Текст книги "Опасное наваждение"

В эту ночь мне не принесли опий. К утру я кричала, билась о запертую дверь моей комнаты и рвала в клочья простыни.

Потом пришел барон и посмотрел на меня через маленькое окошко в двери. Должно быть, он решил, что такая пытка не поможет ему получить ответа на свой вопрос, поэтому он приказал принести мне порцию опиумной настойки. Я выпила залпом и с наслаждением ждала, пока легкость распространится по всему телу и успокоит мой бедный мозг. Мир и покой. Мир и покой – вот чего я так страстно желала. Сладостный покой.

Он стоял возле меня.

– Где они? Отвечай!

– Я не знаю. Оставь меня. Уходи.

– Что ты с ними сделала? Кому ты их отдала?

– Никому. Я не помню. Уходи.

– Ты сама послала их королю, да? Ты все сделала сама?

– Говорю тебе, я не помню. Отстань от меня. Уйди, наконец.

– Я никуда не уйду, пока ты мне все не расскажешь, баронесса. Подумай, хорошенько. Я опять не дам тебе опиума. Тебе ведь это не понравится?

– Нет, нет, – испуганно вскрикнула я, – нет, пожалуйста, не делай этого. Я стараюсь вспомнить, но ничего не получается! Я взяла их из ящика, это я хорошо помню. А потом… я услышала, что ты идешь… и спряталась под стол.

– Ну, наконец мы сдвинулись с мертвой точки. – Барон злорадно улыбнулся. – Ты спряталась, когда услышала, что идем мы с Клаусом. Что ты сделала потом? Ты вылезла из-под стола… у тебя была папка. Внутри лежали фотографии. Что ты с ними сделала?

– Я… я подошла к окну, – неуверенно сказала я. – Выглянула наружу. Было высоко. Я не могла вылезти через окно. Я перегнулась через подоконник… и бросила их вниз. Под окном росли кусты роз. Я бросила их… в кусты роз.

– А что потом? – спросил он, хватая меня за плечи. – Что ты сделала после того, как вышла из моего кабинета? Ну, думай! Ты спустилась вниз и подобрала их?

Я нахмурилась.

– Было поздно. Я устала… после концерта. Я пела. И устала. И пошла спать.

В этот день он от меня больше ничего не добился. Через некоторое время я уже не помнила, как меня зовут. На следующий день он уехал в Мюнхен. Охранники в замке немного расслабились. Франц и Фриц присматривали за мной по очереди.

Мне не хотелось есть. Только пить. Опий. Я страшно похудела, остались только кожа и кости, но меня не интересовало, как я выгляжу. По-моему, я даже не причесывалась. Я носила нелепый ночной халат и бесформенные туфли на несколько размеров больше моей ноги. И ни с кем не разговаривала. Мне на все было наплевать. Кроме опия и видений, которые он приносил. Однажды я случайно увидела в зеркале свое отражение. Выпирающие скулы, потухшие глаза, спутанные волосы, напоминавшие пучок сена.

Вернулся барон и снова принялся изводить меня вопросами про фотографии. Вероятно, ситуация в Мюнхене сильно ухудшилась. Эти фотографии наконец увидели все, и влияние Цандера на Максимилиана неизмеримо ослабло. Барон лишил меня опиума на три дня, и я совершенно обезумела.

На четвертый день ему пришлось дать мне опий, но потом он вынужден был уйти, не узнав ничего нового, так как я вошла в транс. Вероятно, в моем помутившемся мозгу сохранилась все же капля разума, потому что я понимала, что рассказать ему всю правду – значит подписать себе смертный приговор.

Я пыталась сосчитать, сколько стражников охраняет замок. Дошла до тридцати и сбилась. Они ходили туда-сюда, маршировали небольшими группами по утрам и вечерам. Вполне возможно, что их было всего десять. А может, и больше. Я смотрела на солдат сквозь зарешеченное окно своей комнаты, и сверху они выглядели, как маленькие крысы, бегавшие по двору.

Однажды я увидела необычную картину. В распахнутые ворота двора въехала ярко раскрашенная повозка. С сиденья возницы спрыгнул высокий белокурый мужчина. На нем были синие мешковатые штаны, красная рубаха, а на шее – синий платок. Из повозки выбралась невысокая, темноволосая женщина с ярко-красным платком на голове, в красивой зеленой юбке и цветастой желтой кофте. В их облике было что-то ужасно знакомое.

