Текст книги "Визави французского агента"

Развлечения в Монголии

Из Китая Бернар и Ольга переехали в Монголию. Разместили их в центре Улан-Батора, в обычном пятиэтажном панельном доме, который построили советские рабочие для дружественной республики и в котором жили советские специалисты. Это была двухкомнатная квартира со всеми удобствами, с холодильником, телевизором, телефоном.

Бернар начал налаживать контакты, но здесь он столкнулся с неторопливостью и необязательностью партийных работников. Монголы предпочитали много обещать, рассуждать, но ничего не делать. Первое монгольское слово, которое он выучил, было «маргаш» – завтра, второе – «бакша» – начальник. Раз бакши ничего не хотели делать – делал он, подписывал бумаги, оформлял собственность, угощал и одаривал нужных людей. Из Москвы и Улан-Удэ приехали еще помощники.

Уже в июне Бернар закончил дела в Монголии и опять уехал в Пекин. Ольгу он не взял с собой – неизвестно, как там повернутся дела, он не забыл «успехи» Марселя.

Но его дела шли хорошо, удалось подписать несколько договоров о намерениях. Бернар отчитался и вплотную занялся своим здоровьем, которое становилось все хуже.

В одной из пекинских клиник ему посоветовали поехать куда-то в провинцию, в монастырь, где успешно справлялись с такими проблемами, там была чудодейственная глина и опытные врачи, последователи Хи Лай Ли.

Бернар уехал, а потом позвонил оттуда жене и сказал, что лечение займет не менее трех месяцев.

Ольгу устроили работать методистом в Дом советской науки и культуры, где у нее был почти свободный график работы. Зарплату она получала – и неплохую, в ее обязанности входило консультировать монгольских учителей по истории искусства. За все время только один раз приходила молоденькая учительница за набором пластинок, а Ольги как раз не было на месте. Их выдала Алевтина Георгиевна, заведующая библиотекой. Это была незамужняя дама, лет за пятьдесят, которая провела на этой должности в Улан-Баторе почти десять лет и всегда была секретным сотрудником. Она подружилась с Ольгой, опекала ее, тем более ее муж часто был в отъезде. Они вместе готовили литературные вечера, ходили в кино, выезжали с группами советских специалистов на природу. Это не были выезды с охотой и с ружьями, которые она так не любила, а обычные пикники. Природа действительно была нетронутой – множество почти ручных бурундуков, чистейший прозрачный воздух, Ольге удалось даже написать несколько этюдов.

Ей очень нравилось в Улан-Баторе – простые люди… Многие монголы, которых она встречала, говорили по-русски. Докладывать ей было практически нечего – за границу отправляли только «проверенных» людей. Единственное, что ее огорчало, – это то, что с тех пор, как в ее новом паспорте появилась отметка о замужестве, Бернар ни разу к ней не прикоснулся. Сначала он тяжело болел, потом эти спонтанные приступы боли, теперь, в Монголии, он с головой ушел в работу, появляясь дома лишь для того, чтобы принять душ, переодеться и поесть что-нибудь «полезное». Иногда он исчезал на несколько дней, и она не смела спросить его, когда вернется. Он отделывался только дежурными поцелуями и дружескими объятиями. Чего только Ольга ни делала, чтобы он, как прежде, любил ее, но все было напрасно. Вот он, любимый, рядом, но не хочет ее… А когда Бернар уехал в Пекин, Ольга затосковала, хотя он и звонил почти каждый день. Только Алевтина Георгиевна всегда находила ей какое-нибудь занятие, чтобы та не скучала. А тут подоспел праздник Наадам, к которому тоже надо было готовить агитационные стенды.

На улицах появилось много всадников на коренастых некрупных лошадках, у подножия горы Богдо-Ула, рядом с аэропортом, вырос огромный лагерь, состоящий из юрт, палаток и стоянок автомобилей.

«Наадам» дословно с монгольского – «три игрища мужей». Издавна в это время скот перегонялся на обильные летние пастбища, и скотоводы могли позволить себе передышку. Часто на таких состязаниях отбирались меткие стрелки и для военных дружин.

