Текст книги "Коварный искуситель"

Глава 15

Белла зашла слишком далеко. Может быть, таково было ее намерение с самого начала. Этот жар, эта страсть, это безумие слишком долго томили их обоих. Она устала с ним сражаться.

Что могло ее остановить? Бьюкен мертв. Ее долг перед ним – если таковой вообще был – давно исполнен. Долгое заточение, когда не знаешь, сколько пробудешь в неволе и выйдешь ли на свободу вообще, кое-чему научило Беллу, а именно: не упусти момент радости и удовольствия, если жизнь тебе его дает, – второго шанса может и не быть.

И чутье подсказывало ей, что с ним она может получить удовольствие, какого прежде никогда не знала. Она хотела почувствовать, что такое страсть, хотя бы раз в жизни, даже если между ними ничего больше не будет. Его признание не оставляло места для догадок. Как всегда. Он никогда не говорил, что хочет от нее чего-то большего: просто удовлетворения зова плоти.

Но ведь и она не хотела от него ничего больше… разве не так?

Внешне ничего не изменилось: он оставался все тем же подонком, который признался, что предал собственный клан и убил жену, безжалостным наемником, который воевал за того, кто больше заплатит, и заявлял, что ему плевать на все. Только Лахлан, на свою беду, вовсе не был таким, каким хотел казаться. Его реакция на ее вопросы доказала, что она угадала верно. Чем больше он грубил, чем более омерзительным пытался выглядеть, тем сильнее она убеждалась, что раскусила его. Раздвоенный змеиный язык Лахлан использовал и как оружие, и как щит, чтобы оттолкнуть тех, кто подбирался слишком близко и мог заглянуть к нему в душу. Но Белла чувствовала, что его одолевает глубокая печаль. Не душа его была черна: просто над ней нависло черное облако.

Тем не менее его циничные слова шокировали Беллу. Из всех способов утолить свой плотский аппетит, которые практиковал ее супруг, этого он не проделывал никогда. При мысли, что горячий язык Лахлана окажется там… Белла вздрогнула, и в месте, где их тела соприкасались, ее пронзила дрожь.

Уже в тот миг, когда его губы завладели ее ртом, Белла знала, что назад пути нет. Его поцелуй был горячим и жадным, откровенным и естественным, как страсть, что вспыхнула между ними.

Он привлек ее к себе, прижавшись всем телом, так что она ощущала каждую выпуклость, стальные узлы мускулов. Ей казалось, что они оба тают в объятиях друг друга, сливаясь телами и рождая в этом жаре совершенный сплав.

Его язык терся о ее язык, понуждая – нет, заставляя – отвечать.

Белла целовала его в ответ, вторя каждому хищному движению. Горьковатый пряный вкус его губ ошеломил ее, заставив забыть обо всем на свете, кроме того, что происходит здесь и сейчас.

Здесь не было места ни нежному воркованию, ни острожному соблазнению: только яростное столкновение отчаянной страсти двух противоположностей, которые жаждали одного и того же.

Эта яростная потребность, это безрассудство, эта страсть… Белла никогда не думала, что испытает такое, даже не представляла, что будет так увлечена, что тяга к мужчине может быть такой сильной. Неужели это происходит с ней и наяву? Неужели женщина, которая годами была холодна как лед, сможет получить наслаждение в объятиях одного из самых отъявленных, самых опасных и всеми проклятых злодеев во всей Шотландии?

Но ведь в нем таилось что-то еще. Он обладал суровым характером, но плохим человеком не был. Во всяком случае, таким, каким хотел казаться. Просто его никто не любил, и не было никого, кому бы он мог довериться. Она просто обязана дать ему шанс. За такого мужчину стоило сражаться.

Его губы были так горячи, а каждое движение языка так сладостно, что все ее тело вскоре пылало. Казалось, жар его поцелуев стекает до самых ног, сердце колотится прямо о его грудь и трепещет как птица в клетке.

Белла обвила руками его плечи, с удовольствием ощущая, какой он большой и сильный. Вот что ей так было нужно: тело воина, твердое и непреклонное, но в то же время теплое и ласкающее, как мягчайший и самый теплый плед.

В объятиях Лахлана ей никогда не будет холодно.

Она застонала, испытав страх и восторг одновременно, когда его большие ладони обхватили ее ягодицы! Он казался таким… большим.

