Текст книги "Коварный искуситель"

Но он не услышал ее. Интуиция подсказала: если она ничего не предпримет, то он уйдет, и уйдет навсегда.

– Прошу прощения, – быстро сказала она сэру Алексу и бросилась вслед за Лахланом.

Она знала, что мужчины наблюдают за ней. Ну и пусть! Страх потерять его заставил поступиться гордостью.

– Погодите! Лахлан, постойте!

Он был уже в коридоре, но резко остановился и медленно обернулся, с непроницаемым лицом глядя, как она подходит. Он держался натянуто, отчужденно, словно между ними было уже непреодолимое расстояние.

Белла чувствовала, что краснеет: за ними наблюдало множество глаз. Что она собиралась сказать?

– Неужели вы уйдете, не попрощавшись?

Услышав в ее голосе обвиняющие нотки, он скрипнул зубами:

– Все кончено, Белла.

Ее сердце сжалось от тоски: он говорил вовсе не о поручении, которое давал ему король.

Если бы он был способен выдержать ее взгляд, то суровость его тона могла бы ее обескуражить.

– Вот как? И когда же вы уезжаете?

– Скоро.

Холодный тон резал как ножом. Зачем он так?

– Я не хочу, чтобы вы уезжали! – выпалила Белла.

Лахлан застыл, все тело его напряглось, как тетива лука, и впился в нее взглядом пронзительно-зеленых глаз.

– Какого черта вам от меня нужно, мадам? Любовная связь? Брак?

Белла словно прозрела. Брак. Неужели ей и правда это нужно? Опять стать невольницей, отдаться на милость мужчине, после того как узнала вкус свободы? Сможет ли она когда-нибудь довериться кому-нибудь настолько, чтобы вручить ему свою судьбу?

Ее сердце колотилось, мысли путались.

– Я… я не знаю.

Белла только сейчас осознала, что он взял ее за руку. Но Лахлан тут же разжал пальцы. Ее поразило каменное выражение его лица: как будто она провалила какое-то испытание, о котором ее не предупредили. Может, его отпугнула ее нерешительность? Он застиг ее врасплох, даже не намекнул на то, что у них может быть будущее, тем более что-то постоянное.

– Вам здорово досталось, поэтому неудивительно, что вы слишком привязались ко мне. Я пытался вас предостеречь, и это была моя ошибка, но думал, вы справитесь. – И, склонившись к ней, Лахлан насмешливо шепнул: – Не стоит думать, что это любовь, лишь потому, что сумели кончить несколько раз кряду.

Белла судорожно ахнула, как будто от удара. Нет, это была не пощечина, а гораздо хуже: жалость, насмешка за то, что осмелилась полюбить, понадеялась, что может по-настоящему довериться этому мужчине. Итак, она попыталась, но ее отвергли, высмеяли, как шлюху.

От обиды и возмущения у Беллы вспыхнули щеки. Пусть проваливает! Он того не стоит. Хватит с нее жестокости, и так натерпелась! Она заслуживает, чтобы любили, заботились о ней, дорожили ею.

Многие годы ее ценили лишь за роскошное тело. Она не допустит – не может допустить, – чтобы это повторилось. Если Лахлан не хочет признать, что их связывают чувства, что ж, так тому и быть. Она столько раз находила для него оправдания.

Белла расправила плечи, мгновенно превратившись в гордую, надменную графиню. Она давно научилась скрывать свои чувства: прошла хорошую школу, – и вот сейчас представился случай продемонстрировать полученные навыки.

– Любовь? – Она сухо рассмеялась. – Эта мысль мне и в голову не приходила. Разве я могу любить такого, как вы? Человек, которому я отдам свое сердце, будет достоин моей любви и сумеет ответить любовью на любовь. Это не будет жадный и жестокий бастард, который предал свой клан, друзей и страну! Неудивительно, что от вас сбежала жена, ведь вы…

– Хватит! – рявкнул Лахлан, темнея лицом. – Вы и так наговорили достаточно.

Белла осталась стоять с открытым ртом, не в состоянии сделать вдох сквозь боль, пронзившую ее грудь.

Получилось: ей наконец удалось его оскорбить, – только вот радости она почему-то не почувствовала, ощутив, как члены сковывает ледяной холод, а сердце разбивается на тысячи осколков. Она стояла и смотрела, как он уходит.