Один из моих охранников, тот, что пониже, Фриц, отодвинул засов и вошел ко мне в комнату.

– Выходи, время прогулки, – буркнул он. – Не пойму, чего ради я так вожусь с тобой?

– Нет, я хочу остаться здесь и смотреть на улицу, – ответила я, берясь руками за оконную решетку. – Посмотри, какие смешные люди там внизу. Кто они?

Фриц подошел к окну и проворчал:

– Цыгане. Они приезжают время от времени торговать своим хламом или купить у нас старых лошадей. Кстати, мою лошадь пора заново подковать. Интересно, они привезли с собой кузницу? Некоторые, я знаю, привозят. Хорошо, что барона нет в замке. Он ненавидит цыган до помешательства.

Фриц силой оторвал меня от окна и накинул мне на плечи шаль. Листья уже начинали желтеть, ночами подмораживало, и даже днем было довольно прохладно. С тех пор, как меня привезли в замок, прошло несколько месяцев, но я вряд ли это заметила. Скоро должна была прийти зима. За ней весна. Доживу ли я до весны? Мне было все равно.

Мы с Фрицем долго спускались по каменным ступенькам, затем прошли через большой зал и вышли на слабо освещенный осенним солнцем двор. Фриц усадил меня на низкий, каменный бордюр и велел сидеть смирно, а сам пошел поговорить с цыганами.

Я безразлично смотрела на них: мой интерес к ним уже угас. Их было пятеро: четверо мужчин и одна женщина, все одетые в яркую одежду. Мне казалось, что мужчины все время поглядывали на меня. Один, самый смуглый и черноволосый, сделал было несколько шагов в мою сторону, но другие остановили его. Я заметила на его левой щеке багровый шрам.

Цыгане выгрузили наковальню и отнесли ее ближе к конюшне. Они развели гудящий огонь, большой и красивый, и вскоре по двору разнеслось энергичное звяканье железа о железо. Цыгане кричали, смеялись, шутили с охранниками и Фрицем, громко обсуждали достоинства лошадей.

Пока мужчины возились вокруг кузницы, женщина направилась ко мне. Один из охранников попытался остановить ее.

Она со смехом оттолкнула его.

– Я не причиню ей никакого вреда, просто погадаю, вот и все. Могу и тебе погадать, если не будешь таким занудой. Я вижу, у тебя много подружек. И ты с ними сущий дьявол!

Она со смехом толкнула солдата локтем под ребро, и тот, ухмыльнувшись, убрал ногу. Цыганка трещала без умолку и бочком подбиралась ко мне. В конце концов солдат пропустил ее.

Цыганка, взяв меня за подбородок, громко произнесла:

– Ай-ай, какая красивая девушка! Я редко видала таких красавиц. – Она обернулась и крикнула одному из солдат: – Что с ней? Она больна или глупа? Что?

Тот пожал плечами:

– Не знаю. Думаю, она юродивая.

– На юродивых Божье благословение, – ответила цыганка. – Подойди ко мне, дитя, не бойся старой матушки Элизы. Она не обидит тебя. Цыгане не обижают таких бедняжек, как ты. Не бойся меня.

Я посмотрела на нее. Она была немолода, но на ее живом лице с дерзким выражением горели яркие карие глаза. Она присела рядом со мной на каменный бордюр и взяла мою руку.

– Как здесь тепло, – весело сказала она. – Тебе нравится здесь сидеть? Позволь я взгляну на твою ладонь. Может, и тебя в будущем ждет возлюбленный. Как знать?

Она бросила многозначительный взгляд на охранника и хихикнула. Солдат, снова ухмыльнувшись, отошел в сторону. Тогда цыганка крепче сжала мне руку и зашептала:

– Рони, послушай! Рони, ты узнаешь меня? Это я, Элиза, Элиза Мак-Клелланд. Не бойся. Ох, Рони, что они с тобой сделали!

Охранник повернул назад. Цыганка захихикала и принялась болтать всякую чепуху про мужа и детей, которые у меня будут, о том, что я долго путешествовала по океану, что я приехала из большой страны, которая называется Америка. Она говорила и говорила, время от времени бросая взгляд на охранника. Я почувствовала, что устала.

– Я хочу к себе в комнату, – сказала я. – Мне нужен Фриц.

