Текст книги "Ласточка"

– Вы же сказали, что они меня не приняли, нет? – усмехнулась Ника.

– Вот ты какая, видишь… Поэтому и не приняли. Эгоистична ты очень. У нас ребята другие. У нас дружба превыше всего. Наши правила не всем подходят. Времена сейчас такие, трудные. А у нас – как в семьдесят седьмом году.

– Или как в тридцать седьмом, – не удержалась Ника. – Наветы и оговоры. И расстрел на месте.

– Ника, Ника… – Олег покачал головой. – Мне тоже урок будет! А то я всё думаю, что все такие, как мои ребята. А есть и другие, оказывается. Нет уж, ты подожди минутку. Надо по-человечески, как же это… Народ! – громко крикнул Олег, взял два сигнальных флажка, лежащих на лавке и, привстав, помахал им. – А ну, срочно, все сюда!

Крупный полноватый Олег энергично махал около минуты, раскрасневшись, пока вокруг него не собралось человек тридцать подростков и несколько родителей. Игоря не было видно. Даша с Верунчиком скромно встали с боку, держась за руки, как маленькие девочки. Кирилл близко подходить не стал, Паша не пришел.

– Народ! – Олег вытер вспотевший лоб. – У нас случилось ЧП, даже два, этой ночью, в походе на выживание, вы в курсе. Хотел вечером у костра все разобрать, но вот ваш новый товарищ, Ласточкина Ника, собирается уезжать. Поэтому мы за глаза ее обсуждать не будем. Надо высказаться вслух и сейчас. Давайте. Кто что хочет сказать?

Все молчали, переглядываясь и перетаптываясь на месте.

– Кирилл! – кивнул парню Олег. – Ты бы поближе подошел! Ты ведь тоже участвовал.

– А чё я? – Кирилл не двинулся с места, наоборот, даже стал отступать. – Я – чё? Я ниче… Я вообще… Там… Сейчас… Я щас… – Сделав еще несколько шагов назад, он чуть не упал, наткнувшись на столбик от палатки, повернулся и иноходью припустился прочь.

– Ты вернешься? – крикнул ему вслед Олег.

– Да!

– Тоже новый человек, хороший парень, – покачал головой Олег. – Очень хороший. Честный, правильный. Не все пока получается, но потенциал огромный. Так, а где у нас Паша?

– Я попросил его на время обеда заменить меня, – сказал родитель, похожий на подростка.

– А, ну пусть подежурит, – кивнул Олег, – его точку зрения мы уже знаем.

– Я вот скажу… – Родитель-подросток выступил вперед, подтягивая шорты еще выше. – Я здесь третий раз, ну не здесь, с этим коллективом… Я здесь душой отдыхаю. И таких надо гнать! Кто мутит и портит. Вообще гнать. Мои дети здесь растут и воспитываются. И я рад. Вот так. А ее – гнать поганой метлой!

Ника вздрогнула, но ничего не сказала. Перевела взгляд на Олега.

– Будем рассудительны! – примирительно поднял руки Олег. – Вот такие у нас борцы за справедливость!

– Да! – неожиданно выступила вперед Верочка. – Дашка не скажет, а я скажу! Я говорить не умею! Кирюша очень благородный, он…

– Не про Кирюшу речь… – негромко подсказала ей Даша.

– Да! А она… из-за нее все сорвалось… и она обманула… бросила… мы ждали… одни… и меня избила…

– Даш, а ты-то где была, когда я Верунчика била? – не выдержала Ника.

– Главное, что ты не споришь, что била, – горько усмехнулась Даша. – Такую маленькую, слабую, ты, спортсменка, мастер спорта…

Олег покачал головой.

– Да-а… Ника… Спорт теперь – это не то, что раньше… Одна девушка бьет другую, слабую… Профессионал, как же не стыдно!

– Да они все на допингах с трех лет! – выкрикнул родитель-«подросток». – Бабы растут до метра восьмидесяти!

– Шестьдесят килограмм мышц, – вставила Даша. – И била девочку-инвалида.

– Кого? – обернулся к ней Олег.

– Да Верунчик же инвалид третьей степени! – тихо сказала Даша, так, что слышали только Олег, Ника и те, кто близко стоял. – Из-за… сердца!

Верочка ошарашенно посмотрела на Дашу, та погладила ее по голове. Олег воздел руки к небу. Родитель-«подросток» выкинул вперед кулак, как будто хотел в воздухе ударить Нику по лицу.