Как он сможет…

Белла прикусила губу. Как они смогут…

Конечно же, она почувствует боль…

Все эти мысли вылетели из головы, когда он начал тереться об нее, и медленное движение его бедер подражало греховному ритму совокупления. Белле стало все равно. Внутри ее разгорался костер, она истекала жаркой влагой, сочившейся между ног. Собраться. Сосредоточиться. Сжать тугую пружину беспокойного желания.

Ее лицо покраснело, дыхание сделалось неровным, а Лахлан терся об нее все интенсивнее, раздувая ее огонь. А ей хотелось большего. Она выгнула спину дугой, чувствуя, что незнакомое ощущение грозит накрыть ее с головой. Она взлетала ввысь, к звездам, парящим высоко над головой.

Белла не понимала, почему из груди вырываются тихие стоны, не узнавала собственный голос.

Тем временем губы Лахлана переместились на ее шею, прочертили дорожку вниз, к ложбинке между грудями. Восхитительно! Колючая щетина его подбородка щекотала нежную кожу, порождая огненные сполохи. Лахлан тоже хрипло стонал, точно от боли… Белла хватала ртом воздух, но вдруг застыла, вздрогнула и в следующее мгновение взлетела в запредельные выси, испытав доселе неизведанные ощущения.

Рассыпавшись на тысячу ослепительных искр сияющего пламени, она закричала.

Лахлан совершенно забыл, что она прижата спиной к стволу дерева, что Бойд и Сетон в любую минуту могут вернуться из деревни, куда ушли добывать лошадей, он утратил способность думать в то мгновение, когда коснулся губ этой женщины. И всякая надежда на то, что можно помедлить, соблюсти хоть видимость самообладания, улетучилась, когда она начала отвечать. Это ли не доказательство, что она тоже сгорает от желания? Когда он услышал ее тихие стоны, а потом крики наслаждения, почувствовал сладкие судороги, зная, что это благодаря ему она дошла до вершины… он утратил рассудок и мог думать лишь о том, чтобы войти в нее, взять, сделать своей.

Но он слишком долго терпел, чтобы справиться с собой и оттянуть неизбежное. В следующий раз. В следующий раз он не будет торопиться. В следующий раз он даст ей время подготовиться. В следующий раз распробует каждый дюйм ее тела, но сейчас ему здорово повезет, если успеет избавиться от штанов до того, как изольется.

Едва она затихла, обмякнув от столь желанного освобождения, как он снова стал ее целовать, но уже выпустив из тесного заключения своего дружка. Прохладный ночной воздух принес благословенное облегчение разгоряченной плоти, ставшей до боли чувствительной и твердой, готовой взорваться, только тронь.

Он не успел даже прикоснуться к ней: боялся, что одного прикосновения к этой нежной шелковистой розовой плоти, истекающей соком в доказательство ее желания, хватит, чтобы утопить его в водовороте, из которого ему не вырваться на свободу. Он потянул вниз слишком широкие для Беллы штаны, обнажая бедра, и приподнял ее ягодицы, устраиваясь между ног. Тронув осторожно средоточие ее страсти, застонал, ощутив теплую влагу. Это было восхитительно. Тело пронзила жестокая судорога, сжимая растущее напряжение, молотом бившее в основание позвоночника. Боже, как он хотел вонзиться в нее, глубоко-глубоко. Нет, он не мог больше ждать. Сунув ладонь ей под спину, чтобы защитить от грубой древесной коры, он наконец ворвался в нее с торжеством обладателя. О боже! Как хорошо. Никогда еще ему не было так хорошо!

Она удивленно ахнула, на мгновение открыв глаза. Он же не отпускал ее взгляд, стиснув зубы до скрипа, и, не в силах произнести хоть слово, вонзался в нее и вонзался, словно юнец со своей первой в жизни женщиной. За него говорили глаза. Они впивались в Беллу со всей яростью переживаний, которые бушевали в нем и которых Лахлан не понимал, только чувствовал, что от них сжимается сердце и в груди растет что-то теплое и нежное. Пусть бы это мгновение длилось вечно! Но он слишком долго ждал, слишком сильно ее хотел.

Они удивительно подходили друг другу, как рука и перчатка, и он с удовольствием шевельнулся у нее внутри, прежде чем опять ринуться в атаку.

Чтобы хоть немного отвлечься и замедлить процесс, он поцеловал ее, но это не помогло: желание было нестерпимым настолько, что он терял рассудок.

Ему хотелось погрузить пальцы в ее волосы, насладиться их шелковистой мягкостью, но Белла заплела их в косу на макушке, чтобы спрятать под шапку.

