Текст книги "Опасное наваждение"

Глава 14
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

В рождественский вечер 1849 года все семейство Мак-Клелландов собралось в их большом доме на Чарльз-авеню. Мы со Стивеном наконец объявили всем, что собираемся пожениться. Мы решили не давать объявления в газете, потому что до свадьбы было еще далеко, но нам хотелось, чтобы близкие нам люди все знали и разделили нашу радость.

Гарт и Элиза, казалось, были искренне рады. Шон сделал вид, что его сердце разбито. Габриэль вымученно улыбнулась и по-сестрински чмокнула меня в щеку. Она до сих пор не простила мне того разговора о Борисе, но вела себя чуть более дружелюбно и не выглядела такой несчастной, как в тот день, когда я впервые увидела ее в октябре. Ее мать согласилась со мной, что Габи стала понемногу забывать Бориса. Ах, мы оказались настолько же слепы, насколько Габриэль оказалась умна.

Стивен вернулся из Вашингтона всего два дня назад и выглядел немного усталым, но зато вместе с ним приехали его сыновья: Джон и Филипп. Оба мальчика удивительно были похожи на него: такие же белокурые волосы и голубые глаза, но Джон, старший, был серьезным и чуточку скрытным, а у Филиппа в глазах так и плясали чертенята. Мы со Стивеном виделись лишь мельком, но успели пообещать друг другу, что после моего концерта, намеченного на 31 декабря, мы вместе куда-нибудь поедем, может быть, даже за город. Пока Стивена не было, мне было очень одиноко, и я с утроенной энергией работала, готовясь к выступлению, чтобы не оставалось времени скучать. Стивен признался мне, что делал то же самое.

Элиза Мак-Клелланд не имела привычки оставлять мужчин после обеда одних, поэтому мы вместе пошли в гостиную. Дворецкий принес портвейн, и Стивен с отцом вальяжно закурили сигары в компании своих дам.

– У вас такая чудесная семья, – сказала я Элизе Мак-Клелланд.

– Теперь это и твоя семья, моя дорогая, – ответила она со счастливой улыбкой и сжала мне руку. – Я так рада за Стивена. Ему обязательно надо снова жениться.

– А как же дети? – спросила я. – Они не будут возражать против мачехи?

– О нет! Мери уже влюблена в тебя, а мальчиков поразила твоя карета и шестерка лошадей. Чудесные кони! Дети были так малы, когда умерла Джули, они вряд ли помнят ее.

– Она, наверное, была хорошей матерью?

– Замечательная женщина. Стивен рассказывал тебе о ней?

– О да. Они были счастливы вместе. Я надеюсь, что тоже сумею сделать его счастливым. Он такой хороший, такой добрый.

– Могу я послушать, какие хвалы вы мне поете? – Стивен облокотился о спинку дивана, где сидели мы с Элизой, и поцеловал меня в щеку.

– Нет, – раздался строгий голос Гарта Мак-Клелланда. – Тебе придется подождать до свадьбы.

– А нам зачем ждать? – взбунтовалась Элиза. – Мы не хотим!

Все засмеялись, кроме Габриэль, которая, покраснев, простонала:

– О мама!

– Знаешь, папа, – сказал Шон, – по-моему, это несправедливо отправлять меня из города, когда здесь намечается столько интересного. Ну что интересное может произойти со мной в Шарлоттсвилле, в штате Виргиния?

– Там мальчики становятся мужчинами, – нахмурился отец. – По крайней мере я надеюсь, что с тобой это тоже произойдет.

– Пожалуйста, постарайся уговорить Давида прийти завтра к нам на бал, – сказала мне Элиза. – Ты знаешь, что его отец – губернатор Массачусетса? Гарт с ним хорошо знаком. Он даже некоторое время изучал право, Давид, я имею в виду, но бросил его ради музыки. Настоящая богема!

– Боже мой, мадам! – сказала я в изумлении. – Вы за один вечер узнали о Давиде Тэтчере больше, чем я за два года!

Вчера я затащила Давида к Мак-Клелландам на обед, и Элиза сразу прибрала его к рукам.

Элиза придвинулась ко мне ближе и прошептала:

– Мне кажется, Габриэль он немного понравился!

