Текст книги "Проржавленные дни. Собрание стихотворений"

Букинистическая книга

 
Острый запах старых книг,
Шорох блекнущих листов,
И изысканный язык
Стихов.
 
 
Старомодные виньетки:
Розы, сердце и перо —
И Амур стрелою меткой
В грудь поникшего Пьеро.
 
 
От растрепанных страниц
Пахнет пыльной резедой.
На обложке – стая птиц
Проплывает над водой.
 
 
Под любовным мадригалом
Тонкий почерк написал:
«Губы ласковы и алы,
Сердце – ледяной кристалл».
 
 
Вижу белый строй колонн,
Старых лип густую тень
И закрывшую балкон
Темно-синюю сирень.
 
 
И дрожит французский томик
В легкой девичьей руке —
И не двинутся в истоме
Тени листьев на песке.
 

6 апреля 1952

«На грусть имею право…»

 
На грусть имею право,
На боль и на беду,
На свет печальной славы,
Что за собой веду.
 
 
Но ни за что на свете
Не соглашусь отдать
Безумного поэта
Святую благодать,
 
 
Вот этот озаренный
Открывшийся покой,
Навеки покоренный
Крылатою стрелой.
 
 
Влюбленными глазами
Душа моя жива,
И собирает память
Певучие слова.
 

5 июня 1952

«Это хорошо, когда суета…»

 
Это хорошо, когда суета
Молодая, веселая и живая,
Это хорошо, когда я занята
И усталая засыпаю,
 
 
Сокровенное зреет на дне,
В глубину уходя корнями, —
И взрывается вдруг в тишине,
Как певучее яркое пламя.
 

5 июня 1952

Сон

 
Ты в тишине мне говорила,
Я помню голос, не слова, —
Туманен облик Твой, Мария,
В ночи очерченный едва,
 
 
Но синих глаз святую нежность
И скорбь сухих от горя губ,
Их красоту и безнадежность
Забыть, проснувшись, не могу.
 

7 июня 1957

Жасмины

 
Пройдут века. И это горе минет.
Какой-нибудь влюбленный выйдет в сад,
И бледные, как облака, жасмины
Окрасит пурпуром закат.
 
 
И грусть Офелии, вернувшись издалека,
Прошелестит жасминною листвой —
И прозвучат шекспировские строки
Вечерней музыкой свободной и живой.
 

<1957?>

«Орфей в аду» Глюка

Д. Ш<епеленко>

 
Вползает в гору камень дикий,
Деревья бродят по земле,
Но не догонит Эвридику
Орфей на звонком корабле.
 
 
Поет закат и волны вторят,
Эллада меркнет за кормой.
Зачем божественное море
Седой покинул рулевой
 
 
И встала смерть за руль покорный?
И слышит в шуме ветра Глюк,
Как наполняет парус черный
Святая музыка разлук.
 

21 июня 1957

 
Черные розы твои, Эвридика,
Вечер качает на тонких стеблях.
Скорбью Орфея, простой и великой,
Полны аккорды, не смолкнут в веках.
 
 
Не расплескав, поднимаются волны,
Волны несут на певучих гребнях
Синюю пену стремительных молний,
Розы бессмертья в бессмертных морях.
 

21 июня 1957

«Лишь мечтать, мечтать не возбраняется…»

Р.

 
Лишь мечтать, мечтать не возбраняется.
И в ночной бессмертной тишине
Образ твой бесплотный проявляется
Легким контуром на полотне.
 
 
И спокойно складки покрывала,
Как у статуй, падают к ногам.
И рука прозрачная прижала
Чашу драгоценную к губам.
 
 
В этой чаше скорби и познанья
Желтое священное вино.
Лотосов индусских очертанья
Дышат мудростью и тишиной.
 

14 сентября 1952

«Оскудело сердце. Опустели…»

Д. И. Ш<епеленко>

 
Оскудело сердце. Опустели
Переполненные музыкой недели.
 
 
Над душой, исчерпанной до дна,
Наступила ледяная тишина.
 
