Текст книги "Дыхание осени"

Я привлекаю его к себе, заставляя почти лечь, и он говорит куда-то в грудную клетку, говорит тихо, и все более уверенно, потому что я не смеюсь. Потому что я его слышу.

– Ты каждый вечер желала мне доброй ночи, – он продолжает говорить, а я тихо плачу и тут же стираю слезы. – Ты каждое утро желала мне хорошего дня.

Он замолкает, а я, пытаясь подавить новый поток слез, говорю:

– Ты прав, я о тебе не забывала.

Маленький ранимый мальчик, который никому не нужен, кроме меня, как же мне тебя не хватало! Как же я соскучилась по твоему смеху, по твоим визитам через балкон, по твоим проказам, по глазам твоим темным, в которых отражается свет, несмотря ни на что. Свет и такое желание быть достойным любви. Ты достоин, поверь, ты достоин, потому что ты настоящий.

– Это он? – выпрямляется, чтобы видеть мои глаза.

Что сказать? Все мы учим детей не врать, а сами, прикрываясь, что так во благо или просто быстрее – врем, даже не замечая. Врем по привычке.

– Да, – говорю я, – но наши отношения с твоим братом не должны…

Он вскакивает, прохаживается по палате, оборачивается с таким решительным видом, что на секунду мне мерещится Самарский старший.

– Когда мне исполнится восемнадцать, тебе будет двадцать восемь. Нормально. Ты мне подходишь. Поженимся. А до тех пор тебе придется… в общем, я буду жить с тобой, а не с братом, но учти, воспитать мужа под свою дудочку у тебя не выйдет. Муха залетит в рот.

Я все еще под впечатлением, и не понимаю, какая связь между мухой, мужем и воспитанием, тогда он подходит и двумя пальцами сжимает мне челюсть.

– А как и почему ты здесь оказалась, я сам узнаю, можешь не рассказывать, – милостиво позволяет и дальше пребывать в шоке, потом посылает кому-то сигнал по мобильному и улыбается как золотая рыбка Емеле-дурачку. – И, кстати, я уже получил согласие твоей бабушки!

Напрасно он утруждается снова собрать мне челюсть, потому что, когда дверь впускает еще одного визитера, я ахаю.

– Бабуля!

А она входит в палату в белом брючном костюме, осматривается, приподняв кустистые брови, кивает чопорному Егорке, взявшему у нее из рук пакет с ароматными фруктами, и только после этого мельком взглядывает на меня. Удивленно задерживается на лице и строго предупреждает:

– И не вздумай при мне реветь!

Мне все-таки удается обнять ее, и она как-то сразу теряет всю свою строгость и напускное спокойствие, но я притворяюсь, что не слышу предательских всхлипов. Вот что значило «мы». Егорка и бабушка!

– Как ты… Как вы здесь оказались?

– А, – бабуля машет рукой на стоящего за ее спиной Егора. – Это все мой новоиспеченный внучек!

Мальчишка в притворной покорности прячет взгляд и вздыхает, мол, каюсь, ага, каюсь, а бабуля вываливает правду дальше:

– Звонит мне однажды на мобильный и говорит, так и так, мол, меня зовут Егор, помните ли вы, как я вас в гости приглашал? Я говорю, что такое не забывается, билеты и машину до сих пор ждем, как наобещал. А он мне: все в силе, только планы немножко изменились. Не хотите ли вы, бабушка, заплатить за встречу с единственным внуком?

Я в упор смотрю на Егора, а тот трет носком кеда больничный линолеум.

– Мне, говорит, – продолжает бабуля, еле пряча усмешку, – нужны деньги, чтобы из Англии сбежать. Я спрашиваю: зачем? А он мне: чтобы внучку вашу найти и начать делать счастливой, а то она потерялась, и я ей нужен.

Мальчик поднимает на меня вопросительный взгляд, и я уверенно киваю.

– Нужен.

Довольный, он оставляет в покое линолеум и садится у меня в изголовье, перебирая волосы. А вот бы муж был так ласков – я не против, усмехаюсь про себя.

Бабуля продолжает пикантную историю.