Алевтина Георгиевна вытащила Ольгу погулять, полюбоваться на наряды монголов, попить свежего кумыса; там продавалось множество национальных кушаний, войлочных ковриков, шапок… В этой праздничной суете Ольга потеряла свою подругу, подвыпившие монголы стали хватать ее за руки, приглашая купить дубленки ужасного качества… У нее начала кружиться голова от жары, шума, пыли. Вдруг сильные руки обняли ее, она ощутила крепкий свежий поцелуй в свои горячие и сухие губы.

Это был Оливье, собственной персоной. Ольга испугалась, но вокруг был народ, а рядом с Оливье была рыженькая женщина в очках, которую он тут же представил:

– Ивонн, с’est mon ex-femme, Olga, а это Ивонн, моя жена!

Он излучал какую-то неистовую радость, а его жена, маленькая, с короткой стрижкой, холодно улыбнулась Ольге. Оливье тут же потащил их к входу на стадион, где, размахивая пригласительными, провел их на места для почетных гостей, а сам пошел купить что-нибудь вкусненького.

Ольга рада была наконец-то где-то присесть, вытянуть натруженные ноги. Ивонн, с интересом поглядывая на нее, спросила:

– Я слышала, что вы развелись, потому что так приказало КГБ?

Ольга растерялась, она очень хорошо понимала по-французски, но говорила довольно медленно.

– Не только поэтому…

– Я знаю, потому что Оливье тот еще садист! К счастью, в брачном контракте у нас записано, что сексом мы заниматься не будем.

– Как это? А зачем же замуж выходить? – удивилась Ольга.

Ивонн рассмеялась:

– Некоторые, правда, выходят замуж, чтобы рожать детишек, кормить мужа обедами, но для меня муж – это не домашнее животное, мы с ним просто объединили капиталы. А во всем, кроме секса, он очень мил! Кстати, ты, наверное, знаешь, что твои девочки носят его фамилию? А мне дети ни к чему… У меня много проектов, здесь, например, я организую охотничий клуб, Оливье согласился мне помочь. Сейчас идет незаметная замена руководителей Монголии, надо только знать, с кем обсуждать дела. Оливье знает!

Она так быстро говорила, что Ольга не могла вставить ни слова.

Эта встреча такая неожиданная… Вернулся Оливье с сахарной ватой гигантских размеров и, изображая неловкость, уронил одну на белые шорты Ивонн. Пытаясь снять тающую вату, он только размазал розовую массу на загорелые колени жены. Она вскочила и, смеясь, нахлобучила остатки лакомства ему на голову.

– На сегодня с меня хватит дикой природы! Я уезжаю, а ты добирайся, как хочешь!

Оливье протянул ей ключи от машины, а сам сел поближе к Ольге. С этого мгновения она не замечала ни борцов на арене, ни лучников, она только прислушивалась к своему телу. Оно жило своей жизнью, обрывки мыслей путались в голове, сердце заколотилось. Ольга прижалась к Оливье. Несколько кусочков сладкой ваты прилипли к его щеке, она начала их слизывать. Неожиданно бережно он помог ей встать, медленно вывел из стадиона, посадил в подъехавший троллейбус и привез к дому, где она жила.

Ольга была в полуобморочном состоянии, не помнила, как открыла дверь, впустила Оливье, опустилась перед ним на колени… Сквозь сумеречное сознание видела, как он включил радио, из которого доносилась монгольская тарабарщина и пронзительная музыка. Ее тело существовало отдельно от нее, ему было больно, но оно жаждало этой боли. Краем сознания Ольга улавливала, что кричит, что почти свисает вниз головой с дивана, что Оливье терзает ее, но тело… оно прижималось к мучителю, каждой клеточкой желая раствориться в этой боли и получить долгое острое наслаждение.

