Текст книги "Коварный искуситель"

Она не знала, что такое бывает: прикосновение губ, движения языка, его щетина щекотала чувствительную кожу, – она извивалась, стонала, дрожала.

И он вознес ее на самую вершину, а потом еще раз. Она громко закричала, унесенная волной небывалого наслаждения. Он был внутри, заполнял без остатка, кожа к коже. Их тела таяли, сплавляясь в огне страсти.

Поймав его взгляд, Белла осознала, что это не просто плотское соитие, и это было прекрасно, потому что – она чувствовала – Лахлан любит ее. И, когда они вместе вознеслись к звездам, она опять слышала его слова: они звучали у нее в ушах, как далекое эхо.

Жизнь так долго не дарила ей ни любви, ни счастья, но теперь наконец-то она узнала, что это такое, и упивалась каждым моментом своей радости, осознавая, какой ценой досталось ей счастье.

Несколько часов спустя, после того как Лахлан развел огонь, накормил ее, а потом они опять любили друг друга, она уснула в его объятиях, впервые за долгие годы питая надежду на завтрашний день. Все будет хорошо, если любимый рядом.

Глава 20

Как ни тяжело было Лахлану, но разве у него был выбор? Натянув на голову капюшон своего темного одеяния, он обернулся взглянуть на стоявшую в дверях Беллу: видит Бог, как же ему не хотелось уходить! – и пообещал:

– Я скоро вернусь.

Белла положила руку ему на плечо бездумным жестом женщины, которая знает тело своего мужчины как свое, и ободряюще улыбнулась.

– Все будет хорошо. Я столько времени провела в седле, и теперь мне будет очень полезно походить собственными ногами и размяться.

Лахлан нахмурился. Ему очень не хотелось оставлять Беллу одну, но у него не было выбора. Предстояло проникнуть в монастырь и отыскать Маргарет. За два часа с Беллой ничего не случится.

– Не уходи далеко от дома. Вряд ли охотники или браконьеры забредут сюда ночью, но в лесу полно диких зверей. А еще ты можешь упасть, подвернуть ногу…

Она рассмеялась.

– Ты прямо как моя матушка.

Он скрипнул зубами.

– Черт, Белла, я серьезно. Если нам до сих пор удавалось избежать беды, это не значит, что она не поджидает нас за углом. Шутка ли – поместить тебя в монастырь, а потом забрать оттуда, да так, чтобы нас не засекли.

Не говоря уж о том, чтобы убраться из Англии, через приграничную Марку и назад, в безопасную часть Шотландии. Как тревожно было на сердце! Если подумать – какого черта они вообще здесь делают?

Но Белла не слушала. Стоило им добраться до окраины Берувика, как она тотчас забыла обо всех мелочах, а с той минуты, как соглядатай из Шотландской гвардии, сведениями которого они пользовались много раз, подтвердил, что накануне отряд Деспенсера благополучно прибыл в замок, не находила себе места.

Во время путешествия Белла поведала Лахлану многие подробности своего заточения – в частности, как они дергали за ниточки, точно марионетку, обещая регулярные свидания с дочерью. Может, так она пыталась уберечь себя от очередного разочарования в длинной цепи предыдущих? Как только она узнала, что Джоан рядом, ее невозможно было удержать.

– Не верится, что скоро – может быть, уже завтра, – я увижу свою дочь.

От мечтательной улыбки на ее лице у Лахлана сжималось сердце. Он знал, как много значит для Беллы свидание с дочерью, и многое отдал бы за то, чтобы они действительно увиделись, но она явно опережала события.

– Если я смогу провести тебя туда.

Приподнявшись на цыпочках, Белла запечатлела на его губах огорчительно невинный поцелуй, предназначением которого, как подозревал Лахлан, было прогнать хмурую гримасу с его лица.

– Конечно, ты сумеешь провести меня внутрь. Это ведь монастырь, а не замок, битком набитый стражей. Его защищают монахини, а не солдаты. Для тебя это вообще детская игра.

Лахлан не привык к такому безоговорочному доверию, и ему сделалось не по себе. Он не понимал, отчего ему так тревожно. До сих пор все шло как по маслу. Ему вспомнилась присказка, бытовавшая среди гвардейцев: «Во время боевого задания твердо можно рассчитывать лишь на одно: обязательно что-нибудь случится».

