Текст книги "Коварный искуситель"

– Берите с собой только самое необходимое, – закончил Лахлан свою речь.

Женщины промолчали: у них мало что осталось – почти все имущество было брошено после Метвена.

– Но до Мори, должно быть, больше шестидесяти миль! – воскликнула Кристина. – Мой сын не сможет столько пройти.

– Мы постараемся найти лошадей как можно скорее. А до тех пор будем по очереди нести маленького графа на руках, – пообещал Лахлан.

Он все продумал, мрачно подумала Белла. Хоть бы нашелся какой-нибудь довод, чтобы убедить его не покидать замок!

Ее внимание вдруг привлек мужчина лет сорока: настоящий гигант с огромными ручищами, – который нес на могучих плечах два огромных мешка. Вскоре за ним проследовал второй, потом еще и еще…

Белла улучила минутку и вклинилась в обсуждение плана действий, спросив у Найджела:

– А что это они таскают?

– Кузнец с сыновьями переносит зерно в большой зал: мы готовимся к осаде.

Большой зал, догадалась Белла, не загорится сразу, если через стену перебросят зажженную паклю, потому что выложен из камня.

Осознание, какая беда с ними приключилась, тяжело легло ей на сердце. Белла задержалась за столом чуть дольше остальных дам, которые ушли укладывать детей спать, и, когда они вернулись, Лахлан вкратце поведал, что предстоит завтра. По бледным лицам женщин Белла видела, что новость их не порадовала: все были напуганы и очень устали.

Лахлан вроде бы пытался их приободрить: очень любезно с его стороны. Только почему так кольнуло в сердце, когда он повел женщин прочь из зала? Белла смотрела им вслед и чувствовала себя одинокой и брошенной.

– Вы же знаете, что они его не интересуют, – услышала она за спиной и, обернувшись, увидела Уильяма.

Она и не заметила, как он подошел, щеки ее вспыхнули, и Белла попыталась изобразить непонимание:

– Вы о чем?

Уильям разгадал ее хитрость и улыбнулся.

– Макруайри. С этими дамами он может не напрягаться: они для него неопасны.

«А я?»

Уильям рассмеялся, угадав ее мысль.

– Вы не ошиблись, вас он избегает намеренно.

Смутившись, Белла попыталась его разубедить: нельзя, чтобы он думал о ней бог знает что.

– Мне-то что? Вряд ли такой мужчина, как Макруайри, может заинтересовать леди.

Вот бы ей самой не забывать об этом… Белле стало совестно: нельзя быть такой высокомерной, – хотя, по сути, она не погрешила против истины. Незаконнорожденный, черствый солдат-наемник с дурной репутацией никак не может рассчитывать на внимание знатной дамы, даже если он не такой уж безнадежный, как она полагала вначале.

Уильям нахмурился.

– Не судите его слишком строго: в свое время Макруайри здорово досталось.

В ней опять разгорелся огонек любопытства. Ох, не к добру!…

– Что вы имеете в виду?

Молодой воин пожал плечами.

– Спросите его сами: если захочет, расскажет.

Белла спрятала огорчение под маской безразличия.

– Впрочем, какая мне разница. – И тут же заговорила о другом, чтобы у Гордона не сложилось неверное представление: – Вы идете с нами?

– Да. Норвегия не так далеко, как может показаться, миледи. До нее добраться с островов куда быстрее, чем до Эдинбурга. Если вы так тоскуете по дочери, сможете передать ей весточку и объяснить, что у вас не было выбора.

Белла улыбнулась, но в глазах ее заблестели готовые пролиться слезы. Как он великодушен!

– Спасибо за предложение, но благодаря Роберту Джоан знает, что я ее не бросила, и это хоть немного утешает.

Гордон нахмурил брови.

– А при чем тут Роберт?

– Но ведь это король сказал мне, что к Джоан отправили гонца с весточкой!

– В первый раз слышу – такого распоряжения король не отдавал.

– А кто же тогда?..

В ее глазах застыл немой вопрос, и Уильям, красноречиво повернув голову в противоположную сторону, сказал:

– А вы не догадываетесь?