– Да вы что, все с ума сошли! – воскликнула Ника.

– Кирилл ушел ночью, потому что ему ее жалко было. У нее же такая трагедия в семье, – негромко, но внятно проговорила Даша. – А она его ногами же била. Надо сделать ему рентген. Почки отбила, наверняка.

– Да это подсудное дело! – закричал родитель-«подросток». – Не отпускать ее! Полицию вызвать! Я ничего не знал! Звоню!

– Подожди, Геннадий! – остановил его Олег. – Вызовем полицию, успеем! Надо посмотреть сначала, что там у него!

– Если он захочет показать вам свои раны… – усмехнулась Даша. – У него вся спина изранена! Как будто она его ножницами ковыряла…

– Его птицы поклевали… – сказала Ника, не надеясь, что кто-то услышит ее в общем гуле.

– Еще придумай что-нибудь! – Родитель-«подросток», подбоченившись, пошел на нее. – Давай-ка, знаешь, проваливай! А то я не знаю что я сделаю!

– Геннадий, Геннадий… – стал снова успокаивать его Олег.

– А что? Мне, что теперь моих малолетних детей никуда не отпускать, если здесь ходит такая маньячка?

– А мы с ней в одной школе учимся! – вздохнула Борода. – По стеночкам ходим! Так и ждем, кого она сегодня ножом пырнет или кто из-за нее в окно выбросится!

Верочка поправила большие очки и тоже горестно вздохнула, не отпуская Дашину руку.

– Какая же тварь! – покачал головой Геннадий.

Остальные родители молчали, только какая-то мама, одетая, как мальчик – в кепке набекрень, широких свободных джинсах, подпоясанных простой веревкой, черной борцовке, стала креститься.

– Нет, ну Олег, а что, мы ее отпустим вот так? Без протокола? – Геннадий вытащил телефон и стоял с ним, как с гранатой, отведя руку в сторону.

– Чеку держите, а то рванет, – вздохнула Ника.

Геннадий посмотрел на нее совершенно безумным взглядом, вдруг закричал – истошно и тонко: «А-а-а-а-а-а!..» – и пошел на нее, загребая тонкими ногами.

Ника не отходила со своего места. Олег, который не понял, что происходит, замер, а потом, когда Геннадий замахнулся, чтобы ударить Нику, подскочил и взял того за плечи.

– Гена, Гена…

– А? – Тот оглянулся на Олега, ничего не понимая, но застыл.

– Ты что?

– А? Так я… фу-у… – Геннадий выдохнул. – Думал, что… Говорит же – чека… Думал, граната у нее…

Кто-то из подростков засмеялся. Олег строго посмотрел в ту сторону. Смех стих.

– Я, знаете, что предлагаю… – вперед вышла Даша. – У нас в коллективе такого не бывает. Никто никого не бьет, не бросает на полпути в походе, без палатки, без воды…

– Да вообще! – раздалось несколько голосов.

– Я же говорю – гнать! – встрял пришедший в себя Геннадий.

– Нет, я думаю, Олег Александрович, давайте ее оставим на перевоспитание. Прикрепим к ней кого-то…

– Возьмешься? – улыбнулся Олег.

Они говорили так, как будто Ника не стояла рядом.

– Конечно, – тоже улыбнулась Даша. – Составим список трудовых повинностей. Послушаний! – Она остро глянула на Нику. – Каждый вечер будем обсуждать, есть ли позитивные сдвиги. Записывать, под протокол. Как мы погоду и ветер записываем.

– Да сортир пусть моет до конца смены, и всех делов! – крикнул Геннадий.

– Хорошее предложение, – кивнул Олег обоим. – Так, голосуем. Значит, так. Ставим на голосование два пункта: выгнать Ласточкину или оставить на трудовое перевоспитание и прикрепить к ней Дашу Хабанову. Так?

Ника оглядела собравшихся. С кем-то она училась в одной школе. С некоторыми познакомилась за неделю здесь. Ей все казались такими милыми, хорошими, с этой мамой, одетой, как мальчик, она пару дней назад вместе дежурила на кухне, немного разговорилась, рассказывала про свою спортивную школу… А где же Кирилл? Неужели так ничего не скажет? И Паша… Ладно Дашка – у нее что-то неладно, это же ясно, и Верунчик, но все остальные – за что они так возненавидели ее? Неужели ни один человек ничего не скажет в ее защиту? И где же Игорь? Куда он мог деться? Нике показалось, что некоторое время назад она видела мелькнувшую где-то вдалеке его светло-серую футболку с ярко-красной эмблемой, но на поляну он не вышел.