– Ну вот и заразил меня сомнениями! – восклицает она. – От тебя несколько дней ни слуху ни духу, телефон молчит, к твоему мужу не дозвонишься. Да, ты потом позвонила и наврала, что телефон потеряла на отдыхе на курорте, но можно подумать, ты говорила не с любимой бабулей. А то я не знаю, что ты домоседка и если и уедешь на отдых, то с мужем. В общем, пришлось осваивать новые технологии и переводить деньги, что я откладывала на смерть – на карточку моего внука. А теперь уж и не знаю, сколько доведется жить, чтобы собрать их обратно. Будете терпеть меня, предупреждаю, что с возрастом становлюсь только хуже!

Егор заливается смехом, несмотря на все старания бабули выглядеть строгой и злопамятной дамой. Обещает вернуть вложенные в него средства с процентами. Бабуля делает вид, что ловит его на слове, посылает за водичкой в ларек при больнице, и пользуясь моментом, расспрашивает обо всем. Я говорю ей, и уже не плачу, а с удивлением чувствую грусть. Так странно, сердце снова бьется, и я снова чувствую, как оно тревожно сжимается. Бабуля не спрашивает, что буду делать дальше, не задает глупых вопросов: прощу или нет. Она говорит самое главное, что я не одна, и я чувствую, как в меня вливаются силы.

Егор возвращается очень быстро – наверное, бежал? Но в руках у него нет бутылки с водой, нет ничего, кроме купюры, которую сжимает в кулачке.

– Ты разведешься с ним, и мы отсудим у него много денег, – смотрит на меня с вызовом. – Да, у меня свои методы сбора информации. Ты же считаешь меня маленьким – пришлось подслушать, а заодно заплатить медсестрам, чтобы не мешали.

– Из моих денег? – невинно уточняет бабуля.

– На мелкие расходы у меня были, я несколько дней не ел булочек, – подмигивает мне. – Эй, выше нос! Со мной не пропадешь! Веришь?

Киваю.

И у меня мелькает страшная мысль, что он – мой маленький ангел-хранитель и что не отправь Яр его в Англию, все могло быть и по-другому. Но я не ропщу и не гадаю на кофейной гуще. Он здесь и выполняет свое обещание: я действительно счастлива видеть его и бабулю; и так отпускать не хочется, но они с дороги – им нужно отдохнуть, а больница даже на гостей действует угнетающе.

Наталья возвращается уже после их ухода. Читает молча. И вот не ссорились, а как будто в ссоре. Я тоже молчу. Молчит заглянувший Макар. Сидим как в склепе, только щелкают клавиши электронной книги, и вдруг в палате мобильный пронзительно запевает.

– Твой?

Смотрю на высветившееся имя и все-таки нажимаю.

– Алло! Злата! Алло! – кричит в трубку Лариса. – Пожалуйста! Они посадят меня! Они посадят! Ты можешь приехать за мной?! Прошу тебя! Злата!

– Где ты?

– Я в милиции! Пожалуйста, Злата! Пожалуйста!

Она сбивчиво рассказывает, что ее замели менты, за ту витрину, что разбила почти полгода назад, требуют деньги. Телефон берет мужчина и повторяет почти слово в слово. Он дает мне час на раздумья.

– Это развод, – говорит авторитетно Наталья.

– Для лохов, – добавляет Макар.

– Да, – соглашаюсь, – похоже.

И медленно поднимаюсь и иду к шкафу с вещами. Я ничем не рискую. Макар отвезет на машине, а денег для выкупа у меня все равно нет. Предать того, кого подозреваешь в измене, проще простого – мне ли не знать. А я хочу дать шанс, пусть мизерный, пусть иллюзорный.

Шанс, которого у меня не было.

Глава № 15

Мои джинсы будто подменили: цвет тот же, бледно-выбеленный, но сзади неприлично висят, а на бедрах держатся только за счет ремня, одолженного у Макара. Другие вещи, привезенные им из дома Яра, так и лежат не разобранными в сумке: не я их покупала, не мне и носить. Под недовольными взглядами делаю вид, что так и надо, и накидываю плащ (плащ – единственная уступка гордости); только застегнув последнюю пуговицу, спохватываюсь, что верх-то пижамный, но и так сойдет. Под плащом не видно, а раздеваться я не собираюсь. Чтобы не навернуться, – голова еще кружится, и слабость не отпускает, и честно говоря, тело покалывает, – беру Макара под руку, и мы спускаемся к машине под завистливые взгляды медсестер. Интересно, он замечает, что на него пялятся?

