Текст книги "Любовь к трем ананасам"

Хвостатая зеленоносая мартышка! Профессору такие часто встречались в экспедициях. Эти любопытные зверьки совершенно не боялись людей и часто забирались прямо в палатку к путешественникам в надежде чем-нибудь поживиться.

Обезьянка снова защелкала, и вдруг мех у нее на животе зашевелился, и оттуда выглянула еще одна мордочка, гораздо меньше.

На животе у мартышки удобно устроился детеныш.

– Весьма сожалею, – вежливо проговорил профессор, – но ничем не могу вас угостить. Я сам нахожусь в довольно затруднительном положении…

Однако мартышка, судя по всему, и не просила угощения. Она с интересом оглядела узника и скрылась среди ветвей.

Валентин Петрович разочарованно вздохнул: с обезьянкой по крайней мере можно было поговорить по душам, и он не чувствовал себя таким одиноким!

Но не успел он расстроиться, как снова послышалось щелканье кастаньет, и знакомая мордочка показалась среди листьев.

Мартышка протянула вперед лапку, в которой был зажат крупный спелый банан. Просунув банан сквозь прутья решетки, она опасливо отдернула лапу.

– Спасибо, дорогая! – расчувствовался профессор. – Я тебе очень признателен!

Тут же высунул мордочку детеныш и что-то обиженно прощелкал матери, пытаясь протянуть крошечную лапку в клетку. Взрослая мартышка шлепнула его по лапе и сердито заверещала.

– Ты оторвала банан для меня у собственного ребенка! – поразился профессор. – Это уже чересчур! Так нельзя! Возьми его обратно! Все лучшее детям!

Но обезьянка снова защелкала, вытащила откуда-то второй банан, ловко очистила и отломила кусок для своего отпрыска.

Профессор успокоился, очистил свой банан и принялся за трапезу. Только теперь он понял, как проголодался.

Так они некоторое время сидели втроем и дружно лакомились бананами.

Через несколько минут, когда с фруктами было покончено, листья снова зашевелились и на ветке рядом с клеткой профессора появились еще две мартышки. Одна из них была покрупнее и держалась с уверенным, хозяйским видом. Оглядев Валентина Петровича, эта мартышка повернулась к первой и что-то сердито прощелкала. Должно быть, это был ревнивый самец, который собирался устроить семейную сцену своей легкомысленной супруге. Первая обезьянка явно принялась оправдываться, и вскоре в обезьяньей семье снова воцарился мир.

– Вот было бы здорово, если бы вы помогли мне выбраться из этой клетки! – мечтательно проговорил профессор.

Мартышки, разумеется, ничего не поняли.

Тогда профессор выразительно пощелкал языком, чтобы привлечь их внимание, и потряс дверцу клетки.

Самец решил, что профессор предлагает новую игру, и точно так же потряс железную решетку.

– Вы меня не поняли, коллега! – попытался внушить ему профессор. – Эту дверцу нужно как-то открыть… открыть, понимаете? Впрочем, что я говорю! Конечно, он ничего не поймет, а если даже поймет, ничего не сможет сделать… ведь это все-таки мартышка, а не человек, даже не человекообразная обезьяна, а умственные способности мартышек оставляют желать лучшего…

Действительно, обезьянка смотрела на него с полным и откровенным непониманием.

Зато первая знакомая профессора, заботливая мамаша, выдала короткую трель и стремительно скрылась среди ветвей.

– Конечно, – вздохнул профессор. – Я ей надоел! Что ей тут делать?

Самец проводил свою супругу подозрительным взглядом и опять потряс решетку, предлагая продолжить игру.

Валентин Петрович пригорюнился и уселся в уголке клетки: ему было не до игры.

Вдруг листья снова зашуршали, и первая мартышка подскочила к самой решетке. В лапе она сжимала целую связку ключей.

– Вот это да! – радостно воскликнул профессор. – Ты умница! Беру назад все свои слова насчет умственных способностей мартышек! Непременно напишу статью об этом удивительном случае! Это будет сенсация! Настоящий переворот в биологии!

