Текст книги "О любви (сборник)"

Глава 10
Частный детектив

Зачем мне имя разлучницы, внятно объяснить я не смогла бы. Не выяснять же с ней отношения, не выцарапывать глаза (ох, как хотелось бы!), не умолять вернуть мужа, не нанимать киллера (привлекательная идея). Но если женщина не хочет увидеть ту, что увела супруга, значит, женщина либо гордости несусветной, либо развод ей на руку. Хотя никому вид победившей любовницы еще не принес радости. Одна моя приятельница рассказывала гордо и взахлеб:

– Видела гадину. Страшна как смертный грех. Старая, толстая, неряшливая.

«Чем гордишься? – думала я. – Если муж от тебя, стройной и молодой, ушел к толстой и старой, то с тобой, голубушка, что-то сильно не в порядке».

Другую подругу сорокалетний муж поменял на малолетнюю профурсетку. Тоже радости мало, когда тебя списывают в отвал.

И все-таки я должна была найти Таню Петрову. Найти – и точка. В мотивах разберемся позднее. То, что девушка вышла замуж и отбыла в Европу, еще ни о чем не говорит. Десять с лишним лет назад выскакивали за каких попало иностранцев, лишь бы съехать в красивую жизнь. А сейчас у нас бытие наладилось, и потянулись брачные эмигрантки обратно. Спешат, пока товарный вид не испортился. Там у нее был скупой клерк, а здесь имеется возможность олигарха захомутать или, на крайний случай, успешного топ-менеджера с приличным окладом.

Русские девушки ценятся за границей. Но, на счастье, импортные невесты еще не распробовали, что собой представляют русские мужчины с их удалью, богатырским размахом, щедростью, куражом и бытовой невзыскательностью. Распробуют – устроят охоту. Придется заградотряды формировать.

До Нового года оставалось несколько дней. Праздничный марафон отсылки-присылки подарков набирал обороты. Трудовые заботы отъехали на задний план. В конторах и офисах не производственные проблемы обсуждали, а тонкости новорожденного этикета в обмене поздравлениями. Две головных боли: первая – не забыть бы кого-то нужного поздравить; вторая – отдариться по чину, не принижая, но и не перехлестывая.

Мое лихорадочное погружение в работу в моменты душевных кризисов было неуместно. Да и кроме дури руководящей – надуманных поручений (кажется, грешила этим в последние дни) ничем загрузить своих сотрудников я не могла. Плюс имелась личная проблема, которую требовалось разрешить.

За стенами моего кабинета, представляющего собой десять квадратных метров, отгороженных от большой общей комнаты мутными пластиковыми панелями, кипела жизнь. Что-то хлопало, тренькали телефоны, вспыхивал смех. Пусть работают, в смысле: делают, что хотят. Мне не до них.

Для поисков Тани Петровой я решила нанять частного детектива. Не самой же бегать по Москве. Прекрасно понимаю: тот образ частного сыщика, который представлен в сериалах, с реальностью не имеет ничего общего. В кино они все удачливые супермены с переизбытком гражданской ответственности и каменной мужественности. Кино и есть кино.

Вопрос: как мне найти стоящего и не киношного детектива? Обычно, если требуется сантехник, маляр, стоматолог, электрик, косметолог, няня ребенку, домработница и прочие носители жизненно важных профессий, мы поступаем старым как мир способом: опрашиваем друзей и знакомых. Рекомендацию людей, которым доверяешь, не заменит никакая реклама.

Но я не могла звонить по долам и весям, спрашивая: «У вас нет на примете надежного частного детектива? Мне за мужем надо проследить».

Еще один путь, современный, – искать в Интернете. Солидная фирма, как правило, имеет хороший сайт. Этим я и занималась – рыскала по сайтам. Пропускала услуги по установлению чистоплотности и кредитной способности возможных партнеров, выяснению родителями, не наркоман ли отпрыск. Только семейные проблемы с подозрениями в неверности.