На рассвете она открыла глаза, приподнявшись на локте, увидела себя голой, раскинувшей ноги поверх одеяла. Это было все, что она могла сделать. Теперь непослушное тело не желало шевелиться. Ольга откинулась на подушку и медленно провалилась в сон.

Второе пробуждение было более неприятным, ей хотелось в туалет, а ноги подгибались, добираться пришлось на коленях, потом по стеночке она поднялась и наконец увидела себя в зеркале.

Да! Картина маслом! По всей шее огромные кровоподтеки, ухо распухло и слегка кровоточило… К счастью, зеркало было небольшое. Вздыхая и причитая, Ольга забралась в ванну и включила душ. Она чуть не заснула опять под теплыми струями воды, но набравшись сил, вылезла, завернулась в махровую простыню и опять легла в постель. Только к вечеру ей удалось немного прийти в себя. Было около пяти, и она позвонила Алевтине Георгиевне.

– Куда ты пропала? Я тебе звонила, но ты не отвечала!

– Я была дома, но никакого звонка не слышала. И у меня новости.

И Ольга рассказала, что Оливье с супругой в Улан-Баторе. Ее похвалили и предложили не терять их из виду.

– Конечно, сделаю все, что смогу! – заученно ответила Ольга, потом потащилась на кухню, соорудила несколько бутербродов с консервированным гусиным паштетом, заварила крепкого чаю и в первый раз в этот день поела…

А ночью опять пришел Оливье, как-то легко отпер дверь и лег с ней. Конечно, она не спала, выспавшись за целый день, она видела, как он прижался к ней, стал вдыхать запах ее волос, распаляясь с каждой секундой. Но ее предательское тело молчало, теперь оно не хотело ничего. Ольга с ужасом ждала безумных ласк.

Оливье был удивлен:

– Ты вчера была бесстрашной богиней-охотницей! А сегодня – испуганная Дафна! И я тебя обожаю!

– А кто такая Дафна?

– А! Ну, послушай сказочку, дорогая! Поболтаем чуть-чуть! Аполлон с помощью стрел убил чудовище Пифона, стоял, такой гордый победой, а тут к нему подлетел малыш Амур со своим крохотным игрушечным луком. И, конечно, рассмешил Аполлона, который предложил ребенку играть в свои игрушки в другом месте. А детишки, бывает, обижаются, вот он и пронзил золотой стрелой сердце Аполлона и зажег в нем страстную любовь, а свинцовую стрелу, убивающую любовь, пустил в сердце Дафны, нимфы, к тому же давшей обет целомудрия. Отомстил, шалунишка! Аполлон стал преследовать Дафну, уже почти догнал ее, но она взмолилась к своему отцу Пенею, попросив спрятать ее или изменить облик, чтобы ее не коснулся этот маньяк. И вот Дафна почувствовала, что ноги ее деревенеют, одежды превращаются в кору, руки вытягиваются в ветви: боги превратили Дафну в лавровое дерево… И у тебя ноги деревенеют, это меня так возбуждает!

Ольга давно прекратила просить Оливье не делать ей больно, он ничего не хотел замечать, просто он только так мог выражать свою страсть. Иногда он засыпал ненадолго, и тогда он походил на ребенка, причем он всегда спал на спине, раскинув руки. В это время Ольга осмотрела его карманы, чтобы от ее мучений была хоть какая-то польза. Нашла паспорт с фотографией Оливье, но с надписями на арабском языке, как могла, скопировала.

Эти ночные бдения продолжались недели две. За это время она только три раза приходила на работу. В первый раз она доложила о найденных документах, и ее похвалили, поощрив премией. Алевтина Георгиевна, увидев синие круги под глазами Ольги, сказала:

– Ты аккуратней там, не дай бог Юрий приедет!

А Юра, то есть Бернар, звонил Ольге, рассказывал свежие анекдоты, говорил, что начал лечение… Его голос – это все, что у нее было. Но пусть только голос, она готова была стать для него вещью, полезной в хозяйстве… только она была не нужна.