Глава 18

Замок Дунстаффнаг, ноябрь 1308 года

– Уверен, что не передумаешь? – спросил Брюс, глядя на Лахлана поверх кубка.

Они сидели на террасе замка Дунстаффнаг. В последний раз он был здесь месяц назад, но до сих пор в ушах звучали презрительные слова Беллы, которые, видит Бог, он заслужил.

Белла была права: он ей не пара. Именно это он и пытался внушить ей с самого начала.

Брак? Какой дьявол в него вселился, чтобы такое ляпнуть? Разумеется, она колебалась. Не ее вина, что на минуту он позволил себе думать…

Вот наивный! Героиня не пара пирату. Ей нужен герой, а не злодей. Неудивительно, что она рассмеялась: он бы тоже повеселился на ее месте.

Лахлан осушил свой кубок, но виски не заглушило жгучую боль в груди. Он твердо встретил взгляд короля, сидящего напротив на другом конце стола. Вопрос был не праздный, хотя и задан вроде как вскользь. Роберт Брюс выполнял обещания, но если находился достойный способ нарушить слово, он так и поступал.

– Нет, – уверенно ответил Лахлан, беззаботно улыбнувшись, хотя в душе и были сомнения. – Нет, не передумаю.

Тогда он спешно уехал, чтобы не наделать глупостей. После разговора с Беллой он был вне себя от гнева и не мог избавиться от гнетущего ощущения, что совершил самую большую ошибку в жизни.

Он думал, что разлука приведет его голову в порядок. Не вышло. Ну ничего: как только Брюс выплатит ему оставшуюся сумму и подпишет бумаги, он отправится в путь. Вот почему он вернулся: король устраивал свой первый совет в Ардхаттане, сразу после дня Святого Андрея.

Господи, кого он пытается обмануть? Он вернулся вовсе не поэтому: его присутствие не требовалось по крайней мере еще неделю, – а потому, что не мог заставить себя сидеть в своем захолустье ни днем дольше.

Он должен был убедиться, что Белла жива и здорова, удостовериться, что его опасения подтвердились и он действительно совершил большую ошибку.

Хотя какая разница. Белла скорее всего пошлет его к черту, чего он и заслуживает. Теперь, когда ей ничто не угрожает, она, без сомнения, поняла, что он ей больше не нужен, если вообще был нужен когда-то.

Черные брови Брюса недовольно сошлись на переносице.

– Ты обходишься мне в целое состояние. Надеюсь, эти деньги будут употреблены на доброе дело.

Лахлан пожал плечами: никакой вины он за собой не чувствовал и удовлетворять любопытство короля не собирался. Лахлан знал, что королевские сундуки почти опустели, но очень скоро наполнятся вновь.

– Я думал, ваш брат уже вернулся с юга.

Эдуард Брюс, сэр Джеймс Дуглас, Бойд и Сетон отправились на сбор подати.

– Да, но в Галлоуэе опять неспокойно. Мне казалось, сопротивление подавлено еще в прошлом году, но Макдауэллы со своими союзниками, что сорная трава, которую не так просто истребить. Я отправил Эдуарда назад с подкреплением. – Король не сводил с Лахлана внимательного взгляда. – И клан Максуин тоже что-то затевает. Я велел Вождю и Ястребу готовить людей, чтобы выступить, если те вздумают высунуться из Ирландии, и поведет их Ястреб.

– Ястреб? Да он угробит их всех: вечно лезет на рожон.

– Это до тех пор, пока мы не найдем тебе замену. Я думал, может, мой племянник…

– Рэндолф? – Лахлан не верил собственным ушам: сэр Томас Рэндолф в отряде лучших воинов Шотландии? – Вы, должно быть, шутите! Он ничего не смыслит в воинском деле. Часто ли он вообще вынимает меч?

Лахлан прикусил язык и стиснул зубы, прекрасно понимая, чего добивается Брюс. Но он не клюнет на эту наживку. Это не его война, и он не допустит, чтобы его втянули в это дело. У него есть все, что нужно, – только руку протяни.

– Но я уверен, что он научится, – добавил он спокойно.

Брюс усмехнулся уголками губ, однако настаивать не стал.