Начиталась! Все они, частные детективы – лучшие сотрудники МВД, ФСБ, ГРУ. Но! Бывшие. Ушли в отставку по возрасту или погнались за длинным рублем. Имеют собственную агентурную сеть, базы данных и контакты в следственных подразделениях. Чего мне решительно не хотелось бы – так это попасть самой или Макса запихнуть в базы данных.

Раздувание щек, намеки на тайные методы, особые приемы меня не убеждали. Бросьте, ребята! Как говорит Макс, туманные уверения в секретной мощи обычно – мыльный пузырь. Человечество давно придумало все, что могло придумать, и новое – это хорошо забытое… вы знаете. У каждого поколения есть свои больно бьющие по лбу грабли, которым тысяча лет. Поэтому когда я читала на сайте сравнение частного детектива с поваром: он-де может назвать ингредиенты блюда, но повторить вам не удастся, потому что не знаете, как с продуктами колдовать, – я только усмехалась. Тоже мне, секреты! Разговорить, очаровать, подкупить, наконец, – дворничиху, соседку, подругу жены – и качай информацию, сколько влезет. Аналогично с неверным мужем. У того имеются сослуживцы, шофер, охранники в офисе, консьержка в доме, школьный приятель – неудачник и приставала, вредная теща или заброшенная мама. Отдельная статья – специальные технические средства подслушивания и подглядывания, за высокую плату.

Не заметила, как уснула. Вторая бессонная ночь даром не проходит.

Разбудили меня странные звуки.

Перед столом маячит Варя, главная по подаркам. Натужно, ненатурально кашляет. Я открыла глаза и через две секунды осознала, как выгляжу. Правая рука – на компьютерной мышке. По спинке кресла я сползла так, что ноги в стену уперлись. Голова свалилась на плечо. Рот пересох, но в его левом уголке явно влага ощущается, слюна течет по подбородку. Хороша начальница!

– Ну, я не знаю! – От кашля Варвара перешла к стенаниям и упрекам. – Вчера вы в машине спали, все знают. Сегодня – на рабочем месте. И никаких указаний! В ответственный момент!

Двигая по креслу ягодицами назад и вверх, я приняла исходное положение руководителя.

– Какие проблемы? – ладошкой вытерла подбородок.

– Их навалом! Не знаю, что делать.

– Внятно и по списку.

– Курьерская фирма, с которой заключили договор еще в августе, захлебывается от заказов. Требует или повышения цен, или не гарантирует доставки наших подарков. У них сейчас цена триста рублей ездка, а мы по двести летом сторговались.

– Берешь бланк искового заявления, заполняешь. Потерянную выгоду, моральный ущерб поставь два миллиона рублей, чтобы их мозги проветрились. Отошли им по факсу, по электронке, с припиской, что будет заказное письмо.

Опять-таки Макс научил. Исковое заявление, которое получает ваш недобросовестный партнер, – еще не приглашение в суд. Но в юридических тонкостях мало кто разбирается. Исковое заявление – страшилка, на многих отлично действующая.

– Что еще горит? – спросила я.

Варя сказала, что приехали лично меня поздравить три мужика, назвала их по именам. Один – коллега из конкурирующей фирмы, другой – важная персона из крупного торгового центра, третий – чиновник из районной администрации. Сидят в переговорной. Кофе, коньяк, бутерброды, маленькие пирожные, конечно, поданы. Мужики выпивают и закусывают. Беседуют, но на часы посматривают. Уже двадцать минут я «задерживаюсь». Еще сколько?

– Иду, – поднялась я. И неожиданно спросила: – Как выгляжу?

– Нос попудрить, – быстро ответила Варя, – и улыбку надеть.

Толковым советам надо следовать. Они, советы, сокращают путь к искомому. Не раз говаривал Максим. У меня на каждую собственную мысль по три мужниных.

