Текст книги "Визави французского агента"

Бернар и Ольга

Как и все иностранцы в Москве, французы жили небольшой колонией, где все всё знали о друг друге.

Когда Оливье уезжал, Ольга общалась обычно с дамами. Многие из них хорошо знали Бернара, а некоторые даже весьма близко. Конечно, прямо об этом никто не говорил, но какие-то нюансы, намеки расставляли все на свои места. От них она узнала, что Клер уехала с детьми и что Бернар ждет развода. Некоторые дамы осуждали ветреную Клер, другие ее жалели, а третьи многозначительно помалкивали. Эти новости, честно говоря, порадовали Ольгу. Клер была очень красива и кокетлива, рядом с ней Ольга чувствовала себя гадким утенком. А теперь она звонила ему каждый день, ей было все равно, о чем говорить, лишь бы слышать его голос.

Наконец Бернар пригласил ее в «Шоколадницу» у метро «Октябрьская» поговорить начистоту.

– Я буду там в три часа, сможешь – приходи.

Она еле смогла заставить себя к нему подойти. Руки, ноги тряслись, на лице страдальческая гримаса.

– Что случилось?! Оливье? Анна? – Он взял ее за руку…

Тут слезы хлынули у нее из глаз, она никак не могла перевести дух.

– Выпей! – Бернар протянул ей стакан воды, который наполнил из бутылки «Нарзана», стоящей на столе.

Ее зубы стучали о края стакана.

Бернар встал, расплатился и, взяв ее за руку, вывел из кафе. В машине она сидела тихо, боясь пошевелиться, изредка всхлипывая.

Он привез ее в совершенно незнакомую квартиру на окраине Москвы. Посадил ее на диванчик на кухне, занялся кофе.

– И давно это с тобой? – спросил он.

– Не знаю, – хрипло прошептала Ольга.

– До чего ж ты себя довела! Это вредно, красавица! Такие красивые глаза должны всегда улыбаться!

Он провел рукой по щеке, и ее снова затрясло.

– Нет! Кофе лучше потом!

Подхватив ее на руки, он отнес ее в соседнюю комнату, большую часть которой занимала кровать.

Она боялась, что он будет о чем-нибудь спрашивать, а ей нечего сказать. Но нет – он не спрашивал ни о чем, только был очень нежен с ней.

Каждое его прикосновение доводило Ольгу до исступления, поэтому, наверное, он дал ей возможность испытать оргазм прежде, чем вошел в нее. Затем, дав ей отдохнуть и угостив кофе, любил ее еще и еще.

Потом они сидели на кухне, она, усталая и счастливая, а он, слегка удивленный, спрашивал:

– Зачем было так страдать? Все ваше советское воспитание!

– Я люблю тебя!

– Ты думаешь, это незаметно?

– Я люблю тебя!

– Я рад, что твое сердце полно страсти – это украшает женщину. Ты просто не представляешь себе, как ты светишься. Жаль, что не Оливье зажег этот светильник.

– Я не могу без тебя!

– Ну и не будешь! Только у меня есть еще работа и некоторые правила приличия, которые я немного соблюдаю. Совсем-то нельзя без них. Есть чудаки, которые обижаются. Поэтому я сам тебе позвоню, когда освобожусь. А ты не звони, пожалуйста.

Бернару она нравилась, что-то было в ней такое, искреннее, наивное, природное… Они встречались два-три раза в месяц, ей этого вполне хватало. Она и не знала, что близость бывает такой нежной, всепоглощающей, ведь Оливье обладал ею страстно, грубо, ему нравилась ее покорность, а что чувствует она, его не слишком волновало.

Когда она очередной раз пришла в парикмахерскую, Сергей сказал:

– Молодец, теперь нам удобнее будет присматривать за Бернаром.

Ольге нечего было сказать на это. Она покраснела как девочка.

– Странно, что до сих пор Оливье не вмешивается, – продолжал Сергей. – Видно, он надолго застрял в Демократической Кампучии, а может, и не вернется, на твое счастье.

Ольга побаивалась Сергея, он хоть и был моложе ее, но ведь он ее начальник…

Она перестала ходить на вечера, коктейли, предпочитая сидеть дома, чтобы Бернар всегда мог ее застать, когда решит ее навестить. Зато занялась рисованием, я приходила к ней раз в неделю, для меня это была и подработка, и прекрасный отдых.