Пока что Бог миловал. Проснувшись наутро после бури, они с Беллой увидели солнечный свет. Выпавший снежок не замедлил их продвижения и ближе к полудню растаял. Они сменили лошадей южнее Эдинбурга и поехали в сторону Берувика уже на пятый день путешествия, опережая рассчитанное Лахланом время на полдня, а после короткой встречи с соглядатаем – тот еще раз подтвердил присутствие в замке Деспенсера – отправились в сторожку лесника возле ручья, которая пришлась кстати, когда они спасали Беллу. Больше всего радовало, что поблизости не было никого из его товарищей-гвардейцев.

Но почему дурное предчувствие никак не отпускало?

Впрочем, Лахлан догадывался, почему: слишком он был переполнен счастьем, черт возьми! И не доверял этому состоянию. Счастье заставляло его быть начеку, соблюдать осторожность из страха его потерять.

По обоюдному молчаливому уговору они с Беллой избегали говорить о будущем по одной и той же причине. Ей первым делом нужно было удостовериться, что дочь в безопасности, а ему – обеспечить безопасность Беллы. Наступит день, когда все закончится, но он помнил, что случилось в прошлый раз, когда он заговорил о будущем. И до сих пор ощущал укор совести.

Белла оказалась права: сам того не сознавая, Лахлан был сторонником традиционных отношений и хотел видеть ее своей женой. А раз она его любит, этого пока что достаточно.

– Меня беспокоит не то, как ты туда попадешь, а как выйдешь обратно. Что, если одна из монашек что-нибудь заподозрит и захочет взглянуть на тебя поближе? Что, если Комин выкинет какой-нибудь фокус? Я ему не верю.

Слова Лахлана, кажется, возымели желанное действие. Белла помрачнела, но успокоилась и, погладив его по щеке, сказала:

– И все-таки стоит рискнуть. Я должна хотя бы попытаться. Меня защитят мои обеты – то есть, обеты Маргарет. А если нет, у меня есть ты.

Видит Бог, он очень хотел оправдать ее доверие.

– Белла, я не волшебник, а всего лишь солдат. Есть преграды, которых не одолеть даже мне. И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было.

Она побледнела: воспоминания о тюрьме были еще слишком свежи в ее памяти! – и Лахлан чертыхнулся.

– Прости! Я не нарочно. Просто хочу, чтобы ты была осторожна. Помни, что ты обещала меня слушаться.

– Ладно, твоя взяла: буду сидеть в сторожке, – с улыбкой пообещала Белла.

Он быстро чмокнул ее в губы.

– Какая послушная девочка!

В ответ она скорчила гримасу.

– Идите же, не то я стану передумаю и стану очень-очень непослушной!

Лахлан с улыбкой поцеловал ее еще раз, уже не столь невинно, и с большой неохотой оставил одну.

Поскольку до монастыря было мили две, он решил идти туда пешком: так привлечет меньше внимания, если кого-нибудь встретит поблизости, – а чтобы быстрее пробираться сквозь кусты и деревья, перешел на бег.

Во время боевых заданий гвардейцам нередко приходилось долгими часами бежать вот так, по пересеченной местности, вверх-вниз по холмам, в снег, дождь, под палящим солнцем. Однажды во время тренировки изверг Маклауд потребовал, чтобы они пробежали в полном вооружении от его замка Дунвеган вдоль берега до северной оконечности полуострова Уотерниш – а это пятнадцать миль – всего за два часа. И перед тем, как бежать обратно, дал всего пять минут на отдых.

Для Лахлана, который вырос на море и усвоил молниеносный стиль нападения своих предков, бег был делом естественным, как для Маккея верховая езда. Чертов горец мог бежать дни напролет. Лахлан, хоть и ненавидел тренировки – каждую их минуту, – вынужден был признать, что скорость и выносливость не раз выручали его.

И теперь он мог бежать часами и не считал это чем-то особенным, но, видит Бог, предпочел бы иметь надежную лодку!

Под стенами монастыря Лахлан сбавил ход. Обитель на горе Кармел окружали леса, до города было далеко, поэтому ничто не нарушало тишину. Не заметив ничего необычного, Лахлан все же соблюдал осторожность. Как он ни убеждал себя, что это обычное задание, тревога не отступала.

