Текст книги "Коварный искуситель"

Глава 10

«Ничего у нас не получится!» – в который раз говорила себе Белла, сидя в карете, которая увозила ее из замка Берувик в монастырь, вцепившись в скамью обеими руками, чтобы не упасть. Разболтанная колымага – несомненно, знававшая лучшие дни, – прыгала по кочкам дороги, которая по мере удаления от замка становилась все более ухабистой и неровной.

Это было немудреное сооружение, состоящее из деревянного настила и крытой кожей крыши, открытое с торцов, так что можно было видеть лишь то, что происходит впереди или сзади.

Ее избавили от унижения ручных кандалов, несмотря на то что здесь не было двери, которую можно было бы запереть на замок. Но если угроз в сторону дочери было недостаточно, чтобы отвратить мысль о побеге, то две дюжины вооруженных солдат отлично справлялись с этой задачей.

Когда королевский город Берувик-апон-Твид сменился сельской местностью, Белла все чаще стала выглядывать наружу, нетерпение ее росло. Рассвет почти наступил, и монастырь, наверное, уже недалеко… Неужели что-то случилось? Может, они не учли, что ее повезут так рано? Было еще темно, когда она покидала замок. Или кузина передумала?

Нетерпение в ее душе сменилось отчаянием, она смирилась с судьбой, приняла ее. Позволила себе надеяться – нет, поверить, – что вырвется на свободу, и лишь для того, чтобы эту надежду потерять! Этого ей не вынести. Зря она его слушала. Зря согласилась. Но Лахлан сумел ее убедить. Он не сомневался, что все получится. В отчаянии Белла цеплялась за последнюю ниточку надежды, хоть та и была слишком тонкой.

Неужели то злосчастное путешествие два года назад ничему ее не научило? Как она могла поверить ему хотя бы на минуту…

Карета, которую нещадно трясло, внезапно остановилась, и Белла непременно свалилась бы на пол, если бы не держалась так крепко, что даже костяшки побелели, за край скамейки.

Послышались голоса, и сердце у нее оборвалось: она знала, кто это и что сейчас будет.

Выждав несколько минут, она обернулась к открытому заднику повозки и заговорила с ближайшим из солдат.

– Что-то случилось? Почему мы остановились?

Слава богу, ее лицо закрывала густая вуаль, иначе солдат заметил бы ее радостное возбуждение, а так мог решить, что голос у нее срывается от страха.

– Впереди авария: телега перевернулась, – ответил он. – Бояться нечего. Несколько минут, и мы поедем. Наши люди уже побежали туда на подмогу.

Кивнув в ответ, Белла постаралась вести себя спокойно. Жаль, она не знала, в чем заключался план Лахлана. Возможно, она сумела бы помочь? Насколько ей было видно, карету окружали еще по меньшей мере шестеро стражников из замка. Прошло минут пять, хотя Белле эти минуты показались вечностью. Примостившись на краешке сиденья, она ждала, что будет дальше.

Отвлек ее незнакомый голос, основательно сдобренный шотландским акцентом: мужчина был явно не из замка.

– Здесь опасно, – что-то втолковывал солдатам незнакомец. – Канаты долго не выдержат: если порвутся раньше, чем мы поднимем телегу, бревна покатятся по дороге прямо на карету и под ноги лошадям.

Белла высунула голову в открытый проем:

– Что там у вас?

Здоровяк в крестьянской одежде при виде женщины изобразил удивление, почтительно поклонился и заговорил с большим волнением:

– Простите за беспокойство, миледи. Беда! Везли мы бревна, а телега возьми да перевернись – вон там, на холме. Вам лучше выйти из кареты, пока ваши люди не уберут ее с дороги, а то как бы вас не убило бревнами, если покатятся.

– Леди ничего не сделается. Пусть остается там, где сидит, – отрезал один из солдат сэра Джона и крикнул он кучеру: – Разворачивай карету!

Карета проехала несколько футов вперед, слегка раскачиваясь – кучер пытался повернуть лошадей, – и, содрогнувшись, опять встала.

– Мало места! – крикнул кучер. – Тут дорога слишком узкая. Если колесо попадет в кювет да застрянет в грязи, ее уже не сдвинуть. Мне нужно сдать назад.