– Подождите! – Ближе к Олегу пробралась, спотыкаясь, полная мама, приехавшая сюда с двумя очаровательными близняшками лет десяти, Ника как-то вечером сидела с ними у костра. – Ну как же мы так! Так же нельзя!

Ника даже сделала шаг ей навстречу. Не может быть, чтобы ни один человек не возразил на все эти немыслимые обвинения. Кто-то же должен встать на ее сторону!

Олег вопросительно посмотрел на эту маму.

– Слушайте, ну как же это! – взволнованно продолжила та. – Ведь поездка платная! Ее родители деньги заплатили! Как мы можем ее выгнать? А деньги? Что, возвращать их? Вот я бухгалтер, я скажу вам – это очень сложно будет все провести. Начнется – почему да как… Олег Александрович, пусть лучше остается на перевоспитание! Я – за!

– А если она опять кого-то порежет? Или почки отобьет? Нет, это еще разобраться надо! – Геннадий, подбоченившись, вышагивал по поляне, размахивая телефоном. – Что, охрану к ней приставить?

Ника чувствуя, что у нее не хватает воздуха, чтобы выдохнуть острый комок, сдавивший ей грудь, резко развернулась и пошла прочь, не оборачиваясь ни на кого. У самого выхода с поляны она увидела Пашу, который стоял там за большой сосной, прятался.

– Ника, подожди… – тихо окликнул ее подросток.

– Что?

– Что они… сказали…

– Паш… – Ника прошла мимо него, качая головой. – Ты не слышал? Сказали, что я маньячка. Предложили перевоспитать. И… Ладно!

– Ника…

– Ну что?

– Я тебя провожу… до остановки…

– Ты ж на дежурстве вроде как.

– Я… я брошу дежурство…

– Зачем? Лучше бы пошел и сказал им, что все не так было.

– Кто мне одному поверит? – пробурчал Паша. – Я-то чё… Я, в принципе, за тебя… Я вообще… Давай мне свой спальник, чё ты с ним… Я привезу, там, потом в Москве… отдам…

Ника обошла его и быстро пошла дальше по тропинке, Паша прошел несколько шагов за ней, увидел, что его догоняет Игорь, тоже спешащий за Никой, и отошел в сторону.

– Подожди! – Запыхавшись, Игорь наконец догнал девушку. – Ну ты и чешешь… Ноги длинные…

Ника остановилась и молча посмотрела на него. Где он был только что? Мелькнул и пропал. Что-то изменилось в нем с сегодняшнего утра, что-то появилось другое. Или проявилось то, чего она не видела.

– Я слышал самый конец. Это бред. Они бредят. Коллективное помешательство.

– Почему вы это им не сказали?

– Они не слышат нормальных слов, ты разве не поняла? Так бывает. Каждый в принципе неплохой человек. А вместе получается агрессивная толпа, которая может уничтожить, не отдавая себе отчета, что происходит. Коллективный разум – штука сложная, загадочная.

Ника пожала плечами – это все, что он может сейчас сказать? – и попробовала пойти дальше.

– Подожди, пожалуйста.

Ника снова встала.

– Что?

– Правильно, что в такой ситуации ты уезжаешь…

Девушка кивнула.

– Что-то еще, Игорь?

– В общем… Я о другом. Ты же будешь у меня сниматься?

– Нет, – пожала плечами Ника.

– Ты подожди, – попытался остановить ее молодой человек, увидев, что она решила идти.

– Руку отпустите, пожалуйста. – Ника говорила просто, не зло, но так, что Игорь снял руку с ее плеча.

– Послушай меня. Мне нужно такое лицо. Я давно его искал.

– Лицо? – усмехнулась Ника. – Лицо?!

– Да, лицо. Я сниму твое лицо. На тебя будут все смотреть. Ты можешь ничего не играть. Вот так смотри, и все. Стой, отворачивайся, улыбайся…

– Фильм про что будет? Про лицо?

Игорь засмеялся.

– В том числе. Таких лиц – одно на миллион. Не в красоте твоей дело.

– А в чем?

– В другом чем-то. Загадка. Хочу ее разгадывать. Ну, как? Просто так не уезжай. Дай мне слово.