Оказавшись на опушке леса, Лахлан осмотрел окрестности. Светила полная луна, поэтому света было более чем достаточно, по крайней мере для него, обладавшего невероятно острым ночным зрением.

Монастырь состоял из трех основных зданий, расположенных вокруг центрального двора. От внешнего мира монахинь защищали стены высотой десять футов и ров с водой, окружавшие главные здания монастыря. Но стражи не было, а вход преграждали единственные запертые на замок ворота – слабая защита от вторжения, скорее помеха для чужого любопытного носа. Проклятье! Даже англичанину под силу справиться с этой ненадежной преградой.

Лахлан думал, что самым трудным будет оставаться незамеченным, как только он попадет внутрь. Мужчину в женском монастыре видно сразу. Темный балахон поможет спрятаться в тени, но огромный рост не скроешь! И, в отличие от обычных заданий, здесь не уладишь дело – в случае ошибки или нечаянной встречи – посредством кинжала. У него имелись свои запреты: например, он никогда не cмог бы убить женщину, тем более монахиню.

Он выжидал в темноте, наблюдал и прислушивался. Наконец, через полчаса, пробил колокол. Этого Лахлан и дожидался: призыв к вечерней молитве, все женщины соберутся в одном месте.

Выждав еще минут десять – нужно было удостовериться, что они все внутри церкви, – Лахлан двинулся в путь. Он выбрал ту сторону замка, где тень была гуще всего – в данном случае восточную, защищенную деревьями и высокой скалой за ними, – и вышел на открытое пространство. Ему предстояло преодолеть ярдов сто, где, покинув безопасный лесной приют, он будет виден как на ладони.

Проворно бросившись вперед, он без всяких осложнений достиг стены. Пользуясь щелями и неровными выступами в каменной кладке в качестве опоры для ног и рук, он вскарабкался на несколько футов вверх и, ухватившись за верхний край стены, подтянулся – нелегкая задача, учитывая тяжесть надетой брони и оружия, – но у Маклауда это было еще одним излюбленным видом тренировки, так что труда Лахлану это не составило.

Лежа пластом на плоской крыше шириной фута два, он замер, осматриваясь. Он находился над зданием, которое предположительно было жилым корпусом, где располагались кельи монахинь. Слева в центре стояла церковь, а напротив – трапезная.

Внимательно осмотрев территорию и не заметив ничего подозрительного, Лахлан спрыгнул вниз. Ему было неведомо, как долго длится обычная служба – как правило, наемнику не до посещения церквей, – поэтому не знал, сколько у него времени. Он проворно пересек двор, пробежал через огород, где выращивали овощи для монастырской кухни, и нырнул в арочный проход, соединявший церковь с трапезной.

Здесь у него было время, чтобы выбрать место, откуда можно наблюдать за выходившими из церкви монахинями. Нужно было как можно скорее найти Маргарет, пойти за ней вслед или же найти способ привлечь ее внимание, чтобы поговорить с глазу на глаз. Возможно, ему придется дождаться, пока все уснут, и проникнуть в в келью Маргарет. И сделать это необходимо сегодня же. Маргарет, знакомая с планом монастыря и его распорядком, сумеет выбрать место и время, чтобы наилучшим образом произвести временную замену до того, как на встречу явятся Комин и Джоан.

К несчастью, прятаться было особо негде, но Лахлан все же отыскал щель между покатой крышей церкви и плоской крышей прохода. Оставаясь невидимым, имел возможность наблюдать за дверью часовни, откуда должны были выходить монахини. Было и куда отступить, пробежав по крышам и спрыгнув с другой стороны.

Он занял свой наблюдательный пост, и оставалось только ждать. Примерно через двадцать минут Лахлан услышал, как дверь открылась и гуськом из часовни стали выходить монахини.

Но вот незадача – их головы были низко опущены, а фигуру скрывали вуали и накидки. Узнать Маргарет оказалось гораздо труднее, чем он предполагал.

Лахлан уж было решил, что из их затеи ничего не выйдет, когда наконец увидел ее. Удача была на его стороне. Маргарет не только вышла из церкви последней, но еще и одна. Осталось найти способ привлечь ее внимание… Но что это?

