Текст книги "О любви (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)
– Они все сейчас… ох, елки, какой пас!.. полунападающие… на треть нападающие… на четверть… ну, давай, родной, давай!
– Давай! – вторит Гошка.
Опустившись в кресло напротив, я наблюдала за ними, умилялась. И все-таки мысли мои были далеко: за тридевять земель, в другом конце Москвы, где так же с сыном у телевизора сидит человек, который внес в мою душу большое смятение.
По причине сумбура в голове я допустила глупые промашки.
Мяч закатился в ворота, и я захлопала в ладошки:
– Ура! Гол!
Мой деланый восторг должен был потонуть в воплях Максима. Когда наши забивают, он беснуется, как юный марал.
Теперь же я кричала в недоуменной тишине.
– Мама! Это нашим забили. – На Гошкином лице была детская обида, которая случается, когда авторитетные взрослые выставляют себя глупыми.
– Ах, нашим? Какая неприятность. Но ничего. Какая минута матча? Первый, второй тайм? Мы еще им покажем. Обязательно выйдем в финал… полуфинал… четверть?..
– Если выиграем, – спокойно сказал Максим, – то останемся в чемпионате Европы. Раз десять тебе объяснял.
– Ага, Европы, я помню. Смотрите, смотрите! – переключила их внимание на телевизор. – Бегут к воротам противника, голевая ситуация.
– Это наши ворота, – отвернулся к экрану Максим.
– Пойду сделаю чего-нибудь вкусненького, – поднялась я и ушла на кухню, где можно было предаться своим мыслям и не изображать спортивного фаната.
Пока в микроволновке потрескивал попкорн, пока выкладывала на галеты паштет, икру, плавленый сыр, я думала о Назаре. Не решала, вступать ли мне с ним в близкие отношения, а мечтала, как хорошо было бы вступить. Женское сознание причудливо: изменить – ни за что! Но мысленно рисовать картинки этой самой измены – ой как сладко! За тайные мечты еще никого не казнили.
Российские футболисты не подкачали, забили два мяча в ворота противника. При этом Максим вопил и так бил по столу руками, что сыпался из вазы попкорн и скакали на блюде галеты. Гошка прыгал на диване, заваливался на спину и дрыгал ногами. На меня внимания не обращали, что было кстати.
Уложила сына спать и юркнула в ванную. Отсидеться, отмокнуть в теплой ароматной воде, продолжить мечтания, двадцатый раз вспомнить каждое слово Назара…
Максим вошел с бокалом вина в одной руке и стаканом пива – в другой. Вино протянул мне, уселся на край ванны.
– Празднуем победу над англичанами? – отхлебнула я.
Муж, казалось, не слышал меня. И смотрел… отстраненно, как на чужую.
Но при этом симпатичную, что подтвердили его дальнейшие слова:
– Лида, ты чертовски обворожительная женщина.
Когда вам два раза на день говорят подобные комплименты, причем сначала потенциальный любовник, а потом старый муж, то жизнь обязательно покажется сахаром.
Я замурлыкала от удовольствия.
Рано радовалась.
– Лида, я пришел сообщить тебе пренеприятное известие.
– К нам едет ревизор? Тетя Даша из Питера?
– В том числе. Лида, я ухожу.
– Стелить новое белье?
– Ухожу от тебя. К другой женщине.
«Что? Как? Почему? За что?» – естественные вопросы не застряли у меня в горле, они даже не сформировались в моем мозгу, окутанном пышным облаком мечтаний о Назаре. Я только хлопала глазами, пытаясь понять смысл слов мужа. Смысл не прояснялся.
Максим хмыкнул, отпил из своего стакана и упрекнул:
– Только удивилась, не испугалась.
– А мне следовало пойти на дно? – огрызнулась я почему-то. – Тут мелко.
– Ну, плавай! – похлопал меня по мокрому плечу и продолжил упреки: – Ты никогда не задумывалась над тем, что тогда, в ночь, когда мы познакомились, когда волокла меня… что заставило меня надраться в хлам.