 
Листья золотые надо мной
Разговаривают с тусклою луной.
 
 
И стоят засохшие цветы,
Как надгробные забытые кресты. —
 
 
Эту грусть вовеки не избыть,
Эту грусть вовек не разлюбить.
 

16 сентября 1952

«Осенних ржавых листьев…»

 
Осенних ржавых листьев
Сухое бормотанье.
Закат огнем неистовым
На праздник увяданья.
 
 
Малиновый малинник,
Червоный ясный клен
И розовый осинник
Струят легчайший звон.
 
 
В серебряной полыни
Запутались листы,
Небесной благостыни
Бессмертные цветы.
 

27 сентября 1957

Туман

 
В сумерках белый туман
Тянется из-за Ишима —
Сколько сказочных стран
Тихо проходят мимо:
 
 
Яблонь легчайший снег,
Голуби стаей белой,
Розы несет человек,
Розы – охапки целые,
 
 
Море на берег ведет
Белую пену прибоя;
Моря прозрачный лед —
Белое и голубое.
 
 
Бархат зимних степей,
Белая грусть жасминов,
Парус среди зыбей —
Белым крылом лебединым.
 
 
В белом руне облаков
Грозные к небу горы,
Строки белых стихов,
Белый хрустальный город.
 

28 октября 1952

«Затухает ночь. Затихнул чайник…»

 
Затухает ночь. Затихнул чайник.
Ветер затихает за окном.
Небо цвета человеческой печали
Наползает на забытый дом.
 
 
Хорошо послушать в час вечерний
Мудрую седую тишину —
Музыки безмолвное теченье,
Поднимающееся в вышину.
 

Ноябрь 1952

Памяти Герды

 
Тихий голос твой услышу
В дерзком шуме бурь ночных.
Быстро бегают по крыше
Звери на когтях стальных
 
 
И дерутся. Шерсти клочья,
Белой шерсти ледяной
Целый день до самой ночи
Мимо окон предо мной
 
 
Пролетают вихрем грозным,
Липнут к стеклам. И мороз
Белые ночные розы
Украшает в блестки звезд.
Зажигает блеском звезд.
 

8 ноября 1952

Буран

 
Закрою глаза – и поет прибой,
В море спускается вечер,
Алое море зовет за собой
В сверкающую быстротечность.
 
 
В высь кипарисы у древних скал,
Розы в огне закатном,
На золотистой шкуре песка
Водорослей ржавые пятна.
 
 
Нет. Не зима шелестит в трубе
Злой ледяной порошей —
Вьются глицинии по судьбе
Нежные и хорошие,
 
 
Теплое море у наших ног.
Вечная песнь прибоя.
Ветер, свернувшись, на берег лег
Сонной змеей голубою.
 

Ноябрь 1952

«Вы не прочтете никогда…»

 
Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летят.
П. Антокольский
 

 
Вы не прочтете никогда
Стихи, написанные вам, —
В те дни угрюмая беда
Пером водила по строкам,
 
 
Вы не узнаете теперь,
Как мимо звезд летит земля
И сколько счастья и потерь
В упругом беге корабля,
 
 
Какие штормы стерегут
Живых людей земли
И где нашли они приют,
Где грустно отцвели.
 
 
Вы не вернетесь никогда
В пустой холодный дом,
И будет медленно звезда
Качаться над прудом
 
 
И вдруг, запутавшись в ветвях,
На землю упадет —
Не удержать ее в руках,
Не разглядеть полет!
 

8 ноября 1952

«Ковшом «Большой Медведицы» …»

 
Ковшом «Большой Медведицы»
Не зачерпнуть до дна —
Сверкает, льется, светится
Ночная глубина.
 
 
Уйди и стань под звездами,
И руки протяни,
Лови в прозрачном воздухе
Летящие огни.
 
 
И в крови человеческой
Не звездное ль вино
Крепчайшим соком вечности
В стихи претворено.
 

9 ноября 1952

Ночь

 
Тьма обступила кругом,
Черная в окна глядится,
Маленький белый дом
Сжался замерзшей птицей,
 
 
Робкие крылья сложил,
Вздрагивает от ветра.
Бьется чуть слышно жизнь,
И не дожить до рассвета.
 