Он резко обернулся: откуда-то из-за спины послышался слабый шорох. Кровь застыла в жилах. Лахлан замер, всматриваясь во тьму: наверное, какое-то животное, не о чем беспокоиться, – но звук повторился, на сей раз более отчетливо. Ближе. Приглушенные шаги, тихое клацанье металла. Кольчуга. Тихое ржание. Лошади.

Лахлан тихо выругался. Где-то он ошибся: похоже, западня. Его ждали. А это означало…

Белла! Должно быть, они узнали, что она на свободе. Неважно откуда. Лахлан извлек из-под плаща оба меча и припал к крыше, как лев, готовый броситься в атаку. Он вернется к Белле, даже если для этого придется перебить целую армию англичан.

Белла вымылась, сгрызла овсяную лепешку с кусочком сыра, подкинула хворосту в огонь и хотела было прилечь на постель, которую соорудила из ветхой соломы, накрыв пледом, но слишком взбудораженная, чтобы спать, принялась мерить шагами старую бревенчатую хижину, поскольку больше заняться было нечем. Комната была ненамного просторнее кладовой в замке Балвени: чтобы ее пересечь из одного угла в другой, хватало нескольких широких шагов. То и дело она делала крюк, подбегая к маленькому окошку, и в щель между ставнями пыталась разглядеть, появился ли кто-нибудь, но снаружи стояла кромешная темень. Белла в отчаянии ломала руки. Ожидание – вот ужаснейшая из пыток.

С той минуты, как они оказались вблизи Берувика, Белла с трудом сдерживала нетерпение: после долгих лет разлуки она наконец сможет увидеть дочь, заключить в объятия, услышать ее голос.

И поможет ей Лахлан, вне всякого сомнения. Белла знала, что может на него положиться.

Последние дни были наполнены опасностью, неприятным холодом и истощением всех сил, отчего цепенел мозг, но она чувствовала себя такой счастливой, какой не была уже очень давно. Для любви возможностей не было, но ей удавалось поспать несколько часов в седле, в объятиях Лахлана, который, казалось, мог путешествовать, вообще обходясь без сна. А еще они разговаривали, если ехали не слишком быстро.

Невзирая на обстоятельства, проведенное наедине время было чудесным, но счастье Беллы будет полным лишь тогда, когда к ней вернется дочь.

Белла задержалась у окошка: осторожно приподняв деревянную щеколду, открыла пошире ставни и выглянула наружу. В дом хлынул холодный ночной воздух, и она поежилась, всматриваясь в темноту.

Ничего.

Как долго она ждет: час, два или, может быть, больше?

Белла уже хотела закрыть ставни, как вдруг краем глаза уловила движение, словно качнулась ветка. Может, от ветра? На секунду ей показалось, что мелькнула огромная тень…

Ее сердце подскочило. Слава богу, он вернулся!

Быстро захлопнув ставни, Белла схватила масляный фонарь, бросилась к двери, распахнула ее и воскликнула:

– Лахлан, я…

Когда из темноты ей навстречу шагнул мужчина, от ужаса у нее пропал дар речи, сердце ушло в пятки.

– Здравствуй, Изабелла!

На пороге перед ней стоял брат мужа, Уильям Комин.

Она инстинктивно оглянулась, точно загнанный заяц, пытаясь отыскать пути отступления, но ей пришлось забыть об этом, когда из лесу появились не меньше дюжины всадников и окружили сторожку. Одного из них она узнала: Сэр Хью Деспенсер.

Счастье последних дней, радостное волнение, которое переполняло Беллу всего несколько минут назад, надежды на будущее – все умерло в один роковой миг, оставив за собой лишь страх и отчаяние.

Боже всемилостивый! Она лучше умрет, но не допустит, чтобы ее опять отправили в тюрьму!

Тут была если и не целая английская армия, то, похоже, значительная ее часть. Затаившись в тени на крыше церковной колокольни, Лахлан видел, как его окружают солдаты, берут в кольцо: по меньшей мере сотня человек выстроились шеренгой сразу за рвом вокруг монастыря. Он мог бы проложить себе дорогу мечом, но поскольку у него не было коня, англичане набросятся на него как стая волков.