Впереди с дороги послышался громкий тревожный крик:

– Поберегись! С дороги! Канаты лопнули!

Незнакомец жестом дал понять Белле, что пора, и та не стала дожидаться, чтобы ее сопроводил кто-нибудь из солдат, выскочила из кареты и побежала.

Вокруг разразился ад: трещало дерево и грохотали камни, – по дороге, подскакивая, летели бревна. Испуганно ржали кони, кричали солдаты. Посреди всеобщей неразберихи кто-то сгреб ее в охапку и потащил в лес, а потом спрятал за деревом. Едва ноги Беллы коснулись земли, как ее снова схватили и передали кому-то другому.

Она его сразу узнала, даже не нужно было видеть лица. Белла с тревогой осознала, что узнает его просто по тому, как он к ней прикасается, как покидает легкие воздух, как щекочет в животе, как трепещет каждый нерв.

Боже, помоги тем, кто лишился разума!

Через минуту рядом с Беллой очутилась кузина и немедленно заняла ее место за деревом. Их глаза встретились под покровом одинаковых черных вуалей, и Маргарет мягко сказала:

– Береги себя, сестрица.

Из глаз брызнули слезы.

– Спасибо тебе, – прошептала Белла, но Лахлан уже повлек ее прочь.

Несколько десятков шагов – и они очутились в густом кустарнике. Лахлан крепко прижимал ее к себе. Оказавшись наконец под надежной защитой, Белла не смогла отказать себе в удовольствии склонить голову ему на грудь, наслаждаясь теплом и силой. Теперь, прижимаясь к нему и ощущая его сильную руку на своей талии, она могла позволить себе минутную слабость, постараться забыть все, что произошло. Так легко поверить, что на него можно положиться. Белла чувствовала себя в безопасности, под защитой впервые с того последнего раза, когда он держал ее в объятиях.

Она уже и забыла, какой он сильный, какие крепкие у него мускулы и твердая грудь. Ее сердце екнуло – это от долгого сна пробуждалась к жизни ее женская сущность. Она вливалась огненной лавой в ее жилы, и никакая сила воли не могла ее остановить. Она задыхалась, напрасно пытаясь убедить себя, что запыхалась от бега.

Она негодовала на собственное тело, которое ее предало. Учитывая, что произошло между ними, ей следовало оставаться холодной как лед. Она не собиралась обмирать от чувств. Смерть мужа ничего не изменила. Лахлан Макруайри заблуждался на ее счет – и сегодня не меньше, чем два года назад.

Но ей не хватало решимости вырваться из его объятий.

– Давайте глянем – получилось ли у нас? – прошептал Лахлан ей на ухо.

Белла решила не обращать внимания на холодок, который пополз вдоль спины, и попыталась сосредоточиться на том, что происходило впереди.

Солдаты быстро опомнились, окружили посланника Лахлана и, выхватив у него Маргарет, о чем-то заспорили. Девушка тем временем что-то сказала одному из солдат, и через минуту здоровяк заковылял прочь.

Освобожденную от тяжелого груза телегу быстро поставили на колеса, а бревна, которые с грохотом неслись с холма, угрожая смести все на своем пути, уже были убраны. Маргарет усадили в карету, которая, по счастью, вместе с лошадьми не пострадала, и через несколько минут отряд продолжил путь к монастырю.

Белла дождалась, пока кавалькада скроются из виду, и лишь тогда взволнованно заговорила:

– Как вы думаете, у нее все будет хорошо?

Лахлан поставил Беллу на ноги и взглянул в лицо.

– Думаю, не просто будет хорошо: она будет счастлива. Ведь ваша кузина сама этого хотела, так почему же вас удивило ее решение? Белла, вы ни в чем не виноваты.

Ей не понравилось, что Лахлан так легко угадал ее мысли. Он ее не знает. Связь между ними – если она вообще существовала, – была давным-давно жестоко обрублена.

Белла заглянула ему в глаза, эти потрясающие зеленые глаза, который смотрели суровее и внимательнее, чем ей помнилось. Все в Лахлане ее поражало: красивое смуглое лицо, огромный рост, широкая мускулистая грудь и могучие руки.