В переговорную вошла с напудренным лицом, с улыбкой извиняющейся и очаровательной. Это было не трудно. Бизнес тренирует и воспитывает не хуже армии. И в бизнесе, и в армии – военные действия. Чтобы хорошо служить, надо знать устав, чтобы победить – надо мыслить стратегически. Стоит ли говорить, кому принадлежит это заключение? Все тот же Максим. Куда ни кинь.

Выслушав поздравления и гипертрофированные комплименты, я выдала ответные пожелания, сделала вид, что пью шампанское, налегала на кофе.

Подвыпившие мужчины (скорее всего, визит ко мне был не первым сегодня, и везде прикладывались) смотрели на меня игриво. Служебные романы провоцируют не женщины, как многие считают, а принявшие на грудь в служебные часы или во время корпоративных вечеринок мужики. С другой стороны, если хмельной мужчина глух к зову плоти, то ему прямая дорога к сексопатологу. Мы тоже не святые. Зачем творчески улучшать собственное лицо и тело, коль зритель отсутствует? Кто станет наводить дорогой макияж перед мытьем посуды или пропалыванием грядок?

Каждый раз, отправляясь на встречу с Назаром, я продумывала наряд, тщательно наводила макияж. И это доставляло мне удовольствие, потому что самое интригующее в любовном свидании – ожидание и предчувствие свидания.

Я млела и трепетала, хотела понравиться ничтожеству, которое чуть не превратило мою судьбу в пошлый сериал.

Назар звонил трижды. Говорил о любви, рассказывал про квартирку для наших свиданий, которая вот-вот будет готова…

Имеете полное право меня осудить: не осекла его, не сказала, что отношения закончены, не открыла, что знаю его гнилую суть, не выплеснула отвращение, гадливость и ненависть – только бурчала неразборчиво про занятость и невозможность сейчас разговаривать.

Не все мамины уроки я усвоила Она считает желание мстить низменным чувством. Вслед за Львом Николаевичем Толстым. И нравственная высота: после удара по правой щеке подставлять левую – мне недоступна. Потому что не только мама меня воспитывала, учили жизни дворовые и школьные стаи. В них, если хочешь выжить, не оказаться на третьестепенных ролях, надо демонстрировать зубы и кулаки, а то и пускать их в ход. Один раз позволил кому-нибудь тебя укусить – завтра пятеро вцепятся. Поэтому Назар будет наказан, хоть вы меня убейте.

Как во мне вмещалось громадное, судьбоносное желание вернуть мужа и низменное – отомстить Назару, не знаю. Но одно без другого – как суп без соли. Тот же борщ, который еще долго, наверное, не смогу даже видеть.

Поскольку ни один сайт компаний, занимающихся частным сыском, меня не удовлетворил, а обращаться к знакомым было немыслимо, я решила поддаться воле судьбы, то есть интуиции.

Максим, который считает всякие астрологические и прочие ненаучные предсказания полнейшей ерундой, все-таки признает роль интуиции. Правда, с оговорками. Если балерина с бухты-барахты решит играть на бирже, основываясь в выборе акций только на своих капризах и предчувствиях, то наверняка проиграет. Если же биржевой маклер руководствуется интуицией, то выигрыш возможен. Сумма знаний маклера – неосознанный двигатель его интуиции.

По пути из переговорной в свой кабинет я прихватила газету бесплатных объявлений, которую кто-то оставил у вешалки.

Открываем раздел «Услуги», ищем. Есть. Лаконичное объявление: «Услуги частного детектива. Конфиденциально…» – и телефон.

Набираю номер.

– Да? – отвечает хриплый мужской голос.

Уже плохо. В порядочной фирме в первую очередь с тобой поздороваются и представятся. Но я-то интуитивно действую.

– Добрый день! Это – по объявлению. Мне нужен частный детектив.

– Слушаю вас.