Белла была ошеломлена, проследив направление его взгляда: Лахлан уже вернулся и о чем-то разговаривал с Найджелом. Неужели это он? Но зачем? Чтобы бездушный наемник проявил доброту и заботу… Нет, это никак не укладывалось в голове.

Или она неверно судила о нем и Макруайри вовсе не меркантильный пират, верный лишь своему кошельку, и ему небезразлично, что происходит вокруг? И он может быть любящим и заботливым, только не показывает виду?

Белла всей душой надеялась, что это окажется правдой.

Едва эта мысль укрепилась в ее голове, как Найджел извлек из поясной меховой сумки маленький кожаный мешочек, подал Лахлану, и тот быстро спрятал его под акетон.

Ей как будто дали пощечину. Никакие благородные цели не прятались за фасадом меркантильного наемника. Да он и не притворялся. А она нафантазировала себе… К чему видеть в нем то, чего нет? Ей просто хотелось найти оправдание своему нелогичному влечению.

Почувствовав себя едва ли не полной идиоткой, Белла в немалом раздражении покинула большой зал. И если не получилось удалиться подобно королеве, то лишь потому, что у нее было много дел перед отъездом. Она и не думала бежать. А слишком часто моргать приходилось из-за того, что глаза слезились от дымящего в камине торфа.

Что с ней опять не так? Почему она выскочила из зала, точно черти кусали ее за пятки? Лахлан поспешил следом за Беллой и уже во дворе окликнул:

– Графиня!

Белла его услышала, но не остановилась, поэтому он догнал ее и схватил за руку.

– Да что с вами такое, бога ради?

В ее глазах плясало пламя факелов.

– Ничего! – Она попыталась вырваться. – Пустите меня!

Лахлан опешил, пораженный холодностью ее голоса.

– Что вам нужно? – глядя мимо него, жестко проговорила Белла.

Он озадаченно нахмурился.

– Просто хотел напомнить, что вам следует беречь ногу: не надо слишком быстро ходить.

Черт, он уговаривает ее точно нянька: из-за какой-то бабы превратился в идиота.

– Буду иметь в виду.

– К черту, Белла! В чем дело? Почему вы злитесь? Это из-за Норвегии? Но нам нельзя здесь оставаться, вы же понимаете! К тому же приказ короля.

От его внимания не ускользнуло, как среагировала графиня на слова королевы. «Таково желание Роберта». Было ясно, что Брюс имеет безграничную власть над графиней. Вот только почему? Этот вопрос не давал покоя.

– И сколько же стоит наша безопасность?

Лахлана передернуло от презрения, прозвучавшего в ее голосе.

– О чем вы толкуете?

– Я видела, как Найджел передал вам кошель с монетами. Не знаю, впрочем, почему меня это удивляет. Вероятно, вы бы и мать родную продали, если бы вам предложили хорошую цену.

Он застыл: казалось, каждый мускул на его лице окаменел, – но усилием воли заставил себя расслабиться и даже сумел усмехнуться.

– За нее много бы не дали.

Белла в ужасе ахнула.

– Как вы можете такое говорить?

Он равнодушно пожал плечами.

– Так ведь это правда.

Некоторое время она молча изучала его лицо, и Лахлан понял, что она догадывается, каковы были их отношения с матерью, и не ошибся.

– Какой она была? – тихо спросила Белла.

– Валлийская принцесса, на которую мой отец положил глаз во время одного из набегов и решил забрать себе, следуя обычаю моих норвежских предков держать рабов.

Лахлан под намеренной грубостью старался скрыть, насколько горьки для него воспоминания: прошлое есть прошлое, его не переделаешь.

– И что с ней стало?

Он взглянул ей в глаза, на мгновение замешкавшись, и почему-то решил сказать правду, хоть та и была неприглядной:

– Она покончила с собой после рождения моего младшего брата. Не хотела больше носить бастардов.

Миниатюрная красавица, которая некогда была принцессой, не могла смотреть на них с братом без отвращения, и мальчиков вырастили и воспитали слуги.

Белла дотронулась до его плеча.

– Простите.

Лахлан не нуждался в сочувствии, но ее извинения принял, кивнув, и хрипло рассмеялся, точно пролаял.

– А знаете, она в конце концов победила: перед смертью прокляла моего отца, и проклятие сбылось.