Когда я впервые застала у нее Бернара, то очень удивилась. Подумала, как она не боится? Сразу вспомнила кучу анекдотов, как муж возвращается из командировки. И, конечно, рассказала их. Но Бернар и Ольга только весело смеялись и в ответ рассказали несколько новых. Ольга просто светилась счастьем. Бернар иногда даже оставался у нее на ночь.

В рисовании она делала замечательные успехи. Ее учебные работы были написаны такими чистыми светлыми тонами, что и в голову не приходило, что их автор только три месяца назад взяла кисть в руки.

Как-то в одно из воскресений, когда мы с Ольгой согревались чаем с медом, за окном лил холодный дождь, а батареи еще не затопили, в дверь позвонили. Ольга радостно вскочила и побежала открывать. На пороге стоял Бернар, совершенно мокрый, и держал за рукав юношу, который стоял, опустив голову, и был не только мокрым, но и в потеках грязи.

– Ты смотри, – сказал насмешливо Бернар, – какого щенка я тебе притащил! – Он «ласково» ткнул того кулаком под ребра. – Говорит, что влюблен в тебя, потому и таскается за тобой. Ты его знаешь? Ты не смотри, что он грязный, когда он спешил к тебе, споткнулся и упал в лужу! Правда, малыш? Давай переоденем его в чистое! Вон у него и брюки мокрые… ах да, это от лужи!

Ольга не знала, что сказать. Перед ней стоял Сергей, старательно пряча лицо, на котором красовалась свежая ссадина. Она побежала за полотенцем, а Бернар беззастенчиво расстегнул на юноше ремень и стянул брюки, после этого заботливо снял вымокшую куртку.

– Давай-давай, снимай и рубашку, а то простудишься!

Ольга не нашла ничего лучше, чем принести свой розовый банный халат, после чего гость был торжественно препровожден на кухню.

Я лихорадочно засобиралась.

– Надежда, ты куда? Посиди с нами! Ожидается приятный вечерок! – Бернар усадил Сергея на стул, слегка надавив ему на плечи, подвинул стул для меня. Ольга отвернулась к плите, ставя чайник.

– Вы, девочки, продолжайте чаепитие, а мы – водочки! А то действительно холодно.

Он снял с себя пиджак и рубашку, Ольга принесла ему теплый свитер.

Сергей имел жалкий вид: всклокоченная голова, тонкая шея, торчащая из складок банного халата. Все это время он сидел молча.

– Полюбуйся, Надежда! Этот мальчик – сотрудник КГБ. – С этими словами он встал, достал из шкафа два стакана, взял из холодильника початую бутылку водки.

Я молча смотрела на этот спектакль, Ольга продолжала возиться у плиты, зачем-то открывая и закрывая дверцы шкафчиков.

Бернар нарезал лимон тонкими кружочками, выложил на блюдечко, налил водки в стаканы до краев.

– Ну, рассказывай! Ты ведь не первый раз встречаешься с Ольгой в парикмахерской? У вас там диванчик в угловой комнате?

– Ольга – наш сотрудник…

– А то я не знаю! Но это не мешает тебе поощрять девушку за хорошую работу. Прекрасно устроился! Руководишь неопытным сотрудником, даешь ей задания и спишь с ней! Надо же девушке чем-нибудь заняться, пока ее муж где-то пропадает! У тебя доброе сердце!

Ольга всхлипнула, Бернар удивленно на нее посмотрел, потом на Сергея.

– Правда? Я-то тут болтаю, а ты правда такой добрый?

– Она сама предложила!

– Дорогая! Ты разбила мне сердце! – воскликнул Бернар, широко улыбаясь, и нежно обнял Ольгу за талию, тут же усадив ее на колени.

В глазах у нее стояли слезы.

– Видишь, как ты девушку расстроил!

Я никогда не видела его таким. Он говорил медленно и четко, подбирая слова, глаза не смеялись. Мне стало страшно.

– Ладно, давай выпьем!

– Я не пью!

– Я тоже. А это лекарство. Ты вон как дрожишь. Оленька, включи обогреватель, пожалуйста, и, кстати, повесь на него брюки Сергея Владимировича.

Бернар поднял стакан, сделал большой глоток, подержал во рту и проглотил.

Сергея передернуло, он тоже взял стакан, отхлебнул и закашлялся.

– Давай-давай! За советско-французскую дружбу, а то клизму поставлю!