– Странно, однако, чего тебе-то неймется? Я ожидал, что увижу тебя только на следующей неделе.

Лицо Лахлана оставалось невозмутимым, хотя он понял: король догадался, что стало причиной его возвращения.

– Мои планы изменились.

Но Брюса не так-то легко было обмануть.

– Ты выглядишь как бродяга. Не мешало бы побриться и вообще привести себя в порядок, прежде чем встретишься с леди Изабеллой.

При упоминании этого имени Лахлан напрягся.

– Зачем?

Брюс испытующе взглянул на него.

– Я полагал, что в Берувик ты отправился ради нее. – Король опустил кубок на стол и нагнулся к Лахлану, стараясь сохранять спокойствие. – К черту, Змей! Мне казалось, ты усвоил урок. Я велел тебе залечь на дно и держаться подальше от опасности, а это не предусматривает набегов ради мести, пусть даже вполне заслуженной. Опять к проклятым англичанам?

Лахлан изобразил недоумение:

– Не пойму, о чем вы толкуете.

– Да все ты отлично понимаешь! Думаешь, я поверю, что это простое совпадение? Кто-то напал на замок Берувик, было убито с полдюжины стражников, и в том числе бывший тюремщик Беллы. Его нашли голым в той же клетке, где ее держали.

Лахлан равнодушно пожал плечами.

– По мне, так это Божья кара.

– А бог тот явно родом из Шотландии, да? – усмехнулся Брюс. – Но как, бога ради, тебе удалось загнать его туда… Нет, молчи, не думаю, что хочу это знать. Твое счастье, что я по-прежнему намерен блюсти свою часть нашего договора.

На этот раз через стол перегнулся Лахлан.

– О чем это вы? Я выполнил то, что обещал.

– Разве? – Брюс негодующе вскинул брови. – Ты подрядился служить мне три года, что подразумевает выполнение приказаний. Вот с этим у тебя, кажется, нелады.

– Что-то не припомню никаких приказаний.

Губы Брюса сжались в нитку.

– Змей, ты испытываешь мое терпение. Что ж, тогда позволь выразиться предельно ясно: я желаю, чтобы ты как можно дольше не показывался ни в Англии, ни на границе. Не хочу, чтобы кто-то узнал про воинов моей гвардии, даже если дело действительно важное. Ты понял?

– Со службой покончено, – сказал Лахлан. Теперь он сам будет решать, что делать!

– Почти, – поправил его Брюс. – Совет соберется не раньше следующей недели.

Лахлан скрипнул зубами.

– И я все еще твой король, – добавил Брюс, откинувшись на спинку стула с довольной улыбкой победителя. – Не беспокойся, очень скоро ты получишь и свои деньги, и свой остров. Хотя ума не приложу, что ты станешь делать на краю света да еще в полном одиночестве.

– Ничего, – пожал плечами Лахлан. – Просто жить.

Ведь именно об этом он мечтал: никому не подчиняться, ни за кого не отвечать, жить так, как хочется.

В самом деле? Почему тогда боль в груди только усилилась?

Она хотела, чтобы он остался, чтобы воевал дальше, занялся каким-то общим с ней делом, но он ни во что не верил. Она хотела от него слишком многого, черт возьми, хотя вряд ли сама знала, чего именно.

Проклятье! Почему он никак не может выбросить ее из головы?

– Ты останешься на свадьбу Храмовника?

Лахлан пожал плечами.

– Не знаю.

– Он огорчится, если тебя не будет.

Странно, но Лахлану очень хотелось погулять на свадьбе, только сбежать, конечно, было бы лучше. Полный разрыв – вот что ему нужно. Но так ли это?

– А как же леди Изабелла?

Лахлан почти успел изобразить равнодушие, но подозревал, что король все же заметил его волнение.

– И как она поживает?

– Неплохо. – Хитрая улыбка тронула губы короля. – Лучше, чем ты, судя по твоему виду.

– Рад слышать.

А что еще он мог сказать? Что в душе надеялся… что она будет страдать так же, как страдал он?

– Разумеется, она тревожится из-за дочери, – добавил Брюс.

«Не моя печаль», – подумал Лахлан, но все же невольно задал вопрос:

– Вы собираетесь послать за ней?