14 ноября 1952

«Последний луч, скользнувший по столу…»

 
Последний луч, скользнувший по столу,
Пропал за горизонтом безвозвратно.
И час печали – entre chien et loup —
Заполз в окно, чужой и непонятный.
 
 
Ни мрак, ни свет. Шевелятся в углах
Неумолимые земные тени,
На потолке качает злобный страх
Сухими щупальцами неживых растений.
 
 
И все земные грустные дела:
Обиды, вины, святотатства, беды
И то, что жизнь проклятью предала,
За мною бродят всюду следом.
 

21 ноября 1952

Иоланта

 
Я была слепа, как Иоланта.
Пахли розы в тишине садов,
И ручья дремотное «бель-канто»
Слышалось в прохладе берегов.
 
 
Приходили милые подруги,
Говорили нежные слова
И делили девичьи досуги.
Сеном пахла мягкая трава.
 
 
И скрипели на песке дорожки.
Осторожность медленных шагов,
И рука легко касалась кожи
На пути невидимых стволов…
 

26 ноября 1952

«Прозревшей мне сверкнули звезды…»

 
Прозревшей мне сверкнули звезды,
И пробил час, священный час —
И свет и яростный, и грозный
На миг блеснул и вновь погас.
 
 
Но помню. Помнить буду вечно
Снега. Пустыню. Дом пустой.
Склонившийся над книгой вечер
И свет лампады золотой.
 

28 ноября 1952

Мамонт

 
Он возник из тьмы тысячелетий,
Непонятный, грозный и косматый.
Над его заржавленным скелетом
Сон цветет, цветут чабрец и мята…
. . . . . . . . . . . . . . . .
Повстречать бы гостя в час вечерний,
Как он шел тропинкой к водопою,
Медленно шагал походкой мерной,
Грозною качая головою.
 
 
И земля стонала под ногами
Непонятного космического зверя.
Всё склонялось пред его клыками,
Люди прятались, таясь, в пещере.
 
 
Каменные палицы дрожали
И плотней запахивались шкуры…
На скале потомки отыскали
Мамонтов священные фигуры.
 

Декабрь 1952

«Наши предки, может быть, тоже…»

 
Наши предки, может быть, тоже
Воспевали любовь громогласно,
И по их волосатой коже
Проходило любовной дрожью
Завывание в честь Прекрасной.
 
 
Где-нибудь в лесу иль в пещере
Бились насмерть самцы угрюмо
И сходились, клыки ощеря,
И дыханье большого зверя
Было злобным, сухим и шумным.
 

14 декабря 1952

«Прости меня. Любить я не умела…»

М. Я<мпольской>

 
Прости меня. Любить я не умела.
Моя тяжелая и грустная любовь
Не синей птицей над тобой летела,
Не синей птицей пела над тобой.
 
 
Нам суждена желанная разлука.
Прости меня. Не вспоминай меня.
Стучат часы костлявым злобным стуком
И входит смерть, тугой косой звеня…
 

18 декабря 1952

«Горчайший яд воспоминаний…»

 
Горчайший яд воспоминаний,
Приход твой поздний узнаю
И по предчувствию страданья,
И по несбывшимся желаньям,
Что душу мучают мою.
 
 
Час сумерек, больной и жалкий,
Вползает тихо в тихий дом,
Как запах вянущих фиалок
Он расползается кругом.
 

23 декабря 1952

«Пока навстречу не раскрылась…»

 
Пока навстречу не раскрылась
Гостеприимная земля
И мне дана от Бога милость
Любить вечерние поля
 
 
И слушать чутко и влюбленно
Вечерний ветер в камышах
И перезвон дубрав зеленых, —
Высказывается душа
 
 
В стихах небрежных, торопливых,
Чтоб удержать, чтоб уберечь
Души певучие порывы
И сердца пламенную речь.
 