– Мама, ты просто неисправима, – сказал Стивен. – Перестань сводничать.

– С какой стати мне перестать? Я ведь свела вас с Рони, правда?

– Если ты имеешь в виду ту маленькую хитрость с бутылкой шампанского…

– Я имею в виду, что, когда ты вернулся в Новый Орлеан и узнал, что Рони здесь, ты не мог решиться съездить к ней. Так ведь? И тогда я попросила тебя поехать и поговорить с ней о Габриэль и Борисе. И ты поехал, вот так! – Она победно взглянула на сына.

– Стивен, это правда? – Я с улыбкой обернулась к Стивену. – Ты боялся приехать навестить меня?

Он усмехнулся.

– Ты так решительно уехала от меня во Франции, помнишь? Говорила что-то про собственные крылья. А как у тебя с крыльями сейчас? Ведь я вот-вот схвачу их, и ты, кажется, не возражаешь.

– Нет, не возражаю. Мне даже приятно.

Он положил руки мне на плечи, и я прижалась щекой к одной из них.

Это был такой счастливый вечер. У меня снова появилась семья. Меня любили. Мне были рады. Теперь все будет хорошо, я была уверена в этом.

После кофе Элиза уговорила Габриэль сесть за пианино, и мы все стали распевать рождественские песни. У Стивена оказался прекрасный баритон. Мы с ним так хорошо звучали вместе, что все присутствующие зааплодировали нашему исполнению «En Flambeau, Jeannette, Isabelle» – одной из любимых французских рождественских песен Элизы Мак-Клелланд. После этого мы со Стивеном отделились от остальных. Держась за руки, мы стояли рядом перед камином.

– Все так рады за нас. Ты счастлива, Рони? – тихо спросил он.

Снаружи раздался стук лошадиных копыт.

– Кто бы это мог быть в рождественский вечер? – удивился Шон.

Он, должно быть, выглянул в окно, потому что вдруг крикнул что-то нечленораздельное и вылетел из комнаты.

– Я так счастлива, что мне хочется плакать, – сказала я Стивену. – Снова обрести семью! Какая чудесная вещь – любовь.

– Ты купил ему новую лошадь? – спросила Элиза Гарта.

– Нет. Вот уж чего ему сейчас совсем не нужно. Может, это ты?..

– Вы не поверите! – раздался от дверей крик Шона. – Посмотрите! Только посмотрите, кто здесь!

Стивен с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и крепко сжал мою ладонь. Его лицо напряглось. Я услышала звук неуверенных шагов и постукивание трости. У меня перехватило дыхание. Мне даже не нужно было оборачиваться. Я знала, кто пришел.

– Сет! – взвизгнула Габриэль. – О Сет!

Я была рада возникшей суматохе. Все столпились вокруг Сета, смеялись, говорили, плакали. Все, кроме Стивена, который все так же стоял возле меня, обнимая за плечи, словно хотел защитить. «Он знает, – подумала я. – Он знает. Но откуда?»

Потом Сет огляделся и увидел нас. На мгновение его и мои глаза встретились, и я почувствовала, что время повернуло вспять. На меня нахлынули воспоминания. Воспоминания затопили мой мозг и душу, словно отравляющий газ, они обволокли меня и унесли прочь из гостиной в Новом Орлеане в другое время и в другой мир, где Сет и я были заключенными в тюрьме страсти.

Под его взглядом я снова почувствовала себя раздетой догола. Я была уверена, что он читает мои самые сокровенные мысли и самые потаенные мечты. Целый хор «нет!» громыхал у меня в голове. Я должна была сразу понять: он почувствует, что мне снова выпало счастье, и примчится хоть с края света, чтобы отнять его у меня. Я хотела закричать, выплеснуть на него весь свой гнев и все проклятия.

Но я не закричала. Я непринужденно улыбнулась и сказала: – Ты представишь меня своему гостю, Стивен?

Я увидела, как брови Сета чуть приподнялись. Лицо его похудело, черты стали жестче. Он был чисто выбрит, без усов, которые отращивал в Европе. В волосах прибавилось седины. А глаза – у него были глаза, как у Стивена. И такая же линия подбородка. Даже форма носа была одинакова. Мне всегда казалось, что я знаю Стивена очень давно. Конечно, я ведь знала его противоположность. Они были, как две стороны одной монеты: один белокурый, другой темноволосый, один добрый, другой жестокий. Свет и тень. Добро и зло.

