Текст книги "Опасное наваждение"

– Здесь неподходящее место для женщин, – начал Сет со всей яростью, на какую был способен.

– Ха! А твоя сестра не женщина? Даже если она и не была женщиной до отъезда из Нового Орлеана, теперь она женщина, – безжалостно сказала я. Глаза Сета опасно сверкнули, но он ничего не ответил. – И мне нет надобности напоминать тебе, что ты сам еще не в состоянии путешествовать и, если бы я не поехала с тобой, то сейчас лежал бы на дне реки со всей остальной командой этого проклятого корабля. Пока что я принесла тебе гораздо больше пользы, чем хлопот. Не бойся, я не собираюсь цепляться за тебя. В своем нынешнем состоянии именно ты тянешь нас назад. Я сильная. Я знаю, что значит спать на земле под открытым небом, и я скачу на коне лучше любого горгио. Как сказал твой президент про Верховного судью Джона Маршалла: «Он создал закон, теперь дайте ему провести его в жизнь». Я вижу, ты создал свои законы, но я не дам тебе провести их в жизнь!

Я вскочила на ноги. Видите, каким словам можно научиться, общаясь с адвокатом? Мы оба знали, что без меня Сет никуда не поедет. Он был все еще слаб, как ребенок, и нуждался во мне, как в няньке.

Увы, наше путешествие словно было отмечено злым роком. Не проехав и половины пути до Индепенденса, почтово-пассажирский корабль налетел на песчаную косу и сел па мель. Два дня мы ждали, пока сменится ветер и нас смоет. Я оставляла Сета отсыпаться в каюте, а сама проводила время в главном салоне среди мужчин, играя в карты и, конечно, выигрывая. Я действительно любила «фараона», и мой дар не подводил меня. Поначалу мое появление вызвало у мужчин замешательство: они привыкли, что женщины отдыхают отдельно, в другом салоне. Но это не лишило меня партнеров за карточным столом, и я снова убедилась, что мужчины, обычно остро переживающие проигрыш в мужской компании, похоже, не сильно возражают, когда их карманы облегчает женщина.

Мы провели на песчаной косе ночь и день. Потом, когда снова наступили сумерки, с нижней палубы донесся тревожный шум. Я услышала, как матрос крикнул: «Бандиты! Речные пираты!».

Пока все остальные в салоне курили сигары, пили виски, лениво спрашивая друг у друга, что случилось, я схватила свой выигрыш и бросилась в каюту.

Ворвавшись в нашу крохотную комнатку, я разбудила Сета.

– Вставай! На корабль напали!

Несмотря на болезнь, инстинкт Сета не подвел его. Он спрыгнул с узкой койки и схватил револьвер, который всегда держал под рукой. Он проверил, заряжен ли пистолет, и взвел курок. Я побросала наши вещи в чемодан. Снаружи доносились крики, выстрелы и женский визг. Затем в каюту стал пробиваться едкий запах дыма.

– Они подожгли корабль, – мрачно сказал Сет, как будто прочитав мои собственные мысли. Я помогла ему надеть сюртук и накинула на себя плащ. Потом подняла чемодан, Сет схватил свою палку, и мы выскочили в узкий коридор. Сверху доносился шум борьбы. Бандитов, вероятно, было много, иначе они не осмелились бы напасть на корабль, многие из мужчин на котором были вооружены.

Внезапно прямо перед нами вырос огромный бородатый пират и крикнул, чтобы мы остановились. Сет, подняв пистолет, убил его наповал.

Мы перешагнули через распростертое тело и по небольшой лесенке спустились на нижнюю палубу. Основная борьба в тот момент шла в главном игорном салоне на верхней палубе: пираты знали, где проще и быстрее найти деньги. Капитанская рубка уже полыхала.

Сет сунул мне в руки свою палку и скользнул между перил в воду.

– Здесь неглубоко, – крикнул он. – Я стою.