Боже, ну почему он? Неужели Роберт не мог послать за ней кого-нибудь другого?

Два года заточения сказались на ней сильнее, чем она была готова признать, и по сравнению с Лахланом она казалась себе слабой.

Чтобы не думать о твердых очертаниях небритого подбородка или чувственной линии рта, она заставила себя сосредоточиться на его словах. Лахлан был прав: если кому-то судьбой предназначено монастырское служение, так это Маргарет.

– Я все равно боюсь, что кто-нибудь узнает.

– Двое моих людей останутся и понаблюдают за монастырем несколько дней, чтобы убедиться, что все в порядке. – Он крепче сжал ее плечи, требуя внимания. – Вы свободны, Белла! Вы туда не вернетесь!

Смысл его слов дошел не сразу. Свободна. Господи, она свободна! Белла растерянно уставилась на него. Как долго она мечтала об этой минуте! Но сейчас, когда мечта стала реальностью, ей не верилось: может потому, что она боялась – вдруг случится что-нибудь такое, что вынудит ее вернуться. Слова Лахлана попали в самую сердцевину ее страхов. Как могло такое случиться, что ему удалось угадать ее чувства прежде ее самой?

Потому что он там был. Ее пронзила догадка. Он тоже был узником. В глазах друг друга они читали понимание. Белла хотела что-нибудь сказать, но не находила слов, потому просто тихо поблагодарила.

Какая ирония! Она благодарит его за спасение после того, как обвиняла: ведь это он засадил ее туда! Белла пока не готова снять с него вину, но в то же время это ведь он спас ее от заточения, которому, казалось, не будет конца, а значит, заслуживал благодарности – хотя бы за это.

Лахлан ответил ей сдержанным кивком, но смущение на его лице навело Беллу на мысль, что он тоже уловил иронию.

– Идемте, – сказал он, увлекая ее в чащу леса. – Остальные ждут нас.

«Остальные»? Интересно, сколько их: дюжина, две? Ведь чтобы осуществить такое, нужно никак не меньше. Они вышли на небольшую прогалину между деревьями, где ждали люди Лахлана с лошадьми наготове. Спасательная партия хоть и состояла всего из пяти воинов, но – надо признать – каждый них производил впечатление. Двоих Белла сразу узнала, и лицо ее озарила радостная улыбка, а потом она чуть не расплакалась. Последний раз она видела их в замке Килдрамми и боялась, что они разделили печальную судьбу Найджела Брюса. Беллу заставили смотреть на жестокую казнь брата Роберта, и это был один из самых страшных моментов ее заключения. Ей до конца дней не забыть убийство этого благородного рыцаря!

Белла бросилась вперед, чтобы пожать им руки.

– Робби! Сэр Алекс! Как же я рада вас видеть.

Роберт Бойд и сэр Александр Сетон с улыбкой приветствовали ее. Первым заговорил сэр Алекс:

– И мы тоже рады вас видеть, миледи.

Два прошедших года произвели разительные перемены в юном рыцаре. Война и трагические события из этого красивого и галантного молодого человека сделали сурового воина. И если два года назад они беспокоились о судьбе его брата Кристофера, то теперь знали точно – их страх был оправдан. Любимый брат Алекса – один из ближайших соратников Брюса – был казнен Эдуардом I вскоре после битвы при Метвене. Кристина Брюс, которая до сих пор томилась в английском плену, стала вдовой во второй раз.

А вот Роберт Бойд совсем не изменился: по-прежнему самый большой и сильный из всех мужчин, которых довелось видеть Белле. Казалось, что этот огромный как гора, с буграми стальных мускулов темноволосый воин способен пойти против целой армии англичан и победить!

– Маклин, Ламонт, – представил Лахлан тех двоих, кого Белла не знала. – Леди Изабелла Макдуфф.

Горцы, догадалась Белла. Похоже, теперь они окружают Брюса. И неудивительно: горцы сильные и смелые, отличные воины.

