Текст книги "Уроки влюбленного лорда"

– Говоришь, я трус, да? – прорычал Брэндаб, взмахнув кулаками. – Посмотрим, как назовешь меня, когда будешь валяться на земле в луже своей крови и зубов.

Коналл выпрямился и поправил сюртук.

– Мне, конечно, следовало ожидать, что ты нападешь как бандит.

– Ну, давай покажи, на что ты способен!

– Коналл, умоляю, – разволновалась Шона. – Он нарочно дразнит тебя. Оставь его и поедем.

– Задира будет говорить в нем ровно столько, сколько позволит трусость. Садитесь в карету. Обе. Я скоро присоединюсь к вам.

– Коналл…

– Нет, Шона. Делай то, что я сказал.

Шона следом за сестрой нехотя поднялась в карету.

Коналл снял сюртук и бросил на кустарник. Шона в карете невольно ахнула. Кинжал остался там во внутреннем кармане. Другого оружия у Коналла не было.

Шона пришла в ужас. Брэндаб был дюйма[10]10
  В одном дюйме – 2,54 см.


[Закрыть] на четыре выше Коналла и стоуна[11]11
  В одном стоуне – 6,35 кг.


[Закрыть] на три тяжелее. Он тоже сбросил пиджак, под которым оказалось тело, словно специально созданное творить физическое насилие. Широкие плечи, длинные руки и могучий торс.

Коналл в белой рубашке, шелковом жилете и светло-коричневых бриджах выглядел стопроцентным англичанином. На его щеке от удара Брэндаба расплывалось красное пятно. Очевидно, он получил свой первый урок, что горцы дерутся нечестно. Горцы не соблюдали правил и дрались, чтобы побеждать.

Коналл шагнул навстречу противнику. Брэндаб замахнулся, целясь ему в голову, но Коналл увернулся. Брэндаб повторил замах, и Коналл снова пригнулся. Но Брэндаб ринулся вперед и в молниеносной последовательности дважды саданул его кулаками по голове.

От силы удара Коналл отлетел назад и приземлился на пятую точку. От страха за него Шона вскрикнула. Наверняка он испытал сильную боль, и Шона мысленно взмолилась, чтобы он признал поражение, пока его не искалечили. Брэндаб Маккалох, похоже, решил заставить страдать всех, кого она любила.

Но Коналл даже если и услышал ее немые мольбы, то пропустил их мимо ушей. Он поднялся на ноги и принял боевую стойку.

Лицо Брэндаба исказилось в убийственной улыбке, когда он снова пошел на Коналла в атаку и ударил сначала в челюсть, а потом в висок и рассек бровь.

– Ну давай, достань меня, жалкий цветочный англичанишка! У тебя, наверно, в жилах не кровь, а розовая водица. Ну давай, иди ко мне! Дерись как мужчина! Чего ждешь?

– Четыре, – произнес Коналл загадочно.

– Э?

– Четыре удара. Этого хватит, чтобы свалить тебя с ног.

Брэндаб запрокинул голову и рассмеялся.

Из дверей дома ему вторил смех разделивших радость Дункана и Хартоппа.

– Ты попробуй для начала нанести хотя бы один, – ухмыльнулся Дункан, подперев щеку рукой.

– Очень хорошо, – отозвался Коналл и вдруг опустил руки. – Иди сюда.

Шона в карете затаила дыхание. Что он делает?

Брэндаб прищурился и, зарычав, принял приглашение. Отвел назад кулак и со всей силы выбросил его вперед.

Время, казалось, остановилось, пока кувалда его кулака приближалась к лицу Коналла. А он стоял, беззащитный, в ожидании смертельного удара, как ягненок перед ножом мясника.

Но когда кулак Брэндаба почти поравнялся с лицом Коналла, тот пригнулся и выстрелил рукой вверх в подмышку своего противника.

Брэндаб взревел и согнулся пополам.

Коналл отскочил назад.

– В подмышке находится пучок плечевого сплетения нервов, и его травма гарантирует невыносимую боль в течение нескольких дней.

Разъяренный Брэндаб снова ринулся в атаку, но на этот раз с опущенным локтем, чтобы защитить поврежденное место. Таким образом, его ведущая рука в активных действиях больше не участвовала. Он взмахнул левой рукой, но Коналл отбил удар и, отступив в сторону, ударил противника по уху сложенной чашечкой ладонью.