Она обвила его шею руками, отвечая на поцелуй с той же страстью и готовностью. Его уже трясло, мускулы дрожали от невыносимой муки: сдержаться во что бы то ни стало, – но он не мог, это было сильнее его. И он сдался…

– О боже, все, не могу, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Простите… слишком долго…

И он дал себе волю, раз за разом вонзаясь в ее глубину с громким рыком чистого наслаждения: ошеломительного, всеобъемлющего – такого он не испытывал никогда. Мозг заволокло черной пеленой, когда Лахлана накрыло волной небывалых доселе ощущений. Казалось, им не будет конца.

Он медленно приходил в себя, не вполне уверенный, что дышит, что его сердце еще может биться.

О боже! Непонятно, как он сам мог держаться на ногах, не говоря уж о том, чтобы поддерживать Беллу. Но и отпустить ее он был не в состоянии. Разорвать эту невероятную связь? Ни за что, хотя, видит Бог, все закончилось слишком быстро. Лахлан поморщился: даже неопытным мальчишкой он владел собой куда лучше.

Чуть отстранившись, он заглянул ей в глаза: томная дымка все еще туманила ее взгляд, и это тоже было восхитительно.

– Господи, Белла! Простите.

Лахлан мог бы объясниться или попытаться загладить вину, напомнив о своем желании вылизать ее там, но в этот момент волосы у него на затылке встали дыбом.

От услышанного за спиной звука его усталые члены и ноющие мускулы мгновенно вернулись к жизни, жилы вновь наполнились горячей кровью.

Не размыкая объятий, Белла мгновенно почувствовала неладное и прошептала:

– Что такое?

Времени объяснять не было: они уже здесь – и Лахлан, опустив ее на землю, жестко приказал:

– Бегите! Не останавливайтесь и не оборачивайтесь! Бегите, и все!

Ее глаза расширились от страха. Он не смотрел на нее, понимая, что действовать нужно без промедления: если они схватят ее, у него не будет шанса.

Лахлан обернулся, выхватывая из-за спины меч, а затем и второй.

– Черт, Белла! Бегите же!

На этот раз она не мешкала. Он слышал, как удалялись ее шаги, но в этот миг на маленькую поляну вышел первый из них, и надежды на то, что Белла уйдет прежде, чем они ее заметят, исчезла в тот миг, когда кто-то крикнул:

– Быстрее, один из них удирает!

За ней вдогонку поскакали по меньшей мере десять всадников; остальные – раза в два больше числом – направились к Лахлану.

Он подпустил их ближе, и схватка началась. Он дрался как одержимый. Один за другим нападающие валились под искусными ударами двух его мечей: один ставил преграду; второй рубил, колол и резал. Никто не мог остановить Лахлана, никто не мог победить. Он был неуязвим. Почти…

Но у каждого есть слабости. Когда вернулась первая группа всадников, один из них держал упиравшуюся Беллу, приставив к ее горлу нож, и Лахлан понял, в чем его слабость.

– Бросай оружие! – c презрительной усмешкой потребовал захватчик. – Или я пережу ей горло.

Лахлан предпочел бы умереть, но не отступить, но не мог видеть, как умирает она.

Один за другим мечи со звоном упали на землю.

Минуту назад Белла была переполнена счастьем, не понимая, за что извиняется Лахлан. И хоть все произошло довольно быстро, это было просто восхитительно, она и не знала, что так бывает, никогда не испытывала ничего подобного… Потом ее схватили какие-то головорезы и потащили в замок Пиблс.

Белла была напугана до ужаса, и не только потому, что снова оказалась пленницей. Самое страшное началось, когда ее разлучили с Лахланом.

Он только успел прошептать:

– Вы меня не знаете.

На то, чтобы обдумать эти слова, у нее не осталось времени. Лахлана заковали в цепи и рукоятью меча ударили по голове так, что он без чувств повалился на землю, как огромная, облаченная в броню тряпичная кукла.

– Не трогайте его! – взмолилась Белла и добавила, предположив, что они охотятся на нее: – Я охотно пойду с вами. Только умоляю – не трогайте его!

Бандит, который ее держал, бросил на нее неприязненный взгляд.

– Какое мне вообще до тебя дело? Ты нужна лишь, чтобы он был посговорчивее.

Белла едва скрыла свое удивление. Боже правый, они не знают, кто она, и выслеживали вовсе не ее, а Лахлана. Но что они от него хотят?