– А что заставило?
– Отвечаю: я был страстно влюблен в одну девушку. Она предпочла мне другого. Заливал горе. Ты меня подхватила. Ни о чем не жалею. Но я снова встретил ее, мою главную любовь. Ухожу к ней.
Сравнение человеческого мозга с компьютером очень популярно, почти штамп. Но – точный, и я к нему прибегну. Память компьютера, самого совершенного, имеет пределы. Вы можете поместить в него бездну информации, а без дна все-таки не бывает. Как картинки в компьютере съедают громадный объем памяти, так наши эмоции парализуют ум. Там, где поместится собрание сочинений Льва Николаевича Толстого, с трудом войдут заурядные фото с пикника. Если твой мозг перегружен эмоциями, в него с трудом втиснется новая информация.
Бросает муж, уходит к стародавней любви… к черту лысому… Он что? Серьезно?
– Ты серьезно? – спросила я и залпом допила вино.
При этом не выказала никаких признаков страшной трагедии. Как при рутинной бытовой ситуации. Вроде: «Ты серьезно хочешь надеть голубой галстук к желтой рубашке? Как украинский националист?»
– Серьезно, – шумно выдохнул Максим. – Водичка остыла, – поболтал рукой в ванне, – подолью тебе горячей.
Открыл кран, забрал у меня фужер и вышел вон.
Когда температура воды приблизилась к закипанию, я очнулась. Выключила воду, стукнув по крану пальцами ноги.
Было очень жарко внутри, снаружи – всюду. Лихорадка продолжала терзать меня, лишала возможности осмыслить происходящее.
Да и что осмысливать? Максима? Назара?
Вскочила, поскользнулась, едва удержалась, перевалилась через бортик ванны, ноги разъехались на мокром полу. Точно пьяная.
Я трезвая! Как стеклышко! Просто в голове моей перегруз и конфликт эмоций-информаций.
Закутанная в махровый халат мужа, который в спешке накинула, я застала его укладывающим тряпки в чемодан.
– Максим! Что ты творишь? Нельзя…
Бросилась к нему, но наступила на полу халата, упала. Свалилась бесформенной грудой на пороге спальни.
Максим подошел медленно, без суеты. Поднял меня, отнес, положил на мой край постели. Продолжил собирать чемодан.
Далее – о моих чувствах откровенно, как на божьем суде. Сидело! Маленькой, тонкой и глубокой занозой сидело во мне подлое облегчение: муж уходит, сам изменщик, значит, могу поддаться своим чувствам без моральных терзаний и рефлексии.
С другой стороны, повторюсь, в голове моей черти плясали. Хорошее от плохого, праведное от грешного, справедливое от подлого я отличить не могла.
Когда закрылась за мужем дверь, я пыталась вспомнить подобающую ситуации народную мудрость. Вспомнила: утро вечера мудренее.
Все! Компьютер сдох. Отключаюсь…
– Где папа? – спросил утром Гошка.
– Уехал в срочную командировку.
– А кто овка?
– Чего?
– Командир – овка Папа командир. А кто овка?
– Сама бы хотела знать. Быстро! Пей сок, позавтракаешь в детсаду. Опаздываем.
– Зубы.
– Что – зубы?
– Ты зубы не накрасила.
Это Гошка про губную помаду. Мой сын отлично выговаривает «р» – результат моих логопедических усилий. Когда я с ним сидела три года, была совершенно истовой матерью. Из тех, что падают в обморок, если ребенок в три года задач с логарифмами не решает.
Максим протестовал: прекрати из моего нормального сына делать искусственного вундеркинда. Рожай второго ребенка, а Гошка пойдет в народ, то есть в детский сад. Против второго ребенка я не протестую. Только не так скоро, пока не забылись жуткие страхи о самочувствии младенца. Мне все время казалось, что с ним что-то не так, на грани смерти или в начале серьезной болезни. Терзала педиатра ночными звонками, он приходил к нам чуть ли не ежедневно. Педиатр у нас коммерческий, из частной клиники, гонорары достойные. Врачи из районной поликлиники быстро меня послали: «Мамочка! Не морочьте нам голову глупостями! Вызывайте врача, когда у ребенка температура». Как будто он без температуры не может погибнуть.