Брюс покачал головой.

– Нет, девочке безопаснее там, где она сейчас.

Послышались голоса, и дверь распахнулась. Сердце Лахлана пропустило удар, когда он узнал ту, которая вошла среди прочих.

– Черт, – вполголоса пробормотал Брюс, вторя его мыслям.

Лахлан понимал, почему не хочет видеть Беллу. Но король? Неужели между ними что-то есть?

– Роберт, я… – Заметив Лахлана, Белла вздрогнула, точно лань при виде охотника.

Лахлан собрался с силами, но никакие силы не могли подготовить его к приступу резкой боли, что пронзила грудь в тот миг, когда глаза их встретились. Месяца оказалось недостаточно, чтобы в голове прояснилось. Да и всей жизни, видимо, не хватит, подумал он.

Сердце Беллы пустилось вскачь. Ей все отказало, осталось только оно, и билось так, что стало больно в груди.

Целый месяц! Пора бы этой боли уже уняться, но вот увидела его – и буря чувств снова поднялась в ее израненной душе.

– Вы вернулись, – сказала она просто.

Лахлан встал.

– На время совета.

Разумеется. Ничего другого она и не ждала, не так ли? Опять укол в сердце. Нужно быть полной идиоткой, чтобы вообразить, будто не только она страдала все это время.

Белла с удивлением заметила, что выглядел Лахлан каким-то неопрятным и усталым – таким она его никогда не видела. Волосы успели отрасти, и одна волнистая прядь свисала на лоб. Суровые, чеканные черты лица заострились, придавая ему хищный вид. Темная щетина двухнедельной давности покрывала щеки и подбородок, но самым странным было то, что его кожаный акетон был весь в пыли и въевшейся грязи. Создавалось впечатление, что он явился сюда прямо с поля боя. Ясно: вернулся к своим разбойничьим привычкам.

Белла даже разозлилась: таким Лахлан показался ей еще привлекательнее! Вроде бы женщинам полагалось влюбляться в идеальных рыцарей, но почему ее так тянет к этому грубому немытому дикарю?

Впрочем, неважно. Она устала делать глупости. Он высказался о своих чувствах – вернее, отсутствии таковых – с обидной ясностью: она ему не нужна.

– Я ждал тебя только на следующей неделе, – сказал Брюс.

Белла не придала бы значения этой реплике, если бы не поймала предостерегающий взгляд, который Лахлан бросил на короля. Ее сердце подпрыгнуло. Неужели это что-то да значит? Неужели он явился ради нее?

Господи, она опять ищет скрытый смысл там, где правда колет глаза. Неужели мало ей уроков?

Как кстати пришлось письмо в ее руках!

– Простите, что побеспокоила. Если вы не закончили, я могу подождать за дверью.

– Что-то случилось, Белла? – спросил король.

Она кивнула, и, несмотря на присутствие Лахлана, глаза ее наполнились слезами.

– Да. Моя дочь.

Лахлан шагнул к ней.

– Что…

– На этом закончим, Макруайри, – остановил его король. – Если понадобишься, я за тобой пришлю.

Брюс как будто не хотел, чтобы Лахлан ее слышал. Тот собирался было возразить, но передумал и только кивнул.

Лахлан стиснул зубы, прощаясь с королем, но, прежде чем уйти, после некоторых колебаний обратился к Белле:

– Миледи, я… Мы можем поговорить позже?

Сказано это было многообещающе, но Белла знала, что его слова ничего не значат, поэтому расправила плечи и с нарочитой холодностью ответила:

– В этом нет необходимости. Думаю, мы уже все сказали друг другу.

Она не могла с ним говорить: просто смотреть на него было слишком больно. Еще сделает какую-нибудь глупость – например, станет умолять…

Он смерил ее долгим взглядом – только мускул дергался на скуле, – и вышел, не сказав больше ни слова, унося за собой шлейф из печали и обиды.

Некоторое время Белла так и смотрела на дверь, пытаясь потушить пожар чувств, который разгорелся в ее сердце при виде Лахлана. Зачем он так с ней поступает? Обида отнюдь не утихла с той ночи, когда он ушел от нее. Она должна его забыть. Эта страница ее жизни перевернута. Джоан – вот что важно.