Ждать ответа долго не пришлось. Ей связали за спиной руки, и бандит грубо втолкнул ее в караулку возле ворот замка. Через несколько минут вслед за ней втолкнули Лахлана. Белла бросилась было к нему, но второй бандит схватил ее прежде, чем она успела приблизиться, и, кивнув на деревянную скамью, прорычал:

– Не выйдет!

Белла не могла отвести взгляд от Лахлана. Ее сердце сжималось от горя. Как много крови! Залита половина лица, глубокая рана на виске.

Ее душили слезы. Он лежал совершенно неподвижно.

– Он истечет кровью и умрет, если вы не перевяжете вон ту рану на виске.

Бородатый верзила, который, похоже, был здесь за главного, только рассмеялся:

– Не беспокойся, не помрет. – И добавил со зловещей ухмылкой: – По крайней мере, пока мы не получим награду.

Он сделал знак одному из троих подельников, которые столпились в маленьком помещении. Караулка, примерно десять на десять футов, была хорошо освещена факелами, которые стояли по обеим сторонам арочной двери. В дальнем конце каморки Белла увидела вторую дверь. Поскольку в караулках обычно устраивались подземные тюрьмы, ей не хотелось даже смотреть в ту сторону. Человек, которому сделали знак, взял с пола ведро и вылил содержимое на Лахлана.

Он заворочался, и Белла вскрикнула, а потом спросила у похитителя, не сводя глаз с Лахлана:

– Награда?

– Ну да, триста марок.

Она ахнула, глядя огромными от изумления глазами на бандита. Целое состояние!

– Но почему?

Он нахмурил кустистые брови.

– Кто ты такая?

– Изабелла… Максвелл. – Она назвала первое же пришедшее ей на ум имя одного из кланов равнинной Шотландии.

– И кем ты приходишься Лахлану Макруайри?

– Кому? – уточнила Белла, вспомнив наставление Лахлана.

Поскольку она слишком задержалась с ответом, верзила ухмыльнулся – ей не удалось его одурачить.

– Ты явно не простая шлюха, если он предпочел сдаться в плен, чтобы тебя спасти. – Он покачал головой, дергая себя за спутанную косматую кудрявую бороду. – Сегодня утром на рынке я не поверил собственной удаче, когда понял, что это он. И спросил себя: какого черта Лахлан Макруайри делает в Роксбурге, притом что за ним гоняется вся Англия и половина Шотландии?

Белла прикусила губу. Боже всемилостивый, что такого сделал Лахлан, что удостоился такой чести? И почему не сказал ей, что на него идет охота? Неудивительно, что он так не хотел ехать в Роксбург.

– Оставь ее в покое, Комин, – проскрипел голос за ее спиной. – Она ничего не знает.

Белла почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Господи, Комин! Должно быть, этот негодяй – один из приспешников ее деверя. Их дорожки с сэром Уильямом, младшим братом Бьюкена, пересекались редко, однако это чудо, что ее до сих пор никто не узнал.

Пока.

Бородатый верзила подошел к Лахлану и пнул ногой под ребра, как собаку. Тот поморщился, но не проронил ни звука.

– Ну что, вспомнил меня? А вот я тебя никогда не забуду. – Он сдернул с головы шлем, и Белла едва не вскрикнула. У бородатого отсутствовала половина уха. – А насчет того, что известно этой девице, мы выясним, как только сюда приедет сэр Уильям. А он не задержится. Я пару минут доказывал, кого именно видел, но как только он убедился… ну, скажем, ему не терпится с тобой увидеться. Погоди, вот еще король Эдуард узнает, что в наши руки попал один из бойцов тайной армии Брюса!

О чем он говорит?

И вдруг она буквально окаменела и в немом изумлении взглянула на Лахлана. Маргарет рассказывала ей, будто люди передают друг другу невероятные истории об отряде воинов-призраков, сражающихся за Брюса. Воины эти будто возникают словно из ниоткуда, одеваются в черное и растворяются в ночной тьме; их лица скрыты под жуткими черными шлемами с носовым наконечником. Отряд искуснейших в ратном деле воинов, которые, если верить слухам, используют клички, чтобы скрыть подлинные имена.

Белла отмахивалась от этих историй, считая их пустыми домыслами, плодом слишком бурного воображения досужих поселян.

Змей.

Она слышала это прозвище, но пропускала мимо ушей, и только сейчас отчетливо вспомнила, что сэр Алекс именно так и обращался к Лахлану.