Мартышка потрясла ключами, и вдруг они соскользнули с ее лапы и полетели вниз.

Профессор ахнул: внизу темнела вода бассейна. Если ключи упадут туда, все будет кончено.

Однако ключи зацепились за ветку и повисли в каком-нибудь метре от воды.

– Вот они! Принеси их! – воскликнул Валентин Петрович, молитвенно сложив руки.

Однако мартышка, кажется, неожиданно утратила всю свою сообразительность. Она уселась рядом со своим грозным супругом и принялась перебирать шерсть у него на загривке.

– Ну вот, только я поверил в твой высокий интеллект, как ты меня разочаровала! – вздохнул профессор, наблюдая за семейной идиллией. – Ну конечно, семья в первую очередь…

Тем временем третья обезьяна, которая до сих пор не принимала участия в событиях, принялась строить глазки самцу. Она то пересаживалась поближе к нему, то пряталась за косматый ствол пальмы, издавая призывное щелканье.

Наконец ее тактика сработала: самец оттолкнул свою первую подругу и подскочил к кокетливой красотке.

Оставленная жена раздраженно взвизгнула, оскалилась и запрыгала по веткам. Профессор с ужасом смотрел, как от этого закачались ключи, угрожая упасть в бассейн.

Вдруг раздраженная мартышка приняла какое-то решение. Она спустилась по ветвям почти до воды, подхватила злополучные ключи и снова вскарабкалась к клетке профессора.

Валентин Петрович смотрел на нее с недоверием и надеждой, боясь неосторожным движением спугнуть обезьянку или как-то повлиять на ее намерения.

Но она решительно просунула лапу между прутьев и бросила ключи на пол клетки.

Профессор вскрикнул, поспешно схватил вожделенные ключи и от радости запрыгал по клетке. Мартышка с явным интересом наблюдала за его танцем.

Клетка угрожающе закачалась. Профессор опомнился, подобрался к дверце и попробовал засунуть в скважину первый ключ из связки.

Он не подходил.

Второй тоже был слишком велик, третий тоже не входил в скважину…

«Почему я так обрадовался? – думал профессор, проверяя ключи один за другим. – С чего я взял, что эти ключи подойдут к моему замку? Черт ее знает, где мартышка их нашла! Наверняка это какие-то старые, никому не нужные ключи, которые очень давно валялись где-нибудь в углу оранжереи…»

И тут предпоследний ключ из связки плавно вошел в скважину.

Боясь поверить себе, Валентин Петрович осторожно повернул ключ в замке…

Замок щелкнул, и дверца клетки распахнулась.

Профессор издал радостный вопль, и мартышка ответила ему веселым стрекотом.

На всякий случай спрятав в карман связку ключей, Валентин Петрович осторожно перебрался из клетки на самую толстую ветку, затем, балансируя на этой неустойчивой опоре, подобрался к стволу, обхватил его руками и ногами и с трудом сполз на землю.

Только он успел ступить на плотный влажный песок, как вдалеке, возле входа в оранжерею, послышались голоса.

Судя по всему, Холодильник закончил свои медицинские процедуры и возвращался вместе со свитой.

Профессор спрятался за ствол пальмы, огляделся.

Берега бассейна были покрыты густыми тропическими зарослями.

Вспомнив свою богатую приключениями африканскую жизнь, Валентин Петрович нырнул в эти заросли и пригнулся, следя за приближающейся группой.

Впереди Степаныч катил в кресле шефа.

Холодильник, несмотря на тропическую жару, царящую в оранжерее, был, как и прежде, укутан шерстяным пледом. Рядом с его креслом шествовала Ангелина, замыкали группу близнецы.

– Ну, и где он? – проскрипел старик.

– Вон там, в клетке… – проговорил один из близнецов, запрокинув голову.

– Где? – переспросил Холодильник, проследив за его взглядом.

Среди пальмовых ветвей, тихонько покачиваясь, висела совершенно пустая клетка.

– Птичка упорхнула! – прокомментировала ситуацию безжалостная Ангелина.