– Нет.

– Почему? Лишь потому, что я…

– Потому что мне это не нужно.

– Это нужно мне, Ника. Сделай это ради меня.

Ника от удивления даже засмеялась, хотя вся ситуация была совсем не смешной.

– Ты прекрасна, когда смеешься. Прекрасна, когда сердишься, когда молчишь, когда вот так смотришь, в фас, в профиль… Прекрасна. А что это – я не знаю. Но мне нужно на это смотреть и снимать тебя. Это уже мое. Я теперь без этого… – Игорь чуть помедлил, ничего больше не сказал, но смотрел выразительно, и не было сомнений, что именно он хотел сказать.

– Зачем же вы тогда… – Ника почувствовала, как предательские слезы мгновенно выступили на ее глазах, – с Дашкой… И потом… Как ваша жена… дети…

– Жена и дети? – удивился Игорь. Проверяет, наверно, глупая девочка. Влюбилась и проверяет. – А при чем тут Даша? Даша – это…

– Я не хочу ничего этого слышать. Пожалуйста. У меня больше нет сил ни на что. И я… опоздаю на автобус. Мне два раза пересаживаться, чтобы доехать до аэропорта.

– Хочешь, дам денег, поедешь на такси?

Ника усмехнулась и молча пошла дальше.

– Нет уж, от меня так не уходят. Подожди. – Игорь опять остановил ее за руку. – Кстати, никакой жены нет. Тем более детей. Не нашлось пока такой женщины… – Игорь выразительно посмотрел на Нику.

– А Даша?

– Даша? – засмеялся Игорь. – Ты издеваешься? Даша – это Даша. Это другое…

– Я так не хочу.

– По-другому не бывает.

Ника смотрела на такое хорошее лицо Игоря. Правильное, милое. Чудесные глаза, чуть большеватый, но красивый рот, твердый подбородок… Да, наверно, это нравится не только ей. Красавчиком его никто не назовет. Но в нем есть что-то такое, невероятно привлекательное – сила, уверенность в себе, свет… Неужели она все это придумала? И ничего этого на самом деле нет?

– Не бывает? – переспросила она.

– Нет. – Он пожал плечами. – Это нормально. Много женщин. Любишь одну.

– Кого любите вы?

Игорь чуть помедлил. Потом осторожно провел рукой по ее щеке и сразу убрал руку.

– Сегодня утром мне показалось, что я встретил девушку, чтобы ее любить…

– И что же случилось потом? – Ника отступила от него на шаг.

Игорь пожал плечами.

– Не знаю. Да ничего собственно не случилось.

– Больше не кажется?

Он внимательно смотрел на ее лицо. Да, вот так, наверно, и надо играть ту сцену, которую он переписывал раза четыре. Все не мог найти к ней ключ. Да, вот так. Она как будто совершенно невозмутима. И непонятно, что это, как так может быть. Потому что ей больно, потому что ее всю переворачивает. Но она не будет ни плакать, ни требовать, ни упрекать. Она просто смотрит прекрасными глазами, в которых все – прошлое, настоящее, будущее. И все бывшие упреки, клятвы, просьбы забываются под этим ее взглядом. Просто смотрит и молчит – то ли прощает сразу и все, то ли никогда не простит. И это так здорово.

Ника, видя, что он молчит, едва заметно вздохнула и снова повернулась, чтобы уйти.

– Кажется, – сказал быстро Игорь. – И даже не кажется, а…

– А мне больше ничего не кажется, – совершенно просто, как будто ответила, который час, произнесла Ника, закинула за спину рюкзак и ушла.

– Я тебе позвоню! – крикнул ей вслед Игорь. – И напишу!

Нике казалось, что вот он сейчас ее догонит. Он все объяснит. Или он скажет, что ничего с Дашей не было. Или хотя бы, что ничего больше не будет. Он уедет с ней, потому что просто невероятно то, что произошло. Она ни в чем не виновата, вообще ни в чем, а ее унизили, выгнали. Но нет. Игорь ее не догнал. Он остался с ними – с массой равнодушных, злых, недоброжелательных людей. Каждый из них по отдельности, возможно, хороший человек. И лично ничего плохого к ней не чувствует. Но вместе они почему-то объединились против нее.