Когда он наконец приехал, совершенно поправившийся, Ольга кинулась ему на шею и расплакалась по своему обыкновению. Бернар был тронут таким проявлением чувств, хотя ее слезы обычно вызывали у него улыбку. Уж очень забавно она хлюпала носом. Тем не менее нежно обнял ее и расцеловал в обе щеки. И… этим ограничился.

Командировка в Улан-Баторе заканчивалась, они стали потихоньку собираться, и тут Ольга почувствовала шевеление в животе. Она настолько легко переносила беременность, что долго не замечала ее наступления, и шевеление ребенка застало ее врасплох.

Сначала она просто не могла в это поверить, но когда пришла к гинекологу и он подтвердил срок около двадцати недель, окончательно растерялась. Вернувшись от врача, Ольга застала Бернара дома, замявшись, она все же начала неприятный разговор.

– Мне надо тебе сказать что-то очень важное… – начала издалека Ольга.

– Может, не надо? – пошутил Бернар.

– Надо. Это ужасно!

– Что ты! Что ужасного в беременности?

– Ты знал? Откуда?

– Ты забываешь, какой у меня большой опыт, – ответил Бернар.

– Но ты хоть понимаешь, что это не твой ребенок?!

– Как не мой? Нет, ты серьезно?

– Ты перестанешь издеваться?

– Милая! Я не вижу здесь никакой проблемы. Что случилось, то случилось. Я тебе не нянька!

– Но я не хочу этого ребенка!

– Этого ты уже изменить не в силах, на таких сроках это опасно для жизни.

– Ты хоть знаешь, кто отец?

– И зачем мне это знать? Чтобы раскланиваться с ним? Может, ты хочешь нас представить друг другу?

– Оливье меня изнасиловал!

– До чего же шустрый парень! Ну, какие-то права у него, наверное, есть. Хотя, конечно, это некрасиво с его стороны.

– Но я не хочу!

– Знаешь, нам часто приходится делать то, что мы не хотим. Как ни тяжело тебе сейчас, представь, что все уже позади. Не страдай, давай подождем этого ребенка, благодаря тебе он увидит свет, и ты его полюбишь. Не у всех детей есть достойные отцы, а этот ребенок будет весь в тебя.

Бернар еще долго говорил с ней. Ольга немного воспряла духом, для нее Бернар был всем, она по-прежнему ловила каждый его взгляд, каждый жест.

Сирийские этюды

Из Монголии семейство Кузнецовых возвратилось в Москву, а 14 апреля 1987 года родилась Софи.

Во время беременности Ольга чувствовала себя агрегатом по вынашиванию. Она перестала следить за собой, бывали дни, когда забывала даже причесаться, при этом выполняла все рекомендации врача: правильно питалась, правильно делала зарядку, спала, гуляла… но жизнь для нее замерла. Она ждала, когда наконец освободится от этой тяжести, которую ощущала не только в теле, но и в душе. Ей было невыносимо стыдно, Бернар окружил ее нежной заботой и даже – о счастье! – любил ее, такую некрасивую, толстую, неухоженную. Он больше никуда не уезжал, почти каждый день ночевал дома, пел ей песенки, готовил изысканные кушанья.

Роды были очень трудными, с незапланированным кесаревым сечением, с какой-то патологией. Врачи сказали, что детей у нее больше не будет, что ее совсем не огорчило. Она надеялась, что теперь полностью посвятит себя любимому.

Зато Бернар радовался рождению Софи, таскал ее на руках, добывал детское питание, менял ей памперсы – тогда это был еще дефицит. Но не для Бернара. У малышки было все самое лучшее, а вот Ольга опять оказалась одна. Была дочь, к которой она была равнодушна, и был муж, который заботился о ней и о дочери, покупал подарки, приносил зарплату и рассказывал ей о свои делах, планах и даже… об интересных женщинах, которых он встречал. Что только ни предпринимала Ольга после родов – и косметические салоны, и изнурительные занятия аэробикой, потрясающее белье, которое сама изобретала, но Бернар вновь стал относиться к ней как к «товарищу по партии» – им же изобретенное выражение.