Я подала ему наш чемодан – наш, потому что в нем было все, что мы имели, – взяла палку Сета и занесла ногу над перилами, когда чьи-то мускулистые руки схватили меня сзади.

– Куда это ты собралась, крошка? – раздался пьяный голос.

– К дьяволу, как и ты! – крикнула я. Сжав палку покрепче, я ударила мерзавца со всей силы по голове. Разбойник со стоном упал на палубу. Я кинула палку Сету и проворно спрыгнула за борт. Вода и вправду доходила только до пояса, пока мы не сошли с косы, дальше нам пришлось плыть. Мы не сопротивлялись течению, и оно само несло нас вниз. Мы выбрались на берег примерно в миле от пылавшего парохода. На фоне пламени черными точками мелькали прыгавшие за борт люди.

Нас трясло от холода. Стоял январь, и при каждом выдохе в свете луны был виден парок, шедший изо рта. К счастью, в чемодане все вещи остались сухими. Мы быстро переоделись, и я завернула Сета еще и в одеяло.

– Что за ловкие мы люди, – весело сказала я. – Успели удрать до того, как на пароходе стало по-настоящему жарко.

– Проклятие, – буркнул Сет. – Мои сигары промокли. Где бренди?

Мы оба жадно пили, передавая друг другу бутылку. Потом нашли укромное местечко под соснами и устроились на ночлег. Я прижалась к Сету, и он не стал протестовать. Он нуждался в моем тепле.

Утром мы отправились на поиски какой-нибудь фермы, где можно было бы купить пару лошадей. Но ничего лучше мула во всей округе не нашлось. Это было огромное животное и такое упрямое и тупое, какого мне еще не приходилось видеть. Даже цыганские заклинания не могли заставить его идти быстрее. Мы двигались черепашьим шагом и проделали в этот день миль десять – пятнадцать, не больше. Сет устал и злился на то, что мы едем слишком медленно. Ему не терпелось добраться до Индепенденса, пока Борис и Габриэль не выехали на Запад. Он был слишком слаб, чтобы держать поводья, поэтому сидел позади меня, держась за мою талию. Мы пытались обрывками веревки привязать поклажу на боку у мула, но чемодан все время сползал ему под брюхо и путался под ногами. Это была какая-то пародия на путешествие. В конце концов я пошла впереди, одной рукой держа мула под уздцы, а в другой неся чемодан. А Сет ехал верхом и подремывал, словно восточный господин.

К вечеру я так устала, что повалилась спать, даже не подумав о еде. Полагаю, что Сет сумел обойтись виски и сигарами.

Утром я проснулась голодная, как волк. Пока Сет спал, я обошла окрестности и неподалеку обнаружила ферму. Утренний ветерок донес до моих ушей приятное кудахтанье кур. Пришло время использовать накопленный в детстве опыт, давно не применявшийся, но от этого не забытый. Прячась за сосны и по-зимнему голые кусты, я подкралась к курятнику, присела за коптильней и тихонько стала повторять: «цып-цып». Одна пустоголовая птичка и вправду решила, что я для нее что-то приготовила, и была, пожалуй, права. Довольно кудахтая, она подошла ко мне, и когда между нами оставалось не более трех футов, я протянула руки и схватила ее. Победа! Быстрым, ловким движением одной руки я прекратила ее молодую жизнь.

В этот момент раздался истошный лай собак и сердитый окрик. Потом прямо над моей головой из окна коптильни грянул выстрел. Я крепче сжала курицу и со всех ног бросилась к нашей стоянке.

Сет уже встал.

– Где ты была? – строго спросил он. – Я готов ехать.

– И я тоже, – задыхаясь, выговорила я. – За мной гонится разъяренный фермер с ружьем!

Мы ухитрились оба вскочить на мула, да еще с чемоданом и курицей, и не останавливались, пока не отъехали от фермы миль на пять.

