была красивой женщиной с яркими гэльскими чертами и тонкой талией. Собранные на макушке и уложенные кольцами темные волосы открывали взгляду жемчужные серьги под стать белизне ее гладкой кожи. Изумрудного цвета платье красиво облегало ее стройную фигуру. На ее груди сверкала жемчужная брошь с бриллиантами, соединенная с нитью жемчуга, охватывающей ее высокую талию.

– Добро пожаловать, ваша светлость, – поздоровался Коналл, кланяясь. – Я доктор Коналл Макьюэн из Балленкриффа. С прибытием. Надеюсь, ваше путешествие было не слишком неприятным.

– Без происшествий, Балленкрифф. Примите мою благодарность за ваше любезное гостеприимство.

От нее веяло не надменностью, а значительностью, словно во все времена ее окружала дымка царственного достоинства. Герцогиня махнула рукой в сторону стоявшей рядом женщины:

– Позвольте представить вам мою дочь, леди Вайолет.

Она казалась копией герцогини, только в молодости. Красивая лицом и фигурой, с молочной кожей и блестящими каштановыми волосами. Как и у матери, у нее были большие миндалевидные глаза, полные очарования. Ее платье бледно-сиреневого цвета – под стать ее имени[5]5
  Вайолет – фиолетовый (англ.).


[Закрыть], – с довольно глубоким вырезом выгодно подчеркивало ее осиную талию сильфиды[6]6
  Дух женского пола в германской и кельтской мифологии.


[Закрыть] и высокую грудь.

Коналл поклонился:

– Леди Вайолет, для меня честь с вами познакомиться.

Леди Вайолет присела в реверансе:

– Доктор Макьюэн.

– Вы помните моего брата, Стюарта Макьюэна, – произнес он, указывая на Стюарта.

Стюарт элегантно поклонился:

– Рад видеть вас обеих в добром здравии.

Возникшее на лице герцогини выражение раздражения не ускользнуло от Коналла.

– Я распорядился, чтобы подали прохладительные напитки и что-нибудь перекусить. Не желаете ли присесть на диван?

Дамы приняли приглашение, расположившись рядом, как пара драгоценных камней в короне. Коналл и Стюарт опустились в кресла напротив.

Герцогиня сложила руки на коленях.

– Простите мне мою прямолинейность, Балленкрифф, но я женщина открытая, за что мой покойный муж Фредерик зачастую меня упрекал. Чтобы предупредить дальнейшую неловкость, я сразу перейду к делу. Вы, несомненно, знаете о причине моего визита.

– Я читал ваше письмо, ваша светлость.

– Во-первых, хочу сказать, что я не извиняю свою дочь за то, что забыла о своем благородном воспитании и ответственности как социальной, так и моральной, налагаемой положением.

Вайолет опустила ресницы и густо покраснела. От упрека ее плечи слегка ссутулились, но самообладания она, к своей чести, не утратила. Очевидно, эти укоры она слышала не впервые.

– Детям в наше время, – продолжала герцогиня, – как известно, не хватает строгости и умеренности. Тем не менее настоящая мать знает, что любой проступок ее детей лежит на ее совести. Я не оправдываю безнравственного поведения своей дочери и в равной степени виновата в ее грехопадении.

Коналл взглянул на Вайолет. Она сидела выпрямившись, скрестив ноги, и, несмотря на горечь обвинений в свой адрес, переносила их достойно. У него возникло желание защитить девушку.

– Мы все далеки от совершенства, ваша светлость.

– Я пекусь не о совершенстве, сэр. А об обязательствах. К каждому из нас предъявляются свои требования, и она обязана соответствовать своим, как и все мы. Флирт с мистером Макьюэном не приличествует леди ее статуса.

В голове Коналла родилась беспокойная мысль.

– Позвольте спросить вашу светлость: в чем, собственно, вы видите вину дочери? В ее моральном падении или в том, что она упала в объятия моего брата?