Он скользнул по мне оценивающим взглядом, затем улыбнулся и приблизился к нам.

– Добро пожаловать домой, Сет, – сказал Стивен, и я с удивлением услышала в его голосе эхо своих собственных чувств. – Рони, это мой младший брат Сет. Сет, это моя невеста Рони, баронесса Равенсфельд.

Я протянула руку:

– Здравствуйте, мсье.

Что он сделает? Что скажет? Он сейчас сорвет с меня маску, я была в этом уверена. Он все испортит.

– Это честь и удовольствие для меня, баронесса, – ответил Сет, поднес мою руку к губам и поцеловал. Слишком долгий поцелуй. Я выдернула ладонь, как только почувствовала, что он чуть расслабил пальцы. – Невеста? Что ж, поздравляю. И когда же произойдет счастливое событие? Я бы хотел приехать на свадьбу.

Он не собирался разоблачать меня. Во всяком случае, не сейчас. Значит, у меня есть немного времени, маленькая передышка.

– Мы пока не назначили день свадьбы, – сказал Стивен. – И не делали публичного объявления. Но я думаю, тебе стоит знать.

– Я тронут, – сказал Сет и с усмешкой склонил голову.

Воздух между ними был буквально наэлектризован, и я не могла понять почему. Внезапно я заметила, что пока между братьями шел разговор, все в комнате замолчали и, не сводя с нас глаз, ждали. Но чего?

Затем Элиза рассмеялась, и напряженность в комнате исчезла. Она по-матерински отчитала сына за то, что он не писал, заметила, что он похудел и выглядит усталым.

– Где тебя носило? – спросил Гарт.

– По разным местам, – ответил Сет. – Я был золотоискателем в Калифорнии и революционером в Никарагуа, а потом на Кубе.

– С ребятами старика Лопеса? – воскликнул Шон. – Видишь, папа, я же говорил тебе, что мне надо поехать с этими флибустьерами! Я бы встретил Сета!

Стивен сказал мне потом, что флибустьеры – это искатели приключений, бездельники и лоботрясы, которые собирались на бирже рабов Масперо в Новом Орлеане, чтобы организовать заговор против правительства, и собирали деньги на всякие опасные затеи, вроде революции в Никарагуа или аннексии Кубы.

– Революционеры в коротких штанишках, – фыркнул Гарт Мак-Клелланд.

– Расскажи мне про Калифорнию, – с горящими глазами попросил Шон. – Правду говорят, что там золото лежит на поверхности и ждет, когда его подберут? О, папа, отпусти меня туда на годик перед колледжем! Я сделаю всех нас богатыми!

Сет посмотрел на младшего брата и усмехнулся.

– Сначала тебе придется выкопать золото из земли. Потом постараться, чтобы тебя не убили. И вдобавок ты скорее всего вернешься домой с цингой, малярией или дизентерией. Если вернешься.

– Все это глупости, – сказала Элиза. – Можно подумать, что дело в золоте. Это всего лишь еще один предлог для мужчины, чтобы покинуть семью, и отправиться играть в карты, и таскаться по публичным домам…

– Мама! – вскрикнула Габриэль.

Я не присоединилась к их общему смеху. Гарт обнял жену, которая едва доставала ему до плеча, и сказал:

– Это звучит очень заманчиво для мужчины, который только что ушел из политики. Я прыгну в первую же лодку…

Разговор завертелся, но мне было не до веселья. В комнате, казалось, стало слишком жарко. Мы со Стивеном сидели отдельно от остальных и молча слушали рассказы Сета о его приключениях. Позже я сама удивлялась, как мне удалось высидеть спокойно весь вечер, а не вскочить и не выбежать из комнаты. Сет все время поглядывал в мою сторону. Я старалась смотреть ему прямо в глаза, чтобы показать, что не боюсь его. Я видела, что Стивен тоже напряжен и встревожен.

Шон был поражен подвигами старшего брата. Он ловил каждое его слово, задавал тысячи вопросов и громко вздохнул, когда отец заметил, что и у него будет много времени на приключения, когда он закончит учебу.

