Текст книги "Визави французского агента"

Грезы

Похоже, он лучше меня знает, чего я хочу. Я села в черный «сааб», Марсель попросил меня пристегнуться.

И мы понеслись. Я давно не ездила в машине, только в такси, по необходимости: отвезти или забрать картины с выставки, перевезти что-нибудь тяжелое. А так все больше на метро или троллейбусе. А тут понеслись. Сначала вроде ничего – центр все-таки, а потом, уже на третьем кольце, мы полетели с сумасшедшей скоростью. Не было ни визга покрышек, ни рева мотора, в машине была слышна только тихая музыка, Моцарт, по-моему. Но скорость! У меня замирало сердце!

Вдруг слева показалась низкая серебристая машина, которая начала нас обгонять.

– Что это за машина?

– «Альфа-Ромео».

– Красивая!

Марсель усмехнулся и вдавил педаль газа, мы полетели вместе. Тут я с ужасом заметила, что шикарная серебряная ракета несется по встречной полосе! А вдали, навстречу ей огромная фура. Я закрыла глаза… только почувствовала, что мы начали плавно тормозить. Марсель повернул чуть правее и пропустил ракету, она умчалась вдаль, мигая красными огоньками.

Он получал удовольствие от скорости, но я ужасно боялась. Мы съехали с третьего кольца, проехали еще какое-то время и оказались в лесной зоне, там за высокими заборами довольно густо стояли коттеджи, о существовании которых можно было догадаться только по крышам.

Марсель подъехал к воротам, протянул руку с какой-то коробочкой, ворота открылись.

«Как в кино», – подумалось мне.

За воротами в глубине стоял кирпичный, довольно скучный дом, без украшений, без веранды и балкончиков.

На «даче», куда он меня привез, не было ни души. Внутри все самое современное, но дизайн очень простой: ковры и подушки. Пока мы ехали, я несколько раз спросила куда, но он словно не слышал. Эти мусульманские заморочки начинали меня раздражать. Сначала это было необычно и интересно, потом уже стало надоедать. Все время как точка в конце предложения: «Слава Аллаху!», «Во имя Аллаха милостивого, милосердного», «Вся хвала и благодарность Аллаху, мир и благословение Его Посланнику!» Он не замечал этого – это его жизнь, для него это было органично. И невозможно сердиться на него – вроде и раздражает, а вроде так и надо. Ловишь себя на словах «Ассалам алейкум», это становится частью тебя.

В квадратной комнате Марсель задернул тяжелые шторы и зажег свет, который оказался внизу за панелями и освещал только пушистый светлый ковер. Усадив меня на мягкий диван, он включил музыку. Я не видела, откуда льется мягкий и чистый звук, тихий, но удивительно четкий.

– Теперь я угощу тебя арабским обедом!

– Здорово! А то я ужасно проголодалась!

– Будешь соответствовать или по-европейски?

– Как это?

– Пророк заповедал есть руками, – Марсель хитро улыбнулся.

– Руками так руками, подумаешь, удивил!

– Тогда в ванну!

– Это зачем еще?

– Ага! Испугалась! Руки помыть, зачем же еще? Но в самом деле рекомендую переодеться, будем есть как «грязные» арабы!

В ванной я нашла расшитый шелковый халат и надела его поверх своей одежды. Может, это и был намек, но я предпочитаю ясность во всем.

Марсель тоже оделся в какую-то длинную рубаху.

На первое была роскошная дыня и восточные сладости, какое-то сладкое тесто, политое медом, нежнейший паштет непонятно из чего – Марсель назвал его «хумус».

Потом очень сочное мясо с ароматными травками, и я наконец поняла, почему ели руками – тогда не обожжешь язык.

– Не удивляйся, здесь есть, кому приготовить пищу. Я позвонил заранее.

Было так много всего вкусного, но когда Марсель принес еще и супчик на третье, я взмолилась:

– Все! Я больше не могу!

– Как? А я хотел повторить все сначала – ты все ешь и ешь!

– Издеваешься?

– Как обычно! Теперь кофе или кальян?

– Кофе я знаю, а вот кальян не пробовала…

Марсель засмеялся и принес какой-то высокий кувшин, и я вспомнила: кальян курят! Приготовление к кальяну заняло некоторое время, потом мы вместе уселись на диване, я подобрала ножки и попробовала вдохнуть через трубочку…

– Для начала три вдоха! – сказал Марсель. – Ты ведь вообще не куришь, даже сигарет, правда, кальян гораздо легче, я и молока налил. Давай помечтаем…

Мы курили не спеша, передавая мундштук друг другу. Я почувствовала, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, и не заметила, как заснула.