– Ты выглядишь нормально.

– Что?

Мне как-то не до комплиментов, тем более таких странных, и вообще я думала, что то, что между нами произошло, мы ворошить не будем по крайней мере до тех пор, пока я окончательно не поправлюсь. Потому что мне ужасно хочется набить ему рожу острыми каблуками, а я пока едва передвигаю ноги в мягких мокасинах.

– Тебе не обязательно краситься или выряжаться, чтобы выглядеть хорошо, – повторяет, явно недовольный моим тугодумием.

Наверное, надо сказать спасибо – какой-никакой, хоть и не в тему, а комплимент, но я упорно молчу. Мы вызываем лифт, в который, шушукаясь, забегают две пухленькие медсестры – смеются, переглядываются и все на Макара поглядывают. А он смотрит прямо перед собой и время от времени сжимает мою руку.

– Ты выглядишь великолепно, – говорит он перед выходом и окидывает ледяным взглядом приунывших болтушек. Я, честно говоря, расстраиваюсь вместе с ними. Не нравятся мне эти комплименты – видать, придется избавиться от Макара раньше, а у меня такие планы на него… были.

– Слушай, – говорю, притормозив на крыльце, – может, я сама поеду?

Тяжелый взгляд становится красноречивым ответом.

– Нет, правда, – не сдаюсь, – я на маршрутке, здесь всего девять остановок.

– Ты хорошо выглядишь, Злата, – а сам в окна на медсестер посматривает. – И если кто-то думает, что макияж делает из нее красавицу, а хлопанье наращенными ресницами возбуждает… – Переводит взгляд на меня. – Я не стесняюсь тебя.

И то ли от неожиданного заявления, то ли в целом от абсурдности ситуации, то ли от порыва сильного ветра я на секунду теряю равновесие. Макар прижимает меня к своему боку и ведет к машине, усаживает, как ребенка, застегивает ремень безопасности. Садится сам, а я все думаю над его словами. Когда машина трогается с места, меня осеняет.

– Так ты переживал, что я комплексую?

– Я был не прав?

– Фух, – выдыхаю, – Макар, медсестры смотрели вовсе не на меня.

– Если тебе проще не замечать, хорошо.

– Это ты не замечаешь! – никогда не думала, что буду объяснять ЕМУ, что он может привлечь внимание женщины. – Они смотрят на тебя, они глаз от тебя не отводят. Даже выйди я без пижамы, но с тобой под руку, они бы с большим удовольствием обсудили не мое безобразие, а твой свитер.

Наверное, и его посещает мысль об абсурдности нашего разговора, потому что его взгляд говорит именно об этом.

– На дорогу смотри, – ворчу. – У меня нет комплексов по поводу внешнего вида. Да, есть женщины, которые выглядят лучше, – машу рукой, чтобы не отвлекался, – но меня во мне все устраивает. Конечно, до больницы было намного лучше.

Пальцы белеют, сжимая руль.

– Послушай… – говорит он.

– Нет, если ты начнешь говорить… сейчас… об этом… я сорвусь.

Я понимаю, что зажмурилась, только открыв глаза. Макар молчит, я с упоением рассматриваю умытую дождем дорогу. Так хорошо, спокойно, весело подмигивают светофоры. Я на минуту даже забываю, где я, с кем и вообще куда еду. Оказывается, жизнь в малом, вот так, молчать, когда говорить не хочется, знать, что в одном городе с тобой есть два человека, которые тебя любят и не оставят, и передвигаться свободно, когда захочешь, дышать вне стен палаты.

Машина останавливается у отделения милиции.

Макар рвется со мной, но мне удается его переговорить. Надо же, настоящее отделение милиции – неужели развод может зайти так далеко или Лариса действительно вляпалась в неприятности? А как они приплюсовали ее к витрине, разбитой больше полугода назад? Одни вопросы, но за этой дверью человек, который за деньги готов ответить. А денег нет. Я все еще отбрасываю мысль, что это правда. Иду скорее для очистки совести и потому, что не могу иначе.