– Но почему, папа? – обиженно спросил Шон. – Посмотри на Сета. Он учился на врача, но его образование ему совсем не пригодилось. Я думаю, он заплатил в Сорбонне и Гейдельберге за диплом, а сам все время проводил в развлечениях.

– О, Шон, этого никто не знает наверняка, – впервые подал голос Стивен. – Может быть, Сет лечил старателей в Калифорнии и оказывал помощь раненым на Кубе. Добрый доктор Сет.

Сет криво усмехнулся.

– Так и есть, Стив. Я один из величайших гуманистов в мире.

У меня помутилось в голове. Сет – врач? Вот бы никогда не поверила. Правда, он спасал меня, когда я перерезала себе вены, и принимал моего ребенка. Но я всегда думала, что доктору полагается с большим уважением и состраданием относиться к живому. Какой же он негодяй и обманщик! Если бы все эти люди знали! А они скучали по нему. Они обожали его – все, кроме Стивена. Если бы я только могла сказать им правду!

Габриэль сидела очень близко от Сета, и он ласково подразнивал ее.

– Как ты похорошела, Габи – сказал он. – У тебя, наверное, целая толпа поклонников.

Я видела, что он любит ее. Я и не подозревала, что он может быть с кем-то так нежен.

– Еще бы, – со смехом вставил Шон, – но она всех отшила из-за русского парня по имени Борис. Тогда Стив как следует вмазал ему, и тот быстрехонько убрался из города.

– Стив! – воскликнула Габриэль и вскочила на ноги. – Ты… ты… – Она стиснула руки в кулаки. – Как ты мог! Как ты мог это сделать? Почему мне никто ничего не сказал? О, я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя!

Элиза обняла дочь.

– Успокойся, милая, все в порядке, – заворковала она. – Он это сделал ради тебя. Ты же знаешь, как Стивен переживал из-за этого князя Азубина. Тот вот-вот завалился бы к нам в дом. Его поведение становилось оскорбительным для всех нас.

Габриэль оттолкнула мать.

– Ты не понимаешь, вы все не понимаете! Как я могу теперь жить с вами?!

Стивен поднялся и достал из кармана часы.

– Уже двадцать минут двенадцатого. Полагаю, ты больше не собираешься на рождественскую мессу, Габи?

– Собираюсь! – воскликнула Габи. – Я хочу пойти. Пожалуйста, Стив!

– Тогда у тебя как раз есть время сбегать наверх и умыться. Кто-нибудь еще пойдет? Сет?

Сет отказался. Шон тоже хотел остаться дома, но мать настояла, чтобы он пошел.

– Составишь Габриэль компанию. Когда она смотрит на Рони и Стивена, ей становится особенно грустно. – Она обернулась к Сету. – Мы так взволнованы, Сет! Я рада, что ты дома, очень рада! Теперь все будет хорошо, правда? Ты познакомишься с Рони и полюбишь ее так же, как и все мы. Я так счастлива, дорогой. Для меня это самый чудесный рождественский подарок!

Сет обнял мать и бросил на меня долгий взгляд, но я ничего не смогла прочесть в его глазах. Он был слишком искусный игрок, чтобы выдать себя взглядом. Мне хотелось умереть на месте. Ничего хорошего из нашей встречи не выйдет. Кому-то будет больно – Стивену, его матери или мне. Этот клубок невозможно распутать.

«Если бы я не была трусихой, – сказала я себе, – я бы все сама рассказала. Сейчас же». Но у цыган первая мысль – убежать от опасности. Поэтому я промолчала и, пожелав остававшимся доброй ночи, в сопровождении Габриэль, Шона и Стивена направилась к карете. Когда мы проехали с полмили, я повернулась к Стивену и сказала, что у меня ужасно разболелась голова. Он приказал кучеру заехать сначала к моему дому на Эспланад-стрит.

– Я пойду с тобой, – сказал он и попросил Габриэль и Шона заехать за ним на обратном пути с мессы. Карета отъехала, а я подумала, как подозрительно быстро улучшилось настроение Габриэль. Она даже слегка обняла меня на прощание, когда я выбиралась из кареты.