27 декабря 1952

«Стучит, стучит, стучит…»

 
Стучит, стучит, стучит,
Ритмично, четко, звонко,
Как будто мозг звучит
И бьется в череп тонкий.
 
 
Пульсируют виски
Под музыкою крови,
И сжатое в тиски
Больное сердце ловит
 
 
Какие-то слова,
Забытые когда-то,
Какой-то тихий вальс,
Старинный и крылатый,
 
 
Шумит родной прибой
Невиданного моря,
И скрипка и гобой
Какой-то песне вторят…
 
 
Какие-то слова,
Забытые когда-то —
Доносится едва
Прозрачный голос брата…
 
 
Стучит, стучит, стучит,
Ритмично, четко, звонко,
Как будто мозг звучит
И бьется в череп тонкий.
 

27 декабря 1952

«Хочется завыть, как воет волчица…»

 
Хочется завыть, как воет волчица,
Потерявшая маленьких своих волчат.
Ветер в окно и в крышу стучится,
Ветер – палач мой, палач и брат.
 
 
Боже, что делается за стеною —
Вьюжная, дикая пляшет гроза…
А здесь неотступно следят за мною
Кошачьи мистические глаза.
 

30 декабря 1952

«Настроив душу на высокий лад…»

М. Я<мпольской>

 
Настроив душу на высокий лад,
Животворящих сил отдать я не сумела —
И бродишь ты, мой нежный, юный брат,
По саду Муз устало и несмело.
 
 
И ранит чуткий слух железный вой трубы
И грозный окрик грубых барабанов, —
А на руке твоей, на линии Судьбы
Священный знак гонимых и избранных.
 

1 января 1953

Музыка. <вариант 1>

 
Мне вышел навстречу с балкона рояль,
Он мамонтом шел по аллее,
Но в сердце у мамонта пела печаль,
И сердце от песни болело.
 
 
Сиреневым облаком в чаще сирень
Дышит тревожно и сладко.
Бесшумные крылья расправила тень
И в сад прилетела украдкой.
 
 
И вспыхнула, первая в мире, звезда.
И медленно в поднебесье
Плывет и не спустится никогда
Земная печальная песня.
 

9 января 1953

Музыка в саду. <вариант 2>

 
Мне вышел навстречу с балкона рояль,
Он мамонтом шел по аллее,
Но в сердце у мамонта пела печаль,
И сердце от песни болело.
 
 
Тревожно и сладко дышала сирень,
И звезды дрожали на шкуре,
И сада ночного певучая тень
Запуталась в клавиатуре.
 
 
Косматою гривою шевеля
И хоботом ветви качая,
Он шел. Под ногами звучала земля.
Деревья и звезды звучали.
 

Январь 1953

Дрейф

 
Черной краской замазаны стекла,
Ни огня, ни звезды, —
И герань на окошке поблекла
От безмолвия и беды…
 
 
Черной кошкой бесшумно бродит
В тесной комнате тишина.
 
 
Снег и лед, острова, разводья, —
Карта ль Арктики иль стена?
Крепко вмерз мой корабль в льдину,
И дрейфует со льдами дом —
 
 
Капитану нельзя покинуть
Завоеванное с трудом,
 
 
Капитану нельзя оставить
На потеху ночных ветров,
На забвенье и на бесславье
Романтический флаг отцов.
 

12 марта 1953

Кораблекрушение

 
Штурмовали штормы дни и ночи
Твой корабль, плывущий наугад,
Облаков разодранные клочья
Провожали раненый фрегат.
 
 
Выли волны. Пеной ледяною
Слизывали с палубы людей.
И летел вдогонку за кормою
Огнедышащий крылатый змей.
 
 
. . . . . . . . . . . . . .
 
 
И любовь моя тебя не охранила,
Не спасла от смерти, не спасла —
Глубока подводная могила,
И незыблема подводная скала…
 

15 марта 1953

«Растрепанной книжкой – жизнь…»

 
Растрепанной книжкой – жизнь,
Много страниц потеряно.
В чем же теперь, скажи,
Ты, дорогая, уверена?
 