Господи, неужели это правда? Неужели Лахлан воин тайного отряда Роберта?

Да, теперь сомнений нет. И ведь ни словом не обмолвился!

Белла смотрела на него во все глаза. Она приняла его в свое тело, чуть не умерла от наслаждения в его объятиях. Он был для нее самым близким мужчиной. Но, выходит, она совсем его не знала?

Лахлан бросил ей предостерегающий взгляд, и Белла опустила глаза, пока никто не заметил, как она ошеломлена, но сердце ее стучало так, словно хотело выпрыгнуть из груди.

Лахлан поднял голову и пронзил Комина своим свирепым взглядом.

– Отпусти нас, и я тебя не убью.

Учитывая его положение – опутанный цепями, лежащий на полу с окровавленным лицом – это произнесенное ледяным безразличным тоном заявление должно было вызвать смех, но гнев, который полыхал в его глазах, похоже, их напугал.

Даже ей стало не по себе. Перед нею был тот, кого боялись и проклинали по ту сторону границы: пират, разбойник, бессердечный хищник, наемный убийца. Если Змей – действительно его прозвище, то легко догадаться почему. Он и правда умел быть хитрым и коварным, как гадюка.

Комин опомнился первым: рассмеявшись, еще раз поддал Лахлану по ребрам – куда сильнее, – но и сейчас тот стерпел.

– Ты не в том положении, чтобы угрожать. Даже тебе не под силу справиться с четырьмя вооруженными людьми голыми, да еще связанными за спиной руками.

Лахлан рывком сел, и когда Комин инстинктивно попятился, рассмеялся, сложив губы в презрительную усмешку.

– Откуда тебе знать, на что я способен.

Комин попытался скрыть неловкость из-за того, что обнаружил свой страх перед остальными, за ухмылкой и ударил Лахлана, на сей раз в челюсть, да так, что голова его с тошнотворным звуком ударилась о каменную стену.

– Там, куда ты отправишься, разве что крыс убивать сможешь.

Если бы Белла не смотрела на Лахлана во все глаза, то могла бы и не заметить внезапную бледность в лице и промелькнувший в стальном взгляде ужас. Было и исчезло. Уж не привиделось ли ей, подумала Белла, но потом вспомнила, что два года назад уже видела этот затравленный взгляд, когда они спустились в подземный коридор замка Килдрамми. Нет, тогда ей не привиделось.

К несчастью, Комин был очень наблюдателен. Его глаза злорадно блеснули.

– Что, не любишь темные ямы, а? – И тут же приказал одному из своих солдат: – Брось-ка его вниз, пока мы ждем. Посидит в яме с крысами – глядишь, и развяжется язык, когда приедет сэр Уильям.

И солдат потащил Лахлана к двери, которую Белла заметила раньше. За ней, как она подозревала, находилась дыра в полу, прикрытая деревянной крышкой или стальной решеткой, через которую пленника сбрасывали в подземелье. Но Лахлан, даже в цепях, пытался сопротивляться:

– Я туда не пойду.

Второй солдат пришел на подмогу первому, и вдвоем они потащили Лахлана к двери. Белла буквально кожей почувствовала его ужас и крикнула:

– Стойте! Его нельзя туда сажать! Он там сойдет с ума.

Белла попыталась подойти к Лахлану, однако Комин схватил ее и с силой дернул за косу, а потом повернул лицом к свету.

– А с тобой нам нужно познакомиться поближе. – Его глаза похотливо обшаривали лицо Беллы. – Сначала мне показалось: неужели Макруайри балуется с мальчишкой? Но ты куда смазливей любого парня.

Белла смерила его гневным взглядом, полным отвращения, а когда его грязный палец коснулся подбородка, с трудом сдержалась, чтобы не цапнуть его зубами.

– Бледноватая, кожа да кости, но все равно красотка, и рот как у французской шлюхи.

– Дотронешься до нее – и будешь умирать медленно, – угрожающе бросил через плечо Лахлан, пока негодяи пытались втолкнуть его в дверь. Чем ближе была яма, тем отчаяннее он сопротивлялся: лягался, вырывался, работал локтями, всеми силами пытаясь затруднить им задачу.

В конце концов главарь не выдержал и, оттолкнув Беллу, с недовольным рычанием в несколько шагов пересек комнату, схватил Лахлана за ворот кожаного акетона и развернул лицом к себе.

– Чтоб вам провалиться! Вы что, не можете справиться с человеком в цепях?