– Белла? – мягко напомнил о себе Роберт.

Она вздрогнула, освобождаясь от удушающих уз печали. Она нужна дочери и не позволит Роберту удерживать ее дольше.

Долгие недели он увиливал, не отвечая на ее вопрос, когда она сможет воссоединиться с дочерью. Они смогли об этом поговорить лишь в тот день, когда он отдал Белле письмо, переданное через Маргарет, предположительно от Джоан. У нее защемило в груди. Почерк был похож, но сердце подсказывало, что эти слова не могли принадлежать ее дочери! «Никакой переписки… Больше не пытайся со мной связаться… Оставайся на месте».

Расправив плечи, Белла посмотрела в глаза королю.

– Мне нужно вернуться в Берувик.

Король насупился, но надо отдать ему должное, немедленно не отказал.

– Зачем?

Белла протянула ему послание от Маргарет, которое было доставлено ее матерью. Та приехала несколькими днями раньше, как только узнала о возвращении дочери. Как ни была Белла счастлива видеть мать, новость, которую та привезла, повергла ее в панику.

– Это от Маргарет, – пояснила Белла. – Джоан, ее двоюродная сестра и дядя, Уильям Комин, едут в Берувик, в монастырь, чтобы повидать меня, то есть Маргарет. Они гостят в замке Бамбург у леди Бомон, и перед отъездом на юг собираются посетить Берувик. Судя по дате, их ожидают в конце недели.

Времени оставалось совсем мало.

– Но это какая-то бессмыслица, – нахмурившись еще больше, заметил Брюс, словно разговаривал с самим собой.

– Действительно бессмыслица, если верить первому посланию. Что-то здесь нечисто!

Она не могла объяснить почему: просто чуяла нутром, вот и все, – но знала, что дочери грозит опасность.

Роберт взял письмо, пробежал глазами, а закончив, взглянул на Беллу скорее озадаченно, чем встревоженно.

– Я знаю, о чем вы думаете, но это невозможно: возвращаться в монастырь рискованно.

– Я должна, – настаивала Белла. – Если Джоан приедет туда с дядей, тогда все узнают, что я сбежала! Уильям Комин знает меня в лицо. Маргарет не удастся его одурачить. И дочери будет угрожать опасность.

Роберт покачал головой.

– Никто не причинит ей вреда.

– Вы не можете знать наверняка.

Король помолчал, очевидно, споря с собой и тщательно подбирая слова.

– За Джоан наблюдают.

– Но кто? Почему вы мне не сказали?

– Не могу. Вы должны мне доверять. Но будьте уверены – меня уведомят при первых же признаках опасности.

– Но что, если не хватит времени? Что, если они узнают, что я сбежала, и решат поквитаться с Джоан или немедленно бросить ее за решетку? Я не могу этого допустить! – Взяв руку короля, Белла опустилась перед ним на колени. – Роберт, умоляю! Если вы не поможете мне проникнуть в монастырь, тогда по крайней мере отправьте туда несколько надежных людей, чтобы спасти ее прежде, чем правда раскроется.

Король бросил на нее страдальческий взгляд.

– Простите, Белла. Как бы я хотел вам помочь! Но это невозможно. По крайней мере прямо сейчас. Мы надеемся вот-вот освободить Мэри, а любая рискованная затея может сорвать наши планы. Клянусь, что при первых же признаках опасности я сделаю все, что смогу, чтобы привезти к вам вашу дочь живой и невредимой, а пока наберитесь терпения.

Несчастная Белла смотрела на короля, и слезы жгли ей глаза и горло. Она не сомневалась в искренности его слов, однако отказ, пусть даже обоснованный, казался ей сродни предательству. Она не желала слушать никаких объяснений, пусть и разумных, а просто хотела вернуть дочь.

– Я набиралась терпения три года, – сказала она тихо.

Это было напоминание – единственное за все время – о том, что она сделала для короля.

Она встретила взгляд печальных глаз Роберта.

– Я лучше, чем кто бы то ни было, знаю, чем вы пожертвовали, Белла, и знаю также, что ждать очень тяжело. Не проходит дня, чтобы я не тосковал по моим родным – супруге, дочери и сестрам. – Он сжал ее руку. – Осталось немного. Война не может длиться вечно.