А когда проснулась, увидела Марселя, который по-прежнему сидел рядом со мной, держа меня за руку. «Голубки» – в сознании всплыло словечко Бернара, и я захихикала.

– Что ты смеешься?

Вместо ответа я попыталась поцеловать его в губы, но промахнулась, что меня еще больше рассмешило.

– Голубки – помнишь, как нас называл Бернар!

– Помню, конечно, но ему нас не понять! Он ведь коллекционер!

– Как это?

– Ему интересны все женщины. Он спал и с китаянками, и с арабками, и с мексиканками, всюду, где побывал, всегда встречался с местными женщинами. Знаток! Помнишь, у него была Таисия?

– Это такая толстая, немолодая женщина, работала в табачном киоске?

– Ну да, он тогда завалил нас коробками с сигарами!

– У меня долго такая хранилась, красивая, деревянная!

– И ты знаешь, что его восхищало в этой женщине? Небритые ноги и подмышки! Прости за подробность.

– Да у нас каждая вторая была такой! «В Советском Союзе секса нет!» – так сказала одна девушка во время первого телемоста с Америкой.

– Есть, есть! – Марсель наклонился ко мне…

Раздался страшный грохот – это кальян упал на железный поднос. Мы кинулись собирать угольки с ковра. Меня душил смех – все возвращается! Как и раньше, он постоянно что-то ронял, разбивал, проливал…

– А я знаю, почему ты смеешься! – обиженным тоном произнес Марсель. – У меня гораздо реже это случается! И еще я умею варить кофе!

Мы уже смеялись вместе.

Приготовление кофе происходило в этой же комнате на электрической жаровне.

Марсель взял две турки, он называл их джезвами, положил в них чуть-чуть сахарку и поставил на тонкий песок, покрывающий жаровню. Почти сразу из них показался дымок от закипающего сахара. Отставив их, Марсель налил туда воды и опять поставил на жаровню. Лицо его было сосредоточенным, как у алхимика, который смешивает элементы… Вода закипела, турки снова отставлены, теперь в каждую кладется молотый кофе и размешивается специальными палочками.

Я следила за этим священнодействием, боясь лишний раз вздохнуть. Палочки при помешивании выбивали какой-то замысловатый ритм. В эту минуту я была готова поверить, что Марсель может извлекать мелодию.

Наконец турки на огне, пена поднимается, но они вовремя снимаются, и пена опускается, невероятный аромат заполняет комнату. Марсель снова ставит их на жаровню, я боюсь, что он обязательно ошибется, но нет, пена пузырится на самом краю турок. Теперь, осторожно постучав ими о край жаровни, он разливает кофе в чашечки, и остаток пены почему-то белого цвета. Я с трудом перевожу дыхание.

– Ты меня потряс! Сколько же ты этому учился?

– Уфф! Я сам горжусь! Долго, конечно! Столько кофе перевел! Но ты попробуй!

– Он горький!

– Конечно!

Я осторожно попробовала:

– Но вкусный! Вот странное сочетание! Кстати, сколько времени?

– Не знаю, но ты не торопишься?

– Нет, но все же…

– Какой я болван – ты беспокоишься! Ты ведь несвободна, в отличие от меня.

– Ты тоже несвободен!

– Да, но только от тебя! А у тебя семья, ты связана по рукам и ногам, и ты их не бросишь, своих родных, которые так зависят от тебя.

– Ну вот, ты вмиг разрушил все иллюзии, которые могли бы быть у меня.

– Иллюзии, у тебя? Ты не позволяешь иллюзиям заслонять от тебя твои обязанности, без которых ты себя не представляешь. Но это ведь ты! За это я тебя и люблю, за искренность, за чистоту, за твою верность, за то тепло, которое исходит от тебя. Я сам виноват в том, что ты не со мной!

Знаешь, когда я читал Джебрана Халиля Джебрана, его книгу «Пророк», его слова о любви были мне непонятны. Ведь любовь – это счастье, это дар, а он… подожди, я сейчас тебе прочитаю:

Когда любовь поманит – следуйте ей, хотя ее пути тяжелы и круты.

И когда ее крылья обнимут вас – не сопротивляйтесь ей, хотя меч, спрятанный в крыльях, может поранить вас.