– Это не телефонный разговор. Необходима личная встреча И сегодня, если вам нужен клиент, – с нажимом произнесла.

– А завтра?

– Завтра по моему заданию будет работать другой детектив.

– Ладно, куда мне ехать?

– Вам – никуда. Диктуйте адрес, сама приеду в ваш офис. Но для начала не мешало бы представиться.

Пауза.

– Алло? – позвала я.

– Представляйтесь, – ответил детектив.

– Лидия Евгеньевна Вас зовут?

– Гаврилов.

Опять пауза.

– Господин Гаврилов, у вас имеется имя-отчество?

– Иван Николаевич.

Офис детектива Гаврилова находился у черта на куличках, в спальном районе. Проезд в частоколе панельных многоэтажек знали только местные обыватели. Пришлось три раза останавливаться, спрашивать дорогу. Да и сам офис располагался на пятом этаже жилого дома. Иными словами, это была обычная квартира.

Моя интуиция давно пищала: «Ошиблась, извини! Разворачивайся и отправляйся обратно. Глупо искать тут мастеров сыска».

На вид Ивану Николаевичу Гаврилову было под шестьдесят. С учетом того, что от него несло перегаром, а мешки под глазами, красные прожилки на щеках явно свидетельствовали – алкоголик, на самом деле, наверное, лет сорок с хвостиком. Он встретил меня в помятом костюме, несвежей рубашке, при галстуке, который, похоже, служил и салфеткой. Костюм дополняли стоптанные шлепанцы.

Мужчин, при галстуке расхаживающих в комнатных тапочках, надо сажать на пятнадцать суток как хулиганов, за оскорбление хорошего вкуса. Но при такой постановке вопроса Гаврилов не вылезал бы из тюрьмы.

– Проходите, – пригласил он. – У меня не очень убрано, ремонт начинается.

Как же! Ремонтом здесь и не пахло, только застарелой грязью. Линолеум в прихожей с прошлого года, наверное, не мылся.

– Иван Николаевич, – спросила я, не двигаясь и не снимая пальто, – у вас есть лицензия?

Сейчас он заюлит, а я буду иметь повод убраться из этой грязной берлоги.

– Есть лицензия, как не быть, покажу, – говорил Иван Петрович и совершал странные пассы вокруг меня.

Сразу не поняла, зачем он поднимает руки, будто приголубить меня хочет, не знает, с какой стороны обнять.

– Пальтишко снимите?

Он изображал готовность принять у дамы пальто! Галант. Ладно, давайте пообщаемся.

Иван Николаевич провел меня в комнату, обстановку которой можно было бы назвать спартанской, чтобы не употреблять слово «бедная». Письменный стол, диван, два стула. Темные портьеры задернуты, и за ними что-то топорщится. Гаврилов, догадалась я, перед приходом клиентки смахнул вещи со стола, с дивана, сгреб с пола и спрятал за шторой. Чисто мужская смекалка.

– Присаживайтесь, – указал он стул, обошел стол и сел на другой стул.

Получилось некое подобие официальной рассадки: начальник и подчиненный, власть имущий и проситель. Только начальник выглядел несолидно. Руки Иван Николаевич положил на стол, мял пальцы, словно они онемели.

При всех отрицательных сигналах, при всех свидетельствах того, что человек катится вниз, если уже не валяется в пропасти, при грязи и несвежем запахе в квартире, при тапочках и галстуке в одном наряде – при всем этом Иван Николаевич вызывал у меня симпатию. У него было простое и очень доброе русское лицо. Такую внешность хорошо иметь учителю труда в школе, к которому мальчишки потянутся, а он их руки золотыми сделает. И в то же время в печальных глазах Ивана Николаевича светился ум: мол, я понимаю, как выгляжу, какое впечатление произвожу, но оправдываться не стану.

– Какой у вас опыт работы? – спросила я.

– Большой.

– А точнее?