– Был… там… мы его заперли… – бледнея на глазах, пролепетал близнец. – Честное слово, шеф…

– Та-ак! – В голосе Холодильника прозвучала нарастающая угроза. – И кто за это ответит, как ты думаешь?

– Мы ответим… не сомневайся, мы за все ответим… – Лицо близнеца по цвету приблизилось к новенькому финскому холодильнику фирмы «Розенлев».

– Само собой, ответите, – кивнул Холодильник. – Я об этом позабочусь. Только для начала вы его найдете. Найдете и приведете ко мне. Иначе… сами понимаете!

– Найдем, шеф! Не сомневайтесь! – хором отозвались близнецы. В их глазах засветилась слабая надежда.

– Он где-то здесь, выйти он никак не мог! – добавил один из них, вглядываясь в заросли.

– Ну-ну! – Холодильник с сомнением покачал головой.

Близнецы устремились в кусты.

Валентин Петрович медленно отступал в глубину зарослей, заметая свои следы метелочкой из пальмовых листьев. Этому нехитрому приему профессора научил Абу-Марабу, сын верховного вождя племени козюмбра, который как-то взял профессора на охоту. Правда, сам молодой воин применял эту хитрость не для того, чтобы сбить со следа крупных хищников, а для того, чтобы перехитрить своего строгого отца, когда хотел тайком отправиться к девушкам из соседнего племени или в город на дискотеку.

Таким манером профессор прошел несколько десятков метров и вдруг уткнулся в стеклянную стену оранжереи. Заросли кончились, дальше отступать было некуда.

Кусты позади бурно колыхались, обозначая медленное, но неумолимое приближение преследователей. Если бы вокруг были настоящие африканские джунгли, профессор, который чувствовал себя в них как дома, оторвался бы от преследования, но здесь было слишком мало места, чтобы использовать свое преимущество.

И тут на самом краю джунглей Валентин Петрович заметил невзрачный невысокий кустик с серыми, как будто припорошенными пылью листьями.

Куст ука-качука, или, по науке, холеус кападокис! Это растение профессору тоже показывали его африканские друзья. Сок этого скромного серенького кустика они использовали, охотясь на слонов и других крупных животных.

Профессор огляделся, сорвал длинный стебель травянистого растения, отдаленно напоминающего самый обыкновенный озерный камыш, затем оторвал шип колючего кустарника и осторожно смочил этот шип соком ука-качука.

Вооружившись таким образом, он припал к земле и пополз навстречу своим преследователям.

– Он наверняка где-то здесь! Не мог он далеко уйти! – переговаривались между собой близнецы. – Обходи слева, Колян! Заходи справа, Толян!

Профессор, прижимаясь к земле и стараясь не выдать себя шорохом травы, заполз сбоку от пути следования близнецов. Заметив среди листьев профиль одного из них, он немного приподнялся, поднес к губам камышинку и резко дунул.

Острый шип вылетел из самодельной трубки и вонзился в шею преследователя. Тот ойкнул и схватился за уколотое место.

– Что с тобой, Толян? – окликнул его брат-близнец.

– Оса укусила! – отозвался уколотый, и вдруг его охватило какое-то странное безразличие. Ему стало совершенно неинтересно преследовать какого-то беглеца, и абсолютно перестал волновать гнев грозного Холодильника. Привалившись к косматому стволу ближайшей пальмы, Толян благодушно уставился на мерно колышущуюся листву. Ему было хорошо.

– Что с тобой? – забеспокоился брат. Торопливо раздвигая густые кусты, он бросился к тому месту, откуда только что слышался знакомый голос.

Толян полулежал, блаженно улыбаясь, и смотрел прямо перед собой.

Он хотел сказать своему близнецу, что беспокоиться не о чем, но не мог выговорить ни слова.

– Что он с тобой сделал? – Колян тряс брата, но тот в ответ только мычал и улыбался. – Порву гада! – прорычал Колян, вскочил на ноги и огляделся, скрипя зубами.

Валентин Петрович, из зарослей наблюдавший за этой сценой, снова припал к земле и заскользил назад, как испуганный питон.

Вдруг ему показалось, что кто-то схватил его за ногу.