Боже, какие слова произносит Бернар! Клизма с водкой! Ее ставят себе алкоголики, когда не хотят, чтобы изо рта пахло, эффект тот же, если не сильнее. Я не знала, куда деваться, но мужчины словно не замечали меня, они смотрели друг на друга и пили водку, как воду.

– Ну и объясни наконец, зачем ты таскаешься за мной? Я читал отчеты Ольги, меня не удивляет, что вы сторожите Оливье, ну а я-то тут при чем?

– Все равно ты предатель! Я хотел собрать доказательства! – заплетающимся голосом ответил Сергей и качнулся. – Ты не можешь не быть предателем, ты еще покажешь свое лицо! Я знаю! Твою жену здесь вы*бали, а ты будешь честно работать на нас?! Ни – за что – не – поверю! – его голос становился все тише.

– Дурачок! Мы работаем в разных конторах. Ты и представления не имеешь, куда ты сунул свой нос!

– Я тебя выведу на чистую воду! Предавший однажды, предает легко…

– Ба! Как высокопарно! Не горячись! Ты ведь хотел как лучше? Тебя недавно приняли в партию, и ты проявил инициативу? Но ты не посоветовался с начальством. Твоя карьера закончилась, не успев начаться. Hélas!

– Оленька, милая, присядь с нами! Тебе не о чем беспокоиться, спасибо Оливье, он позаботился о твоем досуге! Думаю, он прекрасно отдает себе отчет в том, что ты докладываешь о его делах. Ты занята делом, Оливье открывает то, что ему выгодно, ребята с Лубянки стараются его переиграть, и всем хорошо! Это ни для кого не секрет! Ну, может, для Надюшки, вон испуганная какая, как ее Марсель выдрессировал! Ничего не вижу, ничего не слышу! Не бойся, подруга! Сереженька крепко спит, завтра ничего не вспомнит, жучков здесь нет, вместо них Оленька! Вот только нехорошо, что этот член… партии заставлял тебя с ним спать! Или не заставлял? – Бернар подмигнул заплаканной Ольге, но лицо его было каким-то застывшим и невыразительным.

Ольга уткнулась ему в плечо и ничего не ответила, только опять начала судорожно всхлипывать.

– Бедная девочка! Надежда, плесни и ей водочки, сама-то будешь?

Мне пришлось открыть новую бутылку. Ольга сидела у него на коленях и причитала тоненьким голоском. Бернар налил ей четверть стакана водки и вместо закуски крепко поцеловал ее в губы, потом поднялся, подхватил ее на руки и унес в спальню.

Я осталась на кухне с Сережей, который крепко спал, развалившись на стуле. Халат с него сполз и открыл красивое, гармоничное тело. Я давно порывалась смыться, но теперь засмотрелась на юного Аполлона, рассматривая мягкие тени и блики на коже. Некоторым диссонансом смотрелись розовые пятна на ребрах, ключице – это были свежие синяки, которые только начали темнеть… Ах да… пора уходить!

Я тихонько собрала краски, кисти и направилась к входной двери. В коридоре стоял Бернар с телефонной трубкой. Набирая номер, он знаком попросил меня подождать.

– Скорая помощь? Здравствуйте, девушка! Тут человеку плохо! Какой у вас приятный голос! А что вы делаете сегодня вечером? Ах, простите, вы замужем! Записывайте адрес…

Повесив трубку, Бернар повернулся ко мне.

– Понимаешь, я тебя специально оставил полюбоваться на этот спектакль. Ты все ждешь Марселя, а он не хочет такой двойной жизни для тебя. Честно говоря, я его не понимаю, шли бы вместе по жизни, как вышло бы, так и вышло. Чувства остаются чувствами, только надо отдавать себе отчет, что твой партнер не всегда может быть с тобой. Работа такая!..

– Зачем ты говоришь за него? Если бы он сам приехал и мне сказал это…

– Ты ничего не поняла за сегодняшний вечер? Ты бы смогла, как Ольга? Она не любит Оливье, а теперь должна с ним жить. Ладно, пойдем, поможешь мне одеть юношу, а то Ольга заснула, не хочу ее будить.