Когда Ника обернулась, перед тем, как спускаться в поселок, Игоря уже на тропинке не было. Ника позволила себе поплакать на ходу. Сесть на землю и плакать всласть – чего хотелось больше всего – она не могла. И времени не было – автобус отходил через пятнадцать минут, а идти еще было очень далеко, и, главное, она себе такого не позволяла. Поскорей бы приехать домой, обнять отца, сесть на свой диван, взять в руки большую чашку, которую она когда-то дарила Анне, сама ее расписывала, а теперь всегда пьет из нее чай. На чашке – домик, солнце, деревце, девочка и мальчик, собачка… Все как положено. Как всегда раньше рисовала Ника, когда была маленькой.

Мальчик со временем стерся, и солнце наполовину тоже. Символы, символы… Простые символы. Почему стерся именно мальчик с этой чашки? А не деревце, не девочка? И солнце – остался один огрызок, как желтый полумесяц. И все равно Ника любит эту чашку, держит ее так же, как много лет держала Анна – двумя руками, грея руки, улыбаясь из-за огромной чашки. Большие мамины глаза – темно-серые, удивительного цвета, темнеющие иногда до черного, отсвечивающие на ярком солнце зеленым, синим. У Ники точно такие же глаза, только нет морщинок под ними, брови чуть светлее, и еще что-то другое, неуловимое. Свет юности, наверно.

Ника на ходу полистала фотографии в телефоне. На одном из снимков, где ее снимал Игорь ее же камерой, вчера, ближе к вечеру, она была удивительно похожа на мать. Так Анна раньше смотрела, так улыбалась. Что имел в виду Игорь, когда говорил, что у нее необыкновенное лицо? Лицо как лицо. И даже не слишком правильное. Чужая душа – потемки. Как хочется понять человека, и как иногда становится страшно, когда ты понимаешь, что им руководит.

Игорь вернулся в лагерь, походил туда-сюда, подсел к Олегу, отошел, потому что Олег писал ежедневный дневник – сейчас нужно было описать собрание, на котором обсуждали «поступок» Ники. Игорь поснимал море – поднялись волны, и сверху, где был лагерь, открывались постоянно меняющиеся виды на горы и на море. Сейчас было очень красиво, впрочем, как всегда.

Игорь маялся, пил воду, пытался звонить маме – связь была плохая, и ладно, все равно пришлось бы говорить не о том, что его сейчас мучило. Решил перечитать сценарий, не читалось, просмотрел фотографии, которые успел вчера и сегодня сделать – все не то, все не так… Искал фотографию Ники на фоне высокой горной гряды, там еще было такое низкое облако… Не нашел – вспомнил, что она осталась в ее телефоне. Самая лучшая фотография, вот с тем неповторимым выражением – задумчивым, лукавым, чуть вопросительным, и вопрос не настойчивый, на него не надо отвечать, просто приятно, что тебе задают такой вопрос. Каштановые недлинные волосы так красиво обрамляют лицо, нежные розовые губы сложены в легкую полуулыбку. Черт, как теперь заполучить это фото? Никак, если она не захочет с ним общаться. Игорь еще походил по лагерю и решил прогуляться к морю, несмотря на жару.

– Я с тобой! – весело подхватила его под руку Даша, где-то болтавшаяся все время поблизости и тут же подскочившая, когда он стал спускаться в сторону моря. – Купаться пойдем?

Игорь снял ее руку.

– Даш…

– Что? – задорно вскинула брови Даша.

Она успела их подщипать, и две тонюсенькие рыжеватые ниточки поползли сейчас вверх. Толстый лоб собрался некрасивыми складками. Даша стояла перед ним, широко расставив ноги, упершись кулаками в бока, открыв рот.

Игорь заметил крохотный шарик переливающегося черного пирсинга около рта. Как он мог не видеть его раньше? Целовал вроде… Хорошо, что не наткнулся… Он ненавидит проколотую металлом плоть. С трудом соглашается даже с сережками. Но уши – это уши. А животы, тем более губы, носы, надбровия… Даша почесала живот, задрав майку. Игорь усмехнулся, увидев блестящий шарик около пупка. Что-то он все вообще просмотрел. Чем смотрел, чем думал? Вообще не смотрел. И думал другим местом. Как обычно в таких случаях, отвращение было сильнее, чем полученное удовольствие. Это он тоже за собой знал. Блудоватый Игорек появится, наблудит и спрячется, а останется высокодуховный, тонко чувствующий, брезгливый Игорь Донской, который любит красивое, хорошее, который предпочитает смотреть себе самому в зеркале в глаза спокойно и уверенно, чтобы воспоминания вчерашней ночи не портили ему настроения.