– О, Рони, пожалуйста, постарайся выслушать меня, – прошептала она, выбрав момент, когда охранник снова повернулся к нам спиной. – Пожалуйста, постарайся. Мы хотим освободить тебя, но это нелегко сделать. Сколько здесь солдат? Сколько? Подумай, Рони. Мужчины в синей форме. Сколько их?

– Десять, – медленно сказала я. – И они маршируют и днем, и ночью.

Она безнадежно вздохнула и громко сказала:

– О, я вижу, у тебя есть и другие таланты! Ты прекрасно поешь! У тебя чудесный голос, краше, чем у соловья!

Я нахмурилась. Пою? Соловей? Какой еще соловей, о чем болтает эта ненормальная женщина? Охранник снова отвернулся.

Цыганка с жаром схватила меня за обе руки и горячо зашептала:

– Рони, я прошу тебя, сосредоточься! Послушай! Это я, Элиза. Мать Сета и Стивена! Помнишь Сета? Рони, ты помнишь?

– Сет умер, – равнодушно сказала я. Это все, что я могла вспомнить.

– Нет, нет! Он здесь, он сейчас смотрит на тебя. Ты видишь его, Рони? Что они с тобой сделали? Они тебе дают что-нибудь? Лекарства? Что они тебе дают?

Я вздохнула. Скорее бы эта женщина ушла и оставила меня в покое. У нее приятное лицо, и она, кажется, не желает мне зла, но сейчас ее болтовня раздражала меня не меньше, чем приставания барона.

– Опий. Это очень вкусно, – ответила я. – От него такие чудесные сны.

Она тихо застонала и на мгновение закрыла глаза. Потом сняла с головы свой красный платок и дала мне.

– Рони, мы увезем тебя отсюда. Ты понимаешь, что я говорю? Где ты спишь? Где твоя комната?

Я пожала плечами.

– Там.

– Где? Какое окно? Покажи мне.

Я посмотрела вверх. Солнечный блик в оконном стекле заставил меня зажмуриться.

– Не знаю. Они все одинаковые. Можно мне уйти? Цыганка сунула платок мне в руку.

– Возьми этот платок, Рони. Привяжи его к окну, чтобы мы увидели, где твоя комната. Сделай это для меня, Рони, Пожалуйста! Сделай это ради Стивена и Сета. Привяжи платок к окну, как только придешь в комнату.

Охранник повернул к нам. Цыганка засмеялась и встала.

– Бедняжка взяла мой платок. Пусть оставит себе. Такой красивый цвет, правда?

– Я сейчас отберу его, – сказал солдат, делая шаг в мою сторону.

– Нет, нет, – сказала женщина, хватая его за руку. – Пусть бедняжка порадуется. Он принесет ей удачу. – Она подмигнула мне и кивнула в сторону окна. – А теперь твоя очередь, мой друг. Позволь взглянуть на твою руку. О, какая красивая, сильная рука! Я давно таких не видела.

Я встала и медленно пошла к кузнице. Мне хотелось туда, где тепло и ярко сверкал огонь. Черноволосый цыган со шрамом подбежал ко мне и громко сказал:

– Нет, нет, леди, не подходите близко к огню. – И потом добавил тихо: – Рони, ты узнаешь меня? Что с тобой? Что они с тобой сделали? Это я, Сет.

Я покачала головой.

– Сет умер.

Он начал еще что-то говорить, но подошел Фриц и повел меня обратно в замок. Я очень устала и сразу легла в кровать. Мои пальцы разжались, и красный платок упал на пол. Да, эта женщина права: он действительно красивый. Я подняла платок и прижала к щеке. Он пах травой и полевыми цветами. Нежно. Приятно.

Я что-то должна была сделать. Что-то такое с платком. И окном. А, вспомнила. Я собиралась привязать платок к окну. Но для этого мне придется встать, пройти через комнату, протянуть руку… нет, я слишком устала. И я уснула.

Вечером, очнувшись от забытья, я подошла к окну. Цыгане уже уехали. Я долго стояла у окна, глядя на красный диск солнца, садившийся за горами. Платок все еще был зажат в моих пальцах. Я протянула руку, и он затрепетал на ветру, как флаг. Тут я разжала пальцы, ветер подхватил красный лоскут и унес вдаль.

Пришла ночь и распростерла надо мной свои черные крылья. Появился Фриц с опием и зажег лампу. Я была благодарна ему за это. В темноте меня одолевали страшные видения, и только свет разгонял их. Фриц, имевший ко мне хоть какое-то сочувствие, обычно оставлял мне лампу. Иногда он забывал сделать это, и ночи превращались для меня в сплошной кошмар.