Мне пришлось вернуться. Бернар поднял Сергея за подмышки, а я сняла халат, потом надели на него сырую одежду. Когда очередь дошла до пиджака, Бернар стал шарить по карманам; вытащил удостоверение, какие-то бумаги. Потом проводил меня:

– Не беспокойся, тебя это не коснется…

Молодой специалист

К этому времени я окончила институт, с красным дипломом между прочим. Как говорили: «Красный диплом – синяя рожа, синий диплом – красная рожа». Ну, на самом деле я не стремилась к красному диплому, просто если хорошо учиться, то давали стипендию. А поскольку я жила с мамой на ее зарплату, то моя стипендия не была лишней. Сорок рублей в месяц, а однажды и сорок пять – повышенная. За «научные» заслуги – моя работа о Микеланджело заняла первое место на конкурсе студенческих работ. А всего-то перевела большую статью из газеты французских коммунистов «Юманите» (других французских газет и журналов не продавалось) и вырезала оттуда иллюстрации. Последним подарком моего МГПИ им. В. И. Ленина была бесплатная путевка в спортивный лагерь под Одессой за организацию занятий конным спортом для студентов. Мне просто повезло.

Вернувшись из Одессы, я пошла работать в школу учителем рисования и черчения. Тогда вузы сами распределяли выпускников, но если молодой специалист не отработает по специальности три года, он потеряет диплом. Начались трудовые будни.

Оказалось, что программ по рисованию нет, и все надо писать самой. А по рисованию цели и задачи на каждый урок писать ох как трудно! Строгая администрация в школе предупредила, что не будет допускать на урок без конспекта. Часто приходили ко мне на урок с проверкой. Это был кошмар!

Только по воскресеньям я отдыхала душой. Занятия с Ольгой, наши чаепития, на которые иногда приходил Бернар, были просто как «бальзамчик на душу». Оливье еще в августе уехал в Кампучию, Ольга скучала, а мы ее развлекали. Каждый по-своему.

Иногда я ездила с Бернаром на Планерную. Это была да и сейчас есть прекрасная конная база, где можно ездить по пересеченной местности, по полям, по лугам, даже переходить вброд речку. Там Бернар мне и рассказывал о своих злоключениях, о разводе с Клер. Он очень горевал, винил во всем себя, но когда я однажды спросила:

– Если бы вернуть время вспять, как бы ты поступил?

Он ответил:

– Я бы успел!

Конечно, дело гораздо важнее любимых… Но я ему не стала этого говорить. Бернар совсем обрусел, теперь его звали Юрием Юрьевичем.

Все это было не очень понятно, но у него был советский паспорт и, соответственно, гражданство.

– Понимаешь, я всю жизнь мечтал стать строителем… коммунизма. Вот теперь я один из вас. Каменщик. Будем строить вместе. Социализм или коммунизм? Терема или глазки?

Я старалась поменьше спрашивать, а он рассказывал всякие истории, забавные случаи, мне было всегда интересно.

Эти редкие встречи с ним и Ольгой помогали мне примириться с работой в школе.

Как молодому специалисту мне поручили еще и классное руководство. На самом деле все было ужасно! Я искренно хотела научить детей рисовать, но чтобы это сделать, надо было сначала привлечь их внимание. Но как, если отношение к урокам рисования у всех, и у детей, и у взрослых, было как к забаве?

Для начала я пошла в театральную студию. Там я поставила голос по методу Стрельниковой и научилась управлять эмоциями. Работа в школе отнимала у меня уйму времени, ведь кроме уроков была еще проверка дневников, родительские собрания, да к тому же надо было писать эти программы, поурочное планирование… А еще рисование иллюстраций для журнала «Коневодство и конный спорт», а еще тренировки в манеже… О личной жизни я даже не задумывалась. Марсель был где-то на дне души, заботливо скрытый делами, заботами, ежедневными хлопотами.

Как-то вечером, когда Ольга ушла мыть посуду, Бернар, отложив гитару, сказал мне:

– Почему бы тебе не выйти замуж?

– Сейчас, только шнурки поглажу! – возмущенно ответила я. – И где я себе жениха найду? Хоть бы познакомил с кем-нибудь! В кино сходить – и то не с кем!

– Понимаешь, мои друзья знакомятся с девушками не для того, чтобы сходить в кино!

– Какие у тебя друзья…

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты? Надежда, хватит уже невинности! Она у меня в печенках. Марсель глупо себя вел, не хотел, чтобы ты засветилась в КГБ, но зато было бы что вспомнить!

– Но я хочу выйти замуж девушкой!