Дверь отворила Анна. Она знала, что мы собирались объявить о помолвке, и вся светилась от счастья, но, увидев наши лица, сразу сникла. Я поцеловала ее и попросила принести в музыкальную комнату бренди и приготовить самовар. Мы со Стивеном поднялись наверх.

Я решила, что все должна рассказать ему. Я не могла спокойно прожить и минуты, зная, что Сет в любой момент может опозорить меня. Я должна освободиться от него. Я не знала, захочет ли Стивен жениться на мне, когда узнает правду, но это уж ему решать. Я все должна рассказать ему!

Стивен прошелся по комнате. Анна принесла бренди, и, пока она заваривала чай, мы со Стивеном не разговаривали и почти не смотрели друг на друга. Когда Анна вышла, Стивен налил полный бокал бренди и залпом выпил его. Потом еще один. Это был плохой признак: Стивен редко пил.

– Ты не говорил мне, что у тебя есть еще один брат, – сказала я. Мой голос дрожал, и я ничего не могла с этим поделать, но Стивен, кажется, ничего не замечал. – Мне странно, что никто из членов вашей семьи ни разу даже не упомянул о Сете.

– Ничего странного. – Стивен сделал еще один большой глоток бренди. – В семье не без урода, но в благородных, известных семьях о них не принято говорить. О них горюют, вздыхают, за них молятся. Выродками нельзя похвалиться, поэтому о них предпочитают вообще забыть. Для матери это очень больная тема. Раньше она начинала плакать при одном упоминании о Сете, и поэтому мы перестали о нем говорить и думать. Это было нетрудно, потому что его с нами не было. Мы вообще никогда не знаем, где он, жив или мертв. Как кот, который уходит гулять все дальше и дальше от дома и однажды исчезает навсегда. Так и Сет. Никогда не напишет, не пришлет хоть крошечной весточки. Ничего. А примерно раз в семь лет он, как чума, возвращается, чтобы причинить боль, пробудить старые воспоминания и растравить старые раны.

– Какие горькие слова, Стивен, – удивленно сказала я. – Я не понимаю. На тебя это совсем не похоже. В то мгновение, как он вошел в комнату, с тобой что-то случилось.

Стивен обнял меня.

– Я так тебя люблю, – еле слышно сказал он. – Сет испортил тебе вечер? Ты очень переживаешь за нас. Бедняжка, у тебя так колотится сердце.

– Просто я очень удивилась, увидев его, – сказала я, и в этом было больше правды, чем он думал. – Стивен, я должна тебе что-то сказать, – начала я.

Но Стивен не обратил внимания на мои слова.

– Ты видела, как он смотрел на тебя? – сердито произнес он. – Наглый ублюдок. Я хотел ударить его по гнусной роже.

Он отпустил меня и уставился на свои кулаки.

– Посмотри на меня, – с отвращением сказал он. – Я только увидел его, и вот во что превратился. Спокойный, уверенный в себе Стив Мак-Клелланд превратился в остервенело лающего пса, стоило его родному брату войти в комнату. Зарежь самого жирного теленка, принеси лучшего вина. Встречай блудного сына с распростертыми объятиями! Смешно, не правда ли? И больно.

Он действительно был не в себе. Я засуетилась вокруг него и усадила около самовара. Потом налила еще бренди и подала ему бокал.

– Почему, Стивен? – спросила я. – Расскажи мне о нем, пожалуйста. Что он сделал такого ужасного, что ты столько лет не можешь простить его? Что прошло, то прошло. Глупо тащить за собой из года в год старые обиды. Оставь их. Забудь о них.

Он взял меня за руку.

– Я знаю, что это ужасно глупо. Черт бы его побрал! Зачем ему понадобилось вернуться именно сейчас?

Я про себя повторила этот же вопрос.

– Сет моложе меня на три года, – начал Стивен, – и, сколько я помню, мы всегда соперничали. Правда, соревнования всегда провоцировал он. Сет все время старался раздразнить меня, бросить вызов. Он хотел доказать, что ни в чем мне не уступает. Он всегда был на несколько дюймов ниже и на несколько фунтов легче. Ему приходилось бегать быстрее, играть смелее и больше рисковать. Мы оба были настоящими дьяволятами. Не знаю, как мама с нами управлялась.

Я чуть улыбнулась.

– Мамы для этого и существуют, милый мой.