Везла Гошку в детсад. Опять-таки Максима идея: детский коллектив, где Гошка должен закреплять навыки общения (допускается – кулаками!), а не няня, которая целыми днями будет с ним мыльные оперы по телевизору смотреть.
Сын, пристегнутый в своем креслице сзади, что-то мне рассказывал. Не прислушивалась, но разговор поддерживала. Для этого требовалось только периодически вставлять: «Да что ты?.. Как интересно!.. А дальше что?.. И как развивались события?»
Мы подъехали к садику, выходили из машины, когда я по молчанию Гошки поняла, что не в струю реагировала.
– Сынок?
– Мама, у тебя все дома?
– Чего-чего? Откуда подобные выражения?
– От Петьки. Я тебя спросил, почему девочки любят плакать, а ты мне про события.
Девочки! А вдруг мой сын вроде Назара? Увлечен, оглушен женским полом. И вся дальнейшая его жизнь превратится в череду томлений и разврата.
– Георгий! – присела я, чтобы смотреть сыну прямо в лицо. – Скажи мне честно! Тебе нравятся девочки, девушки, женщины? Они тебя влекут?
– Куда влекут?
– В общем. Что ты чувствуешь? Ты их всех любишь?
– Нет, – помотал сын головой, – я их чувствовать не люблю.
Час от часу не легче! А вдруг у Гошки неправильная ориентация? Ой, горе!
– Сыночек, Гошенька, почему тебе не нравятся девочки? Они хорошие…
– Они ревут.
– Плачут? Да, случается.
– И еще глупые.
– Что правда, то правда, – невольно и совершенно непедагогично согласилась я. – Но придет время, и ты женишься, как делают все нормальные мужчины?
– Женюсь, – быстро, хоть и без энтузиазма согласился Гошка. – Ты же, мама, умрешь, а кто будет кушать готовить и стирать?
– Аргумент, – поднялась я. – Хотелось бы, правда, пожить подольше. Если ты не возражаешь.
– Не возражаю, – великодушно позволил сын.
Вот что значит – мальчик! Для меня самым страшным кошмаром детства был страх маминой смерти, до сих пор не растаял. А сын легко рассуждает о моей кончине.
Мы открыли дверь, Гошка поцеловал меня в щечку и побежал по лестнице вверх. Еще несколько секунд я стояла в небольшом тамбуре. Конечно, сын любит меня глубоко, искренне. Но у него уже начинает формироваться мужская логика: все бабы – дуры и необходимый элемент домоводства.
– Позвольте пройти?
Меня вернула к действительности другая мама, которая привела свою дочь в сад.
Она напутствовала свое чадо:
– Если станут отбирать у тебя куклу, громко заплачь и позови воспитательницу.
– А можно сначала щипаться и кусаться?
– Можно, – позволила добрая мама.
«Вот и прививай тут сыну, – подумала я, – уважение к слабому полу».
Глава 4
История Франции
Бизнес, а тем паче общение с Максимом научили меня любую проблему, которая не поддается сразу, расчленять на мелкие составляющие. И обдумывать каждый сектор. По сумме ответов, положительных или отрицательных, по совокупности, следует принимать решение.
У меня две составляющие: Назар и Максим. К Назару отчаянно влечет. Он прямо и недвусмысленно предложил выбирать: быть его любовницей или не быть. Свобода воли. Но принять решение я не способна. Мне хочется «быть», но одновременно «не быть». Почти как Гамлету.
Максим ушел от меня. Бред, не верю. В это невозможно поверить, как, например, в заявление мамы, будто она отказывается от меня. Может мама в один прекрасный день заявить: «Теперь ты не моя дочь. У меня будет другая девочка»? Не может мама сморозить подобное! И Максим не может. Но ведь сказал!