Маклин – тот, кто выволок ее из кареты, – суровый, грубоватого вида, был почти одного роста с Лахланом, но не столь широк в кости, со светло-русой гривой до подбородка, давно не видевшего бритвы, с ясными голубыми глазами и на удивление тонкими и чеканными чертами лица.

Второй воин, Ламонт, был также исключительно высок и широкоплеч (Роберт явно предпочитал воинов покрепче), с короткими темными волосами, светлыми глазами и чуть поросшим щетиной лицом.

Маклин успел сменить крестьянскую хламиду на подбитый мехом военный плащ и кожаные штаны – такая же одежда была на остальных. Под их тяжелыми темными плащами было явно удобно прятать оружие. Не было ни гербов, ни прочих знаков отличия, что вполне объяснимо, поскольку они находились на вражеской территории.

Белла еще раз поблагодарила всех за помощь.

Лахлан тем временем подошел к лошади, извлек некий предмет из кожаной сумы, притороченной к седлу, вернулся и протянул сверток Белле:

– Вот, наденьте это. Не очень нарядные, зато чистые.

Она взглянула на то, что он ей предлагал, и изумленно ахнула.

– Вы хотите, чтобы я надела брюки?

Лахлан с безразличным видом пожал плечами.

– Так вы привлечете меньше внимания – особенно если мы наткнемся на солдат. Не забудьте хорошенько спрятать волосы под шапку.

Белла даже не пыталась возражать. Лахлан прав: мужская одежда скроет ее лучше, чем черная вуаль.

– Вон заброшенная сторожка лесника, – сказал Лахлан, указывая в чащу за ее спиной. – Там вы сможете переодеться и перекусить. Постарайтесь также отдохнуть, пока есть время. Мы отправимся в путь, как только стемнеет. Нельзя рисковать, когда вокруг полно англичан.

Белла, совершенно потрясенная, посмотрела на Лахлана. Он что, не понял?

– Я не поеду в Шотландию.

Мужчины смотрели на нее с изумлением. Все, кроме Лахлана. Он-то знал точно, что она задумала, и сейчас смотрел на нее в упор, не отводя взгляда, не моргая, готовый к схватке. Ей не нужно было себя убеждать, и так было понятно – этот человек не имеет привычки отступать.

– Это не обсуждается, – сказал Лахлан тоном, не допускающим возражений.

Сухой, повелительный отказ – без объяснений! Он даже не захотел ее выслушать. Это было больно. Ей надоело быть безвольной игрушкой в руках мужчин, которые всегда решали ее судьбу. Видит Бог, получалось это у них отвратительно. Она слишком долго ждала и не уедет, пока не увидится с дочерью, тем более что Джоан так близко. Пусть попробует ее остановить!

В ней взыграла гордость, ее проклятие и спасение. Она вздернула подбородок, до кончиков ногтей царственная графиня против грубого разбойника.

– Я не ваш солдат, чтобы мне приказывать.

Ее попытка поставить Лахлана на место лишь укрепила его решимость. Он будто окружил себя стальной стеной, которую было не пробить ни словами, ни поступками.

– Ошибаетесь, миледи. – Голос был резкий, но от Беллы не укрылась насмешливая нотка. – Король назначил меня командиром, мой долг – доставить вас в безопасное место, и я исполню приказ, чего бы мне это ни стоило. Если желаете подвергнуть свою жизнь риску, пусть это будет с кем-нибудь другим, без меня.

«Без меня». У нее замерло сердце. Он имеет в виду, что намерен оставить ее?

Белла не стала задумываться над тем, что ее вдруг так опечалило. Она тоже хочет с ним закончить – не меньше, чем он с ней. Не дожидаясь новых доводов с ее стороны – дело явно решенное, – Лахлан повернулся и зашагал прочь, а Белла, чувствуя на себе взгляды, схватила в охапку скандальный предмет одежды и побежала к сторожке.

Лахлан Макруайри здорово ошибается, если думает, что выиграл сражение.

Он знал, что Белла так легко не уступит. Меньше чем час спустя Лахлан сидел на камне, приканчивая обед, который состоял из вяленой говядины и размоченной в пиве овсяной лепешки, когда услышал за спиной шаги и обернулся. К такому потрясению – увидеть Беллу в мужской одежде – Лахлан точно не был готов.