Мне снились лошади. Копыта цокали по булыжнику мостовой. На двери звякнул засов, и по каменному полу моей комнаты загремели шаги. Я зажала уши и отвернулась к стене. Какой шумный сон. От него и мертвый проснется.

– Но почему сейчас, среди ночи? – услышала я голос Фрица. – Почему вы не можете подождать хотя бы до утра?

– Потому что утром барон привезет сюда очень важного гостя и хочет, чтобы ее к этому времени здесь не было, – ответил мужчина. Его голос был мне странно знакомым. – Давай, поторапливайся, собери ее. Мы не можем ждать всю ночь.

– Она уже готова, – ответил ему Фриц. – Пожалуйста, забирайте, но от нее помощи не дождетесь. Она сама не пойдет.

– Ну-ка, женщина, вставай, – сказал тот же голос. – Сегодня ночью нам предстоит долгий путь, правда, полковник?

– Да, лейтенант, поторопи ее.

– Садись, черт тебя подери! – услышала я над ухом нетерпеливый шепот. – Ну же, Рони, мы пытаемся увезти тебя отсюда! Постарайся встать. Ну же!

Но я была безвольна и беспомощна, как тряпичная кукла. Мужчина поставил меня на ноги, но я выскользнула из его рук и снова села. Единственное, чего мне хотелось, это лечь в кровать, видеть сны и принимать свой наркотик.

– Я не хочу ехать, – пробормотала я. – Не надо. Один из незнакомцев громко рассмеялся.

– Она еще не проснулась. Ничего, свежий ночной воздух быстро приведет ее в чувство.

– Это вы так думаете, – пробормотал Фриц. – Ничто и никогда не приведет ее в чувство. Переставляй ноги, женщина! Делай, что велят солдаты! Поторапливайся!

В конце концов один из солдат, высокий и белокурый, потеряв терпение, взял меня на руки и понес вниз к карете. Еще двое солдат ждали внизу. Мужчина положил меня на сиденье и захлопнул дверцу. Карета тут же тронулась.

Вчерашняя цыганка сидела рядом со мной. Только теперь она выглядела совсем не так, как днем. На ней было черное пальто с меховым воротником. Она накинула мне на плечи такое же и вытерла мне лицо надушенным платком.

– Ох, Рони, бедняжка моя, – причитала она. – Это же надо, что они с тобой сделали! Бедная Рони. Но теперь ты в безопасности. Они больше никогда не причинят тебе вреда, обещаю.

Я быстро задремала. Вдруг карета резко остановилась. Меня разбудили крики и грохот выстрелов.

– О Боже, – вскрикнула женщина и высунула голову из окна кареты. – Кажется, это солдаты барона. И он с ними. – Она раскрыла свою сумочку и вытащила оттуда пистолет. – Слава Богу, на небе луна, – сказала она, толкнула меня на пол, сползла с сиденья и выстрелила из окна кареты.

Несколько минут вокруг нас бушевало сражение. Затем карета дернулась и снова поехала. Мы мчались в темноте, оставив поле боя далеко позади. Потом карета снова остановилась, и дверцы ее распахнулись.

– Выходите. Обе!

– А, вы, должно быть, барон фон Цандер? – произнесла моя спутница. – Пожалуйста, ведите себя повежливее! Мой пистолет нацелен вам в грудь.

– Ваш пистолет не заряжен, милая леди, – возразил барон, – иначе вы бы давно им воспользовались. Пожалуйста, сделайте то, о чем вас просят. Выйдите из кареты.

Женщина помогла мне вылезти. Я дрожала от холода. Мы стояли на небольшой поляне. В небе действительно висела яркая полная луна, и лишь маленькие облачка изредка набегали на нее, придавая ее светлому круглому диску зловещий вид.

– А теперь, баронесса, – презрительно произнес барон, – и вы, мадам, кем бы вы ни были, умрете. Пришло время положить конец вашим козням раз и навсегда.

Я услышала клацанье затвора и посмотрела перед собой. Барон держал в руках огромное ружье, и черное отверстие его дула было направлено прямо на меня.

Раздался грохот, и ружье вдруг исчезло. Барон удивленно оглянулся и потянулся за саблей, висевшей у него на боку.