Мне остро требуется проговорить вслух свои терзания. Психоаналитика не имеется, зато есть Майка. Да и зачем психоаналитик, когда любимая подруга по первому свистку откликается.
Майка, которой я позвонила по дороге на работу, легко согласилась пообедать со мной. И сказала, что я буквально на секунды опередила, она сама хотела увидеться, собиралась звонить.
По логике вещей, имея в голове кавардак, я должна была служебные дела пустить под откос. Но, напротив, до встречи с Майей я трудилась вдохновенно и производительно. Сотрудники, зараженные моей энергией, бегали, писали, звонили, утрясали. От компьютера – ко мне, от меня – к своему компьютеру. Мы были командой, которая ринулась на штурмы крепостей, не сдававшихся долгое время. Впереди, естественно, я – со знаменем в руках и боевым кличем в глотке.
– Отпад! – сказал в половине второго пополудни Игорь, компьютерный гений и никчемный переговорщик. – Когда Леди, пардон, когда вы, Лидия, начинаете стрелять на поражение, у нас все – в яблочко. За три часа мы заключили два контракта и четыре договора о намерениях. Стахановцы. Кто они, кстати?
– Стаханов – фамилия. Был такой ударник социалистического труда, шахтер. Четырнадцать норм угля выдал в смену.
– Если норму возможно перекрыть на порядок, – заметил Игорек, – то с нормой явно не все в порядке.
– Намек понят. Требуется пересмотреть вашу производственную нагрузку.
По офису прокатился возмущенный гул. Кто-то запустил в Игоря бумажным снарядом. Но лица у всех были устало-довольные, как и бывает после отличной работы.
Одного взгляда на Майку, сидящую за столиком у окна, было достаточно, чтобы понять: моим проблемам сегодня отказ.
– Ты влюбилась, – не здороваясь, опустилась я на стул.
У всех женщин, у меня в том числе, когда приходит сильное чувство, заметно улучшается внешность. Но Майка хорошеет до полного преображения. Была упитанная женщина, с лицом добрым, но вялым, с глазами красивыми, но сонными. Стала – аппетитная красотка, с румянцем во всю щеку, игривыми глазками, улыбкой на пухленьких губах.
– Лидочка, здравствуй! Да, влюбилась. Как ты догадалась?
– Об этом знают все посетители данного ресторана А также прохожие на улице, мимо которых ты шла, пассажиры в метро, с которыми ты ехала.
– Не понимаю, кто им сказал?
– Твоя физиономия и даже, – нарисовала в воздухе гитару, – формы. От них на версту шибает сексуальностью.
– Из-за кофточки? Слишком откровенное декольте?
– Кофточка ни при чем. Кто на сей раз?
Меня злил очевидный и вынужденный отказ «психотерапевта» услышать мою исповедь. Отказ, который я себе, а не Майка мне установила. Терзать счастливую подругу своими горестями? Это все равно, что прийти к ней на свадьбу и нудно-печально рассказывать про похороны.
И все-таки я не удержалась от ехидства:
– Кто нынче? На какие амбразуры бросаешь свое роскошное тело? Его бросила жена, не может расстаться с мамочкой-собственницей, талант стихотворца не признан, скульптора не оценили? Режет по мрамору или по дереву?
– Он ни по чему не режет. Ты его увидишь, – со счастливым придыханием произнесла Майка.
– Где? – удивилась я.
– Вот… уже…
Тут она зарделась, еще больше похорошела, хотя «больше» взялось черт знает откуда, минуту назад я думала, что Майка на пике любовной формы. Майка устремила взгляд к входу в зал ресторана, задышала мелко и трепетно. Мне показалось, обеденный гул притих, все подавились, получив невидимый удар, остановили жующие челюсти, уставились на Майку, которая медленно поднималась, посылая взглядом любовь великой мощи.
Оглянувшись, я увидела, что по проходу между столиками к нам направляется среднестатистический мужик. Все в нем было средненьким – рост, лицо, одежда псевдофирменная. Единственный плюс: он смотрел на Майку с таким же щенячьим восторгом, как и она на него. Будто натянули между ними невидимую нить… Что там нить! Поле! Между ними было поле невероятного притяжения.