Дежурный мне указывает на кабинет. Иду туда. Не постучавшись, открываю дверь и вижу на стуле, в углу, растрепанную Ларису с разбитой губой, а за столом жирного мужика в погонах. Капитан, если не ошибаюсь в звездочках.

– Злата! – подруга вскакивает и сжимает в объятиях, но мой невольный вскрик ее остужает. – Что с тобой?

– Уже все нормально.

– Вы принесли? – напоминает о себе капитан, постукивая толстыми пальчиками.

– Нет, – искренне отвечаю я.

Лариса пятится к двери, мужик бледнеет и рявкает:

– Назад! Тогда ничего не остается – попрощайтесь с подругой, раз приехали. Что мы, нелюди? Задержанная, у вас три минуты!

Лариса что-то шелестит пересохшими губами. Приблизившись, я разбираю несколько слов. Она попала: ей вешают уже не одну витрину, а парочку, и воровство, потому что до приезда ментов кое-что растащили.

Она растеряна или натурально играет? Я знаю, у нее есть таланты, но также знаю, что, когда мне негде было жить в этом городе, она взяла меня на квартиру, а любовников раскручивала на съемную или гостиницы. Еще я знаю, что она оставила работу в салоне Яра и потом, никто не отменял общего детства. Оно было, и все, одно на двоих, когда две девочки верили на слово.

В два шага я оказываюсь у стола мужика в погонах, кольцо само ползет с моего пальца. Наверное, давно пора было это сделать. Кладу его на стол.

– Пойдем, – оборачиваюсь к Ларисе.

Она уже берется за ручку двери, но капитан ударяет кулаком и хрюкает боровом:

– За дурака держите?!

– Мало?! – рявкаю я и срываю с шеи золотую цепочку с кулоном.

– Это подделка! – он трусит у меня перед глазами кольцом и косится на цепочку. – А этого – да, мало!

– Это золото и желтый бриллиант, – цежу сквозь зубы, снова жалея, что в мокасинах. – А кулон с изумрудом. Мало?!

Моя рука тянется в обманном жесте, и кольцо с кулоном мгновенно исчезают в толстых пальцах.

– Идиотка! Это подделка! – мужик падает в кресло, сокрушенно рассматривая трофеи. – Разве что для дочери, как игрушка, или для ее куклы… Ладно, выметайтесь! Обе!

Я много что хочу ему сказать, и мне плевать, что нет каблуков – главное, не промахнусь, но Лариса тянет за рукав и шепчет испуганно, что надо уходить, скорее, пока не передумал, здесь больно бьют. Плевать на боль, но, пожалев подругу, выхожу в коридор. Два шага, а уже дышится легче. Лариса подхватывает под руку, а на улице, как боевое знамя, передает Макару.

– А вы куда сейчас? – интересуется, поглядывая на тучки.

– В больницу, – говорю я.

– А, тогда мне лучше на такси, наверное? Ну что, спасибо тебе, подруга, и надумаешь вернуться – возвращайся! – и с этими словами она торопливо уходит.

Я смотрю, как она ловит машину с шашечками, как исчезает в ней, и только после этого забираюсь в салон. Макар садится рядом, но не заводит машину и на меня не смотрит – только прямо перед собой.

– Вы были правы, – говорю я, надеясь, что в голосе не отражается разочарование. – Ты и Наталья. Это был развод для лохов. Но мне не жаль.

И мне становится легче, так, будто я разжала пальцы, освободив воздушный шарик на ниточке. А вместе с ним – себя. Задевает не то, что Лариса уезжает на такси и, несмотря на разбитые губы, на ней остаются длинные старинные серьги, которые легко сошли бы за выкуп. Она не спросила, что я делаю в больнице, хотя бы просто из любопытства. А почему?

Да потому что знала обо всем. Знала.

Правда, при встрече сильно сжала в объятиях, но это как черт дергает погладить и постирать в божий праздник. Вот и она, зная, что случилось со мной, кинулась обниматься. Но если есть малейший шанс, что я строю очередную башню из собственных опасений и страха, я лучше проверю.

– Макар, давай заедем в «Песок».

– Минуту, – застегивает на мне ремень безопасности и выходит из машины.

С опаской слежу, чтобы не рванул в отделение, но он говорит по мобильному. Наверное, важный звонок, он ведь живет полной жизнью, работает, в отличие от меня, да и вряд ли заметил, что на мне нет кольца.