Брюс как будто пытался убедить не только ее, но и себя.

Белла кивнула, но знала, что обязана что-то предпринять. Роберт должен думать о стране и короне, а у нее есть только дочь. Если он ей не поможет, она найдет того, кто согласится провести ее в монастырь и вывести обратно, да так, чтобы никто не увидел.

В груди похолодело: она точно знала, кому по силам такая задача. Лахлан! Несомненно, его умение проникать куда угодно и уходить незамеченным снискало ему такую славу, что Брюс согласился ему платить, лишь бы тот сражался в его гвардии!

Мысль, что придется унижаться и просить после того, что между ними произошло, была как кость в горле, но она стиснет зубы и попросит, как ни будет ей горько. Ради дочери она забудет о гордости. Ради дочери, если будет нужда, она продаст душу самому дьяволу.

Лахлан Макруайри был отвратительно пьян. Он не имел привычки топить горе в виски, поскольку считал себя и без того достаточно отвратительным, однако сегодняшний вечер стал исключением.

Встреча с Беллой пробудила в Лахлане угасшие чувства, черт бы их побрал, и он решил хорошенько напиться, чтобы забыться. Она не желала его видеть. И ее холодный прием легко понять. А на что он надеялся, черт возьми? Разумеется, он получил то, чего заслуживал, и это еще мягко сказано.

Когда спиртное не помогло, он затеял драку. Пьянка и драка, по-видимому, друзья неразлейвода.

Наконец Гордон вытащил его из-за стола прежде, чем он успел натворить серьезных бед.

– К черту, Змей, какая муха тебя укусила? Хочешь, чтобы они втроем тебя прикончили? Ты умудрился разозлить даже Ястреба!

– Так он, когда женился, должно быть, лишился чувства юмора вместе с яйцами заодно, – буркнул Лахлан. – Так и бывает с женатыми.

Гордон вытолкал его на свежий ночной воздух. Зима была в разгаре, и холодный туман подействовал отрезвляюще, как удар в лицо. А может, он и не был таким пьяным, каким хотел казаться: не спотыкался, не шатался, да и ноги не заплетались, когда Гордон вел его по темному переулку в казарму, и голова оставалась ясной.

Перед глазами была она. Сидела за столом за вечерней трапезой и то и дело бросала взгляды в его сторону. «Кончено. Забыто». Осознание конца было как удар в солнечное сплетение, беспощадно опрокинувший его на землю. Но ведь этого он и хотел, не так ли?

– Если бы ты в таких выражениях высказывался о моей жене, думаю, я бы сорвался гораздо быстрее.

Лахлан лениво повел бровью.

– А ты еще не передумал? Осталось совсем немного времени, чтобы соскочить с крючка.

Словно облако скользнуло по лицу Гордона, но потом он улыбнулся, как прежде.

– Поздновато, если учесть, что моя невеста приезжает не сегодня завтра.

Лахлан хотел что-то сказать, но прикусил язык, демонстрируя чудеса сдержанности. Если между Маккеем и нареченной Гордона что-то и было, так это не его беда. Если Маккей был слишком упрям, чтобы высказаться, то сам виноват. Ему придется расхлебывать эту кашу всю жизнь.

Как, собственно, и Лахлану. Он скрипнул зубами. Он поступил правильно, но почему-то от этого не стало легче.

– Здоров ли ты? – спросил Гордон, протянув руку, чтобы помочь ему удержаться на ногах. – Вид у тебя неважный.

– Голова болит, – буркнул Лахлан, высвобождаясь.

Гордон рассмеялся.

– Неудивительно, если учесть, сколько виски ты выдул сегодня вечером. Ну как, помогло?

Если бы спросил кто-то другой, Лахлан мог бы послать его куда подальше. но Гордон ему нравился, как ни пытался он убедить себя в обратном.

– Нет.

– Может, у меня получится?

Лахлан покачал головой. Отношения между ним и Беллой так запутались, что изменить что-либо невозможно, даже если бы он хотел. Она ясно дала понять, что будущего у них нет.

Единственный выход для него – убраться отсюда как можно скорее, пока он не навредил еще больше ни ей, ни себе.

– Разве что макнешь меня головой в озеро, – буркнул Лахлан.

Гордон покачал головой.