Профессор замер, стараясь не дышать, и медленно оглянулся.

Тревога оказалась ложной: его нога всего лишь попала в петлю, образованную длинной зеленой лианой, свешивающейся с дерева, как сонная змея.

Тут же Кряквин вспомнил еще один прием, который ему показывали африканские охотники. Он высвободил ногу, ухватился за конец лианы и потянул ее на себя.

Приготовление ловушки заняло у него всего несколько минут.

Совсем близко раздавались треск и пыхтение – это разъяренный Колян носился по зарослям в поисках обидчика.

Закончив подготовку, профессор тихонько двинулся навстречу противнику. Когда между ними оставалось не больше десяти метров, он сложил руки рупором и крикнул:

– Ку-ку!

Колян подскочил, развернулся и, как раненый носорог, понесся через кусты, не разбирая дороги.

Валентин Петрович бесшумно скользнул в сторону, пропуская мстителя, и молниеносно вскарабкался по стволу пальмы.

Колян пронесся мимо него, сделал еще десяток шагов и вдруг удивленно вскрикнул.

Его нога попала в петлю из лианы. Тут же распрямилось гибкое молодое дерево, которое профессор наклонил к земле, как натянутый лук. Изумленный Колян взлетел на несколько метров вверх и повис между небом и землей в совершенно беспомощном состоянии, привязанный к дереву за ногу.

Валентин Петрович не раз видел, как таким же образом беспомощно верещала и извивалась дикая свинья, угодившая в ловушку.

Колян ничего не мог поделать, он только бессильно ругался.

Профессор покачал головой: такой выразительной, цветистой многоэтажной ругани ему не приходилось слышать со студенческих лет, когда молодой Валентин со строительным отрядом попал на очередную стройку века.

– Кажется, наши лихие молодцы вышли из игры, – проговорил Холодильник, расслышав доносящуюся из дальнего конца оранжереи бессильную ругань. – Ну, Ангелина, может быть, ты попробуешь свои силы?

– С удовольствием! – промурлыкала «медсестра» и, плотоядно облизнувшись, скользнула в заросли.

Валентин Петрович пригнулся к земле и углубился в густые кусты, заметая за собой следы. Отойдя на приличное расстояние, он замер, прислушиваясь к перемещению противника.

Ангелина в отличие от незадачливых братьев-близнецов двигалась почти бесшумно. Наконец профессор расслышал в кустах слева от своего укрытия какой-то негромкий шорох. Он решил повторить проверенный метод, натянул поперек тропинки лиану, зацепив ее конец за гибкое молодое деревце, и пошевелил ветками, чтобы выманить преследовательницу. После этого он скользнул в сторону, чтобы обойти «медсестру» и подобраться к ней с тыла.

Однако когда он обошел подозрительное место и осторожно выглянул из густых зарослей, то увидел висящую на нижних ветках дерева мартышку, которая с интересом разглядывала устроенную профессором ловушку.

– Так это ты тут шумела! – укоризненно произнес Валентин Петрович. – Ну это нечестно! Мы же с тобой друзья, и ты должна мне помогать, а не сбивать с толку!

– Разве можно в наше время на кого-нибудь рассчитывать! – раздался за спиной профессора насмешливый голос.

Валентин Петрович обернулся… и едва удержался на ногах.

В двух шагах от него стояла Ангелина с пистолетом в руке.

– Отбегался, болезный? – проговорила она с издевательской интонацией. – Ну разве в твоем возрасте можно так резвиться! Хоть ты и авторитет, но тебе давно пора на пенсию. Пора уступить место молодым кадрам! Ну все, поиграл – и хватит. Теперь настала моя очередь повеселиться…

Она шагнула к застывшему в растерянности профессору, схватила его за руку и до хруста вывернула кисть. Валентин Петрович охнул и побледнел от боли.

– А ты вовсе не так крут, как о тебе говорят! – прошипела злодейка, сверкая глазами. – То ли еще будет!

Она подтащила профессора к ближайшей пальме и длинной толстой веревкой привязала его к мохнатому стволу. Затем широким куском скотча заклеила ему рот и отстранилась, чтобы полюбоваться на свою работу.