– Едем, – заводит машину, и мы плавно трогаемся с места.

Странное дело, человек, сидящий по левую сторону от меня, сделал все, чтобы моя жизнь разлетелась вдребезги, а я не боюсь его. И устало закрываю глаза, доверяя. Мне кажется, ответ ждет меня в нашем разговоре, но я пока не могу даже мысленно возвращаться к пережитому. Поставила блок, и остатками сил удерживаю его, иначе выражение «сносит крышу» отхвачу в полной мере.

Глаза открываю, только когда машина останавливается. Макар не задает вопросов, не торопит, и я сижу в салоне, поглядывая в окно на прозрачную дверь, за которой скрываются расфуфыренные мадамы. Помнится, речь шла о смене ценовой политики, но ни одна из клиенток не выглядит обычной девушкой с улицы. Клатчи, тявкающие собачки под мышкой, каблуки-сделай дырку в асфальте, обтягивающие бесцеллюлитные прелести юбки.

– Зайти с тобой? – заметив, что собираюсь на выход, спрашивает Макар.

Я качаю головой, и он отстегивает мой ремень безопасности. Холодный ветер ударяет в лицо срывающимися дождевыми каплями. Бодрит – это хорошо, а то у меня такая слабость, что круги перед глазами пляшут.

Прохожие оглядываются, наверное, походка у меня сногсшибательная, и девушка без яркого макияжа в большом городе – нонсенс. Пусть смотрят, мне скрывать нечего.

Мое появление не вдохновляет и девушку на ресепшене. Сидит, пьет чай за стойкой, что-то читает, только макушка высвечивает, а ведь колокольчик ей подсказал, что в салон зашли. Может, журнал интересный? Прочищаю горло «кхе-кхеком», и девушка поднимает голову.

– Ой, здравствуйте! – подскакивает. – А я вас сразу не узнала!

Значит, все-таки увидела, оценила платежеспособность, а потом деловито уткнулась в журнал. Пусть скачет – не буду ей говорить, что уже почти не жена Ярославу Владимировичу. Да уж, улучшили салон, называется. Я только открываю рот, чтобы спросить о Ларисе, как слышу ее голос, и судя по каблукам и громкости разговора, она идет в моем направлении.

– Да, да, хорошо… – пауза. – Ты же знаешь, у меня работа, сбегу не раньше восьми… Стас, мне пора, правда… До встречи, солнце…

Проходится павлином по залу, делает несколько замечаний девочкам, мол, почему стригут, не предложив кофе клиенткам? Волосы в чашку собирать, что ли? Кофе или до, или после, а она вынуждает прервать стрижку и бежать к кофеварке. Клиентки довольно скалят зубы – такое внимание, Лариса довольно заглядывает им в рот, а потом оборачивается и замечает меня.

С минуту мы смотрим в глаза, часы на стене отсчитывают вторую, и я понимаю, что она что-то говорит все это время накрашенными и отнюдь не разбитыми губами, но не слышу ее. Только гул. Круги перед глазами пляшут румбу, пол подпрыгивает.

Переступаю порог и мягко закрываю дверь в прошлое.

Дверь и прошлое не виноваты.

В машину заползаю как инвалид, спиной чувствуя еще несколько удивленных взглядов, но мне плевать. Посмотрят и не помогут. Чужие. Безымянные.

Мобильный протяжно воет. Спасаю уши, выключив звук, и снова закрываю глаза, позволяя усталости утащить себя в дрему. Я вижу двух девочек, которые сидят в комнате без телевизора и говорят, говорят, потому что пойти в маленьком городе некуда, а телевизор поломан. Я вижу двух девушек, которые обещают друг другу не потеряться во взрослой жизни, а сами едва скрывают радость от поступления в институты, в разных городах, но разве это проблема для дружбы? Я вижу, как одна из них рыдает на плече у другой, в свадебном платье, с нелепой диадемой на голове, потому что свадьбы не будет; вместо этого будет квартира. А потом замуж выходит другая, и первая растерянно смотрит на кольцо с бриллиантом, на богатого мужа подруги и ждет, ждет, ждет, когда же ей наконец перепадет дорогая шуба!..