И когда она говорит с вами – верьте ей, хотя ее голос может разрушить ваши мечты, как северный ветер превращает в пустыню сады. Потому что любовь и надевает корону на вашу голову, но она и распинает вас на кресте.

Любовь не дает ничего, кроме самой себя, и не берет ничего, кроме самой себя.

Поэтому любовь не обладает ничем, но и ею нельзя обладать, ведь любви достаточно только любви. Когда вы любите, вы не должны говорить: «Бог находится в моем сердце», а скорее: «Я нахожусь в сердце Бога».

У любви есть одно лишь желание – осуществить себя. Поэтому, если вы любите, пусть у вашей любви будут такие желания: растаять и стать как бегущий ручей, что поет свою мелодию ночи. Познать боль чрезмерной нежности. Быть раненным собственным пониманием любви и кровоточить охотно и с радостью.

Просыпаться на рассвете с окрыленным сердцем и благодарить за еще день любви; отдыхать в полуденный час, размышляя о любовном восторге; возвращаться домой вечером с радостью; и засыпать с молитвой за свою возлюбленную в сердце и песней благодарности на губах.

– Да, это правда. Удивительный поэт!

– Сам он араб, но жил в Америке. И еще он сказал: «Лишь однажды я не нашелся, что ответить. Когда меня спросили, кто я». Я бы, конечно, нашелся… ответил, скажем, «Путешественник!», но кто я? Я и сам не знаю…

– Но я люблю тебя!

– И никогда не будешь со мной…

– Не торопи меня, я не знаю…

Конная прогулка с мусульманином

Марсель взял мне путевку в дом отдыха «Кантри» на пять дней. Это были осенние каникулы, начало ноября, было солнечно и тепло. Потом приехал сам и был со мной целых 36 часов!

Там были лошадки, и мы отправились гулять в лес. Ехали не спеша, иногда рысью, иногда галопом, но не быстро. Больше шагом. Ехали и разговаривали.

– …А потом мне пришлось лечиться, сама понимаешь, столько проблем накопилось. Это был 1989 год.

– А у меня в этом году дочка родилась.

– Это здорово! А какая она, твоя дочь?

– Красивая, но очень сложный у нее характер!

– Ну, ты ведь трудностей не боишься!

– Ты лучше про себя рассказывай.

– А я загорал, в Малайзии, на острове Лангкави, жил в отеле «Шератон Пердана». Правда, милое название? Целый год ничего не делал, только в первое время врачи отдых портили, возились с лицом и так, по мелочи.

– А как ты стал мусульманином? Давно хотела спросить.

– Понимаешь, всякие теракты начались, да все с религиозной подоплекой, хотя многие правительства сами совершали преступления против собственного народа, взрывая дома и крича о террористах, чтобы развязать войну. Ну и мне предложили влезть в это дело.

* * *

В 1990 году Саддам Хусейн предупреждал США и Великобританию о возможности терактов на их территории с применением оружия массового уничтожения (ОМУ). Он говорил:

– Терроризм идет. Я говорил об этом американцам задолго до 2 августа (2 августа 1990 года иракские войска оккупировали Кувейт) да и британцам тоже… В будущем появится терроризм с использованием ОМУ. Что сможет предотвратить появление заминированного автомобиля, который вызовет в Вашингтоне ядерный взрыв, или биологический, или химический? Моя страна не будет иметь к этому отношения. Это придет, эта история придет, но не из Ирака.

Марсель принял ислам, выучил арабский, почти весь Коран и потом совершил паломничество в Мекку.

– Очевидно, что это будущее! И надо быть внутри этого, чтобы понимать мусульман.

Эта маска, которую он надел на себя, незаметно срослась с ним. Слишком глубоко проник он в сердце этой религии. Марсель жил как мусульманин, думал как мусульманин, не мог нормально себя чувствовать, не совершив намаз.

Вернувшись во Францию, Марсель поселился в небольшом домике в Байонне. Построил мечеть и медресе, организовал подготовку имамов, устроил все так, чтобы мусульмане в этой местности чувствовали себя в безопасности, во всех делах советовались с имамами и сообщали о возможных нарушителях спокойствия.

С тех пор почти весь юго-запад Франции стал свободен от терроризма.

Марсель много путешествовал, его приглашали читать проповеди в мечетях. Иногда он соглашался. Говорил в основном о мире, о терпимости. Он никогда не пользовался текстами, цитировал Коран наизусть, это придавало необыкновенный вес его словам.