Его противник закачался, теряя равновесие, и схватился за ухо.

– В твоем ухе только что лопнула барабанная перепонка. Дезориентация, звон в ушах и потеря слуха могут со временем пройти. Как доктор советую признать поражение и присесть. Пока не упал.

Брэндаб потряс головой, но не смог избавиться ни от боли, ни от головокружения. Он сделал несколько шагов навстречу Коналлу, но, казалось, никак не мог сфокусировать на нем взгляд.

– Ты очень трудный пациент, но, возможно, это поможет тебе последовать моему совету.

Коналл всадил кулак в боковую поверхность его бедра. Брэндаб завопил от боли, и у него подогнулись колени.

– Ушиб четырехглавой мышцы вызовет временный паралич этой мышцы и нестерпимую боль. Если не можешь стоять, то не можешь и драться. Прими свою несостоятельность и признай поражение как джентльмен.

Но Брэндаб, похоже, слышал лишь подстрекательства своего отца и Хартоппа. Он продолжал стоять. С подогнутой ногой и прижатым к боку локтем, которым прикрывал травмированное место, откуда боль распространялась по всему телу. На его лбу проступила испарина.

– Ни один паршивый англичанишка не победит меня, – сказал он, схватил Коналла за грудки, рванул на себя и нанес ему удар в солнечное сплетение, за которым последовали другие.

Брэндаб бил его в живот до тех пор, пока Коналл, не имея возможности вздохнуть, безвольно не повис на его руке. Тогда Брэндаб отпустил его, и Коналл рухнул на землю, хватая ртом воздух.

Брэндаб вдобавок лягнул его под ребра ногой. Согнувшись от боли, Коналл катался по траве.

Под торжествующие крики шотландцев на пороге дома Брэндаб вновь занес ногу для очередного удара.

Но на этот раз Коналл был к нему готов и, схватив противника за ступню, повернул. Корпус Брэндаба вынужден был повернуться в том же направлении. Потеряв опору, Брэндаб тоже рухнул, уткнувшись лицом в землю.

Разъяренный Коналл поднялся на колени.

– Ты сам на это напросился, – сказал он и нанес удар под номером четыре, по почкам.

Брэндаб выкрикнул что-то нечленораздельное, но встать уже не смог. Он молотил кулаками землю, почти как ребенок в приступе истерики, борясь с невидимой болью, сотрясавшей все его тело.

Коналл встал на ноги, сорвал с кустов сюртук и накинул на плечи.

– Теперь мы с тобой покончили с этим делом, – сказал он Брэндабу, который сумел приподняться на четвереньки, как собака. – Никому не позволяй называть себя цветочным, когда начнешь мочиться розовой водицей.

– Балленкрифф!

Повернувшись на окрик, Коналл увидел, что Дункан поднял пистолет.

– Ты опозорил нас, Балленкрифф. А Маккалохи долго не живут в бесчестье.

Коналл взглянул в лицо человеку, отказывавшемуся проигрывать, чего бы это ему ни стоило. Быстрым движением он схватил Брэндаба за спутанные волосы и выхватил из кармана сюртука кинжал.

– Очень хорошо, – ответил Коналл. – Я покончу с бесчестьем прямо сейчас. Я перережу твоему сыну сонную артерию, и в течение нескольких секунд он умрет от потери крови. Или… – добавил он, переместив нож к его паху, – или перережу ему бедренную артерию, чтобы покончить с его мучениями еще быстрее. Или, может, предпочтешь, чтобы он перестал мучиться и я кастрировал его, прервав таким образом ваш злосчастный род раз и навсегда?

Брэндаб сопротивления не оказывал. Слишком сильно страдал он от боли, чтобы бояться за свою жизнь… или мужественность. После нанесенных Коналлом ударов он, вероятно, думал, что было бы лучше умереть.

Хартопп тронул Дункана за локоть:

– Не делайте этого, Маккалох. Балленкрифф победил в честном поединке. Пусть едет. Вы получили то, за чем приехали.

Бросив взгляд на Хартоппа, Дункан опустил оружие.

Коналл отпустил Брэндаба, и тот в агонии рухнул на землю.

– Только не попадайтесь мне на глаза южнее Глазго.

С этими словами он направился к карете. Из рассеченной брови сочилась струйка крови. Опасаясь, как бы Дункан не выстрелил ее возлюбленному в спину, Шона сверлила его глазами.