Брови графини сошлись на переносице.

– Что за проклятие?

– Чтобы у него больше не было сыновей. Таким образом один из старейших на Западных островах кланов остался без законного наследника мужского пола.

– Землю могла бы унаследовать ваша сестра, а вы – стать вождем клана, но вы предпочли бросить своих людей. Почему?

«Потому что вассалы стали бы куда богаче своего лэрда». Лахлан не смог удержаться и съязвил:

– Сопровождать графинь гораздо прибыльнее.

Белла обиженно поджала губы, на что он и рассчитывал.

Почему он все время к ней цепляется? Почему его так заботит ее мнение? Как правило, Лахлану не требовалось ни перед кем оправдываться. Он не стыдился того, что делает, и уж точно никому не объяснял причин. Но презрение этой женщины – видит Бог! – задевало. И это ему очень и очень не нравилось.

– Это вы отвезли записку к моей дочери?

Неожиданный поворот его обезоружил, поэтому нужные слова нашлись не сразу.

– О чем это вы? – спросил он наконец.

Белла поняла, что ее вопрос почему-то разозлил его, но это ее не остановило.

– Кто-то отвез весточку моей дочери. Это были вы?

Лахлан смотрел на ее залитое лунным светом лицо и искал то, что вряд ли мог найти.

– Это так важно?

Белла ответила, хотя и не сразу:

– Полагаю, что да.

И тут он испытал настоящее потрясение, увидев в ее глазах то, чего никак не ожидал: любопытство, влечение и самое опасное и соблазнительное – возможность.

Лахлан не верил своим ушам: неужели она говорит всерьез.

Его взгляд переместился на ее губы, голова сама собой склонилась, и – о боже! – ее губы инстинктивно раскрылись ему навстречу. Он что-то пробормотал, проклиная это жаркое, примитивное и острое желание. Он мог бы ее поцеловать, тем более что ему безумно этого хотелось! Он даже чувствовал вкус ее поцелуя на своих губах.

После той ночи на озере Лахлан старательно скрывал свое вожделение, но оно по-прежнему томилось внутри и ждало своего часа. И вот теперь он почувствовал, как оно снова поднимается, хватает его железной рукой, грозя затащить в опасные глубины.

Он протянул руку, медленно, едва коснувшись пальцами ее щеки, – так бережно, словно это была не женщина, а фигурка из тончайшего фарфора.

Сердце встрепенулось в его груди, из горла вырвался стон. О господи! Какая мягкая кожа! Бархатистая, как у младенца. Его большая, огрубевшая в боях рука казалась чем-то инородным по сравнению с этой утонченностью.

Он, едва касаясь, приподнял ей подбородок и, повинуясь колдовскому обещанию в ее глазах, почувствовал, что летит в пропасть, Его губы уже так близко…

Словно обжегшись, он отдернул руку. Что с ним творится, черт возьми? Ему совсем это не нравилось: слишком похоже на… нежность. Но лишь конченый дурак мог вообразить, что между ними что-то может быть. Он не стыдился своего происхождения, социального статуса и репутации, но нужно же смотреть на вещи трезво.

Да, это с ее стороны скорее всего простое любопытство, и не более. Она заинтригована, потому что это для нее внове. Думает, наверное, что увидела в нем нечто такое, что открывает путь к спасению, но в его душе все черно, все выжжено.

Лахлан не хотел давать надежду ни ей, ни себе, поэтому предпочел солгать:

– Нет, я тут ни при чем.

Он заметил разочарование в ее глазах, но приказал себе не реагировать и, отступив на шаг, лишь коротко кивнул:

– Доброй ночи, миледи. Берегите ногу, нас ждут трудные дни.

Сделав вид, что не замечает, как она смотрит ему вслед, Лахман резко развернулся и пошел прочь.

В том, что он солгал, Белла не сомневалась, но не могла понять почему. Это Лахлан отвез письмо к ее дочери. Почему же не хочет, чтобы она знала? Не по той ли причине он не стал ее целовать? Зачем сказал, что убил свою жену? Хотел отпугнуть? Она понимала, что это лишь малая часть истории и Лахлану есть что рассказать.