– Какая дикость! Еще раз спасибо этому эгоисту… Ну что хорошего в девственности? Не отворачивайся! Вот расскажи, для чего ты ее бережешь?

– Ну… Тебе было бы приятно, если бы ты у меня был бы первым?

– Вот уж нет! Тебя же надо всему учить, гораздо приятнее опытная девушка! С ней гораздо интереснее. Клер, между прочим, тоже не была девицей. И жена изменяет мужу независимо от того, вышла она замуж девственницей или нет.

– Ну, не знаю… Вот ты говоришь, что твои друзья знакомятся с девушками только для ЭТОГО.

– Для чего?

– Ну, ты понимаешь!

– Боже мой! Ты даже произнести не можешь! Есть такое интеллигентное выражение «интимные отношения», которое не употребляется в нормальной речи, но хотя бы так можешь сказать? Или заниматься любовью, или совсем просто – бросать палки, хотя и грубо.

– Перестань! Почему так? Почему мужчины хотят только этого? Я думаю, что он сначала должен понять, какой я человек. Как это можно, любить только как женщину?

Тут Бернар расхохотался, долго не мог успокоиться и, вытирая слезы от смеха, подошел к бару, налил в две рюмочки коньяк.

– Да, такое без пол-литра не разберешь! Выпей, Надежда, будем серьезно беседовать. Не думал я, что все так запущено!

– Что запущено? Что я честная девушка? Что я не хочу интимных отношений без брака?

– Надежда! Ты же не на комсомольском собрании! Какой еще брак, зачем?!

– Но ты же сам сказал…

– Я пошутил! Какая замечательная была бы пара! Две зануды! Послушай, на самом деле мужчина сначала видит в тебе женщину, хочет ее, а потом, может быть, разглядит в тебе человека!

– Так нечестно!

– Но так и есть! И почему это тебя так расстраивает? Это физиология! Так было и будет на белом свете! И твоя неприступность – просто глупость, ты уж прости. Когда мужчина касается твоей груди, ты так шарахаешься, как будто он тебе отвратителен.

– Нет, просто я стесняюсь…

– Я знаю, я уже привык к твоим причудам, но ведь другие не знают. Мужчина думает, что противен тебе и теряет к тебе интерес.

– Но мне правда противно! Я говорю об искусстве, а он как бы случайно кладет руку мне на грудь! Ужас!

– Ханжа! Чего ужасного? Ему же приятно!

– А мне – нет!

– Эгоистка! Потерпеть не можешь! Гордая и неприступная дочь саванны!

– Почему это я должна терпеть?

– Ну, если ты такая Диана-охотница и тебя простые радости не интересуют, то ты всегда будешь одна.

– Что же делать? – Этот неожиданный разговор расстроил меня. Я и правда закрывала глаза на «грязную» сторону жизни. А Бернар никогда не считал «интимные отношения» грязью. У него было много женщин, он говорил о них всегда с восхищением, превознося достоинства каждой, как будто у них не было недостатков.

– Просто вспомнить, что ты – женщина. Не спортсменка, не комсомолка, не училка, не художник, а просто женщина. Бог тебя сотворил женщиной не просто так, не забывай об этом!

В дверях стояла Ольга и удивленно смотрела на нас.

– Нет, ты что, правда – девушка? Только не обижайся! Я слышала про твою историю с Марселем и была уверена, что француз своего не упустит!

– Ха! Они друг друга стоили! – воскликнул Бернар. – Этот кретин вбил себе в голову, что секс его не интересует! Нет, конечно, он может доставить удовольствие женщине, если она захочет. Так ведь весь юмор в том, что Надежде не хотелось. И эти бесполые голубки даром теряли время!

– Но ведь ты говорил, что он женился… – робко возразила я, подавленная свалившейся на меня информацией.

– Точно! Женился на разведенной аристократке, старше его на семь лет, с готовой дочерью! Да они и не живут вместе.

– Зачем же он женился? – спросила Ольга.

– Девочки, он стал начальником отдела, работает теперь какой-то шишкой в Китае, жена ему нужна для солидности.

– Все вы извращенцы! – сказала Ольга. – Каждый по-своему!

Она села Бернару на колени и обняла его за шею. Его рука скользнула ей под юбку. Я быстренько ретировалась.