 
Пляшет безумный март
Над ледяными лужами.
Старый седой кошмар
Ластится снами ненужными,
 
 
Ластится и норовит
В горло вцепиться намертво —
Чтоб от такой любви
Сердце навеки замерло.
 

26 марта 1953

Чаепитие

 
Запоет, заиграет чайник,
Засвистит на тысячу ладов —
Точно птицы на лесной поляне
Пробуют звучанье голосов.
 
 
Медный чайник, видавший виды,
Знавший лучшие времена…
Мы прощаем людям обиды,
Допивая стакан до дна.
 
 
Старым золотом блещет влага,
Чайной розою пахнет чай…
Вот – в веках возникает слава:
Листья чайные. Солнце. Китай.
 
 
И идут, идут караваны
По пустыням. По морю бегут
Каравеллы, галеры, сампаны.
Смуглолицые капитаны
Драгоценные грузы везут…
 

27 марта 1953

«Я к тебе протягиваю руки…»

 
Я к тебе протягиваю руки,
Я зову тебя, но ты не слышишь,
И, аккомпанируя разлуке,
Частый дождь стучит, стучит по крыше…
 
 
Из-за сопок выплывает туча
Сизая с лиловыми краями
И блестит под молнией летучей
Огнедышащими парусами…
 
 
Я зову тебя, но ты не слышишь.
Я тихонько двери открываю.
Залетевший ветер влагой дышит
И листы из книжки вырывает…
 

6 августа 1953

«Не скрипнет дверь, приход твой возвестя…»

 
Не скрипнет дверь, приход твой возвестя,
И солнце в комнату с тобою не ворвется…
А дни безумные без удержа летят, —
Кто их вернет и кто назад вернется?
 
 
Всё медленнее сердца легкий стук,
Всё меньше рук для дружеских пожатий.
Последнее письмо пришлет последний друг —
И адрес навсегда утратит.
 

7–8 августа 1953

Дождь

 
Прозрачный бисер на стекле,
Узор тончайший вышит. —
Дожди проходят по земле,
Дожди стучат по крыше.
 
 
Спустилось небо на дома.
И в этой серой скуке
Попробуй не сойти с ума
От ветра, от разлуки,
 
 
От тусклой прямизны пустынь,
Где стонет под дождем полынь.
 

25 августа 1953

«Я не хочу благодарить тебя…»

 
Я не хочу благодарить тебя
За эту тишину, за небо и закаты.
Я заслужила всё, страдая и любя,
И правых нет, и нету виноватых.
 
 
За эту грусть, что слаще в мире нет,
За эту боль, что нет больнее в мире, —
Навстречу вспыхнул несказанный свет
В степях бесплодных сумрачной Сибири.
 

27 августа 1953

Туча

 
Скрывая полыхающий закат,
Она ползет, лиловая и злая, —
И листья порыжелые дрожат
И падают на землю, замерзая.
 
 
Она грозит угрюмою бедой:
Лавинами, метелями, ветрами.
И лужи перламутровой слюдой
Хрустят под разжиревшими гусями.
 

29 сентября 1953

«Сколько дней еще осталось…»

 
Сколько дней еще осталось,
Землю милую тревожа,
Проносить седую старость
Нам – бездомным, нам – прохожим?
 
 
Всё свое несем с собою:
Грустный груз воспоминаний
И записанный судьбою
Путевой журнал скитаний.
 

Сентябрь 1953

Ночь

 
Засохшая пустынная душа
Вся в трещинах от холода и зноя.
Даруй мне, Господи, чтоб я могла дышать
Вот этой звездною голубизною.
 
 
Раскрыта я в молитве пред Тобой,
Мои слова и мысли не лукавы —
Не бесталанною, не жалкою рабой
Стою я пред Тобой в Твоей бессмертной славе.
 

19 ноября 1953

«Тверской бульвар. Чириканье напропалую…»

Б. К<исину>

 
Тверской бульвар. Чириканье напропалую
Безумных воробьев. И пьяный дух листвы.
И ветер губы шалые целует,
Такой же молодой и ласковый, как Вы.
 