Спокойно. Мы это уже видели. Два раза. Имелось поле, в котором посторонних било электричеством и выталкивало на обочину. Больше на обочину я не выпрыгну. Хватит.
Первый Майкин муж звался Стас, второй – Влад. Разные имена, но мы с Максимом их постоянно путали. Владислав и Станислав – очень похоже. В результате Максим стал их звать коллективно Владостас.
Роюсь в вещах прошлой осенью:
– Макс, где твоя зимняя куртка? Завтра обещали минус десять.
– Куртка ту-ту. Майке отдал. Владостас к ней приполз. Все до исподнего пропил. Мы его приодели.
Они «приодели»! Я бушевала, кипятилась, сыпала на их, подпольщиков, головы проклятия. Но! Боже мой! Если вы не испытали, как родной муж и любимая подруга конспирируют за вашей спиной, то вы не знаете счастья союза, которому и имени-то нет. Как назовете громадное удовольствие, когда ваш муж и подруга имеют честные благородные секреты?
– Лида, познакомься! Это Саша.
Он хорошо держался. Смею быть уверенной, что под моим, бизнесом отработанным, критическим взглядом легко стушеваться. Хотя у них, конечно, любовь – лучшая защита от психологических атак.
– Значит, Саша? – смотрела я на него снизу вверх. – Мое имя вам, надеюсь…
– Давно известно, – слегка поклонился. – Наслышан. Можно присесть?
– Естественно.
Он сразу взял правильный тон: открытое желание понравиться без грубой лести. Уже плюс. Но и Владостасы с первого взгляда – милые душки. А как у него с прошлой семейной жизнью? Не мальчик, скольким алименты платит? И чего, вообще, от Майки ему надо?
На последний вопрос ответ лежал на поверхности, стоило только посмотреть на Майку и Сашу. Рядом сидят и тихо вибрируют от желания слиться в пламенных объятиях. Очень заметно. Неужели, когда я с Назаром, тоже заметно? Ведь Назар с ходу заявил: «Я тебе нравлюсь».
Сейчас на повестке дня не мои амуры, Майкины.
Сама ли я захватила право благословлять подругу, или она мне передоверила, но я чувствовала ответственность за Майку и хотела выковырить подноготную Саши.
Не получилось. Мы сделали заказ. Попросив, как водится, солянку, я пробормотала:
– Надеюсь, их повара зовут не Екатерина Медичи и она не отравит меня.
– Дурная слава Екатерины Медичи, – возразил Саша, – только исторические сплетни. Ее называли Черной Королевой, Мадам Гадюкой, Аптекаршей – это лишь самые невинные выражения. Будто соревновались, кто больший ушат грязи на нее выльет.
– А на самом дела Медичи была тихим ангелом? – хмыкнула я.
– Нет. Просто талантливой дочерью своего времени, когда изящество смешивалось с варварством, порок не только легко извинялся, но и прославлялся. Добродетель считалась уделом женщин низших сословий или дурнушек. Истинная Екатерина и отдаленно не напоминала людоедку, какой ее рисуют. Она, конечно, обладала холодным трезвым умом, великолепным самообладанием, расчетливостью, потрясающим терпением. Ведь не зря говорят: гений – это долгое терпение.
Саша оказался замечательным рассказчиком. Мы с Майкой, технари по образованию, не отличали Марию Антуанетту от мадам Помпадур, королеву Марго от Анны Австрийской. Для нас Франция отождествлялась с занимательными романами Дюма. А реальная история была не менее увлекательной, чем фантазии романиста. Спонтанная лекция Саши это доказала. Мы заслушались. Официанты приносили еду, убирали тарелки.
Саша останавливался:
– Не утомил вас?
Мы с Майкой мотали головами и просили продолжать.
Биография девочки, которая двадцати дней от роду осталась сиротой, которую пригрел дядюшка, он же одновременно папа Римский, которую после смерти опекуна хотели прикончить, – эта история жизни нас с Майкой покорила.