Коналл забрался на козлы и взмахнул поводьями. Лошади пришли в движение. Жилище Хартоппа вскоре скрылось из виду в зелени зарослей, они во весь опор неслись домой.

Глава 21

Едва коляска остановилась у господского дома Балленкриффа, Шона спрыгнула на землю.

– Коналл! Как ты?

Она взобралась к нему на козлы.

Корчась от боли, он прижимал руку к боку. Из брови над левым глазом продолжала сочиться кровь, а на щеке расплылся пурпурный синяк.

– Уиллоу, ступай в дом и позови кого-нибудь на помощь. Ему трудно самостоятельно спуститься на землю.

Из дома тотчас выбежал и устремился к карете Баннерман в сопровождении двух лакеев, недавно вернувшихся из поисковой партии. Они сняли Коналла с козел и понесли в его комнату. Шона следовала за ними вверх по ступенькам. Ее не покидали тревожные мысли.

Коналла опустили на кровать, и слуга начал стаскивать с него сапоги.

– Мисс, вам не нужно здесь находиться, – сказал Баннерман.

– Тогда попробуйте меня выпроводить, – ответила она, не спуская глаз с лица Коналла.

– Мисс, я протестую. Я собираюсь раздеть хозяина. Он будет…

– Все в порядке, Баннерман, – выдавил из себя Коналл. – Мне понадобится помощь, а Шона в телесных делах не испытывает ни брезгливости, ни стыдливости. – Он шевельнулся на постели. – К тому же я знаю, что делает с вами вид крови. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы вы сейчас рухнули на меня, потеряв сознание.

– Очень хорошо, сэр, – заключил дворецкий и бросил на Шону взгляд, полный благодарности.

– Лучше принесите мне из кабинета мой медицинский чемоданчик и поднос с бренди.

– Сию минуту, сэр.

Баннерман удалился.

Шона стояла рядом.

– Может, послать за доктором?

– Я сам доктор, – проворчал Коналл.

– За другим. – Она сердито поджала губы.

– Нет, я могу сам о себе позаботиться.

– Хм. Ладно, посмотрим. Взглянем сначала, что этот гад с тобой сделал.

Опустившись на кровати за спиной Коналла на колени, Шона осторожно стянула с него фрак и отбросила в сторону. И не смогла сдержать восхищения. Широкие плечи под пышными рукавами рубашки, плотно облегающий торс зеленый, с серебром, жилет. Думать, что элегантная одежда делает его более слабым противником, было бы ошибкой. Он одержал победу над заносчивым горцем в справедливом поединке. И хотя физически Брэндаб выглядел более устрашающим, настоящее оружие Коналла таилось в его голове.

Обняв его сзади, Шона начала расстегивать его жилетку. Тепло шелка на кончиках пальцев повергло ее чувства в смятение. Приблизившись лицом к его шее, она вдохнула его запах – разогретого сандалового дерева, – и ее пальцы задрожали, с трудом справляясь с простой работой. Ей хотелось поцеловать его, но она боялась, что причинит ему больше вреда, чем радости.

Кое-как Шоне все же удалось справиться с заданием, хотя ее внимание в большей степени занимали твердые мышцы его живота, чем пуговицы. Чтобы снять жилет, Коналл отвел руки назад и застонал от боли.

– Прости. Еще одну вещь осталось снять.

Для облегчения выполнения этой задачи Коналл сам расстегнул две верхние пуговки рубашки.

– Приподними руки.

Она не видела его лица, но слышала стон. Поднять он смог лишь одну руку.

Едва Шона освободила его от рубашки, как Коналл упал на подушки и крепко зажмурил глаза, борясь с болью.

Шона пробежала взглядом по его нагой груди. Между двумя широкими мышечными прокладками груди пролегала глубокая борозда, идущая вниз от V-образного углубления у основания шеи до пупка. Стройные ряды мышц по обе стороны от нее формировали живот.

Все тело Коналла было усеяно кровоподтеками. На боковой поверхности грудной клетки, куда Брэндаб бил его ногой, образовалось темно-багровое пятно.

– Если хочешь, можешь уйти.

– А?

Шона поймала его взгляд.

– С моей стороны было несправедливо просить тебя остаться. Дамам не стоит смотреть на весь этот ужас.

Шона догадалась, что, вероятно, вся та боль, которую он испытывал, нашла отражение на ее лице.