Возвращение Оливье

15 февраля Ольга пригласила меня на день рождения, ей нездоровилось в последнее время. А кроме меня были только Бернар и ее дочка Аннушка, которой уже было два года. Раиса Михайловна, мама Ольги, уехала в Ленинград к заболевшей сестре. Я впервые увидела дочь Ольги, бледненькую девочку с вьющимися черными волосами, яркими, немного азиатскими глазами и удивительно алыми губками. Я даже подумала, что они накрашены, тем более в ушках были сережки. Это удивительно для меня, мне-то уши прокололи в 16 лет. Причем моя мама сэкономила на косметологе – проколола мне уши сама, швейной иглой с суровой нитью, потом завязала эту пропущенную нить и велела продергивать, а когда все зажило, подарила мне сережки. В советской школе девочки носили скромненькие сережки только в старших классах.

Аннушка сидела за столом, на котором были разложены разные продукты, мисочки, ложки, специи… Бернар готовил какое-то особенное блюдо, это был, как всегда, маленький спектакль, в котором все принимали участие. На этот раз готовился супчик, в состав которого входило кокосовое молоко. Это была невероятная экзотика! Я никогда не видела кокоса, а тут на столе лежал лохматый орех размером с голову ребенка! Вооружившись огромным ножом, Бернар двумя ударами вырубил кусок в середине и вылил беловатую жидкость в приготовленную миску.

В кастрюле с толстым дном он разогрел пару ложек оливкового масла, покрошил туда кружочками лук-порей, я подавила пять зубков чеснока, и он бросил их в кастрюлю, немножко поджарил. Потом распечатал туда же упаковку мороженых креветок. Свежего имбиря Ольга достать не смогла, обошлись мелко нарезанными дольками засахаренного. Когда часть воды из креветок выпарилась, Бернар стал потихоньку подсыпать мелко нарезанную зелень. Пахла она изумительно! Около пяти минут дал покипеть – Аннушка поворачивала песочные часы – убавил огонь и влил мисочку кокосового молока, нежно довел до кипения, чтобы не свернулось – и разлил по тарелочкам. Обильно посыпал из меленки lime salt – смесь соли и кислых травок, покрошил сверху зеленой кинзы, себе добавил на кончике ножа свежей абхазской аджики для крепости. Фокусник просто!

На столе уже стояли бокалы светлого вина, и мы приступили к трапезе. Конечно, был и неизменный салат, и шпроты, и колбаска, все очень вкусное, из разряда дефицита.

Мы сидели и болтали о пустяках, было довольно поздно. Аннушка тихонько сидела с нами на двух одеялах, положенных на стул. Я временами забывала о ее присутствии, только Бернар напоминал о ней, развлекая «принцессу», хотя ей давно пора было спать.

А потом раздался междугородний звонок телефона. Тогда звонок из другого города или страны отличался от местных звонков. Ольга побледнела и медленно подняла трубку. Слышимость была прекрасная.

– Здравствуй, милая! Поздравляю с днем рождения! Как я соскучился по тебе! Я не смог вырваться к тебе, но я скоро приеду, у меня для тебя столько подарков. Прости, что не звонил так долго, теперь… – казалось, голос Оливье звенел на всю кухню. Мы стали невольными свидетелями их разговора. Ольга начала всхлипывать, но разговор был недолгим, и когда она со слезами на глазах положила трубку, Бернар уже обнимал ее и предлагал попробовать новый кулинарный шедевр.

После дня рождения наши занятия продолжались, Ольга делала большие успехи. Ее акварели были очень красивы, они не всегда были выдержанны по колориту, тем не менее получались уже без затеков и случайных пятен.

Но настроение у Ольги было подавленное, Бернар больше не появлялся, и я старалась ее развлекать, получалось не очень…

– Я плохая, – жаловалась она. – Оливье меня так любит! А я… Но что я могу поделать?! Я без Бернара не могу!

– Да не расстраивайся! У тебя есть муж, прекрасная дочка, чего ты? Перестань! Сколько женщин может только мечтать о любви! У тебя же все есть: тебя любят, и ты любишь! Любовь – это такое чувство, она может принести и неземное счастье, и ужасную боль, но тот, кому не довелось ее испытать, можно сказать и не жил.

– Не знаю… Но мне от этого не легче! Даже не представляю, как посмотрю в глаза Оливье… Ужас!

– Не бери в голову! Он так по тебе соскучился! Он просто будет счастлив снова тебя увидеть!