– Ты видела, как он хромает? – спросил Стивен. Я кивнула. – Это из-за меня. Он будет хромать до самой смерти. Это случилось летом, перед тем, как я поехал в Гарвард. Мне было шестнадцать, а Сету тринадцать. Мы скакали по Хайлендз, и он стал приставать, чтобы мы устроили соревнование. Сначала мы направились к изгороди, и оба с легкостью перепрыгнули через нее. Потом Сет увидел высокий забор, наверное, футов семь в высоту. Он стал дразнить меня, предлагая прыгнуть, потом хлестнул коня и понесся к преграде. Я кричал ему, чтобы он не делал глупостей, но он не слушал. Шел дождь, и земля размякла. Моя лошадь поскользнулась, и я слегка отстал. Но я не мог показать, что я слабее его. Он был всего лишь подростком, а я уже учеником колледжа или почти учеником. Сет перепрыгнул через забор, и сразу раздалось лошадиное ржание. Я понял, что Сет упал, но я уже был у самого забора. Мне следовало, наверное, попытаться все же остановить лошадь, даже ценой собственного падения, но я этого не сделал. Я не мог допустить, чтобы Сет подумал, будто я струсил.

Стивен весь напрягся и слегка дрожал. Я успокаивающе погладила его по руке.

– Я крикнул, чтобы он освободил дорогу и что я тоже прыгаю, – тихо продолжал Стивен. – Моя лошадь без труда взяла преграду. И мы приземлились – точно на Сета. – Я вскрикнула и тут же зажала рот рукой. – Копыто лошади попало ему прямо в левую ногу, – мрачно сказал Стивен. – Оказывается, он ударился головой и не слышал моего предостережения. Сет был белым как полотно. Из ноги фонтаном била кровь. Я сорвал с себя ремень и перетянул ему бедро, потом как-то закинул его на лошадь и привез домой. Лошадь Сета сломала передние ноги, и нам пришлось послать конюха прикончить ее. Когда я внес Сета в гостиную, он был без сознания. Я поскакал за доктором. Я был уверен, что Сет умрет, и страшно перепугался.

– В случившемся не было твоей вины. Ты не знал…

– Я не должен был прыгать, – тихо и твердо проговорил Стивен. – Позже, когда опасность для его жизни миновала, нас спросили, как все случилось. Сет сказал, что он сам во всем виноват. Его лошадь поскользнулась перед прыжком, он перелетел через ее голову, и затем лошадь рухнула на него. Сет сказал это при мне и выглядел спокойным и уверенным. Я не понял тогда, почему он решил солгать, но после его слов я оказывался меньшим дураком, и я промолчал. И молчал до тех пор, пока не понял, что этой ложью он попытался подчинить меня своей власти. Это трудно объяснить. Ему нужен был какой-то общий наш секрет, который он смог бы использовать, чтобы командовать мной. Ему это понадобилось, чтобы чувствовать себя со мной на равных или даже превзойти меня. Я знаю, это кажется невероятным, чтобы тринадцатилетний мальчик…

– Нет, я верю тебе, – тихо сказала я.

– Как только я разгадал его затею, я сам рассказал правду и получил заслуженную трепку. Но я сразу почувствовал себя намного лучше и, во всяком случае, расстроил его дьявольские планы. Таким людям, как Сет, не стоит знать твоих секретов, Рони.

– Я знаю это, Стивен, – я подвинулась на край стула, – мне надо сказать тебе…

– Но всякий раз, когда я вижу, как он хромает, мне больно. Он никогда больше не упоминал об этом, никогда не обвинял меня. Но мы оба знаем, что это я искалечил его, я отметил его на всю жизнь. Это было очень давно. – Стивен горько засмеялся. – Почти двадцать лет назад. После этого случая он с утроенной энергией пытался одержать надо мной верх, чтобы отомстить за изуродованную ногу. Сет никогда не позволял, чтобы она мешала ему сделать то, чего ему хотелось. Он научился фехтовать, танцевать, задираться. И все еще соревновался со мной. Я поехал изучать право. Он занялся медициной. Он тогда походил на теперешнего Шона. Удрал из лучшего колледжа в стране, и отцу пришлось отправить его в Европу, в Париж и Гейдельберг. Тут он нас удивил. Он вернулся из Гейдельберга со степенью и несколькими шрамами на щеке от дуэлей. Ему было двадцать лет. Дипломированный врач. Он мог устроить свою жизнь, как захочет. Для него был открыт весь мир.