– Моя дочь получила образование по всем наукам, востребованным в обществе – игре на пианино, пению, танцам, – а также по истории, французскому языку, латыни и по другим предметам, достаточно сложным для умственных способностей большинства мужчин. Она способна без подготовки организовать бал-маскарад на пятьсот гостей и может поддержать беседу на самые различные темы с представителем любого класса, начиная от духовенства и кончая его королевским высочеством. Будем предельно откровенны друг с другом. Сколько балов-маскарадов, по-вашему, может провести ваш брат?

Коналл смущенно шевельнулся в кресле.

– Не можете же вы это всерьез считать мерилом достоинств мужчины.

– Нет, если говорим о человеческих качествах, Балленкрифф. Но мы обсуждаем дела практические. Теперь, когда она лишена целомудрия, я не могу с чистой совестью отдать ее в жены человеку, равному ей по происхождению и воспитанию. Как, впрочем, один проступок не низводит ее до уровня собаки.

– Собаки? – Стюарт подался вперед. – Вы оскорбляете меня, ваша светлость. Хоть я и не принц, но не могу позволить порочить меня…

– Прошу оставить свои возражения при себе, мистер Макьюэн. – Герцогиня оборвала жалобу Стюарта со спокойным достоинством высшего государственного сановника. – Я, безусловно, понимаю ваш низменный интерес к леди Вайолет. Моя дочь, в конце концов, сокровище. Но это не лезет ни в какие ворота, чтобы подобный господин использовал девушку столь юного возраста. Моя дочь защищала вас, утверждая, что с вашей стороны не было насилия, но могу смело сказать, что мы-то с вами знаем, как это на самом деле было. Мы искушенные люди, вы да я, и знаем, что в моменты страсти мечу требуются ножны. Вы вели себя предосудительно, и я сожалею, что моя дочь не осознала раньше, что вы всего-навсего обыкновенный повеса. Насколько я осведомлена, ваше единственное общеизвестное достижение состоит в многочисленных победах над женщинами, но это весьма сомнительное достоинство. Вы бы лучше преуспели, став трубочистом, ибо тогда могли бы хвастать, что приносите миру пользу.

Стюарт воспринял ее слова как пощечину и, скрипнув зубами, стиснул ручки кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Коналл, хоть и разделял мнение герцогини, испытал жалость к брату. Герцогиня, похоже, обладала жестоким талантом издеваться над людскими слабостями. С удивлением для себя Коналл заметил отразившуюся на лице Вайолет боль. Когда герцогиня повернула оружие против Стюарта, леди Вайолет, казалось, вот-вот сорвется с места и бросится на его защиту.

– Ваша светлость, – сказал Коналл, – среди причин связи этих двоих вы упомянули моральное разложение нашего общества, недостаточность материнского надзора и беспечность моего брата. Но есть еще одна, о которой вы не обмолвились. Вам не приходило в голову, что леди Вайолет и Стюарт любят друг друга?

– А это имеет значение? – справилась герцогиня без малейшего колебания.

Коналл вгляделся в ее лицо. Он никогда не видел такой красоты и такой холодности.

– Люди благородного происхождения, Балленкрифф, – продолжила герцогиня, – не могут себе позволить роскошь любви. Брачные союзы создаются с обоюдосторонней выгодой. Так было много сотен лет и так будет всегда. На браках, заключенных у алтаря, строились и гибли империи. Для пэров королевства хороший союз укрепляет родословную, а плохой ведет к бесчестью.

– Для родословной Макьюэнов не имеет значения, за кого выйдет замуж ваша дочь, за моего брата или за меня.

– Не будем играть словами, Балленкрифф. Думаю, вы отлично понимаете мою точку зрения.

Коналл вскинул бровь:

– Да, уверен, что понимаю. – Ему следовало сказать ей одну вещь. От ее прямолинейности разило злобой. – Тем не менее я полагаю, что женщину не следует тянуть к алтарю. Позвольте спросить, что думает по этому поводу молодая леди.

Герцогиня милостиво повернулась к дочери. В выражении ее лица не произошло ни одной сколько-нибудь заметной перемены, но Вайолет, похоже, умела читать мысли матери гораздо лучше Коналла.

– Я… готова скорее познакомиться с доктором Макьюэном, э-э-э… Балленкриффом, если он окажет мне честь за мной ухаживать.