Разумеется, она бы его оттолкнула: благоразумие наверняка взяло бы верх до того, как его губы коснулись бы ее губ. Она бы справилась с головокружительным желанием, понимая, что нельзя уступать тому странному чувству, что влечет их друг к другу.

Муж дал ей отставку, но его обвинения такой тяжестью легли на душу, что не забыть и годы спустя. Лахлан не может стать ее мужем, а значит, на ее долю остается лишь роль любовницы. И если она допустит это, то станет именно той, кем ее считает Бьюкен.

Слава богу, он отверг ее, чем излечил от всяких иллюзий, не дал совершить ошибку.

Она думала, что видит в нем проявление доброты, но когда сердце ее рванулось ему навстречу: он рассказывал о матери, – поняла, что ее сострадание было ему совершенно без надобности.

Он говорил так бесстрастно, словно речь шла о каком-то малознакомом ему человеке. Сухарь. Бесчувственный чурбан. Только факты! Словно докладывал своему командиру. События детства больше его не трогали. Ничто его не трогало. И будет лучше, если она запомнит это раз и навсегда, даже если захочет забыть – под его напором.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь выровнять дыхание и побороть странное стеснение в груди. Боль должна уйти.

Но боль не уходила: напротив, жгла Беллу на всем протяжении мучительно короткой ночи, – а в глухой, темный час перед рассветом ей опять пришлось встретиться со своим мучителем. И боль вернулась с удвоенной силой, когда его взгляд равнодушно скользнул по ней, стоявшей среди путников, собравшихся во дворе замка.

Его безразличие было как пощечина, зато вернуло ее к суровой действительности. Этот человек всего лишь сопровождающий, который должен увести их – их всех – туда, где они будут в безопасности. Вот что должно ее волновать.

Наконец-то Белла смирилась с тем, что он их командир, не то что неделей раньше, когда все в ней противилось этому. Разбойник он или нет, однако Роберт был прав: Лахлан – единственный, кто может их спасти.

И, несмотря ни на что, она доверила ему свою жизнь.

– Накиньте капюшоны и не снимайте, – велел Лахлан. – Мы должны постараться раствориться в ночи.

Накидки из грубой, колючей темно-коричневой шерсти будет трудно заметить в темноте. Путники вообще окажутся на виду всего на минуту, когда выйдут через боковые ворота, чтобы спуститься в водохранилище, но рисковать не стоило.

– Готовы?

Лахлан внимательно осмотрел стоявших перед ним женщин и детей, и после минутного замешательства все закивали. Следующее, что услышала Белла, это звук отворяемых ворот: медленно, как можно тише. Ее сердце стучало так, что было трудно дышать. Она оглянулась на бледные, встревоженные лица вокруг и поняла, что до смерти страшно не ей одной.

В их группе ничего не изменилось: те же, кто накануне прибыл в замок: королева, дочь Роберта Марджори, Мэри Брюс, Кристина Брюс со своим малолетним сыном, Маргарет и другие дамы-фрейлины, Атолл, Магнус, Уильям, двое военных и, разумеется, Лахлан. Не было с ними лишь сэра Джеймса Дугласа, которого отправили с донесением к королю – если удастся его найти, – Робби Бойда и Алекса Сетона, которые остались с Найджелом защищать замок.

Когда ворота были открыты, Лахлан быстро осмотрелся и начал выпускать их наружу. Первым вышел Магнус, а за ним все остальные колонной, точно длинная змея. Малолетний граф открыл было рот, но его мать шикнула на него, заставив замолчать.

– Ваша очередь, графиня.

Белла оглянулась: оказывается, она была последней, – и, кивнув, вышла из ворот и начала спускаться по ступенькам. Она не слышала шагов Лахлана – тот ступал бесшумно, точно привидение, – но знала, что он следует за ней.

Сама природа способствовала неприступности замка. Наружная стена была выстроена на краю крутого скалистого берега реки, который местные жители называли лощиной, в скале вырубили крутые ступени, чтобы проходить из замка к старому водохранилищу и колодцу на другом берегу. Нужно было пройти всего несколько футов снаружи замка до входа в туннель, прикрытого деревянным кругом, теперь наполовину сгнившим и практически незаметным, поскольку им давно не пользовались.