– Идем? – настойчиво продолжила Даша, взяв его за руку.

Игорь снял ее руку.

– Нет, Даш. Я пойду один.

– А чё так? – Даша цыкнула зубом, как настоящая пацанка, и сплюнула. – Всё, наигрался? Обидел девушку и в кусты?

Не жалкая, не беспомощная, не ребенок, не доверчивая. Плакала же, он пожалел ее… Говорила, какая она некрасивая… Он взял и доказал, что вполне даже ничего… Если бы можно некоторые свои мысли не пускать в голову. Но это же мои мысли, они рождаются у меня в голове и не нравятся мне самому. Как это может быть? Я – сложный, я – разный, я – противоречивый, не это ли самый интересный предмет искусства?

– Ладно… – Даша попробовала крепко обнять его, ткнувшись носом в шею. Видимо, хорошо отработанный прием. – Игоряша…

Невозможная конфигурация имени, если нужно взорвать Игоря – назови его Игоряшей. Девушка этого не знала, конечно. Так же как не знала, что если Игорь отстранился, придумывает, фантазирует, просто размышляет, ловя новые, неожиданные мысли, или пробегая по уже придуманному сюжету, что-то уточняя, меняя в голове, развивая по-другому, не надо его трогать.

– Ты мне такая не нравишься, Даш, – усмехнулся Игорь, еле сдерживаясь, и с силой отцепляя Дашу от себя.

– Какая? – решилась продолжить Даша, хотя проще бы ей сейчас было уйти, не раздражать дальше Игоря.

– Грубая, хамская, простая. – Раз хочет, он продолжит. – И от пирсинга меня тошнит.

– А-а… это… – засмеялась Даша и одним щелчком сбросила шарики с живота и с губы. – Это клеится, временно.

– Для привлечения самцов? – тоже улыбнулся Игорь.

– Ага… для красоты… Красота – страшная сила… – Даша не понимала, как себя вести. Вроде он говорит неприятные вещи, но смотрит при этом как-то даже весело… Непонятно.

– Ты правда думаешь, что кто-то будет к тебе серьезно относиться, если ты… – Игорь помедлил, – вот так будешь себя вести?

– Как? – покрутила плечами Даша, пробуя свести все к шутке.

– Готова на все и сразу.

– В смысле?! – Даша стала пунцоветь.

Краска поднималась от груди к толстой шее, ушам, ползла по подбородку, пухлым щекам, до самых глаз и выше, к мясистым надбровиям, лбу, усеянному большими расплывшимися веснушками, пегим волосам, которые Даша сейчас попыталась распустить, и они висели неаккуратными прядками, делая ее похожей на кого угодно, только не на женщину, с которой час назад Игорь так опрометчиво был близок. Шалфей, тимьян, лаванда, горы, бледно-сиреневые стрекозы, огромные шоколадные бабочки, чужая молодая плоть, такая доступная, такая неожиданно и остро желанная – на мгновение, на мгновение… И это мгновение, кажется, ему слишком дорого стоило. Черт, черт…

До Игоря начало доходить, что вряд ли он так легко вернет Нику. Он нашел героиню. Он – идиот. Возможно, он нашел даже больше, чем героиню для фильма. Но эту героиню он искал полтора года. Он знал это лицо, этот профиль, знал, как она идет, как улыбается, слышал ее голос, видел ее фигуру, как она резко поворачивается, как легкая улыбка при этом трогает нежные светлые губы, он знал ее давно, знал это нереальное сочетание женственности и силы, резкости и грации. Но не мог найти. Откладывал съемки, дотянул до конца лета. Согласился на компромиссный вариант, утвердил актрису, которая ему не нравилась, и поехал сюда. Приехал и встретил ту, которую придумал, увидел, нарисовал в своей голове. Ее сильно обидели, явно незаслуженно. Он подошел в самом конце, но того, что он услышал, было достаточно, чтобы взорвать любого. А она сдержалась – не кричала, не спорила, не плакала, не обвиняла никого, не просила ее защитить – ведь Паша, например, знает, что Кирилла никто не бил, и Игорь знает. Она просто ушла. Теперь он понимает: то, что говорила ему о Нике Даша, – вряд ли правда. Игорь постарался не думать об этом, прощаясь с Никой, это ему очень мешало… Надо было спокойно подумать. Надо было поговорить с Никой. Надо было…

– В смысле? Ты чё сказал? – Даша дергала его за рукав. – Ты чё про меня сказал? Ты пошутил, да? Эй! Ты чё завис?