Герцогиня торжествующе посмотрела на Коналла:

– Значит, договорились?

Он посмотрел на Стюарта. Выражение оскорбленной гордости на лице брата сменилось на угрюмое неприятие и… ревность?

Коналл кашлянул.

– Для меня была бы большая честь познакомиться с леди Вайолет поближе. Она прелестна и очаровательна и, я уверен, обладает чистым сердцем, как вы говорите. Но я недавно стал вдовцом, как вам известно, и с большим трудом перенес чувство потери, когда моя жена покинула этот мир. Я бы хотел иметь возможность познакомиться с леди Вайолет без спешки и дать ей время узнать меня. Возможно, тогда она сможет выбрать…

– У нас нет времени, сэр. Оглашение имен должно быть произведено немедленно.

– Ваша светлость, это уже слишком. Я не собираюсь идти к алтарю под ружейным прицелом…

– Дело в ребенке.

Последнее слово эхом отозвалось в их ушах.

Наступила тишина. Глаза Коналла переметнулись с герцогини на Вайолет. Ее взгляд был прикован к Стюарту.

– Леди Вайолет, вы уверены? – спросил Коналл.

Та перешла на шепот:

– У меня не было месячных, сэр.

– Она призналась мне в этом лишь на прошлой неделе, – добавила герцогиня с ноткой раздражения. – Так что, как видите, мы не можем тянуть время. Своему внуку, хоть и зачатому вне брака, родиться вне брака я не позволю. Свадьбу мы можем справить в Бейсингхолле в течение этого месяца. В день венчания вы получите от меня в дар пятьдесят тысяч гиней плюс ее имущество и дом на Сент-Джеймс-сквер. Еще вы должны знать, что Вайолет является единственной наследницей поместья Бейсингхолл, которое после моей смерти также перейдет в ваши руки.

Под прессом давления Коналл чувствовал себя неприятно задетым. Женитьба на Вайолет, несомненно, поправила бы его финансовое положение. Да и сама Вайолет была исключительно красивой и благовоспитанной женщиной. Не говоря уже о том, какое счастье испытала бы бедная девушка, вырвавшись из оков материнского деспотизма. Но шестое чувство подсказывало ему, что женитьба на Вайолет стала бы колоссальной ошибкой. Причины он не мог облечь в слова, потому что видел только лицо: лицо Шоны.

– Это… очень щедрое предложение, ваша светлость. И ваша дочь достойна женитьбы даже без всех соблазнительных приманок. Но к сожалению, должен признаться, что я неподходящая для нее партия.

Черты лица герцогини впервые утратили безмятежность.

Коналл подался вперед:

– Мы, безусловно, возьмем на себя полную ответственность за ребенка. Вы можете оставаться в Балленкриффе в течение всего срока беременности леди Вайолет в полной уверенности, что мы сохраним все в строжайшей тайне. Если вы решите, что о нуждах ребенка наилучшим образом позаботятся приходские власти, я лично передам его в приют, не называя, конечно, имени матери.

Леди Вайолет всхлипнула, привлекая взгляд Коналла. Он увидел, что она в волнении ломает руки.

Герцогиня взглянула на него из-под своих тонких бровей:

– Мне жаль слышать, что вы отказываетесь сотрудничать. Но должна сказать вам, что, если вы ничего не сделаете, чтобы защитить мою дочь, я ничего не сделаю, чтобы защитить вашего сына.

При упоминании его любимого ребенка Коналл насторожился:

– Что вы имеете в виду?

– Мне известно из достоверных источников, что ваша жена умерла не от родовой горячки, как вы утверждаете.

У него под ногами закачалась земля.

– Прошу прощения?

– Кристина Макьюэн, – заговорила герцогиня с абсолютным спокойствием, – возможно, и встретила свою судьбу в постели, но не болезнь унесла ее жизнь.

Взгляд Коналла помутнел от ярости. Он никогда не думал, что услышит эти слова от постороннего человека, тем более от столь безжалостной змеи.

– Ну что, Балленкрифф? – спросила она. – Каков будет ваш ответ?