– Я слеплена из более крутого теста.

Его губы тронула мягкая улыбка.

– Не сомневаюсь в этом.

– К тому же ты однажды обещал научить меня, как ухаживать за пострадавшими. Самое время начать, не правда ли?

– Похоже, что да, – вздохнул Коналл.

Баннерман вернулся с медицинским чемоданчиком и подносом. Одного мимолетного взгляда на пострадавшего хозяина хватило, чтобы над его верхней губой проступили капельки пота. Налив бренди в стакан, он поспешно удалился.

– Хорошо, – сказал Коналл, с трудом принимая сидячее положение. – Начнем сначала. Принеси мне зеркало и влажное полотенце.

Шона принесла то, что он просил, и теперь смотрела, как он промокает кровь, сочившуюся из разбитой брови.

– Проклятие! – Его лицо от досады покраснело. – Я полагал, что она меньше. Открой мой чемоданчик и достань баночку с надписью «Медный купорос».

Затем Коналл объяснил ей, как приготовить раствор – одну часть порошка смешать с четырьмя частями воды.

– Красивый цвет, – восхитилась Шона. – Голубой, как твои глаза. Что это?

– Кровоостанавливающее средство. Оно прижжет рану, остановит кровотечение.

Шона ощутила приступ дурноты. Прижжет рану? Как будто он еще не настрадался от боли?

Она смочила бинт голубой жидкостью.

– Сделай глубокий вдох.

И прижала ткань к ране. Коналл поморщился, с шумом втягивая в рот воздух сквозь стиснутые зубы.

– Тысяча проклятий! Надеюсь, что он разбил о мою голову свой кулак.

Шона промокнула излишки купороса с его лба и улыбнулась.

– Да, на мой взгляд, голова у тебя и впрямь твердая. Полагаю, что свой второй кулак он разбил о твою челюсть.

Коналл пошевелил челюстью и хмыкнул.

– Сомневаюсь, но мне до сих пор чертовски больно.

– Синяк уже почернел. Думаю, что в этом деле могу тебе помочь. Знаешь, лучшим средством от синяков является коровий навоз.

– Коровий навоз? – Коналл усмехнулся и тут же поморщился.

– Не смейся! Может, в Лондоне вы его и не используете, а здесь он в ходу.

Коналл сжал зубы, чтобы не рассмеяться, но ему это не удалось.

– Будешь продолжать смеяться, ущипну.

– Нет, прости, у меня и в мыслях не было над тобой смеяться.

– Хуже не станет, если попробуешь. Хочешь, я принесу тебе свежую коровью лепешку?

– Нет, но все же спасибо, – давясь от смеха, сказал Коналл.

Шона пожала плечами:

– Как угодно.

– Ладно, хорошо. Я попрошу тебя сделать для меня кое-что еще. Положи ладонь мне на ребра, вот сюда.

Шона положила. Ей давно хотелось дотронуться до его тела, но все вышло не так, как она себе представляла. Его кожа была горячей, и даже легкое прикосновение заставило его поморщиться.

– Хорошо. А теперь я покашляю, а ты скажешь, не чувствуешь ли под пальцами крепитации, то есть хруста. Ты это сделаешь?

– Думаю, да.

Коналл сделал глубокий вдох и покашлял. Напряжение вызвало у него гримасу боли.

– Я ничего не чувствую, Коналл. Никакого хруста.

– Отлично. Значит, кости целы.

Он глотнул бренди и устало лег на спину.

Шоне было мучительно видеть его страдания.

– Я бы многое отдала, чтобы поменяться с тобой местами.

Он протянул к ней руку и провел пальцем по проколу под ее подбородком, оставленному острием кинжала Дункана.

– На твою долю и так выпало слишком много испытаний. Если бы я мог, забрал бы всю твою боль, чтобы ты перестала страдать.

У Шоны от прилива эмоций перехватило дыхание. Коналл взял в ладони ее лицо и поднес к своим губам. Шона сделала в этом поцелуе то, чего никогда в жизни не делала и не помышляла делать. Она сдалась.

Ее ладонь заскользила вниз по его плечам и мускулистой груди. Он был таким сильным телом и духом, и ей отчаянно хотелось слиться с этой силой.

– Ты проявил невероятную отвагу в этом поединке с Брэндабом Маккалохом. Я так гордилась тобой и твоими познаниями в том, как победить противника. Научишь меня всему тому, что знаешь?