– Зачем вам? Ведь наговорить я могу сорок бочек арестантов, проверить вам не удастся. Что у вас стряслось, Лидия Евгеньевна?

– Погодите. Прежде чем доверить вам совершенно конфиденциальное дело, я должна убедиться в вашей надежности. Только честно: сколько времени вы не работаете?

– Восемь месяцев, – быстро ответил Гаврилов.

– Почему?

– Личные обстоятельства.

Отвел глаза, чуть повернул голову, уставился в пустой угол, хотя до этого смотрел прямо и спокойно. У него слегка раздувались ноздри, подергивались щеки, – так выглядит человек, борющийся с подступившими слезами.

– Иван Николаевич, что произошло восемь месяцев назад? – требовательно спросила я.

Почему-то подумала (привет интуиции), что Гаврилов, наверное, кого-нибудь укокошил случайно и мучается. Человек с таким глазами, даже если бандита пристрелит, исстрадается.

– Жена умерла, – с трудом, через силу выдавил Иван Николаевич.

– О! Примите соболезнования.

– Спасибо. Давайте перейдем к делу.

– А дети у вас есть?

– Нет. У меня никого нет и не было, кроме жены. Лидия Евгеньевна, я не нуждаюсь в утешениях и не хотел бы обсуждать свою личную жизнь. Вы ведь не за этим сюда прибыли.

– Покажите фотографии.

– Что? – опешил Гаврилов.

– Покажите фотографии, ваши и жены. Чаю не нальете? Или кофе?

Пришлось его уламывать, уговаривать, настаивать. И даже прямо стыдить: вы свои печали в водке топите – вижу, а с симпатичной женщиной разделить не хотите. Конечно, если считаете меня несимпатичной…

Николай Иванович сопротивлялся, но недолго. И чаю мне принес, и заявил, что я вполне симпатичная, и семейные альбомы достал – из свалки вещей за портьерой.

Почему я, имея собственных проблем под завязку, прониклась участием к Гаврилову?

Во-первых, его лицо и глаза. Что там учитель труда в школе! Гаврилову работать бы диктором, ведущим на телевидении: сотни тысяч соотечественников, глядя на экран телевизора, избавились бы от комплексов, депрессий и подумали о том, что мир неплох, коль в нем такие люди, как Гаврилов, способные все понять, простить, помиловать. Не поп, не священник, а благость исходит.

Для меня мужской эталон – Максим. Но Макс, конечно, не для утешения невротиков. Его умно говорящая физиономия на экране телевизора была бы интересна людям успешным и мыслящим неординарно, а для рефлексирующих особ стала бы дополнительным провокатором неврозов.

Во-вторых, я отодвинула личные горести, заставила Ивана Николаевича выговориться, по той простой причине, которую и формулировать не стоит, ведь поднимаем мы упавшую на улице старушку, переводим через дорогу слепого, ищем потерявшемуся ребенку маму и совершаем прочие попутно-добрые поступки.

Жена Ивана Николаевича была миловидной женщиной, чьи приятные черты рассмотришь только на крупном плане, но в толпе не заметишь. Она с детства страдала заболеванием крови. Врачи строго-настрого запретили иметь детей. Их вынашивание спалило бы и без того скудные эритроциты. Но Света, так звали жену Ивана Николаевича, мечтала о детях, даже ценой собственной жизни хотела дать свет ребенку Ивана Николаевича. Несколько раз скрывала беременность, он обнаруживал, буквально на аркане вез в больницу, на аборт. Возвращался домой, в пустую квартиру, где выл от горя, от мучительного выбора: или любимая жена, или втайне желаемый ребенок.

– Тогда и начали пить? – спросила я.

– Тогда и закрепилось, – подтвердил Иван Николаевич. – Ведь на работе постоянно поддавали, стресс снимали.

– Вы совершенно не похожи на матерого следователя, или фээсбэшника, или сотрудника прочих силовых структур. Не чувствуется в вас профессионального цинизма. Как занесло в органы?