Из-за кареты внезапно выскочил один из солдат, увозивший меня из замка. Теперь я узнала его: это был тот цыган со шрамом на щеке. Только сейчас на нем был военный мундир.

– Добрый вечер, барон, – сказал он. – Я спрятался на запятках кареты. Надеюсь, вы не против. Хотя это не самый приятный способ путешествовать по альпийским дорогам, должен признаться.

– Если вы собираетесь застрелить меня, – сказал барон, – то не надо медлить. Я не люблю вести с разбойниками даже коротких разговоров.

– К несчастью, у меня кончились патроны, – ответил солдат.

– Очень печально, – ухмыльнулся барон, – тогда мне придется убить вас, как джентльмена.

Он выхватил саблю, и солдат сделал то же самое.

– En garde,[12]12
  «Защищайтесь!», «В позицию!» (фр.)


[Закрыть] ты, мерзавец. Тебе больше не придется совать нос в чужие дела.

– Кстати, – заметил смуглый солдат-цыган, – хочу, чтобы вы знали: женщина, с которой вы обошлись так дурно, моя жена. И вы умрете за то, что нанесли ей такие оскорбления.

Жена? Но я даже не знала этого человека.

Лунный свет блеснул на их скрещенных саблях. Женщина оттащила меня в сторону. Барон двигался проворно, как кошка, но солдат всякий раз был начеку. Он отражал каждый удар, блокировал каждый выпад. Их сабли мелькали так быстро, что, казалось, слились в одно изогнутое лезвие. Маленькая женщина сжала мою руку и при каждом ударе делала шумный, резкий вдох.

– О Сет, – бормотала она, – будь осторожен, сынок. Дуэлянты быстро двигались к краю поляны. Звон сабельных ударов разносился вокруг, отражаясь от скал.

Затем луну почти на полминуты закрыло черное облако. Поляна погрузилась в темноту, но звон клинков не утих. И как только из-за облака вновь выглянул светлый диск луны, раздался душераздирающий предсмертный крик.

Женщина бросилась вперед.

– Сет!

Поляна осветилась. Барон лежал на боку, пригвожденный к земле саблей. Он судорожно дергался и стонал. Кровь хлынула у него горлом, и он, с хрипом втянув в последний раз воздух, затих.

На поляне появились еще три всадника.

– О Сет! – Маленькая женщина обняла солдата. – Слава Богу!

Я сильно ослабела, у меня кружилась голова от усталости. С глубоким вздохом я опустилась на колени, но один из мужчин, соскочив с коня, бросился ко мне и поднял на руки.

– Рони, Рони, это я, Стивен. Ты узнаешь меня? С тобой все в порядке, Рони?

Я узнала его. Это был Стивен Мак-Клелланд, и я любила его. Я любила еще кого-то, но тот человек умер.

– Стивен, – еле слышно сказала я. – Ты приехал за мной. Держи меня крепче, Стивен. Держи меня.

Он прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы. С другого края поляны на эту сцену молча смотрел мужчина со шрамом на щеке.

Глава 21
ДВОЕ ЦЫГАН

Семья Мак-Клелландов увезла меня во Францию, в замок Лесконфлэйр. Меня лечил Сет. Он решил, что сразу лишить меня опия будет слишком жестоко, но с каждым днем постепенно уменьшал дозу, пока та не стала совсем крошечной. А в один прекрасный день опий мне и вовсе не понадобился.

Я помню то мгновение, когда туман в моем мозгу окончательно рассеялся и я увидела его, стоявшего у окна моей комнаты.

– Кто это? – спросила я. – Кто ты?

Сет обернулся.

– Привет, цыганка, – улыбнулся он.

– Это ты? – прошептала я. – Я думала… они сказали, что убили тебя. Тогда в Сан-Франциско. Я считала, что ты мертв. О Сет… – И я заплакала.

– Нет, цыганка, – ласково сказал он, – ты ведь знаешь, меня не так просто убить. Как и тебя. Тебе очень досталось от барона?

Я еле заметно пожала плечами. Я была еще очень слаба.

– Нет, не очень. Я страдала, только когда он лишал меня опия. Это было ужасно. Никогда не забуду эти видения: огонь и смерть. Он умер?

– А ты не помнишь? – спросил Сет. Я покачала головой. От той ночи у меня остались лишь смутные воспоминания. – Да он мертв. Он больше не причинит нам зла. Как ты себя чувствуешь? Еще три человека сгорают от нетерпения: очень хотят увидеть тебя.