– Ну вот, – в ее голосе прозвучало удовлетворение, – теперь ты в полной моей власти! А что может быть приятнее, чем власть над человеком, возможность причинять ему боль? Холодильник подождет, он и так уже долго ждал! И вообще он тоже староват! Сейчас мы с тобой немножко развлечемся, и ты быстренько выложишь мне все, что знаешь. Поверь мне, я умею развязывать языки! А потом уж я подумаю, делиться ли этой информацией с Холодильником.

Профессор хотел повторить, что ничего не знает, но смог только промычать что-то неразборчивое.

Ситуация явно повторялась.

Ангелина достала пачку ментоловых сигарет, раскурила одну из них и сделала шаг вперед. Держа тлеющую сигарету двумя пальцами, она поднесла ее к щеке профессора.

– Знаешь, как пахнет горелое мясо? – прошептала она с хищной садистской улыбкой. – Как пахнет твое собственное мясо? Сейчас ты почувствуешь этот божественный запах!

Профессор прижался к стволу пальмы, в ужасе скосив глаза на горящую сигарету.

Вдруг сверху свесилась мохнатая лапа и выхватила сигарету из руки садистки.

Мартышка с сигаретой стремительно вскарабкалась по веткам пальмы и издала резкий звук, отдаленно напоминающий издевательский смех.

– Ах ты, маленькая мерзавка! Ну ничего, я до тебя тоже доберусь! – Ангелина погрозила обезьянке кулаком. – А сейчас у меня есть более неотложные дела.

Она снова достала пачку сигарет и зажигалку, но вдруг из листвы высунулась еще одна лапа и выхватила зажигалку у замешкавшейся «медсестры». Вторая мартышка скользнула в сторону и закачалась на ветке, размахивая блестящей безделушкой.

– Да вы сговорились! – взвизгнула Ангелина. – А ну, отдай зажигалку! Это же Картье!

Она схватила валявшийся на земле крупный орех и запустила им в мартышку.

Это было ее ошибкой.

Швыряние орехов – это любимое занятие мартышек, можно сказать, их национальный спорт, и в этом занятии им нет равных. В ответ на единственный орех, брошенный Ангелиной, на нее обрушился целый град обезьяньих боеприпасов, среди которых были орехи, яблоки, апельсины и даже один ананас, правда, не слишком крупный. Однако, пущенный меткой рукой, ананас удачно попал злодейке прямо в глаз.

Обезьянка, добившаяся такого большого успеха, радостно заверещала и спрыгнула на землю, чтобы лучше разглядеть результат своего ловкого броска.

Ангелина вскрикнула и схватилась за подбитый глаз. Под ним быстро выступал здоровенный синяк.

– Ах ты, дрянь мохнатая! – истерично завопила «медсестра» и бросилась вслед за обидчицей. При этом ярость застилала ей глаза, и она бежала, не разбирая дороги, да еще один глаз был подбит… в итоге, пробежав несколько шагов, Ангелина поскользнулась и под радостное верещание мартышек свалилась в водоем.

Тем временем Валентин Петрович не терял времени даром.

Когда Ангелина привязывала его к пальмовому стволу, профессор вспомнил еще один прием, которому его научил верховный шаман племени козюмбра.

«Когда наш воин попадает в плен к врагам и те привязывают его к столбу, чтобы станцевать вокруг пленника воинственный танец, который поднимает боевой дух и улучшает аппетит, воин козюмбра напрягает все мышцы своего тела. Потом, когда враги начинают танцевать, увлекаются этим процессом и их внимание притупляется, пленный воин расслабляет мышцы. Веревки ослабевают, и воин выскальзывает из пут… правда, в последнее время в ход пошли нейлоновые веревки, а с ними это проделать сложнее».

Так и профессор, когда злодейка привязывала его к дереву, напряг все свои мышцы.