Магнус успел отодвинуть деревянную крышку и вырубить бурьян, чтобы можно было протиснуться в отверстие, и Уильям повел их к узкой лестнице, вырубленной сбоку в скале.

Это было как спуск в черную дыру: спасало лишь слабое сияние факелов впереди – там начинался подземный коридор.

Белла сделала шаг внутрь, и ее ошеломил ледяной запах плесени и сырой земли. Она замешкалась и инстинктивно оглянулась. Лицо Лахлана в лунном свете показалось ей призрачно-бледным. Она ожидала подбадривающего кивка, нетерпеливого жеста – чего-нибудь, но только не лица, искаженного мукой. Зубы его были стиснуты так, что побелели губы, в глазах горело отчаяние – или так ей показалось.

Но в следующий миг все исчезло: тень накрыла его лицо, и наступила темнота.

– Все в порядке, – тихо сказал Лахлан. – Просто ступайте осторожнее. Сейчас я зажгу факел.

Но даже при свете факелов видно было плохо, и у них ушло порядком времени на то, чтобы спуститься, прежде чем они вступили под сводчатые стены цистерны.

Уильям выругался.

– Что там? – спросил Лахлан.

– Вход в туннель закрывает решетка. Она на замке.

– Дай мне посмотреть.

Лахлан пересек цистерну, вынимая из поясной сумки-споррана некий предмет, похожий, как показалось Белле, на гвоздь, просунул его в отверстие замка и повернул. Раздался щелчок, и в следующее мгновение препятствие было устранено.

– Должно быть, я дергал недостаточно сильно, – сухо заметил Уильям.

– Как он это сделал? – услышала Белла шепот Мэри и нахмурилась.

– Я не знаю.

Решетка была открыта, и они вошли в туннель. Потом были новые ступени, и им пришлось несколько минут ждать, пока мужчины не поднимутся в колодец, чтобы убедиться, что снаружи никого нет.

Бесшумно – насколько это возможно с отрядом из семнадцати человек – они выбрались из тьмы сначала в деревянный ствол колодца, заросшего паутиной и засыпанного всевозможным мусором, потом на поверхность, на свежий утренний воздух.

– Я уронил лошадку, – раздался жалобный тоненький голосок.

Кристина опустилась перед сыном на колени, пытаясь успокоить и не дать расплакаться.

– Может, ты оставил ее в замке?

Маленький граф помотал головой, его глаза были полны слез.

– Она была у меня в спорране.

– Ты ее вынимал?

– Да, в той страшной комнате.

Кристина пальцем смахнула слезинку с его щеки.

– Не плачь, дорогой: мы найдем новую, когда приедем в Норвегию.

Но маленький мальчик покачал головой и разрыдался.

– Нет, хочу эту! Ее сделал мне папа!

Кристина беспомощно посмотрела на Беллу, и та почувствовала, как и у нее подступают к глазам горючие слезы. Ребенок потерял отца всего год назад, а тот, кто занял его место, числился пропавшим. Война так много отняла у этого малыша!

– Прости, дорогой, – выдавила Кристина.

Подошел Лахлан и, посмотрев на мальчика, спросил:

– Что случилось?

Белла объяснила, и Уильям, стоявший ближе всех ко входу в колодец, предложил:

– Я принесу: все равно мне нужно закрыть проход. Идите вперед, я догоню.

Лахлан стиснул зубы, но спорить не стал.

Под предводительством Магнуса и еще одного воина они отошли от колодца и углубились в густые заросли, окружавшие его. Через несколько минут откуда-то донесся глухой гул.

Взгляд Беллы метнулся к Лахлану.

– Что это было?

– Не беспокойтесь. Просто Гордон сделал так, что никто больше не сможет воспользоваться туннелем, чтобы пробраться в замок. Его нужно было разрушить давным-давно.

Но не успел он договорить, как сзади раздался оглушительный треск, и в воздухе – сомнений не было – запахло дымом. Лахлан выругался.

Белла обернулась как раз в тот момент, когда колодец в языках пламени взлетел на воздух.

Глава 7

Сердце Беллы сжалось, когда она смотрела на этот ад. Боже правый, ведь Уильям оказался в ловушке! Судя по крикам, остальные подумали о том же.