В ворота громко заколотили, встревожив весь монастырь. Лахлан слышал испуганные крики монахинь, которые спешили укрыться в церкви, в то время как несколько монахинь, по-видимому, старшего ранга – среди них, несомненно, была и настоятельница, – направились к воротам. Еще минута, и во двор хлынули солдаты, потом Лахлан услышал повелительный мужской голос:

– Не сделаем вам ничего дурного… ищем мятежника… обыскать монастырь…

Гневные возражения монахинь никто слушать не стал.

Лахлан понимал, что времени у него в обрез: здесь они найдут его очень быстро, – и спрыгнул вниз, с крыши колокольни на крышу церкви, затем по кровле примыкающего строения пробрался к месту, которое присмотрел заранее: узкий темный угол позади кухни, куда сваливали отходы.

Если не поможет, он попытает удачу с помощью меча. Но без лошади его положению не позавидуешь: до леса добрая сотня ярдов – слишком далеко.

И опять ему повезло: внизу, под ним, появились двое, не трое. Трое могли поднять шум – у Лахлана было только две руки, и он умел ими пользоваться.

Спрыгнув с крыши, он схватил первого солдата, применив удушающий прием, и заколол второго ударом в шею особым кинжалом, который изготовил для него Святой. У кинжала было острое и необычайно тонкое стальное лезвие – скорее шило, а не лезвие, – и легко пробивало кольчугу. Это позволяло убивать бесшумно, что в данных обстоятельствах было как нельзя кстати.

В следующее мгновение этот же кинжал вошел в спину солдата, которого Лахлан держал за шею.

Перебросив одно тело через ограду выгребной ямы, Лахлан стал сдирать со второго мужчины более могучего сложения латы, на которых был изображен незнакомый ему герб: пять ромбов на лазурном поле.

Он слышал, как на кухне солдаты переворачивают все вверх дном, и понимал, что очень скоро они явятся и сюда, так что надо было поскорее снять с убитого плащ, накидку, кольчугу, щит и шлем, а потом натянуть все это на себя.

Мелковатый народец эти чертовы англичане! Наконец, хоть и с трудом, маскарад был закончен. Свалив второго убитого поверх первого, он крикнул в темноту:

– Эй, там, у ворот!

Как он и надеялся, солдаты выбежали из кухни, и он бросился следом за ними.

– Где он? – крикнул кто-то. – Я его не вижу!

– Вы видели его, Пенингтон?

Должно быть, обращаются к нему. Лахлан покачал головой, затерявшись в потоке солдат, выходивших из монастырских ворот, но через несколько минут удача покинула его.

– Сэр Уильям! – раздалось совсем рядом.

Лахлан обернулся, и оруженосец, который подвел к нему коня в полной уверенности, что это его хозяин, побледнел как полотно.

– Вы не сэр Уильям!

Прежде чем юноша успел поднять тревогу, Лахлан схватил поводья и сбил его с ног.

Неважно, что за спиной раздавались истошные вопли: Лахлан был уже возле леса. Ему нужно было еще немного времени, чтобы сбить их со следа, но он сомневался, что у него это получится: англичане непременно обыщут каждую пядь этого леса и наверняка обнаружат Беллу. Значит, нужно добраться до нее раньше их.

Мороз прошел по коже, сковал кости, кровь застыла в жилах, но Белла не дрогнула, не выказала страха, встретив пристальный взгляд деверя не моргнув глазом.

– Что тебе нужно, Уильям?

– Ты всегда была гордячкой! Я говорил брату: что женитьба на тебе – самая большая ошибка, и в конце концов, он понял, что я был прав.

– Как ты меня нашел?

– Это было не трудно: мои люди постоянно наблюдали за монастырем и предупредили нас о вашем появлении. Мы ожидали целого отряда, но было любезно с вашей стороны облегчить нам задачу. – Он смерил Беллу оценивающим взглядом. – Я смотрю, ты так и разгуливаешь в мужской одежде. Должен признать, это весьма удачный маскарад. Я ни за что не догадался бы, что это ты, пока мой человек не доложил мне, что Макруайри сопровождает дама. Он подробно описал тебя, и лишь тогда я понял. Ну а твоя безрассудная затея попытаться увидеться с дочерью только подтвердила его слова.

Беллу осенила страшная догадка. Если они ее узнали, значит, письмо… было ловушкой. Она сникла в отчаянии. Джоан. Где же она теперь?