– Эй, – Макар впервые позволяет себе прикоснуться ко мне. – Просыпаемся.

– Не хочу больше в больницу.

– Надо.

Расстегивает ремень безопасности, обходит вокруг машины, выуживает меня на ветер и дождь, накинув предварительно капюшон, и кладет мою руку на сгиб своей.

– Держись.

Мои мокасины тоже против прогулки и обещают развалиться, если я еще разок так их выволоку, но как и я, послушно идут до палаты в неуклюжих бахилах. Бахилы, кстати, работа Макара – я пока не могу наклоняться. По пути выдерживаем атаку лечащего врача, колючие взгляды медсестер и понятливый взгляд Натальи на мои пальцы.

– Кольцо мне мешало, – говорю, хотя она ничего не спрашивает, а читает дальше, посматривая на воркующий экран телевизора.

Макар вообще делает вид, что его это не касается, а я распаляюсь.

– Кольцо и цепочка – не так уж много за правду!

Наталья увлеченно щелкает книгой, Макар резво выходит. Замечательно! Вот так-то лучше, когда до тебя никому нет дела! Утыкаюсь в подушку и нет – не плачу, лежу с закрытыми глазами, потому что болят, как песка в них насыпали, и потому что хочется плакать, пожалеть себя, но не буду! И это переживу, справлюсь. Подумаешь, очередное предательство.

Я дуюсь на весь мир до самого утра. Нет, ночью я, конечно, сплю, но так, от безысходности, и то кошмары снятся. А вот утром удивляюсь: это ж надо так накрутить себя, расстроиться и сделать всех виноватыми за то, что не лезли в душу!

Так, просыпаемся и делаем настроение.

Натальи нет – наверное, на процедурах или прогулке, а я едва успеваю привести себя в порядок (скидка на больничные условия), как двери с грохотом распахиваются и меня, не скрывая радости, аккуратно обнимает темноволосый мальчишка. За ним стоит бабуля, в костюме беж, с цветком-заколкой на голове и такой родной улыбкой, что я как нюня держусь из последних сил во время бурных приветствий.

– Ух ты! Меняешь профессию? – это я замечаю у бабули ноутбук под мышкой.

– Осваиваю новые технологии, – не моргнув глазом, выдает она.

Егор гордо выпячивает грудь, и нет сомнений, кто у бабули в учителях. Они наперебой рассказывают, как устроились – бабуля в гостинице, неподалеку от больницы, Егор – понятное дело, у слегка обалдевшего от его возвращения брата, угрожая тому: если что, сбежать к новым родственникам в глубинку. Мол, там его любят и всегда примут.

Здесь он делает паузу, а я так усердно киваю, что ломит шею. Продолжает, такой довольный, время от времени на бабулю поглядывая, как бы сверяясь в показаниях, а она едва успевает сгонять с лица умиление, притворяясь строгой. Та еще парочка!

– А теперь о главном, – серьезнеет мальчик. – Я провел переговоры с братом…

– Могу себе представить…

– Не можешь, – подмигивает, – он дал мне десять минут, за время которых я выторговал несколько миллиончиков. Ну нам же нужно на что-то жить! И я же должен бабуле!

– О как! – хвалебный отзыв от кредитора. – Обсудим набежавшие проценты?

– Я расплачусь поцелуями.

– Не надо мне угрожать!

За их легкой баталией стараюсь отвлечься и прогнать мысль, что деньги при разводе – компенсация за смерть моего ребенка. Несколько миллиончиков… бездетные пары покупают ребенка много дешевле, правда… живого ребенка. А я могу остаться гордой, принципиальной и денег не взять. Но я возьму, оставив гордость и принципиальность при мне. Пусть платит. Его деньги очень помогут в том, чего я хочу. Без них ты ноль в мире Яра, а мне как раз в его сторону.

– И жить я буду с тобой! – восклицание Егора возвращает меня в реальность.

Качаю недоверчиво головой: Яр не отпустит его ко мне, но мальчик понимает по-своему.

– Да, – заглядывает грозой в глаза, – буду. Я очень упертый. И совсем недорого тебе обойдусь. Учиться в Англии я не собираюсь, так что пока вырасту, денег нам хватит, а потом я заработаю.