Лахлан выхватил из-за спины один из мечей и обернулся к Маккею.

– Уводи женщин и детей! Нас наверняка услышали.

Слова были произнесены спокойно, четко, уверенно, без намека на панику. Магнус, сдержанно кивнув, начал отдавать распоряжения остальным – резко, коротко, – пытаясь навести порядок посреди замешательства.

Неожиданно Белла догадалась, что задумал Лахлан, и ее охватил ужас.

– Вам туда нельзя! Слишком поздно! Вы не сможете до него добраться! – закричала она, схватив его за руку в попытке удержать.

Старый деревянный колодец, сухой и полусгнивший, вовсю пожирали языки пламени, но Лахлан был глух к доводам разума.

– Черт, я должен попытаться! Не оставлять же его там!

Она не успела возразить, как он вырвал руку, бросился к горящему колодцу и, обернув лицо пледом, пнул горящую дверь и нырнул в пламя, мечом обороняясь от падающих горящих обломков.

– Нет! – раздался крик, от которого кровь стыла в жилах.

Эхо разнесло его по лесу. Боль пронзила сердце Беллы как кинжал, и она не сразу поняла, что крик был ее собственный. Она рванулась было к колодцу, но кто-то схватил ее сзади.

– Туда нельзя! Вы погибнете, вот и все! А вы нужны им, миледи, – выкрикнул Магнус.

Охваченная ужасом, потрясенная Белла слышала слова Магнуса как сквозь туман. Да, она нужна здесь, а Лахлану и Уильяму помочь ничем не могла. Беспомощно кивнув – слезы тем временем градом падали из ослепленных едким дымом глаз, – она позволила Магнусу оттащить ее прочь, подальше от огня, в то время как ее сердце разрывалось от горя.

Господи, ну что он творит: это же самоубийство – войти в охваченное огнем деревянное строение. А она считала его эгоистом! Думала, что главное для него – набить карман! Что ему плевать на всех! И что стоило именно сейчас ему повести себя в соответствии с навязанной ролью?

Он нужен им всем. Его долг – защищать их, а не строить из себя героя.

Плохо потерять одного, но двух…

Потерять его…

За спиной раздался оглушительный треск. Она обернулась, не веря своим глазам. Разметав то, что оставалось от колодезной дверцы, из пелены огня и дыма выскочил Лахлан, но не один. Казалось, все происходит не наяву, не с ним, в каком-то другом мире. Как он мог уцелеть? Ему полагалось погибнуть. Им обоим полагалось погибнуть!

– Магнус? – неуверенно произнесла Изабелла, ожидая подтверждения.

– Он его достал, миледи! – сказал здоровяк шотландец, широко улыбаясь. – Он его достал!

Закрыв глаза, она вознесла благодарственную молитву – молча, потому что слова застревали в горле, – и побежала вслед за Магнусом, который уже пришел на помощь Лахлану, схватив руку Уильяма, чтобы поскорее оттащить его подальше от огня. Лахлан сгибался пополам, выкашливая дым и пытаясь наполнить легкие воздухом, а Уильям лежал недвижим.

Она опустилась возле поверженного воина на колени: опаленные волосы, покрытое сажей и пеплом лицо, – не в силах понять, дышит он или нет.

– Чем я могу помочь?

Лахлан бросил на нее сердитый взгляд.

– Какого черта вы тут делаете? Я же велел вам держаться подальше.

Ее сердце болезненно сжалось. Какой у него сиплый от дыма голос! Закопченное лицо, как у Гордона, и глаза, прожигающие насквозь. Почему он так на нее смотрит? Впрочем, неважно: главное – он жив.

– Вы в порядке? – не могла скрыть страха и волнения Белла.

Его злость несколько улеглась, их глаза встретились, и ей на миг показалось, будто мир вокруг рассыпался в прах. Белла не отдавала себе в том отчета, но ее безумно влекло к нему, да и она ему наверняка небезразлична.

– Да, – буркнул Лахлан, – все хорошо.

С видимым усилием взяв себя в руки, он обратился к Магнусу, который все еще осматривал лежавшего без чувств Уильяма:

– Как он?