– Вы оказались весьма безнравственной особой, – добавил сэр Хью. – Но в конце концов это сыграло нам на руку.

– О чем вы?

Он удивленно взглянул на нее – неужели все еще не понятно?

– Ну как же. Макруайри! Разумеется, вы догадались, зачем мы затеяли все это? Нам нужны не вы и не ваша дочь, а этот преступник.

Нет, она не догадалась, но сердце забилось в безумной тревоге.

– Боюсь вас разочаровать, но его здесь нет. Насколько я слышала, он сейчас где-то на западе.

Напускная храбрость была ни к чему. Лицо Деспенсера окаменело.

– Не принимайте меня за идиота, леди Изабелла… хотя какая вы леди? Как раз сейчас ваш любовник заперт в монастыре, в окружении моих людей.

Ее сердце пропустило удар, но она заставила себя сохранять спокойствие. Никакой паники! Лахлан сможет о себе позаботиться, найдет выход, как всегда находил.

Должно быть, Деспенсер угадал ход ее мыслей.

– Но если даже он выскользнет из сетей, которые я на него расставил, вы станете наживкой. Я придумал, как завлечь его в новую ловушку.

Белла побледнела как смерть.

– Вы, должно быть, сошли с ума, если думаете, что я соглашусь помогать вам!

– Даже в обмен на свободу? Для вас и вашей дочери?

Белла окаменела.

– Думаете, я вам поверю?

Деспенсер пожал плечами.

– Вы нам не нужны, а вот преступник… Сэр Уильям милостиво разрешил вам удалиться в его имение в графстве Лестер, вместе с дочерью – по крайней мере до тех пор, пока ее не выдадут замуж. Никто не узнает, кто вы на самом деле. Все станут думать, будто Изабелла Макдуфф навсегда похоронила себя в монастыре.

Взгляд Беллы метался между обоими мужчинами. Даже если бы им можно было доверять – что вряд ли, – она никогда не предаст Лахлана!

Белла покачала головой. Страх превратил ее сердце в камень, но она знала, что не предаст любимого: лучше опять отправится в тюрьму.

– Можете прямо сейчас везти меня в Берувик: я не стану вам помогать.

Деспенсер улыбнулся.

– Какая храбрая девочка! Так и знал, что с вами придется повозиться.

Сэр Уильям изобразил огорчение.

– Прояви благоразумие, Изабелла, хотя бы раз в жизни! Негодяй того не стоит.

– Нет, стоит! – выкрикнула она в ярости.

– А чего стоит жизнь вашей дочери? – не повышая голоса, вмешался Деспенсер.

Белла почувствовала, что не может дышать: ее охватил настоящий ужас. Она бросилась к Уильяму:

– Ты этого не сделаешь! Неужели причинишь зло дочери собственного брата ради того, чтобы поймать одного мятежника?

– Он не просто «один мятежник»! – рявкнул Деспенсер. – Он один из многих, настоящие имена которых мой король будет рад узнать.

Ей следовало догадаться, что здесь замешаны политические амбиции Деспенсера. Белла сделала вид, будто не понимает, о чем речь, продолжая сверлить Уильяма осуждающим взглядом.

– Конечно, я не хочу, чтобы девочке причинили вред, – заверил ее деверь, – но ты не оставляешь нам выбора!

– Где она? – потребовала ответа Белла. – Где моя дочь?

– Она в безопасности. Пока, – зловеще произнес Деспенсер, но по лицу Уильяма она поняла: от нее что-то скрывают, – и не ошиблась: – В караулке замка Берувик.

Нет! Белла почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ей стало дурно.

– Полагаю, если вы откажетесь нам помочь, для нее найдется свободная клетка, – прибавил сэр Хью.

Нет, господи, нет! Ужас схватил ее за горло, потом перед глазами все почернело.

Через несколько часов Лахлан пустился в обратный путь, после того как увел своих преследователей далеко на юг. Бросив коня и позаимствованную у покойника слишком тесную для него кольчугу на берегу – в надежде, что они решат, будто он ушел морем, – он, сделав крюк, отправился назад пешком.

Дорога казалась бесконечной. Громкие удары сердца отдавались где-то в горле. Если что-нибудь случится с Беллой…

Лахлан пытался не думать об этом, сосредоточиться на происходящем вокруг, однако страх так глубоко укоренился в его сознании, что никаких сил и решимости не хватало, чтобы с ним справиться.