Конечно, мускулатура пожилого профессора была не так развита, как у молодого африканского воина, но и он благодаря частым походам, связанным с трудами и лишениями, был неплохо физически развит. Кроме того, ствол пальмы, к которому он был привязан, как известно, покрыт густыми волокнами, напоминающими козью шерсть. Эти волокна примялись, и веревка ослабела еще больше. Веревка, к счастью, была натуральная, из кокосового волокна, и профессор довольно легко из нее выскользнул.

Почувствовав себя свободным, он сорвал с лица скотч, нырнул в заросли и прокрался вперед, чтобы разглядеть, чем занята его жестокая преследовательница.

Выяснить это не составило труда.

Ангелина барахталась возле берега, безуспешно пытаясь выбраться на сушу. Берег был крутой, довольно высокий и очень скользкий, так что все попытки «медсестры» заканчивались неудачей.

И тут профессор заметил, что гладь бассейна разрезает стремительно приближающийся предмет, оставляя за собой волны, как рубка подводной лодки.

Приглядевшись к этому предмету, Валентин Петрович разглядел треугольную голову крокодила.

Ангелина, обладавшая сильно развитой интуицией, оглянулась и тоже увидела приближающегося хищника. Она взвизгнула и бешено заработала руками и ногами. Поскольку выбраться на берег не получалось, она по-собачьи поплыла прочь от крокодила.

Конечно, крокодил плыл гораздо быстрее, и расстояние между ними стремительно сокращалось.

Несмотря на то что Ангелина была явной злодейкой и только что собиралась пытать его, профессор почувствовал, что не может безучастно смотреть, как прожорливая рептилия расправляется с беспомощной женщиной. Он выскочил из кустов, еще не зная, что собирается предпринять…

Но в это время на пути Ангелины оказался маленький островок. Она прибавила темп и вскарабкалась на него, благо здесь берег был ниже и не такой крутой.

Хищник неумолимо приближался.

Профессор вспомнил, что крокодилы передвигаются по суше нисколько не хуже, чем в воде, и зажмурил глаза, чтобы не видеть страшную гибель Ангелины…

Он ожидал услышать истошный вопль, страшный хруст костей, но ничего не происходило.

Наконец Валентин Петрович открыл глаза.

Перед ним предстала удивительная картина: крокодил выбрался на островок, но Ангелина в последний момент сумела подпрыгнуть и ухватиться за свисающую над островком пальмовую ветку. При этом она, наверное, поставила мировой рекорд по прыжкам в высоту, потому что эта ветка находилась не меньше чем в трех метрах над поверхностью острова и, соответственно, над разинутой пастью крокодила.

Теперь «медсестра» раскачивалась над островком, вцепившись в ветку мертвой хваткой, а крокодил лежал внизу, умильно глядя на нее и широко разинув зубастую пасть.

Крокодил считал, что время работает на него и рано или поздно добыча свалится прямо ему в рот. Чего другого, а времени у него было навалом.

Валентин Петрович приблизился к берегу водоема, раздумывая, должен ли он, как порядочный человек, спасти Ангелину или, как умный человек, как можно быстрее унести ноги.

– Ну, что смотришь? – прошипела «медсестра», медленно раскачиваясь над крокодилом.

– Предупреждал же Минздрав, что курение опасно для жизни, – проговорил Валентин Петрович.

– Не радуйся раньше времени! Я до тебя еще доберусь!

– Если только раньше до тебя не доберется крокодил!

Словно подтверждая его слова, крокодил устроился поудобнее и еще шире разинул пасть.

– Холодильник! – завопила Ангелина. – Он здесь!

Профессор отбросил колебания и снова нырнул в заросли.

Углубившись в них на безопасное расстояние, он подумал, что положение его по-прежнему незавидно. Зимний сад не так велик, чтобы скрываться в нем бесконечно, а подручных у Холодильника очень много, и рано или поздно они поймают профессора. Так что нужно срочно искать какой-то выход…

Профессор осторожно раздвинул ветки какого-то колючего тропического куста и застыл на месте: блуждая среди зарослей, он сделал круг и снова вернулся к берегу бассейна, где восседал в кресле Холодильник. Старый злодей настороженно вглядывался в окружающие джунгли, и Валентину Петровичу показалось, что их глаза на мгновение встретились. Он отступил, стараясь шорохом ветвей не выдать свое присутствие. Холодильник приподнялся в кресле и хотел что-то сказать, но в это мгновение перед ним появился «дворецкий» Степаныч в сопровождении двух новых персонажей.