– Только если пообещаешь не применять полученные знания на мне.

Шона прикусила губу.

– А что еще можно сделать, чтобы надолго причинить человеку мучительную боль?

– Познакомить с шотландкой, – усмехнулся Коналл.

От его насмешки она невольно разинула рот.

– Вот, оказывается, каковы твои истинные чувства?

Коналл весело хмыкнул, но тут же поморщился.

– Беру свои слова обратно. Я не в состоянии вести с тобой войну.

Шона скосила на него глаза.

– Очень хорошо. Извинения приняты.

– По поводу извинений, – громко заметил он. – Нам с тобой еще предстоит разобраться с твоей вчерашней ложью.

– С какой ложью?

– Спектаклем с растяжением связок, который ты передо мной разыгрывала вплоть до сегодняшнего утра.

– Ах это.

– Как только поправлюсь и встану с постели, быть тебе битой.

По ее лицу скользнула лукавая улыбка.

– А что заставляет тебя думать, что я выпущу тебя из постели?

Его лицо приняло сладострастное выражение.

– Господи, какая же ты все-таки жестокая, раз способна так провоцировать раненого мужчину.

– Какая есть, – пожала плечами Шона.

– Может быть, но кое-что в тебе я собираюсь изменить при первой же возможности.

Коналл приблизил ее лицо к своим губам.

– И что это? – спросила она, опаляя его своим дыханием.

– Твою фамилию.

Шесть недель спустя Шона и Коналл вновь оказались в его спальне, но уже как муж и жена.

Снизу до них все еще доносился шум веселья, на которое собрались отпраздновать их свадьбу арендаторы, друзья, бывшие клиенты. Стюарт и его молодая жена Вайолет поздравили счастливую пару, организовав свадебный завтрак для более трех сотен гостей. Хьюм и Иона тоже были среди приглашенных, которые заполнили бальный зал, а затем толпой выплеснулись в сад, присоединившись к зажигательному шотландскому танцу.

Коналл подошел к окну. На его высокую фигуру падали квадраты света, растекаясь по его широкой груди вниз к подпоясанному стану и килту на стройных бедрах.

Глядя на профиль мужа, Шона одобрительно улыбнулась. Теперь до самых кончиков ногтей он выглядел как истинный шотландец. Высокий, как воин, с широкими плечами метателя ствола[12]12
  Метание ствола дерева с обрубленными ветками – одно из национальных спортивных состязаний Шотландии.


[Закрыть] и твердыми ягодицами под сине-зеленой клеткой тартана Макьюэнов. Коналл задернул занавеску, приглушая свет и шум внизу, и повернулся к ней.

Его массивная фигура темным силуэтом выделялась на фоне зашторенного окна. Шону окатила волна сексуального желания. Она с нетерпением ждала этого дня много недель, и вот теперь их брачная ночь наступила.

Она стояла в платье из небесно-голубого шелка со струившимися вниз складкам. Грудь и подол платья украшали мелкие синие цветочки с изумрудно-зелеными листиками, повторяя расцветку тартана ее мужа.

Муж. Никогда даже в самых смелых мечтах не представляла она себя чьей-либо женой. Как будто одного ее необузданного характера было мало, чтобы отпугивать ухажеров, так еще клеймо изгоя на руке служило предупреждением мужчине, положившему на нее глаз.

Все же нашелся человек, который не только принял ее такой, какой она была, но оберегал, защищал и желал.

И она тоже его желала.

Сейчас.

И с твердой решимостью направилась к нему. Ей хотелось почувствовать тяжесть его тела. Прикоснуться к его лицу. Ощутить запах его волос.

Шона обвила его шею руками. О, она могла бы повиснуть на его могучих плечах, и он даже не ощутил бы ее веса. Она приблизила к нему губы, требуя настоящего поцелуя, не нежного «я-люблю-тебя» поцелуя, когда он делал ей предложение, ни легкого соприкосновения губ, скрепившего их супружеские клятвы верности, но поцелуя брачной ночи, уединенности спальни, поцелуя «возьми-меня-как-девку-из-паба».

Его губы, полные и теплые, были совершенными. Она могла бы целовать их не переставая. Но еще один орган требовал внимания, и она хотела, чтобы он наконец сделал ее своей женщиной. Шона стояла, прижавшись к Коналлу грудью, и малейшее его движение щекотало ее соски, еще больше распаляя желание.