– Стивен? – спросила я. – Стивен здесь? Улыбка Сета слегка поблекла, и он ответил:

– Да, Стивен. И Шон, и отец. Ты готова поговорить с ними?

– Да, я буду очень рада. А твоя мать?

– Она тоже здесь. Она помогала ухаживать за тобой, ты забыла?

– Прости, – проговорила я, качая головой, – боюсь, я не слишком понимала, что происходило вокруг меня.

Сет профессиональным жестом взял меня за руку и пощупал пульс.

– Это простительно, – сказал он. – Мы все будем снисходительны к тебе еще какое-то время.

Все с радостными возгласами столпились вокруг моей кровати. Стивен осторожно поцеловал меня в щеку и во время разговора все время держал за руку. Шон изо всех сил старался вести себя чинно, словно в церкви. Элиза села на мою постель с другой стороны, напротив Стивена, а Гарт, глава семейства, стоял в ногах кровати. Сет по-прежнему оставался у окна.

– Прежде всего, – сказал Стивен, – я хотел бы знать, что нужно было этому барону?

– Я украла у него кое-что, прежде чем уехать из Мюнхена, – сказала я. Стоявший у окна Сет весело хмыкнул. – На этот раз не деньги, а фотографии. Фотографии барона, где он занимался… странными вещами. – Я посмотрела на Стивена. – Например, надевал женское белье, – прошептала я, краснея.

Мужчины засмеялись.

– Барон был страшно рассержен. Вот почему он бросился за нами в погоню, когда мы уехали из Мюнхена, помнишь, Стивен? Он хотел получить их назад. И был зол, потому что я так и не сказала ему, что сделала с ними. Король Максимилиан, сын Людвига, их, вероятно, уже видел.

– Были известия из Мюнхена, – сказал Гарт. – Барон впал в немилость. Его репутация была безнадежно испорчена, барон лишился своего прежнего влияния на короля. Очевидно, Максимилиан оказался немного ханжой.

– Да, я это знала, – сказала я.

– И что же ты с ними сделала, дорогая? – поинтересовалась Элиза. – Ты отдала их Максимилиану?

– Нет, его матери. Я решила, что она лучше знает, как с ними поступить. Но почему она так долго ждала, прежде чем вытащить их на свет?

– Барон – отличный организатор, несмотря на все свои недостатки, – сказал Гарт. – Подозреваю, королева-мать ждала до тех пор, пока не почувствовала, что ее сыну от барона больше нет пользы. К тому же барон, вероятно, стал слишком переоценивать свое влияние на короля. Вот тогда-то и всплыли эти фотографии. Чертовски умная женщина, она все рассчитала.

– Хорошая мать, – сказала Элиза. – А ты чудесная девушка, Рони.

– Я хотела отблагодарить Людвига за то, что он для меня сделал, – сказала я. – Он говорил, что Максимилиан станет хорошим королем, если освободится от влияния барона. А вы? Вы проделали такой путь, чтобы найти меня. Как вам это удалось?

– Вонг – один из твоих китайцев, помнишь? – сказал Сет. – Его брат работал в притоне, где продавали опий и куда тебя увезли той ночью, когда сгорела «Золотая цыганка». Оказалось, что сыновья Дана не имели к твоему исчезновению никакого отношения. Мы видели, как тебя посадили на корабль, а все остальное было не слишком сложно. Самым трудным было удержать дома Шона. Как видишь, нам это не удалось.

– Я удрал! – радостно сказал Шон. – Как это похоже на моих домашних – лишить меня такого развлечения!

– Значит, ты вместе с родителями поехал в Калифорнию? – спросила я.

– Ха, – буркнул отец. – Он в одиночку поехал на запад с какой-то партией золотоискателей. Он неисправим.

– Просто я хотел найти Габи, – запротестовал Шон. – Это было несправедливо – оставить меня дома одного.

Мы все несколько минут молчали, вспоминая о Габриэль. Потом Элиза взяла меня за руку.

– Сет мне все рассказал, – сказала она. – Вся наша семья так тебе благодарна за то, что ты оказалась рядом и помогла ей.

– Я любила ее, – сказала я. – Она была мне как сестра.

– А ты теперь нам как дочь. – Она наклонилась и поцеловала меня.