Появились и враги, которые пытались смешать его с грязью, обвиняли в искажении текстов, но не тут-то было. Все в Коране указывает на мирный путь, и Марсель приводил тексты, которые противники легко могли найти. Он говорил, что к войне призывают только те, кому это выгодно, толкуя Коран вкривь и вкось.

Наладив мирную жизнь в отдельно взятом месте, Марсель наслаждался свободой. К нему стекались сведения о любой напряженности в регионе. Об этом заботились мусульмане, избравшие мирную жизнь. Они тоже рисковали, но не хотели жертв. Это работало не только во Франции, но и в других мусульманских странах.

* * *

Так я узнала, что имею дело с Белым имамом (имам Абъяд), который наизусть знает Коран. Это не укладывалось в моей голове. У мусульман считается, что человек, выучивший Коран, становится святым.

– Ради бога, только не смотри на меня так, ладно? Мы-то с тобой знаем цену святости.

– То есть цель оправдывает средства?

– Радость моя! Как ты меня понимаешь! Кстати, не пора ли поворачивать?

– А далеко мы уехали?

– Километров десять.

Тут я почувствовала, как устала, – в последний раз сидела на лошади три года назад. Мы ехали по необыкновенно красивым лугам, попадались ельнички, все радовало глаз, но я готова была вывалиться из седла.

Марсель заметил мое состояние, но что можно было сделать в этой ситуации? Уже темнело, и мы понеслись галопом. Мне очень пригодилось мое умение крепко сидеть в седле, несмотря ни на что.

Когда подъехали к конюшне, я сползла с седла, девочки взяли у нас лошадей, а я присела на скамеечку. Мне казалось, что я не могу даже пошевелиться.

Марсель присел рядом, обнял меня, и мы, наверное, полчаса сидели молча. Потом он сказал:

– Я сейчас уеду. Приеду, как только позволят дела.

И вот опять его нет со мной. Весь подобрался и пошел к своему любимому «саабу».

Кое-как я добралась до номера. Приняла душ, выпила таблетку аспирина, но заснуть так и не смогла.

Лошади, стихия, красота… Я посвятила им свое творчество. А тогда, в семидесятых, я еще не думала о живописи. Научившись ездить верхом, я могла встречаться с Марселем в манеже и на конных прогулках. Но он лошадей не любил, как и они его. Мне вспомнились случаи, когда он страдал от их «развлечений», про ветку сирени, когда лошадь чуть не сломала ему нос, про то, как, наступив ему на ногу, конь замер, и его с трудом удалось заставить шагнуть, чтобы Марсель смог вытащить ногу. Конь-то знал, почему он стоит: всадник его не ведет!

А сегодня мы ездили по лугам и вообще не замечали наших лошадей. Они слушали, казалось, наши мысли, мы не замечали, как ими управляли. Марсель сидел в седле не слишком уверенно, делал лишние движения, думаю, это немудрено с протезом; но лошадь вела себя великолепно, даже приостанавливалась, когда он немного терял равновесие.

Всю ночь я думала о Марселе, о себе, о лошадях. Возник замысел новой картины: одинокий конь на берегу северного моря, туман, жемчужные оттенки теплого серого цвета.

Наутро я поднялась с тяжелой головой, с негнущимися конечностями, с разламывающейся поясницей. Думалось, что Марсель чувствовал себя не лучше. И кто кому сделал «подарок»? Я, конечно, любила раньше поездить верхом в «полях», хотя это удавалось очень редко, но теперь все изменилось. Силы и здоровье, к сожалению, не те! Я выпила аспирин и после завтрака собралась в Москву. На ресепшене, куда я принесла ключи, девушка сказала, что меня ждет оплаченное такси, чтобы отвезти в Москву. Это меня очень порадовало, ведь «Кантри» находился на 99-м километре, а у меня болела голова и вообще все тело. Такие нагрузки без подготовки довольно тяжелы.

Я села в такси и попыталась подремать на заднем сидении, но такси ехало быстро, дорога была очень неровной, меня подбрасывало на ухабах. Через полчаса мы затормозили на заправке, к машине подошли двое хорошо одетых мужчин и сели с двух сторон от меня.

– Ну, здравствуйте, Надежда!

– Здравствуйте, господа! Представьтесь, пожалуйста! – сердце у меня ушло в пятки, но я постаралась скрыть свой ужас за официальным тоном.