Игорь резко сбросил ее руку и вернулся на поляну. Поискав глазами Кирилла и Пашу, нашел обоих, подошел к Кириллу, оторвал его от телефона, взял за плечо, подросток стал было отбиваться, но увидев взгляд Игоря, затих и поплелся за ним к Паше, который сидел на месте дежурного под сосной у входа на поляну.

– Ну-ка, орлы, по одному и без запинки. Ника – какая она?

Парни переглянулись, глупо заулыбались, Кирилл стал яростно чесать щеку.

– Блин, укусил кто-то… бли-ин… куса-ают…

– Ну! – поторопил их Игорь.

– А чё сказать? Ну, она…

– Она встречалась с кем-то в школе? Даша сказала, у нее какие-то бурные истории были…

– Да не… – Паша махнул рукой. – Она… часто… это… Ее нет… она на сборах… и там… это… она вообще… учится… хорошо…

– Ага… – закивал Кирилл. – Хорошо учится… она… и на сборах… по лыжам…

– Как же вы плохо говорите, мальчики! – усмехнулся Игорь.

Пацаны недовольно переглянулись.

– Чё?

– Да ладно, проехали. Ну, то есть вы не знаете, не слышали никаких историй про Нику с… какими-то парнями… Никто из вас из окна не прыгал из-за нее, никто вены не резал…

– Из нас? – переглянулись пацаны.

– Не из вас лично. Из… ваших школьных… гм… друзей-товарищей… Никто с ней не спал и не прыгал из окна потом, я так понимаю?

– Это Даха наболтала? – Кирилл неожиданно просто затрясся от смеха. Длинное худое тело его при этом заходило в разные стороны. – У нее фантазия… ваще… ну ваще…

Паша, наоборот, нахмурился.

– Ну, это… Не… Это вранье… Я могу… Я вообще… Не-е… Не было… Даха… ваще… Даха ваще…

Игорь, которому было важней всего услышать это, не мог при этом не удивляться, разговаривая с мальчиками. Ведь им по шестнадцать лет, и ребятам в его сценарии – столько же. Если принять, что перед ним сейчас два очень разных и вполне среднестатистических подростка, «корректная выборка», как сказали бы социологи, то его сценарий можно одним щелчком отправить в корзину. И сесть переписывать заново. Он писал о таких подростках, какими были его друзья и он сам, двенадцать лет назад. Или каким они себе казались. Но по крайней мере они умели говорить. Эти – нет. Возможно, они умеют писать – пишут в социальных сетях комментарии, спорят, философствуют. Возможно, пишут так же, как говорят. Можно надеяться, они научатся говорить чуть позже. Или уже не научатся. Поступки их назвать инфантильными нельзя. Они просто не совершают поступки. Они инфантильны до идиотизма. Не случайно – любимая, повторяющаяся, бесконечно смешная им самим шутка: «Ты – дебил?» Это смешно всегда. Они повторяют ее с утра до вечера. Игорь даже перестал ее слышать. Это как цикады. Ты дебил? Ты дебил? Ты – дебил…

Дебил – настоящий дебил он, Игорь. Он послушал Даху. Хорошо назвали ее мальчики сейчас. Она – Даха, не Даша. Послушал, купился… Если бы на красоту. А то – пожалел! Ноги у нее толстые, не сходятся внизу, кривые, шея толстая, глаза навыкате, мальчики ее не любят. Зато он полюбил, на поляне, среди шалфея и стрекоз… Дашу, которая из зависти оболгала Нику, а он, умный, взрослый, тонкий, который пытается людям рассказывать о них же самих, – повелся. Черт!..

Игорь кивнул пацанам и быстро пошел к своей палатке. Сборы заняли у него немного времени. Через пять минут он уже коротко попрощался с Олегом.

– Ну что же ты! – качал головой Олег. – Вечером костер будет! Ребята петь будут, они у нас такие песни пишут! Спели бы!

– В другой раз, Олег, спасибо!

– Ну давай. А что сам заторопился-то? – Олег хитро смотрел на Игоря. – За Ласточкиной, что ли, решил дунуть? Мне сказали, что ты на нее глаз положил… Осторожнее, она девушка непростая… Говорят, она…

– Не то говорят, Олег, не то. Да, я за ней. Что ж она, такая красотка, будет одна добираться на перекладных?