У Софи была нянечка, пожилая женщина, которая всю жизнь преподавала арабский в школе КГБ, а теперь, на пенсии, подрабатывала в той же системе.

Одновременно она учила арабскому Бернара и Ольгу, и, поскольку жила с ними, то практически не говорила по-русски, вынуждая их погружаться в язык. Бернару это было легко, он все время переспрашивал, притворялся слабослышащим, склеротиком, нарочно перевирая слова, заставлял Амалию Каримовну повторять их снова и снова. Он стал ездить в небольшие командировки, привозя оттуда арабские ругательства, чем вводил в краску «морально устойчивую» учительницу.

У Ольги дела шли плохо. Ей было трудно, ей не хотелось «обезьянничать», коверкать язык, но кое-что она могла сказать по-арабски и даже немного понимала, если речь была медленной.

Обстоятельства заставили их изучать и основы ислама. Удобное слово – «обстоятельства», им можно назвать что угодно и кого угодно.

Бернар с удовольствием погрузился в мир Востока, изучал основы ислама, правила совершения намаза, выучил несколько молитв. Особенно ему понравилось, что мусульманская жена удаляется на свою половину, когда к мужу приходят гости. Началась подготовка для работы в Сирии. Чтобы стать мусульманином, достаточно произнести при двух свидетелях мусульманах: «Я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что нет божества, кроме Единого Создателя – Аллаха, и я знаю, верю всем сердцем и подтверждаю на словах, что Мухаммед – последний посланник Аллаха».

Бернар отрастил усы и бороду и стал совершенно неузнаваемым. А когда Софи исполнилось два года, семейство Кузнецовых отправилось в Латакию – сирийский городок на побережье Средиземного моря.

Сирия получила независимость от Франции в 1946 году, но экономические и политические связи остались, хотя и не слишком явные. А к 1989 году Сирия завязала тесные связи с Россией, особенно по части вооружения.

Там давно уже работало много наших специалистов. Дружественное руководство Сирии предоставило дом для Юрия, Марии и их маленькой дочери и обеспечило их всем необходимым, в том числе и прислугой, которая между делом присматривала за русскими специалистами.

Может создаться такое впечатление, что у такой маленькой страны нет никаких спецслужб. Напротив, сирийская контрразведка всегда была очень сильна. Недаром в роли первых учителей ее сотрудников были специалисты из СС. Одного из них, Алоиса Брюннера, французский суд три раза приговаривал к смертной казни. Этот эсэсовец, бывшее доверенное лицо Эйхмана, появился в Дамаске в 1954 году, бежав из ФРГ, где жил под чужим именем. В 1961 году французская контрразведка официально включила его в список нацистских преступников, пребывание которых в Сирии было установлено абсолютно точно. «Моссад» несколько раз посылала Брюннеру по почте заминированные пакеты. При взрыве одного из них он потерял глаз, при взрыве другого ему оторвало несколько пальцев на правой руке. Однако все эти годы сирийское правительство отказывалось признать факт проживания Брюннера у себя. По некоторым данным, вплоть до октября 1991 года тот жил в сирийской столице, и лишь потом его перевезли в городок Латакию – подальше от любопытных глаз. Считается, что там он и умер в 1996 году.

Вторым учителем спецслужб для Сирии стал Египет. Управление общей безопасности превратилось в подразделение Директората секретных служб Египта, а Управление общей разведки было переименовано в Специальное бюро, которое должно было осуществлять наиболее деликатные операции. Они занимались как сбором информации, так и проведением акций саботажа или терактов на территории Израиля.

Естественно, что одновременно с египтянами в Сирии появились и советские военные советники. О влиятельности советских спецслужб в 60—70-х годах говорит хотя бы тот факт, что, согласно западным источникам, рабочая партия Курдистана была создана КГБ в 1978 году именно на территории Сирии.

Бернар, едва устроив Ольгу с Софи, окунулся с головой в работу. Ольге пришлось самой налаживать жизнь в чужой стране, почти не зная языка. По счастью, женщина, которая приходила ей помогать, неплохо говорила по-русски. Все ее братья получили образование в СССР, и у двоих были русские жены.