Один из них был крупным и толстым. Его наголо бритая голова и короткая жирная шея лоснились от пота, причем ясно было, что вспотел он не от влажной жары, царящей в оранжерее, а от страха. Второй, небольшого роста и чрезвычайно щуплый, отдаленно напоминал крысу, причем крысу очень злобную и очень опасную. Издали своим маленьким ростом и неровными разболтанными движениями он смахивал на подростка, но острая крысиная мордочка нездорового землистого цвета была покрыта сетью мелких морщин.

– Вот они, шеф! – доложил «дворецкий», отступив в сторону и оставив странную парочку один на один с Холодильником.

Валентин Петрович заметил, что «дворецкий» успел переодеться после встречи с крокодилом.

– Да уж вижу! – проскрипел старик, склонив голову набок и разглядывая пришельцев. – Явились – не запылились! Что скажете? Или будете в молчанку играть?

– Это все он, шеф! – выкрикнул толстяк неожиданно высоким дребезжащим голосом. – Я ему говорил, что нельзя Минского убивать! Что сперва надо его как следует потрясти… но он разве слушает… у него на все один подход: вжик – и готово…

– Не слушайте его, шеф! – негромко вступил тощий тип, облизнув пересохшие губы. – Вы его лучше спросите, кто нож достал? Если бы не нож, ничего бы не было!

– А он на нас пушку наставил! – заверещал толстяк. – Что мне оставалось делать? Ждать, пока он пальнет?

– «Пальнет»! – передразнил его Холодильник, неприязненно скривившись. – Ты что, в детстве в войнушку не наигрался? Здесь тебе не двор проходной, не детский сад номер четыре, мы серьезными делами занимаемся!

– Это все он, шеф! – не унимался толстяк.

– Все! – рявкнул старик. – Мне надоело слушать ваши препирательства! Кто из вас больше виноват, меня интересует так же, как и погода в Эфиопии!

«В Эфиопии сейчас сезон дождей!» – не к месту подумал Валентин Петрович, из-за кустов наблюдавший за происходящим.

– Одно я понял – Минского вы угробили. Это плохо. Но меня больше интересует другое. Где то, что он нес?

– Это все он! – снова заверещал толстяк. – Надо было сначала убедиться, что вещь у него… или прижать Минского и заставить признаться, куда он ее спрятал…

– Так, – ледяным тоном произнес Холодильник, – значит, вы упустили то, за чем я вас посылал?

– Шеф, он успел это спрятать! – выпалил толстяк. Его тощий напарник помалкивал и только время от времени вскидывал на шефа пристальный взгляд маленьких настороженных глаз.

– Очень хорошо, – с расстановкой проговорил старик. – Значит, вы дело вчистую завалили и пришли ко мне каяться? И на что вы, голуби сизокрылые, рассчитывали? Что я вас пожалею, приласкаю и отпущу на Канары писать мемуары?

– Шеф, это все он! – завел толстяк прежнюю унылую песню. – Я ему говорил…

– Пельмень, ты меня будешь слушать? – процедил Холодильник. – Я тебе ясно сказал, что меня не интересует, кто из вас что говорил и кто больше виноват. Мне нужно получить ту вещь! Остальное мне до фени, понятно? Штырь, говори ты!

– Значит, так, шеф… – Тощий сверкнул на напарника глазами и облизнулся. – Мы шли за Минским, буквально по пятам. Он от нас малость оторвался и ломанулся в парадную…

– То есть вы его упустили, – уточнил Холодильник.

– Не то чтобы упустили… но отстали чуток, это точно. Потом мы его, понятное дело, перехватили во дворе. Тут и получилась с ним неувязка… в общем, мы думали, что вещичка при нем, и пощекотали его маленько перышком…

– Это он! – не удержался толстяк, но Штырь обжег его взглядом, и тот замолк.