Приятно поражает факт, что мальчик не рассматривает вариант с наследством. Так и хочется затискать его, но он сейчас такой серьезный и такой обаятельно-взрослый.

– Кстати, нам нужно будет нанять хорошего адвоката, а то я знаю брата – он может так завуалировать некоторые нюансы, что мы еще начнем выплачивать ему алименты.

– Наймем.

– Надо будет серьезно подойти к этому вопросу, – поясняет мальчик, не впечатлившись моей податливостью. – У Ярослава своя адвокатская контора, в ней работают лучшие спецы, сама понимаешь. А нам нужен молодой, умный и амбициозный, который захочет с ним потягаться.

– Найдем, – повторяю я.

– Ладно, – мальчик смотрит с очень большим сомнением, но временно оставляет этот вопрос. Эстафету принимает бабуля, расспрашивая, как я и когда собираюсь выйти и что говорят врачи. Здесь, к моей радости, и лукавить не надо: иду на поправку, дети будут. Если захочу.

– Будут, будут, – поддакивает Егорка, за что получает легкий подзатыльник и теперь хихикает, поглядывая лисенком.

Я уговариваю бабулю не мучиться в гостинице, зная, как она не любит казенные дома, и вообще – смысл, если я в порядке. Она пытается возражать, что я одна в чужом городе, а я едва не проговариваюсь о Макаре. Нет, этого говорить не нужно.

– Егорка есть, – выкручиваюсь.

– О, точно! – он притворяется пораженным, мол, как же сам не догадался, что есть у меня.

– Ой, ладно, – соглашается бабуля, – другой бы спорил – я не стану. Уеду на ночном поезде, а ты вот выздоравливай и приезжай, покажешься хоть.

– Соседям? – морщусь.

Есть такая особенность в маленьких городках, когда о тебе думает и знает больше народа, чем ты помнишь имен. А здесь тем более, новости ведь облетели – вышла замуж за богача! А не показывается! Наверное, стыдится своей маленькой родины!

А я не стыжусь, просто в ней задыхаюсь.

Приеду – обещаю, а время своего приезда не уточняю. Когда-нибудь и правда приеду. В гости. Ненадолго. Жаль, бриллианта больше нет, и мужа, но для соседей так даже лучше – больше поводов позлословить.

– Приедем, – поправляет Егор.

Бабуля вскоре уходит, а мальчик остается под предлогом глянуть на мою соседку, потому что он, как старший в семье и как защитник, должен быть уверен, что меня здесь никто не обижает.

– Нормальная соседка, – улыбаюсь, предвкушая их встречу. – Красивая, не замужем, так что еще можешь передумать на мой счет.

– А ты прям опасаешься, – фыркает.

И вот в палату входит Наталья, а я внимательно слежу за лицом Егора. Ну как, узнает? И что ей скажет? Так любопытно – жуть! Я даже слегка приподнимаюсь на кровати, чтобы не пропустить момент, и…

И ничего!

– Привет, – говорит Егор Наталье и отворачивается ко мне: – Ты права, она тоже красивая, но женюсь я все равно на тебе.

– Почему? – наш вопрос с Натальей звучит одновременно и таким тоном, словно мы обе метили в его невесты.

Мальчик смеется.

– Потому что тебе я нужнее, неужели не ясно?

Наталья садится рядом с ним на мою кровать, Егор, кряхтя, как старичок, подвигается.

– Но я замужем, – напоминаю. – А Наталья – нет.

– Вот глупая! – снова хохочет мальчик. – Пока я вырасту, ты разведешься, а она выйдет замуж.

– Слышал бы это твой брат, – говорю я и представляю мальчика соседке по палате. – Егор, брат Яра, и, как ты понимаешь, мой будущий муж.

Наталья, глядя на него, заметно бледнеет и молча пересаживается на свою кровать. Понятно… Она когда-то говорила, что в снах видит своего нарожденного малыша темноволосым и кареглазым.

– Егор, ну все, покеда, – намекаю мальчику, – наверняка брат уже заждался.

Тот понятливо поднимается, обнимает меня, а у двери, обернувшись, подмигивает, мол, я свой выбор сделал. И как такому мальчишке не отдать сердце? Эх, девчонки-девчонки, я им даже завидую!