Они, улыбаясь, достали какие-то удостоверения и, развернув, подержали перед моими глазами. Без очков я прочитала только «Федеральная служба безопасности Российской Федерации» и разглядела слева герб и переливающуюся круглую наклейку. Что толку, что я прочитала бы их имена и звания?

– Мы очень надеемся на сотрудничество с вашей стороны. Пришло время выполнить свой гражданский долг. Мы не станем присылать вашему мужу фотографии, просто напомним, что ваш сын избегает армии и что дочь учится на подготовительных курсах и возвращается домой довольно поздно.

– Очень убедительно!

– Вы разумный человек. Пока наш общий знакомый ведет правильную политику, мы не будем вас беспокоить. Но при необходимости мы к вам обратимся. Вы поняли?

– Очень доходчиво! Все поняла.

– И говорить о нашем разговоре никому не стоит.

– Может, мне где расписаться?

– Не стоит, просто будьте осторожны.

Такси остановилось, эти двое вышли и сели в машину, которая ехала за нами. Я сидела в оцепенении, постепенно напряжение отпускало, в окошке мелькали деревья, дома, машины, мимо которых мы проезжали, но я ничего не видела. Как же быть? Теперь я понимала Ольгу. Это предложение, от которого не откажешься.

На следующий день позвонила Ольге, я не видела ее около года, с тех пор как приехал Марсель, я забросила всех своих друзей. Наши встречи можно было пересчитать по пальцам, но когда я его ждала, я мечтала, тосковала, думала только о нем. Валера стал дарить мне цветы, мужчины начали обращать на меня внимание, даже дочь, не особенно внимательная ко мне, сказала как-то:

– Мам, ты изменилась, ты такая красивая!

А я не видела в себе никаких изменений, просто все вдруг стало получаться. Новые картины, новые ученики, даже книга, которую начала писать.

Голос Ольги по телефону показался мне странным, так нежно и ласково она говорила только тогда, когда рядом бывал Бернар. Обычно она отвечала довольно отрывисто: «Говорите!»

– Привет, Оль! Можно я к тебе приеду?

– Как замечательно, что ты позвонила! Сейчас спрошу. – Она отошла, потом ответила: – Ты можешь в среду днем?

– Конечно, могу, я так давно тебя не видела!

– Давай, приезжай часикам к трем, я сделаю наполеоны! Буду рада тебя видеть!

Что-то тут не так… В среду я ровно в три позвонила в дверь Ольги. Она встретила меня не в халате, как было год назад, а в красивой синей юбке и голубом ангоровом свитере. Ее полнота не уменьшилась, но выглядела она прекрасно.

– Надежда! Ты так похорошела! – опередила она мои комплименты. – Пойдем, я познакомлю тебя с Полиной.

Мы прошли на кухню. Темноволосая девушка в очках радостно нас приветствовала: «Привьет!» Я озадаченно смотрела на женский вариант Бернара. Высокая, довольно полная, те же веселые глаза, большой рот и, конечно, брови, как бы застывшие в удивлении.

Полина ни слова не знала по-русски, если не считать «привьет», «спасибо», «пока», поэтому мы общались на французском. Она усадила нас с Ольгой, принялась хлопотать, движения у нее были ловкие и быстрые. Налила нам чаю, достала пирожные, себе приготовила кофе. И щебетала, щебетала… Ее французский напоминал журчащий ручеек, которому нравится звучать, она еще не привыкла стараться, чтобы ее понимали, поэтому я улавливала только общий смысл.

Ольга смотрела на дочь влюбленными глазами. Полина обратилась ко мне:

– Я видела ваши картины на сайте, они прекрасны! И мама рисует потрясающие иконы благодаря вам! Я тоже люблю животных! У меня три кошки и две собаки!

– А где вы живете с этими животными?

– С моим другом мы живем в Брикобеке, в Нормандии. У него там ветеринарная клиника.

– Так вы ветеринар?

– Да, но я занимаюсь мелкими животными, в основном кошками и собаками, а мой друг – коровами и овцами.

– Как интересно!

– В Москве я видела много бродячих собак. Это проблема, надеюсь, ее как-то решают? Обычно бродячих животных стерилизуют, но у вас, я узнавала, их убивают. Ужас! Ой, я убегаю, вы поговорите с мамочкой, а у меня занятия по русскому языку.