Наконец мы сделали привал и перевели дух. Я помогла Сету слезть с мула. Сет как-то странно трясся, и когда я взглянула ему в лицо, то обнаружила, что он смеется. Сет смеялся до тех пор, пока по его щекам не покатились слезы, и тогда он, схватившись за бока, с хохотом повалился на землю. Я молча стояла над ним, ожидая, пока он немного успокоится, затем с едва сдерживаемым бешенством спросила:

– В чем дело? Ты сошел с ума? Болезнь повредила тебе мозги?

– Эта… курица! – еле выговорил Сет. – Никогда… никогда не забуду… как ты бежишь из леса с этой курицей! – Он снова зашелся в хохоте.

Я хотела рассердиться на него, но вдруг почувствовала, что мои губы сами собой растягиваются в улыбке, и вскоре я хохотала вместе с ним. Мы решили сразу зажарить курицу, чтобы избавиться от улик.

Днем мы окликнули лодку и предложили владельцу за пятьдесят долларов отвезти нас в Индепенденс. Плыть на веслах даже со скоростью пять миль в час было лучше, чем бороться с нашим мулом. Все мое цыганское нутро протестовало против того, чтобы оставить его привязанным к дереву на берегу реки. Но Сет настоял.

– Кто-нибудь найдет его и позаботится о его судьбе, – сказал он.

– Знаю, – мрачно ответила я, – но я бы лучше продала его и купила хоть какую-нибудь лошадь!

Ситуация в Индепенденсе была в точности такой, как мы ожидали, только, пожалуй, даже хуже. Грязные улицы кипели золотоискателями, готовыми продать душу за лопату или моток веревки. Поселиться было негде. Гостиницы, меблированные комнаты, частные дома, даже кладовки в барах были переполнены. Пьяницы, игроки, сутенеры, проститутки – все сражались за возможность уехать на Запад. Но это было нелегко. Город был похож на воронку, в которую втекало множество людей, они давились и толкались, лишь бы протиснуться через узкое отверстие, которым была переправа в Канзас-Сити.

Сет сказал хозяйке меблированных комнат, что мы молодожены, справляющие медовый месяц. Эта ложь и сто долларов в придачу побудили ее выгнать одного из постояльцев и сдать комнату нам. Мы с Сетом условились, что я ищу Бориса и Габриэль, так называемых Андерсонов, в гостиницах и пансионах, а Сет отправляется в игорные салоны. Вечером мы встречаемся и обсуждаем, что удалось разузнать.

Мы обнаружили, что «Андерсоны» действительно приезжали в Индепенденс. Они останавливались в отеле «Кларк» – весьма ветхом домишке недалеко от реки. За карточным столом Борису крупно не везло. Свое пристанище они покинули уже через несколько дней из-за ссоры с хозяйкой, и неудивительно. Мне хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: она воровка. Оттуда «Андерсоны», по-видимому, переехали в палатку на севере города. Борис скорее всего сумел обуздать свою страсть к игре: Сету не удалось найти свидетельств того, что он просадил хоть один доллар на скачках, в «покер» или «фараона».

Прошла неделя, а мы их так и не нашли, и, что было хуже всего, уже не оставалось мест, где их можно искать. Мы обшарили весь Индепенденс, расспросили каждого будущего золотоискателя, каждого крупье и владельца игорного зала, каждого гостиничного служащего и каждую проститутку. «Андерсоны» как сквозь землю провалились.

Наконец до нас дошел слух, что две недели назад из Индепенденса отправился караван. Его снарядили примерно через неделю после того, как Борис и Габриэль приехали в город. Одного из двух владельцев какой-то повозки убили в драке, и его расстроенный партнер продал повозку со всей утварью в придачу. Покупателем был худощавый мужчина со светлыми волосами. С ним была жена – маленькая и темноволосая. Борис и Габриэль.