– Короче, той вещи при нем не было. Мы прикинули, куда он мог зайти, чтобы спрятать ее. Выходило по всему, что только в одну квартиру. Тогда мы сперва так сунулись, типа на разведку. Вроде как проверяющие от горэнерго…

– И нас там чуть не прихватили! – выпалил толстяк. – Чуть в ментовку не попали!

– Никто нас не прихватывал! – неприязненно покосился на него Штырь. – И ментовка тут совершенно не при делах. Просто кое-кто перетрусил не по делу… короче, нас спугнули, и тогда мы взяли эту квартирку в плотный оборот. Добыли ключики, чтобы аккуратно зайти, без взлома, чин-чинарем, подкараулили, когда хозяйки дома не будет, и пошмонали на хате как следует…

– И как результат? – насмешливо осведомился Холодильник. – Я так понимаю, что никак? Потому что в противном случае вы бы тут не оправдывались, а просто сдали бы мне товар и отправились, как говорится, на свободу с чистой совестью!

– Никак, шеф! – пригорюнился Штырь. – В квартире той сам черт ногу сломит, столько всякого барахла! Запросто можно слона спрятать… – Он запнулся, осознав, что сказал. – А тут Цибуля наводку дал, будто в больнице та вещь спрятана, где Слон чалится… конкретно в морге. Ну, мы туда пошли с проверочкой… и тоже по нулям. Санитара приложили, чтобы без помех поработать…

– Что значит – приложили? – поморщился старик. – Это сколько же вы по такой ерунде намусорили?

– Да нет, мы его только так… по голове легонько. Чтобы под ногами не путался. Короче, и там пустой номер, наводка от Цибули тухлая оказалась…

– Странно… – задумчиво протянул Холодильник. – Раньше он пургу не гнал…

Профессор, который до сих пор не слишком прислушивался к разговору, поскольку он его не касался, и оставался на месте только для того, чтобы не выдать себя шорохом, услышав про больницу и Слона, насторожился. Но дальнейший разговор снова стал непонятным, и Валентин Петрович решил не терять времени даром и крадучись двинулся в глубину зарослей. Ему нужно было срочно придумать, как выбраться из этих рукотворных джунглей.

В это время над головой Кряквина раздался оживленный стрекот. Валентин Петрович задрал голову и увидел свою знакомую мартышку, которая подавала ему какие-то знаки.

Мартышка сидела на очень высокой пальме, но ветви у этой пальмы спускались очень низко, почти до самой земли, так что подняться по ней профессору не составило никакого труда.

Он и поднялся, хотя не очень ясно представлял, зачем это делает.

Однако пока Валентин Петрович карабкался на пальму, мартышка перебралась на соседнее дерево, еще выше, и теперь оттуда призывно верещала и манила профессора.

– Ты что, вообразила меня Тарзаном, а себя – Джейн? – осведомился запыхавшийся профессор, присев на ветку, чтобы перевести дыхание.

Однако мартышка так преданно смотрела на него и так возбужденно верещала на своем языке, что он вздохнул и перебрался вслед за ней на соседнее дерево.

Упорная обезьянка не остановилась на достигнутом. Убедившись, что профессор послушно перебрался на ее дерево, она принялась карабкаться еще выше, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что приятель следует за ней.

– Чего ты хочешь? – взмолился утомившийся профессор. – Если ты просто играешь, должен тебе сказать, что для таких игр я уже староват! Если же тебе нужна моя помощь, чтобы вернуть неверного супруга и восстановить мир в вашей обезьяньей семье, то ты обратилась не по адресу. В психологии семейных отношений я не слишком силен… мне бы в собственной семье разобраться…

Но мартышка возбужденно верещала, ухала и била себя по голове, пытаясь убедить профессора в серьезности своих намерений. Увидев, что он выдохся и не карабкается выше, обезьянка затрещала, как будто в пасти у нее были кастаньеты, и указала лапой на что-то внизу.

Профессор наклонился, чтобы разглядеть, что ее так заинтересовало… и вздрогнул: внизу, почти под самой пальмой, через заросли развернутой цепью пробирались десятка полтора мрачных парней в пятнистых комбинезонах.