 
И Пушкин вдохновенный и суровый
Глядит, как проплывают облака,
И слушает – поет поэтов новых
Влюбленная крылатая строка.
 
 
«О, племя незнакомое!» Тебе ли
Отдать стихов тоскующую лень, —
Последний день лирической свирели
Вот в этот вешний благодатный день.
 

23 ноября 1953

«Ты встанешь утром рано…»

 
Ты встанешь утром рано,
Веселый майский ветер —
И убегут туманы,
Живущие на свете.
 
 
И розовое сердце
Проснувшегося бога
Звенит в легчайшем скерцо,
Замедленном немного…
 

4 декабря 1953

Б. Пастернак

 
Сестра моя Жизнь. Мальчишеский профиль арапский.
В трюмо убегает зеленый пленительный сад.
Московское детство – стихами и няниной сказкой,
И Скрябинские шаги по-прежнему в доме звучат.
 
 
По старой Мясницкой, как в детстве, стучат экипажи.
Ломаются строчки романтикой Скрябинских строк.
И лишь воронье в приоткрытую форточку скажет —
В какое тысячелетье их ветер скитаний увлек.
 
 
Молодость кончилась. Долгие годы изгнанья.
Кружатся вьюги. Поют голубые снега.
Я во сне прихожу, как влюбленная, на свиданье
К далекой Сестре, что как молодость мне дорога.
 

16 декабря 1953

«Золотые дни прошли…»

Борису Кисину

 
Золотые дни прошли.
Юность – даже не приснится.
Ходит бедный рамоли
И на девушек косится.
 
 
А кругом – Кавказских гор
Нерушимые громады,
А кругом – во весь опор
Мчатся с шумом водопады.
 
 
Языками ледников
Расползаются вершины,
И бессмертный звук стихов
Будит эхо по долинам.
 
 
Орлий клекот по утрам
В розовеющем тумане.
Зори утренние – храм
Божеству Воспоминаний.
 

19 декабря 1953

Метель

 
В плотно запертую дверь
Врывается метель,
Она ревет, как злобный зверь,
И ураганом дует в щель…
 
 
Трясет крючком, щеколдой бьет,
Смеется, пляшет и поет…
 

14 января 1954

«И небо, равнодушное, как вечность…»

 
И небо, равнодушное, как вечность,
Разглядывает звездными глазами,
Беззвучной музыкой скользя над нами,
Земную суету и быстротечность.
 
 
И поколения сменяют поколенья,
И возникают горы и моря,
Чудесный миф без устали творя —
Непостижимый подвиг вдохновенья…
 
 
Нам плакать или радоваться должно, —
Так Авиценна мудрый вопрошал, —
О чем поет бессмертная душа?
Какой предел тебе в веках положен?
 

21 января 1954

«Когда ты входишь в голубую ночь…»

 
Когда ты входишь в голубую ночь,
Хрустят снега под торопливым шагом
И звезды падают на землю, чтоб помочь
Тебе найти дорогу по оврагам…
 
 
Звенит мороз, стеклянный мир звенит, —
Стеклянных колокольчиков созвучья.
И ослепительный подъемлет щит
Луна сквозь переплеты черных сучьев.
 
 
Найти дорогу помогают мне
И звезды, и стихи твои, и память,
И расцветающие при луне
Льды голубые, ставшие цветами…
 

15 февраля 1954

Ветер

 
Он ворвался музыкой тревожной
И всю жизнь не покидал меня —
Потому брожу неосторожно,
Каблуками по земле звеня.
 
 
Что поможет заглушить тревогу?
Музыку навеки заглушить?
Пусть зовут лукавые дороги
На пропой и на помин души, —
 
 
Не пойду змеиною тропою
И цветов дурманных не сорву —
Листья опадают чешуею
И летят, гремучие, в траву…
 

7 марта 1954

«Крылатой юности неутолимой жаждой…»

 
Крылатой юности неутолимой жаждой
Наполнен каждый день и каждый час.
О, сверстники мои, мы вспомним не однажды,
Что эта жажда не уйдет от нас.
 