– Тебя было непросто спасти, Рони, – сказал Шон. – Мы сначала хотели увезти тебя в цыганской кибитке и…

– К счастью, у нас был запасной вариант, – улыбнулся Гарт.

– Ты бы слышала Сета, когда он понял, что ты не узнала его! – воскликнул Шон. – Он был готов разорвать барона на куски голыми руками!

– Шон, – осуждающе покачала головой Элиза. – Нам пора. Мы еще поговорим позже, Рони. Сейчас ты, наверное, устала. Оставляем тебя на попечение Сета.

Я благодарно улыбнулась Элизе. Все ушли. А спустя два дня я услышала цокот копыт по булыжнику мостовой и подошла к окну. Сет уезжал. Он обогнул фонтан, проехал через ворота и исчез в глубине парка. Вошла Элиза.

– Я подумала, может, ты хочешь выпить чаю, – произнесла она, входя, и увидела, что я стою у окна. – О, ты уже встала!

– Куда поехал Сет? – спросила я. – За лекарствами?

– Нет, дорогая, – сказала она, подходя ко мне. – Он возвращается в Париж.

– Но я не понимаю! – воскликнула я. – Он приходил утром и ничего мне не сказал! Почему… почему он уехал?

– Потому что ты в нем больше не нуждаешься. Ты освободилась от этого пагубного пристрастия к опию, и с каждым днем тебе все лучше. Я уверена, он хотел поговорить с тобой, но не смог. Ему нелегко даются такие разговоры, ты же знаешь.

– Но он нужен мне! – вскричала я. – Он мне так нужен! Он снова сделал это! Бросил меня, не сказав ни единого слова. О, я ненавижу его, ненавижу его! – Я села и заплакала, закрыв лицо руками. – Это несправедливо, – всхлипывала я. – Он не имеет права так обращаться со мной! Почему он ведет себя как бесчувственное животное? Разве он не знает, что я люблю его?

– Он думает, что ты любишь Стивена, – мягко сказала Элиза. – Потому что тогда, на поляне, ты вспомнила Стивена, а не его.

– Но я думала, что Сет мертв! – в отчаянии крикнула я. – Я тогда ничего не знала. – Мне сказали, что Сет убит, и я поверила.

– Но перед тем, как эти люди похитили тебя, Стивен и Сет хотели, чтобы ты сделала выбор между ними, разве не так? Я полагаю, Сет решил, что в ту ночь ты сделала выбор. Он ждал, пока ты поправишься, и теперь он оставил тебя… Стивену.

– Он самый глупый, самый упрямый дуралей на свете! – взорвалась я. – Что он знает о женском сердце? Он эгоист, чудовищный эгоист…

– Он гордый, Рони, – поправила меня его мать.

– Да? И я тоже гордая! Если он думает, что я и на этот раз брошусь за ним следом… Нет! Я не поеду за ним. Я останусь здесь и выйду замуж за Стивена. И рожу сотню детей! Я больше не хочу его видеть! Никогда!

Я зарыдала, и все попытки Элизы успокоить меня ни к чему не привели.

В тот же день я сказала Стивену, что сделала свой выбор: я стану его женой. Он поцеловал меня в щеку и сказал:

– Это прекрасно, Рони. Мама будет так рада.

– Я полагала, что радоваться должен ты, – холодно заметила я.

Он засмеялся.

– Я счастлив! Я на седьмом небе от счастья! Разве ты не видишь? Просто ты сегодня слишком расстроена, потому что…

– Я не расстроена, – сухо возразила я, – я не хочу больше говорить о твоем брате, понимаешь? Я не люблю его, я люблю тебя. Он не заслуживает любви. Сегодня я это поняла. Пожалуйста, подумай, что можно сделать с разводом. Нам нужно пожениться как можно быстрее.

– Ты уверена? – осторожно спросил Стивен.

– Конечно, уверена.

Он по-мальчишески улыбнулся.

– Я полагал, что ты будешь радоваться чуть больше.

– Что? О… – Мне стало стыдно. – Прости меня, Стивен. Я счастлива. Как приятно знать, что ты совершаешь правильный поступок, принимаешь правильное решение. Поцелуй меня, пожалуйста, и я совсем успокоюсь.

Его поцелуй был нежен, но напоминал братский.

– Ты снова стала красавицей, – с нежностью сказал Стивен. – На тебя так приятно смотреть.