Тяжело дыша, он оторвался от нее.

– Не торопись, Шона. Я хочу довести тебя до такого состояния, чтобы ты была без ума от меня.

– Я уже без ума, – прошептала она. – Ну же. Дай мне этот пояс, – сказала она, взявшись за пряжку.

Но Коналл остановил ее руки.

– Нет, чтобы не просто была без ума, а без ума от меня. Сядь на минутку. Я хочу тебе кое-что дать.

Коналл бросил на нее хитрый взгляд. Шона плюхнулась на кровать, и Коналл вытащил из ящика стола листок.

– Это мой первый подарок тебе. С днем рождения, жена.

Она улыбнулась. Ей исполнился двадцать один год. В полночь она получила свободу от ученического контракта, а в полдень вышла замуж. Двенадцать часов свободы – и снова под опеку Коналла Макьюэна, но теперь на всю жизнь.

Иона как-то обмолвилась, что супружество – это другая форма рабства по контракту, но она ошибалась. Шона могла уйти от Балленкриффа хоть сию минуту и никогда не возвращаться. Любовь была той порабощающей силой. И Шона знала, что навеки связана с этим человеком без всякой надежды на освобождение.

Она развернула листок. Это было письмо.

«Многоуважаемому лорду Балленкриффу

Сэр…

В ответ на ваш запрос могу сообщить вам следующую информацию. Мальчика по имени Кэмран Слейтер тайком принесла в этот приход не назвавшая себя женщина из клана Маккалох. Она горячо утверждала, что ребенок будет убит ее соплеменниками, если оставить его на ее попечении.

После пребывания в приходском приюте под вымышленным именем мальчика отправили обучаться морскому делу в Королевский флот, где он и прослужил все эти годы. На момент последнего запроса, когда ему было семнадцать лет, он находился на борту корабля его величества «Львиное сердце», получившего предписание идти в Средиземном море, чтобы сразиться с флотом Наполеона.

Я оставил в приемной адмиралтейства просьбу уведомить мистера Слейтера о вашем желании устроить встречу молодого человека с остальными членами его семьи. Не сомневаюсь в том, что, когда его корабль прибудет в порт, он получит разрешение связаться с вами.

Шлю вам сердечные поздравления в связи с предстоящим бракосочетанием и желаю счастья вам и вашей невесте.

Искренне ваш,

Ян Ньютон, церковный староста».

Шону охватила безудержная радость.

– Кэмран жив!

В ее глазах блеснули слезы счастья.

– Да, моя милая. Трое адвокатов работали не покладая рук, чтобы выяснить, какая его постигла участь. Похоже, что Маккалох приказал убить Кэмрана вместе с остальными членами семьи. Но нужно не иметь сердца, чтобы убить пятилетнего ребенка, и, вероятно, тот, кто получил этот приказ, сжалился над мальчиком. Как это произошло, никто не знает, но Кэмран каким-то образом оказался в сиротском приюте в Глазго, а все последующие годы находился на службе его величества.

Шона соскочила с постели и бросилась Коналлу на шею.

– Спасибо! Спасибо тебе, что нашел моего брата!

Он обнял ее.

– Я рад, что ты счастлива.

Само сознание, что ее брат жив, а не пал жертвой диких зверей, как говорил Маккалох, уже было хорошим поводом для радости. Но в скором времени молодой человек, которым стал их брат, узнает, что его разыскивают сестры и где их найти. Впервые в жизни ее надежда стала чем-то твердым и осязаемым и очень скоро превратится в реальность.

– Спасибо, что подарил мне моего брата. Больше всего на свете я мечтала о двух вещах. Кэмран был одной из них.

– А вторая?

– Вторую я держу в руках.

От уголков глаз Коналла разбежались паутинки улыбки, и он нежно поцеловал Шону в губы.

Она погладила его по волосам.

– Как ты думаешь, когда Кэмран вернется домой, он сможет предъявить права собственности на Рейвенз-Крейг?

– Ему придется драться с Брэндабом Маккалохом, чтобы вырвать земли из его рук. Из личного опыта знаю, что это будет задача не из легких. Но Рейвенз-Крейг принадлежит ему по закону, и он вправе вернуть его. – Коналл освободился из объятий жены. – А второй подарок хочешь получить?

У нее загорелись глаза.

– Он не может быть лучше первого.