Я боялась спросить, что случилось потом. Мне казалось, я уже знала.

– Женщина? – спросила я.

– Джули.

– Твоя жена?! – Я в изумлении широко раскрыла глаза.

– Тогда она еще не была моей женой. Она была дочерью тети Колетт и дяди Филиппа и нашей общей кузиной. Мы, конечно, всегда любили ее, но я что-то не замечал, чтобы Сет любил ее больше, чем я. Однако, вернувшись из Германии, он сделал ей предложение. Ей тогда было всего пятнадцать. Совсем ребенок. Мама и тетя Колетт советовали им подождать годик или два и были правы. В двадцать лет Сет уже был настоящим светским львом. Мы оба уже знали женщин, но Сет был ненасытен. Похоже, он собирался снискать себе репутацию отчаянного повесы. Светская молодежь Нового Орлеана стремилась подражать ему. В Гейдельберге он научился нескольким трюкам с саблей – я полагаю, вместо занятий медициной – и мог одержать верх над любым фехтовальщиком города, а Новый Орлеан славился своими бойцами. Я думаю, Джули немного боялась его. Сет держался свободно, даже немного пренебрежительно – настоящий парень, как сказал бы Шон. Джули воспользовалась советом матери и сказала ему, что пока не готова выйти замуж. Сет воспринял это как согласие, но все равно был разочарован и отправился на войну в Мексику. Он произвел впечатление на Сэма Хьюстона и был достаточно удачлив, чтобы не оказаться в Аламо, когда началась резня. Года через полтора он вернулся домой в ореоле славы, но я думаю, что как врач он там и пальцем не шевельнул. Убивать оказалось ему больше по нутру. Когда Сет вернулся домой, то обнаружилось, что я и Джули помолвлены. Мы сделали это не назло ему – о нем мы вообще не думали. В конце концов Джули не обещала выйти за него замуж; она сказала, что хочет подождать. Возможно, мы полагали, что его предложение – это такой же безумный и внезапный поступок, каких он совершил множество в порыве юношеского увлечения. Довольно скоро после его отъезда мы обнаружили, что любим друг друга.

Несколько минут Стивен молчал, вспоминая те дни. Казалось, он совсем забыл обо мне.

– Никому и в голову не приходило, что Сет действительно любит Джули. Но он любил ее, и больше, чем мы думали. Он был вне себя, когда узнал о нашей помолвке. Я никогда не видел Сета в таком бешенстве. Он накинулся на меня с обвинениями в том, что, пока он сражался за славу отечества, я сманил его девушку. Молодой дуралей! Меня не приводил в восторг его героизм, и я прямо сказал ему об этом. Но я мог понять его чувства. Он всю жизнь состязался со мной, но получилось так, что, пока он в Техасе дырявил из пистолета и рубил саблей мексиканцев, я преспокойно сидел дома и любезничал с единственной девушкой на свете, которую он желал. И тогда Сет сделал то, что сделал бы в таких обстоятельствах спятивший любовник. Он похитил ее.

– Ты шутишь! – ахнула я.

– Нисколько. Глухой ночью он приехал на «Ла Рев» и увез Джули. Я полагал, что он хотел обесчестить ее и таким образом вынудить выйти за него замуж. Я и сейчас так считаю. Но Джули так не думала. Она всегда говорила, что Сет просто потерял голову и хотел во что бы то ни стало поговорить с ней наедине и убедить выйти замуж за него, а не за меня.

– Мне кажется, ты прав, – сказала я. – Это человек без чести и совести. Твоя жена, наверное, была очень хорошая и очень доверчивая.

– Она была ангелом, – сказал Стивен. Он уперся локтями в колени и на мгновение закрыл лицо руками. – Но каковы бы ни были его планы, они не удались. Служанка Джули почти сразу заметила ее исчезновение и разбудила весь дом, а дядя Филипп поскакал в Хайлендз и предупредил нас. Отец и я ринулись в погоню и быстро нагнали беглецов. На Джули была только ночная сорочка, и Сет завернул ее в свой плащ, чтобы укрыть от непогоды. Она плакала, я это хорошо помню. Негромко, но все лицо у нее было залито слезами. Я тогда не тронул его. Я вообще не сказал ни слова. Но, когда мы вернулись домой, я поступил так, как поступил бы в подобных обстоятельствах всякий оскорбленный жених. Я вызвал его на дуэль.