– Отыскать в Индепенденсе приличную лошадь труднее, чем порядочную женщину в публичном доме, – сказал Сет. Максимум, что нам удалось, это нанять на несколько часов пару лошадей. За найм мне пришлось оставить в залог свой чемодан, чтобы выехать за город, где, как мы слышали, продавались арабские скакуны по семьдесят пять долларов. Лошадей, которых мы увидели, можно было назвать арабскими только из-за их смуглого, черноволосого хозяина-мексиканца, который пару недель назад поймал их на равнине. Мне в жизни не доводилось видеть таких необузданных животных. По-видимому, они до сих пор никак не могли смириться с тем, что их упрятали в загон. Я жалела их. Лошади были такими гордыми и красивыми. Другие покупатели, зайдя в загон, уже через минуту покидали его, качая головами.

– Эти черти убьют тебя, сынок, – сказал Сету какой-то старик. – Ты не подойдешь к ним и на двадцать футов! Они бешеные!

– Он прав, – уныло сказал Сет. – Я мог бы попробовать объездить их, но при моем нынешнем состоянии на это уйдут недели. Проклятие! Нам нужно хотя бы три лошади. Мне хватило бы и одной, если бы ты не…

– Нет, – оборвала его я. От предвкушения борьбы у меня засверкали глаза. – Я подготовлю трех лошадей за три дня. По одному дню на лошадь!

– Подготовишь для чего? – поинтересовался Сет.

– Для езды, конечно, – терпеливо ответила я, словно разговаривала с ребенком. – Смотри.

Я оглядела лошадей.

– Я возьму вон ту невысокую чалую кобылу. Назову ее Огненная в память о нашем путешествии на «Делта Белл». Видишь, как она блестит на солнце? А тебе, дорогой муженек, достанется вон тот черный жеребец, самый большой. Он будет Блайз – мне хочется, чтобы его звали именно так.

– Назвать можно, как угодно. Это не поможет тебе сесть на них.

Сет повернулся и пошел к выходу из загона.

– Ты не веришь мне! – с упреком бросила я ему вслед.

Попросив у невозмутимых мексиканцев длинную веревку, я села на перекладину изгороди и сделала петлю. Не сводя глаз с черного жеребца, я стала, негромко напевая, подманивать его к себе. Конь поймал мой взгляд и остановился, недоверчиво разглядывая меня. Я спрыгнула внутрь загона и медленно, очень медленно направилась к нему, все время приговаривая по-цыгански, – ведь это единственный человеческий язык, который понимают лошади. Я причмокивала языком, пела и медленно покачивала петлей, гипнотизируя жеребца.

– Рони, вернись! – крикнул Сет. У себя за спиной я слышала гул мужских голосов. Мексиканец что-то сказал на своем родном языке, но я, конечно, не поняла ни слова. Сет снова приказал мне вернуться. Я не ответила. Любое постороннее слово могло разрушить мою магию. Что горгио знают о лошадях? Да и обо всем остальном?

– Блайз, Блайз, храбрый конь, – приговаривала я по-цыгански. – Я твой друг. Подойди ко мне, Блайз. Подойди.

Он задрожал и стукнул копытом о пыльную землю. Когда между нами осталось футов десять, я протянула к жеребцу руки, показывая, что они часть моего тела. Если бы я внезапно вынула их из-за спины, он мог испугаться. Веревочная петля завораживающе покачивалась в моей руке. Я тихо разговаривала с лошадью. Жеребец внимательно смотрел на меня широко раскрытыми глазами, но в них не было страха.

Подойдя совсем близко к лошади, я, не переставая покачивать петлей, подняла ее высоко над головой. В левой руке я держала кусок сахара, припасенный с завтрака специально для этой цели. Жеребец почувствовал приятный запах, лизнул сахар и в этот момент я набросила ему на шею петлю и слегка затянула.

Он вздрогнул и попятился, и я не держала его, позволив отойти на всю длину веревки. Я продолжала разговаривать с ним:

– Блайз, хороший конь, хороший друг. Я Рони, цыганская баронесса. Я твой друг.

Конь бегал вокруг меня по кругу, а я медленно сматывала веревку. Расстояние между нами постепенно уменьшалось, пока мое плечо не уперлось жеребцу в холку.