– Должно быть, у вас, островных жителей, кровь слишком горяча, или все вы полупомешанные. Не возьму в толк, как можно плавать в такую погоду. Приходилось ли тебе слышать про такую вещь, как чудесная горячая ванна перед камином?

– Это для дамочек, – ответил Лахлан, и впервые на его губах заиграла улыбка.

Но хорошее настроение быстро улетучилось. Усевшись на перевернутую лодку-плоскодонку, которая явно не годилась для использования по прямому назначению, Лахлан едва успел натянуть сапоги и застегнуть плед, наброшенный на плечи, как услышал приближающиеся шаги.

Он замер, почувствовав, что это она, еще до того, как оглянулся и в призрачном свете луны увидел ее фигуру среди теней. Ей здесь не место: в последний раз, когда он был на этом пляже наедине с женщиной, все закончилось ее смертью. Странно, что он мог вспоминать тот день с таким равнодушием.

И еще он заметил, как она похорошела. Недели, проведенные в Дунстаффнаге, стерли все следы тюремных лишений. Здоровый румянец на слегка округлившихся щеках пришел на смену мертвенной бледности.

– Уильям сказал, где вас можно найти.

«Чертовски мило с его стороны».

– Мне нужно с вами поговорить.

Она поежилась в туманной мгле и плотнее запахнула тяжелую меховую накидку, наброшенную на плечи. Жаль, она больше не носила мужские штаны! Когда она выглядела как подросток, пропасть между ними не казалась ему столь глубокой, а в роскошном платье Белла была совершенно недосягаема.

– Не сейчас, Белла. – И не здесь, не в этом месте, где он когда-то погубил свою душу.

– Прошу вас! Это очень важно и не может ждать.

Ему бы следовало встать и уйти, но, как было не раз, здравый смысл изменял там, где дело касалось Беллы Макдуфф.

Она опять поежилась, и Лахлан стиснул кулаки, чтобы не сжать ее в объятиях. Недопустимо, чтобы она мерзла: он помнил, через какой ад ей пришлось пройти.

– Хорошо, – сердито буркнул Лахлан. – Но говорить мы будем вон там. – Он указал на деревянное строение, где некогда держал свои быстроходные парусники Макдугалл и где теперь стояли лодки короля.

Вскочив с плоскодонки, Лахлан схватил факел, который прихватил с собой, и быстро пошел по песчаному берегу в сторону крытого причала. Внутри было сыро и темно, как в угольной яме, но хотя бы тихо: сюда не проникал ледяной ветер, пробиравший до костей. Закрепив факел в железном кольце, он сложил руки на груди – так было надежнее – и повернулся к Белле.

– Ну?

Она прикусила губу, и он проклял свет. Впрочем, и темнота не спасла бы положения: другие органы чувств точно не подведут. Он купался в ее пьянящем аромате, в ушах шелестело ее легкое дыхание. Он был настроен на нее, как музыкальный инструмент, каждой косточкой, каждым мускулом и каждой жилкой.

– Мне нужна ваша помощь.

Его так поразили ее слова, что понадобилась целая минута на то, чтобы их смысл дошел до мозга. Он мог бы гордиться и чувствовать себя счастливым, полагая, что она пришла к нему, потому что доверяла и любила. Но нет! Надежды умерли. Он всего лишь наемный солдат! Человек без принципов, готовый на все ради денег. Вот почему она к нему пришла, вот каким его видела.

Лахлан не был готов смириться с такой характеристикой и разозлился.

– Итак, вы пришли ко мне, потому что король вам отказал. А почему вы решили, что я пойду против его воли? – Он покачал головой. – Простите, Белла. Понимаю: вы боитесь за дочь, – но Брюс прав: это слишком опасно.

Лахлан читал в ее лице страх и отчаяние, хотя она пыталась не подавать виду. Было заметно, что она едва сдерживается, чтобы не спорить с ним, и что борьба эта дается ей с трудом.

– Я пришла к вам, потому что больше некому мне помочь. Только вы можете незаметно провести меня в монастырь и вывести обратно, а еще потому, что вы знаете, как это для меня важно. – Она взглянула ему в глаза и добавила: – Кроме того, вы мне должны: вы обещали вернуть мне дочь.