Лахлан улыбнулся так, что у Беллы похолодело внутри, и лениво протянул:

– Это твой последний шанс. Отпусти нас, или умрешь.

Должно быть, что-то во взгляде Лахлана его насторожило, и Комин с нервным смешком буркнул:

– Да ты никак лишился рассудка.

Едва эти слова слетели с его языка, как Лахлан ринулся в атаку. Резко развернувшись, сначала раскрутил цепи, которые почему-то больше не сковывали его запястья, потом точным движением набросил петлю из цепей на голову Комину, скрестил руки и резко развел в стороны, отсекая ему голову, прежде чем другие двое успели опомниться.

– Пригнитесь! – крикнул он Белле, хватая вторую цепь и набрасывая на них, пока не схватились за оружие.

Белла бросилась на пол, но успела увидеть, как Лахлан выхватил из-за ремня одного из поверженных нож и перерезал глотки обоим. Не успели они свалиться на пол, как нож взвился в воздух и с глухим чмоканьем вонзился промеж вытаращенных глаз третьего.

Чтобы убить четырех вооруженных бандитов, Лахлану потребовалось не больше минуты.

Их глаза встретились.

– Как вы? Все в порядке?

Белла молча кивнула и, ошеломленная увиденным, с трудом выдавила:

– Как вам это… как вы сумели избавиться… ведь цепи?

Лахлан помотал головой.

– Потом, все потом! Нам надо отсюда выбираться – в любую минуту может явиться кто-нибудь еще. – Он быстро обшарил одежду убитых и собрал оружие. – Хорошо, что мы рядом с воротами. Они ждали сэра Уильяма с минуты на минуту, значит, железный засов будет открыт – если нам, конечно, повезет. Держите. – Он вложил в руку Беллы кинжал. – Умеете пользоваться?

Она покачала головой.

– Нет, но если вдруг понадобится, смогу.

Лахлан улыбнулся и, притянув ее к себе, быстро поцеловал.

– Хорошая моя девочка! Всегда готова броситься в бой!

У Беллы сжалось сердце. «Моя девочка». Разумеется, он не вкладывал особого смысла в эти слова, но ее душа тем не менее наполнилась тоской. Лахлан тем временем подошел к двери, прижался ухом к деревянным доскам, потом резко ее распахнул.

– Уже закончили, сэр?

Больше страж ничего не успел сказать: стальное лезвие ножа пронзило ему шею. Но солдат был не один.

– Берегитесь! – закричала Белла, когда с другой стороны выскочил еще один стражник.

Предупреждать не было нужды: в руке у Лахлана был второй кинжал, и он уже успешно им воспользовался. Быстро затащив обоих стражников в караулку, он закрыл дверь и, прижав палец к губам, призывая тем самым Беллу к молчанию, вывел ее наружу. Они скрылись в темноте и вдоль стены здания стали пробираться к воротам. Те были впереди, в футах десяти, в конце узкого прохода, под охраной с полудюжины солдат.

Слава богу – Лахлан оказался прав, – засов был отодвинут, но Белла все равно не понимала, как они смогут миновать вооруженных солдат.

Лахлан остановился, не доходя футов пяти до ворот, прислушался: солдаты что-то весело обсуждали, – и прошептал:

– Бегите, как только я начну, а то еще попадете под руку ненароком.

Она согласно кивнула, на мгновение подумав, что все как раньше: из-за нее Лахлан сдался. Он мог за себя постоять – в этом не было сомнений. Это она его подвела… Впрочем, сомобичеванием заниматься некогда: в следующее мгновение он приступил к делу. Пока солдаты один за другим валились на землю как подкошенные, она помчалась вперед по грязному переулку, размахивая кинжалом, стараясь не обращать внимания на леденящий душу звон мечей за спиной, который эхом вибрировал в неподвижном ночном воздухе.

Внезапно над головой просвистела стрела, но целились не в нее – кто-то послал ее в сторону замка. Впереди из темноты показались двое, с лошадьми, Бойд и Сетон. Наконец-то.

Не доходя нескольких футов, они остановились, как раз когда за ее спиной раздались шаги.

Лахлан подхватил ее и быстро понес к лошадаям.

– Спасибо за помощь, – сухо поблагодарил он рыцарей, взбираясь в седло.

Робби ухмыльнулся.

– Что-то ты долго возился. Я уже начал волноваться.

Лахлан что-то пробормотал себе под нос, и они пустились прочь от замка, который уже гудел как растревоженный улей.