– Пульс медленный, дышит едва-едва. Не знаю…

Внезапно грудь Уильяма заходила ходуном. Он со свистом втянул воздух и тут же разразился жестоким кашлем, от которого все его тело сотрясалось, и, согнувшись пополам, перекатился на бок. Он кашлял так, что Белла испугалась – как бы не порвал себе легкие!

Подняв голову, она поймала взгляд Лахлана и просияла радостной улыбкой: похоже, самое страшное позади. Он улыбнулся ей в ответ, и сердце ее забилось чаще.

Она почувствовала, что тоже задыхается. Поразительное преображение! Исчез бессердечный жестокий наемник, а вместо него перед ней стоял чертовски привлекательный мужчина.

– Как он? – услышала Белла и, обернувшись, увидела королеву Элизабет.

Она и не заметила, как женщины вышли из леса и окружили их.

– Не знаю, – призналась Белла.

Уильям, должно быть, расслышав вопрос королевы сквозь приступы жестокого кашля, просипел скрипучим голосом:

– Все б-будет хорошо.

Он попытался сесть, но не смог, и Магнус пришел ему на помощь.

– Полегче, приятель! Ты основательно наглотался дыма.

– Да уж… – Уильям взглянул на Лахлана. – Если бы не он… конец мне.

Лахлан пожал плечами, отмахиваясь от изъявления благодарности.

– Сильно обгорел?

Уильям поднял руки и осмотрел опаленную кожу боевых рукавиц.

– Да ерунда! Бывало и хуже.

– Какого дьявола ты устроил? – спросил Лахлан.

– Наверное, просчитался с порохом. Когда все это дело взорвалось, меня балкой по башке треснуло.

Уильям вдруг сунул руку под кожаный акетон и, по-мальчишески улыбнувшись, извлек вырезанную из дерева лошадку.

– Но я все-таки сумел разыскать вот это.

Он подал игрушку юному графу, и мальчик просиял от радости:

– Вы нашли ее! Спасибо, сэр Уильям!

– Да. Надеюсь, ты ее больше не потеряешь.

– Ни за что! – серьезно проговорил малыш и повернулся к Лахлану: – И вам спасибо, сэр Лахлан!

Мальчик произнес эти слова так торжественно, что ни у кого не хватило духу его поправить: ведь они не рыцари, но и не простые солдаты. Белла нахмурила брови, глядя то на Лахлана, то на Маккея, то на Гордона. Не рыцари и не солдаты. Так кто же они на самом деле? Одно несомненно: между ними существует связь, да такая крепкая, что Лахлан не задумываясь бросился в огонь, чтобы спасти товарища.

Магнус помог Уильяму подняться на ноги, а Лахлан протянул руку Изабелле. Едва ее пальцы коснулись его ладони, как по телу пробежали искры. Их глаза встретились. Должно быть, Лахлан тоже что-то почувствовал, судя по усмешке, на миг озарившей его лицо.

– Посмотрите, все ли на месте. Нам нужно торопиться. Если поблизости кто-то есть, они захотят выяснить, что здесь произошло.

Лахлан хотел было отойти, но Белла остановила его, дотронувшись до плеча. Ее прикосновение заставило его замереть на месте, и она почувствовала, как под ее пальцами напряглись твердые мускулы.

– Что вас заставило броситься в огонь? Вы ведь могли погибнуть.

Он смерил ее таким взглядом, что кольнуло сердце, и скупо усмехнулся:

– Не надейтесь, графиня, от меня избавиться: это не так-то легко.

Она и не сомневалась в этом, но он не ответил на ее вопрос.

– Зачем вы здесь на самом деле? Почему сражаетесь за Брюса?

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Я ведь сказал вам почему.

– Конечно: деньги и земли, – но я думаю, есть что-то еще. Что связывает вас троих? И Бойда с Сетоном, если на то пошло? Кто эти люди для вас?

В его лице не дрогнул ни один мускул, но Белла почувствовала себя так, словно между ней и Лахланом упал стальной занавес. Его взгляд был суров, а голос тих и невыразителен.

– Солдаты под моим временным началом. Не пытайтесь найти благородные основания моим поступкам, миледи: вас ждет разочарование.