Первые полгода Ольга провела в доме, просторном, удобном, с огромным апельсиновым садом, но почти в одиночестве. Бернар появлялся раз в неделю, а то и в две… Было печально осознавать, что он расценивал их отношения как дружеские и взаимовыгодные – и только.

Несколько раз Бернар возил Ольгу по достопримечательностям Сирии. Довольно долго там был оплот христианства, и сохранились удивительные замки и крепости тамплиеров.

В первый раз, когда Бернар предложил Ольге прогуляться, она была так счастлива побыть подольше с любимым, что, хоть Бернар и убеждал Ольгу одеться поскромнее, она отказалась даже повязать платок, зная, как искрятся ее пышные волосы под ярким солнцем.

– Верная мусульманская жена должна быть скромной и незаметной на улице. Надень платок! Ты оскорбляешь мои религиозные чувства! – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Бернар, настаивая на хиджабе1919
  Если женщина хочет, чтобы с ней считались, она не должна делать того, что может вызвать страсть чужого мужчины. А значит, обязана одеваться в особый наряд, сразу отличающей мусульманку – хиджаб, закрывающий тело от посторонних взглядов. Женщина в хиджабе не может стать объектом мужской страсти, когда весь ее внешний вид говорит о скромности, целомудрии, достоинстве.


[Закрыть].

Ольга не стала надевать маечку и легинсы, как хотела сначала, а нарядилась в легчайшую нежно-голубую шифоновую блузку с коротенькими рукавами и плиссированную белую юбочку, что в сочетании с открытыми босоножками и накрашенными ногтями на ногах тоже было весьма смело.

У мечети Омейядов к ним подошла одна арабская пара и попросила сфотографироваться с Ольгой. Оказалось, что для арабов ее одежда и светлые волосы – настоящая экзотика. Тогда и Ольга попросила Бернара сфотографировать ее с закутанной во все черное арабкой, у которой была вуаль на глазах и еще перчатки. Кому какая экзотика по вкусу!

Ольга сказала «шукран» (спасибо), чему арабы страшно удивились.

– Мадам говорит по-арабски?

Ольга с трудом выговорила: «Швайя-швайя (чуть-чуть)».

В другой раз они поехали осматривать Крак-де-Шевалье. Ольгу потряс знаменитый замок крестоносцев. Крак-де-Шевалье – громадная крепость ордена госпитальеров, построенная вручную на высоте почти тысячи метров. Настолько громадная, что в XII веке Крак де Шевалье мог вмещать 50—60 монахов-рыцарей и до 2000 простых солдат с запасами провианта на пять лет автономной жизни. Он занимал площадь около двух с половиной гектаров. Лоуренс Аравийский говорил про него: «Самый красивый замок мира, несомненно, самый живописный из всех, которые я когда-либо видел, просто настоящее чудо!»

Бернар купил фонарики, и за отдельную плату они долго ходили с гидом по таинственным подземным залам, которым, казалось, не было конца.

Когда они возвращались из Цитадели2020
  Цитадель – в Алеппо образец средневекового фортификационного искусства.


[Закрыть], произошел один неприятный инцидент. За ними пошли какие-то мальчишки лет пятнадцати-шестнадцати. Бернар и Ольга делились впечатлениями, не обращая внимания на подростков, пока один из них не стал идти рядом с Ольгой. Она жестами объяснила пареньку, что его ждет, если он не отцепится. Как ни странно, он умудрился протянуть руки и схватить ее за грудь, но тут же покатился, сбитый с ног Бернаром. Ольга растерялась, ей и в голову не приходило, что такое возможно. Из состояния шока ее вывел прекрасно подобранный набор всех подходящих слов на арабском языке и щенячий визг пацана. Ольга была страшно возмущена, она бы и сама с удовольствием врезала бы этому идиоту, но ей пришлось оттаскивать Бернара от малолетки, которого тот осыпал оплеухами. Тем более что прохожие тоже орали на хулигана недобрыми голосами.