Саша говорил гладко, умно, его фразы были длинными и выверенными по каждому слову, как бывает у институтских преподавателей, год из года оттачивающих одну и ту же лекцию. В моем пересказе, возможно, многое потеряется. Да и необходимость пересказа сомнительна, к моей судьбе Медичи отношения не имеет. Но уж очень хочется поделиться. Не каждый день тебе открывается история удивительной женщины.
Екатерина Медичи была смышлена, исключительно умна, поэтому и выжила. В четырнадцать лет вышла замуж за наследника французского престола. Наверное, думала, что все горести позади, мечтала о счастливой жизни. В итоге – физиономией об асфальт. Хотя асфальта у них, конечно, еще не было. Кого Екатерина Медичи должна была обязательно отравить, так это любовницу мужа, Генриха II, – Диану де Пуатье. Женщина вечной молодости, Диана была старше Генриха на двадцать лет и вертела им как хотела. Долгие годы Екатерина смиренно терпела соперницу. Положение Екатерины усложнялось и тем, что у нее десять лет не было детей. Она лечилась – пила жуткое пойло на основе ослиной мочи, прикладывала к животу омерзительные смеси из навоза и червей. Пока врач не подсказал королю, в какой позе надо зачинать наследников. И Екатерина одного за другим произвела на свет десятерых. (В том числе трех будущих королей.) Но это ничего не изменило. Генрих был околдован старушкой Дианой и прочно сидел под каблуком у хитрой блудницы до самой смерти. А погиб он на турнире. Противник неловко вонзил копье в позолоченное забрало Генриха. Щепки вошли в глаз короля. Умер в страшных муках через несколько дней. Нотр-дамский астролог Мишель, туманно предсказавший эту гибель, тут же переименовал себя в Нострадамуса и зажил припеваючи. Диана, которая, по логике, заслуживала страшной мести, благополучно отправилась в изгнание. А терпеливая Екатерина стала править в качестве регентши при малолетних сыновьях.
Она не была красавицей. Наверное, страдала из-за этого, какой женщине не хочется быть прекрасной. Но Екатерина не опускала руки, не отчаивалась – напрягала ум. Очень много сделала для того, что сейчас называют гламуром. Ввела в обиход высокие каблуки, корсет, делавший талию тонкой, а бюст пышным, алый блеск для губ, нижнее белье, то есть панталоны. И хотя старалась для себя – скрыть маленький рост, подчеркнуть красивую грудь, не мучиться при скачках на лошадях, ведь прежде у женщин под юбкой было голое тело, – самой Екатерине уловки не помогли завоевать любовь мужа. Однако придворные по достоинству оценили ее ноу-хау. Она строила замки и парки, покровительствовала искусствам и парфюмерии, внедряла изящество манер и вещей. Наконец – научила французов пользоваться вилкой во время обеда.
Екатерина на полную катушку использовала то, чем сама не обладала, – женскую обворожительность. Создала «Летучий эскадрон» – сначала семьдесят, потом двести красавиц, обольстительниц, вышколенных в искусстве лишать мужчин рассудка. Японским гейшам и не снились подвиги этих девиц из благородных семей. Выносливые в скачках и на охоте, нежные в постели, бойкие на язык, кокетливые и остроумные, знающие поэзию и музыку, а еще лучше знающие, как увлечь мужчину, лишить его воли, а потом демонстрировать свою мнимую слабость, из-за которой мужчина становится на дыбы и мчится крушить обидчиков, – они делали европейскую политику под управлением опытного дирижера – Екатерины Медичи. Не самую консервативную и глупую политику, заметим. Екатерина подкладывала «бойцов эскадрона» под нужных особ – банкиров, дипломатов, полководцев, вельмож, принцев крови, даже под епископов. Хорошо просчитывала, кто на кого западет. Собирала информацию и проталкивала свои идеи. По сути, Медичи была первой бандершей, управительницей публичного дома, в котором за ту или иную плату женщины отдают себя посетителям.