Тогда я вскочила ему на спину и села, широко раздвинув ноги. Жеребец был так поражен, что с полминуты стоял, как вкопанный, пытаясь сообразить, что делать дальше. Встать на дыбы? Сбросить меня наземь? Но ведь я его друг. Как же он может так со мной поступить? Я ласково рассмеялась и назвала его по имени. Затем стукнула Блайза пятками по бокам и сделала выбор за него. Я сказала коню, что он сейчас хочет бежать. Похоже, Блайз согласился, что это неплохая идея. Немного поплясав, он присел, затем встал на дыбы и взбрыкнул в воздухе ногами. Я крепко вцепилась одной рукой в гриву коня, а другой в веревку вокруг его шеи, и он поскакал прямо к изгороди, у которой столпились мужчины.

– Прыгай, прыгай, – подсказывала я ему. Я надеялась, что он не настолько глуп, чтобы решить пробежать изгородь насквозь. Как оказалось, я могла смело доверять ему. Блайз на огромной скорости перемахнул через изгородь с запасом в целый фут. Я громко рассмеялась и с самой высокой точки прыжка посмотрела вниз. Мужчины с криками бежали врассыпную. Мы с Блайзом находились в воздухе лишь долю секунды, но я успела разглядеть обращенные ко мне изумленные лица. Среди них было и лицо Сета. Я летела, по-настоящему летела! Сбылась моя давняя мечта!

Мы мчались по огороженному полю, оставив загон далеко позади. Мы были свободны! Оба! Я позволила Блайзу бегать до тех пор, пока он сам не замедлил шаг. Это означало, что он устал. Тогда я, стукнув коня по бокам, заставила его бежать быстрее. Наверное, он думал, что если побежит достаточно быстро, то сможет убежать от меня. Наконец силы его иссякли, равно как и воинственный пыл. Я повернула его, и мы не спеша возвратились к загону.

Дальше все пошло легче. Я показала Блайзу седло, и он ходил по кругу, пока не понял, что эта вещь не причинит ему вреда. Седло мне довольно быстро удалось надеть ему на спину, но уздечка коню не понравилась, и я его понимала. Я бы тоже ее возненавидела. К заходу солнца Блайз был мой: мой друг и мой слуга. Он доверял мне и знал, что я не предам его.

Я удостоверилась, что Блайза хорошо накормили, и покинула конюшню. Настало время возвращаться в город. Я находилась в радостном возбуждении от хорошо сделанной работы. Вы, наверное, решите, что Сет тоже был в восторге? Отнюдь! Он едва посмотрел на меня, когда я вошла, и сказал:

– Ты не думаешь, что кому-то из нас нужно теперь оставаться сторожить жеребца? Как бы его не украли.

– Здесь нет таких искусных воров, – устало ответила я, усаживаясь в седло взятой напрокат лошади. – Он доверяет только мне и затопчет любого, кто к нему приблизится.

– Как хорошо обученная сторожевая собака, – буркнул Сет.

– Да. Поэтому тебе тоже нужно показать лошадям, что ты их друг. Принеси завтра утром сахар, и я научу тебя, как это сделать.

Мы молча поскакали в Индепенденс. Войдя в нашу маленькую комнату, Сет сразу растянулся на кровати. Он вел себя так, словно у него был ужасно утомительный день. Я разделась до пояса и налила из кувшина в умывальник холодной воды. Я слишком устала, чтобы думать еще и о том, как прикрыться от Сета. Если он хочет лежать молча, как колода, я буду относиться к нему, как к колоде.

– Почему в тебе просыпается ненависть, когда ты видишь, что я что-то умею? – спросила я его. Я подняла глаза и наши взгляды встретились в осколке зеркала, висевшем над умывальником. Я терла себе лицо и шею. – Разве это не правда? – продолжала я. На его лице не дрогнул ни один мускул. – Когда-то я была твоей рабыней, твоей марионеткой. Ты позволял мне играть в карты и заниматься с тобой любовью, но не хотел, чтобы я умела делать что-то, кроме того, чему научил меня ты. Например, читать или писать.