– Видишь, из-за тебя ребенок пострадал! Как приедем, переоденешься и больше не смей издеваться над чувствами арабов! – посмеиваясь, сказал Бернар, усаживая Ольгу в машину.

Они ездили на потрепанном, но исправном «мерседесе», который им выдали, так как с общественным транспортом здесь было очень плохо. По дороге, еще не остыв после приключения, увидели кафе и решили зайти, чтобы развеяться.

Хозяин радостно пригласил их внутрь. Там было очень прилично – курица, салат, хумус, баба гануш, пучок мяты, чай. Все свои пожелания Ольга уже могла озвучить на арабском, что привело хозяина в полный восторг, и он тоже пожелал сфотографироваться с Ольгой.

– Ты становишься популярной! – сказал удивленный Бернар. – Пора создавать фотоателье, где аборигены смогут сфотографироваться с тобой за денежки!

Еще через две недели они поехали в Каср аль-Хейр аш-Шарки, дворец в пустыне (Замок Восточной Стены), когда-то он был летней резиденцией небезызвестного Гаруна аль-Рашида, но уже много веков стоял заброшенным. Там Бернар поездил на верблюде, но как арабы ни уговаривали Ольгу, она куталась в хиджаб, строила из себя скромняшку и на верблюда не села. После приключения у Цитадели Ольга одевалась и вела себя как настоящая мусульманка, и, что самое удивительное, в этих одеждах ей было не так жарко, как в майке и шортах.

Со стороны улицы дом, где поселились Бернар и Ольга, ничем не отличался от соседних домов и выглядел глухой стеной с одной дверью. Зато двор представлял собой прекрасный апельсиновый сад с ухоженными дорожками, фонтаном, с розами, цветущими круглый год. Ольга смирилась с жизнью затворницы, лишь когда к Бернару приходили гости с женами, она могла общаться с новыми людьми.

Спустя год к ним часто стал приходить господин, которого Бернар представил как Мансура. Это был высокий, худой мужчина лет сорока. У него были совершенно белые волосы и голубые глаза, которые выделялись на смуглом лице. Они разговаривали с Бернаром только по-арабски, говорили о делах, касающихся ислама, оружия, банковских операций.

Софи подрастала, внешне она очень походила на Ольгу, только глаза и волосы у нее были черными, бегала по всему саду, лазила по деревьям, никого не слушалась, ни Ольгу, ни няню, только Бернара. Когда он бывал дома, воцарялись тишина и покой, Софи обнимала его за ногу и всюду ходила с ним как приклеенная. А когда он работал, она сидела на ковре по-турецки, тихонько читая книгу, которую он давал ей, беря наугад из груды ярких детских книг. Софи начала читать в три года на трех языках: арабском, русском и французском.

Няней у Софи была татарка Айше, которая окончила факультет востоковедения в Казанском университете, поступила в аспирантуру в МГУ, но неожиданно вышла замуж за сирийского кинорежиссера, который как раз в это время окончил ВГИК, и уехала с ним в Латакию. Детей у нее пока не было, и муж разрешил ей работать, чтобы она не скучала, тем более он был хорошо знаком с семейством Кузнецовых. Айше добросовестно относилась к своим обязанностям. Софи всегда была аккуратно причесана, одежда ее всегда была в порядке, несмотря на то, что девочка то и дело ее рвала и пачкала, лазая на деревья и устраивая маленькие плотины в арыке. Одновременно Айше занималась и ее развитием: чтением, письмом, счетом, рисованием. Ольга была довольна, что большую часть времени Софи находится с Айше. А сама увлеклась арабской каллиграфией по учебникам, ей очень нравилось арабское письмо. Три раза в неделю к ней приходила Исар, профессиональная танцовщица. Бернар договорился с ней о частных уроках для жены. И, хотя для Ольги, которая не любила никаких спортивных занятий, это было очень утомительно, она очень старалась добиться успеха, чтобы порадовать любимого.