– Давай, дерзай. – Олег похлопал приятеля по плечу. – Хорошо, что приехал. Еще приезжай. У нас, видишь, как – двери открыты. Мы хорошим людям рады. Здоровый коллектив – чужое сразу выталкивает, отторгает. Понимаешь?

– Ну да, ну да… Олег, мне кажется, не всегда коллектив бывает прав…

Олег, не понимая, улыбался.

– Как? Как может быть коллектив не прав?

– Так и может.

– Нет. Игорек, ты художник, у тебя абстракции, придуманный мир. А у меня реальный опыт. Коллектив всегда прав. «Как все» – это формула успеха, понимаешь? Будь как все, и ты никогда не проиграешь.

– Лидер, как правило, совсем не похож на свой коллектив, Олег, – попытался возразить Игорь.

– Ты о ком? О мировых тиранах? Высоко летишь, далеко глядишь! – засмеялся Олег. – При чем тут это? Я – практик, я говорю о наших ребятах. Они здесь учатся быть частью коллектива, оставаясь при этом личностью. Это долгая кропотливая работа. И результаты ты видишь. Здоровый организм чувствует чужеродное что-то – пулю, занозу, опухоль… – и отторгает. Все. Хоп! И нету! А за этим – годы работы! Вся моя жизнь в этом! Я их, наверно, больше, чем своих детей, люблю.

– Почему? – не удержался, спросил Игорь. Уж больно завиральная и жесткая схема у Олега. Не прорвешься сквозь нее. Нет слабых мест. Уверен – во всем.

– Да свои меня тоже меньше любят, чем эти. Ты видел Дашку? Это же такой человечек… Как посмотрит своими глазами, прямо чувствую, что в большой ответственности за нее, потому что верит мне. А свои – спорят, хамят, по-своему делают… Да главное не это, главное, мы с этими ребятами – одно целое, вот как на собрании сейчас – все объединились, все! Это же так здорово! – Олег улыбнулся щербатым ртом.

Игорь пожал руку Олегу и ушел, чувствуя себя нехорошо. Не пожимать было руки? Несколько лет они с Олегом – если и не друзья, но добрые приятели вроде. А пожав руку, как будто согласился с тем, что тот сказал. А ведь всё не так. Всё ровно наоборот. Олег – слепой и глухой. Или хочет быть слепым и глухим. Его «здоровый коллектив» уничтожил Нику – вот кто еще на самом деле ребенок, а не толстая, порочная, лживая Даха. Как он мог так ошибиться? Как он мог увлечься Дашей – пусть на короткое мгновение, почему позволил себе, точнее не себе – своей плоти, – это приключение, ничтожное, жалкое…

Игорь прибавил шагу. Может, он еще и догонит Нику, если не на остановке, то в аэропорту – точно. Он возьмет такси и приедет туда раньше. Рейсов куча, билет точно будет. Не в билете дело. Ему не просто улететь надо. Ему Ласточкину перехватить нужно… на лету. Игорь обернулся, щелкнул напоследок пейзаж. Решено. Снимать здесь. Снимать Ласточкину. Снимать все по-другому. Переписывать, переделывать, передумывать все заново. Но с одним условием, которое он ставит сам себе. Любой ценой – но все его мысли и мечты воплотить должна она и никто другой.

Даша, прищурившись, ковыряла зуб ногтем. Да, вот это облом так облом. Но еще не вечер… Давно ей так в морду не плевали… Давала она себе зарок с парнями… Пока ни одна ее связь не заканчивалась хорошо… И долго не длилась… Бросались парни сначала на нее, потом от нее – врассыпную… Боятся… Не выдерживают ее напора, силы личности… Это все понятно… Даша сплюнула кусочек непрожеванного мяса, застрявшего между зубами. Но Игорь-то, Игорь… Ведь он уже был у нее в руках… Да как увлекся ею… Она не помнит такого… Хотя взрослый у нее был только один, и тот был слишком взрослый, старый, можно сказать, – папа Верунчика, спешил тогда, боялся, трясся, что Верунчик домой придет, убежал тут же, точнее, Дашу вытолкал, даже зря все это было, вспомнить нечего, позор один. А Даша лишь хотела понять, как это со взрослыми мужчинами, с пацанами все как-то неловко и гнусно пока было…