– Детская мечта, – улыбнулся Иван Николаевич. – Хотел стать героем, который ловит и наказывает преступников. Жесткости и нахрапистости мне действительно не хватало. Но, без ложной скромности, другим брал – аналитикой, упорством, терпением.

– А ваше звание?

– Ушел в отставку полковником.

– Настоящий полковник, – вдруг проговорила я, – пьющий полковник.

– Есть такой грех, – кивнул Иван Николаевич. – Жена спиртного в рот не брала, а когда поняла, что у меня далеко зашло, сказала: с тобой на пару буду выпивать. Думал – шутит или отвадить хочет. А она во всем хотела со мной рядом быть, даже в пороке. Ей очень плохо было от двух рюмок вина, «скорую» вызывали. Костоломы в белых халатах сквозь зубы презрительно цедили: «Женщина, с вашим анамнезом еще и пьянствовать!» Бросил я пить, до самой Светиной смерти. Она умирала тихо, без мучений, или не показывала, угасала, как свеча догорала. Как ушла Света, меня сорвало, вы видите.

– Вижу. Вас ничто не держит на плаву. Буйки, якорьки пропали, можно в пучину погружаться. Это предательство.

– Простите? – поразился Иван Николаевич. – Кого я предаю?

– Светлану, жену. Наверняка она не хотела вас за собой утянуть. А желала вам земной жизни, достойной и успешной. С реализацией детских мечтаний, как бы наивно это ни звучало. А вы! Мебель-то куда подевали? – показала я на темные пятна в окружении выгоревших обоев. Раньше здесь явно стояли шкафы и висели картины.

– Продал, пенсии не хватало.

– На выпивку, – попеняла я.

– Странная ситуация. Приходит женщина, – Иван Николаевич говорил обо мне в третьем лице, – мгновенно и правильно оценивает ситуацию… ну, то, что я на супермена не тяну совершенно. Хотя, Лидия Евгеньевна, я после пенсии в трех агентствах консультировал, могу дать адреса, они рекомендации предоставят. Не требуется? Я даже толком объяснить не могу, почему адрес вам свой дал. Интуиция? Верите в интуицию?

Я не разжимала рта, потому что Ивана Николаевича в данный момент перебивать не следовало, покрутила руками: мол, интуиция – материя спорная, может иметь место, а может не иметь, как жизнь на Марсе.

И тут Иван Николаевич почти слово в слово повторил Максима:

– Единственная интуиция, которая имеет доверие, это интуиция профессионалов в их профессиональных делах. Но и она бывает спорной. Итак, приходит женщина, у которой, очевидно, серьезные проблемы, но она смотрит фотографии моей умершей жены и слушает мою исповедь. Редко бываю на улице. Может, с небес напустили ангелов для утешения гибнущих?

Он улыбнулся. Кажется, я живописала улыбку Назара? Или нет? Если живописала, забудьте. (Максим, конечно, тоже улыбается, но без шарма, как улыбалась бы статуя Геркулеса.)

И без того доброе, хотя и красно-припухшее от возлияний, лицо Ивана Николаевича обрело выражение… слов не подберу… как будто ты думаешь, что гармонии в жизни нет и быть не может, потому что ты страдаешь, какая тут гармония, когда у тебя – швах… а потом видишь это лицо, улыбку – и понимаешь, что есть радость: чистый ветер, морозные узоры, весенние листочки, смех детей и восторг скачущих по газонам щенков, звездопад ночью, который замечаешь в щелку штор после истомы любви, радостный вздох мамы, которая узнала, что станет бабушкой, а потом такой же счастливый всплеск у свекрови, и облегчение, когда родила твоя подруга (Майка), у которой младенец обязательно пойдет задом наперед, и еще десятки, сотни, тысячи ощущений, которые не перечислить, но ради которых стоит жить.