Вот ведь беда! Он ошибался, когда говорил, что так она будет привлекать меньше внимания. Штаны из мягкой кожи, хоть и достаточно свободные, открывали взгляду куда больше, чем тяжелые юбки женского платья. Он рассматривал мягкие округлости бедер, длинные стройные ноги и красивой формы икры. И свободная рубаха, и кожаная куртка на меху не могли полностью скрыть роскошную женскую грудь. Она оставила шапку в сторожке, и влажные светлые волосы свободно падали ей на плечи. Несмотря на довольно теплый день, она также набросила на плечи плед. Белла казалась хрупкой, свежей и невероятно женственной.

Уперев руки в бедра и восхитительно покраснев, она смотрела на него. Их глаза встретились, и она вздернула подбородок.

– Спасибо.

Он опешил, поскольку ожидал совсем не этих слов. Должно быть, Белла заметила его удивление, поэтому поспешила добавить:

– За ванну.

Лахлан пожал плечами. Ему до сих пор помнилось, каким счастьем было окунуться в горячую воду после того, как выбрался из ямы, где сидел пленником. Он отскребал кожу от вонючей грязи и нечистот так исступленно, что едва не содрал в кровь. С тех пор он не выносил телесной нечистоты. Из-за этого над ним любил подшучивать Ястреб, один из бойцов Шотландской гвардии и к тому же его двоюродный брат. Но Макруайри не было до этого дела: уж лучше пахнуть, как девица, нежели вонять как свинья.

– К сожалению, это маленькое корыто – все, что мы смогли раздобыть, – улыбнулся он уголками губ. – Похоже, предыдущий обитатель сторожки не особо обременял себя мытьем.

– Это было божественно. Мне разрешали мыться, когда захочу, но Саймон запрещал греть воду.

– Саймон?

Ее лицо вмиг замкнулось.

– Мой тюремщик. – Оглянувшись по сторонам, она поспешила сменить тему: – А где остальные?

– Ламонт и Маклин на страже возле монастыря. Бойд и Сетон скоро вернутся: отправились на разведку местности. В этой части леса достаточно спокойно, но есть вероятность наткнуться на охотников или браконьеров. – Он внимательно взглянул на Беллу. – Вы хоть поели?

– Да, спасибо. У вас там запасов – на целую армию хватит.

Он нахмурился.

– Вы очень похудели: нужно восстановить силы.

Она расправила плечи.

– Знаю, но вряд ли что-то можно изменить, даже если сутки напролет набивать себе брюхо.

Проклятье! Она приняла его тревогу за издевку. Лахлан встал с камня, нависая над ней как гора. Он и забыл, какая она маленькая.

– Вы думаете, я этого не знаю? Я ведь тоже там побывал и понимаю, что вы сейчас чувствуете. – Он с нежностью посмотрел ей в глаза. – Вы по-прежнему прекрасны так, что дух захватывает, но ведь есть и другие перемены, невидимые глазу.

Она изумилась:

– Вы правда считаете меня красивой?

Она шутит, что ли? Лахлан двумя пальцами приподнял ей подбородок.

– Уверен, что никогда не встречал такой красивой женщины, как вы.

Ее глаза от удивления стали огромными на исхудавшем лице, и видит Бог, как же трудно ему было сдержаться и не поцеловать ее! Она стояла так близко, что ноздри щекотал легкий аромат ее свежевымытых волос, околдовывал, заставлял забыть, зачем он здесь. Находиться рядом с ней после того, как два года только и мечтал о встрече, оказалось труднее, чем он предполагал.

Он опустил руку и проворчал:

– Отдохните немного. Нам предстоит долгое путешествие.

– Я никуда не поеду, – спокойно возразила Белла, – до тех пор, пока не увижу дочь.

Кровь Христова! Неужели она всегда такая упрямая? Он не хотел с ней спорить, лишь процедил сквозь зубы:

– Мне приказано доставить вас в безопасное место. Именно это я и собираюсь сделать. – Ее лицо исказилось в гримасе упрямства, и Лахлан сказал, коснувшись ее волос: – Господи, Белла, постарайтесь внять голосу разума! Вашей дочери ничто не угрожает, пока англичане думают, будто вы в монастыре. Они не знают, что вам удалось улизнуть, но пока вы остаетесь на английской земле, риск возрастает с каждой минутой.