И она упорхнула. По-другому и не скажешь, несмотря на округлые формы, а может быть, благодаря этой аэродинамичности Полина и двигалась очень быстро. Мы услышали, как хлопнула входная дверь.

– Оленька, какой сюрприз! Как, откуда? – спросила я, еще не придя в себя от стремительности Полины.

– Ты знаешь, я так счастлива, так счастлива! – Ольга опять начала вытирать слезы. – Это было так неожиданно! Весной Полина мне позвонила. Я подумала, кто-то мерзко шутит. Но нет, это правда оказалась Полина! Она ведь росла практически сиротой, все по пансионам, закрытым колледжам. Оливье не мог ее видеть, а мачеха и не хотела. Полина всего добилась сама и училась очень хорошо, получала стипендию и работала. Год назад окончила высшую ветеринарную школу в Нанте, стажировалась в Брикобеке, там и работает сейчас. А 29 апреля, в день рождения, к ней пришел Бернар с огромным букетом роз и объявил, что он ее отец. У него даже документов не попросили, сразу было видно, что они очень похожи. Он погостил у нее, сообщил, что у нее есть мама в далекой Москве, и дал мой телефон. А потом исчез в неизвестном направлении. О нем мы с тобой еще поговорим! Мерзавец! К этому времени я уже получила свидетельство о его смерти и уже год была вдовой! Ты знаешь, каково мне было!

– Да уж!

– Полина звонила мне каждый день, хорошо, что я понимаю по-французски. А теперь вот приехала погостить. Странно, да? Моя дочь ни слова не знает по-русски! Я не думала, что я так сильно ее люблю, но вот она приехала, и я не хочу ее отпускать!

– А Софи? Как Софи?

– Сонька учится в Оксфорде, после тех событий ни разу не приехала и не позвонила. Да ну ее, она вредная, я ее не люблю. Не будем о ней!

Ольга не считала нужным скрывать свои чувства, и было странно слышать, что мать не любит своего ребенка.

– Ты еще об Анне спроси! Не знаю! Ничего не знаю! В разное время были попытки ее найти, но в Чечне очень сложно вести поиски. Знаю только, что она жива, что у нее четверо мальчиков, и ее прячут в каком-то горном ауле. Это все, что удалось узнать. А вот то, что Полина нашлась, – это подарок судьбы! Я уже заказала благодарственный молебен! А ты? Куда ты подевалась? Ты похудела и похорошела!

– Марсель приехал!

– Я так и поняла. Небось на «Дневном дозоре» встретились? Тогда, накануне Крещения, ты меня уговаривала пойти в кино, а я не хотела в такой большой праздник идти на этот бесовский фильм, даже ради тебя. Накануне вечером я уже собиралась ложиться спать, вдруг – звонок в дверь. Я думала, что это опять соседка, которая заходила занять муки, – забыла что-нибудь… Сразу открыла. Стоит этот хлыщ, ты уж прости, можно, говорит, зайти?

– Зайди, говорю, только ненадолго, я устала и спать хочу. А он отвечает: «Я не принес тебе цветов, потому что они тебе не нужны, а то, что тебе нужно, я не могу тебе дать». А потом взял меня за руки, посмотрел своими глазищами и так жалобно попросил: «Расскажи мне о Надежде!» Я и рассказала… А когда очухалась, смотрю, его уже и след простыл, на часах полтретьего ночи, лицо опухло, глаза красные, и я ничего не помню, что рассказывала. Но, видно, плакала, я ведь легко плачу!

– Я его люблю. Не знаю, что из этого выйдет, но пока я счастлива. Хотя он так редко приезжает, но я все жду, и это так греет! Только боюсь, нам могут помешать.

И я рассказала о разговоре в такси.

– Как же я это все ненавижу! Почему люди не могут жить спокойно, занимаются политикой, думают, что они могут повлиять на судьбы мира, играют, как в карты: демократия, свобода, права человека, выбор! Это ведь все слова! Они сами не живут и другим не дают! Экспериментируют на простых людях, портят им жизнь, заставляют страдать, все несчастья от этих мерзких политиков. И твой Марсель – грязный политикан! Как же я всех их ненавижу!

Ольга разрыдалась, а я накапала ей валерьянки, вернее, налила столовую ложку настойки. Ольга страдала перепадами настроения. Я пожалела, что рассказала ей о своих делах. Я знала, что Марсель не подарок, но я никогда не видела ничего плохого от него и люблю его. А как известно, любовь зла…