 
И пусть стучит, костлявая, перстами,
И пусть суров настороженный взгляд. —
Над Елисейскими блаженными полями
Проходят облака и ласточки летят.
 

25 марта 1954

«Наполненные музыкою руки…»

М. Я<мпольской>

 
Наполненные музыкою руки.
Горстями полными не вычерпать до дна
Тот океан – серебряные звуки,
Тот океан, где шторм и тишина.
 
 
Стекает с пальцев каплями тугими
И лунная и солнечная дрожь —
Таинственное, как баллада, имя,
Ты над судьбой отшельников цветешь.
 

31 марта 1954

«Медведица Большая…»

 
Медведица Большая
Заглядывает в дверь,
И жизни не мешает
Огромный звездный зверь.
 
 
Бесшумною походкой
Меж золотых цветов
Она встречает кротких
Детей и чудаков.
 
 
Над шумною тревогой
Земных кровавых дней
Ее светла дорога,
И тишина слышней…
 

13 июня 1954

«Облака над степью черным дымом…»

 
Облака над степью черным дымом
(Милый друг, как грустно на чужбине),
И стучат цветами ледяными
Пожелтевшие кусты полыни…
 
 
Я забыть стараюсь этот ветер,
Что навстречу мне поет протяжно —
В нем тоска иных тысячелетий
И морских просторов голос важный.
 
 
Я сама стараюсь петь дорогой,
Петь о том, что сердце не напрасно
Слышит сердца дальнего тревогу,
Что любовь по-прежнему прекрасна,
 
 
Что рука твоя ведет, как прежде,
И хранит, как прежде, образ твой —
Легкое дыхание надежды
Нимбом золотым над головой.
 

28 июня 1954

«Покатилась луна за крыши…»

 
Покатилась луна за крыши,
Укаталась от нас за Ишим,
Поднимается выше
Лунный дым.
 
 
Только дым полосой упрямой.
И сухая звенит земля,
И сухие травы
На полях.
 
 
Затерялся в ночных просторах
Развалившийся тихий дом,
И далекие горы
Поют тайком…
 
 
Я не слушаю песен дальних,
Льстивых песен земли чужой.
Всё печальней
Одиночества час ночной.
 

10 июня 1954

«Землю такую нетрудно забыть…»

 
Не всё ли равно – сказал он – где:
Еще спокойней лежать в воде.
 

Н. Тихонов

 
Землю такую нетрудно забыть —
Ветер. Песок. И полынь.
Голые сопки – верблюжьи горбы —
В мареве сизом пустынь.
 
 
Только стремительные облака
Всю красоту земли,
Всю белизну и прохладу цветка
В зное пустынь нашли…
 
 
С этой землею расстаться не жаль.
Да и не всё ль равно,
Где человечья седая печаль
Камнем пойдет на дно!
 

8 июля 1954

Дуэт

 
Стук шагов знакомых…
Неужели ты?
По ночному дому
В комнатах пустых?
 
 
Сосен скрип унылый…
Облетевший сад.
(Это, это было
Сотни лет назад.)
 
 
В старом мезонине
Слышен стук и вой —
В хламе, в паутине
Плачет домовой,
 
 
Плачет одичалый.
И забыт навек,
В опустевших залах
Плачет человек…
 

21 октября 1954

Смерть

 
И на моей беспомощной ладони
Крутая обрывается судьба —
Как будто бы вдали печально стонет
Начищенная вечностью труба.
 
 
Над капельмейстером длиннобородым
Крылатая вздымается рука —
Идут, идут покорные народы
Через столетия, через Века…
 

6 ноября 1954

«Старый Жук, тряся бородкой…»

 
Старый Жук, тряся бородкой,
Под дождем спешит домой…
Под стремительной походкой
Лужи брызгают водой…
 
 
В теплой кухне ждет Жучиха,
И пищат кругом Жучки…
Мама-Жучка входит тихо —
Мысли мамы далеки.
 
 
Скоро ль, скоро ль день минует,
И в вечерней тишине
Милый Жучку поцелует
Где-нибудь наедине!..