Несколько поисковых отрядов до сих пор рыскали вокруг монастыря, однако в той части леса, что примыкала к полуразвалившейся хижине, стояла зловещая тишина. Все его чувства обострились. Время от времени Лахлан слышал вдали собачий лай – где-то за спиной, – но, похоже, англичане еще не додумались отправиться на его поиски.

Слишком уж спокойно было в лесу. Лахлан не мог избавиться от ощущения, что это не к добру, и с каждым шагом дурное предчувствие сгущалось над ним, как тучи.

Сердце требовало, чтобы он бежал к Белле, бежал со всех ног, но Лахлан ступал осторожно, готовый затаиться при малейших признаках опасности. У него не было права на ошибку. Он не допустит, чтобы чувства опять взяли над ним верх. Только не в этот раз!

«Господи, пусть с ней ничего не случится!» Лахлан мысленно повторял эти слова как молитву, только кто станет его слушать, после стольких лет богохульства?

Он держался в тени, пробираясь сквозь деревья и кусты и время от времени останавливаясь, чтобы удостовериться – нет ли где засады. Ничего. Зимой безмолвствовала даже природа.

Когда наконец в поле зрения возникли поляна и ветхая хижина, Лахлан вовсю задыхался, словно сдерживал дыхание уже несколько часов кряду.

Он осмотрел залитый лунным светом пейзаж: вода справа; лошади привязаны к дереву именно там, где он их оставил; чуть дальше – бревенчатая избушка. Деревья несколько загораживали обзор, однако в щелях ставен он видел слабый огонек масляной лампы.

Лахлан замедлил шаг. Каждый нерв был на пределе. Зрение, слух говорили, что все в порядке, но инстинкт настаивал на обратном.

Вдруг над головой что-то треснуло. Лахлан обратился в камень. В следующую минуту он услышал шелест листьев и догадался, что это всего-навсего или птица, или какое-то животное в ветвях, и, переведя дух, двинулся дальше. Оказавшись в двадцати футах от сторожки, поднес руку ко рту и, подражая сове, издал звук наподобие уханья – предупредить Беллу о своем приближении, потом стал ждать ее ответа, слушая стук собственного сердца и шум крови в висках.

Ответ пришел: мелодичная песнь соловья, – сладчайшая музыка для его ушей. Слава богу, все хорошо.

В несколько широких шагов Лахлан преодолел последние футы и толкнул дверь, в душе надеясь, что Белла тут же бросится ему на шею. Каково же было его удивление, когда он увидел, что любимая сидит на стуле перед камином, спиной к нему.

– Белла?

Она обернулась к нему лишь настолько, что он видел ее профиль, как будто опасаясь посмотреть ему в глаза. Ее лицо было неподвижным и мертвенно-бледным, будто высеченным из мрамора. По щекам струились слезы.

Холодный пот побежал по его спине. Лахлан бросился к Белле, взял за руку. Рука была холодна как лед.

– В чем дело? Что случилось?

Не успел Лахлан договорить, как получил ответ: снаружи послышался шум, и в следующую минуту толпа солдат окружила их, точно стая стервятников.

Нет! Ум осознал то, чего не принимало сердце. Лахлан бросился назад, в открытую дверь, отказываясь верить, что это происходит на самом деле, но когда увидел, что из-за деревьев выходят Комин и Деспенсер, с неизбежностью понял правду: Белла заманила его в ловушку.

Он был потрясен, поражен всеми фибрами своего существа. Горечь предательства вонзилась в сердце как нож.

Неужели опять? Не может быть, чтобы он снова совершил все ту же ошибку. Она же его любит; она бы никогда его не предала. Должно быть какое-то объяснение.

Когда к нему подошли, чтобы схватить, он успел обернуться к ней и спросить:

– Почему?

Если Лахлан надеялся, что она станет отрицать, то его ждало горькое разочарование.

– Прости! – крикнула она, с искаженным от отчаяния лицом. – Господи, Лахлан! Прости меня!

Солдаты схватили его сзади, и Лахлан не стал сопротивляться, когда его потащили прочь. Значит, правда…

– У них Джоан! У них моя дочь!