– Кто из нас походит на ангела, – невольно улыбнулась в ответ, – еще вопрос.

Не спешите обвинять меня в излишнем пафосе. То, что есть люди, которым генетика подарила обворожительно-святую улыбку, мы с Максимом обсуждали. Насчитали трех актрис (из мировых известных), двух престарелых актеров, у которых улыбка в молодости (в старых фильмах) была сексуальной, если не сказать похотливой, а превратилась в понимающе-мудрую. Конечно, на телеэкране (а где еще калейдоскоп лиц?) иногда мелькали другие генетические носители чудесного дара Крайне редко. Наши люди обычно каменеют перед телекамерой, как кролики перед удавом.

И утверждение, что улыбка – зеркало души, я бы подвергла сомнению. Макс, хотя часто шутит, улыбается… уже говорила, будто мраморный. Саму меня улыбка старит лет на десять. Широко раздвигаю губы, демонстрирую все коренные зубы, включая золотую коронку на зубе мудрости, покрываюсь быстрыми овражками морщин от бровей до подбородка. Косметолог мне заявила: при такой мимике вам трудно будет избежать роковых складок и заломов, надо ставить ботокс, который парализует мышцы. Поставила (уколы по физиономии сделали). Лицо сделалось гладеньким как яйцо.

Макс потребовал:

– Чтобы первый и последний раз уродовалась! Ты похожа на куклу, у тебя гримасы Арлекино.

– Но врач сказала, что через пять лет стану морщинистой! – отчаянно сопротивлялась я.

– Передай ей, что твои морщинки я рассматриваю как личное достояние и заслугу остроумного супруга.

И вот теперь мои перспективы замечательны: морщины углубляются, а Макс ушел.

У меня не было уверенности, что падший ангел Гаврилов способен помочь мне в розысках любовницы мужа. В то, что мастерство не пропьешь, верят только алкоголики. Пропить можно все, включая честь, достоинство и большую любовь. Но все-таки рассказала Ивану Николаевичу, зачем мне понадобился частный детектив. Ожидала, что Гаврилов справедливо укажет: крайне сложно, долго и почти нереально найти женщину с нередким именем Таня Петрова, возраста от тридцати до сорока, то ли вышедшей замуж за иностранца, то ли вернувшейся из-за границы, не исключено – уже с другой фамилией. Конечно, можно зайти с другого бока – проследить за Максимом, выяснить, где он ошивается.

– Лидия Евгеньевна, простите за бестактный вопрос, но зачем вам все это нужно?

– Хочу заглянуть этой гадине в глаза.

– Ничего приятного там не увидите.

– Иван Николаевич, вы отказываетесь?

– Почему же… берусь, – замялся он, – вот только проблема финансирования. Нужно прибегнуть к помощи бывших коллег, они по старой памяти для меня все сделают, но и сами… друзья… они же начальники, не сидят за компьютерами с базами данных… а сидят люди, которые подрабатывают внеслужебно…

– Ясно, – достала я кошелек, – сколько?

– Мне еще фотоаппаратуру выкупить из ломбарда, – почесал затылок.

– Здесь тысяча долларов. Хватит?

– Что вы, – замахал руками, – зачем так много?

– Ай-я-яй, Иван Николаевич! Частный детектив – это бизнесмен. Хорошему бизнесмену много не бывает, только мало. Я познакомилась с расценками: за скрытое наблюдение за объектом пешком и на автотранспорте в течение суток доходит до восьмисот долларов. А вам не один день потребуется. Это, – ткнула в стопку купюр, – аванс.

– Лидия Евгеньевна, женское любопытство дорого обходится, но пользоваться вашей слабостью я не намерен.

– Дайте слово, что не пропьете деньги.

– Обещаю, клянусь.

– Во мне еще остались крупинки романтизма, и мужскому слову я верю. Не дайте превратиться в пессимистку.