Я наклонилась над рукомойником и, набрав пригоршню воды, ополоснула лицо.

– Ты злился, когда я пыталась быть независимой. Удивительно, что ты ничего со мной не сделал, когда я забеременела. А потом, когда ты увидел нашего сына, ты возненавидел меня, потому что на свете появился другой человек, которого я любила. Ты испугался, что станешь больше мне не нужен, и, чтобы наказать меня, уехал.

Лицо Сета побледнело, на нем появилось мрачное выражение, но он не проронил ни слова. Мне следовало бы остановиться, но я так разозлилась на то, что Сет не нашел для меня ни слова похвалы или благодарности. И еще, я думаю, мне хотелось увидеть, насколько сильно я могу его уязвить.

– Тебя чуть не хватил удар, когда ты увидел меня в Новом Орлеане! – сказала я и, отряхнув руки, потянулась за полотенцем. – Не потому, что я ухитрилась стать невестой твоего брата, а потому, что я не умерла в Вене. А я не только не умерла, я стала настоящей светской дамой, и все это без твоей помощи.

В этом месте Сет насмешливо фыркнул. Я вытерла лицо и повернулась к нему. Прикрывая грудь полотенцем, я стояла, прислонившись спиной к умывальнику.

– Теперь я настоящая леди и настоящая актриса. Я имею огромный успех, а ты даже не сумел высидеть до конца мой концерт. Твоя грязная маленькая цыганка расцвела и превратилась в прекрасную женщину. Она больше не нуждается в тебе. Она ни в ком не нуждается. Ты ненавидишь меня даже за то, что я не провалилась на концерте.

– Прекрати, Рони, – тихо сказал Сет. В его глазах появился опасный блеск, но я не придала этому значения.

– А теперь вернемся к истории с лошадьми. Почему ты злишься на меня? Тебя унижает, что я при всех показала, что понимаю в лошадях больше, чем ты? Но я знаю их лучше большинства людей на земле. Играть в карты и заниматься любовью – это все, на что я, по-твоему, гожусь. Ты не переменился. Ты все еще хочешь, чтобы жизнь шла по твоим законам. Мне жаль тебя. Ты не такой, как Стивен. У тебя нет…

Сет спрыгнул с кровати и бросился на меня. Я отпрянула и задела умывальник. Кувшин и таз полетели на пол. Сет схватил меня за горло и сжал его так сильно, что я не могла вздохнуть. «Жаль, что мне нечем его стукнуть, – успела подумать я. – Если он убьет меня, все мои труды пойдут прахом». Глаза у меня буквально вылезли из орбит. Его лицо, искаженное злобой и яростью, расплылось, стало нечетким и затем совсем исчезло. Свет померк перед моими глазами. Сет ослабил хватку, и я упала на пол.

Первое, что я осознала, когда пришла в себя, – это то, что я лежу на спине, а Сет лежит сверху. Он раздвинул мне бедра и со злостью проник внутрь. Он так неистово бился об меня своим телом, словно, причиняя боль, мог заставить меня взять обратно сказанные мною слова. Все закончилось через две минуты. Тяжелое дыхание Сета опаляло меня, словно горячий ветер пустыни, иссушающий землю и убивающий все живое на ней. Я прикрыла лицо руками, только бы не видеть Сета. Наконец он отвалился в сторону и поднялся.

– Ты взял меня силой, – хрипло сказала я. – Может, еще и ударишь пару раз, чтобы я почувствовала, какой ты сильный мужчина?

– Дьявол, – прошептал Сет, хромая, направился к двери и вышел из комнаты.

Я вздохнула, открыла глаза и села. Все мое тело болело. Сначала дикий жеребец, а теперь он. Тоже жеребец, но еще более дикий и необузданный, чем Блайз.