Екатерина устраивала браки своих дочерей с венценосными особами, наставляла сыновей-правителей. И все – хитро, чтобы те не заподозрили ее воли, а думали, что действуют по своему разумению. И еще интересовалась астрономией, химией, математикой и ботаникой, иностранными языками, магией и токсикологией.
Эта великая женщина прожила блестящую и очень трудную жизнь. А род Валуа, для которого она столько сделала, угас. Ее дети не дали потомства.
– Совсем вас заболтал, – улыбнулся Саша.
Майка шмыгнула носом – жалко Екатерину Медичи, чьи дети оказались пустоцветами.
Во время рассказа Саши я чувствовала острый интерес, забытый, который случался во время лекций в университете, когда преподаватель речами, логикой, интонацией вырывает тебя из действительности и заставляет нестись по лабиринтам неведомых и увлекательных знаний.
Саша, конечно, вузовский преподаватель, специалист по французской истории. Уже неплохо. Владостасы были непризнанными художником и скульптором. С другой стороны, преподаватель – это клубящиеся вокруг студентки, аспирантки. Легкая добыча для такого краснобая.
Нам принесли чай. С трудом я вернула себя на рельсы обязанностей: беречь Майку.
И тут Майка некстати спросила:
– Лида, как Максим, Гоша?
Очень кстати! Совершенно забыла! Я хлопнула себя по лбу: ведь сегодня Гошка уезжает с родителями Макса в Испанию. Надолго уезжает, до Нового года Приятель свекра, добрый олигарх, предоставил виллу в их полное распоряжение. Грех не воспользоваться, хотя поначалу я не соглашалась расстаться с Гошкой на столь длительный срок. А потом смирилась, будто бы поддалась уговорам. Никто не догадался, что перемена моих настроений связана с неожиданными романтическими отношениями, с Назаром. Дети и любовники, пусть платонические, плохо сочетаются.
– Так, горю, тороплюсь, опаздываю, – давила я на кнопки сотового телефона, звонила мужу, другой рукой тыкала в Сашу. – Объясняю просто, доходчиво, конкретно. Если вы заморочите голову Майке, используете в корыстных целях, то берегитесь. Я не Екатерина Медичи! Отравлю, расчленю, скальп сдеру…
Последние фразы я проговорила в трубку, Макс неожиданно быстро ответил:
– Лида? Ты? Какая Медичи? Чей скальп?
– Майкин, то есть Сашин. Не важно, потом расскажу. Макс, ведь Гошка сегодня улетает в Испанию.
– И?..
– Обещала ему купить рюкзачок и сачок для ловли бабочек. Макс, сын не верит, что в это время года все бабочки спят, окукливаются. Или наоборот, раскукливаются. Вообще тема с бабочками мне не по душе. Есть один знакомый дебил…
– Ты не могла бы поконкретнее?
– Сачков днем с огнем не найти, все интернет-магазины проверила. Но я договорилась с портнихой, отвезла ей твой подсак, она из него сделает.
Максиму понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: его подсак для ловли крупной рыбы уплыл к моей портнихе.
– Что ты предлагаешь?
– Кровь из носа, нужно заскочить в офис, подписать бумаги, там партнеры ждут. Наверное, уже опились кофе, из ушей коричневым капает. Потом в универмаг за рюкзачком и к портнихе.
– Далее?
– Забери Гошку из сада, а? И оплати до конца года, будто мы, в смысле Гошка, ходит. Получится?
– Где ты сейчас находишься?
– В кафе. С Майкой и одним… одним историком.
– Хорошо, заберу Гошку. Учти, нам нужно выйти из дома не позже восьми. На дорогах дикие пробки. С родителями встречаемся в аэропорту.
– Я – пулей! Целую, пока!
Договаривала я уже стоя. Саша и Майка тоже поднялись.
Майка спрашивала меня взглядом: как тебе он? Саша тоже интересовался: и как я вам?
– Еще посмотрим, – не стала их обнадеживать.
И рванула к выходу.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.