А, может, и нет. Он ведь узнал Наталью, наверняка узнал, но себя даже взглядом не выдал, а значит, эмоции легко блокирует и если не захочет, чтобы девочка поняла, что он чувствует, будет она биться об лед, как я с Яром.

– Красивый, – вздыхает Наталья.

– Ага, ты еще его брата не видела.

– Твоего мужа?

– Пока да.

Наталья кривится так, что понятно – видеть и не хочет.

– Как твой муж разрешил Егору прийти, – спрашивает задумчиво, – если считает тебя…

– Ага, шалавой, – подсказываю.

Для меня слова пусты, и я легко произношу их. Главное, что я знаю и те, кто мне дорог. А что думают остальные… да кто они мне, чтобы о них думать? Наталья смущенно (вот уж не подумала бы) отводит взгляд, а я браво продолжаю:

– Он отдает мне Егора, так что своего нового мужа я воспитаю сама.

– Как отдает? Он же тебя ненавидит.

– А Егор любит.

– Тебе не кажется, что муж оставляет отходные пути, чтобы вернуться?

– Не кажется.

Уже в больнице я поняла, что видения, тогда, за домом, когда я умирала, не были бредом. Я действительно видела своего мальчика и склонившегося надо мной Яра. Он сказал, что не может… не может… а потом появился Макар. Но Наталья первая и, пожалуй, единственная, кто узнает эту деталь.

– Он сказал, что не может прикоснуться ко мне после своего охранника.

Есть слова, на которые нечего ответить, поэтому я перевожу разговор на другую тему.

– А что у тебя? Лицо, вроде ты что-то затеяла, и это что-то мне определенно не нравится.

– Думаю, он просто струсил, – говорит Наталья, поднимаясь к окошку.

Любит своего, высматривает, а мучает зря. И сама мучается, я же вижу. И говорить о задуманном не хочет, а кажется, Матвей таки оказался прав и она готовится к бегству. Вот и я бегу от случившегося. Да, бегу, сейчас я это отчетливо понимаю. Если предположить, что секс был, а на видео он был явно, и если верить глазам и ушам, то я кончала. А я никогда не кончала с Яром. Ну если без языка… А теперь сопоставим: врач говорит, что я беременна от другого, Яра накачивают каким-то «озверином», плюс наркотик усугубляется алкоголем (возможно, даритель «озверина» и был инициатором выпить за жизнь», а потом подсовывают видеозапись, где женщина, которая с ним никогда не кончала, просто пресыщена оргазмами.

Что чувствует озверевший мужчина? Дикую обиду, отчаяние, свою слабость, а наркотик все это трансформирует в ярость. Он пытался сдерживаться – ласки были нежными, пытался. А я пыталась избежать его ласк.

Я не оправдываю его. Я просто анализирую. Но для полной картинки мне все-таки нужно поговорить с Макаром. Набираю его номер и предательски хриплым голосом говорю:

– Думаю, нам стоит поговорить…

– Да, – говорит он, – хочу.

Я слышу его дыхание в трубке и, еле дыша от волнения, спрашиваю:

– Когда?

– Могу приехать сейчас.

Я молчу: так страшно… узнать.

– Могу заехать утром и отвезти тебя в квартиру, где ты будешь жить после больницы. Там и поговорим. Я как раз сейчас ищу варианты.

Он снимет для меня квартиру… Ну да, мне же нужно где-то жить… Он снимет для меня квартиру и предлагает встретиться с ним… один на один… Мне жутко, но я ведь знаю, как выглядит мой кошмар, уже знаю, а теперь я просто к нему прикоснусь. Но что, если в реальности все так и было – спала, не знала, что сплю с другим мужчиной, но истошно кончала? Что, если я и правда шалава?

– До завтра, – говорю я, и моя рука, слабея, выпускает на кровать телефон.

Оборачиваюсь, чтобы положить его на тумбочку, и вдруг замечаю оставленный бабулей и Егором ноутбук. Мой ноутбук, узнаю; тот самый, что мне подарил Яр. Зачем его принесли?

Включившись, ноутбук вместо заставки отображает фотографию бабули с Егором, а внизу высвечивается подпись курсивом: «Мы тебя любим!»

И я, уже не пряча слез и улыбки, совсем как радуга в дождик, думаю: а и путь кто-то мнит, что шалава! Меня и такой любят!