– Ты говоришь правду? – Я ущипнула себя за руку. – Смотри, мясо! Я даже немного растолстела.

Ради Стивена я старалась быть веселой, но большую часть времени все равно слонялась по замку, как привидение. Как-то раз я села в гостиной за фортепиано и машинально сыграла мелодию «Двух братьев». Лучше мне от этого не стало.

– Рони, хочешь, я тебе что-нибудь сыграю? – В комнату, весело улыбаясь, вошла Элиза Мак-Клелланд. – Я не слышала, как ты поешь, наверное, целую вечность.

– Я не хочу петь, – поспешно ответила я. – Горло болит. Я не могу.

«И на сердце очень тяжело», – подумала я, но вслух не сказала.

– У тебя не слишком радостный вид, – заметила она. – Мы можем поговорить о том, что тебя беспокоит, если хочешь.

– Нет, все и так хорошо, – сказала я. – Здесь не о чем говорить.

Тут я разрыдалась и выбежала из комнаты. Рождество мы отметили в замке Лесконфлэйр. Сет не приехал.

Гарт Мак-Клелланд и Стивен обсуждали предстоящее возвращение в Америку. Стивен очень скучал по детям. Гарт согласился записать Шона в Сорбонну на весенний семестр, но предупредил, что даст ему последнюю возможность показать, на что он способен. Если Шона снова выгонят, он поедет чернорабочим в Хайлендз.

Затем однажды утром, вскоре после Нового года, Стивен вошел ко мне в комнату. Я не помню, что я делала, наверное, как обычно, хандрила.

– У меня хорошая новость, Рони, – сказал он. – Ты скоро станешь свободной женщиной и сможешь выйти замуж. Наконец-то! А после свадьбы – я думаю, у нас будет маленькая, скромная свадьба прямо здесь, в замке, – мы поплывем домой.

Я удивленно посмотрела на него.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Он показал мне свернутую бумагу.

– Бумаги о разводе, Рони. Очевидно, Сет сам возбудил дело. Тебе осталось только…

– Что? Развод! Где? Покажи мне!

Стивен развернул бумагу и положил ее передо мной на стол.

– Мне это ничего не говорит, – сказала я разочарованно. – Здесь написано по-французски!

– Конечно, ты разве забыла, что мы во Франции?

– Что здесь написано? – спросила я. – Объясни мне, Стивен!

– Здесь написано, что наше собственное обращение осталось без ответа или затерялось в куче бумаг на столе у какого-нибудь чиновника, и Сет нас обставил. Он сам подал на развод, и у него, должно быть, очень хорошие юристы, потому что…

– Ты имеешь в виду, что он хочет развестись со мной? – с негодованием воскликнула я. – Я не верю! Где, где об этом говорится?

Стивен показал на соответствующий пункт, но для меня он был бессмысленным скоплением букв.

– Он не имел права так поступать! – сказала я, топнув ногой. – Это я могу хотеть развестись с ним! Из-за всех подлостей, которые он мне сделал.

– Тебе нужно только подписать, – сказал Стивен. – Вот здесь, внизу, под его подписью.

– Подписать? – взвизгнула я. – Я ничего не подпишу, ты слышишь! Он думает, что сможет так легко избавиться от меня! Как бы не так! Я отвезу эту глупую бумагу в Париж, – скатав документ, я размахивала им перед носом у Стивена, словно саблей, – и сама скажу Сету, что он может с ней сделать! Он не имел права! Этот безголовый болван, который даже не мог остаться возле меня, пока я окончательно не поправлюсь. Прыгнул на коня и умчался из-за каких-то идиотских предположений, что…

– Что ты любишь меня, а не его? – тихо спросил Стивен.

Я моментально умолкла и зажала рот рукой.

– О Стивен, Стивен! – Я обхватила его за шею, и он прижал меня к себе. – Что я говорю? Я не хочу причинять тебе боль, Стивен, но ты сам знаешь, как у нас с Сетом всегда получается. Мы оба цыгане. Мы не можем быть счастливы, сидя на одном месте. Нам надо путешествовать, сражаться, обманывать. Разве ты не видишь? Мы принадлежим друг другу и всегда принадлежали. С тех пор, как впервые встретились в России и старая цыганка Урсула нагадала, что моя жизнь станет и его жизнью. Он моя судьба, мой рок. А я его. Ах, это было так жестоко с моей стороны – сказать, что я хочу выйти за тебя замуж, а потом…