В эту ночь Сет не вернулся. Наутро я собрала свои вещи и поехала в загон. Лучше спать на земле и есть сено, чем оставаться с Сетом.

С двумя остальными лошадьми трудностей было меньше. Огненная оказалась замечательной кобылой, сильной и норовистой, а третья, которую я выбрала и назвала Венерой, оказалась спокойной, покладистой и просто созданной для того, чтобы возить чемоданы. Две кобылы и один жеребец – это более безопасное сочетание, чем два жеребца и одна кобыла. Я знала это по собственному опыту.

Сет вернулся утром четвертого дня, полагая, что моя работа с лошадьми закончилась. Он принес провиант и снаряжение для долгого путешествия по прерии и горам и сообщил, что мы выезжаем прямо сейчас. Но я еще не была готова и хотела купить юбку, штаны, широкополую шляпу и теплое пальто, если, конечно, удастся. Я ответила ему, что смогу ехать только завтра.

– Очень плохо, – сказал он. – Я не могу ждать так долго.

Он взял седло и направился к Блайзу.

– Пока я буду отсутствовать, ты можешь с пользой потратить время и показать лошадям, что ты им друг, – посоветовала я.

Сет презрительно хмыкнул, продолжая надевать на Блайза седло. Жеребец сносил это довольно благодушно, пока Сет не вскочил на него. Тут Блайз поднялся на дыбы и прыгнул так, словно в него вселился бес. Сет вылетел из седла и упал в пыль прямо к моим ногам. Мне даже не хотелось смеяться над ним.

– Ты переломаешь меньше костей, если сделаешь, как я говорю, – сказала я. – Тебе предстоит сломить его упорство, а он, поверь мне, еще более упрям, чем ты.

Я подошла к Блайзу и успокаивающе прошептала ему на ухо нежные слова. Потом подвела к тому месту, где стоял и отряхивался Сет.

– Этот человек – твой друг, – сказала я по-цыгански. – Иногда он чудовище и зверь, но ведь и ты тоже, правда? Я видела, как он обращается с лошадьми, и знаю, что он любит и понимает их. Он будет тебе хорошим другом.

Вы можете смеяться и говорить, что Блайз ничего не понял, НО лошади не дураки. Он фыркнул и с шумом выдохнул. Я повернулась к Сету.

– Ты принес Блайзу что-нибудь? Какое-нибудь угощение?

– Нет.

Сет выглядел мрачным и растерянным. Он здорово ушибся.

– Дай ему это. – Я пошарила в кармане юбки и нашла сахар. – Поговори с Блайзом часок, погуляй и потом попытайся еще раз сесть на него. Если он поверит тебе, он позволит ездить на нем. Тогда сделай то же самое с двумя остальными лошадьми. Это будет легче, они не такие норовистые, как Блайз. Я вернусь утром до восхода солнца.

– Я уйду на ночь из комнаты, – сказал он.

– Я сама о себе позабочусь, – отрезала я и, не взглянув на Сета, ушла.

Я провела ночь в поле, футах в пятистах от того места, где ночевал Сет, но он не узнал об этом. Когда я появилась па рассвете, он ничего не сказал. Наверное, он думал, что я успела переспать с половиной мужчин Индепенденса и неплохо заработала на этом. Но мне было безразлично, что он подумает. Я проделала весь этот путь не ради того, чтобы доказать Сету свою любовь, а ради Габриэль. Разве не так?

Мы тронулись в путь и перешли вброд Миссури как раз в тот момент, когда солнце окрасило оранжевым цветом горизонт. Я ехала на Огненной, а Сет на Блайзе. Он не разговаривал со мной, а я с ним. Да, нам предстояло поистине захватывающее путешествие. Мы не проехали еще и мили, а мне уже хотелось повернуть назад. Я больше не могла выносить его мерзкий характер.

Но именно этого Сет и добивался! Он хотел избавиться от меня. Нет, я не собиралась доставить ему такое удовольствие. Я крепко стиснула зубы и впилась глазами в уходившую вдаль дорогу.