Высвободив руку, он направился к мужчинам.

– Вы сами виноваты в том, что вам трудно доверять! – бросила она ему вслед.

Он устремил на нее долгий взгляд.

– Доверять мне – последнее дело.

Оставив Беллу размышлять над этим недвусмысленным предостережением, Лахлан пошел прочь. Она понимала, что он сказал правду, но знала также, что все гораздо сложнее, чем кажется.

Что-то изменилось. Для нее Лахлан больше не был жадным, беспринципным наемником, который готов на все ради собственной выгоды. Себялюбец никогда не бросился бы в огонь, чтобы кого-то спасти. Бессердечный сухарь бы не позаботился о ее душевном спокойствии и не послал ее дочери весточку.

В нем было много хорошего, и неважно, признавал он это или нет. Лахлан хотел, чтобы его считали низким и бессердечным, грубым наемником, которому плевать на все, но это была лишь маска. А под маской насмешливого безразличия она чувствовала боль. Неуемная энергия, тлевшая под спудом, могла в любой миг закипеть и вырваться наружу.

В глубине души ей очень хотелось ему верить – несмотря на его слова. И если даже мысль о его гибели сводила ее с ума, значит, с безразличием покончено. В какой-то миг этих нескольких месяцев Лахлан Макруайри, наемник с Западных островов, стал для нее особенным, не таким, как все, и неважно, что он там говорил: она знала, что тоже небезразлична ему.

При чем здесь благородство, черт возьми? Лахлану вовсе не нужно, чтобы графиня возводила его на пьедестал и считала чуть ли не героем. Не бросать же своих людей. Любой из них поступил бы так же. При этих мыслях в памяти вставало лицо его молочного брата, но он гнал воспоминания прочь. Тогда он тоже сделал все, что мог, но Небеса распорядились иначе. Хорошо, что на этот раз он успел.

Но даже если новообретенная вера графини в его благородство и смущала Лахлана, у него не было времени об этом размышлять. Раздобыв лошадей – что сделать в разоренной войной стране было очень непросто, – они продолжили путь и следующие два дня провели в седле. Женщины и дети – по двое на лошадях, а мужчины шли рядом и частенько переходили на бег, если появлялась возможность двигаться быстрее.

Лахлан упорно и безжалостно гнал их вперед с небольшими остановками для отдыха и короткого сна.

На третий день пошел дождь, поднялся жуткий ветер, который хлестал и бил точно кнутом. Непогода забирала силы, приводила в уныние. Ночью беглецы подошли к побережью возле Мори, и Лахлан отправил Гордона на разведку. Вернулся он с плохими новостями. Опасность представляло не только бурное море – нечего было и думать пускаться в плавание, – но и галеры, патрулирующие побережье.

Пришлось идти дальше на север.

Лахлан решил не ждать улучшения погоды и продолжил путь. Он не мог отделаться от ощущения, что враг совсем близко. Его тревожили также корабли возле Мори. Преследователи как будто знали, куда они направляются!

В сумерках следующего дня они сделали остановку почти на окраине Тейна, чтобы напоить лошадей. Лахлан, Маккей и Гордон склонились над нарисованной от руки картой, выбирая путь. Лахлан хотел убраться отсюда побыстрее. Ведь они находились в графстве Росс, а сказать, что он не ладил со здешним графом, значит, не сказать ничего. Росс был таким же опасным врагом, как и англичане, которые охотились за ними.

– Мы отправимся по дороге, что ведет в Сазерленд. – Он указал путь на карте. – Оттуда в Кейтнесс. Надо надеяться, к тому времени, как мы будем в Уике, погода наладится, и мы сможем переплыть через пролив до Оркни.

Там была земля Маккея. Святой-покровитель не оставит его в беде!

Лахлан почувствовал присутствие Беллы раньше, чем она заговорила.

– Сегодня мы не сможем ехать дальше – нам нужен отдых.

Он медленно обернулся и взглянул ей в лицо.

– Не сейчас.

Румянец гнева окрасил ее щеки.

– Дети больше не выдержат, да и некоторые дамы так ослабели, что того и гляди вывалятся из седла. Мы промокли до нитки, проголодались, и нам нужно поспать – пары часов маловато.