Они все здорово рисковали, и Лахлан больше других. Цена за его голову была так высока, что он стал лакомой добычей для врагов, а таковых у него было хоть отбавляй. Он мог бравировать перед Брюсом, но на самом деле ему не терпелось убраться отсюда как можно скорее.

– Я ждала три года, и вот моя дочь всего в каких-то двадцати милях отсюда. Двадцать миль – подумать только. – Тихое отчаяние в ее голосе было для него пыткой. – Последний раз так близко от нее я была в Балвени, где и бросила. Лахлан, я не могу уехать, хотя бы не попытавшись связаться с ней! Теперь, когда Бьюкен мертв, она осталась одна. – Голос Беллы дрогнул. – Мне просто необходимо убедиться, что у нее все хорошо!

Видит Бог, он не хотел слышать ее страх, ее отчаяние, не хотел видеть мольбу в этих огромных синих глазах, не хотел напоминать себе, что между ними больше не стоит призрак ее мужа.

Лахлан стиснул зубы. Нельзя колебаться. Ехать наобум, без тщательной разведки – верный путь опять угодить в английскую тюрьму. Лучше выждать, доставить Беллу в безопасное место и уж потом, когда настанет благоприятный момент, придумать, как устроить ее встречу с дочерью.

– Простите, но не могу. На это я не рассчитывал.

Зря он так сказал! Она тотчас вспылила:

– Как это на вас похоже, Лахлан! А на что вы рассчитывали – на очередной мешок серебра? – Ее голос источал презрение. – Я было решила, что вы, возможно, изменились, что, целых два года сражаясь за Роберта, может, уразумели, что есть другие ценности, но нет, вы точно такой же: все ради денег.

Да, все ради денег, будь они неладны. Освободить Беллу. Завершить дело. Забрать награду. Выплатить долги. Удалиться на покой. Не подчиняться никому, делать лишь то, что считаешь нужным, – вот и все, чего он хотел.

Он смотрел сверху вниз на ее обращенное к нему лицо, на прекрасные нежные черты, и так они были близко, черт возьми, что не было сил противиться желанию. Он хотел ее. Страсть ничуть не остыла за эти два года!

Лахлан стиснул кулаки, подобный натянутой тетиве лука: того и гляди лопнет.

Это все она виновата. Она сбивала его с толку. Ему было плевать и на Брюса, и на Шотландскую гвардию, да и на нее тоже: никаких обязательств, никаких привязанностей, чтобы никто не мог предать. Ведь он себялюбивый негодяй, наемник, ничуть не лучше пирата, каковым она его и считала поначалу.

Что касается женщин, к ним он испытывал три чувства: разочарование, ненависть и вожделение. Что он мог предложить леди, одной из знатнейших в Шотландии и ставшей к тому же героиней?

Сама виновата. Зря она так с ним.

– Три года, – уточнил Лахлан, поскольку именно три года назад отправился на остров Скай, чтобы вступить в Шотландскую гвардию. – И все, разумеется, из-за денег. – Его губы тронула коварная усмешка, он обежал взглядом ее фигуру, пожирая глазами формы, туго обтянутые мужской одеждой. – Так что хватит спорить. Или у вас найдется, чем мне заплатить?

Она ахнула, воззрилась на него большими от возмущения глазами и замахнулась было, чтобы дать ему пощечину, которой он, несомненно, заслуживал, но прежде чем ладонь коснулась его щеки, Лахлан поймал ее запястье, завел руку ей за спину и крепко прижал телом к себе.

Она вся дрожала, лицо полыхало гневом – это прекрасное лицо, которое преследовало его два проклятых года. Под напором демона желания, которое пожирало его изнутри, он чувствовал, как улетучивается воинственный дух.

Как глупо было надеяться, что он сможет с ним справиться!

Он впился в ее губы. Поцелуй был жарким, ненасытным. Как он изголодался за эти два года лишений, два года страданий по женщине, которая никогда не станет ему принадлежать.