Продолговатая ямочка на его щеке углубилась.

– Все же, я чувствую, что и он тебе понравится.

Коналл опустил голову и прижался к ее губам в пылком поцелуе. Ощущение было божественным. Здесь и теперь Шона чувствовала себя в полной безопасности. Мир больше не казался ей полем брани. Мужчина, в чьих объятиях она находилась, завоевал его для нее.

Обняв ладонью его точеную скулу, она вернула поцелуй мужу со всей страстностью, на какую была способна.

Вскоре ее тело начало отвечать на своем языке. Его страсть разожгла в ней огонь желания. Его грудь была стеной непроницаемых мышц, заключившей ее в плен его объятий. Коналл обхватил ладонями ее ягодицы, и в ее лоне вспыхнул пожар. Следом за чем его язык, вторгшись ей в рот, требовал от нее немедленной капитуляции. Его тело, которое она прежде воспринимала как кокон брони, в котором чувствовала себя в безопасности, теперь, похоже, атаковало ее со всех сторон.

В ней разрасталась лоза наслаждения и, змеясь сквозь ее конечности, тянулась к нему. Ее колено, само собой приподнявшись, заскользило вверх по его килту, но платье помешало прогрессу.

– Возьми меня, Коналл. Прямо сейчас.

– Нет, – улыбнулся он томно.

– Почему нет? – простонала Шона.

– Это мой второй подарок тебе, – ответил он, проводив ее до честерфилдского дивана из коричневой кожи. – Ты узнаешь, сколько удовольствия способно получить твое тело.

Теперь ее лицо находилось на одном уровне с объектом ее вожделения. Она протянула руку к его споррану[13]13
  Сумка, обычно меховая, неотъемлемая принадлежность шотландского мужского национального костюма.


[Закрыть] из тисненой черной кожи с серебряной окантовкой, который при всей своей красоте отделял ее от мужского естества Коналла.

Он шлепнул ее по рукам:

– Не прикасаться до поры до времени.

– Но…

Шона надулась.

– Мне бы доставило большое удовольствие совокупиться с тобой, Шона. Но я хочу, чтобы ты получила большее. – Он вынул из ее прически заколки, и черные кудри рассыпались по ее плечам и спине. – Открой свои ощущения и приготовься воспринимать то, что я буду делать с тобой. Я хочу, чтобы ты всецело отдалась ощущениям.

От одной его близости у нее участилось дыхание. В то же время она не могла не признать, что от легкого прикосновения кончиков его пальцев к ее волосам по ее телу вниз растекалось наслаждение. Пока он расправлял ее волосы, они щекотали ее щеки и плечи.

Коналл опустился перед ней на колени, и она пожирала его голодным взглядом хищника. Протянув к нему руки, приблизила к себе, но он оттолкнулся.

– Что за упрямое создание!

– Я хочу тебя чувствовать, – заявила Шона. – Ты принадлежишь мне, и я имею право на то, что принадлежит мне.

– Все правильно, – сказал он, срывая со своей шеи галстук. – Ты сама на это напросилась. – Коналл принялся обматывать галстуком ее запястья. – Если думаешь, что я позволю тебе командовать мной в спальне, то тебя ждет суровый урок.

Шурша шелком, он завязал галстук на узел, пробуждая в ней смешанные чувства… и тайный восторг.

Сомкнув рот в мрачной решимости, он насаждал ей свою волю. Затем поднял над головой ее связанные руки и прижался губами к ее шее в горячем поцелуе. И она ощутила этот поцелуй не кожей, а глубже, голой плотью. От жаркого прикосновения его языка к нежному месту чуть пониже уха ее воля сопротивляться вмиг ослабла. Скользя вниз, его губы оставляли по пути легкие поцелуи. Достигнув обнаженной части ее груди, его танцующий язык лишил ее последних сил.

Слишком поздно она поняла, что он делал с ней то же самое, что делал с Маккалохом. Воспользовался своим знанием тела, чтобы одержать над ней победу. Только теперь побеждал не болью, а усладой.

И мукой. Шона чувствовала, как в ней разливается магма жара, заставляя изнывать от желания. Его рот тем временем переместился на ее грудь, все еще стиснутую корсажем подвенечного наряда.

– Пуговицы – сзади, Коналл. Протяни руку за спину…

– Платье останется на месте.