Выпущенная ею стрела поразила его прямо в грудь, похитив его дыхание. Это его решение разлучило Беллу с дочерью, и она об этом никогда не забывала. Не забыл и он. Заслуженно или нет, но чувство вины больно ударило по его совести.

Он заставил себя изобразить насмешливую ухмылку.

– Вы изменились, Белла: научились грязным приемам.

Она тяжело вздохнула, словно ей не хватало воздуха, и гордо вскинула подбородок.

– У меня были хорошие учителя.

Действительно.

– Я вызволил вас из тюрьмы. – Лахлан шагнул к ней, чувствуя, как в нем закипает кровь. – Из-за вас меня чуть не упекли в тюрьму. Разве этого мало? Хотите видеть меня в цепях и на дыбе?

Она больше не пыталась бороться с собой. Слезы градом хлынули из глаз.

– Лахлан, умоляю! Я знаю, что хочу слишком многого, но если не приму меры, они узнают, что я сбежала, и отыграются на Джоан.

Лахлан думал, что у него толстая шкура и каменное сердце, но ошибался: против умоляющей Беллы он всегда будет бессилен.

– Я не могу бросить ее на милость тех, кому неведомо милосердие. Клянусь, вы не услышите и слова поперек, что бы ни приказали: я буду делать все, что хотите. Прошу вас, помогите, умоляю! Вы мне нужны.

«Вы мне нужны». Слова били точно в цель, проникли в сердце, угрожали сломить его решимость. Никогда в жизни не испытывал Лахлан столь отчаянного желания отдать всего себя, как сейчас. Он бы продал душу дьяволу, лишь бы ей помочь, только вот незадача: его душа уже давно продана.

Король будет в ярости, если он уступит просьбе Изабеллы, очень большой вопрос, получит ли после этого причитающиеся ему деньги и землю. Ему придется рискнуть всем, ради чего воевал и чего добивался.

Но деньги и земля – не все, чего он хотел, вот в чем беда. Больше всего на свете он хотел эту женщину, несмотря на то что было невозможно поверить, что она когда-нибудь согласится… С чем?..

Лахлан видел ее глаза, с такой надеждой смотревшие на него, и что-то в нем сломалось, его сила воли дала трещину.

– Белла, я…

Он осекся. Нет, нельзя допустить, чтобы желание обладать женщиной руководило его поступками.

– Я не могу, – закончил он фразу.

Ее полные чувственные губы презрительно скривились.

– То есть вы не хотите.

Он схватил ее за руку.

– Нет, просто не могу – во всяком случае, до тех пор пока Брюс не созовет свой первый совет.

– Но тогда будет поздно! – В ее голосе клокотали истерические нотки. – Нам нужно выехать сегодня же ночью или самое позднее завтра утром. И то можем не успеть, даже если будем скакать день и ночь. Зачем…

Белла вдруг замерла, хватая ртом воздух.

– Разумеется! Как я сразу не догадалась! Именно на совете Роберт и намерен вручить вам вознаграждение! – презрительно, с отвращением проговорила Белла. – Деньги! Все только из-за денег!

Лахлан должен был объяснить, рассказать, почему это для него так важно, почему он не может рисковать. Он хотел ей помочь, но – черт возьми – не мог, если намерен спасти то малое, что оставалось от его чести. Люди рассчитывали на него.

– Проклятье, Белла! Не все так просто. Вы не понимаете…

– Прекрасно понимаю! Сколько вы хотите? Я отдам вам все, чем владею, хотя уверена, что мне не сравниться в щедрости с королем. Почти все земли моего супруга Роберт раздал своим людям, а на свои собственные я не могу претендовать, пока скрываюсь. Боюсь, сейчас я вынуждена полагаться на милость короля. Но когда меня восстановят в правах…

Он сгреб ее в охапку, закипая лютой яростью.

– Мне не нужны ваши проклятые земли или деньги!

Синие глаза Беллы вызывающе сверкнули.

– Тогда что вам нужно?

Лахлан крепко прижал ее к себе. Тело живо отозвалось на соприкосновение, а душу рвало на части. Не всегда получаешь то, что хочешь.

«Вы. Я хочу вас». Только как это сказать? Как облечь в слова то, что чувствуешь? Как поступить правильно?

А потом все пошло кувырком.