За время, что не было Оливье, Ольга просто расцвела, движения сделались плавными, глаза полны нежности, правда она немного пополнела, но это ее нисколько не портило.

Оливье приехал на Восьмое марта, ранним утром. Ольга еще крепко спала и проснулась от холода. Муж откинул с нее одеяло и стягивал с нее ночную рубашку, которая и без того во сне задралась до поясницы. Сладко потянувшись и почти не размыкая глаз, она подняла руки, выскальзывая из ночнушки.

– Ты совершенство! Даная! Обожаю тебя! – Оливье прижался к ней всем телом, будто хотел раствориться в ней, он сильно сжимал ее плечи, грудь, оставляя иногда даже царапины и синяки. Ольга привыкла к таким проявлениям страсти мужа и терпела, иногда вскрикивала и стонала, но он расценивал это как проявления ее возбуждения и еще больше разгорался.

В этот день встречи Оливье превзошел самого себя, лишь к вечеру Ольге удалось встать с постели, он даже принес мороженое и, не дав толком поесть ни себе, ни ей, любил ее снова и снова, слизывая с ее тела сладкую жижу.

А потом он заснул, как-то вдруг. Ольга боялась пошевелиться, чтобы его не разбудить, потом тихонько встала и пошла в ванну, где долго стояла под горячим душем, горько плача и разглядывая «боевые шрамы» – распухшую губу, кровоточащий сосок, большой синяк под мышкой…

На кухне она приготовила молочный омлет, который очень нравился Оливье, поела сама, потом заглянула в спальню. Он продолжал крепко спать, свернувшись калачиком. Ольга подошла, чтобы накрыть его одеялом. присела рядом и увидела, как он исхудал, розовые шрамы на исполосованной спине, его короткую стрижку… Да, любовь ушла, но осталась жалость к этому злому ребенку.

Проснулся он только утром следующего дня, опять увлек ее в постель, нежно целовал ее раны, говорил, что потерял голову, но опять любил ее, терзая, правда, в этот раз недолго. За завтраком сообщил, что они уезжают во Францию, и он будет заниматься оформлением документов.

Еще только четыре воскресенья мы рисовали с Ольгой. Она не хотела уезжать, но Оливье был непреклонен, да и Сережа настаивал на ее отъезде. Сережа отделался строгим выговором, но остался на прежней должности. Видно, у него были надежные покровители.

В апреле Ольга с мужем и дочерью уехали в Париж.

Бернар не пропускал тренировок, правда, он тренировался только раз в неделю. Продолжал меня опекать, рассказывал разные интересные истории, приносил почитать «Архипелаг ГУЛАГ», отксерокопированные и переплетенные книги, похожие на огромные альбомы для фотографий. Я заворачивала их в газеты и никогда не доставала в открытых местах. Эти книги не издавались в СССР, считались пропагандой против советской власти. За них могли и посадить. Эти книги меня потрясли, я даже не могла сразу поверить в достоверность всех фактов, к счастью, мне хватило ума не рассказывать о них никому.

В феврале Бернар сообщил, что Марсель подал в отставку, которую не приняли, но тем не менее с тех пор его никто не видел.

– Приехал в Китай и давай проворачивать дела, он был очень полезен, сделал работу, которую до него не мог сделать его предшественник в течение пяти лет. А он справился за два месяца! Хотя китайские товарищи его настоятельно просили повременить, уговаривали, угрожали… но ведь он в делах как бультерьер, мертвая хватка. Мертвая, да. Перед тем как была поставлена последняя точка в этом деле, он нашел свою жену Дениз… на лестнице мертвой. У нее были переломаны почти все кости. Это его разъярило, он довел дело до конца. Но в тот же день, вернее ночь, шестилетняя дочка Дениз умерла той же смертью, хотя ее смерть уже ничего не меняла. Марсель написал рапорт, прошение об отставке, и исчез. Вместе с ним исчез председатель исполкома, которого нашли только через месяц в выгребной яме в пригороде Шанхая.

– И где же теперь Марсель?

– Я не знаю, и, по-моему, никто не знает… Но если с ним все в порядке, то он больше не женат, это так, к сведению.

– Вот спасибо за «хорошие» новости!

– Ты недовольна? Это не ты валяешься с размозженными костями! Я сам не знаю, радоваться или горевать. Марсель, наверное, жив, но о нем нет никаких вестей.

– Вот ужас-то! Но, может, это просто ты не знаешь?

– Может быть…