Что это за пытка такая? Ей хотелось сорвать с себя и с него все до последней нитки! Но может, англичане занимались любовью в одежде, она не знала. В таком случае ей придется научить его делать это, как горцы.

Пока Коналл ласкал ее грудь, она прокляла все эти тряпки, отделявшие ее от этой восхитительной ладони. Пока его пальцы танцевали на ее груди, он наблюдал за ее лицом. От прикосновения его ногтя к чувствительному соску она испытала невыразимое наслаждение, отозвавшееся эхом в лоне, и застонала. Коналл торжествующе улыбнулся и приник к соску губами.

Жар его губ она ощутила даже сквозь шелк платья и сорочку и тонула в этом переполнившем ее жаре. Но когда Коналл сомкнул вокруг плененного соска зубы, она больше не могла выносить этой муки.

– Коналл, умоляю, – промурлыкала Шона, прижимаясь к нему.

Он расплылся в улыбке и опустился вниз, чтобы снять с нее туфли. Подол ее элегантного голубого платья взлетел до пояса, обдав ее прохладой. Его губы продолжали сводить ее с ума, оставляя горячие поцелуи сначала на одной затянутой в чулок ноге, затем на другой. Он хотел заставить ее сосредоточиться на ощущениях, и это ему удалось. Для нее ничего не существовало в мире, кроме того, что он делал с ней.

Наконец Коналл вознаградил ее терпение, коснувшись языком ее женской сущности. У нее закружилась голова, и сознание целиком сконцентрировалось в одном месте, истекающем соком желания. Его опытные, ловкие пальцы довели Шону до такого состояния, что она забыла, где находится. Коналл, похоже, знал ее тело лучше, чем она сама. Он пробуждал в ней ощущения, о существовании которых она не подозревала.

Ее дыхание переросло в стоны, когда его язык принялся ритмичными движениями ласкать ее самую чувствительную точку. Удовольствие раскаленной добела магмой накрыло ее с ног до головы, распространяясь вверх к связанным запястьем. Она страстно хотела принадлежать ему. Ему, и никому больше.

И вдруг вместо жара дыхания она ощутила холод воздуха. Коналл, отпрянув назад, сидел на корточках. Ее полузакрытые глаза округлились.

– Не останавливайся, – простонала Шона. – Я готова для тебя, Коналл. Я хочу тебя. Только тебя.

Ее взгляд переместился вниз на его спорран. Спорран топорщился вверх под странным углом. Очевидно, Коналл тоже ее желал.

– Есть еще многое, что я хотел бы тебе показать. Давай ляжем в постель.

Она схватила его за рубашку и приблизила к себе его лицо.

– Коналл, если ты сейчас же не овладеешь мной, клянусь Богом, я лягну тебя в розовое местечко, и ни одному из нас не станет от этого легче.

Коналл прищурился:

– Не могу поверить, что женился на дикой кошке. Хорошо. Раз тебе нужно совокупление, ты его получишь.

Он встал, потянув ее за собой, затем бесцеремонно толкнул на коричневую кожу честерфилда. Грубо задрал ей юбку. Ее разгоряченное тело обдало прохладой.

Шона попыталась сесть, но связанные кисти ограничивали ее движения. За спиной она услышала, как щелкнула застежка его споррана, и он запустил сумку через комнату. Раздвинув ей ноги, он втиснулся между ними. Ее лоно пульсировало.

И тут она ощутила его прикосновение. Она просила, нет, приказала ему овладеть ею, а теперь испугалась. Вдруг будет больно.

Она слышала его затрудненное дыхание. Коналл старался держать себя в руках. Он обладал огромной силой и контролировал каждое свое движение, и Шона была ему за это благодарна. Коналл слегка продвинулся вперед, и Шона поморщилась. Но острой боли не ощутила. Она ощутила лишь удовольствие и растяжение. Он продолжал протискиваться дальше, и, казалось, конца этому никогда не будет.

Но вот он вошел в нее. Они оба тяжело и шумно дышали. Потом он начал осторожно двигаться, постепенно увеличивая скорость. Наполнив ее всю, он не оставил ни одного свободного дюйма. Ее лоно снова пробуждалось к жизни, распространяя по ее телу музыку наслаждения. Коналл продолжал над ней трудиться, как молот над наковальней, и она чувствовала себя в полной гармонии с теми ощущениями, что он в ней пробуждал. Его руки – на ее бедрах, его ноги – между ее ногами. И это было волшебно.