– На дуэль?! Стивен мрачно кивнул.

– Конечно, родителям мы ничего не сказали и все держали в страшном секрете. Это происходило, как в романе. Ранним утром мы встретились у дуэльного дуба в пригороде Нового Орлеана. Два брата, жаждавшие крови друг друга и оба уверенные, что один из них – подонок, заслуживающий смерти. Клянусь, я хотел убить его. Я хотел разрубить его на куски и бросить в пасть крокодилу. Ничего себе братья, да? Помнишь, как я отхлестал князя Азубина перед рестораном Феликса? Такое же бешенство владело мной и тогда. «Этот выродок недостоин дышать одним воздухом с остальными», – думал я. Такие люди, как Азубин… или Сет, пробуждают во мне все самое худшее. Во время той дуэли во мне открылись такие черты характера, о которых я и не подозревал. Меня переполняли злоба и ненависть, причиной которых было нечто большее, чем похищение невесты. И Сет тоже жаждал моей крови. Он действительно считал, что если убьет меня, то сможет жениться на Джули. Он не мог допустить мысли о том, что она не любит его. Бедняжка Джули! Она сильно переживала, но ни разу не сказала о Сете ни одного плохого слова. Она всегда была готова понять и простить, всегда находила объяснения его поступкам.

– И что же произошло? – дрожа от ужаса, спросила я. – Вы дрались?

– Да, дрались. Сет выбрал палаши. Не забывай, он считал себя лучшим фехтовальщиком в стране, а я не мешал ему так думать. Но я тоже любил фехтование. Когда мы с отцом жили в Вашингтоне – я некоторое время после колледжа был его адъютантом, – мы сражались с ним просто так, для развлечения. Мама тогда жила здесь, и отец говорил, что должен чем-то отвлечь себя, чтобы не думать о женщинах. Отец мог расправиться одной левой с любым из этих выскочек из академии фехтования. Лучшего спортсмена я никогда не встречал. Но я упорно тренировался и достиг такого уровня, что иногда мне даже удавалось одерживать над ним верх. В общем, мы с Сетом заняли исходные позиции и приняли стойку. Наверное, он думал, что это будет легкий бой. Но я не собирался играть с ним в игрушки. Я со всей яростью бросился вперед, и усмешка быстро слетела с его лица. Он понял, что ему придется сражаться за свою жизнь. Мы ни в чем не уступали друг другу. Он довольно сильно ткнул меня под ребро, но я мгновенно сделал ответный выпад и ударил его в больную ногу. Сет потерял равновесие и упал, и тогда я приставил клинок ему к горлу. Он просил, чтобы я убил его, но я не смог. Я подумал о Джули и о матери: смерть Сета разбила бы им сердце. Он смеялся надо мной и называл трусом, но в тот момент мне помог Бог. У меня в ушах зазвенели слова: «И убил Каин своего брата Авеля». И я подумал: «Боже, что я делаю?» И отбросил клинок. В этот момент появился отец. Никогда, ни до, ни после этого поединка, я не видел его в такой ярости. Он кричал на меня, называл самыми худшими словами, какие мог придумать, и, если бы Сет не был ранен, ему бы тоже досталось. Вскоре он уехал из города, и мы не видели его семь лет – до самой смерти Джули.

– О Стивен! – Я обняла его. – Если бы все сложилось по-другому, если бы Сету представился случай убить тебя, он бы не упустил его.

– Не знаю, – ответил Стивен. – Я часто размышляю об этом. Вся история была ужасно неприятной, с какой стороны ни посмотри. Я даже не мог наслаждаться победой, потому что не знал, заслужил ли ее. Я ударил Сета в больное место, воспользовался нечестным преимуществом. Разразился страшный скандал. Пострадали все: Джули, тетя Колетт, дядя Филипп, отец и особенно мать. Узнать, что два ее сына так ненавидят друг друга…